"Дело о лопнувших агентствах" - читать интересную книгу автора (Константинов Андрей)ДЕЛО О ЛОПНУВШИХ АГЕНТСТВАХДвухметровый громила Зурабик дожидался меня в офисе с приветливой, но настороженной улыбкой. На моем столе кипа листов. Сейчас мне предстояло увлекательное чтение — Зурабик наверняка работал всю ночь. Споткнулся я на первой же странице: «К концу рабочего дня, руководствуясь самыми злостными намерениями, в офис фирмы „Антарис“ ворвались неустановленные лица (группа омерзительных лиц) с угрозами и предметом, похожим на пистолет…» — Зураб Иосифович, — поправляю я очки, — откуда вы знаете, что эти лица омерзительные, если они не установлены? Потомок грузинского князя и внук чекиста, бывший майор-десантник возмущенно разводит руками: — Глеб Егорыч! Дальше читайте — учинили погром, изнасиловали секретаршу… Это что, разве не омерзительно? Над молодой девушкой надругаться! В чем она виновата? Почему должна за хозяина отвечать?… Если у Зурабика появился грузинский акцент — значит, дело серьезное. Значит, моя логика окажется бессильной перед его кавказским темпераментом. Интересно: если дедушка Гвичия и вправду служил в НКВД, то каких бы эпитетов он удостоился от своего внука — правдолюбца и гуманиста? Через полчаса демонстрирую Зурабу нещадно исчирканные листы. Над его текстом я надругался не менее цинично, чем злоумышленники над девушкой-секретаршей. Он вчитывается, хмыкает, бледнеет, наливается кровью… — Согласны с моей правкой, Зураб Иосифович? Нет возражений? — Нет, — вздыхает Гвичия. — Какие возражения, Глеб Егорыч? Только смысл весь перевернули, а в остальном все нормально… Полтора часа пытаюсь выяснить, что именно я исказил, по мнению Зураба, в его нетленке. Переделываю пару-тройку своих же фраз. Когда обессиленный автор готов согласиться со всем на свете, а я в очередной раз проклинаю тот день, когда стал начальником отдела, в кабинет с криком: «Глеб, бля, где текст — мне из „Вечерки“ уже час звонят!» врывается пышноусый Коля Повзло и выхватывает у меня из рук наш совместный шедевр. Так ставится окончательная примирительная точка в моем противостоянии с майором-десантником. Уф— ф… Прошло полдня, но ведь впереди еще важная встреча с риэлтером Брызгаловым. — Не пора ли ввести в организм пищу, Зураб Иосифович? — смотрю я на часы. Зурабик охотно соглашается. По пути в бистро «Рио» слушаю вполуха его рассуждения о том, как одним махом покончить со всей оргпреступностью. Жена всегда говорила, что быть начальником мне противопоказано, поскольку будто бы мне нравится морально истязать людей. Я и не рвался в начальники — мне нравилось быть рядовым журналистом. Но должность — это дополнительные дензнаки, а они нам с Надеждой крайне необходимы для расширения жилплощади. Как бы ни был уютен наш однокомнатный рай, жить там впятером немножко дискомфортно. Потому я не смог отказаться от предложения своего шефа, Обнорского, и возглавил отдел. Несмотря на зрелый возраст моих «орлов» (бывшему оперу Зудинцеву, например, уже за сорок), хлопот они мне доставляют не меньше, чем мои собственные дети. Вот и Зурабик — несмотря на массу ценных для криминального журналиста качеств, он явно не в ладах с русским языком. По мнению Обнорского, этот крошечный недостаток обязан исправить непосредственный начальник Зураба, то есть я. Или вот Конан-варвар, он же Безумный Макс. Тот еще фрукт. Тексты пишет вполне связные, грамотные и даже изящные. Правда, с налетом желтизны, но это легко устранимо. Однако любит похмеляться по утрам — куда это годится? А еще меня смущает в Кононове то, что он бывший торгаш. Коммерсант, разорившийся после семнадцатого августа. Не возникает ли у него соблазн вступить в рыночные отношения с героями наших журналистских расследований? С этими двумя орлами мне и предстоит сегодня работать. Ровно в пять мы втроем входим в парадную старинного особняка на Фонтанке. Минуя охрану, поднимаемся на лифте на самый верхний этаж, украшенный табличкой "Холдинг «Северная Венеция». — Еще раз повторяю, — негромко говорю я своим коллегам, — меня зовут Валентин Никанорович Ершов. Запомнили? Они дружно кивают. Я довольно часто представляюсь своим журналистским псевдонимом. Особенно людям криминального толка. Мера предосторожности сомнительная, но Надежда настаивает. Протягиваю визитку с именем Валентина Ершова коренастому брюнету со взглядом гипнотизера. Здравствуйте, уважаемый Петр Николаевич Брызгалов, президент «Северной Венеции». Именно таким вы и должны быть — бежевый костюм от «Хуго Босс», туфли от «Валентино»… А эта высокая рыжеволосая дива в темноизумрудном декольтированном платье и с ослепительной улыбкой — не иначе как ваша супруга, директор одноименного агентства недвижимости. Если подсчитать все, что на ней надето, — как раз потянет на мою однокомнатную «хрущевку». О женщины, исчадия ада!… — Инна Андреевна, — протягивает она нам по очереди руку с бриллиантовым кольцом. У Зурабика похотливо вздуваются ноздри. Кабинет Брызгаловых — как музейная зала. Слишком много всего вокруг сверкает и блестит. И, похоже, блеск этот подлинный — фальшивок здесь не держат. Комичную же троицу, наверное, мы собой представляем, особенно Макс Кононов в сношенных кроссовках и потертом джинсовом костюме. Похоже, он успел накачаться пивом. Что ж, придется ему об этом пожалеть. — Вас интересует ситуация на рынке недвижимости? — вкрадчиво начал Брызгалов, едва мы расположились в креслах. — Вас интересует, почему все агентства рушатся одно за другим, люди теряют деньги и квартиры, а наш холдинг живет благополучно? Именно так, Петр Николаевич! — я воодушевленно кивнул. — Извольте, я могу высказать свою точку зрения на этот счет. На рынок недвижимости пришли непрофессионалы, которые не привыкли иметь дело с большими деньгами. У них возникает соблазн распорядиться ими как своими собственными. И что происходит? Учредители агентства «Хаус бест» Акимов и Баранов начали строить на клиентские деньги так называемую вексельную пирамиду — и она неизбежно рухнула… — Как раз за неделю до краха Инна Андреевна вместе с группой сотрудников покинула «Хаус Бест», и ее филиал вошел в ваш холдинг? — поинтересовался я. Брызгалова хотела ответить, но супруг остановил ее. — Совершенно верно. Мы не хотели идти на дно вместе с тонущим кораблем и потому предпочли отсоединиться. — А заодно прихватили с собой сто незавершенных сделок, что окончательно погубило «Хаус бест»? — Погубили их жадность, а также отсутствие профессионализма! — Брызгалов начал слегка раздражаться. — Бизнес требует цивилизованных правил игры… Что вы на меня так смотрите? — этот вопрос был адресован уже не мне, а Максу Кононову. — Мы с вами