"Благотворительная комедия" - читать интересную книгу автора (Станюкович Константин Михайлович)IIIВошедший нисколько не сконфузился при виде такого блестящего дамского собрания и поспешил только утереть нос своему мальчугану, любовно оправить его истасканное тоненькое пальтишко, мешковато сидевшее на худеньком маленьком теле, и снять с шеи несколько раз обмотанный вокруг ее красный шарф. Когда он сделал все это, то вывел мальчугана вперед с таким торжественным видом, точно он привел перед собрание благодетельных фей маленького королевича, принужденного только до времени скрываться в плохом костюме, зябнуть при двадцатиградусном морозе, питаться черт знает чем и ночевать где пошлет бог. Сам попечитель этого мальчугана ничем особенным не отличался от тех нищих в истертых порыжелых хламидах, когда-то бывших пальмерстонами [4] или альмавивами [5] (трудно разобрать) «капитанов» и «чиновников», которые пугают дам в уединенных улицах и сиплым басом, и бледно-зелеными, припухлыми лицами, и блестящим пронзительным взором глаз, выглядывающих из глубины темных ям не то с угрозой, не то с таким выражением страдания, что долго после встречи эти глаза мерещатся и не дают спокойно заснуть. Вошедший был стар, сед, старался глядеть на этот раз приветливо, хотя все-таки походил на волка, нечаянно из леса попавшего в людское общество. Он потер грязными руками шею, будто отыскивая, куда девался его галстух, и оставался в положении сфинкса, в ожидании того времени, когда ему придется заговорить. Мальчуган лет девяти, очевидно, не желал чести быть непременно впереди. Он пятился назад и успокоился только тогда, когда приблизился к ногам своего товарища и почувствовал, как знакомая вздрагивавшая рука ласково гладила его косматую, плохо знакомую с гребенкой голову. Появление этой странной пары, как кажется, не входило в программу заседания «Общества истинно бедных и нравственных людей», вследствие чего не только все «милостивые государыни», но и единственный «милостивый государь» были в первую минуту озадачены и смотрели на появившихся гостей глазами, в которых было много изумления, брезгливости, испуга, но очень мало теплоты и участия. Эти чувства вызывал главным образом, конечно, странный старик, лицо которого хоть и старалось быть приветливым, но все-таки не внушало большого расположения; особенно его глубоко засевшие глаза, смотревшие на «милостивых государынь» с какой-то блуждающей улыбкой, производили неприятное впечатление: не было в них того смиренно-льстивого выражения, которое так хорошо знакомо и так нравится благотворителям и благодетельницам. Однако надо было заговорить с этими нежданными гостями, и Василий Александрович заговорил. – Что вам угодно? – спросил он тем канцелярски-вежливым тоном, который он считал образцом нежности в сношениях с клиентами общества. – Мне почти что ничего! – отвечал странный старик, улыбаясь глазами, – а вот этому мальчику надо бы помочь. – Вы его отец? – Нет… – Родственник? – По Христу!.. – Ггмм… Странное родство… Он ваш приемыш? – Приемыш. Секретарь взглянул на «милостивых государынь», лукаво прищурив глаза, словно бы говоря: «Вот отчаянный лгун!» – и обратился к мальчику: – Как тебя зовут? – Сенькой. – Есть у тебя отец? – Не знаю. – А мать? – Не знаю. – Кого же ты знаешь? – Дедушку знаю. – Кто ж твой дедушка? – А вот! Мальчик улыбнулся, оскалив ряд белых зубов, и показал пальцем на старика. Старик ласково ему усмехнулся. – Давно ты его знаешь? – Давно… – Чем занимаешься? Мальчик не понимал. – Что делаешь? – Все делаю, когда дрова есть – печку топлю, дедушке помогаю… – Ваше звание? – обратился секретарь к старику. Тот вынул из кармана засаленную бумагу и подал секретарю. Василий Александрович прочел бумагу, пожал плечами и с осторожной брезгливостью положил ее перед почтенной председательницей. Та в свою очередь пожала плечами, потрясла седыми буклями и передала дальше. Осторожно, словно боясь чумной заразы, дотрогивались до этой бумаги ручки «милостивых государынь» и затем торопились сбыть, проводив ее вздохом или пожатием плеч. – До чего дошел! – Как пал! – Ужасно! Такие восклицания в виде шепота вырвались из груди многих «милостивых государынь». – У вас есть рекомендация? – снова спросил секретарь. – Нет. Василий Александрович обвел собрание взором сожаления, что у него нет рекомендации. «У него нет рекомендации!» – отвечали взгляды в ответ. «У него нет рекомендации!» – безмолвно сказали все лица и личики. – И вид у него скверный! – тихо шепнула председательница. – Пьяница!.. – еще тише отвечал секретарь. – А мальчик, верно, взят напрокат! Дело старика, видимо, было проиграно. Он это понял и вдруг стал угрюм. – Так вы говорите, что у вас нет рекомендации? – Никакой. – Даже никакой? Это очень жаль! Судя