"Ставки сделаны" - читать интересную книгу автора (Кивинов Андрей, Дудинцев Олег)Андрей Кивинов, Олег Дудинцев Ставки сделаны1 674 937. Рублей, в смысле. Не километров, не световых лет, не градусов по Цельсию (столько и не бывает, разве что на Центавре!). Не людей в крупном областном центре. Не звезд в небе, не грибов в лесу, не рыб в море. Рублей. Автоматы покрутились, пожужжали. Десятки или даже сотни игровых автоматов: не только в центральном электронном казино, но и в разбросанных по району салонах – джек-пот-то общий! 1 676 006. Заветная цифра растет. Вот повезет кому-то… Кто придумал закон сохранения энергии? Эйнштейн? Ньютон? Ломоносов? Кто-то, короче, из великих ученых. Кто именно, Вася Рогов не помнил. Но суть закона знал: если в одном месте энергии стало меньше, то в другом ее стало больше, и наоборот. Это касается не только энергии, но и всего на свете. Ничто не исчезает бесследно и не появляется из пустоты. А Рогов – на своем опыте – открыл другой похожий закон. И стал ему сам живой иллюстрацией. Закон сохранения порока. Вот уже почти три месяца Василий Рогов не пил. В смысле, воду пил без газа и с газом, и чай, и колу, и морс «Бодрая ягода», и кисломолочный напиток «Айран». Не пил алкоголя. Но не так, как не пьет зашитый или припертый к стене обстоятельствами пьяница. Спокойно не пил, культурно, без надрыва. Мог позволить себе. Как свободный человек, не связанный дурными привычками. Попробовал с мужиками в отделе собственноручно привезенный из деревни презент – виски «Марсианское». Ну ничего. Пятьдесят грамм – приятно даже. Но больше не хотелось. На бутылку пива после работы коллеги как-то уговорили: ноль-три «Невского», не допил даже. «Айран» вкуснее. На тещин день рождения за вечер рюмашку самогонки выцедил. И, кажется, все. За три месяца! А, нет, был еще бокал шампанского в опере! Жена затащила в оперу – три года уламывала. На «Снегурочку». Подруги нахваливали: очень, дескать, красиво, режиссер модный, и поют наподобие ангелов. Уломала наконец… Оперу Вася перенес без потерь. Сначала было даже интересно: первым делом на сцену вышел дворник, толкая перед собой мусорный бак. Рогов и не думал, что такое бывает в опере. Оказалось – авангардная постановка. Потом он заснул, поскольку ночью дежурил, а днем пришлось вместо отдыха ехать в засаду, так как Плахов отравился мидиями в японском ресторане, а больше заменить было некем. Плюс шампанское – совсем сморило. И Вася успешно проспал до конца представления, включая перерывы, которые в театре называются звучным словом «антракт». Иногда открывал глаза, с удивлением видел на сцене людей в огромных стеклянных яйцах, думал, что это ему снится, и снова проваливался в дрему. Очнулся он уже в финале, когда веселые люди пели, молясь большому медному солнцу, похожему на масляничный блин, буквально следующее: – Снегурочки печальная кончина и страшная погибель Мизгиря печалить нас не могут!.. Радостно так пели! Не могут нас печалить погибель и кончина! Удивило это Рогова, и он сделал вывод, что опера – искусство громких звуков, лежащее вне морали. Как говаривал майор Худько в милицейской школе: «Нравственный релятивизм». Так вот, о законе сохранения порока. Избавившись от алкоголя, ангелом Василий пребывал недолго. Подсел на игровые автоматы, которые все чаще – в целях поднятия самооценки клиента, то есть жертвы – назывались «электронными казино». Первый раз зашел случайно. Распрощался после службы с Жорой и Игорем, которые двинули в Таврический сад на шашлыки и пиво, а сам решил прогуляться пешком. Не до самого дома – но хоть часик. Через Неву перейти, на мосту постоять. Погода в это лето ленинградцев-петербуржцев радовала. Зимой задала трепака жуткими морозами и лопнувшими трубами, а теперь возвращала долги. Начался уже сентябрь, но днем по-прежнему было тепло и безоблачно, а ночью не пробирал обычный для этого сезона въедливый осенний холод, тоже было тепло, зато шли освежающие дожди. На днях предстоял какой-то речной фестиваль, и красавица Нева была заполнена яликами и небольшими яхтами с флагами самых разных цветов и их сочетаний. Вот уж воистину – как Пушкин предсказывал. «Все флаги будут в гости к нам!» В общем, погода прелесть, и настроение превосходное. И опера в голове крутится: «Печалить нас не может, печалить нас не может». Только вот идти и только любоваться – этого как-то, как мужик в мультфильме говорил, «маловато будет». Раньше понятно было: пива поллитра взял, идешь-потягиваешь, хорошее настроение усугубляешь. А так – будто не хватает чего-то. Ну, съел мороженое. А дальше? Хочется еще как-то развлечься. И тут-то, в недобрую секунду, попалось на глаза Рогову электронное казино «Супершанс». Решил – ну как бы в шутку – зайти. Попробовать просто. Зарплата была накануне: ну что, сто рублей не жалко и проиграть. Печалить не будет. Наменял жетонов: на сто рублей дали десять штук. Приветливая девушка в юбке заметно выше колен объяснила правила. Сел. Восемь первых жетонов – в ноль, а на девятом выиграл. Ну, чепуха, двести рублей. С другой стороны, как посмотреть. Вложил сто – получил двести. Сто процентов прибыли. Так, короче, понемногу и затянуло. Проигрыши чередовались с редкими выигрышами. Выигрыши большими не получались: максимум пятьсот рублей дважды Василий выигрывал. Правда, тут же все и спускал, ну так что же… Кто не рискует, тот не пьет… свежевыжатого апельсинового сока. Есть ведь джек-пот. 1 679 222 на данный момент. Неплохие деньги! – Есть! Есть! – вдруг заколотил радостно ладонями по аппарату сидевший рядом волосатый парень в майке с портретом рок-музыканта Виктора Цоя на груди и размашистой надписью на спине: «Цой жив. Живет в Крыму». Так закричал, будто «банк сорвал» (так на местном языке обозначался выигрыш джек-пота). Но нет, автомат всеми цветами радуги не переливается и сирена под потолком не поет (именно так – Вася в рекламе видел – «Единая призовая система» приветствует крупный выигрыш). – Много? – завистливо покосился Вася. – Тыща рублей, – просиял поклонник автора песни про алюминиевые огурцы и брезентовое поле. – Ну чё. Ну ничё, – кивнул Рогов. – Сейчас в чебуречную, значит, на Литейном, там у меня приятель живет, его угощу, потом в разливуху на Рубинштейна, потом можно до бара «Дача» дойти, потом в «Луну» на Желябова… Счастливчик, умело сочетавший разные пороки, бодро перечислял названия дешевых питейных заведений. Вечер у него явно удался. – А мне не прет сегодня, – вздохнул Василий. – Значит, не твой день, друг, – счастливчик улыбнулся во всю диафрагму. – В расчетах просто ошибся, – почесал в затылке Василий. Как многие начинающие игроки, он верил в такие фикции, как «система» и «теория вероятности». Он как рассуждал: если выпал «банан», то в следующий раз вероятность выпадения «банана» ниже. Не нашлось рядом математика, который объяснил бы, что всякий новый раз вероятность выпадения банана ровно такая же, что и в прошлый. И что теория вероятности неотделима от теории больших чисел. Эти теории работают только вместе. «Мы с Тамарой ходим парой, санитары мы с Тамарой». За миллион попыток банан и вишенка и впрямь выпадают примерно одинаковое количество процентов, да и то – с поправкой на изрядный плюс-минус. А на протяжении даже пятидесяти-ста попыток вероятность бана на всякий раз одинакова. Он, не нарушая никаких теорий, легко может выпасть хоть пятнадцать раз кряду… – Да какие расчеты! Чистое везение! – воскликнул парень в майке, хлопая Рогова по плечу. И был совершенно прав. – Сегодня я, завтра ты! Напевая «и если есть в кармане пачка сигарет», волосатый поспешил в кассу. Рогов поднял глаза. 1 679 908. Рублей. Василий открывал дверь тихо, стараясь пробраться в квартиру незаметно. Сегодня ему особенно не повезло, и потому видеть никого не хотелось. Не тут-то было: пока снимал в темноте ботинки, в прихожей появился Федор Ильич. Щелкнул выключателем. Вопросительно глянул на зятя. Василий молчал, пристраивал куртку на вешалке. – Опять играл? – укоризненно спросил тесть. Василий глянул на него исподлобья. – Это, Васек, плохо кончится, – увещевал Федор Ильич. – Поверь. Страсть к игре – жуткая болезнь. Все мозги выворачивает. Я это у самого Достоевского читал! После три пути – или в петлю, или писателем, или в психушку. А ты уже того… На подходе к третьему… Пути… Семью пожалей. – Папа, я выиграю, – раздраженно, но твердо пообещал Василий, проходя в гостиную. – Систему доработаю и выиграю. Сел на тахту, взял пульт от телевизора. Включил. Мультфильм – обезьяна с бананом по пальме скачет. Тьфу, банан этот… Перещелкнул на другой канал. Сидят важные расфуфыренные эксперты. Рассуждают про деньги… – Да какую систему? – не унимался тесть. – Пустой номер. А если кому и повезет, все равно продуются. Потому как болезнь не отпустит. В комнате в переднике и с половником в руке появилась разгневанная теща. – Что ты ему лекции читаешь! Сколько можно! Он же не слушает ничего! – Теща потрясла половником. – Вот чем лечить надо. – Не вздумай, старая, – Федор Ильич испугался, что супруга и впрямь начнет лечить Васю. – Всех уже с ума свел! – шумела теща. – Какой месяц зарплаты не видим! Ленка разводиться хочет, а он все ручку дергает! – Я на квартиру зарабатываю, – буркнул Василий. – На квартиру! – саркастически рассмеялась теща. – Эту бы не продергал! – Да, на квартиру, – упрямо повторил Рогов, прибавляя звук. Расфуфыренные эксперты обсуждали свежий список миллиардеров из журнала «Форбс». – Есть версия, что через год Москва обгонит Нью-Йорк по числу миллиардеров, – вещал эксперт-брюнет. – И тут, конечно, важен вопрос, на пользу это рядовому москвичу или во вред? – рассуждал лысый эксперт. – А какой может быть вред? – удивился эксперт-блондин. – Ну как же! Все миллиардеры – потенциальные жертвы терактов. Будут взрывать, прости господи, какого-нибудь Фьючерсмана – может осколком и к вам прилететь… – Ко мне-то не долетит, – уверенно сообщил блондин. – Но это вопрос метафизический. А вот как вы прокомментируете, что глава «Главстали» Кудряшов потерял в сравнении с мартовским списком почти треть миллиарда? Предприятие преуспевает, недавно получили госинвестиции… – Да просто колебания рынка акций, и вся недолга, – небрежно пояснил брюнет. – Это все в пределах статистической погрешности – триста миллионов туда, триста сюда… Что такое триста миллионов? Копейки… Рогов выругался про себя. Выключил эксперта, утверждавшего, что триста миллионов долларов – копейки. Решительно пошел к ванной, дернул дверь. Оттуда тут же вылетели с кудахтанием несколько куриц. – Ешкин хрен! – Рогов попытался пнуть курицу, но птица ловко увернулась. – Опять? Обещали же, что больше не будет! Сколько можно в курятнике жить? – Давно б их в деревню свезли, да уехать страшно, – крикнула теща. – Ты ж весь дом проиграешь. Телевизор продашь, пылесос… Я же вижу! Рогов повернулся и двинул на кухню. Попытался открыть холодильник. Теща тут как тут: напрыгнула на дверцу бедром, как хоккеист на хоккеиста у бортика. – Есть не получишь! – заявила теща. – Совсем! – Что ты… – воскликнул Федор Ильич. Теща была настроена решительно: – Голодом тоже лечат! Алексей Дмитриевич Чертков, старший инспектор управления природопользования, стоял у окна своего рабочего кабинета и внимательно изучал обстановку на улице. Вот машина, в которой они приехали. Одна, точно. У шофера, похоже, нет задания следить за окрестностями: все разгадывал сканворд, а теперь задремал. Да и стоит машина так, что ничего он заметить не успеет. Стас на месте. Присел на низенькую ограду с банкой джин-тоника… Чертков открыл форточку, повернулся к столу. Толстяк Пригожин, высунув от усердия язык, продолжал изучать документы, в которых, похоже, мало что понимал. Вытер со лба пот, повернулся к Черткову: – Так вы гарантируете, что дом не тронут? – Гарантирую, – кивнул Чертков, усаживаясь на свое место. – И участок не отберут? – продолжал потеть Пригожий. – Не отберут. – А если на вашу должность другой придет? – Пригожин вдруг резко подался вперед и заглянул Черткову в глаза. – Тогда как?.. Чиновник вздохнул: – А зачем вы оформляете собственность? Зачем? Чтобы это стало вашим – раз и навсегда. При чем здесь моя должность? Пригожин помолчал немного. Потом выдохнул: – Хорошо. Пригожин резко и неловко поднял с пола на стол черный кейс. Брякнул о столешницу. Чертков поморщился. Так лак содрать можно… Посетитель открыл кейс. Утроба его была набита пачками тысячерублевых купюр. Лежали плотными ровными рядами. Красивая все же вещь – деньги. – Здесь два миллиона. Чертков прижал палец к губам: тихо, дескать. Вытащил одну пачку, перелистал купюры. Не прикасаясь к кейсу руками, переложил деньги из кейса в полиэтиленовый пакет. Два миллиона – двадцать пачек. Не слишком много, но все-таки какой-то объем. В карман не спрячешь. Давно пора вводить десятитысячные («и нарисовать на них город Грозный», – вспомнил Чертков чью-то шутку). В долларах та же самая сумма уместилась бы в семи пачках. У американцев, кстати, есть купюры в сто тысяч долларов, выпущенные маленьким тиражом в тридцатые годы. Они до сих пор в ходу: действительны при межбанковских расчетах. Такой купюры бы и одной хватило, но толку в ней мало: в обменник не сдашь. Хождение среди частных лиц запрещено. А вот евро, если брать пятисотки… Одна пачка – пятьдесят тысяч евро. Удобно. Хотя тоже – при обыске не утаишь… – Документы хорошо проверили? – спросил Чертков, отвлекаясь от приятных подсчетов. Была у Черткова такая болезненная слабость к деньгам. То есть их все любят, но Чертков относился к той категории людей, которые еще и любят смотреть на купюры, шелестеть ими и пересчитывать, пересчитывать… – Вроде все правильно, – неуверенно отозвался Пригожин. – Тогда желаю удачи, – встал Чертков. – Чемоданчик не забудьте. – Вам того же, – отозвался Пригожин, подхватил кейс и пошел к двери. Лишь только она закрылась, Чертков двумя шагами оказался у окна, выбросил пакет в форточку, заметил, что Стас пакет подхватил, и вернулся за стол. Стас свернул за дом, быстро перешел улицу. Оглянулся: хвоста нет. Отец велел ехать на такси, но Стасу хотелось пройтись, выпить еще джин-тоника. Приятно брести по городу, беззаботно помахивая пакетом, где лежит сумма, которая многим показалась бы целым состоянием… И никто не догадывается, что у него в пакете. Написано – «Румяные булочки». Появилась недавно в городе такая сеть кондитерских. Стас Чертков был молодым человеком, не чуждым философических рассуждений. Он думал, что ведь это судьба каждого: мы никогда не знаем, что в кармане или на уме у ближнего, и какая судьба ждет нас за ближайшим углом. А за ближайшим углом приставал к прохожим пьяный бомж. Громко и нагло. Случай редкий: бомжи обычно народ зашуганный и уж во всяком случае не лезут на рожон средь бела дня на шумной улице. А этому словно бы продали с утра в аптеке бракованную – тройной крепости – настойку боярышника. Или – Стас испуганно замедлил шаг – по его душу провокация? – Эй, закурить дай, – безапелляционно обратился бомж к Стасу. – Не курю, – буркнул Чертков-младший и ускорил шаг. – А булочкой, земляк, булочкой поделись, – заорал бомж, хватаясь за пакет. Стас еле успел оттолкнуть вонючего земляка. Хорошее было бы дело, если бы пакет порвался и посыпались на мостовую пачки денег… Стас нырнул в подземный переход, а на другой стороне проспекта запрыгнул в такси. Не успел Чертков включить компьютер, как дверь распахнулась, и в кабинет нахально вошли четверо мужчин. Алексей Дмитриевич внутренне похвалил себя за предусмотрительность и четкость действий. Приготовился к актерскому номеру. Встал недовольно: – В чем дело, господа? – Управление по борьбе с экономическими