"Золотая эпоха морского разбоя" - читать интересную книгу автора (Копелев Д. Н.)

Османская империя и герои Алжира

К началу XVI столетия берега Северной Африки превратились в яблоко раздора, ввергнувшее страны Средиземноморья в непрекращающиеся военные столкновения. Эта полоска земли, протянувшаяся тысячью километрами скалистых побережий, зажатая между водами Средиземного моря и необъятными песчаными пространствами Сахары, обладала исключительно важными стратегическими преимуществами, так как располагалась на транспортных магистралях, пронизывающих юг Европы.

Североафриканские территории испытывали двойной натиск. Первый шел с востока, где Османская империя, закрепляя позиции, завоеванные в Восточном Средиземноморье, нащупывала союзников в Триполи, Алжире и Тунисе. В противовес Империи Великого турки, контрмусульманское движение католических сил Европы, питаемое воинственностью испанских идальго, выплескивалось кровавыми экспедициями на приморскую полосу Северной Африки. Испанцы создавали на побережье опорные базы, а глобальная идея превращения Средиземного моря во внутреннее море католической империи стала болезненным обоснованием этой активности. Мир воинствующего христианства, опиравшийся на могущество Испанского королевства и Священной Римской империи, ставил задачу «вырвать с корнем магометанскую опасность».

«Крестовый африканский поход» обрушился на побережье, и под натиском великолепного испанского воинства одна за другой пали крепости Северной Африки. Первой в 1505 году попала в руки испанцев Мерс-аль-Кебир — лучшая якорная стоянка алжирского побережья. В течение пяти следующих лет блестящий испанский полководец Педро де Наварро, прошедший школу корсара на христианских и барбарийских судах, присоединил к Испании Пеньон де Велес, Бужи, Триполи и заставил платить дань правителей Шершеля, Мостаганема и Тенеса. Ответный натиск ислама под знаменем пророка превратился в «священную войну» мусульман против христианских врагов Османской империи, в особенности против испанцев.

Две волны схлестнулись в ожесточенной дуэли и породили корсарские государства Магриба — удивительный результат слияния африканской, европейской и азиатской культур. Этот мир представлял собой коммерческое общество, воздвигнутое на торговле награбленным добром и человеческих жизнях. Его благосостояние зависело от морского разбойничьего промысла, и если бы корсарские набеги вдруг прекратились, все бы умерли с голода.

Центром этого мира являлся Алжир, город, бросивший вызов испанскому могуществу. Поселение, воздвигнутое в X в. на развалинах римского порта Икосиум, получило название Аль-Джазаир. К концу XV в. Алжир разросся до большого порта и приобрел известность крупного торгового центра и корсарской гавани. Вот как описывал город Лев Африканский:

«Он очень велик и насчитывает около 4 тыс. очагов. Его стены красивы и необычайно прочны. Они построены из крупных камней. В городе красивые дома и удобно устроенные базары, где для каждою ремесла отведено особое место.

Много гостиниц и бань. Среди других построек бросается в глаза великолепный храм огромных размеров, расположенный у берега моря; между храмом и морем находится чудесная площадка, устроенная прямо на городской стене, в основание которой бьют волны. Алжир окружают многочисленные сады и земли, засаженные плодовыми деревьями.

Вблизи города с западной стороны протекает река, на которой расположены мельницы. Она же служит для удовлетворения нужд города в питье и для других нужд».

Героическая эпоха истории Алжира неразрывно связана с именами двух братьев-корсаров — Аруджа и Хайраддина, известных как Барбаросса I и Барбаросса II. Они родились в семье грека гончара Якуба на острове Лемнос. Этот христианский переселенец обосновался на острове накануне его захвата турками в 1462 году. Он принял ислам и смог продолжать заниматься своим ремеслом, совмещая его с торговлей и разбоем на море. Его жена Екатерина — вдова православного священника — была образованной женщиной и, помимо арабского и турецкого, знала итальянский язык. У Якуба было четверо сыновей — Хорук, Элиас, Исхак и Ацор. Все они стали морскими разбойниками и действовали сообща. Прославились двое — Хорук, известный как Арудж, и Ацор, сделавшийся знаменитым под именем Хайраддин. Элиас же погиб в морском сражении против рыцарей-иоаннитов на заре своей разбойничьей карьеры, а Исхака разорвало пушечным ядром во время одной из военных операций.

Имена Аруджа и Хайраддина были хорошо известны в портах Средиземноморья.

Братья пиратствовали, избрав своей базой крепость Ла Гулетта. Они были связаны договором с султаном Туниса и запасались всем необходимым в его портах, отдавая за покровительство часть добычи.

Европейцы называли братьев-корсаров Барбаросса I и Барбаросса II. Эти прозвища они получили из-за рыжего цвета своих бород. Когда старший брат, Арудж, оказался в плену у христиан, он притворился немым. Его хозяева, рыцари-иоанниты, чтобы отличить его от других галерных рабов, дали его прозвище Рыжая Борода, Барбаросса. Пока Арудж греб на галерах, его брат Хайраддин продолжал грабить в море, собирая необходимую сумму для выкупа брата. После возвращения Аруджа из плена, Хайраддин, как младший, держался в тени. Когда Арудж погиб, Хайраддин вышел на авансцену и достиг таких высот, которые и не снились Барбароссе I. При этом он решил не нарушать семейную традицию и сохранить реноме, завоеванное Аруджем и его рыжей бородой. Трудность заключалась в том, что у Хайраддина была черная борода. Тогда он выкрасил свою бороду в рыжий цвет и продолжал поддерживать ее в соответствующем виде при помощи хны. И дело стоило того. Вместе с цветом бороды Хайраддин унаследовал страшную репутацию Аруджа — Барбароссы I и стал известен как Барбаросса II. При упоминании его имени вся христианская Европа дрожала от ужаса…

Особенно ужасала мрачная слава старшего брата, Арудж-раиса. Этот авантюрист был жесток, дерзок и бесстрашен, обладал твердой хваткой, решительным характером и железной волей. Твердо решив закрепиться в какой-нибудь крепости на побережье Магриба, он никогда не оставлял попытки добиться этого. В 1512 году с флотилией из двенадцати кораблей он попытался захватить Бужи.

Во время осады ему ядром раздробило руку. Операцию пришлось делать прямо под стенами крепости. Руку ампутировали, и корсар остался калекой. Искусные врачи сделали ему серебряный протез на шарнирах, что позволило разбойнику продолжить свою деятельность. Через два года Арудж повторил попытку захватить Бужи, но вновь потерпел неудачу.