по вашим бумагам (секретарь встает и брезгливо отдает назад бумагу), вы человек не без образования и поймете, следовательно, что цели нашего общества не позволяют удовлетворить вашей просьбе. Старик слушал эту речь с каким-то угрюмым вниманием, но когда секретарь кончил, он опустил голову и как-то весь съежился. Глаза его спрятались в темных ямах, и из груди вылетел надтреснутый голос, произнесший тихо: – Но ведь я не за себя… За мальчика! – За мальчика? – переспросил секретарь и пошел на свое место. Несколько секунд недоумения. – Имеем ли мы право? – тихо шепчет секретарь. – Имеем ли мы право? – также тихо шепчет почтенная председательница, строго покачивая буклями. «Имеем ли мы право?» – спрашивают сами себя все «милостивые государыни». – К сожалению, мы не имеем права! – решает сперва лицо секретаря, потом жест, а затем и тихий шепот. – К сожалению, мы не имеем права! – говорит по-французски председательница. «Мы не имеем права!» – отвечают лица «милостивых государынь», и все они обращают внимание на мальчика, помочь которому они не имеют права. А мальчик глядит зоркими карими глазенками на блестящее собрание и – вообразите себе! – не только не ищет права разжалобить сердца «милостивых государынь», а, напротив, словно бы ищет права назваться самым невежливым, дерзким мальчуганом, когда-либо обращавшимся за помощью. Он весело смеется и шепчет что-то своему угрюмому товарищу, указывая пальцем прямо на лицо почтенной председательницы. Его заинтересовали седые букли, и он сообщает свои наблюдения вполголоса, нисколько не стесняясь местом, в котором он находится. Очевидно, четырнадцать градусов по Реомюру привели его в игривое настроение, и он, несмотря на знаки старого товарища, продолжает весело хихикать… Эта веселость окончательно сгубила мальчика. «Милостивые государыни» находят, что перед ними испорченный мальчик. (Секретарь давно уже это нашел.) Они совершенно забывают, что у многих из них есть дети, и помнят только, что перед ними всклокоченный, грязный мальчишка, с бойкими глазенками между впалых щек и дерзким смехом. – К сожалению… мы не имеем права помочь и мальчику!.. – говорит секретарь. – Без рекомендации? – иронически подсказывает старик. – Да-с! – резко заметил секретарь и, как бы говорит взглядом: «Можете теперь убираться если не к черту, то, во всяком случае, на улицу, где восемнадцать с половиной градусов мороза». Старик резко дергает мальчугана за руку, делает несколько шагов, затем останавливается и говорит: – Милостивые государыни!.. Я вас прошу (голос его становится глуше, и на испитом лице сказывается большое страдание)… я вас прошу… Помогите мальчику… У него нет пристанища. У него нет одежды… Помогите мальчику! Все вдруг притихли. Всем вдруг стало как-то совестно. Притих и мальчик. Он не смеется, а испуганно смотрит на своего товарища. В его испуганном взгляде и страх и любовь. – Дедушка, что с тобой?.. Что ты? – говорит он, заглядывая на него снизу… Многие полезли в карманы. Девица с английской складкой и добрым сердцем давно сидела на своем кресле, точно на угольях. При последних словах она вскакивает с места, роняет кресло, конфузится, подходит к мальчику и сует ему маленькое портмоне. Старик сперва ни слова не говорит, потом, будто спохватившись, шепчет: – Будьте спокойны, сударыня… Его денег я не пропью… Будьте спокойны, сударыня!.. Он благодарит теплым, ласковым взглядом девицу и уходит из залы. – Ваш адрес… адрес ваш! – конфузливо шепчет девица. Но ответа нет. Старик уж скрылся. Белокурая девица возвращается на свое кресло, краснея, как пион, с нависшими слезами на глазах. Все на нее смотрят, как на выскочку, и находят, что она очень «смешная». После этого эпизода прошло несколько минут, пока заседание не пошло своим порядком. Опять ставились вопросы, разрешались и заносились в протоколы. В пять часов заседание было окончено. «Милостивые государыни» поболтали и разъехались. Елена Николаевна, довольная, оставалась еще несколько времени в зале. Было решено, что она завтра поедет с секретарем для посещения истинно бедных и нравственных людей. Она была рада посетить бедных и пококетничать с Василием Александровичем. «Я надену черное шерстяное платье. И скромно и хорошо!» – подумала молоденькая женщина, уходя в госстиную. И Василий Александрович ехал обедать довольный. Благодаря «Обществу для помощи истинно бедным и нравственным людям» он поправил свои служебные делишки и теперь рассчитывал на завтрашнее посещение бедных, на свои голубые глаза, мягкий голос и расположение Красногор-Ряжской. «Она думает, что я влюблен, и, конечно, заставит мужа надеть мундир и попросить за меня… истинно бедного и нравственного человека!» – улыбался Василий Александрович, плотнее кутаясь в бобровый воротник. |
|
|