раньше встречались? — Еще бы! — радостно воскликнул Безумный Макс, дыхнув на него пивным перегаром. — Забыл, как три года назад мне паленую водку сбагрил? Тебя еще Рустам Голяк прикрыл! Вот так номер… Брызгалов поперхнулся. Зураб перестал пялиться на Инну Андреевну и перевел взгляд на Макса. Хозяйка кабинета невозмутимо улыбалась, и я подумал, что она все-таки дьявольски привлекательна. — Может, кофе? — предложила Брызгалова. Я благодарно кивнул и постучал ручкой по столу: — Господа, не будем отвлекаться от темы! — Нет, секундочку, — пришел в себя Брызгалов. — Во-первых, партию водки вам передал не я, а мой менеджер… — Да ладно ваньку валять! добродушно махнул рукой Безумный Макс. — Дело, как говорится, прошлое… — Максим Викторович, будем держаться в рамках приличий, — строго указал я. — Понял, Глеб Егорыч! — жизнерадостно откликнулся Кононов. Черт бы его побрал… — Глеб Егорыч? — недоуменно переспросил Брызгалов, бросив взгляд на мою визитку. — Прозвище у него такое, — подал голос молчавший доселе Зурабик. — На Жеглова похож потому что. Кино видели? Жеглов Глеб Егорович. Вот и мы его так зовем. Брызгалов с сомнением взглянул на меня, но в этот момент секретарша Света принесла поднос с дымящимися чашками кофе и улыбнулась мне, персонально. Повернувшись, вильнула аппетитными бедрами. Я подумал, что и она тоже вполне ничего. И еще я понял, что Железным Глебом меня называют не зря. Иногда, действительно, кое-что у меня становится железным… Вообще, все женщины — исчадия ада. Кроме моей жены, конечно. Отогнав от себя порочные мысли и отхлебнув кофе, я продолжил. — Итак, Петр Николаевич, правда ли, что незадолго до краха «Хаус беста» вы встретились с Барановым и заявили ему, что только вы можете вывести агентство из кризиса, но для этого вам нужен весь его контрольный пакет акций? — У нас была сугубо частная встреча за пределами офиса. Я предложил ему свой вариант совместного бизнеса. Разглашать все детали нашего разговора я бы не стал, — улыбнулся окончательно оправившийся после встряски Брызгалов. — Правда ли, что вы угрожали Баранову неприятностями, ссылаясь на известных криминальных авторитетов, а заодно на начальника ГУВД Шалейко? — Полная чушь! фыркнул Брызгалов. — Кто вам только мог такое сказать? — Правда ли, что с вами вместе в тот момент находился президент охранной фирмы «Стальной орел» Рустам Голяк? — Да, Рустам — мой сосед по дому, мы дружим семьями. В тот вечер собирались вместе в ночной клуб. Рустам присутствовал при разговоре, но не участвовал в нем. И уж тем более никому не угрожал. Надо знать Рустама — милый, беззлобный, интеллигентный человек… — Во дает! хохотнул Кононов, и я бросил на него строгий взгляд. — Виноват, господин Спозаранник, больше не буду… — Спозаранник? Брызгалов вновь принялся подозрительно изучать мою визитку. — Прозвище у него такое, — мрачно подал голос Зурабик. — Потому что спозаранку на работу приходит. Инна Андреевна вновь подарила мне улыбку, и я почувствовал, что мои брюки вот-вот треснут. Кажется, Зураб взревновал Брызгалову уже не только к законному супругу, но и ко мне. «Стоп, — сказал я себе, — у меня есть замечательная жена, мне достаточно». Кононов, извинившись, вышел из кабинета — наверное, слишком много пива успел выпить перед встречей. — Продолжим? Как известно, целый ряд агентств недвижимости подвергся информационным атакам — анонимы-доброжелатели принялись по телефону предупреждать клиентов и агентов о скором крахе их фирм. Эту акцию многие связывают с вашим, Петр Николаевич, именем… — Чушь! — поморщился Брызгалов. — Хорошо. И наконец, если я не ошибаюсь, вы сейчас одновременно стали внешним управляющим другого агентства недвижимости — «Петербург-Сальдо». — Да, поскольку они обратились ко мне за помощью, — пожал плечами Брызгалов. — Давайте поконкретнее: они — это учредители? — Двое из учредителей — Макаркин и Ясенев, — уточнила Инна Андреевна. — А третий, Беседин, отказался и поэтому попал в следственный изолятор? — Это два совершенно разных факта, — улыбнулся Брызгалов. — Уголовное дело в отношении Беседина возбуждал не я, а УБЭП. — А конкретно — старший оперуполномоченный Судаков? Бразгалов нехотя кивнул и продолжил: — Дело возбуждено совершенно обоснованно — Беседин отремонтировал помещение офиса на клиентские деньги. Теперь он говорит, что не знал, будто эти деньги клиентские, что Макаркин и Ясенев вернули ему долг… Но суть от этого не меняется — человек совершил хищение и должен быть наказан. — И вновь при вашем разговоре с Бесединым присутствовал господин Голяк? Брызгалов развел руками. — Он мимо, случайно мимо проходил! — захохотал вернувшийся из сортира Кононов. Одного моего взгляда было достаточно, чтобы Макс заткнулся. — Ну а если бы Беседин согласился передать вам свои акции? — поинтересовался я. — Я думаю, что смог бы уладить вопрос с уголовным делом — договорился бы с клиентами, они бы не спешили с заявлениями. В итоге агентство снова бы встало на ноги, и все клиенты рано или поздно вернули бы свои деньги. Но Беседина такой вариант не устраивал. Я ведь хочу одного — чтобы рынок был честным, чтобы клиентов не обманывали… — кротко улыбнулся Брызгалов. — Ну что ты нам тут грузишь, а? — взорвался вдруг Зурабик, приподнявшись с кресла. — Зачем грузишь, когда я сам грузин? Я схватил Зураба за руку, но он, не обращая внимания ни на меня, ни на побледневшую Инну Андреевну, навис над Брызгаловым, как скала. — Это называется — честный бизнес, да? О клиентах думаешь, да? Хочешь сожрать все агентства, а кто добровольно под тебя не идет — тех отправляешь за решетку? Совесть у тебя есть?… Извини, Глеб… тьфу, Валентин Никанорович! Не сдержался, — вздохнув, Зураб опустился в кресло. — Извините, мой коллега слишком эмоционален, — объяснил я. Но Брызгалов нисколько не был смущен происходящим. В отличие от супруги он в течение всей тирады Зурабика снисходительно улыбался. — А вы симпатичные ребята! Правда, Инна? Она кивнула и подвинула нам пачку «LM», из которой угостился один Кононов. Его, похоже, вся эта ситуация только забавляла. — Совесть… — задумчиво произнес Брызгалов, выпуская клубы дыма в потолок. — Совесть — это злой зверь, который настраивает человека против самого себя… Ребята, давайте дружить, а? — Нам нет нужды с кем-то специально ссориться, — заметил я. — Мы вас выслушали, теперь напишем то, что считаем нужным. Только не наделайте фактических ошибок! предупредил Брызгалов напоследок, пожимая нам руки. — А то я читал недавно ваш «Петербург мафиозный» — столько вранья… — Не случайно ведь вас называют агентством «Золотая пуля»! — крикнул он вслед, когда двери лифта уже закрывались. Я взглянул