"Скандальная история" - читать интересную книгу автора (Питерсен Дженна)

Глава 15

Кэтрин долго стояла у окна. Ей по душе был этот зимний пейзаж. Бесплодная белизна снегов вполне соответствовала пустоте, царившей в ее сердце. Вряд ли она смогла бы выдержать все случившееся, если бы за окном пели птицы и распускались цветы.

Ложь. Кругом ложь. Она опутывала все словно паутиной, так что уже невозможно было различить правду. Кэтрин пряталась в своих покоях уже более двух часов, но ей все еще было так больно, что она даже не могла решить, что же именно ранило ее сильнее всего. Люди, которым она доверяла, ее обманывали!

Коул делал вид, что он ей друг, он притворялся, что питает к ней нежные чувства, хотя на самом деле просто изображал мужчину ее мечты. От того, что ее опекуны тоже сыграли свою роль в этом жестоком обмане, становилось еще больнее. Она никогда и не думала, что Юстасия со Стивеном любят ее, но ей всегда утешительно было думать, что они действуют в ее интересах.

Похоже, она совершенно не разбирается в людях. Если бы шесть месяцев назад кто-нибудь сказал ей, что Коул сам устроил исчезновение своей жены с целью выдать себя за вдовца, чтобы вступить в противозаконный брак с другой женщиной, она бы расхохоталась такому человеку в лицо. Сказала бы, что обвинения эти смехотворны. Что жених ее удручен самым настоящим горем. Что Коул не способен даже придумать подобный план, не говоря уже о том, чтобы претворить его в жизнь. Ну как она могла настолько ошибаться. Но кое-что уязвляло ее еще больше. Даже больше, чем бесчестность опекунов, мошеннические проделки Коула и предательство Джулии, промолчавшей о сделке, которую заключили ее братья.

Доминик.

Мысль о нем заставила ее вздрогнуть. Закрыв глаза, Кэтрин представила его лицо. Снова и снова она вспоминала, какое было у него выражение лица, когда он признавался, что взял ее в жены, выполняя условие сделки. Он знал, что правда рано или поздно выйдет наружу. Не исключено, что сейчас он испытывал даже некоторое облегчение. Теперь ему нет нужды притворяться, что их брак значит для него что-либо.

Кэтрин прикрыла глаза ладонью.

– Почему? – прошептала она. – Почему я не могу изгнать тебя из своего сердца?

Услышав, как в смежных покоях отворилась дверь, Кэтрин замерла в напряжении. Прислушавшись, она поняла, что это Доминик расхаживает по спальне. Вот он подошел к ее двери, и Кэтрин затаила дыхание; ей безумно хотелось, чтобы он вошел.

Даже после всего, что он натворил, она не может совладать с собой.

Укрепившись сердцем, она скрестила на груди руки и громко произнесла:

– Входи, если хочешь!

Дверь отворилась, и Доминик шагнул в ее спальню. И тотчас же ее предательское сердце отчаянно забилось. В отблесках догорающего в камине пламени было видно, какое у него потемневшее лицо. Было очевидно, что он страшно угнетен.

Но потому ли сожаления терзают его, что он обманывал жену, или потому, что он попался на обмане?

Впрочем, какое это имеет значение?

– Кэт… – Голос его дрогнул – возможно, из-за того, что он благоразумно остановился на некотором расстоянии от жены.

Ласковое имя, которым он ее назвал, сразу же согрело ей сердце, как ни пыталась она подавить в своей душе нежные чувства.

Усилием воли она заставила гнев возобладать над печалью и разочарованием. Ей хотелось, чтобы Доминик понял, что он натворил, хотелось, чтобы ему стало ясно, что нежными словами и ласковыми прикосновениями дела не поправишь. Она и так дала ему слишком много власти над ней.

– Не называй меня Кэт. – Она отвела взгляд. – Никогда больше не называй меня так. Не стоит лишний раз напоминать мне о том, как ты обманом заставил меня привязаться к тебе.

Глаза Доминика широко раскрылись, и он схватился за спинку ближайшего кресла. Тут только Кэтрин осознала, какое признание только что сорвалось с ее уст. Она сказала ему, что успела привязаться к нему!

Что ж, это в прошлом, теперь она уже никаких чувств к нему не питает. Его ложь убила ее чувства.

Но все равно она никак не могла заставить себя смотреть ему в глаза.