преступлениями. Оперуполномоченный Кожемякин. – Один из мужчин показал удостоверение. – Александров – мой коллега. А это понятые. Чертков поправил узел на галстуке. Сел, не предлагая того же непрошеным гостям. Кивнул Александрову: – А ваши документы? Борец с экономическими преступлениями усмехнулся, но книжечку достал. Чертков в нее глянул, снова кивнул: – Слушаю. – Вами только что получена взятка от гражданина Пригожина, – сообщил Кожемякин. – Два миллиона рублей. Чертков удивленно поднял брови. Глянул на Кожемякина. Вновь поправил узел на галстуке. Выдержал паузу. Первым сдался Кожемякин: – Есть заявление Пригожина о вымогательстве денег. – А вы кабинетом не ошиблись? – отреагировал, наконец, Чертков. – Тут много похожих… Гости удивленно переглянулись. Наглый попался клиент. – Вы угрожали снести якобы незаконно построенный им загородный дом. – Александров открыл свой кейс, достал пачку листов и потряс ими. – Здесь ксерокопии переданных вам купюр. Сделаны в присутствии понятых. Лица обоих сотрудников УБЭПа прямо-таки лучились злобной радостью. Приятно поймать крупную рыбу. Тем более – из «природопользования». Представители этой организации в последние пару лет совсем потеряли стыд. Тем более что имели в руках все карты: в девяностые годы загородное, да и городское строительство редко велось в соответствии с законодательством, и зацепить сейчас можно было практически любого. А эпоха благоприятствовала беспределу со стороны чиновников и силовиков. Вот и спешили «природники», пока ветер не поменялся, скопить и себе на нормальный загородный дом. Ну, кто на что. Московские коллеги подавали пример, наезжая на целые дачные поселки или заводы, а товарищи на местах сигнал поняли верно… Хорошо – удалось ухватить за задницу хотя бы этого самовлюбленного «товарища». Который вдруг откровенно зевнул и заявил: – Это какая-то очевидная ошибка. Надеюсь, что не преднамеренная. Кожемякин ошалел. Захотелось немедленно врезать по морде товарища Черткова. Сдержался, однако: – Придется кабинет обыскать. Имеем право. – Пожалуйста, – пожал плечами Чертков. Поправил галстук. – Если право имеете… Кожемякин и Александров оглянулись – где тут можно спрятать двадцать пачек денег… – Вот такие невеселые наши дела, – закончил рассказ Федор Ильич. Любимов присвистнул, обменялся взглядом с Виригиным. Даже и непонятно, как реагировать. «Лучше б пил», – подумал Жора. – Надо, ребята, что-то делать, иначе семья распадется, – вновь заговорил Федор Ильич. – Да и Ваську жаль: гибнет человек. – То-то он обедать перестал, – догадался Виригин. – Раньше все вместе ходили. – Режется где-нибудь, – кивнул Федор Ильич. – Есть тут казино поблизости. – Любимов почесал переносицу – А с чего он играть-то начал? – Да попробовал случайно и выиграл двести рублей. Его и понесло. Теперь все схемы какие-то чертит, методы сочиняет. Я ему говорю – зятек, Достоевского лучше почитай! – Так и кандидатскую напишет, – хмыкнул Любимов. – Нет, надо же… Игрок хренов! – Максим, ты б его работой завалил, – обратился Федор Ильич к Виригину – Чтоб с ног валился. – Что же, его через день дежурить ставить? – развел руками Максим. – Можно и каждый, – подсказал Васькин тесть. – Идея-то хорошая, но по уставу не положено, – пояснил Любимов. – Давай в командировку его зашлем… На подольше. И подальше. – А толку? Сейчас казино везде есть. – Тогда ряху ему начистим, сразу очухается. Можно, Федор Ильич? Федор Ильич заулыбался: – Ну, можно, Жора. Так, чуть-чуть. – Чуть-чуть не поможет, – рассудил Виригин. – А сильно нельзя. – Начальству виднее, – снова хмыкнул Любимов. – Думайте, ребята, иначе беда, – вздохнул тесть. – Хорошо, Федор Ильич, подумаем. – Ну, тогда я побежал, пока Васька не объявился. Обнадеженный Федор Ильич распрощался и вышел из кабинета. – Ну что, один раз разрешаешь? – спросил Жора. – Ты о чем? – не понял Виригин. – Ну, в ряху… «Похожих» кабинетов в коридоре управления природопользования и впрямь хватало. Тут Чертков был прав. И за каждой из этих дверей… Кожемякин в сердцах сплюнул на чистый пол. Нарушил, так сказать, экологию. Набрал номер, зажмурился и сказал без подготовки: – Вадим Борисыч, деньги пропали. Весь кабинет перерыли, нигде нет. Ну вот так. Испарились. А… Сейчас… Кожемякин подошел к Пригожину, который с удивлением слушал разговор. Жестом велел открыть кейс. Пригожин открыл. – Нет, Вадим Борисыч… И на улице смотрели. Ну, я тоже так думаю. Других версий нет. Какие там следы – газон… Но мы ж не думали… Понял, Вадим Борисыч. Кожемякин хотел еще раз плюнуть на пол, но передумал. Глянул подозрительно на Пригожина. Что мешало ему, пока все были в кабинете, передать деньги сообщнику? Наверняка сидел рядышком, в коридоре. Тьфу, дурь какая… Кожемякин все-таки плюнул. Харкнул даже, можно сказать. Пригожин аж рот изумленно распахнул. Кожемякин вошел в кабинет, сквозь зубы распрощался с понятыми… – Ну, что шеф? – тревожно обратился к коллеге Александров. – В восторге, – процедил Кожемякин. – Благодарность нам… Александров едва не кинулся на Черткова: – Последний раз спрашиваю, где деньги? Чертков как раз закончил мастерить из бумажного листа треугольник с острыми углами – такими удобно в зубах ковыряться. Непосредственно перед визитом Пригожина Алексей Дмитриевич обедал со Стасом в итальянском ресторанчике неподалеку (карпаччо из лосося, помидоры с моцареллой, пицца с морепродуктами, белое вино), а зубочистки на рабочем столе кончились. Надо секретарше сказать… – Ну! – рявкнул Александров. Чертков поднял на сыщика глаза: – Я не брал. Сказал же! – Куда ж они делись?! – горячился Александров. – В окно улетели?! А?! Шеф их под расписку взял! – Погоди, Миш. – Кожемякин остановил коллегу. – Давайте по-хорошему. Верните деньги, а мы вам это… Ксерокопии и все документы. И разойдемся. Без всяких уголовных дел. Раз вы такой шустрый. Чертков наклонил голову. Он, казалось, раздумывал. – Начальник отдела их в банке взял. На два дня, – миролюбиво объяснял Кожемякин. – Сочувствую… – Чертков, похоже, принял решение. – Он еще, гад, издевается! – взорвался Александров. – Кто гад? – негромко спросил Чертков. – Вы меня подставить хотели, и я же гад? Александров что-то прохрипел невнятно. – Слушайте, – продолжал уговаривать Кожемякин. – Если боитесь, оставьте в камере хранения, а нам позвоните и сообщите шифр. Согласны? – Я не брал, – твердо заявил Чертков. – Все, – выдохнул Александров. – Надо его к нам везти. Там договорим. – Мы ж вас так не оставим, – покачал головой Кожемякин. Александров схватил Черткова за руку: – Вставай. – Никуда я не поеду, – дернулся чиновник. – У вас оснований нет. Хулиганье… Это малоуместное и презрительное слово и спокойного Кожемякина вывело из себя: – Мы тебя на руках вынесем. – А я такой крик подниму, вся прокуратура сбежится, – вскочил Чертков и сильно дернул за узел галстука. – Тогда уже вас посадят. Некоторое время опера и чиновник молча и тяжело смотрели друг на друга. – Все равно достанем, дурак, – зло сказал Кожемякин. – Пошли! И борцы с экономической преступностью покинули злосчастный кабинет. – Я ж в твою личную жизнь не лезу, – качал права Рогов. Сам ненавидел, когда этим злоупотребляли «клиенты», но тут других аргументов не было. – Хочу играть и играю. В свободное от работы время. Последнюю фразу он произнес с нажимом и с эдакой отстраненно-официальной интонацией. Общаться таким тоном с душевным Виригиным было, конечно, не слишком красиво. Что делать: порок – он и есть порок. Лишает человека разума, а часто и совести. – Вась, ты не прав, – только и сказал Максим. – Макс, я взрослый человек, – набычился Рогов. – А я твой друг. И вдобавок начальник. – Ну простите, Максим Палыч, – надулся Василий. – Вась, да ладно тебе. Брось дурью маяться. Неужели ты выиграть думаешь? – Почему нет? – вскинулся Рогов. – Люди выигрывают, сам видел. Даже банк иногда срывают. А там, знаешь, какие деньги… – А у тебя какой плюс-минус? – вкрадчиво поинтересовался Виригин. Было известно, что «плюс-минус» у Василия никудышный. – Пока по мелочи, – Рогов уклонился от прямого ответа. – Я систему обкатываю. – И где ж твои деньги? – Выиграю, – нахмурился Рогов. – Вот увидишь. И сразу квартиру куплю. – Да ничего ты не выиграешь, зачем себя обманывать… О семье лучше подумай. – Это я уже слышал, – капризным голосом произнес Рогов. – У меня дел много. Я пойду, Максим Палыч? – Ну, иди… Рогов молча вышел из кабинета. Николаю Заботину, школьному другу прыткого чиновника Черткова, не требовались партнеры для игры в бильярд. То есть он мог, конечно, сразиться с приятелем и даже при случае выиграть у кого-нибудь тыщу-другую рублей. Но вообще Заботин азартным игроком не был. Иначе он не смог бы управлять империей игровых автоматов. В бильярде его интересовал сам процесс. Ему нравился звук, с которым шар врезался в шар, ему нравились изысканные – простые, но вместе с тем замысловатые – траектории ударов. Нравилось рассчитывать направление и силу, нравилось видеть, как смачно сваливался шар в лузу… Он любил играть за двоих – против себя, так сказать. Партнер-противник только мешал, Заботин и сам прекрасно справлялся со всеми ударами. За себя и за того парня… Вот сейчас очень хороший прошел от борта… Заботин протянул руку за бокалом, отхлебнул коньяка. Спросил у Черткова, который задумчиво бродил вокруг зеленого стола: – Значит, ты деньги у ментов увел? И отдавать не хочешь? Артист. Не зря в драмкружке играл. – Хорошо подстраховался, как чувствовал, – улыбнулся Чертков. – Дачник – гнида… Ну, чтобы всегда так хорошо чувствовать. Чертков залпом осушил бокал. – Нервная у вас, чиновников, служба, – иронически заметил Заботин. – Поворовать спокойно не дают… – Тоже мне честный выискался… – буркнул Чертков. – А что? У меня престижный бизнес. Сеть салонов. Единая призовая система «Супершанс». Звучит? Звучит! – Для дураков звучит. В нее хоть выиграть можно, в твою единую призовую? – Сотни людей ежедневно выигрывают, – пожал плечами Заботин. – Кто по сто рублей, кто по тыще, а кто и по пять. А джек-пот… Я вот в пул гоняю – не для бабок же. Так и люди, ведь, прежде всего за удовольствие платят. Страсть им кровь разгоняет, закиснуть не дает… – Опустошает карманы и сводит с ума, – закончил Чертков. – «Конечный результат – ничто, движение – все». Это не я придумал, – улыбнулся Заботин. Допил коньяк, заел лимоном. Сделал жест – казалось бы, почти незаметный, но бармен за далекой стойкой понял, что надо принести еще. – Мой тебе совет, Леха, не дразни ментов, верни деньги. – Заботин вновь взялся за кий. – Иначе они с тебя не слезут. Наркотик в карман сунут или ствол подбросят. Себе дороже. – А то я не знаю. Поэтому прокурору написал, что боюсь провокаций, – Чертков и впрямь сегодня отнес заявление в прокуратуру. – Зря ты. Там тупари, по-твоему, в прокуратуре? Они, конечно, все грызутся, как пауки в банке, но не до такой же степени. Менты прокурорским все объяснят, и те, уж будь уверен, им поверят, а не тебе… Точно говорю: нарываешься. Отдал бы бабосы и воровал себе дальше. Заботин помолчал и добавил: – А мог и вообще на месте с них слово взять, чтобы тебя не цепляли в дальнейшем… Подобные мысли и самому Черткову в голову приходили. Но что уж теперь: поздняк метаться – дело сделано. Он решил сыграть ва-банк. Настоящие мужчины должны рисковать… – Мне сейчас деньги нужны позарез, – пояснил Чертков. – Дед один срочно квартиру продает, почти даром, а сам к сыну в Штаты на ПМЖ. Трехкомнатная в центре. Для Стаса, он жениться вздумал. – И как ты все разрулишь? – Заботин загнал одним ударом три шара. – Квартиру деда придется толкнуть. Чуть позже и по реальной цене. Верну операм, чтоб отстали, а на разницу Стасу куплю, – изложил Чертков свой бизнес-план. – Если раньше не сядешь, – заметил Заботин. – Рисковые игры. – Но интересные, – улыбнулся защитник природы. – Ты же все равно в долг не дашь?.. – Ты мой принцип знаешь, – поморщился Заботин. – Хочешь потерять друга – дай ему в долг. Неоднократно проверено. – Знаю, – кивнул Чертков. – Тогда хоть деньги помоги «отмыть». Через свой «Супершанс». – Зачем? – покосился Заботин. – Чтоб вопросов не возникало, откуда дровишки. Прежде всего, у начальства. Опера ведь настучать могут, я у них на крючке. А так – повезло, выиграл. И еще боюсь, они номера купюр по банкам разошлют. Дед пойдет рубли на баксы менять, а его сцапают. – А тебе будет приятнее, если меня сцапают? – Здесь их прокрутить легко. В этом Чертков был прав. Прокрутить деньги через казино – не раз плюнуть, конечно, но и не десять. Так – два-три раза плюнуть. Появился бармен с подносом. На сей раз, кроме конька и лимона, на подносе обнаружилось два маленьких бутерброда с икрой. Как Заботин уведомил бармена об этом желании – бог весть. Прям телепатия какая-то. – Так я тебе друг или портянка? – подал голос Чертков. – Прокрутить – не раз плюнуть, – туманно произнес Заботин. – Тоже запара. И опасность – ненулевая… друг. – А за процент? – предложил Чертков. – За какой? – немедленно отозвался Заботин. – Десять. – Это сколько же? Двести тысяч?.. – Заботин задумался. – Не слишком густо, Леха. – Больше я не могу, – нахмурился Чертков. – Ладно, так и быть… – махнул рукой Заботин. Надел очки, перегнулся через перила. – Чего у нас там? Электронное табло показывало 1 785 693. Рублей. – Придется пару дней поиграть для видимости, – резюмировал хозяин заведения. – Как раз два лимона набежит. – Что ж, спасибо, – обрадовался гость. – А после банк сорвешь, – продолжал Заботин. – Мой электронщик спрограммирует. – Я же говорил: для дураков… – Но сначала деньги свои вези. Я их позже в оборот пущу, а ты другими получишь. Чертков кивнул довольно и вытащил из-под стола портфель. Поставил его на стол. – Вот, все с собой… Бери, пока не передумал. – Кто? – лукаво посмотрел Заботин на друга. – Ты или я? – Оба… Бутерброд к коньяку в самый раз пришелся. А у Васи Рогова в этот самый момент выпало в одной линии два яблока, а в другой – два банана. Два шанса пролетело. Будь три яблока или три банана – выиграл бы тыщу. Не джек-пот, но тоже деньги. И все-таки система начинает срабатывать! Удача все ближе и ближе! Рогов полез в карман. Последние пятьдесят рублей. Ну, двадцать надо оставить на «колу», а на тридцать можно и рискнуть… Виригин и Любимов доехали на метро до «Канала Грибоедова», а дальше не сели на троллейбус, а пошли пешком. Покосились друг на друга. Ладно, пиво можно оставить до вечера. Взяли по мороженому: Жора – «Бодрую корову», а Макс – сахарный рожок. – Слыхал, поймали пьяного бомжа? – поделился Максим новостью. – Нет еще. И кто же это был? Чемпион по бегу? Последние несколько дней питерцев терроризировал пьяный бомж: приставал к прохожим, натурально отбирал у них вещи, а при появлении угрозы – будь то милицейский патруль или самооборонец из граждан – убегал с нереальной для пьяного человека скоростью. – Угадал, – усмехнулся Виригин. – Чемпион Европы в эстафете. В Олимпиаде участвовал… А тут его мошенники с хатой кинули – он умом и тронулся. Экспертиза еще не закончена, но, похоже, путь ему на Пряжку, а не в каталажку. Жора ничего не ответил, только головой покачал. – Не всех бывших спортсменов в бандиты взяли, – добавил Виригин. – Там тоже на всех вакансий не хватает… – кивнул Жора. И вспомнил другую печальную историю: про баскетболиста Сизоненко. Самый высокий был баскетболист в СССР. Два сорок, что ли, или даже выше. Тоже чемпион всего: и мира, и чуть не олимпийский. А после завершения спортивной карьеры начал болеть: что-то с позвоночником. Тяжело скелету человеческому оказалось такое тело носить. Получил инвалидность, ходил по Питеру, сгорбившись, с неизменной авоськой, пугая иностранцев. Недавно жизнь