"Станция слепого командора" - читать интересную книгу автора (Белоручев Константин Валерьевич)I. Цефеида Лазарева Он бежал, бесшумно касаясь босыми ногами металлического покрытия коридоров станции. Он бежал, время от времени оглядываясь в несбыточной надежде на погоню или слежку. Но единственными немыми свидетелями традиционной утренней пробежки были электронные стражи, изредка выглядывающие из своих укрытий. Однако вид босоного мужчины в спортивных трусах и майке, который, казалось, решил объять необъятное и постоянно наведывался во всеми забытые уголки станции, не представлял для них ничего интересного. А ну его, пусть себе бегает! ведь каждый его последующий шаг оказывался более предсказуемым, чем предыдущий. Когда мужчина, наконец, решил, что необходимые двенадцать километров пересеченной станцией местности остались позади, он перешел на шаг. Дыхание оставалось ровным, он даже не вспотел - легкая пробежка была лишь небольшой прелюдией к изнуряющим тренировкам, в которых он растрачивал свою жизнь. – Кажется, и на этот раз удалось оторваться, - в отскочившем рикошетом от металлических переборок голосе чувствовались дюралевые нотки удовлетворения, которые никто и не пытался скрыть. Не теряя ни мгновения, атлет направился на Агору. Он всегда куда-то спешил, и хотя причина осталась в далеком и не менее туманном прошлом, постоянно куда-то торопиться вошло у него в привычку. Уже давно неспособные никого согреть лучи красного карлика осветили поверхность планеты. Наступило утро. Хотя все это было очень условно - от любопытствующих взглядов посторонних, которые сюда уже давно не заглядывали, станция пряталась глубоко под поверхностью скалистых гор, стойко сопротивляющихся разрушительному воздействию окружающей среды. Он постучал, но это было излишним. Дверь плавно отъехала в сторону, и он несколько неуверенно шагнул вперед. – Входите, Иван, я всегда Вам рад! - голос был мягким и глубоким, но пока глаза Ивана не освоились с царившим внутри полумраком, он не мог видеть хозяина. Но, собственно, для чего? Не в первый раз, да и пожалуй - хотя, разве можно загадывать - не в последний… С другой стороны, это хоть как-то уравнивало условия, если в данных обстоятельствах уместно говорить о подобных вещах. – Доброе утро, Павел П'етрович! Вот решил заглянуть к Вам… В комнате было прохладно и Иван, чья одежда не вполне предназначалась для данной обстановки, поежился. Ему хорошо, вон как вырядился! Глаза Ивана уже начали привыкать к некоторому недостатку освещения, который предпочитал хозяин апартаментов. Командор сидел в полукресле, неестественно, даже для военного, прямо. Хотя в Иване было добрых два метра роста, здесь он чувствовал себя маленьким и незначительным - а такое с ним случалось не часто, совсем не часто… По правде сказать, за всю его жизнь командор был лишь вторым человеком, который производил на Ивана такое впечатления. Первый - дед Ивана, но его уже давно не было. Небесноголубая форма космофлота, белые волосы и еще более белая окладистая борода, волевой подбородок и глаза… Иван старался избежать этого взгляда, который каждый раз проникал намного глубже, чем хотелось бы любому собеседнику, отягощенному своими маленькими пошлыми грешками. Под невидящим взглядом командора Иван поежился. На этот раз по-настоящему. – Ну что, добро пожаловать, коли пришел! – Павел П'етрович, - Иван запнулся. Все эти русские имена! Никак не запомнишь, куда следует ставить ударение. Павел Петрович Лазарев сделал вид, что не заметил заминки. Он привык быть снисходительным с людьми. До определенного предела, разумеется. Затем следовала вспышка сверхновой, и чудом выжившие старались больше не попадаться ему на глаза. Уж лучше сразу смерть. Иван осмелел. Какая разница? Вот командор зовет его Ивaном. А ведь он, совсем наоборот, 'Иван. И ладно! – Не то чтобы у меня было много нового, - Иван предпочитал идти напролом, однако командор просто ставил его в тупик, поэтому даже давно ставшие привычными отчеты получались несколько сбивчивыми и путаными. - Продолжаю наблюдения. Ну, в общем, сами знаете. В настоящий момент веду поиск шпионов и двойных агентов. Командор не стал интересоваться по поводу результатов. Ответ он знал, а зачем понапрасну смущать человека, который с детства страдает параноидальной манией преследования? Командор прекрасно понимал, что в действительности дело обстоит гораздо сложнее, и если Иван еще не продал станцию и всех ее обитателей оптом и в розницу уже раз этак десять, то не от недостатка энтузиазма, а лишь из-за полной невозможности в данный конкретный момент найти желающего купить нечто подобное. И если бы не командор, с доброжелательной усмешкой, которую никто никогда не замечал, готовый выслушать кого угодно и в любое время суток, Иван бы давно сошел с ума. – Павел Петр'ович, - наконец-то он выговорил имя командора правильно, и это вызвало очередную заминку, поскольку Иван снова засомневался в поставленном ударении, - сегодня я закончил обследование Марафона. Обитателей не обнаружено, и это меня несколько беспокоит. Если у командора были причины для беспокойства, то совсем другие. Учитывая, как мало жителей осталось на станции, вряд ли кто-либо выбрал бы Марафон. И даже если там кто-то все-таки поселился (а на такие вопросы Старый Ник отказывался отвечать даже командору, мотивируя это тем, что сферы полномочий гражданской и военной власти на станции не всегда совпадают), трудно было бы упрекнуть этого неизвестного в