– Прошу тебя, позволь мне поговорить с тобой, – сказал он тихо.

Сказал голосом, какого она никогда прежде не слышала. В его голосе было терпение и нежность.

Мысли Кэтрин начали путаться. Это что же, опять какой-то обман?

– Я не хочу слушать никаких объяснений, – сказала она со вздохом и вновь обратила взор на темнеющее небо за окном. – Я не в силах больше слушать бесконечное вранье.

– Больше не будет никакого вранья.

Гнев, на который она рассчитывала как на последнее средство защиты, стал подниматься у нее в душе без всяких ее усилий.

– Как я могу верить тебе, Доминик? Как я могу поверить твоим словам?

Он понурил голову:

– Не знаю. Но клянусь, что я расскажу тебе все, что ты захочешь узнать. Хотя, конечно, мне давно следовало сделать это.

Она снова вздохнула и подошла к камину. Прижав руки к сердцу, повернулась к мужу:

– Я не хочу с тобой разговаривать, Доминик.

Он едва заметно нахмурился:

– Я не намерен покидать эту комнату до тех пор, пока мы не решим нашу проблему.

Она грустно улыбнулась:

– Ты полагаешь, что нашу проблему можно решить? Ты лгал мне, ты обманывал меня, ты сделал из меня дуру. Ничего уже не изменишь. И слова здесь не помогут.

– Ты права. – Он еще больше помрачнел. – Я действительно очень перед тобой виноват. Я ужасно обидел тебя, прекрасно знаю. Но то, что я говорил тебе при Саре и Коуле, – это только часть правды. Я не хотел, чтобы ты услышала о моих поступках от моего брата. Я хотел рассказать все. Так вот, Кэтрин, то, что было – это не только ложь и сделка.

При этих словах руки ее задрожали. Мольба в голосе мужа тронула ее. Доминик всегда казался ей очень скрытным человеком. А теперь он стоял перед ней, не скрывая ничего. Его чувства ясно читались в его глазах, и он явно нуждался в ней. Ему необходимо было признаться ей во всем.

А ей необходимо было выслушать его. Невзирая на гнев.

– Я хочу, чтобы ты поняла, почему я пошел на сделку, предложенную Коулом. – Он поморщился – Это было глупо и жестоко, но я… Кэтрин, я был в отчаянии, хотя по натуре я не склонен к отчаянным поступкам.

Она невольно сделала шаг навстречу ему:

– Почему?

– Я всю жизнь понимал, что чем-то отличаюсь от других. Я чувствовал и недоброжелательство Харрисона Мэллори, и холодность матери, но не понимал причины. А потом в один прекрасный вечер Коул открыл мне правду.

Он умолк и сделал глубокий вдох. Сердце Кэтрин заныло от жалости. Хоть Доминик и воспитал в себе сильный характер, вспоминать детство ему было ужасно трудно. Он изо всех сил старался совладать со своими чувствами, было очевидно, что ему очень больно.

– Мне было всего тринадцать, а Коулу восемнадцать. Мы часто ссорились, но в, тот вечер произошла не просто ссора. Он сказал мне, что я всего-навсего жалкий бастард. Я ответил, что не верю ему, но на самом-то деле у меня возникло ощущение, что это правда.

– Ты обратился за разъяснениями к отцу или матери? – спросила Кэтрин, проклиная себя за то, что ей до сих пор хочется узнать о муже как можно больше. Куда умнее было бы просто отгородиться от него совсем, но нет, ей хотелось узнать.

Доминик покачал головой:

– Мне хотелось, но я был слишком молод тогда. Когда Харрисон Мэллори приходил в гнев, расправа была короткая. Я боялся даже подступиться к нему с расспросами. В течение двух лет я внимательно наблюдал за всем и примечал всякую мелочь, вслушивался в каждое слово в надежде узнать какую-нибудь тайну. В конце концов, хватив для храбрости немного спиртного, тайком добытого в винном погребе, я рискнул-таки на откровенный разговор с человеком, которого пятнадцать лет называл отцом. – Доминик помотал головой, словно желая отогнать это воспоминание.

Откашлявшись, он продолжил:

– Я спросил его напрямик, Мэллори ли я по крови. Довольно долго он просто смотрел на меня, не говоря ни слова, а потом сказал мне правду. Сказал, что я – плод любовного романа, который завела моя мать. И сказал, что ему противен даже мой вид.