на часы, затем на слегка поникших коллег и, бросив им: «Разбор полетов — завтра!» — направился к метро. В отделе стоял громкий хохот — Макс с Зурабиком уже успели рассказать о нашем вчерашнем визите в «Северную Венецию» оперу Зудинцеву. — Боюсь, что скоро нам станет не до смеха! — заметил я, входя в кабинет. — Особенно когда речь пойдет о премиальных. Максим Викторович, вам, видимо, придется выбрать — либо дегустация напитков в середине рабочего дня, либо работа в агентстве. А вам, Зураб Иосифович, перед каждой встречей с источником следует проводить часовую разминку на боксерском ринге… Вашу агрессию целесообразно было бы направить в нужное русло — например, на повышение качества ваших текстов. — Э-э, Глеб Егорович, вы не правы! — тут же отреагировал склонный к полемике опер Зудинцев. — Когда колешь преступника, вежливость совершенно неуместна… — Георгий Михайлович, пора бы запомнить, что мы занимаемся не оперативной работой, а журналистикой. И все наши действия не должны нарушать закон о печати… Зудинцев снисходительно махнул рукой и принялся названивать по телефону. — Итак, что мы имеем? — задал я риторический вопрос Максу и Зурабику. — Кое-что имеем! — хитро улыбнулся Кононов, доставая из кармана дискету. — Что это? — Я ж не зря вчера из кабинета Брызгалова в приемную выходил! — похвастался Безумный Макс. — У компьютера никого не было, я как-то машинально по столу пошарил и… Я схватился за голову. — Брось, Глеб Егорович, — оторвался Зудинцев от телефона. — В оперативной работе приходится иногда еще и не то делать… — Самое главное-то! — невозмутимо продолжил Безумный Макс. — Наш Брызгалов — крепкий орешек, у него эфэсбэшная крыша. — С чего ты взял? — недоверчиво спросил Зураб. — Смотрите! — Макс гордо протянул нам дискету, на которой красным фломастером было нацарапано одно слово — PUTIN. — У Владимира Путина, прежде чем он возглавил ФСБ, осталось в Питере немало связей. Уверен, Брызгалов — одна из них. — А почему вы не предположили, Максим Викторович, что Брызгалов собирает досье на Путина? — ехидно поинтересовался я, вставляя дискету в компьютер. — Видите, он даже не позаботился о том, чтобы запаролить свои столь секретные данные… Что за бред? "Ориентировочный рекламный бюджет. 1. Исследовательская часть. 1) Опросы для определения предпочтений избирателей (2 опроса по 1500 человек) — $ 20 000. 2) Анализ результатов предыдущих выборов… $ 40000…" Макс удивленно уставился через мое плечо на экран компьютера. — При чем здесь Путин? — обескураженно произнес он. — При том, Максим Викторович, — вздохнул я, — что вы, наверное, в школе не слишком успевали по английскому. Иначе бы вы знали, что одно из значений глагола «put in», который вы ошибочно приняли за фамилию ни в чем не повинного главы ФСБ, означает — «баллотироваться, или принимать участие в выборах». Теперь, по крайней мере, мы можем успокоиться — ничего сверхсекретного у Брызгалова мы не украли. Пропажи этой дискеты никто и не заметит, поскольку фирм, готовых продвинуть нужного кандидата в Законодательное собрание по таким тарифам, в городе хоть отбавляй. — Максим Викторович, — продолжил я, — к завтрашнему дню, пожалуйста, напишите мне обо всех ваших совместных с Брызгаловым грехах юности — начиная от торговли паленой водкой и кончая шашнями с Голяком. Причем, как вы догадываетесь, меня интересуют не столько ваши грехи, сколько брызгаловские… — Выходит, Брызгалов собирается в большую политику? — поразился Гвичия. — Вы удивительно проницательны, Зураб Иосифович. Я об этом намерении Брызгалова лишь подозревал, но теперь убедился — благодаря противоправному поступку журналиста Кононова… — Статья сто пятьдесят восемь УК! — усмехнулся Зудинцев. — А если докажут, что мы украли ее в сговоре — то нам светит часть третья данной статьи, от пяти до десяти лет с конфискацией… — продемонстрировал я свое знание кодекса. — Но главное, теперь понятно, зачем господин Брызгалов столь усердно спасает тонущие агентства недвижимости. А то уж я, признаюсь, подумал — не собирается ли он в самом деле помочь пострадавшим клиентам?… Он всего лишь начал таким образом свою предвыборную кампанию. — Ну хорошо! — воскликнул Зураб. — Ну, приберет он к рукам еще несколько агентств. Но ведь рано или поздно люди спросят — где деньги? Давай расплачивайся с нами, как обещал… — А он к тому времени уже будет сидеть в ЗАКСе! — сообразил Макс. — И в гробу он видал все свои обещания… — Вот жук! — хитро прищурился Зудинцев. — Можно считать, свою первоначальную задачу мы выполнили, — резюмировал я. — Об этой дискете забудьте, никто из нас ее не видел. О намерении Брызгалова баллотироваться в депутаты мы лишь предполагаем. Зураб Иосифович, подготовьте мне, пожалуйста, справку обо всех деловых партнерах «Северной Венеции». А вас, Георгий Михайлович, если не затруднит, я попрошу добыть информацию о том, чем занимались Брызгалов и его супруга в прошлом, не привлекались ли, ну и так далее… Зудинцев вновь принялся накручивать диск телефона, и скоро его зычный голос был слышен на всем этаже. — Так! Слушайте меня внимательно! Вам звонят из Агентства журналистских расследований! Подполковник Зудинцев! Бывший начальник ОУРа… Иногда меня с самого утра достают дурацкими звонками. — Господин Предрассветник? — Вы ошиблись, — сухо заметил я и бросил трубку. Вновь звонок. — Господин Расторопник?… Подрумянник? Не обижайтесь, Глеб Егорыч, запамятовал вашу фамилию… Я узнал наконец голос Левы Хассмана, начальника службы безопасности агентства недвижимости «Эдельвейс», бывшего контрразведчика, известного хохмача. — Лев Ильич, пора бы запомнить: моя фамилия берет начало от древнего молдавского рода Чспозыряну, затем моих предков покидало по белорусским землям, и фамилия чуть изменилась. Но если «Спозаранник» для вас слишком сложно, называйте меня Валентином Никаноровичем Ершовым. — Не сердись, Глебушка, я по делу. Есть любопытная информация. В двух словах: появилось новое агентство недвижимости «Колибри». Ничего особенного — два ларька и табличка. Но при этом аппаратуры для служб и наблюдения ими закуплено на сотню тысяч долларов. Уж не брызгаловские ли это проделки? — Так-так… — сделал я тут же пометку в блокноте. — А нельзя ли выяснить, кто хозяин этой птички под названием «Колибри»? — Пытаюсь, Глебушка! Если забьем стрелку завтра в три в летнем кафе на Фурштатской — получишь всю информацию… — Моя благодарность, Лев Ильич, не будет иметь границ, — резюмировал я и тут же помчался на летучку. — Ну что там у тебя с недвижимостью? — хмуро спросил Обнорский. — Все в порядке, — бодро отрапортовал я. — Картина ясна. Некто Петр Николаевич