«Он (Арудж. — Д. К.) пришел туда, расположился лагерем с 1000 турецких солдат и принялся атаковать старую цитадель, которую он взял и укрепил, — повествует Лев Африканский. — Все народы соседних гор пришли на помощь Барбаруссу и возымели желание захватить вторую цитадель, что находится близ пляжа. Однако в первой же битве было убито 100 турок из числа самых храбрых и 400 горцев, и горцы не захотели больше туда возвращаться. Все жители гор, которые пришли к нему на помошь, ушли, не спрашивая его разрешения, когда наступило время посева, и много турецких солдат поступили так же. Таким образом, Барбаруссу пришлось бежать от осажденного города…»

В 1516 году галеры Аруджа были блокированы в Бизерте христианским флотом под командованием французского флотоводца Прежана де Биду. Арудж потерял пятнадцать судов, но сумел вывернуться из опасного положения и уйти от разгрома, чем поверг француза в отчаяние, чуть не закончившееся самоубийством.

Арудж хорошо освоил технику избавления от противников в борьбе за власть. Он был беспощаден, а его коварство не знало границ. Жизнью своей заплатили те, кто рискнул использовать его в своих целях, не распознав вовремя в этом человеке властолюбивого и циничного противника. В 1516 году Арудж со своими людьми был приглашен алжирским шейхом Салим-ат Туми для противодействия испанцам. Прибыв в город с большим вооруженным отрядом, корсар думал не столько о том, как заставить потесниться испанцев, сколько искал возможность захватить власть. Удобный момент наступил, когда его лазутчики собрали сведения о заговоре, подготавливающемся частью алжирской аристократии. Они намеревались, войдя в соглашение с испанским гарнизоном, расположенным на острове Пеньон при входе в алжирскую гавань, избавиться от Аруджа, уже порядком напугавшего властителей города.

Корсар решил действовать… В сентябре, отразив нападение на Алжир испанского отряда под командованием Диего де Вера, Арудж предпринял попытку захватить власть в городе. Он внезапно явился во дворец шейха, который принял его в банных покоях. Арудж воспользовался подходящим случаем и утопил его (по другим сведениям — зарезал) в бассейне. После этого в городе начался террор. Арудж пригласил на торжественное моление в главную мечеть Алжира представителей знати, недовольных новым порядком. Внезапно в разгар службы закрылись ворота мечети, и по приказу корсара все собравшиеся заговорщики были казнены — их отрубленные головы выставили на улицах города.

Не менее круто действовал Арудж в Тлемсене, захваченном в 1517 году. Местного султана Абу Зайян Ахмада он повесил вместе с сыновьями на холстах их чалм, а остальных членов семьи — утопил. Несколько десятков знатнейших жителей были собраны во дворце якобы для обсуждения вопросов о будущем устройстве и убиты.

История Средиземноморья вступила в новый этап. Султан Селим I захватил Каир, Карл V взошел на испанский престол, и Арудж, шаг за шагом, возводил фундамент своего могущества. В Стамбуле благосклонно наблюдали за его «подвигами». Не случайно, что когда Арудж-раис появился в Алжире, вместе с ним в город вошли турецкие солдаты. Однако первая попытка Османской империи закрепиться на побережье с помощью этого корсара не удалась. В мае 1518 года он погиб. Полгода осаждал экспедиционный испанский корпус крепость Тлемсен, в которой укрылся Арудж. Оставшись с горсткой солдат, однорукий корсар вырвался ночью из блокированного города. Согласно легенде, пытаясь уйти от погони, он разбрасывал по дороге золото и драгоценности, рассчитывая отвлечь преследователей. Однако оторваться не удалось, и отряд Аруджа был настигнут. Видя, как гибнет его эскорт, корсар бросился на помощь и погиб в неравной схватке. Голова страшного разбойника была отправлена как трофей в Испанию, где, выставленную на шесте, торжественно носили по городам, а окровавленный кафтан корсара был помешен в монастырь в Кордове.

Хайраддин оказался мудрее и проницательнее старшего брата. Пока тот был жив, Хайраддин держался в тени. Теперь настал его час, но игру он повел иначе. Талантливый флотоводец и тонкий политик, он дальновидно просчитал, что будет не более чем простым авантюристом, если не обеспечит себе надежного покровителя в лице Османской империи. Несмотря на то, что в 1519 году ему удалось отбить нападение испанцев под командованием вице-короля Сицилии Уго де Монкады под Алжиром [52], Хайраддин в следующем году под натиском противников вынужден был покинуть город. Он обосновался в Джиджелли и несколько лет пиратствовал, совмещая это с борьбой против своих врагов в Алжире.

Хайраддин понимал недостаточность своих сил и помнил о судьбе своего брата. Опасаясь быть раздавленным врагами, он отправил турецкому султану Селиму I просьбу о принятии его в число подданных империи. Султан направил в распоряжение корсара пушки, двухтысячный артиллерийский отряд и четыре тысячи янычар. Такая поддержка позволила Хайраддину с течением времени вернуться в Алжир и перейти к крупным военным операциям, очистив от испанского присутствия несколько портовых городов. Вскоре Алжир превратился в главный штаб корсарских операций в Северной Африке, в самый страшный порт Средиземноморья, а сам Хайраддин, пожалованный в апреле 1534 года титулом бейлербея [53] Алжира, — в его полновластного владыку.

«…у него были лохматые брови, густая борода и толстый нос. Его толстая нижняя губа пренебрежительно выступала вперед. Он был среднего роста, однако обладал богатырской силой. На вытянутой руке он мог держать двухгодовалую овцу до тех пор, пока та не погибала… Поистине необычайное влияние, оказываемое им на своих командиров и простых пиратов, поклонники его объясняют огромной храбростью и ловкостью этого человека, а также тем, что даже самые, отчаянные его предприятия всегда оканчивались успехом. Ум и храбрость в нападении, прозорливость и отвага в обороне, огромная работоспособность, непобедимость — все эти похвальные качества заслонялись приливами неумолимой и холодной жестокости…»

Наблюдатели подчеркивают знание Хайраддином нескольких языков, отмечают его большую популярность в различных слоях общества и умение располагать к себе людей. В мусульманских кругах он завоевал репутацию защитника угнетенных, благочестивого «хранителя веры», проводящего долгие зимы в молитвах и богословских беседах.

Первая проблема, которая встала перед Хайраддином после того, как он захватил Алжир, заключалась в наличии внутри алжирской гавани испанского гарнизона. Еще в начале века (1510 г.) испанский полководец Педро де Наварро сумел выбить у алжирских правителей право на владение небольшим островком Пеньон, расположенным при входе на алжирский рейд. Испанцы возвели на нем крепость, построили бастионы, и нависшие над городом пушки сделали успех корсара эфемерным. Всего около трехсот метров отделяли Пеньон от материка, и пираты не могли чувствовать себя уверенно до тех пор, пока испанский гарнизон стоял на острове. «Шипом, вонзившимся в сердце» назвал Пеньон Хайраддин, Барбаросса II, и приложил максимум усилий, чтобы уничтожить препятствие. Ему удалось осуществить свое предприятие после ожесточеннейшего штурма в мае 1529 г. Пеньонский шип был вытащен, а Хайраддин распорядился из остатков крепости построить мол, который соединил Алжир с островками бухты. Теперь алжирская гавань, усеянная подводными камнями и открытая всем ветрам, была защищена и стала лучшим убежишем корсаров Западного Средиземноморья.