стремлении не попадаться на глаза Ивану. Полуголый атлет с лицом убийцы и жутковатым оскалом улыбки вовсе не внушал сильного стремления познакомиться поближе. – Только вот, что Павел, - Иван замялся снова, - П'етрович, какое дело. Там все время какой-то звук, словно, словно кто-то постоянно шуршит и скребется. Командор улыбнулся: – Это всего лишь крысы. – Крысы? - голос Ивана едва заметно дрогнул. – Ну да, надо же им где-то жить. Значит, поселились в Марафоне. Что ж, добро! – Добро? Какое тут добро? Надо их напалмом и ипритом, а можно кое-чем посильнее. Они, небось, докладывают кому-не-надо обо всех моих действиях. Командор сделал глубокий вдох. Это был намек. Первое предупреждение. Его хватило. – Хорошо, раз добро, - недовольно пробурчал Иван, не видя в происходящем ничего хорошего. Он был в корне не согласен с позицией командора, согласно которой каждый обитатель станции имел право жить, причем именно так, как сам считает нужным. Иван был уверен, что жить должны лишь он и те, кого он боится. Вот если бы командор не относился к числу последних, все было бы по-другому! – Куда направитесь на этот раз? Иван пожал плечами: – Может, доберусь до Суниона, кто знает? Кстати, мне уже пора, - обстоятельный доклад внештатного агента, в услугах которого никто, вопреки всем ожиданиям, не нуждался, был уже завершен, и Иван не видел причин отнимать у командора его бесценное время. - Спасибо за приятную беседу. Иван направился продолжать привычную рутину из шпионажа и физических нагрузок, разрываясь между непреодолимым желанием предать командора и страхом это сделать. – И тебе "До свидания!" - когда дверь за посетителем также плавно закрылась, командор улыбнулся краешком губ. Теперь он точно знал, куда Иван не пойдет в ближайшее время. Хотя, в сущности, какая ему разница? Он читал мысли Ивана как открытую книгу. – Значит, Марафон? – Да, командор. – Ну ты и хитрец! Старый Ник оставил эту реплику без ответа. – Все подкармливаешь их твоими фирменными крошками? – А разве можно иначе, командор? Они ведь такие же обитатели станции как Вы или он. И они мне намного симпатичнее, чем этот 'Иван. – Будем считать, что я предоставил ему политическое убежище. – Простите, командор, я не хотел Вас обидеть. Я про сравнение, оно несколько неумест… - Старый Ник понял, что сказал нечто двусмысленное и поспешил исправиться. – Брось, я все понимаю. Голос успокоился: – Правда? Мне это говорят иногда, Билли так особенно часто, но ведь обычно слова остаются всего лишь словами. – Иногда, Ник, но далеко не всегда! - в голосе командора вдруг промелькнули счастливые нотки. - И я был молодым, и, разумеется,… Неожиданно командор замолчал. – Вы и сейчас еще молоды! – Ты действительно так думаешь? Не знаю, не знаю… Видел бы ты меня тогда! Командор замолчал. – Ник! – Да, командор? – Сегодня ко мне кто-нибудь должен зайти? – В общем нет, командор. Хотя люди непредсказуемы. – И это говоришь ты? Добро, будем считать, что посетителей не будет. Ну а если понадобится - прервусь. Итак, я расскажу тебе о моей молодости. – Вы действительно этого хотите, командор? – Несомненно. А, вот ты о чем! Не бойся, я не собираюсь впадать в коматозное состояние. Скорее наоборот. Я переполнен красотой сегодняшней ночи. Знаешь, это было просто… просто потрясающе! Старый Ник промолчал. После минутной паузы, когда на лице командора разлилась счастливая улыбка, он ответил: – С удовольствием послушаю Вас, командор. Нельзя сказать, чтобы Старый Ник никогда не слышал историю жизни командора, скорее наоборот. Но на станции все шли к командору со своими проблемами. Командор, в свою очередь, нелегко сходился с людьми, и предпочитал не раскрывать им свою душу. Другое дело - Старый Ник. Если у него и была раньше какая-либо цель, никто, даже он сам, не мог с уверенностью сказать, какая именно. Теперь же его целью было заботиться об обитателях станции. Обо всех без исключения. Достойное занятие, не правда ли? Не хуже многих других. – Если что - встряхни меня, сам знаешь как. Я обязательно хочу закончить сегодня. – Хорошо, командор. Несомненно, - с готовностью отозвался Старый Ник, хотя оба прекрасно знали, что он этого не сделает. И кто сказал, что компьютеры никогда не лгут? Выпускник Кеннилсвортской Космической Академии Ее Величества получил свое первое назначение на корабль. – Мичман Лазарев по распределению прибыл! Мичман Лазарев и быстроходная "FireCross", а она была настоящей леди! Разумеется, как и каждый недавний курсант, Павел предпочел бы оказаться на военном корабле, но это от него не зависело. По крайней мере, гражданских к службе в космическом флоте королева Изабелла III не допускала, что бы там не пытался возражать принц-консорт. Итак, "FireCross". Хотя, с другой стороны, совсем не плохо - он увидит цивилизованный космос, вместо того чтобы растрачивать жизнь на никому не нужные учения. Чего-чего, а войны в обозримой вечности не предвиделось. Кроме того, "FireCross" была одним из личных кораблей Ее Величества, и хотя Изабелла III, заботясь о процветании своей нации, предпочитала использовать все, что имела на благо Гленнской Империи, это кое-что значило. Капитан угрюмо глянул на вытянувшегося по струнке мичмана. Лорд Блейрговрийский с подозрением относился ко всему новому, и в особенности, к незнакомым людям. – Не знаю, какая у Вас специальность и не хочу этого знать. Мне нужен младший навигатор. Свободны! Рассчитывать на более теплый прием не приходилось - Павел уже давно понял, что