Брызгалов, врач-психиатр, и, говорят, неплохой, решил заняться на досуге бизнесом. Вместе с супругой создал сперва ООО «Нимфа», занимавшееся продажей паленой водки, а вскоре стал президентом холдинга «Северная Венеция» — торговля цветным металлом, грузоперевозки, ремонтные работы, а также риэлтерский бизнес. Но всего этого ему показалось мало, и он решил монополизировать весь рынок недвижимости. Способ был выбран крайне оригинальный. Сперва «потопить» ряд агентств, а сделать это не так трудно, ведь большинство из них грешит прокруткой клиентских денег, а затем — выступить в роли спасителя, то бишь антикризисного управляющего, и пообещать расплатиться по чужим долгам. В этом Брызгалову помогли, помимо его супруги, отдельные представители правоохранительных органов, коррумпированность которых, к сожалению, доказать трудно, а также верный кореш Рустам Голяк, околокриминальный элемент, глава охранной фирмы «Стальной орел», тесно связанный с «тамбовскими». Скорее всего, «тамбовцы» хотят взять под свой контроль рынок недвижимости. С другой стороны, есть веские основания утверждать, что таким образом Брызгалов начал свою предвыборную кампанию… Про украденную Максом дискету я рассказывать не стал. — Вот, берите пример со Спозаранника! — обратился шеф к Володе Соболину и Марине Борисовне Агеевой. — Именно так и надо работать. Агеева хотела, по обыкновению, съязвить, но в этот момент в кармане пиджака у шефа зазвонил сотовый телефон, и он отвлекся. — Задержись на секунду, Глеб, — сказал он, когда все расходились. — Тебя просил позвонить Ломакин. Зачем — не знаю… Неприятная дрожь пробежала по телу. Я не подал виду, но Обнорский тут же усмехнулся и сам набрал номер. — Михаил Иванович? Передаю вам Спозаранника… — Рад слышать вас, любезный Глеб Егорович! — поприветствовал меня трижды побывавший на том свете после бандитских перестрелок король криминального мира Петербурга, лидер «тамбовцев», один из крупнейших бизнесменов города Ломакин. После серии моих статей про топливный бизнес он долго выяснял, кто их мне заказал, а когда узнал, что никто, проникся ко мне симпатией. — Будет время — зайдите завтра в четыре в «Прибалтийскую», поговорить хочу! Лады? — Да-да, — торопливо поспешил я согласиться, но тут же тормознул и неторопливо добавил: — Обязательно зайду. Увидев, что я взмок от напряжения, шеф хлопнул меня по плечу: «Все будет в порядке!» Мои «орлы» разбрелись по заданиям, и я мог спокойно посидеть за компьютером, чтобы разделаться со статьей о проделках Брызгалова и Голяка. Но тут неожиданно позвонила жена. — Что случилось, Надюша? удивился я. — Дети в порядке? — В порядке… Глеб, папа очень хочет с тобой поговорить. — Что за проблема? И почему бы ему самому не позвонить? Из сумбурных объяснений Надежды я понял следующее: оказывается, полгода назад мой дорогой тесть Борис Михайлович тайком от супруги вложил все их совместные сбережения — три тысячи долларов — в вексельную пирамиду «Хаус бест», надеясь получить к весне целых пять тысяч. Когда пирамида вместе с агентством недвижимости рухнула, его едва не хватил инфаркт. Однако Борису Михайловичу и сотне других таких же облапошенных граждан несказанно повезло — нашелся щедрый господин Брызгалов, который зарегистрировал всех пострадавших вкладчиков, собрал их векселя, выдал новые на половину пропавшей суммы и пообещал расплатиться в течение месяца. Но вот вчера тестю позвонил юрист из брызгаловского холдинга «Северная Венеция» и пристыдил его: как же так, уважаемый, ваш зять-журналюга не верит в чистоту наших помыслов… Вы уж, дорогой, повлияйте на вашего родственничка, иначе вряд ли увидите свои денежки. Я восхитился Брызгаловым — до чего четко работает его разведка! Однако ответить жене мне было нечего. — Надюша, а ты объяснила папе, что в таких делах на меня давить бесполезно? — Конечно, он и сам это понимает. Но деньги-то для них — огромные! Мама пока ничего не знает, он соврал, что дал их в долг… — Поговорим вечером, дорогая. Я повесил трубку и рывком встал со стула. Сделал несколько разминочных движений. Но телефон зазвонил вновь. Это был прямо какой-то день сюрпризов. — Валентин Никанорович Спозаранник? — Частично, — ответил я. — Это Света, секретарша Брызгаловых. Я взяла со стола Петра Николаевича вашу визитку. На ней зачеркнуто Ершов — написано Спозаранник. — Это бывает, — вздохнул я. — А на обратной стороне ручкой написано «Глеб Егорович». Как вас все-таки зовут? — Как вам больше нравится, — ответил я. — Я хочу вам кое-что рассказать. Можете прийти через час в «Голливудские ночи»? — Могу. Только не вздумайте меня соблазнять — я женат. Света потягивала коктейль за столиком. Сегодня она была еще соблазнительнее, чем вчера. Маленький кулончик свисал на золотой цепи в вырезе блузки. Я с трудом оторвал взгляд от ее груди и заказал себе кофе. — Глеб, Брызгалов — это страшный человек, — начала Света. — Догадываюсь. — Он сумасшедший. Он зомбирует всех окружающих. Он затерроризировал свою жену, пристрастил ее к кокаину. Теперь они вдвоем каждый вечер запираются в кабинете и «расстилают дорожки». — Так, — сказал я. — Он заставлял всех своих сотрудников обзванивать другие агентства недвижимости и говорить, что их фирма вот-вот рухнет. Я сама была вынуждена делать такие звонки в «Эдельвейс». — Так, — сказал я. — Брызгалова надо остановить. Но его жена — ни при чем. Она делает то, что он скажет… Вы слышите меня? — Да-да, — задумчиво посмотрел я поверх очков. Света улыбнулась. — Глеб, я хочу потанцевать с вами… Публики в баре было немного, не танцевал никто. Но вслед за нами вышли еще две пары. — Глеб, вы давно у Обнорского? — Полтора года. До этого я был кандидатом физико-математических наук, работал в НИИ. Но однажды мне надоело безденежье. Я пришел к Обнорскому и предложил свои услуги. — И у вас все сразу получилось? — Не все и не сразу. Что вас еще интересует? У меня жена и трое детей. Она плотно прижалась ко мне и прошептала в ухо: — Сразу чувствуется, что на такого мужчину можно положиться… — Можно, только я могу не выдержать, и мы упадем. Поэтому не стоит на меня облокачиваться. Света по-блядски захихикала: — Глебушка, ну что тебе мешает меня трахнуть? — Профессиональный долг журналиста, — отчеканил я и, сделав шаг назад, поклонился: — Спасибо за танец. А также за информацию… Все— таки женщины -исчадия ада. С Надеждой я так и не поговорил — вечером она уже спала, а рано утром ушла с детьми. Да я и не знал, как выпутаться из этой дурацкой ситуации, в которую оказался втянут благодаря любимому тестю. Ежу понятно, что никаких денег от Брызгалова он не получит ни при каких обстоятельствах. Но попробуй это объясни… Прождав Хассмана на