Кэтрин отвернулась. Сердце ее разрывалось от боли – от боли за того мальчика, которым когда-то был ее муж. И не важно, как муж обошелся с ней, все равно он не заслуживал такого отношения. Как можно с такой жестокостью относиться к ребенку, совершенно ни в чем не виноватому?

– А что сказала Ларисса? – спросила Кэтрин.

Ее свекровь казалась не очень-то добросердечной женщиной, однако и жестокой ее трудно было назвать. Так неужели же она все эти годы равнодушно наблюдала, как ее муж и старший сын тиранят Доминика?

Он криво усмехнулся:

– Сколько я себя помню, моя мать с трудом выносила меня. Может быть, я был для нее живым напоминанием об ошибке молодости. Не знаю. Но когда я просил ее рассказать мне правду о моем происхождении, она держалась так, будто никакого вопроса я ей не задавал. Наш разговор состоял из сплошных отрицаний. Только однажды добился я от нее нескольких слов о моем настоящем отце. Она выпила слишком много в тот вечер и призналась, что любила этого человека. И по ее намекам я понял, что именно ради сохранения брака с Мэллори, устроенного стараниями родственников, ей пришлось разлучиться с любимым.

– Но она так и не назвала тебе его имени? – Кэтрин в недоумении смотрела на мужа.

– Нет, не сказала. И я уже не мог жить под одной крышей с так называемым отцом, который ненавидел меня, и с матерью, которая лишила меня прошлого. Вернувшись в школу, я стал жить только гневом. «Домой» я больше никогда не возвращался. Даже когда Харрисон Мэллори отправился в мир иной, сделав тем самым немалую любезность миру этому. В конце концов я понял, что нельзя тратить всю жизнь на одну цель – доказать, что Харрисон Мэллори был не прав. Я решил избавиться от его влияния. Но мне никак не удавалось забыть о том, что где-то существует мой настоящий отец. Мне так хотелось… и до сих пор хочется узнать, кто же он такой.

Кэтрин кивнула. Это она понять могла.

– И ты начал поиски?

Он утвердительно кивнул:

– К тому времени у меня уже имелись кое-какие средства, и я потратил их на поиски. Удалось выяснить, что моя мать подолгу жила одна вот в этом самом доме, жила как раз в то время, когда я был зачат. – Он вздохнул. – И я стал добиваться права посетить этот дом. Но мама упорно делала вид, что не слышит, а Коул не подпускал меня к этому дому из вредности, пока…

Он умолк и покачал головой.

У Кэтрин кровь отхлынула от лица. Теперь речь шла о ней. Немного помедлив, она заговорила:

– Коул оказался в отчаянном положении. Ему нужно было сбыть с рук меня и скрыть свои мошеннические проделки. – Она судорожно сглотнула. – Ты заключил сделку с Коулом. Он дает тебе дом, а ты берешь себе жену. Никаких скандалов, и ты имеешь, что желал, – Лэнсинг-Сквер, не так ли?

– Да, верно.

Теперь, когда она знала правду, все казалось предельно ясным.

– И здесь ты сразу занялся поисками. Вот почему ты запирался на чердаке.

– Да. – Он сделал шаг к ней, но она сразу же отступила на шаг. – Я думал, что это единственный возможный путь.

– И ты был готов пожертвовать мной ради того, чтобы получить то, что желал? Ты был готов лгать мне, обманывать меня, хотя сам страдал из-за того, что в детстве тебе лгали и обманывали тебя.

Лицо у него вытянулось.

– М-мне очень жаль, Кэтрин.

– Мне тоже жаль.

Она отвернулась, чтобы он не понял, что она всей душой тянется к нему, что ей хочется коснуться его, утешить. Его рассказ очень тронул ее, хотя все равно было противно, что завершалась эта история предательством по отношению к ней. Вероятно, ее мужу гораздо важнее было гоняться за своим прошлым, чем думать о ней и ее будущем.

Впрочем, с какой стати ей ожидать от мужа особой заботы? Ведь даже когда он лгал ей, он никогда не заходил так далеко, чтобы утверждать, будто питает к ней нежные чувства. И не говорил, что ставит ее интересы выше собственных. Ей следовало помнить о том, что для него она лицо второстепенное. Так относились к своим женам все мужчины, которых ей доводилось встречать.