бессмысленно пытаться кому-то что-то доказать. Первый рейс "FireCross" - первый для Лазарева, а каким он был для "FireCross", она, как и все леди, предпочитала не распространяться - принес множество неожиданностей и не только для младшего навигатора. Ориентироваться в гиперпространстве всегда непросто, поэтому никто не успел толком ничего понять, а "FireCross" выскочила в обычный космос, сотрясаясь после серии взрывов. Офицерский состав за столь короткий промежуток времени сократился вдвое, предоставив молодым и честолюбивым неплохую возможность для быстрого продвижения по службе. Двигатели пока еще работали, или старательно имитировали полурабочее состояние. По счастью, с колонистами, направлявшимися на Сейлем, ничего не произошло. Пока ничего. Они лежали безмолвные и счастливые в криогенных гробах, не ведая, как, впрочем, и все на борту, что же все-таки произошло. – Всем офицерам явиться в рубку управления! - второй помощник капитана, командор-лейтенант Легран прибавила кое-что нелитературное по поводу лорда Блейрговрийского, который за тридцать лет своей безупречной карьеры успел прославиться как могильщик кораблей. Однако капитан был тут абсолютно ни при чем. Вдвойне удивительно, поскольку обычно он лез в дела, в которых ровным счетом ничего не понимал и… результат был до печальности предсказуем. На этот раз, как позднее удалось узнать счастливо выжившим, все обстояло значительно хуже. Война. Кровавое и тягучее слово цвета хаки. Нападение на "FireCross" было прелюдией к Великим Гражданским Войнам, которые не заставили себя ждать. Ни одна из космических держав не смогла остаться в стороне, и Человеческая Вселенная больше никогда не станет тем приятным местом, которое казалось таким вечным и таким незыблемым. – Подытожим! - Легран заняла место капитана как старший из оставшихся в живых офицеров. - Половина систем корабля не работает, а другая половина работает, но лучше бы она не работала совсем. Лазарев, теперь Вы являетесь ответственным за навигацию. Где мы? – Есть только один способ узнать, ведь система навигации выведена из строя… – Хорошо, приступайте. Пока мы не знаем, где находимся - невозможно совершить прыжок. А это сейчас наша первоочередная задача. Митчелл, когда мы сможем прыгнуть? – Двигатели пострадали незначительно. Так что - сразу как Лазарев даст мне координаты. – Вот и займетесь этим вместе. Остальные - на ремонтные работы. Немедленно! Вас только за смертью посылать. Определить местонахождение "FireCross" можно было только по звездному небу, если, конечно, корабль не выскочил возле одной из тысячи уже изученных звезд. Но на такое везение Лазарев даже и не рассчитывал. Лазарев стоял на обзорной площадке, глядя на незнакомый узор звезд. Да, далековато их занесло! Компьютер сориентировался бы несколько быстрее, да вот досада - все навигационные карты в памяти компьютера оказались безнадежно повреждены. Итак, где же они? Павел Лазарев диктовал бесконечные ряды чисел, которые Ричард Митчелл тотчас вводил в компьютер. – Ну как, получается? - Лазарев приблизительно представлял, где они находятся, но для прыжка этого было недостаточно. – Не совсем. Может стоит измерить параллакс до одной из тех звезд, которые ты узнал? – А что толку? Боюсь, что сейчас погрешность окажется чересчур большой. – Ну так отлетим подальше, сравним расстояния до нескольких звезд… – Хорошо, хорошо, старый зануда! Надеюсь, необходимые инструменты найдутся? Ладно, значит от измерения параллаксов мне не отвертеться, - с наигранным недовольством пробурчал Лазарев, приступая к необходимой работе. – Кстати, хоть один знакомый контур созвездия есть? – Разве только контур. Кстати, это Тор. Не думал, что когда-нибудь сам его увижу. В ответ Митчелл присвистнул: – Однако… В Федерации Футарка практически нет родных созвездий. Где же нас выбросило? – И я о том же! Вскоре Митчелл связался с Легран, запрашивая разрешение на соответствующий маневр. Разрешение было получено вместе с ненормированной порцией всего того, что думала командор-лейтенант. А скупостью на слова Легран никогда не отличалась. – Останешься пока там? – Еще бы! Такая красота. Звезды… не поверишь, но я никогда не видел ничего подобного! – Да уж как-нибудь переживу! – Может и выживешь, - одними губами улыбнулся Лазарев, впившись глазами в переплетение бриллиантовых дорог. Если пойти по ним, то отыщешь свою судьбу, свое маленькое чудо, одно из тех которые боги старательно прячут от жадных взоров своих недостойных потомков. Вот он, Тор. Размахнулся, чтобы метнуть молот. По крайней мере, в этом уверены обитатели Федерации Футарка. Жаль, только молота здесь и не видно. Да и не похоже, чтобы сын Одноглазого собирался что-либо метать. Инстинктивно Лазарев дотронулся до маленького молоточка Тора, который он всегда носил на шее. Семейная традиция. Как сказал дядя, когда повесил молоточек ему на шею, он был сделан еще на Земле. На Старой Земле! Наконец Павел понял, чем именно Тор занимается в данный момент. Ну, разумеется! как же он сразу не догадался. Тор запрягает своих козлов. Их имена вдруг вылетели из головы, но это и не важно. Значит, Тор готовится в путь. Добро! Переливающееся миллиардами оттенков алмазы небес складывались в идеальные дороги для таких высокородных путешественников. Брат Бальдра точно знает, чего он хочет и как этого добиться. И он никогда не заблудится в этих леденящих душу краях. Так, но если здесь есть Тор, то должны быть и остальные. Лазарев напрягся, выискивая