баскетболиста наладилась – ему заплатил много денег какой-то безумный немецкий врач. Но за что заплатил – за право использовать после смерти Сизоненко его тело. Этот врач снимает с трупов кожу, обрабатывает их каким-то суперраствором и устраивает из них выставки. Типа такие скульптуры… – Б-рр, – Жору аж передернуло. – Пришли, – сказал Максим. Жора открыл тяжелую дверь, и оперативники оказались в роскошном вестибюле поликлиники ГУВД. Широкая мраморная лестница с вазами по бокам удивляла и пышностью, и обшарпанностью: на ремонт денег, по обыкновению, не было. На лестнице столкнулись с начальником отдела штаба Главка Егоровым. Тот зычно поприветствовал коллег: – Привет, убойщики. – Здравствуйте, Сергей Аркадьевич. – Что, приболели? Сразу вдвоем? Непорядок! А кто дежурить будет? – нахмурился Егоров. – Да нет, мы психолога ищем, – улыбнулся Виригин. – Не знаете, где кабинет? Егоров оглянулся по сторонам и тихо спросил: – Что, маньяк завелся? – Почти, – хмыкнул Жора. – Вася Рогов игрой заболел, – пояснил Максим. – «Зенитом»? – Егоров расплылся в улыбке. Сам Сергей Аркадьевич футбол не понимал и, когда доводилось смотреть по телевизору матч, не мог ни за мячом уследить, ни команды различать – быстро уставал и отключался. Но он знал, что «Зенит» – любовь всенародная, что за него болеет все руководство Главка. Когда этим летом шел чемпионат мира в Германии, у генерала Сан Саныча в кабинете часто работал телевизор, а на трансляции матчей Украины (за неимением на турнире России) там собиралось человек по двадцать. Так что страсть к футболу Егоров осуждать не мог. – Если бы «Зенитом», – махнул рукой Жора. – «Однорукими бандитами». – Да ну! – воскликнул Егоров. – В семье проблемы, надо спасать. Может, психолог подскажет, – Виригин сам не слишком надеялся на помощь психолога, но считал, что попробовать надо. – Вот! – загромыхал Сергей Аркадьевич. – А они здесь казино хотят делать! Рассадник пороков! – Кто «они»? – не понял Любимов. – Тузы денежные!.. Я только от главврача. – В поликлинике казино? – удивился Виригин. – Для них в самый раз. Это же бывший особняк этой… княгини Голицыной. Пушкинской «пиковой дамы». Три карты, три карты… – Последние слова Егоров даже попытался пропеть. Пропел грозно эдак, вполне в соответствии с пушкинским сюжетом. – А мы и не знали. – Виригин словно бы извинился за себя и за Любимова. – Литературная ценность, – важно кивнул Егоров. – А зубы где лечить? – спросил Жора. – Нас в другое место хотят. Но я поеду в КУГИ ругаться, – решительно заявил Егоров. – А вы идите на второй этаж, направо и в самый конец. Психолог Антонов оказался человеком приветливым и улыбчивым, но как-то неприятно улыбчивым, до приторности. Любимова такие раздражали. Тем более что психолог не переставая вертел в ладони китайские шары со знаками инь и ян. Шары поблескивали, и взгляд нет-нет да и соскакивал на их мерное верчение. Ощущение, будто тебя зомбируют. Неприятно. – Я, если честно, и сам грешен, – лыбился психолог. – Люблю в преф перекинуться. В хорошей компании да под пивко. Лучшее средство от стресса. – Мы другим снимаем, – мрачно буркнул Любимов. – Чем покрепче… – Понимаю-понимаю. – Голосок у Антонова был медовый. – Но у вас-то все в порядке, – Виригин показал на свою голову, имея в виду голову психолога. – Пока на плечах, – пропел психолог. – Главное – знать меру. – Ценный совет, – фыркнул Жора. – Научный! – А у вас, вижу, нервишки шалят, – озаботился хозяин кабинета. – Давно обследовались? – Когда в милицию вступал! – недовольно ответил Жора. – Оружием пользуетесь? – не отставал Антонов. – По нужде… – На ночь валерьянки попейте, – посоветовал Антонов после небольшого раздумья. – Капель по сорок… Или пиона. Есть такой цветок. Красивый! И еще музыка, лучше классика… Классика – она ведь… – А как с нашей проблемой? – деликатно перебил Виригин. – От нее, к несчастью, лекарств нет, – протянул психолог – Штатники изучают, но толку мало. И это при их-то мощи… На словах про мощь Антонов многозначительно поднял указательный палец. Шар вывалился из ладони, покатился к краю стола, но непостижимым образом не упал. Остановился как вкопанный, на самом краю. Жора аж моргнул. – Доктор, боевой офицер гибнет, – с чувством сказал Виригин. – Можно гипноз попробовать… – медленно произнес Антонов. – Были случаи… – Ну, это специалистов искать, – разочарованно встал Жора, полагая, что разговор окончен. – Не надо никого искать. Я и сам владею. Голос психолога вдруг затвердел, а глаза хищно блеснули. В КУГИ Егоров никого из начальства не застал, все уехали на совещание в Смольный. Раздосадованный Егоров вернулся в Главк и пошел в столовую, автоматически напевая про три карты. Навстречу ему шел Рогов, рассеянно выводя: «Тревожить нас не может». Нечасто, наверное, сталкивались в этом коридоре люди, бормочущие оперные фразы! – Сергей Аркадьевич, здравствуйте! – преувеличенно громко воскликнул Василий. Вообще он Егорова побаивался, а тут обрадовался прямо-таки. И сразу выяснилось, почему: – Сергей Аркадьевич, в долг дайте! Тысячу рублей! Одну! До получки! – Зачем? – посуровел Егоров, вспомнив разговор с Виригиным. – На семейные нужды, – отрапортовал Рогов. – Знаю я твои нужды! В казино играть – вот и все нужды! – И вам уже настучали, – скривился Рогов и пошел было прочь. – Рогов! Стоять! – осадил его штабной. Василий нехотя вернулся. – Ты, Рогов, кончай это, – велел Егоров. – Иначе будет, как с Германом. – Каким еще Германом? – всполошился Рогов. – С нашей поликлиники. То есть с «Пиковой дамы», которая в поликлинике жила. Он, пока три карты искал, умом тронулся, – объяснил знаток изящной словесности Егоров несмышленому убойщику. – Я в карты не играю, – отпарировал Рогов с какой-то не совсем подходящей к ситуации гордостью. – Ни во что не будешь, – погрозил пальцем Егоров. – Обещаю. Даже крестики-нолики позабудешь. Для начала дела свои подготовь, через неделю проверю. Каждую запятую! – Понял, – потупился Рогов. – Иди и трудись, – скомандовал Егоров. Рогов пошел. Но не трудиться. Ему нужно было срочно добыть денег. А для этого – найти человека, который еще не осведомлен о его «болезни». Таких с каждой минутой в большом здании Главка становилось все меньше. Но тут Рогову повезло: в коридоре появился загорелый Гриша Стрельцов, только что вернувшийся из отпуска. Рогов энергично бросился к нему, потряс широкую ладонь и осторожно начал с нейтрального вопроса: – Ну что, как отдохнули? Вася знал, что Стрельцов с женой ездили в Крым. Но не сообразил, что добросовестный Стрельцов и впрямь ведь ответит на вопрос «Как отдохнули?». Но было поздно. – Ну что, сначала, конечно, поезд. Почти два дня ехать, но на самолет-то никаких денег не хватит. Нам повезло – в купе оказалась вполне интеллигентная пара, а мужик – инженер с коньячного завода. У него этого коньяка с собой была трехлитровая банка. Ну, не то что мы как свиньи накинулись, нет, выпивали помаленьку, и ни разу даже пьяными не были. И все под закуску хорошую. Жена дома курицу сварила – традиция, сам понимаешь, в дорогу без курицы вареной западло. Сыру взяли, колбаски копченой – сервелату выборгского, уважаю я его, картохи, опять же, наварено было… А у соседей пирожки с собой были отменные – жена инженера, Маргарита Ивановна, приятнейшая женщина, в музыкальной школе на Думской преподает – такой оказалась мастерицей по пирожкам… Вася с тоской вспомнил графа Льва Николаевича Толстого. И не только потому, что тот длинно писал (Василий как раз не читал; как в том анекдоте – «Ну и длинный же роман „Война и мир“!..» – «Ты что, читал?!» – «Нет, ксерил»). А потому что добросовестным был сверх меры. Майор Худько в школе милиции приводил пример. Некрасов, что ли, или кто там у них главный писака был, спросил Толстого в письме: о чем ваш новый роман?.. Тот как раз «Анну Каренину» накатал. А Толстой пишет: чтобы ответить на ваш вопрос, надо переписать весь роман. И переписал! Тут же, в письме! Некрасову письмо на телеге привезли – столько бумаги. Тогда ведь от руки писали, безо всяких компьютеров… Стрельцов между тем продолжал: – На границе – ничего не скажу: братья украинские, таможенники да погранцы, спокойно так все, вежливо… Жалоб не имею, претензий – тоже. Приятно, что без визы можно. Но живут хохлы – я бы не сказач, что жируют. Скорее, наоборот. Там как деревни-хутора потянулись, как… Василию было категорически пора в «Супершанс», но он не понимал, как прервать Стрельцова. Сам ведь попросил рассказать. Эх, жаль, что у нас не Америка: там встретились, брякнули друг другу: «Хау дую ду» – и разбежались. Правда, Вася до сих пор не мог вникнуть, почему на вопрос «Как дела?» отвечают тем же вопросом. Странные все-таки ребята американцы. Гриша сам обратил внимание, что Рогов как-то нервничает: – Ты чего, Вась, с ноги на ногу переминаешься? В туалет хочешь? – Да… Нет… Гриш, вспомнил просто: свидетель ждет! Давай потом расскажешь, ага? Слушай, ты тыщу не одолжишь? Во так нужно! – У меня, Вась, тысячи нет, – растерялся Гриша. – Я же из отпуска. Не могу… – А сколько есть? – не отступал Рогов. – Ну… Рублей триста. – Дай хоть триста. С получки верну. Стрельцов достал деньги. – Спасибо, Гриш, выручил! – крикнул Василий, скрываясь за поворотом коридора. 1 927 896! Рублей! Вот-вот натикает два миллиона! Стрельцовские сотни оказались счастливыми: потратив двести, Василий уже дважды выиграл по двести. Автомат погудел, пожужжал – бананы встали в ряд. Вновь выиграл – еще триста. – Это уже лучше! – воскликнул Рогов. Сидевший за соседним аппаратом импозантный мужчина поправил узел галстука. Обернулся к Рогову: – Давно играете? Это был старший инспектор Чертков. Отрабатывал «алиби» перед грядущим выигрышем. – Четвертый месяц, – потер ладони Василий. Надо же, как улучшилось настроение от каких-то семисот рублей. А как бы оно улучшилось от… Василий поднял глаза. 1 928 005. Растет цифра! – Успешно? – спросил Чертков. – Скоро из дома выгонят. Но сегодня пока в масть. – Понятно, – улыбнулся Чертков. – Хотите разбогатеть? – А вы нет, что ли? – глянул Василий на соседа. – Разумеется, – опять улыбнулся чиновник. – Говорят, новичкам везет. Я из начинающих. – Вот она – наша цель! – указал Рогов на табло. «Дурачок, – подумал Чертков. – Лох примятый…» Выглядел Василий в своем старом джинсовом костюме и впрямь не слишком солидно. Привычка покрывать каракулями бумаги у Василия была давно. Но – именно каракулями. Абстрактными бессмысленными композициями. Однако в последнее время в рисунках Рогова появился смысл. Во-первых, формы: яблоки, вишни, бананы, обезьяны, крокодилы. А во-вторых: цифры, цифры, цифры. Василий как раз сидел и, махнув рукой на груду недооформленных дел, совершенствовал что было сил систему, когда Виригин с Любимовым «запустили» к нему в кабинет психолога Антонова. – Позвольте? – осведомилась пролезшая в приоткрытую дверь голова психолога. – Вы к кому? – бросил Рогов и тут же вновь уткнулся в расчеты. – Хочу заявление написать. – Антонов зашел в кабинет. – У меня жена пропала. Думаю, убили. – Очень хорошо, – кивнул Рогов. – Садитесь. Антонов разместился на стуле, стал расстегивать ремешок наручных часов. – Давно убили? – уточнил Рогов, продолжая пялиться в записи. – Уже трое суток, – Антонов состроил скорбную физиономию. – А кто убил?.. Давайте все по порядку, – вздохнул Рогов. Убийцы, ничего не скажешь, дрянь народ. Редкостная сволота. Ни на минуту не дают отвлечься. Антонов снял часы и положил на край стола. Рогов невольно скосил глаза на блеск циферблата… Гипноз начался. Проходившие по коридору «убойного» отдела сотрудники Главка оказывались в эти минуты свидетелями живописнейшей сцены. Начальник отдела Виригин, склонившись в двусмысленной позе, неотрывно смотрел в дверную щель. Старший лейтенант Любимов, прикладывая палец к губам, грозно шипел на всякого, кто пытался выяснить, что происходит. Гипноз был в разгаре. – Ну, что там, Макс? – не выдержал Любимов. – Похоже, заснул, – прошептал Виригин. – Дай-ка я, – Любимов отстранил Виригина и воткнулся в щель. Удивился: – Уболтал психолог. Это ж надо! Внушаемый опер! Рогов мало того что уснул – даже захрапел. Беспечно, как в родной постели. Антонов накренился над ним коршуном, развел руки, подобно крыльям, и зашептал, повторяя слова. – Вам никогда, никогда больше не захочется играть. Не захочется играть! Страсть – это безумие, безумие, способное погубить, погубить человека, это прямой путь к преступлению. Страсть – это горе, слезы, поломанные судьбы. Страсть – это горе и слезы. В коридоре возник Егоров. Удивился: – Вы за кем здесь следите? Его зычный голос проник в кабинет. Василий вздрогнул, но не проснулся. – Тише, Сергей Аркадьевич, – зашипел Жора. – Васе гипноз делают, – объяснил Виригин. – Интересно! Дайте посмотреть, – Егоров полез к двери. Рогов расхрапелся не на шутку, и гипнотизеру пришлось повысить голос. – У вас же есть семья, семья, – увещевал Антонов. – Так сделайте ее жизнь счастливой, счастливой. Не приносите им горе. Сегодня вместо игры вы пойдете домой, а по дороге купите жене цветы, а сыну игрушку и фрукты: сливы, бананы, яблоки… Это была роковая ошибка – про фрукты. Психолог, незнакомый с бизнесом электронных казино, не знал, какую роль там играют изображения бананов и яблок. Ведущую, прямо скажем, роль. Рогов резко открыл глаза. Даже с каким-то вроде бы щелчком. Как пластмассовая кукла. – Слива, банан, яблоко… – задумчиво повторил он вслед за гипнотизером. – Компот… – Компот! – согласился Антонов. – Компот! Дома вы сделаете компот, компот… Рогов невидящим взглядом посмотрел сквозь Антонова и встал. – И ничего у вас жену не убили, все вы врете. Слива, банан, яблоко. Компот. И бросился из кабинета. – Вы куда? – вскричал доктор. Рогов не ответил. Егоров едва успел отскочить от двери. Рогов даже не глянул – ни на него, ни на коллег оперов. Бодро замаршировал по коридору, повторяя: – Слива, банан, яблоко. Компот… Печалить нас не может!.. Слива, банан, яблоко. Компот!.. Жора хотел погнаться за Василием, но передумал. Еще укусит. Загипнотизированные – они такие… Опасные. Психолог вышел из кабинета, застегивая часы. Развел руками: – Похоже, не подействовало. Заснул хорошо, внимал вроде бы, а потом – рраз! Как сбой программы. – Может, еще разок? – предложил Любимов. После сегодняшнего сеанса он резко зауважал психолога. – Не вижу смысла, – опять развел руками Антонов. – Жаль, – расстроился Виригин. Он-то уже счел, что Вася – на пути к выздоровлению. – Организм невосприимчив, – задумчиво произнес психолог. – А страсть сильна… Я вот что думаю… Антонов затих и молчал довольно долго. Казалось, сам впал в гипнотический транс. Даже покачиваться потихоньку начал… – Ну? – вернул его к жизни Любимов. – А что, если шоком полечить? – предложил Антонов. – Это как? – не понял Жора. – Подвергнуть сильной психологической встряске. Как говорится, клин клином. Глаза психолога снова заблестели. Каким-то немножко садистским блеском. – Считаете, поможет? – усомнился Максим. – Кто его знает… Вечером в «Супершансе» Рогов вновь увидел вчерашнего мужика в галстуке. В том же бежевом костюме, но галстук – другой. Что-то Васю к этому «кросавчегу», как выражались в этом сезоне подростки-правонарушители, тянуло. Решил сесть рядом. 