– Должно быть, для тебя это огромное облегчение, что с притворством покончено, – заговорила она, заставляя себя забыть о своих чувствах. – Тебе уже не надо делать вид, будто впереди у нас совместная жизнь, о которой надо думать и которую следует планировать. Теперь каждый из нас может выбирать свою собственную дорогу.

Он тяжело вздохнул, и вздох этот показался ей оглушительным. Она подняла на него глаза и увидела, что он качает головой:

– Но…

– Больше тебе не нужно притворяться, что я для тебя желанна, – перебила Кэтрин. – Правда вышла наружу. Ты женился на мне ради того, чтобы заполучить поместье.

Она с наигранным безразличием пожала плечами и отвернулась. Надо было держать его на расстоянии. Ни к чему, чтобы он видел, какую власть до сих пор над ней имеет.

Стоя к мужу спиной, Кэтрин снова заговорила:

– В сущности, наш брак почти ничем не отличается от большинства светских браков. Очень многие мужчины женятся ради положения в обществе или материальной выгоды. – Она поморщилась. – И чаще всего такие браки основаны на обмане. Однако люди как-то живут. И наш брак вполне законный, так как имела место физическая близость…

По ее телу пробежала дрожь – ей вспомнилось, сколько наслаждения принесла ей эта близость. Она и сейчас изнывала от желания ощутить прикосновение мужа.

– Кэтрин, о чем ты?

Она обернулась к нему и увидела, что он смотрит на нее широко раскрытыми глазами. Сердце затрепетало у нее в груди, но она задушила в себе все чувства.

– Наш брак законен, мы связаны супружескими узами. Теперь, когда открылась истинная причина, побудившая тебя жениться, мы, тем не менее, можем оставаться в приличных отношениях. Я буду только рада помочь тебе с поисками документов, в которых мог упоминаться твой отец. Я считаю, что ты имеешь право узнать, кто же он такой.

Доминик смотрел на нее с таким недоумением, будто все это она проговорила на каком-то незнакомом ему языке.

– А что будет потом, когда мы найдем то, что я ищу, или убедимся, что всякие поиски бесполезны?

Она передернула плечами:

– Ты вернешься в Лондон и найдешь себе любовницу – об этом мы, кажется, говорили сразу после свадьбы. А я останусь здесь. Мне безумно нравится этот дом. – Она окинула взглядом комнату и скрестила на груди руки. – Думаю, будет справедливо, если это поместье останется за мной, если уж того поместья, которое досталось мне по наследству от отца, меня лишили, не спросив моего согласия и даже не поставив меня в известность.

Доминик долго молчал, переминаясь с ноги на ногу. Когда же он наконец заговорил, голос его звучал тихо и глухо.

– Мне нужно знать, верно ли я тебя понял. Ты изъявляешь желание помочь мне найти моего отца, но хочешь, чтобы я по окончании этих поисков уехал в Лондон, оставив тебе поместье. Ты хочешь жить отдельно?

Кэтрин очень хотелось ответить утвердительно, сказать твердое и решительное «да». Но Доминик стоял перед ней, и она помнила, как его руки обнимали ее. Как его глаза загорались, когда он смеялся. И помнила, какое дивное наслаждение – отдавать ему свое тело и сердце. Невозможно было отречься от всего этого сразу.

И все же она, склонив голову, вымолвила:

– Да, ты верно понял.

– Кэтрин, на раздельное проживание я не соглашусь ни за что на свете.

Доминику уже давно не было так больно и тяжело. Когда он ушел из семьи и только учился жить самостоятельно – вот когда его терзала подобная же пустота в душе.

Выходит, Кэтрин не хочет жить с ним в браке? Конечно, он заслужил такое отношение, а все равно эта новость совершенно его подкосила. Ведь всего несколько минут назад она сама призналась ему, что он стал ей совсем не безразличен. Вернее, она сказала, что он стал ей небезразличен как раз перед тем, как… Совсем не того он ожидал и не того желал, когда брал Кэтрин в жены. Но теперь, когда он понял, что те нежные чувства, которые пробудились в ее душе, угасли навсегда, отчаяние и безнадежность пронзили ему сердце.

– Извини, я, кажется, не расслышала, – сказала Кэтрин. – Или ты действительно заявил, что отказываешься жить раздельно?