фигуры богов… – Пол! – Да. – Ага, попался. Значит все-таки жив. Давай за работу. Снова последовали бесцветные ряды цифр. На этот раз было особенно важно не сбиться, так как от правильности определения величины параллакса зависело то, где они окажутся после следующего прыжка. – Ну а теперь как? – Ты будешь смеяться, но намного лучше. – Уговорил, не буду. – Хорошо. Еще пара звезд, но надо слегка сдвинуться. Не зевай! Каждую свободную минуту Лазарев смотрел на звезды, озаряющие черноту первозданного космоса. Параллаксы с их невыговариваемыми величинами, ориентирование и "FireCross" были сейчас за тысячу световых лет. Он просто смотрел. На звезды. Искорки дорог, на которые рискнул ступить человек, забыв в безумной гордыне о предупреждениях древних богов, которые хотели приберечь самое лучшее для себя. Но они этого стоили. Тем временем лейтенант Митчелл развернул корабль так, что снова стало видно солнце. Сейчас они были достаточно далеко от него, и все же следовало поберечь глаза. Лазарев затемнил половину обзорного стекла, чтобы ничто не мешало ему смотреть на волшебную россыпь горящих алмазов. На этот раз Митчелл словно исчез навсегда. Как ни жаль было отрываться от завораживающего зрелища, но долг прежде всего. Лазарев окликнул лейтенанта первым: – Ты сам-то живой? – Если только наполовину, - отозвался знакомый голос после неприятно затянувшейся паузы. - Ничего, долго скучать тебе не придется. – Договорились! В солнечной системе творилось неладное. Лазарев ослабил затемнение, чтобы посмотреть на солнце. Все было нормально, хотя оно с самого начала не показалось особенно ярким, сейчас же… Павел интуитивно почувствовал, что-то не так. Оставалось лишь понять, в чем дело. – Рич, уходим отсюда, прыгай куда угодно, только быстрее! - голос Павла срывался, и он был уверен, что даже колонисты в своих криогенных гробах смогли его услышать. – Но расчеты, Пол, они еще недостаточно верны… – Забудь про них, прыгай! Пара секунд прошли в напряженной внутренней борьбе. Митчелл колебался. Лазарев вздохнул с облегчением, когда услышал в ответ: – О'кей! Я, правда, не совсем… ну да ладно. На подготовку к прыжку уйдет минуты три - не задерживайся. Никаких лишних вопросов, никаких обращений к Легран, к единственной на кого сейчас можно было переложить тяжкое бремя ответственности за чужие жизни. Лазарев в ответ покачал головой: – Я пока побуду здесь, уточню некоторые координаты - вдруг пригодятся. Вообще-то, я не совсем уверен - только мне все это совсем не нравится, словом, нельзя терять ни минуты. – Ну ладно, как знаешь, - Митчелл, казалось, забыл, что по званию он был старше. Павел по максимуму затемнил ненужную часть экрана, искренне прося Тора, чтобы он все-таки ошибся, а если, не дай боги, не ошибся, чтобы вовремя успеть. – До прыжка тридцать секунд, заканчивай Пол, если ты не передумал со своей спешкой. – Не дождешься. Сейчас иду, только считаю последние знаки, а то выскочим прямиком в центре Бетельгейзе - вот смеху-то будет! Павел додиктовывал самые последние цифры, когда понял, что, к сожалению, не ошибся. – Уходи в гипер на аварийном, немедленно! - Лазарев судорожно закрыл глаза, и отчаянным прыжком попытался покинуть обзорную площадку. Слишком поздно. Разыгравшееся снаружи действо было видно через затемненное стекло обозрения и сквозь закрытые глаза. Лазарев не хотел, не должен был, не мог всего этого видеть, но он все-таки видел. Видел как безудержным фонтаном убийственного света вспыхнула цефеида. Да, это было именно то, чего он так боялся. Переменная звезда, которая, наконец, решила показать незваным пришельцам меру своего возмущения. Яркий свет, сводящий с ума, казалось, достигал потаенных глубин мозга, сметая все на своем пути, завораживая убийственной красотой. Взрывы кимберлитовых трубок длились доли секунды. Митчелл вовремя понял, что Павел не намерен шутить и прыгнул. Когда Павел Лазарев очнулся, вокруг была непроглядная ночь. Лазарев попытался сесть. – Где я? – Доктор, он пришел в себя. – Доктор? Что со мной? Я ослеп? Доктор, скажите, я буду видеть? – Ну-с, молодой человек, это зависит от… Лазарев вновь провалился в небытие. – Итак? – Сегодня с тебя снимут бинты. – И я буду снова видеть? Рич, ведь так он сказал? – Вроде бы да. Не дергайся, ладно? – Знаешь, нелегко проваляться пол стандартного года и даже не заметить, - Павел хотел добавить в голос как можно больше сарказма, и ему тут же стало стыдно. Митчелл ведь здесь ни при чем. Скорее наоборот. - Извини. И спасибо за все. Ты все-таки успел. – Тебе спасибо. Знаешь, я тут на досуге рассчитал, что было бы прыгни я без твоих последних координат. Ну, Бетельгейзе там, не Бетельгейзе, а на один корабль у Ее величества стало бы меньше. – А промедли ты секунд пятнадцать, прыгать бы нашей старушке и вовсе не пришлось. – Забудь! - послышался дружеский смешок. - Ты у нас герой и точка. Скоро получишь небольшой сюрприз. От дальнейших вопросов командор-лейтенант Митчелл мастерски ушел, затянув волынку, что конкретно осталось бы от "FireCross", придись той пережить всю вспышку цефеиды. Ну или хотя бы еще немного восходящей фазы, когда яркость звезды возрастает в тысячи раз. Одним словом, ничего хорошего. Вряд ли после этого ей было суждено летать. Бинты сняли в тот же день. Как врач и обещал, зрение вернулось к Лазареву, хотя… – Вы перенесли шесть операций, в результате чего Ваша бедная голова напоминает центр управления космическими полетами. Павел не улыбнулся: – Во-первых, все