1 997 975. Цифра тут же сменилась: 1 998 201. И еще раз, мгновенно почти: 1 998 570. – Здрасьте! – поздоровался Василий с Чертковым. – А, это вы? – Чертков улыбнулся и поправил галстук. – Здравствуйте-здравствуйте! Настроение у него и впрямь было хорошее. С минуты на минуту намечался куш. Настроение, впрочем, ему испортили телефонным звонком давешние менты. В шуме игрового зала слышимость была отвратительная. Чертков глянул на табло: ну, поговорить успеет. Быстро пошел к выходу. Вася в этот момент почесал в голове и вдруг взял и пересел на чертковское место. Импульс. Сам бы не смог объяснить, зачем так поступил. Чертков на ходу ухватил за локоть сотрудницу казино: – Девушка, мне бы автомат занять! – Какой? – улыбнулась сотрудница. Чертков оглянулся: – Вон тот… Слева от лоха в джинсах. Девушка несколько удивилась формулировке, но табличку «занято» на соседний с Василием стул поставила. Чертков выскочил на крыльцо и прижал трубку к уху. Настроен он был решительно: – Чего вы опять хотите? Какие еще наркотики? Героин? Ясненько… А вы знаете, что я написал прокурору заявление о провокации с вашей стороны, и сейчас немедленно… Но в этот момент трубка поведала инспектору природоохраны нечто такое, что выражение лица у него резко изменилось. И тон тоже – сник. – Вот как… Да, я понял. Что же тут непонятного… К моему дому? – Чертков горько усмехнулся уголками тонких губ. – Сочту за честь… Он захлопнул раскладной телефон, очень грязно выругался и больно пнул стену. Не стене больно – ноге. Ладно, потом. Сейчас есть другое дело. Инспектор устремился за выигрышем. И едва он успел сесть на свое счастливое – вернее, на то, которое считал своим счастливым, – место, загремели фанфары, зазвенели литавры, радугой озарили помещение казино разноцветные огни… Совсем как в рекламе. 2 000 000. Рублей. Да, не долларов, не евро, не фунтов стерлингов, всего лишь «деревянных» рублей, но зато – очень много. Правда вот, не на его автомате, а на соседнем. У «помятого лоха». Который уже уронил стул, прыгал, потрясая сжатыми кулаками и не в силах вымолвить ни единого слова. Чертков тоже ничего не мог вымолвить. Глянул на экран лоха: ровные ряды вишен, яблок, груш и бананов. Все совпало. Все один к одному. Как во фруктовой лавке. Как же это произошло? – Получилось… – Василий, наконец, обрел дар речи, хотя пока и не окончательно связной. – На том, где вы… Ешкин кот… Наитие… Система… Я знал, знал… Чертков понял, как оказался за другим аппаратом. Процедил: – Поздравляю. В ярости сорвал с себя галстук. Два таких удара в течение одной минуты. Судьба, скотина, явно перестаралась. Хозяин заведения Николай Заботин, нацепив на лицо дежурную улыбку, спешил к счастливому автомату. Рядом с ним семенили две сотрудницы. И зеваки-неудачники уже окружили кольцом. Так что нечего было и думать о том, чтобы двинуть кулаком по башке этого идиота в джинсовой рвани – так, чтобы он откинул на месте копыта и можно было бы запихать под стол труп. Так, словно бы и не было на свете никакого идиота. Некоторое преувеличение состояло в том, что даже в абсолютно пустом помещении без единого свидетеля у Черткова этого не получилось. Ни смертельным, ни иным каким хоть сколько-нибудь серьезным ударом он не обладал… – Поздравляю с выигрышем! Заботин, сияя так, словно бы единственная цель владельца игорного бизнеса – благосостояние клиента, протянул Черткову руку. – Это не я выиграл, – криво усмехнулся Чертков. – Это вот он… У Заботина отвисла челюсть. – Это я, – подтвердил Рогов. И еще раз: – Это я! Он и сам еще до конца не верил… У Заботина округлились глаза. – А вы здесь старший? – приветливо осведомился Василий. – Д-директор, – начал вдруг заикаться Заботин. – П-поздравляю… А сам пытливо оглядывал невысокого джинсового человека. Надо попробовать его «кинуть»… – Где получить? – спросил Рогов. – С-сейчас всей суммы нет, надо п-подготовить, – заговорил Заботин, так и не осмыслив еще сути произошедшего. – Я вам сейчас с-сертификат выдам. – А деньги? – насупился Рогов. Такой обиженный стал, несчастный… Нет, это не опасный человек. С ним можно справиться. – Через пару дней. У вас документы с собой? – Всегда! Рогов полез в нагрудный карман. Пальцы не слушались, соскальзывали с пуговицы. Чертков смотрел на суетливые движения лоха с ненавистью и презрением. Рогов наконец добрался до служебного удостоверения. Протянул Заботину. Тот икнул и прочел вслух: – Старший лейтенант Рогов В-василий Иванович. Оперуполномоченный криминальной милиции. И посмотрел на Черткова. – «Убойный» отдел Главка, – добавил Рогов. – Так что с деньгами? – Пройдемте в кабинет. – Заботин вернул ксиву и указал направление. Рогов шлепнул Черткова по плечу – так, что тот чуть не упал: – Не страдай, друг! Сегодня – я, завтра – ты! Руки у Рогова были чистые, но все равно Чертков – в пятый уже раз – брезгливо отряхивал с плеча невидимую грязь. Как памятник Гоголю – тот, что на Малой Конюшенной. Который будто бы таракана с рукава стряхивает. Черткову казалось, что его измазали дерьмом. Примерно так, в общем, дела и обстояли. На стене кабинета Заботина висели постеры с Бритни Спирс и Жанной Фриске. Сам хозяин нервно пил коньяк: второй фужер подряд. Пепельница перевернулась – прямо на какие-то ведомости на столе. Тут же валялся его, Черткова, смятый галстук. «Пошло как все, – отрешенно думал Чертков. – Как в дешевом кино». И себе налил коньяка, взяв со стола бутылку. Выпил залпом. – Игрок хренов! – Заботин даже не ругался, а как-то… ошарашен по-прежнему был. – Какого черта ты ушел?! – Менты вызвонили. Прямо минута в минуту, как на заказ… – Ну и перезвонил бы им, делов-то! – Они Стасу наркоты кинули. Понятно, я растерялся… – А кто тебе говорил: не надо было всего этого?.. Я тебе говорил! Чертков взял со стола галстук, обмотал вокруг кулака: – Случайность же чистая. И этот дурак сунулся… – Дурак умного обыграл! – Заботин выразительно потрепетал пальцами возле виска. – С виду-то лох… – В «убойном» отделе, Леша, лохов не держат. Чертков ничего не ответил, но было видно, что он не согласен. А Заботин, отходя от происшествия, заводился все больше и больше: – Опера двумя «лимонами» накормить! Это же надо! – Слушай, – осторожно начал Чертков. – Сделка-то сорвалась… Заботин быстро вскочил и глянул другу в глаза, пытаясь понять, куда он клонит. – Это у тебя сорвалась, Алеша! Я все сделал, как договаривались. И у мента все в ажуре. Отдам ему твои деньги, пусть радуется. Скажи спасибо, что я еще про свои двести тысяч молчу… Спасибо Чертков говорить не стал. Просто отвел взгляд. – Печалить нас не может, печалить нас не может! Рогов кружился по кухне, держа перед собой в вытянутых руках волшебный сертификат. Федор Ильич бегал за ним: – Дай глянуть, Вася! Дай глянуть! Сцена – как в детском саду. Рогов остановился и, не выпуская сертификат из рук, приблизил его к глазам тестя. – Выигрыш в сумме два миллиона рублей… – медленно, почти по слогам прочел тесть. – Это сколько ж долларов? – Семьдесят тысяч. – Сияющий Василий перевел рубли на более понятную русскому человеку валюту. – Мать честная! – охнул Федор Ильич. – А вы не верили, – торжествовал Василий. – Я и сейчас… – пробормотал тесть. – С трудом… Теща, наблюдавшая за танцами из дверного проема, приблизилась и протянула руку: – Хоть дай глянуть. Василий резко спрятал сертификат за спину: – А кто меня голодом морил? Теща насупилась. – Не обижайся, она ж как лучше, – стал налаживать мир Федор Ильич. – Для желудка польза. – Жрал бы, так и не выиграл бы! – буркнула теща. Рогов плюхнулся в кресло, брыкнул ногами. Сложил руки на затылке, мечтательно потянулся: – Теперь квартиру куплю. Срочно. – Верно, Васек, пока не профукал, – одобрил тесть. – Может, и на машину останется, – продолжал мечтать Рогов. – Точно! – Уедем из вашего зоопарка… Теща обиженно фыркнула и отправилась на кухню. – Правильно, мать, давай на стол накрывай. И Ленку зови. Надо это дело справить. Федору Ильичу и так никто особо не мешал выпивать вечером энное количество вкусных рюмашек. Ну, жена ворчала, так это ничего, наоборот: от лишнего предохраняла. Но все же любил Федор Ильич не впустую пить, а со смыслом. За что-нибудь хорошее. Тогда оно еще приятнее выходит… Чертков был уверен, что безвыходных положений не бывает. Надо только не терять трезвости мысли и уверенности в себе. Итак, деньги оказываются у оперативника Рогова. Чертков попытался восстановить в памяти образ этого Рогова. Мятый грязный джинсовый костюм с рынка. Повадки клоуна. Рожа дегенерата. Лох – он и есть лох. Неправ Заботин: лохи везде водятся. В частности, в «убойном» отделе… Может, он еще и наврал, что из «убойного». В голове потихоньку стал складываться план ответного удара. И уже от этого одного стало на душе легче. Погруженный в раздумья, Чертков вошел во двор. Где эти герои? Вот – черный автомобиль у парадного. У капота стоит Александров, сияет, как медный таз на солнце: – Здравствуйте, Алексей Дмитриевич. – Здрасьте, – не слишком приветливо буркнул Чертков. Они его сломали, конечно, но разговаривать с ними стоит все же уверенно. – Нету денег, мужики. Кожемякин как раз вылезал из салона. Удивленно переглянулся с Александровым. Кивнул: – Сюда загляните. Чертков подошел к задней двери, заглянул в салон. Ничего: Стас выглядел более-менее нормально. Ну, пара небольших синяков. Сын вскинулся: – Отец, они меня… – Задержан с наркотиками, – сказал сзади Александров официальным тоном. – В присутствии понятых. – Они сами подкинули. – Стас обращался только к отцу. – Знаю, – кивнул Чертков. – Что с лицом? – Оказал сопротивление, – с каким-то едва не сладострастием пропел Александров. Чертков повернулся, смерил УБЭПовца презрительным взглядом. Тот осекся. – Так что, нету денег, говорите? – вкрадчиво переспросил Кожемякин. – Но Алексей Дмитриевич, вы же понимаете… – Понимаю, чего уж тут непонятного, – сухо произнес Чертков. – Буду искать. Сейчас нету. – Долго искать-то собрался? – раздался грубый голос Александрова. Чертков на него не глянул. Сам себя ругал внутренне за понты, как бы хуже себе не сделать. Но от вида Александрова его буквально тошнило. Игнорируя его, ответил Кожемякину: – Через месяц. Сейчас нет. Правда. Александров хмыкнул. Хрюкнул, скорее. – Два дня и не больше. Иначе возбудим дело, – пригрозил Кожемякин. – А если?.. – Тогда отдадим протокол вам, – помедлив секунду, Кожемякин добавил: – Все протоколы. Чертков молча кивнул. – Выпусти его, – бросил Кожемякин коллеге. Чертков положил сыну руку на плечо и, не прощаясь, пошел с ним к парадной. Жена догадалась положить сертификат в прозрачную папочку для бумаг. В ту, что «файл» называется. Чтобы не заляпали. Дельный был совет, и очень вовремя данный. У Виригина, который читал документ в данный момент, руки, положим, всегда чистые. Но сейчас ведь и Жора ухватится, а он, по наблюдениям Рогова, иногда перед обедом руки мыть забывал. Значит, и в другое время мог забывать. – Два миллиона рублей… – прочел Виригин. – Дела… – Хорошо, тебя не послушал, – важно изрек Василий. Виригин промолчал. Любимов тоже. – Вы будто и не рады за меня! – обиделся Рогов. – Рады, Вася, рады, – успокоил его Максим. – Сердечно поздравляем. Слова прозвучали не совсем искренне. Напоминал чем-то этот сертификат пробежавшую между друзьями кошку. Каким-то чужим стал Рогов. Не в выигрыше, разумеется, дело, а в Васином настроении. Прибежал – прямо в лицо свою цидулю сунул. – Деньги-то когда? – спросил Жора. – Завтра, – подпрыгивал возбужденный Рогов. – Хочу сейчас стол в ресторане заказать и – в жилищное агентство. Макс, ты не против? – Езжай, – разрешил Виригин. – У тебя праздник. Но если убийство – сам понимаешь. Выдернем тебя из агентства. В кабинете появился Егоров. Как всегда, принципиальный и строгий. – Рогов, вот ты где? Ты дела оформил? Я тебе что приказал?! – Я, Сергей Аркадьевич, – произнес Рогов с неподражаемо спесивой интонацией и выдержал эффектную театральную паузу. – Я, может быть, совсем уволюсь. Все рассмеялись. – Чё это с ним? – растерялся Егоров. – Два миллиона вчера выиграл, – пояснил Виригин. – И крыша сразу сдвинулась. Ни на минуту не задержалась. – В автоматы? – изумился Егоров, – А два миллиона чего? – Рублей. – Рублей? – опять изумился Егоров. – Вот это да! – А вы чего думали, Сергей Аркадьевич? – Я… ну… копеек, может… А как же он ухитрился? Неужели гипноз помог? – Мне, что ль, сыграть? – побарабанил пальцами по столу Любимов. – Как там насчет казино в поликлинике? Скоро… презентация? – Не будет казино, – твердо заявил Егоров. – В КУГИ отстоял. – Жаль, – иронично вздохнул Жора. Предложений по квартирам в жилищном агентстве оказалось – тьма-тьмущая. Лофты, мансарды, эркеры, джакузи, витражи, гаражи, выделенный интернет, консьержки или так, собственные газовые котельные или нет, охрана-сигнализация… Глаза разбежались. Надо было, наверное, прикинул Василий, с Ленкой посоветоваться и решить: а чего хочется-то? Хотелось всего. – Давайте от цены танцевать, – предложила наконец сотрудница агентства, крохотная девушка в бурных кудряшках. – Вы за какую цену хотите? – От пятидесяти до семидесяти, – быстро ответил Рогов и тут же пожалел: «Нужно было сказать – до шестидесяти пяти». Хотя какая разница, никто же его не заставит… – Ну вот, например, двухкомнатная в «сталинском» доме. Кухня восемь, высокие потолки, второй этаж… – В каком районе? – Рогов наклонился к фотографии. – Московский. Рядом с Парком Победы. Очень престижно. – Сколько стоит? – Семьдесят тысяч. – А в Кировском есть? Агентша, тряся кудряшками, порылась в базе данных: – Около метро «Автово», но последний этаж с лифтом… – А эта сколько? В общем, покинув через полтора часа агентство с охапкой фотографий, телефонов и адресов, Рогов с огромным трудом сдержал порыв купить бутылку «Тинькова». Остановился все же на «Айране», присел в скверике. Убийства проще раскрывать. Убийца – он один. Ну, или несколько, но все равно ограниченное количество. А вариантов с квартирами количество – почти безграничное. И, как заверила агентша, каждый день прибавляются новые. И единственно правильного ответа нет. Уф… Попивая «Айран», Василий задумался о судьбе. Что помогло ему выиграть такие бешеные деньги? Система? Василий серьезно относился к своим расчетам. Но помнил, что главным фактором в итоге оказалось наитие: раз – и пересел за соседний автомат. Так что же, дело в интуиции? Несомненно. Но неужели обошлось без участия судьбы? Без малейшего? «Наверное, дело в том, – подумал Рогов, – что я просто человек неплохой. Честно сказать, даже хороший. Верный семьянин. Жену люблю и даже тещу. Не пью. Не ворую. Сквернословлю в меру. Куда меньше Жоры. Хороший друг. Самоотверженный сотрудник…» Дежурство подходило к концу, а убийств в Центральном районе все не было. Уже который день. Или все злодеи загорают, пользуясь последними теплыми днями? Осень все-таки не за горами… Дверь скрипнула. В кабинет заглянул хорошо одетый мужчина с узким умным лицом. Грустный такой. В галстуке. Спросил: – А Рогова… Василия Ивановича… где можно увидеть? – Его сейчас нет. Завтра будет, – повернул голову Виригин. – Или не будет, – предположил Любимов. – Или не будет, – согласился Виригин. – Но все равно завтра. – Жаль, – вздохнул посетитель. – Думал, совет даст. – Совет? В каком казино куш пожирнее? Оперативники рассмеялись. Посетитель смотрел растерянно. – Что-то стряслось? – внимательнее глянул Виригин. Больно уж трагичным казалось лицо мужчины. – У меня неделю назад сына похитили. Выкуп требуют, – мужчина поправил узел на галстуке. Жора присвистнул. – Сколько сыну? – нахмурился Виригин. – Двадцать два. – В милицию обращались? – обернулся Любимов. – Нет… – Почему? – Они пригрозили. – А подозрения есть? – Виригин сел за свой стол. Ясно было, что рабочий день продлевается. Неизвестно на сколько. Посетитель только руками развел. – Садитесь и рассказывайте все в деталях. – Виригин указал на стул. – На меня многие зуб держат, – присел мужчина. – Такая служба. – Это что же за служба? – подозрительно спросил Жора. – Управление природопользования. Старший инспектор Чертков. Слежу за законностью