"Торговец кофе" - читать интересную книгу автора (Лисс Дэвид)

Из "Правдивых и откровенных мемуаров Алонсо Алферонды"

После того как я был изгнан из общины, большинство моих друзей и партнеров отвернулись от меня. Многие предали меня из-за страха перед маамадом, другие потому, что были стадом, которое ни на минуту не допускало, что черем наложен на меня несправедливо. И, если быть откровенным, как я обещал, были и такие, кто полагал, будто я обманул их или злоупотребил их доверием, и ликовали, что с Алферондой покончено.

Люди, которые были должны мне деньги, отказывались платить, будто решение маамада отменяло все гражданские законы и личную честь. Старые деловые партнеры возвращали мои письма, не распечатывая. Из-за Паридо я остался без средств к существованию, и хотя у меня были кое-какие сбережения, я знал, что надолго их не хватит.

Не могу точно вспомнить, как получилось, что я начал ссужать деньги под проценты. Вопрос – здесь, обещание – там; и вот, проснувшись однажды утром, я понял, что стал ростовщиком. Тора не одобряет ростовщиков, но в Талмуде говорится, что можно обойти закон, чтобы выжить, а как иначе я мог выжить, если те, кто отвечает за соблюдение закона, несправедливо отняли у меня средства к существованию.

В Амстердаме таких, как я, было немало. Мы специализировались на разных сословиях, как таверны. Один ростовщик обслуживал ремесленников, другой – торговцев, третий – лавочников. Я решил никогда не иметь дела с евреями, ибо не хотел идти по этой дорожке. Я не хотел навязывать свою волю соотечественникам, чтобы они потом не говорили, будто я действовал против них. Я ссужал деньги голландцам, и то не всем. Так вышло, что я ссужал деньги самым отвратительным из них: ворам и бандитам, преступникам и ренегатам. Сам я не выбрал бы столь низкое сословие, но человеку надо зарабатывать на хлеб, и я попал в такую ситуацию помимо своей воли.

Я знал, что мне придется быть злодеем, если хочу, чтобы мне возвращали деньги. Ибо я ссужал деньги тем, кто зарабатывал свой хлеб, забирая то, что им не принадлежит, и у меня не было никакой уверенности, что мой капитал будет более неприкосновенным, чем кошелек пешехода или сейф хозяина лавочки. Единственным способом заставить этих людей выполнить их обещания было внушить им страх перед последствиями невыполнения.

К сожалению, Алонсо Алферонда не злодей. Он не способен быть грубым, жестоким и безжалостным, но недостаточная жестокость компенсируется у него хитростью.

Хочу сообщить в связи с этим, что со мной шутки плохи. Когда в канале нашли тело безымянного нищего, было нетрудно пустить слух, что это тело глупца, который решил, что можно не заплатить Алферонде. Когда нищий ломал руку или терял глаз в результате несчастного случая, при помощи нескольких монет он был готов рассказать каждому, что лучше бы ему было вернуть долг Алферонде своевременно.

Хотя, как мне кажется, Господь, слава Тебе, наделил меня добрым лицом, источающим дружелюбие, вскоре все воры в Амстердаме дрожали, едва завидев меня. Сердитого взгляда или поднятой брови было достаточно, чтобы золото текло рекой.

Когда мне попадался должник, действительно неспособный заплатить, я делал так, что он верил, будто впервые в жизни Алферонда решил проявить милосердие, однако это милосердие крайне хрупко и ненадежно, и даже нельзя помыслить, чтобы им злоупотребить. Такой вор обычно возвращал долг прежде, чем положить кусок хлеба себе в рот.

С помощью небольших хитростей я легко одурачивал подобную публику. По природе своей воры – простой и легковерный народ, верящий в чудовищ и великанов-людоедов. Некоторые, когда платили мне, верили, будто мне известно содержание их кошелька и местонахождение их жалких тайников, словно я колдун, а не ростовщик. Я ничего не делал, чтобы разуверить их. Алферонда не глупец.

Я знал, что евреи во Влойенбурге говорили обо мне в нелестных выражениях, но я также знал, что невинен перед Господом, – по крайней мере насколько невинным может быть человек, ссужающий деньги ворам.