Деятельность Хайраддина поражает своим невероятным масштабом. Он запускал своих раисов во все самые отдаленные уголки Средиземноморья. Его флотилии были вездесущи, быстры и неуловимы, а капитаны ни в чем не хотели уступать своему предводителю. Но до короля алжирских корсаров им все-таки было далеко.

В 1533 году Хайраддин был вызван султаном Сулейманом в Стамбул и назначен капудан-пашой, великим адмиралом турецкого флота, для руководства операциями против Карла V. Ядро флота составили корсарские флотилии.

В 1534 году он прошел Мессинским проливом, захватил Реджо в Калабрии и прочесал итальянское побережье до Генуи, повергнув в панику жителей Неаполя и Рима. Затем, 15 августа, с 84 галерами, 1800 янычарами и 6500 солдатами (турками, албанцами и греками) Хайраддин появился перед крепостью Ла Гулетта и захватил ее. 19 августа его войска овладели Тунисом, свергли султана Мулай Хасана, упрочив положение Империи и корсаров-мусульман в Восточном Средиземноморье. Ответный удар христиан не заставил себя долго ждать. В следующем, 1535 году объединенная мошь Испанского и Португальского королевств, виие-короля Сицилии, папы римского, Мальтийского ордена и Генуи пол командованием самого императора Карла V (400 судов, 30 тыс. чел.), собранная в Кальяри (остров Сардиния), обрушилась на побережье Туниса. Ключом обороны была Ла Гулетга, прикрывавшая вход в Тунисский залив. Однако корсарский правитель был заведомо предупрежден о готовящейся высадке. Известие поступило из Парижа, через агентуру французского короля Франциска I, главного противника Карла V в Европе. Ла Гулетта держалась почти целый месяц, но в конце концов сказались численное превосходство и лучшее материальное оснащение христиан, и твердыня пала; имперская армия подошла к самому Тунису.

В ярости Хайраддин приказал сжечь в городе темницы с христианскими невольниками, рассчитывая обезопасить себя с тыла. С большим трудом удалось приближенным отговорить корсара от исполнения страшного замысла.

Во время упорного сражения на подступах к городу, в Тунисе вспыхнул мятеж против Хайраддина и турок. Корсар оказался зажатым в тиски, но прорвался с четырьмя тысячами человек сквозь ряды христианских воинов и ушел в горы, откуда добрался до Алжира. Войска Карла V ворвались в Тунис, город был отдан на разграбление разъяренным солдатам, и началась самая настоящая бойня.

«…вторжение христиан было страшно, они убивали всех, встречавшихся им, не разбирая ни лет, ни пола, улицы были наполнены трупами, Пороги домов загромождены ими, и полы мечетей залиты кровью… Грабеж продолжался три дня и три ночи, но так как заметили, что солдаты, в надежде найти зарытые сокровища, срывали дома, то им приказали выйти из города…»

Однако уже через несколько месяцев Хайраддин возглавил разбойничий рейд на Балеарские острова, разграбил форт Маон на Менорке и увел четыре тысячи жителей в рабство, показав, что взятием Туниса проблема корсаров не уничтожена.

Захват крепости Бизерта был одним из крупных успехов в 1536 году. В следующем году Хайраддин во главе 135 галер разорил побережье Апулии и увел в рабство около 10 тысяч итальянцев. Затем высадил 25-тысячный экспедиционный корпус на остров Корфу, но здесь он потерпел неудачу.

Восточная часть Средиземного моря также не была обойдена вниманием неудержимого корсара. Его корабли хозяйничали в лабиринтах Архипелага. Хайраддин захватил острова Сирое, Патмос, Эгину, Наксос, Парос и многие другие, разграбил Крит и совершенно расстроил венецианскую торговлю. 27 сентября 1538 года в морском сражении в заливе Превеза (Ионическое море) флот Хайраддина наголову разгромил объединенный флот Испании, папы римского и Венеции под командованием адмирала Ан-дреа Дориа. Только спустившаяся ночь спасла соединенные силы от полного истребления.

Христиане готовили месть Хайраддину. Удар было решено нанести в сердце владений корсара — по Алжиру.

«Мы не можем проиграть», — заявил император Карл V, отправляя в 1541 году военную экспедицию против этой крепости. Разве мог предугадать могущественнейший из европейских правителей катастрофу, которой закончился его план «выгнать пиратов из их логова». Огромный имперский флот из 516 судов с 12 330 моряками и мощным многотысячным десантом (7 тыс. испанцев, 6 тыс. немцев, 6 тыс. итальянцев, 3 тыс. крестоносцев из других стран, 400 мальтийских рыцарей) вышел осенью 1541 года на покорение крепости мусульманских корсаров, которая костью в горле застряла в материковых и морских владениях Империи. Карл V не сомневался в успехе операции. Проверенные в военных кампаниях ветераны, опытные моряки, первоклассные командующие (флотом руководил Андреа Дориа, а сухопутным корпусом — герцог Альба) — все это обещало полный успех. Более того, экспедиция превратилась в странное подобие показательных маневров, на которых имперская армия должна была продемонстрировать свою мощь на глазах у знатных испанских дам, отправившихся с армадой, чтобы посмотреть, как оружие Христа сразит варваров. Правда, осторожный Дориа предостерег императора, указав, что осеннее ненастье может серьезно вмешаться в события и перекроить все замыслы. Карл V только отмахнулся. Слишком удачно складывалась международная обстановка, и такого благоприятного стечения обстоятельств могло больше не представиться — размышлял, наверное, всесильный правитель. Султан Сулейман сражается в Венгрии; турецкий флот расположился где-то на юго-востоке Средиземного моря; его противники — протестантские князья — успокоились, и в германских владениях царит покой, а с главным противником в Европе — Францией — уже два года продолжается мир.

Бросок с Мальорки — и 25 октября имперский флот приблизился к побережью. Отбросив арабов, великолепная испанская пехота обеспечила высадку всей десантной армии, которая подступила к крепости Алжир и обложила город со всех сторон.

