"Река вскрылась" - читать интересную книгу автора (Кармен Лазарь)

V

Иван с Наташей оставили квартиру Чижевича в три часа ночи.

На улице, несмотря на поздний час, было сильное оживление.

Петербуржцам не спалось и не сиделось дома.

Везде, на каждом шагу, только и слышно было: «Свобода, свобода, свобода!»

Иван и Наташа колесили по всем улицам, заговаривали с полицейскими и у «Медведя», вместе с кучкой каких-то людей, качали казачьего офицера.

– Вы теперь наши братья, – приговаривала публика.

– Да-да, – отвечал казак.

Они колесили долго. Иван все время фантазировал, рисовал удивительные перспективы, ожидающие Россию.

Нева под мостом кипела, надувалась и напрягала все силы, чтобы разнести теснящие ее гранитные стены.

Полюбовавшись ею и бросив продолжительный взгляд на Петропавловку, они повернули домой.

Наутро солнце, прятавшееся до сих пор в тумане и дождях, всплыло над городом.

На фасадах домов и заборах рельефно выделялись громадные белые плакаты с объявлением конституции.

– Значит, свобода – не мистификация, – проговорил радостно Иван.

Он кликнул извозчика и велел везти себя к университету.

Извозчик дернул вожжи, и Ивану показалось, что он поплыл по мягкой реке.

Широкая шляпа его была смята и сидела на нем боком, глаза его блестели, и он всем улыбался. И все улыбались ему, так как все были также пьяны от счастья и радости.

На Казанской площади говорил какой-то оратор.

Иван узнал Прохорова. Он махнул ему шляпой и крикнул:

– Не жалей, товарищ, патронов!

Тот улыбнулся в ответ.

А вот и университет!

Не Нева ли выступила из своих берегов?

Перед университетом колыхалась живая река.

Здесь собралась вся учащаяся молодежь и сознательные рабочие.

У каждого в петлице алела красная лента, и над толпой алые знамена, десятки знамен.

С балкона говорили ораторы.

Иван пробрался на балкон и также бросил в толпу несколько слов.

Он находил, что победа, вырванная из лап реакционеров с таким трудом и со столькими жертвами, не должна туманить головы и что народ должен сражаться дальше и дальше… Он говорил о необходимости немедленной амнистии всем борцам, которым мы обязаны свободой…

Толпа двинулась с пением и со знаменами к Невскому.

Иван вместе с Наташей, Чижевичем, Семеновым и Прохоровым открыли шествие.

У каждого в руках алело знамя с надписью-требованием:

«Долой милитаризм!»

«Долой бюрократию!»

«Долой произвол!»

На знамени Ивана Федоровича было вышито рукой Наташи:

«Да здравствует социализм!»

Первые ряды пели «Марсельезу».

Торжественно звучали слова:

Отречемся от старого мира,Отряхнем его прах с наших ног!

А в следующих рядах пели:

Слезами залит мир безбрежный,Вся наша жизнь – тяжелый труд…

И сейчас же это рыдание сменялось грозным:

Но день настанет неизбежный,Неумолимый грозный суд!..

Возле Александровского сада Иван остановился, замахал рукой и крикнул:

– Армия, стой!

– Армия, стой! – прокатилось в толпе.

Все остановились и замерли.

– Здесь была пролита кровь наших братьев! – крикнул Иван и прибавил: – Вечная память, товарищи!

– Вечная память! – затянула Наташа, и толпа, как один человек, поддержала ее.

Почтив память мучеников-товарищей, армия свернула на Невский и потекла.

Армия двигалась все вперед и вперед, вызывала всеобщее сочувствие. Из окон домов навстречу ей неслись аплодисменты, ей дарили улыбки, махали в знак сочувствия красными платками…

У собора навстречу им показалась кучка с белыми флагами.

Впереди шел какой-то плюгавый субъект в рыжем пальто, с сизым, лоснящимся, как копченый сиг, носом, с грязноватой бородкой и широким чубом, скошенным набок.

Рядом с ним выступал другой субъект в пальто, в галошах, кашне и с зонтиком, висевшим на изгибе правой руки.

За ними шла разношерстная толпа, в которой мелькал то белый передник мясника или зеленщика, то пестрый галстук приказчика, то красный околыш отставного чиновника.

Второй субъект высоко благословил свое воинство образком и внушительно изрек:

– Бей студентов!..

Все завертелось. Белые и тезоименитые флаги переплетались с красными, с обеих сторон раздавались крики.

Он помнил только, что субъект с жирным, сизым носом побежал, а за ним остальные…

Часть армии потом пошла освобождать из тюрьмы товарищей, а часть, во главе с Иваном, свернула в соседнюю улицу.

Они шли… шли…

Не доходя Гороховой, они неожиданно увидали перед собой пехотинцев с ружьями, выстроенных в два ряда.

Толпа всколыхнулась.

Задние ряды отпрянули назад, а передние, не обращая внимания на солдат, со знаменами и пением свернули на Гороховую.

Оратор-юноша взлез на фонарь.

– Куда вы?! Стойте, не бойтесь! – крикнул Иван сильно таявшим задним рядам.

Он повернул голову к солдатам и офицеру, словно желая спросить их:

«Не так ли, не надо бояться?! Ведь вы не будете стрелять?!»

«Да, да! Понятно!» – читалось на их спокойных лицах.

Они стояли, не шевелясь, точно все то, что происходило впереди, не интересовало их.

– Вот видите! Они и не думают трогать нас! – крикнул снова Иван. – Товарищи!

Толпа, искоса поглядывая на солдат, стала собираться вокруг оратора.

Вдруг послышалась какая-то дробь.

Оратор внезапно смолк, картуз вывалился из его рук, он опустил голову и медленно стал скользить по столбу фонаря вниз.

Несколько человек бросились к нему. Иван также бросился.

Он увидал на лице кровь… горячую, липкую…

Теперь он понял, что означала эта дробь.

«Будьте прокляты!» – хотел крикнуть он этой серой линии с наведенными на толпу ружьями.

Но что-то вдруг обожгло его. Он упал вперед и пополз, как червяк…