Фурштатской пятнадцать минут и успев выпить банку колы, я забеспокоился — к четырем меня ждал Ломакин. Позвонил Хассману на мобильник с автомата. — В чем дело, Лев Ильич? — Кто это? — неприязненно отозвался Хассман. — Спозаранник. — Что вы хотите? — Я жду вас в летнем кафе на Фурштатской. — Зачем? — Я не пойму, Лев Ильич, кто из нас спятил? Вы обещали мне рассказать про «Колибри»… — Какое, на хер, «Колибри»? — заорал Хассман. — Я не общаюсь с журналистами уже давно и не даю им никакой информации. Все! Отбой. Ничего, с бывшими контрразведчиками это бывает. Трудно не тронуться головой при такой работе… Зато теперь я точно не опоздаю в «Прибалтийскую». Охранник с усмешкой оглядел мою припарковавшуюся служебную «четверку» и хотел было шугануть меня подальше, но мои «корочки» и имя Ломакина вмиг заставили его почтительно вытянуться. Так же любезно меня встретили и на входе. А на пятом этаже в одном из банкетных залов был уже сервирован целый стол. Среди стриженых и накачанных «быков» прохаживался с радиотелефоном Ломакин — невысокий, худой. Волосы черные как смоль. Встретил он меня приветливой улыбкой. — О, журналист, — оживились «быки». — От Обнорского? — осклабился гигант в безрукавке с цветной татуировкой на бицепсах. — Читал я ваш «Петербург мафиозный». Редкостная хуйня! — он загоготал животным смехом, но вдруг осекся, съежился под взглядом Ломакина и тихонько подался в сторону. — Не обижайтесь на убогих, — мягко сказал Ломакин, усаживая меня и наливая в бокал минералки, поскольку от коньяка я отказался. Братва неторопливо рассаживалась за столом. — Я вот что хотел вам сообщить, Глеб Егорович. Вы занимаетесь рынком недвижимости. Встречались с Брызгаловым. В правильном направлении идете. Но хочу вам кое-что подсказать… — Ага, вот он, Спозаранник! — закричал появившийся откуда-то средних лет парень с залысинами, в кожаном пиджаке. Я сразу узнал его по фотографии — Рустам Голяк собственной персоной. — Вы с Обнорским назвали меня в своей книжонке криминальным авторитетом! Придется вам за это фаланги пальцев поотрубать! — Сядь, пиздобол, — усмехнулся Ломакин. — Так вот, Глеб Егорыч, не ищите здесь никакого заговора. Ни тамбовских, ни казанских, ни мухосранских… Потому что заговора нет… — А я все-таки поотрубаю вам фаланги! — вновь вскочил Голяк, опрокинув фужер на пол. Рванув на груди рубаху, он принялся иступленно целовать массивный золотой крест на цепочке, приговаривая: «Вот те крест, поотрубаю!» — Кому сказал, сядь! — прикрикнул Ломакин. — Заговора нет, — продолжил он. — Есть лишь один тронувшийся умом бизнесмен. И его приятель-пиздобол, — он кивнул на Голяка, — который сам не знает, зачем туда полез. Рустамка, зачем полез в недвижимость? — весело спросил он. Голяк вновь вскочил и закричал, брызгая слюной: — Вы с Обнорским не знаете, кто такой Голяк! Голяк в трех институтах учился! Голяк умеет по-английски говорить! Голяк столицу Непала знает! Голяк поет лучше, чем Гребенщиков с Макаревичем! Можно или дружить с Голяком, или быть покойником! Я всех в рот ебал — и пермских, и казанских… И полковника Баулова, который хочет меня посадить. И этого несчастного Георгия Георгиевича, который кричит: не называйте меня Жорой Армавирским… Братва за столом покатывалась со смеху. — Все ясно? — спросил меня напоследок Ломакин, крепко пожимая руку. Когда я поблагодарил Ломакина и спустился к машине, вдруг дынная корка впечаталась в лобовое стекло. — А фаланги я вам все равно поотрубаю! — прокричал из окна «Прибалтийской» Голяк. С Надеждой я помирился быстро. Я сказал, что не буду пока ничего публиковать про Брызгалова. Более того, я созвонился с Борисом Михайловичем и договорился с ним о встрече. Уложив детей и включив на кухне телевизор, мы сели ужинать. Но кусок курицы тут же застрял у меня в горле… — Сегодня около шестнадцати часов в своем автомобиле снайпером был застрелен начальник службы безопасности агентства недвижимости «Эдельвейс» Лев Хассман, — бесстрастно произнесла ведущая «ТСБ» Виолетта Обнорская, бывшая жена шефа. — Наблюдатели связывают это заказное убийство с продолжающимся кризисом на петербургском рынке недвижимости и с именем скандально известного риэлтера Петра Брызгалова… Бледное лицо Левы Хассмана с тонкой струйкой крови мелькнуло в кадре. В ту же секунду запикал мой пейджер. «Андрей Васильевич Шаров, генеральный директор „Эдельвейса“, телефон…» — высветилось на экране. Час от часу не легче! Я набрал номер. Шаров был краток: — Завтра в три часа в летнем кафе на Фурштатской, — сказал он и тут же повесил трубку. Какое-то заколдованное место — это кафе. Пришлось тут же все рассказать Надежде. Кроме встречи с секретаршей Светой, конечно. А утром у входа в нашу контору меня ждали в машине два знакомых оперативника из РУБОПа. — Глеб, съездишь с нами? Поговорить надо, — попросил Леня Барсов. Я пожал плечами. Но поехали мы почему-то не на Чайковского, а на Захарьевскую, в УБЭП. — Так, доигрались! — злорадно заявил, буравя меня глазами, оперативник Судаков. Он чем-то неуловимо напоминал Голяка. — Не понял, — сказал я. — Сейчас поймешь! — завопил он. — Вот бумага — пиши все, что знаешь про «Эдельвейс» и про Хассмана… — Леша, в чем дело? — обратился я к Барсову. — Я согласился поговорить с вами, но не с этим контуженным… — Молчать! — рявкнул Судаков. Я встал и направился к выходу. — Погоди, Глеб, — бросился ко мне Барсов. — Дело слишком серьезное. Мы работаем над этой темой вместе с УБЭПом. Ты должен нам помочь — мы знаем, что Хассман собирался с тобой вчера встретиться. — Я готов помочь вам, ребята. Вам, но не ему… Судаков готов был задохнуться от злости. — Я зайду к вам сегодня в два часа на Чайковского. Если такой вариант не устраивает — пусть следователь вызывает меня повесткой. — Не обижайся, — сказал мне уже в коридоре Вадик Резаков. — На убогих не обижаются, — вспомнил я вчерашнюю ломакинскую фразу. В офисе меня ждал Зурабик с очередным шедевром: «Машины с контрабандным металлом сновали через границу туда-сюда, пока на их пути не встал отважный офицер таможенной службы майор Брыкайло…» — Зураб Иосифович, — отложил я в сторону листки. — Давайте к этому вернемся чуть позже, а сегодня я очень прошу вас быть в три часа в летнем кафе на Фурштатской. У меня назначена встреча, и я хочу, чтобы вы тоже присутствовали. — О чем речь, Глеб Егорыч? — добродушно согласился Зурабик. — Но может, дочитаете текст до конца? — Не сейчас, пожалуйста, не сейчас! Зураб надулся, но я уже был в коридоре. — Спозаранник осчастливит нас очередным расследованием? — лукаво улыбаясь, спросила меня идущая навстречу Светлана Завгородняя. Походка у нее — прямо как у девушки по вызову. — Я был бы рад, Светлана Аристарховна, осчастливить всех женщин, которые этого хотят. Да только вот мне этого не хочется! Завгородняя прыснула и побежала сплетничать в кабинет к Агеевой. Но мне было не до них. Я зашел в РУБОП и все подробно рассказал оперативникам. Упомянул о том, что собираюсь встретиться с Шаровым. — Ты уверен, что во время убийства Голяк был в «Прибалтийской»?! — настороженно спросил Барсов. — Да, если у него нет брата-близнеца. Ребята переглянулись. — Будь осторожен, Глеб, — предупредил Резаков. — Если что — сразу звони нам!