Не успели солдаты приступить к осадным работам, как в дело вмешалась погода. Ураганный северо-восточный шквал и холодный проливной дождь обрушились на войска Карла V. Страшную ночь пережили солдаты. В открытой местности они нигде не могли укрыться от разбушевавшейся стихии. Яростный ветер срывал и опрокидывал палатки, ливень превратил в непроходимое месиво все подступы к городу. Он смешал порох с дождевой влагой и сделал бесполезными игрушками тяжелые мортиры, пищали и мушкеты…

Пасмурным утром турецкие янычары и корсары сделали вылазку, и только каким-то чудом продрогшие и измученные христиане сумели отбиться от их натиска и даже загнали противника обратно в крепость. Битва шла в воротах крепости, но защитники, теснимые европейцами, все же успели опустить ворота. Сохранилась легенда о мальтийском рыцаре, шевалье де Савиньяке, который в ярости вонзил свой кинжал в захлопнувшиеся перед ним Баб-Азунские ворота. Символично, но и берега Северной Африки оказались закрытыми для христианского воинства. Буря не унималась. Ужасный шторм срывал корабли с якорей, выбрасывая их на песчаное побережье или рассеивая по морю; невольники на галерах подняли мятеж и перебили экипажи судов [54]. Несколько ужасных дней господства свинцовых ливней добили имперскую армию. Она потеряла всю артиллерию и запасы продовольствия. Измотанные непогодой, замерзшие и голодные, деморализованные солдаты проклинали тот день, когда оказались на этом негостеприимном берегу. И началось самое страшное — отступление к месту высадки. Мелководная река, которую в начале похода легко преодолели, теперь превратилась в широкий поток; она вышла из берегов и затопила окрестности. Пришлось строить мост, а время шло. Турки и арабы наседали, и только мужество мальтийских рыцарей, прикрывших армию от преследователей, спасло войско и дало ему возможность добраться до гавани, где стоял флот. Посадка на потрепанные бурей суда шла полным ходом, когда налетел новый шквал, еще страшнее первого. Он довершил разгром. Все было кончено…

Только неожиданный приход кораблей с Сицилии спас остатки оборванной, изможденной армии и самого императора, который на исходе ноября добрался до Мальорки. 150 потерянных судов, тысячи убитых солдат, толпы взятых в плен, ошеломляющее падение престижа Империи и пропорционально выросшая активность корсаров — таковы плачевные итоги алжирского погрома 1541 года. Долго еще на невольничьих рынках Туниса, Алжира, Триполи будут вспоминать последствия разгрома, так как цена на рабов резко упала, и за них «нельзя было получить даже луковицы» — так рынок, захлебнувшийся от потока невольников, отреагировал на разгром Карла V.

В 1544 году неутомимый адмирал-корсар отправился в очередной рейд вдоль итальянского побережья, закончившийся опустошением Тосканского архипелага, Липарских островов и берегов Кампании и Калабрии. На Липари в руки Хайрадлина попало 8 тысяч невольников, сотни несчастных он захватил на Эльбе, около тысячи пленных — на Искье, 4 тысячи — в Чириатти; всего же Хайраддин заковал в цепи около 20 тысяч человек.

Умер всесильный разбойник в зените славы 4 июля 1546 года в своем стамбульском дворце. Он был похоронен в мавзолее в Бешикташе как национальный герой, и еще долгое время каждый турецкий корабль, входя в бухту Золотой Рог, отдавал салют могиле великого средиземноморского корсара…

После смерти Хайраддина бейлербеем Северной Африки стал его сын Хассан-паша. Однако через несколько лет султан, недовольный политикой Хассана, сместил его и назначил бейлербеем Салах-раиса. Араб по происхождению, он родился в Александрии. Получив воспитание среди турок, Салах перебрался в Магриб, где сражался под руководством Хайраддина и был одним из его доверенных лиц. В период его правления (1552 — 1556) алжирские корсары активно действовали в интересах Османской империи. Эскадры Салах-раиса плавали у испанского побережья и Балеарских островов и доставляли серьезные неприятности испанской короне. Но основной удар был нанесен интересам Испании в самой Африке, где Салах-раис сумел овладеть несколькими важнейшими пунктами на побережье, распространяя все дальше на запад власть Османской империи.

Первым успехом стал захват крепости Пеньон де Велес (1554). В следующем году Салах-раис покорил Бужи. Всего двадцать две галеры смог направить корсарский правитель под стены этой крепости. Тем не менее совместные действия флота и сухопутной армии увенчались полным успехом. Испанский король Филипп II, не имея возможности организовать ответную экспедицию, для успокоения общественного мнения приказал казнить губернатора крепости, превратив его в козла отпущения. Но Бужи этим было не вернуть, и с его потерей испанское давление на Алжир серьезно ослабло. Тем временем Салах-раис начал готовить экспедицию против следующей цитадели Испании в Африке — крепости Оран. Но чума сразила энергичного раиса в самый разгар приготовлений.

Следующие годы истории Алжира наполняют смуты, мятежи и заговоры. Раисы-капитаны враждуют с турецкими янычарами, устраиваются перевороты, один за другим свергаются правители: один распят у ворот Алжира, другой зарезан, третий (уже упоминавшийся сын Хайраддина Хассан-паша) в цепях отправлен в Стамбул [55]. Однако Алжир ждет новый звездный час — правление Ульдж-Али.

В 1568 году бейлербеем Алжира стал бывший пастух и галерный раб Ульдж-Али-раис, или Оччали, как называли его европейцы. До самой своей смерти великий Ульдж-Али, ренегат, герой мусульманского мира и великий адмирал турецкого флота, был вторым после султана человеком в Империи. Многие считали его самым грозным из ренегатов-моряков, самым могущественным из алжирских пашей, самым выдающимся из корсаров и адмиралов ислама.

Его жизненный путь фантастичен. Ульдж-Али родился около 1508 года в Калабрии, в маленькой приморской деревушке. Его отец был рыбаком, и, по-видимому, пришлось бы мальчику (его христианское имя неизвестно) всю жизнь ходить на рыбный промысел, продолжая занятие своего родителя, если бы не галера Хайраддина. В 1520 году корсар кружил у итальянского побережья, и его люди захватили маленького Ульдж-Али. Четырнадцать долгих лет провел раб на галерах, прикованный кандалами к банке гребца. На корабле его презирали: он весь был покрыт лишаями (его прозвали Шелудивый) и отличался молчаливым, угрюмым и мстительным нравом. Недоброжелатели поговаривали даже, что он принял ислам только для того, чтобы отомстить одному турку, ударившему его. Впрочем, подозрения в неискреннем отношении к вере и в склонности к интриганству преследовали Ульдж-Али до конца жизни.

Этот угрюмый человек, всегда появлявшийся в черных одеждах, вселял в окружающих страх. Но он был храбр в сражениях и неуклонно поднимался по ступенькам карьеры — от гребца к солдату, потом стал помощником капитана; еще через несколько лет командовал бригантиной, затем стал хозяином галиота и приобрел известность на Барбарийском побережье своей удачливостью. На него обратил внимание и приблизил всесильный тогда Драгут-раис. В 1560 году, когда христианский флот обрушился на Джербу, Ульдж-Али был послан за помощью в Стамбул и вернулся с флотом Пиали-паши. После смерти Драгута при осаде Мальты в 1565 году Ульдж-Али стал его преемником, и долгие годы одно его имя бросало в дрожь христиан.

Управляя Триполи (1565 — 1568) и Алжиром (1568 — 1571), он организовал несколько опустошительных рейдов на Сицилию, Калабрию и Кампанию. При разгроме турецкого флота у Лепанто в 1571 году Ульдж-Али выступил как один из героев мусульманской стороны. Командуя левым флангом, он обрушился на галеры мальтийцев и захватил флагманский адмиральский корабль со знаменем Мальтийского ордена. Этот ценнейший трофей был выставлен в храме Святой Софии, а спаситель славы турецкого флота получил громкое прозвище — Кылыч (Меч), был осыпан милостями султана и пожалован званием капудан-паши.