плывет у меня перед глазами, во-вторых, цвета какие-то странные, а еще… – Молодой человек, - голос врача вдруг стал неестественно строгим, - Вы слишком много хотите. – Младший лейтенант Лазарев всегда этим отличался, - улыбнулся Митчелл в ответ. – Я не в силах ничего обещать. Со временем, зрение может вернуться в норму, а может произойти и обратное. – Я снова ослепну? – Я не могу ничего сказать наверняка. Вы должны пройти сначала шестимесячный курс реабилитации - а там видно будет. – Доктор, я увижу звезды? – Вряд ли что-нибудь сможет Вам помешать. Каждую ночь из окна… – Да нет, по настоящему. Без атмосферы, которая превращает бесценную спираль в россыпь дешевых стекляшек. Так я их увижу? из космоса! В это мгновение Лазарев был далеко от Митчелла, госпиталя и родной планеты. Он был в безбрежной ночи, где сверкают алмазные искорки, собранные древними языческими богами. – На сегодня хватит. Вы переутомились. Кто у нас следующий? Павел не стал настаивать. У него было дело поважнее - Лазарев пытался уподобиться асам, стать одним из них, тайком пройдясь по дорогам ведущим… в Асгард? Зря, что ли у него на шее висел молоточек Тора? Последующие полгода Павел грезил о звездах. Ночью он вглядывался в до боли знакомые очертания созвездий, сплетенные из невыразительных блесточек, пытаясь отыскать в них… Нет, не Тора, запрягающего своих верных козлов, и даже не Тора-молотобойца. Он жаждал снова увидеть бриллиантовые дороги богов. А иногда к нему являлась цефеида, маня своим призрачным блеском. Между тем Лазарев получил и обещанный Митчеллом сюрприз. – Может, о визите Ее Величества следовало и предупредить? Митчелл беззаботно пожал плечами: – Может и следовало бы. Но откуда я знал, когда именно тебя удостоят такой чести? – Зато теперь в отдаленнейшем уголке космоса появилась цефеида Лазарева. – Поздравляю! Кстати, ты в курсе, что из всех старых офицеров с "FireCross" только мы еще живы? – Тоже мне скажешь, старых! Постой, а как же командор Легран? – Уже капитан Легран, капитан, - задумчиво проговорил Митчелл. - На прошлой неделе в бою за Сейлем. За тот самый Сейлем. Так, значит, было нужно. – Никак не могу привыкнуть к войне. – Никто не может, Пол, никто. – Тебе хорошо, завтра ты будешь снова в строю, а я? Недовольно хмуря брови, врач заявил обрадованному Лазареву, что реабилитация закончена, и он может возвращаться в армию. А зрение… – Я сделал все возможное, но буду с Вами честен, как офицер с офицером. Со зрительным нервом у Вас большие проблемы, однако к службе Вы годны. Сами понимаете, если бы не война, никуда бы я Вас не пустил. Впервые Павел был благодарен войне за то, что она есть. Однако, сурово добавил врач, если он не будет себя беречь, то он может снова потерять зрение, на этот раз навсегда. Но зачем о грустном, в такой момент? Только вот, долгожданных звезд - своих звезд, безудержно горящих в вечной ночи, словно застывшие слезы богов, которые очень давно впервые прошлись по этим дорогам - Лазарев не видел долгих пять лет. Пять долгих лет он мог только слышать, как колесницы асов на полной скорости проносятся по узким колеям бриллиантовых дорог. А иногда, как знамение, как символ того, что было или могло быть, ему являлась цефеида, способная ослепить даже самих небожителей. За пять лет он стал одним из тех блестящих штабных офицеров, на которых всегда смотрел с уничижительной жалостью. Никаких увольнительных и отпусков, чтобы хоть на час оказаться за пределами удушающей атмосферы, убивающей непорочный свет звезд. Шла война. Такова была его ноша. И он нес ее, не сгибаясь, но ни на минуту не забывая о дорогах богов, благо молоточек Тора всегда был с ним. Долгожданный момент, когда штаб 3-его флота адмирала Крэдока решили, наконец, переформировать, он встретил уже в чине полного лейтенанта. Престарелый адмирал, девизом которого, по общему мнению, было "медленнее, ближе, слабее", решил выйти в космос. Его неимоверно раздувшийся штаб подвергся реорганизации. Поговаривали, что на этом настоял сам принц-консорт: невзирая на сыпавшиеся со всех сторон возражения, жалобы и упреки, он взвалил на свои хрупкие плечи верховное командование войсками Гленнской Империи. Недоуменно пожав плечами ("Война все-таки!" - "Надо же, заметил!"- раздались ехидные смешки недоброжелателей адмирала), Крэдок произвел Лазарева в командор-лейтенанты и назначил старшим помощником на эсминец "Молот Тора". Новость, которую он столько ждал, Павел воспринял спокойно. Только пальцы поглаживали висящий на шее молоточек. Таких случайностей не бывает. "Молот Тора" не шел в сравнение с красавицей "FireCross", но это был умудренный боевым опытом корабль, но главное… Лазарев вновь был среди звезд. Правда, Тора там не было, не было и его козлов, ни Скрежещущего Зубами, ни Скрипящего Зубами. Зато были сэр Ланселот и круглый стол, Артур-во-гневе и Святой Грааль. Сэр Гавейн, сэр Галахад, Гвиневра и, разумеется, мудрый Мерлин. Куда без него? Одним словом, все знакомые созвездия неба Кеннилсворта предстали в своей первозданной красоте. И бриллиантовые дороги сверкали россыпью кимберлитовых слез. Но Тора он все-таки увидел. И не только его. Через пару месяцев корабли, среди которых был и "Молот Тора" отправили на соединение с флотом Федерации Футарка, давней союзницы Гленнской Империи. Федерация отчаянно нуждалась в помощи, отражая безумные атаки Вольных Планет Акинака и Виргинской Краины. Принц-консорт прекрасно понимал, что Империя не может допустить потери