… Зураб был точен. Мы сели за столик и взяли по банке колы. Вскоре подошел Шаров — я сразу узнал его по фотографии. Он напоминал типичного американского бизнесмена. И не случайно — Шаров учился бизнесу в Массачусетсе и был гражданином США. Агентство «Эдельвейс» со стопроцентным иностранным капиталом считалось одним из крупнейших в городе. Но и они, судя по всему, прокручивали клиентские деньги. А значит — могли в любой момент рухнуть, если клиенты, поддавшись панике, откажутся от начатых сделок и начнут требовать свои деньги назад. — Сразу к делу, ребята! — сказал Шаров, доставая черную папку с молнией. — Я долго думал, встречаться с вами или нет. Решил встретиться, но надеюсь на вашу порядочность… Больше Андрей Васильевич сказать ничего не успел — голова его запрокинулась назад, папка выпала из рук. Зураб среагировал моментально — перевернув столик, он крикнул: «Ложись!», до смерти перепугав сидевших за соседним столом девушек, которые последовали нашему примеру и тоже с визгом бросились на пол. Но это явно оказалось лишним — мы все были в роли того самого «неуловимого Джо», который на хрен никому не нужен. Тут же подкатили несколько машин. Леня Барсов и Вадик Резаковв отдавали распоряжения вооруженным бойцам. Опер Судаков сотрясал кулаками и изрыгал в наш адрес проклятия. Санитары укладывали Шарова на носилки, девушек отпаивали валерьянкой и снимали с них показания. Вскоре принесли брошенную киллером снайперскую винтовку — ее нашли на чердаке дома, что на углу проспекта Чернышевского и Фурштатской. — Папка! Черная папка! — вспомнил вдруг я, оправившись от шока. — Ты о чем? — округлил глаза Леня Барсов. — У Шарова была черная кожаная папка на молнии. — Была, была! — подтвердил Зураб. Но папка исчезла. На следующий день мы с Зурабом давали показания в городской прокуратуре молоденькой «следачке», только что окончившей юрфак. Барсов и Резаков, а также незнакомый опер из убойного слушали нас и делали пометки в блокнотах. Контуженного Судакова, слава Богу, не было. Но перед этим я успел озадачить Зудинцева — он должен был выяснить все, что можно, о новом агентстве недвижимости «Колибри». В три часа Зудинцев, хитро улыбаясь, вручил мне справку. — Не может быть! — вырвалось у меня. — Еще и не такое бывает! — философски заметил Зудинцев. — Георгий Михайлович, как лучший сотрудник нашего отдела вы будете материально поощрены, — заявил я. — Но для этого вам следует выполнить еще одно задание. Мне нужен список милицейских кураторов, на которых работал известный осведомитель Рустам Умарович Голяк. Зудинцев хмыкнул — в нем сразу проснулся бывший мент. — Ну, во-первых, откуда нам известно, что он осведомитель? — Тоже мне, секрет полишинеля! — захохотал Безумный Макс. — Он сам всегда об этом на каждом шагу кричал. — Это, допустим, ничего не значит, — глубокомысленно продолжил свои рассуждения Зудинцев. — А во-вторых, Глеб Егорыч, есть же закон об оперативно-розыскной деятельности. Кто ж нам позволит его нарушать? — Мне не нужны официальные справки, Георгий Михайлович, — пояснил я. — Мне нужна оперативная информация, которая и так в милицейских кругах всем известна… Публиковать ее мы, разумеется, не будем. Зудинцев на этот раз не стал долго полемизировать и сказал, что попробует разузнать все, что надо, к вечеру. Зашел хмурый Обнорский. — Допрыгались, сыщики херовы… Глеб, мой приказ — больше ни на одну встречу без моего ведома не ходить! Я с трудом добился, чтобы имена сотрудников нашего агентства нигде в криминальных сводках не звучали — на хер нам такая реклама. И еще — мне только что звонил какой-то педераст… как его — Брызгалов, кажется. Весь на взводе, умолял ничего про него не публиковать. Иначе, говорит, его труп будет следующим. Я его послал, конечно, на хуй, но ты все-таки позвони ему, согласуй, что считаешь нужным. — Непременно, — заверил я. Картина происходящего уже почти выстроилась у меня в голове — не хватало лишь самой малости. Я позвонил в холдинг «Северная Венеция» и назначил свидание секретарше Свете. Там же, в «Голливудских ночах». Хотел было поставить об этом в известность Обнорского, но шеф давал интервью американским телевизионщикам и был крайне недоволен, что я его прервал. — Твои амурные дела меня не касаются, — махнул он рукой. Запыхавшийся Зудинцев застал меня у самого выхода и вручил бумажку с несколькими фамилиями, среди которых была и интересовавшая меня. На этот раз я пришел в «Голливудские ночи» чуть раньше и успел выпить кофе, прежде чем появилась Света. Мне пришлось заказать ей мороженое, что нанесло ощутимый удар по моему семейному бюджету. — Меня интересует один вопрос, — с ходу взял я быка за рога. — С кем спит Инна Андреевна Брызгалова? Света фыркнула: — Ты что, маньяк? — Как я уже говорил, у меня есть жена, и я, пусть это звучит старомодно, храню ей верность. Мой вопрос имеет чисто профессиональный интерес. У Инны Андреевны есть муж, но у нее обязательно должен быть и любовник. Меня интересует его имя. — Глебушка, — Света жалостливо посмотрела на меня, — а почему ты думаешь, что я это знаю? — Я это думаю потому, что вы с Инной Андреевной — близкие подруги. У вас общее прошлое, связанное с гостиницей «Астория» и с бывшим начальником службы безопасности гостиницы Голяком. Вы с Инной Андреевной выполняли ряд услуг, неизбежных в гостиничном бизнесе. Выражение лица Светы стало презрительным и злым. — Настучали? Ну-ну… Будешь об этом писать? — Ни в коем случае. Я прошу только ответить на один вопрос — с кем спит Инна Андреевна? Или спала до недавних пор? Моя последняя оговорка возымела действие — я понял, что попал в точку. — А если не скажу — то что? Я вздохнул и молча достал карманный диктофон. Включил: «…Брызгалов — это страшный человек, — раздался из диктофона голос Светы… — Он сумасшедший. Он зомбирует всех окружающих. Он затерроризировал свою жену, пристрастил ее к кокаину…» — Достаточно? — спросил я. — Петр Николаевич вряд ли будет доволен, услышав это. Ты не журналист. Ты мусор, — процедила она сквозь зубы. — Я всегда держу свое слово, — заметил я. — Итак, фамилия? Света взяла