Ульдж-Али произвел реорганизацию военно-морских сил мусульман и превратил флот в мошное орудие имперской политики. Уже через три года, в 1574 году, он захватил Тунис, Ла Гулетту и крепость Аль-Бастиун. По поводу побед адмирала-корсара визирь султана Селима II, беседуя с венецианским послом, ехидно заметил: «Вы нам отрезали бороду у Лепанто, мы вам — руку в Тунисе; борода отрастет, рука — никогда».

В своем дворце на побережье Черного моря (в нескольких километрах от Стамбула) Ульдж-Али, по примеру Хайраддина и Салах-раиса, лелеял замыслы захвата марокканских портов и объединения всей Северной Африки. Однако воплотить в жизнь свои планы ему не удалось. Он умер 27 июня 1587 года в момент подготовки к завоеванию Марокко.

При Ульдж-Али Стамбул контролировал корсаров Алжира, Триполи и Туниса. Но после его смерти Великая Порта начала постепенно утрачивать власть над североафриканскими пиратами. Зависимость отдаленных магрибских провинций от Османов ослабевала и приобретала все более номинальный характер. Возрастало влияние местных правящих структур, и корсарские провинции превращались в самостоятельные «африканские республики». Турецкий флот, лишенный морских баз в Северной Африке и теряя опытных корсаров-союзников, приходил в упадок. Это подтверждают описания очевидцев тех лет. Героическая эпоха Хайраддина и Ульдж-Али, когда корсары Магриба были ядром военно-морской мощи империи, осталась в далеком прошлом.

«На Белом море [56] вот уже несколько лет не могут снарядить более 56 галер… Галеры плохие, оснащены очень скверно. Ни на одной из них, кроме галеры капудан-паши, нет даже 100 воинов, в основном — 60 — 70, да и тех либо насильно завербовали, либо они отбывают повинность. На вооружении (галеры) не более 50 — 60 ружей. Таково (положение) на Белом море, на Черном — еще хуже. Военному делу не обучают уже более 100 лет. На побережье воины столь «мужественны», что едва не умирают (от страха), когда должны идти против казаков, которых полно на Черном море. Те же, что на Белом море, такую «храбрость» обнаружили, что их 50 галер не решились сражаться с флорентийскими и едва спаслись от них бегством… Происходит это все оттого, что во флоте полно всякого отребья…»

(Из отчета польскому Сейму князя К. Збаражского, великого посла в Турции (1622 — 1623)

«Морской флот очень плох, и даже если снаряжены галеры, не найдется людей ни для того, чтобы командовать, ни для того, чтобы воевать».

(Из донесения графа Ф. де Сези, французского посла в Стамбуле (1616 — 1631.)

XVII в. был временем расцвета могущества корсарских государств Северной Африки. Практически выйдя из-под зависимости Великой Порты, правители магрибских стран лишь время от времени посылали подарки в Стамбул, а огромные прибыли от морского разбоя оседали на побережье. Действия барбарийских корсаров не ограничивались Средиземноморьем. Их корабли выходили в Атлантику и могли появиться в самых неожиданных местах, вплоть до острова Ньюфаундленд.

В 1610 году алжирский флот из сорока кораблей под командованием англичанина Петера Эштона разбойничал в Бристольском заливе, а затем, перебравшись к Ньюфаундленду, грабил французов, португальцев и фламандцев, захватил пять судов, несколько десятков пушек и огромную добычу (около 10 тыс. фунтов стерлингов) и пополнил свои команды, завербовав около пятисот англичан.

В 1616 и 1627 годах алжирские корсары появились у берегов Исландии. В 1647 году семь барбарийских кораблей подобрались к западному побережью Англии и высалили десант в Корнуолле, собрав богатую добычу. Корсары проникали внутрь Ла-Манша и грабили европейцев на их транспортных магистралях. В 1650 и 1654 годах они захватили несколько торговых кораблей у Плимута.

XVII в. дал и своих героев. Один из самых знаменитых пиратов — Али-Бичин, итальянский ренегат. Его настоящее имя было Пиканино. Этот обаятельный и умный человек возглавлял таифу алжирских раисов с 1621 по 1645 год.

Другая знаменитость того времени — французский корсар Симон де Дансер, развернувший активную деятельность в Алжире с 1606 года, куда был приглашен деем. Под его руководством корсарский флот претерпел значительные изменения, а суда стали строиться на основе европейских стандартов.

Но совершенно особое место в истории алжирского, корсарства XVII в. занимают английские ренегаты. Самым знаменитым из барбарийцев-англичан был сэр Генри Мэйнуэринг — «благоразумный и знающий джентльмен, достойный самою лучшею применения», по оценке короля Англии Карла I. Выходец из старинной фамилии графства Чешир, он закончил Брейзнос-Колледж (колледж Оксфордского университета) и занимался юриспруденцией. Адвокатская практика, по-видимому, не приносила ему должного удовлетворения, и в 1611 году он получил каперскую грамоту на поимку пирата Петера Эштона в Средиземном море, но, как говорят, потерпел неудачу. Впрочем, отметим, что в списках капитанов английского флота до 1613 года его имя не появлялось, а сам Мэйнуэринг, возможно, готовился сделать карьеру на дипломатическом поприще (он рассчитывал отбыть со специальной миссией в Персию). Но так сложилось, что молодой человек пошел по другому пути. Получив каперскую грамоту от лорд-адмирала с позволением захватывать испанские суда в Вест-Индии, Мэйнуэринг вышел на маленьком судне «Резистанс» («Сопротивление») к берегам Нового Света. Пройдя Гибралтар, он собрал команду на палубе и предложил обосноваться на Барбарийском побережье, где испанских судов хватало. Команда согласилась, и «Резистанс» пошел в Мармору, ставшую главной базой Мэйнуэринга.

Капитан был принципиальным человеком и поставил перед командой условие — ни при каких обстоятельствах не захватывать английские суда (что, впрочем, не было большой жертвой, так как испанские, португальские и голландские суда представляли неизмеримо большую ценность). За короткое время он захватил около тридцати испанских судов и добился такого авторитета на побережье, что, согласно легенде, запретил барбарийским корсарам трогать английских купцов. Более того, он заключил с местным султаном договор, включающий пункт об освобождении всех захваченных англичан.

В родной Англии популярность Мэйнуэринга быстро росла — тем более что пират-патриот отклонил предложения о сотрудничестве тунисского бея, испанского короля, герцога Савойского и герцога Тосканского [57].