строительства загородных домов. Так и есть – чиновник. Чиновников Любимов не любил. Не за то, что все они без исключения берут взятки (тут Жора заблуждался, исключения все же бывают… Или нет?), а за то, что делают это с сознанием собственного превосходства над окружающими и с полной уверенностью в своем праве. Жора вычитал где-то, что с двухтысячного года взяточничество в России выросло в четыре раза. Может, врут, может, не в четыре, но что выросло и продолжает расти – это уж точно. И у этого гаврика наверняка рыльце в пуху. И сына потырили стопудово в связи с этим пухом… А ты ему помогай… Ладно – надо ввязаться в бой, а там, может, и гаврика прищучить удастся. – Снесли много? – Жора показал руками, как сносят дома. Инспектор, разумеется, ответил уклончиво: – Решение суд выносит. Но по моему представлению. – Понятно… – Сколько же с вас требуют? – Виригин пододвинул к себе лист бумаги. – Восемьдесят тысяч долларов, – отчего-то потупился Чертков. – Завтра на три часа назначили встречу. Если не принесу, Стаса убьют. Если он еще жив. – Так, – встрепенулся Жора. – А при чем тут Рогов? «Потому мне и повезло, что я человек хороший, – продолжал нахваливать себя Вася Рогов, пружиня на сиденье новенького внедорожника. – Хорошим людям судьба благоволит…» Он уже понял, что денег хватит только на квартиру, но не отказал себе в удовольствии зайти в автосалон. Рядом с внедорожником стояли два менеджера. Новичок, работающий лишь второй день, недоумевал: – Слушай, у этого мужичка обтрепанного точно бабосов нет, – говорил он своему более опытному коллеге. – Чего мы на него время тратим? Сломает еще чего-нибудь… – Есть у него деньги, – возразил более опытный, глянув еще раз через стекло на клиента. – С чего ты взял? У него футболка сторублевая – минимум год носит! – Опыт. Тоже научишься понимать. И вообще – нельзя о клиенте по внешности судить. Ты вот Козыря знаешь? – Ну, слышал… Козырь был в городе человеком легендарным – крупный «авторитетный бизнесмен» с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Сочетание редчайшее. – Он у нас все время «лексусы» покупает любовникам… А выглядит – как грузчик из дешевого магазина… – Сколько в ней сил? – крикнул Василий. – Сто двадцать лошадок, – наклонился к машине менеджер. – Полный электропакет, гидроусилитель, а-бэ-эс. – Вижу, – отозвался Василий. – Три года гарантии, – продолжил менеджер. Рогов продолжал трогать рычажки и кнопки. Чудо как приятно! Может, машину взять? А квартира чего – жили ведь столько лет с тестем и тещей, можно еще потерпеть… А квартиру – можно и со следующего джек-пота… Если оставшиеся после машины деньги – да все в казино… Два джек-пота сорвать можно! – Заднее сиденье можно сложить. – Удобно картошку возить, – одобрил Василий. – И капусту нормально. И всего тридцать три тысячи. В подарок магнитола и зимняя резина. – Тоже неплохо. – Так что, будете брать? – улыбнулся менеджер. Или во второй раз в ту же воронку снаряд… В том смысле, что второй раз джек-пот – это перебор… Но если систему подработать. Несколько хороших поступков совершить… Тут даже и стараться не надо. Василий и так привык ежедневно совершать хорошие поступки. С другой стороны, надоело с курами в одной квартире жить. Дилемма! Как все сложно-то! Без денег проще. Нет куша – нет забот. – Я подумаю, – сказал Рогов. – Достоевский есть? – рявкнул Егоров, пригибаясь к узенькому окошку киоска «Метропресса». Пожилая продавщица аж отпрянула. Но, увидав солидного мужчину в милицейской форме, успокоилась. – Что именно? – Это… про рулетку. Как он все профукал. «Идиот». Нет, «Игрок» то есть… – Только «Преступление и наказание». – Про это я и сам вам расскажу, – не согласился Егоров. – Ну что-нибудь еще возьмите. «Охота на рыбака». Или Балабанова сценарии. «Брат-3» – действие на том свете… – Нет уж, спасибочки… – Да я понимаю, понимаю, – повторял Виригин раз уже в десятый. – Чего же тут не понять… Понимаю… С раздражением швырнул трубку на рычаг. – И я понимаю, – усмехнулся Жора, – что все они козлы. – Ты уж ладно так, – вздохнул Виригин. – Рисковать просто не хотят. – На то они и банкиры, – с понурым видом рассудил Чертков. – Давай «куклу» зарядим, – предложил Жора. – Опасно. – Зато интересно… – Что вы, это же вопрос жизни и смерти! – испугался Чертков. На этих словах – про «жизнь и про смерть» – на пороге возник сияющий Рогов. Всколыхнув в душе Черткова все те темные чувства, которые он питал к везучему менту. Ненависть и презрение. – Такую тачку выбрал! Блеск! А-бэ-эс – ваще!.. Ой! Здравствуйте… – Добрый день, – привстал Чертков. Василий указал на инспектора: – Этот тоже… Играл, в смысле, вместе со мной… – Мы знаем, – хмуро отозвался Жора. Рогов обвел взглядом собравшихся: – Вы чего такие? Напряжные… – У Алексея Дмитрича сына похитили, требуют выкуп, – объяснил Виригин. – У какого Алексея Дмитрича? – не сообразил Рогов. – Это я, – представился Чертков. – Я ведь потому и играл. – А-а… – растерялся Вася. – И что? – Завтра в три назначили встречу, – продолжал Виригин. – Последнюю, – уточнил посетитель. – Иначе убьют. – Ты когда капусту получаешь? – Любимов взял быка за рога. – Утром. А при чем здесь?.. – Десять тысяч он собрал, а нужно восемьдесят, – Виригин автоматически написал на листке крупную цифру 70. Рогов нахмурился. Вон они что затеяли… – А вы в банке возьмите, – посоветовал Вася после некоторого молчания. – Мы же вернем. – Час звоним, никто не дает, – Максим снял телефонную трубку, зачем-то послушал гудок и положил трубку обратно. Рогов молчал. Идею он понял, и она ему не понравилась. – Вась, мы там все оцепим, – начал Любимов. – Червонец не вылетит. – Нашли дурака, – зло бросил Рогов и быстро вышел из кабинета. Не разбирая пути, добрел до столовой. Она уже закрывалась, еды не было, оставался только компот. Вася залпом выпил два стакана. Внутренний голос вдруг прорезался. Стал увещевать, какой Вася хороший человек, надежный друг, как он всегда приходит на помощь людям в трудную минуту… У каждого Джемса Бонда должен быть свой Кью, гений-изобретатель, который вовремя подгонит часы-пулемет, реактивные ботинки или лыжи на воздушной подушке. У сотрудников Главка Кью был один на всех, и звали его Семен Черныга. Он показывал теперь мрачному до предела Рогову, как работает его новый суперкейс. – Вот здесь микрофон, здесь радиоизлучатель. Смотри не перепутай, а то помрешь. – С чего это? – дернулся Рогов. – Да это анекдот старый, забыл, что ли? «Доктор, у меня болит голова и задница». Доктор выкатывает большую таблетку, ломает об колено: «Это от головы, а это от задницы. Смотри не перепутай, а то помрешь». – Очень остроумно! – Я так и знал, что ты оценишь. А это вот глазок камеры. Скажи, чтоб не закрывал. – Система надежная? – Рогов взволнованно вертел кейс – Не подведет? – «Не подведу», – сказал прораб народу. И не подвел – ни газ, ни свет, ни воду… Я и в его машину камеру воткну. – Хорошо б несколько, – вздохнул Вася. – Ладно, не «Ленфильм»… Вот еще что есть. Семен достал из ящика стола тысячерублевую купюру и вручил Рогову: – Держи для страховки, в пачку сунешь. – Зачем? – спросил Вася. – Там хватит. – Моя разработка, – важно сказал Семен. – Фальшивка, но дороже настоящей. У нее в полоске микрочип. Посылает сигнал на триста метров, больше пока никак. На столе у Семена валялся детский китайский «тетрис». Оказалось, что вовсе никакой не «тетрис», а полезный навороченный прибор. Семен нажал кнопку, и закодированная купюра противно запищала – как капризный китайский ребенок. – Но и триста метров – немало! – заключил Семен. Немало, конечно… Но как считать. Триста – несомненно больше, чем двести. Но если бандиты с купюрами убегут на четыреста метров? – А еще устройств нет? – Рогов жадно огляделся по сторонам. – А опера тогда зачем? – вопросом на вопрос ответил Семен. – Ну ты… – возмутился Заботин, выслушав план Черткова. – Ты совсем в уме повредился? Не наигрался еще? Мало тебе? Хочешь всю ментуру во враги себе записать? – Хочется же реванш взять. – Глаза Черткова блестели и впрямь не слишком здоровым огоньком. – Тем более, они клюнули сразу. Говорю тебе – лохи. – Я пас, – Заботин закурил сигарету. – Ты мне ничего такого не говорил, а я ничего такого не слышал… У меня сейчас своих забот, знаешь… Забот у Заботина и впрямь хватало. На днях вступал в силу новый закон о игорном бизнесе, суливший множество крупных и мелких проблем. Во-первых, по новым нормативам восемьдесят процентов денег должно попадать в игровой фонд. Конечно, проверять строго будут лишь поначалу, да и с проверяющими договориться можно, и вообще понятно, что мера эта введена для повышения «взяткоемкости» бизнеса. Но, так или иначе, отстегивать придется больше. А во-вторых, отныне запрещалось размещать игровые автоматы в магазинах, на вокзалах-аэропортах и в спортивных сооружениях. А у Заботина был салон на одном питерском катке, дюжина аппаратов в разных булочных-кондитерских и доля на вокзалах в Павловске и Пушкине. Так что по этому пункту – убыток прямой. – Конечно, ты ничего не слышал, – быстро согласился Чертков. – Я у тебя только человека надежного прошу. Заботин вздохнул, подбросил в руке белый шар. Поставил его на бильярдный стол, разбил фирменным кием пирамиду. – О тебе по-любому ни слова, – пообещал Чертков. И сам поморщился. Выражения «по-любому» он не любил. Как и вообще всего сленга, который исходил от этой дурочки Масяни. «Пойдем-ка покурим-ка», все эти фразочки. А тут вырвалось. Заботин ходил вокруг стола, выбирая точку для удара. – Все рассчитано, – продолжал уговаривать Чертков. – Хорошо, – кивнул наконец Николай. Огляделся по сторонам. Увидел тезку: молодого и самого перспективного из своих людей. – Коля! Балашов! Подойди сюда! Высокий молодой человек с невозмутимым лицом подошел и молча встал рядом. Рот его был занят: Коля энергично жевал жвачку. – Это Алексей Дмитрич, – Балашов указал на Черткова. – Надо ему помочь. – Поможем, – неспешно ответил Балашов. – Какие проблемы? – Он тебе сам все объяснит, – усмехнулся хозяин и направился в сторону бара. Балашов стоял и равнодушно жевал. – Значит, так… – начал Чертков, с удивлением ощущая на своем лбу холодную каплю пота. Вася тупо смотрел на сардельку. Хорошая сарделька. Но в горло не лезла. Не в смысле «не пролезала» (хоть и была довольно толстой), а в смысле – аппетита не было. Федор Ильич хлопнул рюмку и деловито заговорил: – «Волгу», Васек, наверное, продадим. Куда нам две машины… – Да кто ее купит? – махнул сарделькой Рогов. – Антиквариат. – Купят, куда денутся, – возразил тесть. – Коллекционер какой-нибудь. Она же в отличном состоянии. Я объявление дам. – Погодите. Сначала деньги надо получить. Заранее опасно планировать. Примета плохая… Примету такую Василий выдумал на ходу. Но, возможно, она и впрямь существовала. – Васек, а когда дадут? – подала голос теща, продолжавшая хлопотать у плиты. Давненько она его «Васьком» не называла… – Завтра, – не сразу откликнулся Рогов. – Ты квартиру поближе к нам бери, – продолжала теща. – Легче общаться. Дите опять же… – Квартира, которая мне подходит, – с неожиданным пафосом изрек Рогов, – находится на другом конце города! Теща аж растерялась от такой важности. – Ладно, ладно… А чего ты не ешь? – В ресторане завтра поем. Севрюжины с хреном! – Рогов положил вилку с сарделькой на тарелку и отправился спать. Теща посмотрела на Федора Ильича: – Что-то не то с нашим Васькой. – Не то, – согласился тесть. – Севрюжину с хреном… эх… и без водочки? А он же не пьет! Отксерить два миллиона рублей – примерно как «Войну и мир». Две тысячи купюр. Старший лейтенант Любимов, боевой офицер, десятки успешных задержаний, рискованные операции, когда грудью на пулю, сотни раскрытых убийств… уже третий час ксерокопировал чужие деньги. Злился на себя, что уговорил вчера Рогова одолжить выигрыш. Проще было еще час повисеть на телефоне и уговорить какой-нибудь банк на доллары или лучше на евро. Сильно меньше бы ксерить пришлось. На Рогова тоже злился – его же бумажки. Понимал, что несправедливо злился, но ничего с собой поделать не мог. А тут еще Виригин: – Жор, ты быстрее можешь? Время в обрез. – Сам бы попробовал, – огрызнулся Любимов. – Легче двух рецидивистов заломать, чем… – Надо еще понятым расписаться, – сказал Виригин. – Так пусть начинают… Рядом вертелся озабоченный Рогов, дергал всех за рукава: – Макс, ты с ОМОНом договорился? – Ты уже спрашивал, Вася… Со всеми договорился. Не переживай. – Тебя бы на мое место, – надулся Рогов. На ветровом стекле у Черткова болталась игрушка-талисман: черно-белый пухленький медведь панда, Эмблема Всемирного фонда дикой природы. Года три-четыре назад Чертков вдруг увлекся этими удивительными животными, увидев их на «гастролях» в Московском зоопарке. Поразительное сочетание ловкости и неуклюжести, силы и добродушия. Умиляло все, даже изготовленный китайскими владельцами зверей плакат с комментариями, полными прелестных ошибок. Чертков толкнул пальцем панду – игрушка закачалась. Помнится, он тогда даже не поленился и переписал текст комментариев на бумажку и долго-долго возил с собой в бардачке, веселя друзей и знакомых. Ну-ка, ну-ка… Чертков нагнулся к бардачку, выловил там старую барсетку, порылся в ненужных бумажках. Точно, вот оно! «Свойство и настоящее Гиганской Панды. Гиганские Панды сидят в бамбуковой роще горов с 2000 до 3500 метров высоты над уровнем моря. Днем и ночью самастоятельно жить без постоянного места. Перпендикулярно переселиться по сезонную. Зрение и слух плохо. Обоняние хорошо. Умение лезть. Можно плавать. Есть бамбуковые пластинки, жерди, побеги. Иногда есть маленькие животные, яйца птиц. В весении сезонне вести копуляцию. Беременность около четыре месяца. Каждый раз родить один или два деденыша. Когда 6 или 7, пол созрел. Продолжительность жизни около 20 лет. Настоящее дикорастущие Гиганские Панды около тысяча. Искуственно кормить 127. Б) Перспектив. Гиганская Панда, станная вселенным естественным наследством, уже шла за границей, люди чрезвычайно заботятся о состоянии Гиганской Панды Специалисты некоторых международных групп защищения дикорастущего живетного с китайскими спечиалистами уже ведут изучение защищения и развится Гиганских Панд. В двадцать первом веке мы твердо уверены, Гиганские Панды и человечество вместе будут процветаться». Читал эту прелесть Чертков не в десятый и, наверное, даже не в двадцатый раз, но не уставал смеяться. Замечательный документ… Ну где же эти оперативники с деньгами? Алексей Дмитриевич глянул на часы. Еще пять минут. Тогда, в Москве – нахлынули вдруг воспоминания – Чертков загорелся идеей: привезти гигантских панд в Петербург. Купить их невозможно – нереально до#769;роги – но вот так, как в Москву, на полгода или на год… Вернувшись домой, развил бурную деятельность, сдружился с зоопарком, стали вместе искать спонсоров, сколько-то денег пообещал Смольный… Но сразу проект не склеился, а потом появились другие дела. Стало постепенно ясно, что при новой власти чиновничеству, в обмен на лояльность, предоставляется почти неограниченная свобода воровать: и надо было торопиться, пока власть не сменилась, обеспечить себе старость. «А я даже машину четыре года не менял», – горько подумал Чертков. Бумажку сложил не в бардачок, а в бумажник: надо дать секретарше набрать на компьютере. Тут появился Рогов. Все в том же жутком джинсовом костюме: переодевается он хоть иногда или нет? В который раз они сели рядом… И снова Рогов справа… Василий стал объяснять, как работает кейс: – Здесь микрофон, здесь радиоизлучатель, а это камера. Глазок не закрываете. – Все понял, спасибо, – поблагодарил Чертков. Голос он постарался сделать «сдавленным» – по роли