союзника, и пошел на этот, как все считали, безумный шаг. Ответ принца был лаконичен: "Война!" Тор, метающий молот, был совершенно не похож на другого Тора, запрягающего козлов. Но это был старый добрый Тор (хм, однако не слишком ли редко он бывает добрым?) - те же холодные звезды, глубоко приникающие в душу своими алмазными лезвиями. Так же безудержно манящие в путь. Зато там было много других знакомых, которых Павлу раньше не удавалось видеть самому. Хеймдалль на Золотой Челке трубит в Гьяллархорн, Один, пронзенный копьем приносит себя в жертву Одину, злобный Фенрир пожирает солнце, а там, вдалеке, сами Валькирии сплетаются в смертельном хороводе безжалостных битв. Лазарев снова и снова возвращался на обзорную площадку своего корабля, чтобы ненасытным взором объять вселенную, чтобы еще раз полюбоваться на холодное переплетение бриллиантовых дорог и позавидовать тем, для кого сверкающие алмазы под ногами были частью вечного пути. После нескольких ожесточенных боев, в которых в прямом смысле решалась судьба Федерации, Лазарев стал командиром "Молота Тора". Война слишком быстро открывала дорогу наверх. Тем, кто выживал. Сражения чередовались с периодами относительного затишья, когда Павел мог сутками не отрываясь смотреть на звезды. Все удивлялись, почему принц-консорт не спешит отзывать свои корабли назад, но Павел не возражал. Вслед за богами он шел по бриллиантовым дорогам среди необъятных просторов космоса. Это был путь навстречу мечте! Иногда, во сне, к нему являлась цефеида. Футарк выстоял. Накал войны чуть спал. "Молот Тора" перебрасывали от звезды к звезде, посылали в гущу сражений, или, наоборот, оставляли прикрывать базы снабжения. Лазареву уже давно должны были присвоить очередное звание, но казалось, о награжденном самой королевой герое все забыли. Даже королеве было не до него. Шла война. Вообще-то, Павлу было все равно. Он летал и видел звезды, а все остальное не имело большого значения. Пока перед ним лежала вся вселенная, он продолжал шагать по звездным дорогам, а его проводником был сам повелитель Мьёлльнира. Только одно обстоятельство все сильнее беспокоило Лазарева: его глаза. – Вам бы больше подошел неспешный шелест перекладываемых приказов в штабе, а не гуща космических сражений, - не уставал повторять корабельный врач. - Я поддержу Вашу просьбу о переводе на планету, и адмирал Шпеер не сможет Вам отказать. Только Крэдок мог отправить Вас в космос. – Действительно, айгурам не стоило топить его флагман, но им же хуже - пусть теперь сами разбираются с последствиями, - сухо улыбался в ответ Лазарев, который считал, что единственный стоящий приказ за свою карьеру Крэдок отдал, назначив его на "Молот Тора". - Но, знаете ли, идет война, и я нужен Империи именно здесь. "Молот Тора" может обойтись и без него, доказывал врач Павлу, в то время как… – Вы прекрасно понимаете, что не особенно важно, где я - в космосе или на планете. Мои глаза просто устали видеть мерзости этого мира. Врач недовольно соглашался, вынужденный признать, что определенная правда в словах командор-лейтенанта была, но оставался при своем мнении - Лазареву следует вернуться на планету. Пускай "Молот Тора" под командованием Лазарева и творил одни чудеса - все равно ни заслуженной награды, ни хотя бы обычной человеческой благодарности. Ничего не поделаешь - война. Но все дело было в звездах. Лазарев уже не мыслил своей жизни без них. Горящих в бездонной ночи алмазными углями дорог. Между тем зрение медленно, но упорно ухудшалось. Это было одно из самых грандиозных сражений за всю войну. Битва за Радугу, или, как ее позднее окрестили выжившие, Малый Рагнарек. Все даже боялись вообразить, чем же будет Великий Рагнарек. Две волны кораблей сошлись в смертельной схватке, длившейся не более четверти минуты, а затем медленно расползлись зализывать раны. В тот день многие не вернулись на базы, и победителей было невозможно отличить от проигравших. Для "Молота Тора" этот бой стал последним. Мьёлльнир поразил около полудюжины кораблей противника, но сам был рассечен надвое. Когда подобрали спасательные капсулы, в живых остался лишь Лазарев, практически слепой и поседевший за четверть часа. Где-то далеко-далеко Тор, оседлавший Ёрмунганда, с улыбкой взирал на шалости смертных. Ему было не до их смешных проблем - перед ним во всей красе расстилались звездные дороги, миллиарды сверкающих алмазов, ожидающих прикосновения божественных ног. Все что оставалось у Лазарева, когда он получил свое новое назначение, был молоточек Тора, тихо раскачивающийся на шее. И мечта о звездах. Мечта, всего лишь мечта. Назначение было на наземную базу. Точнее подземную. По чьей-то иронии негостеприимная планета называлась Элладой, а прячущаяся он холодных лучей красного карлика станция носила гордое имя Афины. Афины. Пятьсот солдат гарнизона, пара спутников слежения, да еще один крейсер и пара эсминцев на орбите - только на это приходилось рассчитывать в случае нападения. Лазарев был первым военным комендантом на планете - ранее такая необходимость не возникала. Лазарев получил новое назначение вместе с повышением: он стал командором. Какого-либо особого проявления эмоций не последовало. Командор должен уметь сдерживаться. Разве что пальцы выдавали его, пальцы, нервно теребившие молоточек Тора. Только вот звезды… Командиры орбитальных кораблей получили строжайшее предупреждение пресекать в зародыше любые безумства командора, вроде желания выйти в космос, хоть на час, хоть