В 1616 году Мэйнуэринг вернулся в Англию, был амнистирован (как и члены его команды) и назначен руководить борьбой с… барбарийским пиратством в английских водах. В 1618 году после уничтожения трех алжирских судов в устье Темзы, он был посвящен в рыцари, стал придворным и другом короля. В 1620 году он получил назначение губернатора английских портов на Ла-Манше, а через год был избран членом парламента. Несмотря на обвинения в мошенничестве и пренебрежении обязанностями, он сохранил свои посты и закончил карьеру в чине вице-адмирала.

Но и другие англичане, ставшие ренегатами, были не менее колоритными фигурами. Например, выпускник Тринити-Колледжа сэр Френсис Верней и капитан Гиффорд. Во главе двух сотен англичан они вначале подвизались в Марокко, где вмешались в междуусобные войны, развернувшиеся после смерти султана Мулай Ахмеда. После поражения своего ставленника, они перебазировались в Алжир. Через несколько лет их пути разошлись. Верней попал в плен к сицилийцам и стал невольником на галерах. Гиф-форд же перешел на службу к герцогу Тосканскому и приобрел печальную известность как организатор неудачного нападения на Алжир, в гавани которого он попытался сжечь галеры своих бывших коллег по ремеслу. Эта операция провалилась, нападавшие понесли большие потери, а алжирский дей поклялся страшно отомстить всем англичанам.

Среди участников «поджога» алжирских галер выделяется неукротимый человек, капитан Уард, личность примечательная и весьма характерная для средиземноморского пиратства XVII в. Выходец из семьи рыбака, он жил в Плимуте и служил на различных судах, но главным его занятием было каперство. Когда же при короле Якове I английские власти, заинтересованные в сближении с Испанией, попытались ограничить каперскую деятельность, приказав изъять из обращения каперские грамоты, и обязали всех англичан, находившихся на иностранной службе, вернуться на родину, Уард был крайне недоволен. Еще бы — в старые времена его карманы были всегда набиты монетами, вино лилось рекой, «мы могли петь, ругаться, бегать за девками и убивать людей так же запросто, как кондитер щелкает мух; тогда все море было в нашей власти, и мы грабили, как хотели, тогда весь мир был для нас райским садом, полным забав и развлечений». Этот всегда пьяный мрачный сквернослов, драчливый и вздорный буян, готовый бражничать в пивной круглыми сутками, не мог расстаться со своей разбойной профессией и бежал из страны. Оказавшись в Гавре с большой суммой денег и с драгоценностями, он подбил матросов небольшого барка увести корабль и заняться «настоящим делом» — рецепт Уарда от всех жизненных лишений. Сказано — сделано, и вскоре разбойничий барк пришел в Средиземное море, где Уард сразу ввязался в авантюру Гиффорда. К чести капитана надо отметить, что он выкупил людей из своей команды, попавших в плен к корсарам, но дорога в Алжир была для него закрыта. Он не отчаялся и избрал своей базой другой порт Магриба — Тунис, где и отличился нападениями на корабли венецианцев и рыцарей Мальтийского ордена, разбогател, построил великолепный мраморный дворец и жил в нем «более похожий на принца, чем на пирата», пока не умер от чумы.

Не менее известен был уже упоминавшийся капитан Эштон, прославившийся захватом у Азорских островов одного из судов «Серебряного флота». Когда он решил уйти на покой, то избрал местом проживания Виллафранку, купил здесь дворец, в котором и провел остатки своих дней.

В XVII в. «подвиги» подобных лихих капитанов, корсаров Магриба, представляли существенную и реальную угрозу для европейской торговли. Характерно описание, оставленное испанским бенедиктинским монахом Хаэдо.

«Плавая зимой и весной, они бороздят море с востока на запад, насмехаясь над нашими генералами, экипажи которых тем временем пируют в портах. Зная, что тяжелые и заваленные всякой всячиной христианские галеры при встрече с их легкими галиотами, тщательно очищенными от ракушек и водорослей, не могут мечтать о какой-либо погоне за ними или помешать им грабить и воровать, как им заблагорассудится, они обычно дразнят их, развертываясь перед ними и показывая им корму».

Неудивительно, что европейские державы, убедившись в том, что нажимом на султана Империи они не смогут ограничить разбой барбарийцев, так как те не собирались подчиняться приказам из Стамбула, пытались своими силами разгромить корсарские гнезда на побережье. Однако неоднократные экспедиции, отправляемые Францией, Англией и Голландией к берегам Африки, не меняли положение дел, барбарийский разбой процветал.

1535 год. Шла борьба за Тунис. Испанская армия после отчаянного сопротивления Хайраддина завладела крепостью Ла Гулетта и подступила к стенам Туниса. Все средства были использованы Хайраддином для обороны, даже моряки сняты с кораблей для защиты крепостных укреплений. Однако численное превосходство испанцев были очевидным. Огонь их мощной артиллерии разбивал все надежды на отражение нескончаемых натисков осаждающих. Турецкие пушки отвечали на залпы испанцев, но проигрывали перестрелку. Впрочем, турецкие ядра долетали до палатки самого короля Карла V. Испанцы обнаружили на них выгравированные лилии — знаки французского королевского дома. Королевские лилии были и на ядрах, найденных на захваченных корсарских кораблях в гавани Ла Гулетта. Так вот кто, оказывается, вел военные поставки туркам и североафриканским корсарам! Налицо были доказательства тесных контактов, связывающих «христианнейшего короля» Франции Франциска I с врагами всего континента — мусульманами Османской империи. Прошло несколько лет, и французский посол в Венеции Жан де Монлюк цинично признал: «Если бы мне надо было погубить врага, я бы соединился хоть с дьяволом, не только что с турками».

Французское королевство Франциска I задыхалось, окруженное со всех сторон владениями враждебного дома Габсбургов. Земли Священной Римской империи, Испании, Южная Италия, Нидерланды, Франш-Конте — эти территории, примыкавшие к границам Франции, принадлежали испанскому королю Карлу I, избранному в 1519 году императором Священной Римской империи под именем Карла V. Франция оказалась перед выбором — сопротивляться имперским замыслам Карла и сохранить свою независимость или оказаться поглощенной этим сверхъестественным конгломератом королевств, герцогств и княжеств. Франциск I избрал первый путь и вел четыре войны с Карлом (1521 — 1525; 1527 — 1529; 1536 — 1538; 1542 —1544). Победы чередовались с поражениями, сменялись союзники, тонкие дипломатические маневры уступали место твердолобым пробивным акциям, противники не гнушались грязной игрой, используя шпионаж, подкуп и измены. После поражения при Павии в 1525 году Франциск оказался в плену у своего противника и почти год провел в Мадриде. Он был выпущен только после подписания условий, продиктованных Карлом. В соответствии с ними, к Испании отходил ряд французских владений, в числе которых была Бургундия. Однако «первый дворянин Франции» и не подумал выполнять подписанные договоренности и продолжал искать союзников в борьбе против Карла. Вскоре он убедился, что нет у того более решительного врага, чем турецкий султан Сулейман 1 Великолепный. Однако организовать контакты с Османской империей оказалось делом непростым. Следует помнить, что Франциск I, «христианнейший король», был одним из главных инициаторов нового крестового похода против турок и активно содействовал борьбе с мусульманами любыми доступными способами. Об этом свидетельствуют попытки короля сколотить антитурецкий союз, финансовая и военная поддержка ордена иоаннитов, военные эскадры Прежана де Виду, отправленные Франциском I на помощь осажденному турками Родосу, или деятельность эскадры бретонца Шануа против Крита и Бейрута. Но к 1530 году ситуация была уже совершенно иной, нежели на заре правления короля, и Франциск сделал непростой, но весьма прагматический выбор в отношении Стамбула.