положено волноваться. – Торгуйтесь, – советовал Рогов. – Дескать, пока сына не отпустите, деньги не дам. – Пока сына не отпустите, деньги не дам, – повторил Чертков. – Постараюсь… – Тогда удачи, – хрипло произнес Рогов. – И вам тоже… Пока ехали на стрелку – в двух смыслах: на стрелку Васильевского острова и на «стрелку» с бандитами, – Чертков внимательно смотрел в зеркало заднего вида. Да, машина хоть и набита операми под завязку, но одна. Лопухи. Обещали, правда, еще автобус ОМОНа, но в намеченном Чертковым плане обширные боевые действия не предусматривались. Все должно произойти изящнее… Да, вон он, автобус ОМОНа. Внутри не менее двадцати громил. «Молодец, Леха, – сказал себе Чертков. – Изрядный поднял шухер. Теперь надо доигрывать. А то растопчут со злости». И, сам того не сознавая, усмехнулся. – Чего он лыбится-то? – удивился Любимов. Вместе с Роговым, сидящим за рулем, Виригиным, Стрельцовым и Семеновым он внимательно следил за монитором, на котором шла прямая трансляция из машины Черткова. – Нервный тик, – пояснил Рогов. У него у самого был сейчас именно такой тик. – Внимание! – перебил его Семен. К чертковской «ауди» подошел молодой человек приятной внешности, но с несколько брезгливым выражением лица. Такой эффект, возможно, возникал из-за жевательной резинки, которую энергично осваивали скулы незнакомца: он так был поглощен процессом жевания, что, казалось, плевал на весь остальной мир. – И все? – не понял Любимов. – Он один? Даже не оглядевшись, парень спокойно забрался в автомобиль Черткова. Сел туда, где только что сидел Рогов. То есть понятно было, что именно туда он и сядет, но Рогова это почему-то дополнительно напрягло. Понятно почему: его сейчас все напрягало. – Семен, снимай, – почти крикнул Вася. Семен, понятно, и так уже снимал. Выдвинул объектив на своем супероперативном спецфотоаппарате. Раздались сухие щелчки. – Дай я… – Рогов вдруг полез к фотоаппарату. Любимов молча шлепнул его по руке. – Занимайся своим делом, Вася! – посоветовал Семен. Дело у Рогова сейчас одно было: сжимать в злобе и нетерпении кулаки… Чертков молча достал из-под ног и положил на колени кейс с деньгами. На секунду мелькнуло ощущение «дежа-вю». Именно из этого кейса и именно те же самые два миллиона он уже отдавал – только не Балашову, а его начальнику. – Привез? – безразлично спросил Балашов и выплюнул жвачку в окно. – Где мой сын? – вскинул голову Чертков. – Сперва бабки, – также спокойно сообщил Балашов. – Стаса сначала верните, – Чертков следовал инструкции Рогова. – Да пошел ты… – вдруг выдал Балашов, вытащил из кармана жвачку, засунул в рот пару пластинок. И отвернулся к окну, интенсивно работая челюстями. Глазел на странную свадьбу, приехавшую к Ростральным колоннам. Гости как гости, машины, как положено, в лентах. Но вот только невеста – в ярко-лиловых фате и платье, а жених – в полосатом, серое с черным, костюме и в котелке. Вылитый мистер Твистер. «Вот и Стасу свадьбу придется… Тоже расходы». – А если обманете? – после некоторой паузы Чертков возобновил переговоры. – Не тебе условия ставить, – пожал плечами Балашов. – Отвезу бабки, после сына выпустят. Так надежнее. – Кому надежнее?! – Нам… Балашов по-прежнему особого интереса к разговору, казалось, не проявлял. – Он жив? – резко повернулся Чертков. – Если ментов не навел, получишь целым и невредимым, – зевнул Балашов. Чертков вздохнул и раскрыл кейс с деньгами. Балашов лениво скосил взгляд на пачки оттенка цветной капусты. – Чего? – не понял Чертков. – Забирай! Балашов достал из рюкзака пакет магазина «Пегас», протянул чиновнику: – Сам… Выражение «шило в заднице» лучше всего характеризовало бы поведение Васи Рогова в эти минуты. Он прыгал на заднем сиденье, вертел головой, ежеминутно наступал на ногу Любимову, пинал коленками в спину сидящего на водительском месте Стрельцова и едва не раскачивал автомобиль. Жоре приходилось все время утихомиривать коллегу – в том числе и силой. – Деньги перекладывает, ешкин кот! – вновь подпрыгнул Рогов. – Не дурак, – прокомментировал Виригин. Семен вытащил «тетрис», нажал на кнопку. «Тетрис» мерзко квакнул. – Работает… – Семен остался доволен. – А у них не пикнуло? – испугался Рогов. – Тогда хана… – Что я, по-твоему, дегенерат олигофрен? – обиделся Семен. – Пикает только здесь, а там полосочка бледно-бледно загорается. Но тыща внутри пачки, им не видно… Нелепое выражение «дегенерат олигофрен» появилось в лексиконе убойщиков после дела маньяка Амирханова, который нападал этой весной на одиноких прохожих в парке Лесотехнической академии. Маньяк, в целом, оказался «удачным»: нападал неумело, так что все три жертвы выжили, а на суде смешил народ тем, что на все вопросы отвечал одинаково: «Я дегенерат олигофрен, тебя не понимать». Психиатры, однако, признали его вменяемым, а на зоне дегенерата через два месяца нашли в петле. Уголовники маньяков не уважают… – Теперь куда? – раздался с экрана голос Черткова. – Разворачивайся и через Дворцовый, – вновь зевнул Балашов. Своим сверхъестественным равнодушием он жутко раздражал Жору Любимова. Надо же какой… дзэн-буддист хренов. Так бы и свернул шею. Жаль, через монитор шею свернуть нельзя. Ну ладно, недолго осталось. Машина оперативников пристроилась сразу за Чертковым. ОМОН следовал чуть сзади. «Ауди» выехала на Невский. Движение здесь, как обычно, было насыщенным, Стрельцов держался через машину от Черткова. Вася шурудил коленями так, что Жоре пришлось положить на одно из них тяжелую ладонь. – Направо на Мойку! – скомандовал Балашов. – Внимание! – напрягся Виригин. По набережной Мойки машина проехала буквально пятьдесят метров. Балашов выхватил из кармана пистолет и наставил на Черткова: – Тормози! Живо! – А Стас? – оторопел Чертков. Вместо ответа Балашов выстрелил. В небо, но через боковое стекло. Чертков поморщился. Так не договаривались. Стекло – полторы сотни баксов. А, наплевать: зато убедительно. Чертков ударил по тормозам. Стрельцов затормозил рядом через пару секунд. До преступника, выскочившего из «ауди», оставалось метров двадцать. Добыча легкая. Деваться ему некуда. Как бы не так! Балашов бросился к спуску к воде, и буквально в тот же миг взревел мотор скутера. Опера не успели подбежать к парапету, а шустрый водяной мотоцикл уже выпрыгнул почти на середину Мойки и понесся прочь от Невского. Стрелять было нельзя: с обеих сторон – прогулочные катера. Голос экскурсовода талдычил чего-то про колоннаду Казанского собора. – В машину, быстро! – крикнул Виригин. Рогов подскочил к растерянно топтавшемуся у «ауди» Черткову, оттолкнул его, прыгнул на переднее сиденье и первым пустился в погоню за скутером. Черткову пришлось лезть в машину оперативников. «Черт, – колотилось чиновничье сердце. – Сейчас еще тачку расхреначат…» Виригин выхватил мобильный телефон и задумался. Конечно, перекрыть Мойку запросто может любой не заполненный туристами кораблик, но как и с кем связываться? В итоге позвонил дежурному по городу. Попросил передать информацию на посты и патрулям. Сухопутным, увы, патрулям. Водных – нет. Машины, подпрыгивая на ухабах набережной Мойки, неслись вровень со скутером. Стрелять по-прежнему было нельзя. Чертков порывался что-то сказать, но его не слушали. Красный мост. Синий мост, Исаакиевскую площадь прошили против всяких правил, Фонарный мост… Продолжалась вся погоня от силы три минуты. За Поцелуевым мостом скутер резко свернул в Крюков канал. А погоня застыла на углу Декабристов и Глинки: здесь шел какой-то ремонт. – Васька умом тронется, – тихо вздохнул Стрельцов, глядя на «ауди». Рогов вылез из машины и, сжимая кулаки, пошел на Любимова и Виригина. В глазах его горела ненависть. – И что скажете? – хрипел Рогов. – Что теперь? Виригин не ответил, повернулся к Черткову. – Он выстрелил, – пролепетал чиновник. – Я не знал, что делать. «А с работой – все двести баксов стекло», – пронеслось в голове. – Мы видели. – Сердобольный Виригин сочувственно похлопал чиновника по плечу. Чертков понял, что его не подозревают. Да и с чего, собственно? Все сделано чисто. – Что же теперь? – повторил чиновник вопрос Рогова. Только спрашивали они – о разном. – Ну что, ловить будем, – вздохнул Виригин. Рогов вдруг подпрыгнул и описал небольшой круг, шагов в пятнадцать. Стрельцов смотрел на него с нескрываемым опасением. Рогов сжимал кулаки и озирался по сторонам. Что-то здесь неуловимо изменилось. А вот что – пустота за Мариинским театром! Точно, здесь же собирались строить новую сцену. Когда на «Снегурочку» ходили, было темно, и Вася пустоты не заметил. А огромный Дворец культуры, стоявший на этом месте, – как корова языком слизнула. Был – и нет. Как два миллиона: были – и нет. Квартира, машина.. В поле зрения Рогова попал Жора. Вася резко шагнул к нему, схватил за отворот куртки: – Червонец, говорил, не выскочит? Все, говорил, тип-топ будет? Лгун! Офицер, мать твою! Хрен ты с горы, а не офицер! Жора Рогова понимал, но не врезать «миллионеру», теперь уже бывшему, себя заставил – с трудом. – Поехали к нам, – решил тем временем Виригин. – Фото сделаем и ориентировку дадим. На Витебском вокзале Коля Балашов совместил приятное с полезным. Или – с чьей-то иной точки зрения – неприятное с бесполезным. Засунул пластиковый пакет в камеру хранения, записал в телефон код (хотя память у Коли, особенно на цифры, была выдающейся – число «пи» помнил до двадцатого знака после запятой), стер платком с ручек отпечатки пальцев. А потом пошел в чебуречную, к приятелю Ахмету. Здесь была одна из точек, на которых Коля покупал гашиш. – Ты чего бэз званка? – насторожился Ахмет. Коля пожал плечами: – Оказался просто здесь случайно. Подружку в Литву провожал. А чего такое? – Да нэт, так, – протянул Ахмет. – Просто менты эта… актывырылыс. – Куда вырылись? – не понял Коля. – Нэ куда, а сколька! – воскликнул Ахмет. – Актывырылыс! Больше дэнэг хочат! Коля догадался, что Ахмет хотел сказать «активизировались». Под это дело товар подорожал: на пятьдесят рублей за грамм больше. Мелочь, но… Ахмет, впрочем, сказал правду. Уяснив, что за поборы и беспредел в отношении «черножопых» (не всех, конечно, а нижнего слоя: с верхним совсем иные расклады) начальство особо взыскивать не стремится, младший милицейский состав с удовольствием поднимал периодически тарифы. Ну и другими всевозможными способами «актывырылся». Благо, найти к чему придраться в любом бизнесе – ничтожнейшая из проблем. Оперативники зашли в кабинет, а Черткова попросили подождать в коридоре. Инспектор занервничал. Что? – все же начали подозревать? Или он, Чертков, просто начинает трусить? Это ни к чему: лохи лохами, а опыт какой-никакой убойщики имеют. Не по первому году служат. Все в порядке, убеждал себя Чертков, все должно быть в порядке. Операция задумана и поведена блестяще. Осталась – ерунда. В Стасе он был уверен. Стас в драматической студии четыре года занимался. Гамлета играл, как Высоцкий. Чертков взял валявшуюся на подоконнике газету, развернул. Первое, что бросилось в глаза: «Китаец нарисовал панду на человеческом волосе Китаец Джинг Инг Хуа нарисовал самую маленькую в мире панду, сообщает газета The Times. Изображение медведя на человеческом волосе можно разглядеть только в микроскоп с 50000 увеличением. В качестве кисти художник использовал волосок кролика, работа заняла у него 10 дней. В настоящий момент изображение выставлено в художественной галерее города Каосиунг в Тайване. В мире известны микрокартины, нарисованные на рисинке, булавочной головке и даже зернышке мака. В качестве кисти, как правило, используется волосок, при этом он даже может быть специальным образом заточен». «Что-то панды сегодня зачастили», – удивился Чертков. Знак, наверняка. Непонятно только – хороший или плохой. В кабинет прошел кучерявый мужчина, который тоже присутствовал на операции. В руке он нес пачку фотографий. Сфотографировали, то есть, его с Балашовым? Не очень это здорово… И в кабинет не зовут. Гашиша Балашов взял пару граммов, спрятал в тайник, устроенный в каблуке левой туфли. Вышел на площадь. Позвонил по уличному таксофону. Голос постарался изменить: – Я по поручению Алексея Дмитриевича. То, что вы ждете, лежит в камере хранения Витебского вокзала. Запишите шифр и номер ячейки. В кабинет позвали, наконец. На фотографиях и впрямь оказался Балашов. В самых разных видах и ракурсах. Между прочим, Чертков советовал Коле загримироваться. И только сейчас сообразил, что Балашов пришел без всякой маскировки. Черт! – Раньше не встречали? – показал фото Виригин. Чего показывать, он с ним четверть часа в машине провел! – Нет, не встречал. – А из тех, кому дома снесли? – Черткову показалось, что Любимов глянул на него с подозрением. Отрицательно покачал головой. – У вас их данные есть? – продолжал внимательно смотреть Любимов. – Жертв ваших? – Да, разумеется. На службе в компьютере. Можно съездить. Нужны? – Нужны, инспектор, нужны, – вздохнул Виригин. Уже было известно, что «сухопутные» патрули, прочесав Крюков канал и близлежащие набережные, никаких следов скутера не обнаружили. Как в воду канул, если позволителен в критической ситуации такой каламбур. УБЭПовцы Кожемякин и Александров потерпели с утра еще одно чувствительное поражение: собранный ими материал по злоупотреблениям директора макаронной фабрики был признан недостаточным для передачи в суд. И в столовой Главка – словно бы в издевательство – в этот день из гарниров были только макароны. И очень может быть, по закону подлости, что именно с той самой фабрики. Потому звонок Балашова пришелся кстати. Хоть что-то срослось. И настроение, как говорится, сразу улучшилось. – Так, записываю… – Александров занес карандаш над календарным листом. – А-двести сорок восемь… Понял. А вы кто, извините за любопытство? Но трубка уже разразилась гудками. «Пробивать» звонок смысла не было: ясно, что звонили из автомата. – Вот. От Черткова пацан какой-то. Сразу созрел, – довольно резюмировал Александров. – Еще бы, – хмыкнул Кожемякин. – Особо крупный размер героина… Любой бы созрел. Так на каком вокзале? – Витебский. – Ага, ну пошли, шефа обрадуем. – А нету его. В Смольный вызвали. Будут пистон за макаронника вставлять. Так что дуем за деньгами. Будет чем прикрыться, когда Борисыч вернется… Жена позвонила минута в минуту, как планировали. Вялое «да» Черткова мгновенно переросло в восторженное «Отпустили!». Оперативники застыли. Виригин и Стрельцов – на стульях, Любимов – с чайником, из которого собирался наливать в стакан кипяток. – С ним все в порядке?.. – кричал Чертков. – Ну, слава Богу… – Пусть сюда приезжает. – Виригин тронул Черткова за локоть. Тот не сразу понял, потом кивнул: – Галя, появится, пусть сразу едет в милицию, в управление… Кабинет номер… – Триста пятьдесят первый, – подсказал Виригин. – Триста пятьдесят один. К товарищу Виригину. Ну, все, успокойся… Теперь уже все позади… Чертков сиял, как начищенная асидолом пряжка. Понятно, что о деньгах Рогова он и думать забыл. А Жора о них как раз в этот момент и вспомнил. Что с Васькой-то делать? – Полчаса назад высадили. – Чертков оживленно пересказывал операм разговор. – На Киевском шоссе, возле Южного кладбища. Поймал машину и едет домой. – Хоть здесь повезло, – задумчиво заметил Виригин. – Спасибо вам. – Чертков картинно прижал руку к сердцу. – Это Василию Иванычу… – мрачно напомнил Жора. – Да, конечно, конечно, если бы не он… – поспешно добавил Чертков. А про себя подумал: «Утерся, лох примятый…» Шифр сработал. В общем, УБЭПовцы и не сомневались. Не дурак же Чертков врать. Ему уже объяснили, кто в доме хозяин. Полный пакет денег. Пачки пересчитали на месте – двадцать. Ну, и внутри все сойдется. – А чего же он там пиликал – через месяц, денег нет… – пожал плечами Александров. – Прокрутить хотел, чего еще, – предположил Кожемякин. – Гусь тот еще… Сразу видно. – Да уж… давай документы. Александров небрежно бросил внутрь ячейки папку с компроматом на семейство Чертковых, бросил жетон и захлопнул дверцу. Партия завершилась вничью. Стороны остались при своем, хоть и не слишком довольными друг другом. – Извините, – рассеянно буркнул Рогов. Погруженный в мрачные мысли, он налетел на главковской лестнице на двух смутно знакомых мужчин в приличных костюмах. Вроде бы, он их в столовой встречал. Или в туалете? Одному даже на ногу наступил. Второго толкнул под руку: так, что портфель полетел на ступеньки. – Ничего, – недовольно ответил мужчина. Вася подобрал портфель, протянул владельцу. Внутри портфеля было два миллиона рублей. Выигранных на днях Василием Роговым в электронном казино «Супершанс». Чертков нервно дергал узел галстука. Оперативники внимательно слушали Стаса. Тот волновался, елозил на табурете, размахивал руками. – Они мне пистолет приставили и в тачку, – Стас показал пальцами, как «приставляют» пистолет – Глаза и руки завязали… – Номер не запомнил? – спросил Виригин. – Ой, что вы, какой там номер. Сзади напали, сразу к машине прижали, к двери задней… – А марку? – Красная – точно. «Форд», может быть. Точно не скажу. Не до того было. – Везли долго? – Любимов затушил в пепельнице очередную сигарету. Сегодня уже пачка ушла. Веселый денек. – Около часа… Если я правильно понял. А после в какой-то подвал сунули. Там и сидел. Вместо туалета – ведро… Стас очень убедительно показал руками, что это значит – ведро вместо туалета. Чертков еле сдержал улыбку. – Частный дом? – допытывался Любимов. – Похоже. Чертков указал на синяк: – Тебя били? Тут Стас промолчал. Так, развел слегка руками. Дескать, ясно, что не без того. Бандиты все-таки. Им по рангу положено. И эта сцена разыграна блестяще. Молодец, Стас. Будет из сына толк. – А высадили у Южного кладбища, значит? – Выкинули. Повязка вот такая на глаза, – показал Стас – Некрепкая, я через полминуты снял. Но их уже не было. Там поворот сразу.. – Место узнаешь, где выкинули? – Конечно! – Двое, говоришь, было? – уточнил Жора, закуривая новую сигарету. Автоматически, сам того не заметив. – Двое, да. – Как выглядят? – Страшные такие… – Стаса передернуло прямо. Чертков вновь внутренне поаплодировал сыну. Тончайшая игра. Даже этот бугай (Чертков имел в виду Любимова), кажется, начал сочувствовать. А то все сычом смотрел. Будто бы в чем подозревал. – Лет по тридцать обоим, – продолжал Стас – Один кавказец. Здоровый и весь в наколках. А второй русский… – Не этот? – Любимов сунул Стасу под нос фото Балашова. Стас разглядел его очень внимательно. На всякий случай надо запомнить парня. Какой-то, значит, батянин кадр. А о батяне побольше знать – пригодится… – Нет. Похож чем-то… Совсем немного. Этот молодой… – А увидишь – узнать их сможешь? – наклонился к Стасу Виригин. – Конечно! Виригин кивнул. Ему Стас понравился. Дельный, кажется, парень. Может, наверное, злодеев описать внятно. – Фотороботы сейчас сделаем… На этой фразе в кабинете появился Рогов. И сразу заорал. С корабля на бал, что называется. – И где этих роботов искать?! Я как чувствовал! – Найдем, Вась… – встал Максим. – Всех на уши поставим, – не очень уверенно поддержал Любимов. Ему «шестое чувство» тоже подсказывало, что не видать Ваське денег. Как тех же самых ушей. – Ты лапшу-то мне не вешай! – Рогов был явно не в себе. – Чего ты куда поставишь? Обгадился, так не тренди… При посторонних – самое то, конечно, скандал. Рогов схватил со стола фото Балашова и разорвал в мелкие клочья. – Вот вам моя квартира! Дальше так продолжаться не могло. Виригин взял Рогова за плечи и насильно вытолкал из кабинета. – Езжай, Вась, домой. Отдохни, выспись. Завтра тоже не приходи. Мы тут сами… – Заботливый… – нехорошо ухмыльнулся Рогов. – Чего вы сами-то? Обули вас, как второклашек… Офицеры! Нули на палочке, а не офицеры! Добрейшему Максиму тоже захотелось смазать Рогову по физиономии. Вася вышел из Главка, взял в магазине на углу бутылку «Айрана». Не разбирая дороги, добрел до Таврического сада. Подобрал у ограды какой-то металлический штырь. Опасный, между прочим, штырь – убить можно. Это Вася отметил как-то походя, в полмозга. А сам провел штырем по остроконечной ограде «Таврика»: тррр! Звучно так получается и ритмично: тррр! И давай боевой офицер, краса и гордость убойного отдела Василий Иванович Рогов бродить вдоль ограды и трещать: тррр! тррр! Почему-то это его успокаивало. Долго ли, коротко ли (сам Вася ход времени не очень отслеживал) появился наряд милиции. Два дородных сержанта с резиновыми дубинками Эр-200, за которыми еще со времен горбачевской перестройки закрепилось название «демократизаторы», с ироническим интересом следили за низкорослым мужичком, оглашающим округу малохудожественными звуками. Наконец один из них решил вмешаться в мелодию: – Эй, придурок! Рогов резко обернулся: – Что ты сказал, козел? Милиционеры остолбенели. К такому неделикатному обращению они не слишком привыкли. – Чего молчишь, урод? – несло Рогова. – Я к тебе обращаюсь! Сержант смачно приложил Рогова демократизатором. Голова Василия стукнулась об ограду. Не слишком сильно, но синяк будет. Василий отскочил в сторону и выхватил пистолет. Сержант застыл с поднятой дубинкой. А Рогов уже звонил по мобильнику: – Семен, это я. Быстро наряд к Таврическому, со стороны Тверской. На меня менты напали. Глухой? Кто-кто – менты, говорю, напали. Патруль. Может, и пьяные… Или просто свихнулись. Проверим. Врача вези – у меня телесные повреждения… Патрульные слушали, разинув одинаковые круглые рты. Василий прижал телефон плечом к щеке, освобождая руку, достал удостоверение, раскрыл. Атаковавший его сержант среагировал мгновенно. Вытащил из кармана тысячу рублей и помахал в воздухе. Деньги предлагает, мерзавец! А впрочем… деньги… Лишними не будут. – Мало! – буркнул Василий. Патрульные лихорадочно зашарили по карманам. На двоих набрали еще рублей восемьсот. Копейки, конечно. Зато с протоколом не возиться… Почти. – Отбой, Семен, – сказал Василий в трубку. – Удрали. Не стрелять же в них. Вчера вот в скутер надо было стрелять… Эх, чего там… Вот вернул тысячу восемьсот с чем-то рублей. Ну, две тыщи для ровного счета. А сколько это от двух миллионов? Одна тысячная! Ноль целых ноль ноль сотых процента! Боевой офицер Рогов готов был заплакать. Семен отбой воспринял с облегчением: он торопился на день рождения к школьному другу, и выезд на захват свихнувшихся ментов в его планы не входил. За праздничной суетой он забыл о странном звонке и вспомнил лишь утром, заходя в свой кабинет. Бедный Вася! Это еще вопрос, кто свихнулся: непонятные менты или старший лейтенант Рогов. Второе больше похоже на правду. Конечно, не всякий выдержит два таких шока подряд: сначала колоссальный выигрыш, а потом колоссальный облом. Надо же было сорваться операции! Все было так славно задумано! Эксперт взял со стола «тетрис» и нажал на заветную кнопку. Неясно, в общем, зачем. Но прибор запищал, утверждая, что купюра с чипом где-то близко. – Не понял, – вскинул брови Семен. Неужели?!.. Виригина и Любимова он застал в бывшем красном уголке, ныне комнате отдыха: спали без задних ног на столе для настольного тенниса. Между Максом и Жорой трогательно белел на зеленой поверхности стола белый шарик. – Подъем! – гаркнул Семен. – Хорош дрыхнуть! Нет ответа. – Па-адъем! – повысил Семен и без того зычный голос. Ноль эмоций. Семен сдернул с Жоры старое «дежурное» одеяло, по типу тех, что выдают в больницах и пионерлагерях. Любимов приоткрыл глаза и глянул на часы. Нахмурился: – Ты чё шумишь? Мы всю ночь по адресам ездили, дачников трясли. – Час назад прилегли, – подтвердил Виригин, не поднимая головы. – А… Понял. Ну, поздравляю с успехом. – С каким успехом? Он еще и издевается… – Но вы же нашли деньги?! – Нет. – Тогда еще интереснее… Семен включил тетрис. Умная машинка запищала. – Выруби эту дрянь, – возмутился Любимов, – а то щас как… – Погоди, – присел Виригин, – ты хочешь сказать, что… Семен вместо ответа еще раз попиликал тетрисом. Виригин вскочил: – На сколько берет, говоришь? Триста метров? – Максимум триста. – Так они здесь?! В Главке?! – Жора, наконец, сообразил, что происходит. – Нда… – протянул Виригин. – Что же, пошли оборотней искать… Рогов, несмотря на запрет начальника, собрался утром пойти на работу. Всем назло. Они у него два миллиона увели, а он им – рраз! – и добром ответит. Но, уже одевшись, понял, что никуда идти не может. Глаза бы ни на кого не смотрели. Хорошо, теща уехала в пенсионный фонд выправлять какую-то справку, а в фонде, по ее словам, можно проторчать в очереди целый день. Федор Ильич, воспользовавшись отсутствием супруги, начал похмеляться прямо с завтрака. А то накануне перебрал немножко. Повод был: вчера «Зенит» выиграл в Москве два-ноль. У кого именно, тесть не помнил: других команд, кроме «Зенита», он, подобно настоящему петербургскому болельщику, не различал. Рогов, не раздеваясь, лег на кровать, носом к стене, к ковру, который Ленка давно ненавидела и собиралась поменять «в первую голову», как только появятся выигрышные деньги. Черт, ну почему это произошло именно с ним? За что? Неужели правда – за добро? Неужели правы циники, утверждающие, что беспокоиться нужно только о себе? Вася ударил кулаком невинную безответную подушку. В комнате появился Федор Ильич. В одной руке он держал стакан, в другой – маленький соленый огурец с «марсианской» грядки. – Выпей, Васек. Отвлечет. Первое средство! Это на прованском корне, который ты привез. Очень полезная. – Не хочу, – дернул ногой Вася. – Может, еще найдутся. – Тесть продолжал сыпать соль на раны. – Я сам, помнится, как-то сто рублей потерял. Василий возмущенно сел. Нет, надо же, еще издевается. Сто рублей! – Да не этих, Васек, не российских, – заторопился тесть. – А настоящих, советских! Сто рублей по тем временам большие деньги. Я потерял, а после нашел. Они за подкладку завалились. – Два миллиона за подкладку не завалятся, – отрезал Рогов. – И потом – я видел, куда они завалились! – Ты ж их на благое дело дал, – не отставал Федор Ильич. – Оно зачтется. Ага, зачтется! Держи карман шире! Рогов молча взял из рук тестя стакан, выпил залпом. – Вот и правильно, сынок! – обрадовался Федор Ильич. – Полегчало? Может, за стол пойдем? Там лучок, сало… Старая еще не скоро вернется… Семен под громкий писк тетриса широко вышагивал по длинным коридорам Главка, Жора и Макс едва за ним поспевали. Встречные удивленно сторонились целеустремленной бригады. Так отмаршировали два этажа. Затормозил Семен у двери с солидной табличкой: «Управление по борьбе с экономическими преступлениями. Начальник отдела Жырков С. Я.». – Здесь пищит сильней всего. Пришли! – констатировал Семен. – Обэпники, – прочел табличку Любимов. – Максим, ты его знаешь? Эс-Я этого? – Нет, – нерешительно топтался Максим. – Что, так и ввалимся? А если ошибка? – Сам ты ошибка, – обиделся Семен и сам распахнул дверь. – Сейчас познакомимся. Два миллиона рублей лежало на столе как ни в чем не бывало. Как три рубля какие-нибудь. Борцы с экономическими преступлениями во второй раз пересчитывали деньги. В первый раз вышло на купюру больше. Лица у обитателей кабинета были торжественно-деловитые. – Уже деньги делят!! – брезгливо резюмировал Любимов. – Прямо на рабочем месте. Закатывая рукава, он двинулся к столу. Александров и Кожемякин инстинктивно отпрянули. – Обнаглели! – гаркнул Семен. Жирков изумленно воззрился на непрошеных визитеров: – Вы кто?.. Виригин опередил Любимова, который уже собирался ответить сакраментальным «кони в пальто», и махнул удостоверением: – Виригин. Начальник «убойного» отдела. Семен, зови понятых. Семен передал Виригину квакающий тетрис и быстро вышел в коридор. – Какие понятые?! Вы что, очумели?! – двинулся навстречу Жирков. – Неет, это вы очумели! – Любимов продолжал наступать. – Вымогаловом промышляете!.. – Каким еще вымогаловом?! – Жирков сжал кулаки. – А Стас?! Жирков смутился, но лишь на мгновение: – Так мы ж его сразу выпустили. Как и обещали. – Ну, вы сволочи… – покачал головой Виригин. Навис с тетрисом над столом. Одна из тысячерублевок запульсировала неяркой жилкой чипа. Виригин потянулся, Александров попытался заслонить деньги. Жора небольно, но обидно шлепнул убэповца по руке. – Здесь банкнота заряжена, – показал Виригин. – А ксерокопии у меня в кабинете. Так что, господа мерзавцы… – У нас свои есть! – Александров дернул застежку портфеля, швырнул на стол пачку ксерокопий. – Мы ими заложника вашего выкупили, – Виригин кивнул на деньги. – Их наш опер в автоматы выиграл, – добавил Жора. Жирков немного успокоился. Не так все плохо. Простое недоразумение. – Я эти деньги в банке взял. Под расписку. – Зачем? – не понял Виригин. – Чиновника одного на взятке спалить. А он, – Жирков указал на потупившихся подчиненных, – моих лопухов надул. Любимова осенила догадка: – Как чиновника фамилия? – Чертков Алексей Дмитриевич. Из природопользования. – Ага! – с неожиданным злорадством вскинулся Любимов. Не подвела интуиция! Ничего, ответит этот хрен в галстуке за бессонную Жорину ночь и за Васькино безумие. Покажем ему природу пользования… Чтение «Игрока» Достоевского, найденного в конце концов у соседа, ситуации не прояснило. Егоров решил, что надо проводить рекогносцировку на местности. Благо, ближайшее электронное казино «Полный мешок счастья» находилось в двух шагах от дома, у метро. Сергей Аркадьевич прошелся по огромному залу, кося глазами из-за спин играющих. Сидят себе, ожесточенно жмут на кнопки. На экранах суматоха, все мельтешит, ничего не поймешь. Пестрые круги-квадраты, фрукты-овощи, насекомые какие-то. На световом табло вверху горела цифра: 488 955. «Рублей», – догадался Егоров. Побродив с четверть часа, Егоров решился отвлечь от автомата патлатого типа в майке с портретом Бориса Гребенщикова и надписью «Рок-н-ролл мертв». – Извините. Я новичок. Не подскажете – а выиграть вообще реально? – А то! – откликнулся патлатый. – На днях один мусор в «Супершансе» джек-пот сорвал – два лимона! И все играть рванули, джек-пот вон как скачет… Патлатый указал наверх. Сергей Аркадьевич поднял глаза: 489 701. Почти на тыщу выросло! И народу вокруг и впрямь полно, свободных аппаратов практически нет. – А я играть не умею, – как-то почти по-детски пожаловался Егоров. – Не научите? – Вам любая девушка подскажет, – махнул было патлатый в сторону столика консультантов, но передумал. – Впрочем, ладно. Смотрите. Вот лягушка, так? – Лягушка, – согласился Егоров. Не очень похоже нарисовано, но несомненно она. – Она одна… – Одна, – эхом отозвался Егоров. – Одна одинокая лягушка. Толку от нее нет. Но вот если их окажется четыре в ряд… В тот вечер Сергей Аркадьевич проиграл не так много: двести с небольшим рублей. Когда покидал «Мешок», заветная цифра выросла почти до полумиллиона. Ночью ему приснилась одинокая лягушка. Одинокая и потому бестолковая. …Пришлось пожать друг другу руки и приступить к обсуждению запутанной ситуации. Принесли ксерокопии от Виригина: те же самые деньги. – У Рогова документ есть, что он получил эти два миллиона, – развел руками Виригин. – А Чертков с ним рядом играл, – думал вслух Любимов. – Значит… – Значит, Чертков спустил два лимона? – предположил Жирков. – Наши, которые из кабинета исчезли. А ваш Вася их выиграл. Александров и Кожемякин сидели тихо, слушали. Собственный начальник обозвал их лопухами, убойщики – мерзавцами… Неприятно, однако. – Чепуха! – Любимов отмел предположение Жиркова. – За два дня столько не спустишь. У нас