салфетку, нацарапала фамилию и, швырнув чайную ложку, гордо направилась к выходу. Теперь я знал все, что мне было нужно. Пейджер запиликал, как всегда, не вовремя — мы с Надеждой едва успели уложить детей и расстелить на кухне матрас, чтобы предаться любовным утехам. — Тебя ищет женщина? — с деланным возмущением воскликнула Надежда, взглянув на экран пейджера. — Куда от вас, исчадий ада, денешься, — вздохнул я и набрал номер мобильного телефона Инны Андреевны Брызгаловой. Она захотела увидеться со мной завтра в двенадцать часов у меня в офисе. Недолго думая, я позвонил на мобильный Петру Николаевичу Брызгалову, предложил ему почитать готовый материал, посвященный его персоне, и назначил встречу на том же месте и в тот же час. — Ты, оказывается, назначаешь свидания не только женщинам? — вытаращила глаза Надежда и ударила меня подушкой… — Да ты извращенец! Маньяк! — Это я уже слышал сегодня, дорогая, — успокоил я жену. Супруги Брызгаловы явно не планировали встречаться друг с другом в офисе нашего агентства, но удивление свое никак не выразили. Хитрецы! Я пригласил их в свободный кабинет и угостил кофе. — Надеюсь, вашего сумасшедшего грузина не будет? — спросил Брызгалов. — К сожалению, Зураб Иосифович на задании, хотя он очень хотел вас видеть, — любезно ответил я. — Ну и где ваш материал? — улыбнулся Брызгалов. — Материал готов, — я потряс кипой листов. — Но прежде я хочу рассказать одну историю. Это история про бизнесмена, который считал себя самым умным и хитрым. Он неплохо разбирался в людской психологии, поскольку раньше работал врачом-психиатром. Но, оказывается, его запросто могут обвести вокруг пальца женщины. Жена и бывшая любовница. — Это вы про кого? — нахмурился Брызгалов. — Любовница — это секретарша, с которой он одно время порезвился, а затем бросил. А что может быть страшнее, чем месть отвергнутой женщины! Тем более что любовница и жена — давние подруги, у них общее прошлое, о котором обе они не любят вспоминать… — Петя, ему нужен доктор! — озабоченно обратилась к супругу Инна Андреевна, но Брызгалов решительно остановил ее и приготовился слушать дальше. — Зачем далеко ходить, когда Петр Николаевич — сам доктор? Уж первую помощь он мне всегда окажет… Итак, у бизнесмена есть холдинг, в котором главное место занимает агентство недвижимости крупнейшее в городе. У бизнесмена свой PR-отдел, своя разведка и контрразведка, на него работают многие сотрудники правоохранительных органов. Бизнесмен придумал замечательную схему — как монополизировать рынок недвижимости. Точнее, ему подсказали эту схему его «пиарщики». И убедили, что это идеальный способ для начала предвыборной кампании в Законодательное собрание. Здесь у бизнесмена были надежные союзники — глава охранной фирмы «Стальной орел» Рустам Голяк, он же бывший фарцовщик и сутенер, он же милицейский осведомитель, а также куратор Голяка — оперативник Судаков. Многие подметили странную закономерность — только рушится очередное агентство недвижимости, как тут же возникает опер Судаков, возбуждает уголовное дело, опечатывает офис рухнувшего агентства. И ни сотрудники агентства, ни клиенты не знают, осталась ли в офисе «наличка», куда она исчезла… Тут же возникает и риэлтер Брызгалов, объявляет себя антикризисным управляющим рухнувшего агентства, обещает расплатиться по чужим долгам. Но не сейчас — в будущем. Он даже взял на себя долги по вексельной пирамиде «Хаус бест», которая рухнула вместе с одноименным агентством недвижимости, хотя мог бы этого не делать. Правда, долги векселедержателям он споловинил, но обманутые люди ему и за это безумно благодарны. Я до сих пор не упомянул еще одного союзника Брызгалова и компании — это покойный риэлтер Шаров, генеральный директор «Эдельвейса». Если бы не его трагическая смерть, то спустя две-три недели «Эдельвейс» бы обязательно рухнул. Несколько сотен клиентов расстались бы с деньгами и квартирами. Это был бы образцово-показательный крах! При этом ни большинство сотрудников агентства, ни служба безопасности не знали о том, что генеральный директор фирмы лично вместе с Брызгаловым готовится к этому краху. — Если бы рухнул «Эдельвейс», — продолжил я, — то всем стало бы ясно — больше на риэлтерском рынке делать ничего. Надо или идти под крыло к Брызгалову, или уходить с рынка. И тогда холдингу «Северная Венеция» не пришлось бы предпринимать никаких мер для того, чтобы заполучить другие агентства — все бы сами, добровольно шли сюда! Холдинг стал бы крупнейшим в городе центром недвижимости, клиенты не верили бы больше никому, кроме Брызгалова! Оборотные средства «Северной Венеции» составили бы несколько миллионов долларов! Представляете, Петр Николаевич? Брызгалов кивнул. — Но есть один момент, о котором вы, Петр Николаевич, наверное, не знали или не хотели знать! — наставительно заметил я. — Шаров был любовником вашей жены. Что бы произошло дальше, после того как «Эдельвейс» влился бы в «Северную Венецию»? — Все! — выдохнула Инна Андреевна. — Я больше не желаю слушать этот бред. — Ну-ка сядь, — сухо приказал Брызгалов, но супруга, неожиданно расплакавшись, вылетела пулей из кабинета. — Итак, что бы произошло дальше? — я встал и принялся расхаживать перед неподвижным Брызгаловым. — А дальше в разгар вашей предвыборной кампании появилось бы заявление Шарова в правоохранительные органы о том, что он подвергся вымогательству со стороны Брызгалова. Неожиданно был бы дан ход давно лежащим на столе у опера Судакова заявлениям риэлтеров Баранова и Беседина о том, что и по отношению к ним Брызгалов предпринимал те же действия. Вдобавок секретарша Света обязательно сообщила бы следователю, как она обзванивала по вашему указанию все агентства недвижимости и сеяла там панику, предупреждая об их скором крахе. Но прежде она на всякий случай рассказала это мне — дабы информация не пропала даром… — Вы верите в эту чушь? — хрипло спросил Брызгалов. — Не знаю, — пожал я плечами. — А почему нет? — Я хочу дослушать до конца, — вернулась в кабинет Инна Андреевна, резко села и закурила. — Так вот, я уверен, что в разгар своей предвыборной кампании президент холдинга «Северная Венеция» оказался бы за решеткой как минимум за вымогательство. Руководить холдингом осталась бы его жена, которой принадлежит, если не ошибаюсь, пятьдесят процентов акций. Помогали бы ей все те же Голяк, Судаков, Шаров. Спрашивается: нужен ли этой компании Петр Николаевич Брызгалов на свободе?