Но мешали взаимная удаленность стран, бесчисленные опасности, подстерегавшие посланцев на дорогах, и отсутствие налаженных связей. К тому же посланникам нужно было пробираться через Южную Европу, кишащую лазутчиками и агентами императора Карла V, которые бдительно следили за передвижениями на дорогах и пресекали малейшие возможности для налаживания диалога. Один курьер со своими спутниками был убит в Боснии, другой не сумел доставить личное послание короля. Наконец летом 1532 года очередной посыльный Франциска добрался до лагеря Сулеймана, осаждавшего Вену. Прямые контакты были налажены.

В мае 1535 года в Стамбул прибыл посланник Франциска I Жан де Ляфоре. Он прибыл из Алжира, где провел предварительные переговоры с Хайраддином о совместных действиях против Корфу, принадлежащего Генуе. Но окончательно вопрос должен был решиться при дворе султана. Задачей дипломатической миссии было добиться привилегий для французской торговли на Востоке, оказания помощи в войне с Карлом V и денежной ссуды в 1 млн золотых экю. Все требуемое, кроме последнего, было получено, когда Сулейман вернулся с Востока, где воевал с Персией. В феврале 1536 году султан Сулейман I и король Франциск I заключили договор о мире, дружбе и торговле, получивший название Капитуляция[58]. Он должен был действовать в течение жизни обоих государей. Между странами устанавливались мир и дружба; подданные обоих государств получали право беспрепятственного передвижения и торговли на территориях договаривающихся сторон. Турки и французы отказывались от взаимного захвата в плен и продажи в рабство и обязывались освободить из неволи всех пленников дружественной нации. В секретных статьях договора предусматривались совместные действия обеих держав против Карла V. Французы должны были нанести удар в Северной Италии, а турки — в Южной. В морской войне главная роль отводилась корсарам Хайраддина, который руководил военно-морскими силами Османской империи. В Европе разгорелась новая война[59].

1537 — 1538 годы

1537 год ознаменован первыми военными контактами французских военно-морских сил, флота Османской империи и корсаров Магриба. Тогда 160 турецких галер под командованием самого Сулеймана вышли из Стамбула и направились в Адриатику. С ними вместе двигалась корсарская флотилия (80 судов) Хайрадди-на. Операции, предпринятые этим соединенным турецко-корсарским флотом у острова Корфу, окончились безрезультатно, но события имели и другую сторону. На широте острова в открытом море в торжественной обстановке состоялась встреча французской галерной эскадры, на одном из судов которой находился чрезвычайный посол короля Франциска I Марийяк, с флотом Сулеймана. Контакты продолжились в январе следующего, 1538 года, когда французский галерный отряд прибыл в Константинополь и получил союзническую помощь в виде необходимого провианта и проведенного в местных арсеналах ремонта. Правда, вскоре между Франциском и Карлом V был заключен мир, и начавшееся военное сотрудничество с Сулейманом прервалось.

Король Испании, император Священной Римской империи, отдавал себе отчет в том, какую опасность таит такой противник, как Хайраддин. Он неоднократно пытался избавиться от талантливого флотоводца. За голову корсара было назначено значительное денежное вознаграждение, но Хайраддин остался недосягаемым для кинжала наемного убийцы. Тогда Карл решил перекупить Хайраддина. В случае успеха секретных переговоров и измены корсара был бы нанесен серьезный удар по военному альянсу Стамбула и Парижа, так как обе стороны лишились бы поддержки мощного корсарского флота — главной ударной силы морских операций на Средиземном море. Точные условия, предложенные Карлом V, остались неизвестны. По некоторым сведениям, император был готов признать Хайраддина королем Алжира, Бужи, Боны, Бизерты, Туниса и Триполи в том случае, если корсарское государство будет находиться под испанским суверенитетом. Хайраддин должен был сжечь корабли, командиры которых сохраняли верность султану, и перейти с флотом на сторону Испании. Переговоры начались в 1538 году, но закончились безрезультатно. Обе стороны не доверяли друг другу. На протяжении нескольких последующих лет тайные контакты возобновлялись, хотя их секреты так и остались неразгаданными.

1543 — 1544 годы

Франко-турецкое сотрудничество быстро возобновилось. 12 июля 1542 года Франциск I объявил новую войну Карлу V. Неудача последнего у стен Алжира в 1541 году заставила мир задуматься о несокрушимости военно-морского могущества Империи, и успешные совместные усилия французского, турецкого и корсарского флотов могли решительно изменить баланс сил на Средиземном море. Но события развивались медленно. В Стамбул был направлен капитан барон Полен де ла Гард, однако прошло восемь месяцев, прежде чем в марте 1543 года из Золотого Рога вышел османский флот в составе ста семидесяти пяти галер под командованием Хайраддина. Мощная армада приблизилась к Сицилии, захватила Мессинскую цитадель и двинулась к устью Тибра. Римляне не успели прийти в себя от ужаса, как стало известно, что капудан-паша Хайраддин держит путь к берегам Южной Франции, к Провансу, в Марсель. По заключенному соглашению, Франциск I обещал снабжать османо-корсарский флот и усилить его за счет французских судов. Но король не выполнил своих обещаний. Хайраддин пришел в неописуемую ярость, когда обнаружил, что никаких припасов нет, а вместо обещанных шестидесяти судов прибыло только тридцать. Кроме того, ему пришлось спасать от поражения под Ниццей эскадру молодого Франсуа де Бурбона, графа Энгиенского, храброго дворянина, ничего не смыслящего в военно-морском деле. Прибытие к городу флотилии Хайраддина кардинально изменило положение, и совместно объединенный флот заставил город капитулировать (22 августа). Правда, цитадель, защищаемую мальтийским рыцарем Полем де Симоном, взять не удалось, но высокопоставленный корсар, по-видимому, решил ограничиться достигнутым. Он продолжал выполнять приказ султана, а таскать каштаны из огня для Франциска 1 не собирался. Поэтому вскоре он дал возможность ускользнуть прямо у себя из-под носа флоту Андреа Дориа, стоявшему на якоре в Виллафранке. Французы негодовали, Хайраддин же остался глух к их протестам.