не Лас-Вегас. Да и ясно, что подстава. Хотел отмыть через казино ваши лимоны. – Надо его за жабры брать и колоть, – предложил Жирков. – Какие к черту заложники? Никто его сына не крал, это ясно как Божий день! – Мы Стаса этого три дня назад видели, – встрял Александров. – Наркоту изымали. – Так вы же материал вернули? – переспросил Виригин. – Вернули. Чем доказывать? – А он, гад, ушлый, – цыкнул зубом Любимов. – Это точно, – тихо согласился Кожемякин. – Ну как он объяснит, что в казино оказались деньги, которые мы ему в кабинет приносили?! – разгорячился Александров. – Так это вы считаете, что приносили, – усмехнулся Любимов. – Ему-то так не кажется… – Актеры вообще хорошие оба. – Максим вспомнил виртуозную игру отца и сына Чертковых. – Их бы в БМП… – Куда? – не понял Жирков. – В БМП. Так у нас в отделе БДТ называют, – пояснил Виригин. – Ничего, на зоне тоже есть художественная самодеятельность. Будут в «Гамлете» папу с принцем играть, – Любимов решительно встал. – Давайте-ка на вокзал метнемся. Может, он еще не был в камере… Ячейка по-прежнему была закрыта. Это мало что значит: в нее мог уже спрятать багаж любой пассажир. Но хоть так: была бы распахнута, надежда испарилась бы сразу. Стояли перед ячейкой, пока Александров набирал шифр, в напряженном ожидании. Как азартный игрок перед игровым автоматом: что-то сейчас выкинет фортуна… Не отвернулась. Папка – на месте. Или… Нет, документы внутри, все в порядке. – На месте. Еще не успел, – обрадовался Александров. Пакет с деньгами вновь перекочевал в ячейку. Лягушки водились прямо за домом Сергея Аркадьевича: в маленьком котловане, образовавшемся на территории давно заброшенной стройки. Летом, в предутренней тишине, на всю округу были хорошо слышны их голоса, и, судя по слаженности хора, твари эти вовсе не чувствовали себя одинокими. Вообще Егоров к стройке не ходил – грязно. Но в это утро он гулял с болонками, и прямо на его глазах около дома прорвало трубу с горячей водой. Мощный фонтан рванул в небеса, едва не ошпарив замначальника штаба и его ненаглядных собак. А Муся с перепугу вырвала поводок и умчалась к котловану: пришлось идти ее выручать. Тут-то и прыгнула на брюки Сергею Аркадьевичу маленькая коричневая лягушатина. Противная и пупырчатая. Гадость-то экая… Хорошо, что не стал есть их тогда, во Франции. Точно бы стошнило. «Но ведь меня никто не заставляет ставить на лягушек? – думал Егоров. – Буду ставить на фрукты! Яблоки, груши – здоровый выбор». Любимова клонило в сон. Ночь на ногах, конечно, не Бог весть какое испытание для оперативника, но на неделе было еще два ночных дежурства, и усталость накопилась. Кофе в вокзальном буфете пить нельзя, это Жора знал по опыту. Пришлось взять мороженое – оно тоже бодрит. Когда Любимов вернулся к машине, Кожемякин как раз беседовал по трубе с «хреном в галстуке», как Жора именовал теперь про себя Черткова. – Алексей Дмитрия, в чем дело? Это я вас хочу спросить – в каком смысле? Я на вокзале был – не открывается ячейка. Вы там с шифром не напутали? Что? – Кожемякин повысил голос. – Русским языком объясняю! Открыть не смогли, зря съездили. Проверьте и позвоните. После мороженого захотелось пить. Сейчас бы, конечно, пива, но это прямой путь в сон… Когда позвонил Александров, старший инспектор управления по природопользованию поливал цветы на подоконнике в своем кабинете. События последних дней выбили Черткова из колеи, за цветами он не ухаживал, и нежные растения слегка завяли. Непорядок! Увидев имя абонента на экране трубки, Чертков чертыхнулся. Что еще надо этим ментам? Ячейку, оказывается, открыть не могут. Бестолочи. Ничего не могут. Ладно, надо довести дело до конца. Алексей Дмитриевич пообещал разобраться и набрал номер Коли Балашова. Васю Рогова, как и Жору, тянуло в сон, но по другой причине: он долго не пил, и полдюжины рюмашек прованской настойки под обильную закуску (Федор Ильич не поленился и картошки сготовить; ну, правда, всего лишь поджарить вареную из холодильника, но все равно – кулинарный подвиг) его сморили. Вася задремал прямо на стуле. Тесть, не заметив этого, продолжал вспоминать поучительные примеры из прошлого: – А один мужик – царь какой-то нерусский! – обронил в речку ценный перстень с волшебным… то есть, это, с драгоценным камнем… А рыбак поймал подлещика и принес царю, а у подлещика в желудке – тот самый перстень, Васек! Но Васек ничего не слышал и не соображал, и это в его ситуации было оптимальным состоянием. О рыбах шла речь и на другом конце Петербурга. С Витебского вокзала Коля Балашов отправился – благо недалеко – на Измайловский проспект, в гости к Штепселю, который так удачно ассистировал ему вчера в гонках по рекам и каналам Северной Венеции. Штепсель, старый приятель, и их общая подруга Оксана, которая года два пыталась сделать выбор между двумя прекрасными рыцарями, но не смогла и успокоилась, предпочтя обоих, играли в анекдоты. Это когда нужно по очереди вспоминать анекдоты на какую-нибудь тему. Про Штирлица, например. Или про чукчей. Сейчас друзья соревновались в анекдотах про золотую рыбку. – Ученые, – неторопливо говорила Оксана своим певучим малороссийским голосом, – вывели гибрид акулы и золотой рыбки. Исполняет три последних желания… – Неплохо, – одобрил Штепсель. Он этого анекдота не слышал. Чем же ответить… Штепсель закурил «Парламент-лайт», подошел к окну открыть форточку. По тротуару прошли два сосредоточенных хасида в бородах, шляпах и длинных черных одеяниях: за углом располагалась синагога. И Штепсель вспомнил: – Поймал еврей золотую рыбку. Она на него посмотрела, спрашивает: «Еврей?» Он: «Да». А рыбка: «Лучше жарь». В этот момент и появился Балашов с каблуком, полным гашиша, чем несказанно обрадовал товарищей. Гашиш оказался сильным. Сначала он вызвал возбужденный путаный разговор, но скоро курильщиков «прибило», и они застыли в молчании под медитативные звуки дервишских песнопений. Очнувшись через непонятное время, Балашов понял, что сильно хочет на свежий воздух. Оксана и Штепсель беспрерывно смолили свои якобы легкие сигареты, и у Коли, который табака не курил, уже конкретно кружилась голова. Если бы не желание подышать да не такая сильная «обкурка», он бы сообразил, что не надо откликаться на просьбу Черткова съездить на Витебский вокзал. Почувствовал бы подставу. А так лениво подумал, отчего бы не съездить, вышел во двор, чего друзья даже и не заметили, завел мопед… – Съезди, проверь. Или в другой переложи. А после им перезвони… Да кому ты нужен? Их деньги волнуют, – и Чертков вернулся к своим цветочкам. Гашиш продолжал действовать. Спешившись у вокзала, Балашов надолго «завис» у расположенной рядом с Витебским шеренгой киосков. Зацепив краем сознания некую закономерность, Коля бродил взад-вперед вдоль киосков, пока не понял, что его реально «зацепило». В первом киоске в нижнем ряду слева стояла одна ярко-красная банка «колы», во втором на том же месте – две, в третьем – три, а в четвертом – целых четыре. Виригин, который дежурил в автомобиле и который сразу заметил вчерашнего «клиента», с изумлением наблюдал, как Балашов совершает странный танец у ларьков. Знак, что ли, условный кому-то подает. Наконец, перестал «вытанцовывать». Но пошел не в камеру хранения, а почему-то в чебуречную… …Ахмет удивился: – Апять ты, да? Балашов помотал головой, вспомнил, зачем он на вокзале: – Извини, Ахмет, я не к тебе… Спустился в камеры хранения. Вот ячейка. Код А-137… Все открывается. Коля достал пакет: деньги лежат себе. И ячейку, и код Балашов помнил наизусть, у него была хорошая память на цифры. Неумеренное потребление гашиша, конечно, память, мягко говоря, не улучшало, но пока еще молодой мозг держался молодцом. Сейчас ему предстояло тяжелое испытание и – забегая вперед – справился с ним мозг блестяще. Балашова кто-то схватил сзади за локоть. Коля обернулся. Двое в штатском – это были Любимов и Александров. И Виригин уже подходил с понятыми. – Что-то не так? – спокойно спросил Балашов. Оперативники аж растерялись от такой реакции. – Уголовный розыск, – сообщил Любимов. Балашов недоуменно помотал головой, будто бы стряхивая наваждение. – Под дурачка косит, – ухмыльнулся Александров. – Твой пакет? – Ну как… Пакет не мой. – А чего же ты его берешь? – Александров продолжал плотоядно улыбаться. – Режиссер велел, – моргал Балашов. – А что? Он был абсолютно спокоен. В таких ситуациях главное – «не сесть на измену». Чуть дрогнешь – пиши пропало. Но Коля чувствовал, что поймал правильную интонацию. И дрогнули менты. – Какой режиссер, ты что гонишь! – Александров вплотную придвинулся к Балашову. – Чего это вы кричите на меня? – возмутился Коля. – Режиссер фильма, Алексей Дмитрие… – Этот? – Любимов вытащил фотографию, на которой Балашов садился в автомашину Черткова. – Ну какой же еще! – мельком глянул Балашов на снимок. Надо было сбивать пацана с тона: – А ты знаешь, что за это – до пятнадцати? Жора имел в виду, разумеется, лет. Но Балашов «понял» по-своему: – Договаривались на десять. – Чего? – оторопел Жора. – На десять тысяч рублей. Четыре дня съемки. Вчера, сегодня и еще в выходные. А в чем дело-то, объясните, наконец! – Коля чуть-чуть повысил голос – Где Алексей Дмитриевич? Виригин, не понимая, играет пацан или нет, уточнил: – То есть ты хочешь сказать, что ты здесь в кино играешь? – Ну да… Фильм скрытой камерой. А вы – нет, что ли? Или вы впрямь уголовный розыск?! Александров скрежетал зубами. А Любимову вдруг стало весело. Жора понимал, что пацан издевается, но делал он это так красиво, что даже не хотелось его «колоть». Кино так кино. «Режиссера»-то он сейчас сдаст со всеми потрохами. – А в чебуречную тоже режиссер послал? – вспомнил Виригин. Вот это опасно. На Ахмета их нельзя выводить. – Нет. Я водки выпить хотел. Похмелье. Там раньше наливали – а теперь нет, оказывается, – выкрутился Коля. – А в киосках что высматривал? – Пиво. Думал сначала пивом подлечиться, но решил, что водка лучше… Красавчик Заботин – дорогущий голубой легкий пиджак, белая рубаха за ворот выпущена, как в семидесятые годы, – выглядел очень потрепанным. И испуганным. Не нравилось ему в милиции, совсем не нравилось. – Не поверите, но я его отговаривал, – подавленно объяснялся король игровых автоматов. – Только он же игрок. Причем умнее всех. – Не во всякой игре тузы выигрывают, – заметил Виригин. – Так Козьма Прутков говорил. – Не мог я отказать, – вскинулся Заботин. – Все-таки друг детства. – А нашего друга подставили, – напомнил Жора. – Это случайность! – Заботин приложил руку к сердцу, будто бы признавался Любимову в любви. – Зато шок на всю жизнь. Вы понимаете, что он мозгами подвинулся? – Я готов, – привстал Заботин, – компенсировать за лечение… – Взятку предлагаете? – усмехнулся Любимов. Заботин покраснел, тут же стремительно побледнел, но ответил взвешенно и разумно: – Вы же понимаете, что случай… особый. Надо ведь на самом деле вашего друга лечить… и про меня вы понимаете, что я не злодей. – Ну, не самый опасный, – кивнул Жора. – Значит, компенсируете ему пятнадцать процентов… – Да-да-да, – засуетился Заботин, не веря своему счастью. – Сегодня половину соберу, вторую через неделю… если можно… А если скажете – через два дня, занять постараюсь… – Плюс компьютер со сканером для отдела, – перебил его Жора. Виригин закашлялся. Но Любимову не было стыдно. Не редко, но ОЧЕНЬ РЕДКО ему доводилось вымогать у подследственных. Но тут случай и впрямь очень особый. Ваську надо спасать? Надо. А компьютер – так, бонус… Шла передача «Гражданин и закон». Репортаж был посвящен тому, как доблестная таможня задержала контрабандную партию надувных женщин для секс-шопов. Одну из кукол для наглядности надули, и теперь журналист выразительно вертел ею в эфире. – О дают! – хихикал Федор Ильич, хлопая себя по коленям. – Васек, смотри, какая… Это ж надо, скажи! Рогов ничего не ответил. Он хмуро забился в угол дивана и не слишком вглядывался в экран. Раздался звонок. – Да… – вяло ответил Рогов. – Жора, ты? Хорошо. Сейчас приеду. Вася нехотя слез с дивана. Пояснил: – В автоматы чего-то зовут… – Деньги нашлись? – обрадовался Федор Ильич. – Не думаю… Любимов с Виригиным поджидали Василия у счастливого… вернее, злосчастного аппарата. – Ну? – буркнул Рогов вместо «здравствуйте». – Ты на этом выиграл? – указал Любимов на автомат. – Ну, вроде на этом. Они тут все одинаковые. А что? Лучше не вспоминать… – Не, ну скажи точно – на этом? Рогов прикинул расположение «одноруких бандитов». – И что дальше? Допустим, на этом. – А теперь я попробую. Любимов уселся на стул, скормил автомату жетон, нажал на кнопку… И под потолком – ровно как ТОГДА! – разлюли-малина-радуга, и райские звуки, и цифра два миллиона на табло замигала. Вася издал неопределенный фыркающий звук. И сам расшифровал: – Не может быть! – Это такой автомат специальный, – пояснил Виригин. – Я честно играл! – вскрикнул Василий. – А вы… – Хочешь, я тоже попробую? – перебил его Максим. Максим «попробовал». Тот же эффект. Василий крякнул. – Как все это понимать? – Главное, Вась, секрет знать. – Какой еще секрет?! Я без всяких секретов. – Тебе хозяин сейчас объяснит. – Виригин кивнул на подходящего Заботина. Рогов перевел взгляд на хозяина. – Пройдемте, пожалуйста, в кабинет, – суетливо пригласил Заботин… Как только замнач отдела штаба Егоров оказывался в «пиковой» поликлинике, в голове, как грампластинка, включалось: «Три карты, три карты, три карты…». Сергей Аркадьевич осторожно постучал в дверь кабинета психолога Антонова: – Здрасьте… – Товарищ полковник! – обрадовался психиатр. – Какими судьбами?! – Дело небольшое… Вы недавно моему подчиненному гипноз делали. Рогову из «убойного». Помните? – Конечно! И что с ним? – Все нормально. Больше не играет. Антонов расплылся в самодовольной улыбке: – Эффект пролонгированного действия. Что ж, я рад. И за Рогова, и за метод… Сработало! – А нельзя ли мне тоже? – тихо спросил Егоров. – Тоже? – удивился эскулап. – Ну… слегка. – Что слегка?! – По вашему методу. – И у вас проблемы? – сообразил, наконец, Антонов. – К несчастью, засосало, – признался Егоров. – Всегда готов помочь. Особенно вам. Это ведь вы отстояли… – Когда?! – Егорову было не до сантиментов. – Да хоть сейчас. Психиатр расстегнул ремешок часов и положил ходики на край стола. Луч солнца метнулся из-за занавески и отразился в циферблате. Егоров невольно скосил глаза… Сеанс начался. Заснул Сергей Аркадьевич быстро. Чего уж тянуть – он ведь твердо решил избавиться от проблемы. А то болонок кормить не на что… – Вам никогда, никогда, никогда больше не захочется играть… Не захочется, не захочется… Вам захочется не играть, не играть… Давно они так не сидели всей семьей. Ну, не совсем всей – жена задержалась на работе, ждали с минуты на минуту. Но с тещей Василию выпивать приходилось не слишком часто. А тут – идиллия. Брюшки семги, оливье, грибы, огурцы-помидоры, голубцы… Федор Ильич не уставал подливать «провансовки». – Хорошо, Васек, что так закончилось. Машину купишь! Чего, решил уже? «Жигуль»? – Да зачем «жигуль», папа! – Рогов махнул вилкой с масленком. – Иномарку возьму пятилетнюю. – И то верно… – А про Египет уже с Ленкой выбрали? – спросила хмельная теща. – Хургада или этот… другой? – Другой выбрали. Шарм-эль-Шейх называется. Там чуть подороже, зато рыбы… более цветные, говорят. – Правильно, – одобрила теща. – А квартира – так и Бог с ней. Такая морока! Мебель, ремонты… Опять же кто с сыном посидит, кто обед сготовит? – А здесь все рядом, – поддержал жену Федор Ильич, разливая новые порции. – Мы скоро в деревню курей увезем, – пообещала теща. – Будет в ванной просто-ор! – Правда? – обрадовался Вася. – За это можно и выпить! |
||
|