… — Хам, извращенец, выродок! — выкрикнула Инна Андреевна и вновь убежала. — Благодарю, — кивнул я и продолжил: — А нужен ли этой компании вообще холдинг «Северная Венеция»? Не проще ли устроить крах холдинга по знакомому сценарию? За это, как известно, не сажают — доказать умысел невозможно. Тем более если оперативную работу будет проводить Судаков. Несколько миллионов долларов — приличные деньги, кто-то с ними неплохо может прожить и здесь, а кто-то окажется в Штатах… Я имею в виду гражданина США Шарова и его возлюбленную. — Глеб Егорыч, ты зачем обидел такую красивую женщину — вся в слезах убежала! — заглянул в кабинет Зурабик, при виде которого Брызгалов вздрогнул. — Зураб Иосифович, догоните ее и утешьте! — распорядился я. — Так вот, Петр Николаевич, я все основное сказал, за исключением деталей. — А кто, по-вашему, организовал убийства? — медленно спросил Брызгалов, прикуривая. — Думаю, вы знаете кто. Лева Хассман обнаружил, что некое однодневное агентство недвижимости «Колибри» закупило прослушивающей и подсматривающей техники почти на сто тысяч долларов. Он сразу решил, что к этому причастны вы, Петр Николаевич. Так? Брызгалов, не мигая, смотрел на меня. — Лева решил выяснить, кто стоит за «Колибри», и поделиться этой информацией со мной. Но когда он узнал, что «Колибри» — филиал его родного «Эдельвейса», что вся техника закупается на клиентские деньги, и, следовательно, «Эдельвейс» скоро рухнет, он категорически отказался со мной встречаться и решил откровенно переговорить с Шаровым. Однако вы с Голяком решили все же устранить Хассмана — так, на всякий случай, чтобы он не наломал Дров. — Я тут ни при чем — это решение принималось без меня! — отрезал Брызгалов. — Допустим, я могу ошибаться. Так вот, Голяк — признанный мастер интриг, специально организовал дело таким образом, чтобы я в момент убийства Хассмана оказался в «Прибалтийской». Он устроил целый спектакль все ради того, чтобы я мог подтвердить: да, в шестнадцать часов Голяк был в «Прибалтийской» и, следовательно, к убийству Хассмана не причастен. Хотя на самом деле, уверен, стрелял снайпер из его команды. А дальше случилась одна неприятная для всех вас вещь — потрясенный убийством Хассмана Андрей Васильевич Шаров решил выйти из игры и рассказать обо всем мне. — Почему вам, а не РУБОПу? — буркнул Брызгалов. — Думаю, потому, что он хотел сразу после этого вылететь в Штаты и, наверное, больше не вернуться. Я уверен, у него и билет был в кармане. После встречи с РУБОПом он вряд ли улетел бы. Шаров собрал все самые необходимые бумаги в черную папку и явился на встречу с нами. Но этой встречи вы и ваши коллеги тоже не могли допустить. И тогда тот же снайпер застрелил Шарова. На месте происшествия сразу же оказался опер Судаков — и заветная черная папочка моментально исчезла. Еще вопросы есть? — Есть, — вздохнул Брызгалов. — Вы думаете, мне все это очень надо? Эти заказные убийства? Мое имя теперь треплют в газетах, кричат о каких-то темных силах на рынке недвижимости… — Конечно, Петр Николаевич, на пользу вам это не пошло. Но если бы Хассман и Шаров остались живы — неприятностей у вас было бы намного больше. Впрочем, я готов поверить, что решение об их ликвидации принимали не вы. После двух убийств вы стали и вовсе не нужны этой компании — они решили поскорее от вас избавиться, подключив прессу. Как вы думаете, зачем ваша жена пожелала со мной сегодня встретиться? Думаю, чтобы вас сдать с потрохами… Брызгалов был похож на выжатый лимон. Я же, напротив, чувствовал себя довольно бодро. — Что вы собираетесь теперь делать? — устало спросил Петр Николаевич. — Дать вам вычитать текст и опубликовать его. — Вы в своем уме? Вы написали обо всем этом в статье? Но у вас же нет никаких доказательств… — Конечно, нет. Потому я об этом и не писал. Мой текст — о том, что риэлтер Брызгалов стремится стать монополистом на рынке недвижимости, но методы его работы вызывают у многих сомнение. — Зачем вам это надо? — После каждого нашего журналистского расследования должен появиться материал. Иначе мы зря работали. Брызгалов пробежал текст глазами за пару минут, исправил ручкой две мелкие неточности. — Что вы собираетесь делать дальше? С кем собираетесь делиться информацией? — спросил он. — Не знаю. Еще не решил. — Хотите работать у меня в холдинге? — Вряд ли. — Я готов заплатить вам аванс — тысячу долларов. — Скажу честно — я очень люблю дензнаки. Особенно американские. Но еще больше люблю заниматься тем, что мне нравится. Брызгалов откинулся на стуле и вновь закурил. — Что вы мне посоветуете? — спросил он. — Мне кажется, Петр Николаевич, что если вы действительно начнете расплачиваться с пострадавшими клиентами, то общественное мнение сложится в вашу пользу. И вас не так-то просто будет посадить… Да, это большие затраты — но предвыборная кампания не бывает дешевой. — Вы можете не публиковать вашу статью? — Увы, не могу, — развел я руками. — Хорошо. Вы можете написать о том, что я начал расплачиваться с клиентами? — Только тогда, когда это произойдет. И более того, Петр Николаевич, я готов вам посодействовать в этом, — я достал из бумажника вексель своего тестя на полторы тысячи долларов с печатью «Северной Венеции» и продемонстрировал своему собеседнику. — Ах да, — вспомнил Брызгалов и полез за бумажником, но я остановил его. — Не мне, Петр Николаевич. И не здесь. — Хорошо, — кивнул он. — Пусть владелец векселя придет завтра в офис, спросит лично меня. Скажите, как вы сумели разобраться в этой истории? Ведь вы же, судя по всему, стопроцентный «ботаник»… — Я физик, Петр Николаевич, — нисколько не обиделся я. — И руководствуюсь строго определенными законами. Один из них гласит: все женщины — исчадия ада. — Вы женаты? — усмехнулся он, пожимая мне руку. — Моя жена — единственное исключение. Естественно, то же самое я вскоре повторил в кабинете Обнорского ему самому и нашим знакомым операм — Барсову и Резакову. Естественно, они мне не очень-то поверили, хотя добросовестно выслушали весь рассказ от начала до конца. — Мы действительно собирались брать Брызгалова в разгар его предвыборной кампании, — пристально посмотрел на меня Барсов. — И насчет гостиничного прошлого двух подружек — абсолютная правда, — добавил Никитин. — Как ты об этом узнал? — Интуиция, — скромно заметил я. — Но все остальное… Это, по-моему, ты загнул, — усмехнулся Обнорский. — Ты явно переутомился, Глеб. Обязательно отдохни как следует в выходные. Я клятвенно пообещал съездить на дачу и немедленно позвонил жене. — Ну как, Надюша, твой папа вернул свои деньги? — «Северная Венеция» приостановила работу, — равнодушно сообщила мне супруга. — Говорят, Брызгалов в психушке, а его супруга знать ничего не знает ни про какие векселя… — О женщины, женщины, — пробормотал я. — Ты что-то сказал, милый? — невинно осведомилась Надежда. — Это не про тебя, дорогая. |
|
|