Тем временем приблизились осенние бури. Король предложил корсару зимовать в безопасной гавани Тулона. Зимовка Хайраддина в Тулоне стала центральным событием кампании. Турецкие и корсарские галеры вошли на малый рейд и расположились в ряд по десять — двенадцать судов по всей бухте. Они представляли изумительное по красоте и величию зрелище. Зеленые, черные, белые, желтые, красные флажки и флаги, расшитые серебром, разукрасили гавань. В центре флотилии на адмиральской галере главнокомандующего развевался большой бело-золотой стяг. Поражало величественное спокойствие, царящее в гавани. На судах поддерживалась железная дисциплина, эксцессов ни на борту, ни на берегу не происходило, турки вели себя вежливо и спокойно. Тишина повисла над городом, и только голос муллы, созывающего на молитву, нарушал спокойствие зимовки. Впрочем, французские власти обезопасились на крайний случай. Население города было эвакуировано и размещено со всем домашним скарбом и имуществом по окрестностям. В Тулоне оставались только главы семейств, ремесленники и небольшой гарнизон. Власти сделали все возможное, чтобы облегчить пребывание Хайраддина, занявшего рейд, и снабжали его всем необходимым. Зимовка продолжалась шесть месяцев, с сентября 1543 до марта 1544 года.

Испанцы и итальянцы, естественно, и близко не подступали к побережью.

Однако создавшаяся ситуация не могла не тяготить Франциска I. Шок в Европе, вызванный его решением, заставил короля задуматься о психологических, дипломатических и моральных последствиях подобного шага. Кроме того, он сильно опасался своего опасного союзника и не использовал флот Хайраддина ни в каких операциях. Наконец, измучившись содержанием турецко-алжирского флота и заподозрив Хайраддина в ведении переговоров с Карлом V о сдаче Тулона, Франциск решил избавиться от обременительных гостей. Силой решить проблему было невозможно, иначе Южной Франции не удалось бы избежать мести корсаров. Пришлось королю платить за их уход — возвратить Хайраддину пленных невольников-мусульман и выплатить огромную сумму как вознаграждение за «услуги». Поговаривали о 800 тыс. экю. Жители Тулона, в возмещение убытков, были освобождены на некоторое время от прямых налогов. 24 марта 1544 года флотилия Хайраддина покинула рейд Тулона и двинулась обратно, в Стамбул.

1553 — 1555 годы

Капитуляции были подписаны только на время жизни Сулеймана I и Франциска I. Однако и после их смерти преемственность в политике сохранялась. Договор неоднократно возобновлялся (1569, 1604). Сын Франциска, король Генрих II (1547 — 1559) продолжил курс отца. В феврале 1553 года он заключил с Сулейманом союзный договор о морской войне против Карла V. В соответствии с обязательствами, султан должен был предоставить Генриху П свой флот на два года. Французский король уплачивал за эту помощь 300 тыс. золотых ливров. Командование турецким флотом было поручено знаменитому корсару Драгут-раису.

Франко-турецкие морские операции были задуманы широко и поэтапно. Для проведения масштабных акций было необходимо первым делом обеспечить надежные тылы и отвлечь внимание противника. Эта задача была возложена на корсаров Алжира. Летом 1553 года Салах-раис с хорошо подготовленной флотилией направился к Балеарским островам и попытался высадиться на Мальорку, но неудачно. Тогда он предпринял крейсерство у испанского побережья, выискивая уязвимые точки в приморской обороне, и вновь осечка — противник был всюду готов к отпору. Такой провал заставил Салах-раиса вернуться в Алжир. Тем временем турецкий флот Драгут-раиса из шестидесяти кораблей, в сопровождении французской эскадры Полей де ла Гарда, вошел в итальянские воды. Правда, с большим опозданием. Он двинулся к острову Корсика, намеченному как главный объект морских операций. Остров был владением Генуи и господствовал над торговыми путями из Италии и Испании. Захват Корсики позволил бы Франции занять выгодные рубежи в Западном Средиземноморье и контролировать итальянское побережье. Флот Драгут-раиса перевез французский экспедиционный корпус на Корсику и начал военные действия. Они разворачивались быстро, и вскоре все основные центры были захвачены (Аяччо, Бастиа, Порто-Веккио, Бонифачо). В руках Генуи осталась только крепость Кальви. Но сезон кампании был уже на исходе. К тому же Драгут-раис рассорился с французским военным руководством. В результате он отказался продолжать блокаду крепости и в декабре вернулся в Стамбул. Итоги кампании оказались ничтожными, так как островом целиком овладеть не удалось.

В 1554 году помощь Драгут-раиса была еще менее ощутимой. Сначала его флот потерял драгоценное время у берегов Кампании. Боевые операции он вел с такой медлительностью, что французские агенты начали поговаривать о том, что Драгут-раиса подкупили испанцы. Это предположение осталось тайной. Как бы то ни было, репутация корсарского адмирала пострадала, и он был снят с поста капудан-паши. В 1555 году им стал молодой и неопытный Пиали-паша, а Драгут-раис сделался его советником. Но и в этом году дела не продвинулись.

Франко-турецкое сотрудничество оказало огромное влияние на события в Северной Африки. Несмотря на то, что военные операции заканчивались безрезультатно, ситуация в Средиземноморье изменилась. Колоссальная империя Карла V не могла одинаково сильно отвечать на удары, которые наносились в разных точках ее огромной территории. Поэтому, пока она была втянута в изнурительные войны с Францией и Османской империей, средств для организации экспедиций на Африканское побережье не было, и все испанские проблемы в Магрибе отодвигались на второй план. А тем временем алжирские корсары, пользуясь занятостью короля европейскими делами, закрепляли за собой побережье. Потеря Пеньон де Белеса (1554) и Бужи (1555) — пример тому. Однако закономерность прослеживается дальше. Как только вооруженные конфликты с Францией заканчивались и Испания избавлялась от военных забот в Европе, давление на Магриб начинало возрастать.

Однако у Французского королевства к Северной Африке всегда был еще один, не афишируемый интерес — стремление закрепиться на побережье Магриба. Так, идею овладения Алжиром вынашивала супруга Генриха II Екатерина Медичи, и в поисках короны для своего сына, герцога Анжуйского (впоследствии ставшего королем Польши, а затем и королем Франции под именем Генриха III), она присматривалась к корсарскому государству, лелея мысль сделать последнего алжирским королем. Любопытно наставление, данное потенциальному корсарскому королю и касающееся основ внутренней политики в этом сложном регионе. Его автор, Франсуа де Ноай, безусловно хорошо представляющий особенности местной жизни, писал: «Смущенно молю вас хранить себя от коварства мавров и править так, чтобы не вызвать неудовольствия турок в том, что касается их мечетей и религии, их самих и их собственности… С ними нужно будет обходиться милостиво, а не с той наглостью, к какой привыкли французские солдаты в любой завоеванной стране». Это послание тем более интересно, что, спустя два с половиной века, при оккупации Алжира в 1830 году, французские власти поведут себя прямо противоположно тем инструкциям, которые дал их предшественник в ХУЛ в., чем вызовут многолетнюю народную войну.