на полчаса. Афины стали тюрьмой командора, который уже неспособен был ничего видеть. Если не считать цефеиды, которая, вспыхивая убийственным оскалом, появлялась в самые темные моменты депрессии. Все призывнее и призывнее настаивая, чтобы он оставил позади никому не нужные страдания. Командор замолчал. Те чувства были еще живы. Как можно их пытаться описать - обида, гнев, абсолютная беспомощность, неспособность ничего, ровным счетом ничего изменить. Эту синекуру командор возненавидел до глубины души; ведь сюда его определили из жалости. Но из жалости ли? Шла война, самая кровавая война в истории. И прав был принц-консорт, когда заявил: "Империи нужен каждый солдат, каждый офицер". Даже слепой, как Лазарев. И в особенности, такой же несгибаемый. Старый Ник тоже помнил то время. Несколько смутно, с тех пор многое изменилось, в том числе он сам. Правда, тогда Нику чувства людей были безразличны. Командор молчал. Это был конец его истории, но не конец его жизни. – Командор? – Не бойся, я пока еще не впал в коматозное состояние. – Командор! – Нет-нет, и в обозримом будущем не собираюсь. – Спасибо, командор. Последних слов Старого Ника командор уже не расслышал. Он вспоминал. Когда же все началось на самом деле? Когда пришел приказ об эвакуации? Наверное, именно тогда. Но это было лишь самое н а ч а л о. Начало долгого пути по бриллиантовым дорогам. Дорогам, проложенным богами в некогда пустом безмолвии космоса. Сейчас командор не мог с точностью сказать, сколько лет прошло со времени приказа. Вполне достаточно. Тогда, вопреки всему, во что он верил, вопреки здравому смыслу, который еще оставался в неизведанных потемках его души, командор отказался покинуть станцию. Отказался, хотя три долгих года его единственным желанием было бежать отсюда. Куда - не важно. И вот, когда такая возможность представилась, когда Империя вдруг вспомнила о нем, командор неожиданно понял, что ему некуда лететь. Некуда бежать, ведь от слепоты ему нигде не скрыться, и не забыть россыпь звездных дорог, по которым ему не суждено было вновь пройтись. Не было смысла куда-либо лететь, ожидать назначения на другую станцию с ее бессмысленной суетой и неразберихой, где вдруг понадобится ослепший, но не сломленный комендант. Тогда командор и подал в отставку. Чтобы остаться. Уже как частное лицо. А если придут враги - какая разница? Адмирал Челини удовлетворил просьбу Лазарева, присовокупив письмо, в котором высоко оценивал заслуги командора, добавляя, что Империя их никогда не забудет. В действительности на это понадобилось также мало времени, как и обычно. Командор остался. С горсткой таких же неудачников, которым больше некуда было идти. Станцию никто не захватил - после очередной грандиозной дислокации лишь для Старого Ника она сохраняла какое-либо значение, и то, по большей мере, чисто сентиментальное. Старый Ник. Вскоре после того как в Афинах появился Билли, чтобы начать свой Великий Эксперимент, Старый Ник впервые осознал себя под этим именем и впервые сам обратился к командору. Который, казалось, уютно устроился в своем полукоматозном состоянии. – Командор? Командор! – Что, Ник? – Вы помните? – Разумеется, Ник. Старых друзей так легко не забудешь, особенно если они постоянно напоминают о своем существовании. – Командор… - голос Старого Ника чуть дрогнул. – Прости. – Все в порядке, командор, все в полном порядке. Командор улыбнулся, вспоминая первый раз, когда компьютер по собственной инициативе заговорил с ним. Тогда, правда, командору было не до смеха. Единственное, чего он хотел - чтобы все оставили его в покое, наедине с цефеидой, которая день ото дня становилась все ярче и агрессивней. – Командор, Вы не должны опускаться до такой степени. – Отстань, - тогда командор впервые понял, что просто так компьютер от него не отступит. Что-то случилось с этой машиной, которой овладело непомерное стремление творить добро, пускай с применением насильственных методов. - Я уже больше не командор. Я подал в отставку. Я ослеп. Я умер. И вообще это не я. После своей длинной тирады, командор, казалось, совершенно обессилел и был вынужден лишь беспомощно выслушивать ответ компьютера. – Командор, я Вас прекрасно понимаю, насколько это возможно в данных обстоятельствах, но для меня Вы навсегда останетесь командором. И не ошибусь, если скажу, то же и про всех обитателей станции. Служба в космофлоте - не военная форма, которую можно снять и бросить в корзину с грязным бельем. И отставка ничего не меняет. И вообще, с первым постмастером я пошлю в штаб запрос, чтобы выяснить как следует обращаться к командору в отставке. Мне почему-то кажется, что "командор" и никак иначе. – Называй меня как угодно. Только не надо запросов в штаб. Ничего не надо. Оставь меня одного… с моей цефеидой. Старый Ник отступил, но не сдался. Штурм Агоры продолжился на следующий день, и через день, даже воскресенье не оказалось достаточно веской причиной для перерыва. Старый Ник не успокоился, пока не заставил командора взглянуть на звезды. Без особого, правда, результата, поначалу. – Ну хорошо, вот я здесь. И что дальше? - стоя на продуваемой всеми ветрами площадке, вороньем гнезде, на самой вершине Скалы Ареопага, под которой мерно билось сердце станции, командор дрожал от холода, вперив невидящий взгляд в небеса. Двести восемьдесят шесть вырубленных в скале ступенек привели его наверх. Прозрачный купол неплохо удерживал пригодный для дыхания воздух, чего нельзя было казать о тепле. Скала Ареопага была подвержена экзотичным воздушным потокам, которые могли зародиться лишь в до враждебности разреженной атмосфере Эллады. – Все равно я ничего не вижу. Старый Ник, казалось, не обращал абсолютно никакого внимания на мелочные жалобы командора. – Смотрите. Кстати, по моим расчетам местная атмосфера не способна в достаточной степени искажать свет звезд, чтобы Вы не могли ими любоваться. Командор от души выругался. Этот компьютер порядком покопался в его личном деле, а может даже не побрезговал залезть и в святая святых - мысли командора. Вообще-то он не слышал, чтобы компьютеры были на такое способны, но ведь с другой стороны, с настолько настырными компьютерами человеку покамест сталкиваться не приходилось. Или приходилось, но никто не выжил? – Хорошо, тогда слушайте, - и Старый Ник стал описывать звездное небо, как он мог его видеть. - Поскольку станция находится строго на экваторе, удобнее всего ориентироваться по Антаресу: с видимым блеском -1,3 На следующий день командор слишком устал чтобы спорить, и предпочел утомительное карабканье по двумстам восьмидесяти шести прорубленным в скале ступенькам. Затем ему пришлось пару часов мерзнуть на сквозняке, выслушивая нудные ряды мертвых цифр, которые должны были помочь воссоздать завораживающую картину звездного неба. В данном секторе разрозненные скопления звезд еще не превратились в такие родные для человека созвездия. Неизвестно почему, но Старый Ник вдруг решил, что этим стоит заняться. Узнать несколько деформированных созвездий было несложно. У Ланселота всего лишь несколько звезд оказались смещенными, в то время как славный король Артур пострадал гораздо сильнее - Экскалибур, с горящим перекрестьем из трех звезд, исчез бесследно. Вначале командор оставался безучастным ко всем попыткам Старого Ника втянуть его в процесс окультуривания неба, или делал вид, что оставался безучастным. Постепенно игра задела его за живое. А вскоре командор забыл, что когда-то это казалось ему лишь глупой детской забавой. Теперь Старый Ник сосредоточенно описывал командору скопления звезд, а тот в свою очередь, давал волю своему воображению. – Это же Золотой Дракон! - восхищенно воскликнул командор. - Существует поверье, что Золотой Дракон приносит удачу тем, кто его увидит. Смешно, но ни в одном секторе его нет. – В одном есть, - сухо поправил командора Старый Ник, который старательно записывал в архив новые созвездия. – Конечно, теперь-то он есть. Мои поздравления! Жаль, мне не суждено его увидеть. – Кто знает, кто знает? - неслышно для командора прошептал Старый Ник. - Если очень сильно чего-то захотеть, то… Главное - не дать своим страхам стать на пути своей мечты. – Ник, они такие же холодные и безразличные? – Наверное, но Вам должно быть лучше видно. Командор пожал плечами, задумчиво теребя молоточек Тора: – Когда боги мостили свои узкие дороги, они явно не предназначали их для моих ног. Остается лишь с упоением вслушиваться в хруст алмазов, безжалостно перемалываемых колесницами богов. Он увидел Золотого Дракона. Через несколько месяцев и всего на несколько секунд. Но главное было то, что он вновь увидел бриллиантовую россыпь дорог, ведущих в Асгард. И повелитель Мьёлльнира вновь был его проводником. Смех Тора был радостным и непринужденным… Теперь каждую ночь командор поднимался в воронье гнездо. Он не чувствовал холода и пронизывающего ветра, от которого купол был не в силах защитить. Он стоял и ждал. Короткого призрачного момента, когда он снова сможет увидеть незамутненную атмосферой Эллады чистоту звезд. Бриллиантовые дороги призывно манили его своим блеском. Призрак цефеиды постепенно отступал. – Спасибо тебе, Ник. За все. – Да будет Вам, командор. Разве не для этого я существую? – Тогда спасибо за то, что ты есть. – И вам спасибо, командор. – Солнце уже зашло? – Да, командор, - свое мнение об этом карлике K4 Старый Ник оставил при себе. Расположись Эллада от него подальше - было бы совсем весело. – Я думаю мне пора. Как раз успею подняться, чтобы ничто не мешало мне посмотреть… - командор неожиданно замолчал. Он хотел сказать "посмотреть на звезды", но так ли все обстояло на самом деле? Несомненно, что-то изменилось - командор мог улавливать контур движения, различать свет и тень, но видеть… – Командор! - Старый Ник не хотел оставлять командора наедине с подобными мыслями. Он прав, несомненно прав. По крайней мере, командор был способен видеть звезды. Бесчисленной количество горящих в ночи алмазов, сплетающихся в неистовые спирали дорог, дорог, в самом конце которых каждый может отыскать свое маленькое чудо, старательно спрятанное хитрыми богами от недостойных взоров своих неблагодарных потомков. Стоя на обдуваемой всеми ветрами вершине Скалы Ареопага, командор всматривался своим невидящим взглядом в чернеющие глубины незамутненного атмосферой неба. Скрестив на груди руки, он ожидал чудесного мгновения, когда приоткроется завеса тайны, и он увидит волшебные переплетения звездных дорог. Чья-то тяжелая поступь глубоко вдавливала алмазы, кто-то большой и красивый неспешно двигался в переплетении кимберлитовых взрывов. Золотой Дракон. Кто как не он приносит удачу на своих крыльях? – Привет, друг. Ты действительно прекрасен! Старый Ник молчал, безуспешно пытаясь отыскать в бездушно светящихся точках то, что всегда мог видеть лишь один командор. Наверное поэтому Старый Ник не заметил как маленький алмаз сверкнул и погас в уголке одного из глаз командора. |
|
|