– Я действительно лгал тебе! – рявкнул он, пытаясь прикрыть гневом другие чувства. – И прошу простить меня за это. Но я не позволю тебе разрушить то, что связывает нас теперь.

Она вздрогнула.

– Ты имеешь в виду, что по-прежнему желаешь спать со мной?

Доминик сжал кулаки. Ему хотелось взреветь медведем, крикнуть, что он желает жить с ней, но сейчас был неподходящий момент. Если признаться, что он даже и сейчас испытывает желание, то, пожалуй, она решительным образом его отвергнет. Нет, следовало напомнить ей, что она по-прежнему желает спать с ним. Если он сумеет заманить жену в постель, то сумеет и заставить ее приоткрыть свое сердце – не словами, а иным способом. Вряд ли она сама верит в то, что наговорила.

Действовать – вот ключ к успеху.

Он решительно шагнул к жене. Она замерла, но на сей раз не отступила от него. Лицо ее заливал румянец, и он становился все ярче.

Доминик почувствовал необыкновенное облегчение. Все-таки она его желает! Он видел, как в глазах ее вспыхнуло желание – впрочем, читались в них и иные чувства, порожденные недавними откровениями.

– Так ты утверждаешь, что больше не хочешь жить со мной? – проговорил он тихим голосом соблазнителя.

– Ты лгал мне! – вырвалось у нее. – Неужели ты рассчитываешь, что…

– На плотское желание ложь особого влияния не оказывает. – Он коснулся тыльной стороной ладони ее щеки, и Кэтрин отшатнулась. – Я много лгал. Но про силу своей страсти я говорил чистую правду.

Она колебалась. Может, она так сильно была уязвлена именно поэтому? Потому что решила, что про свою страсть к ней он врал точно так же, как про все остальное? Что ж, он с легкостью сможет разубедить ее.

– Ты не веришь мне? – спросил он, упорно пытаясь поймать ее взгляд. – Я желал тебя с того самого первого мгновения, когда впервые увидел тебя на заснеженной террасе. И, заговорив с тобой, я имел целью соблазнить тебя. Но в самый ответственный момент появилась твоя опекунша.

Губы ее приоткрылись, а зеленые глаза сверкнули гневом.

– Почему я должна верить тебе? – Голос ее дрожал.

Он взял ее за подбородок и тихо сказал:

– Я с легкостью докажу тебе, что говорю правду.

В следующее мгновение губы его прижались к ее губам. Кэтрин усилием воли поборола гнев – не время было давать волю гневу. Немного помедлив, она обвила руками его шею и ответила на поцелуй поцелуем еще более страстным. Доминик тотчас же привлек ее еще ближе к себе и крепко прижал к груди.

Кэтрин таяла в объятиях мужа. Сначала она принялась теребить пуговицы его жилета, затем расстегнула их и стала расстегивать его рубашку. Минуту спустя ладони ее легли на обнаженную грудь Доминика.

Тут он наконец оторвался от ее губ и шумно выдохнул. Кэтрин подняла на него глаза, и ему вдруг показалось, что она вот-вот отстранится от него, уберет руки. Что если так, то ничего, он был готов сколько угодно долго, хоть неделями, завоевывать вновь свою жену.

Но Кэтрин не отстранилась.

– Только это, Доминик, – сказала она почти шепотом. – Я могу дать тебе только это. И больше ничего.

Он кивнул в знак согласия. Сейчас нельзя было рисковать. Но все-таки это была победа, хоть и неполная. Никогда раньше он не понимал с такой ясностью, что физическая близость – это далеко не все. Но если сейчас она согласилась подарить ему только близость – что ж, предъявлять права на остальное придется попозже.

– Для меня это великий дар, – прошептал он, снова склоняясь к ее губам.

И снова Кэтрин стала таять в объятиях мужа, разрываясь между страхами от того, что самые ужасные ее опасения подтвердились, и желанием близости. Муж предложил ей только близость. А одной близости мало. Однако другого он не предложил.

Ей же так нужно было другое – чтобы утешиться, чтобы убедиться, что хотя бы страсть, вспыхнувшая между ними, не была ложью в отличие от всего остального.

А он целовал ее так, будто хотел запомнить навеки вкус ее губ. Но и одного этого оказалось достаточно для того, чтобы бедра ее сами собой стали подаваться ему навстречу. Не отрываясь от губ жены, Доминик осторожно подвел ее к постели и тотчас же принялся расстегивать ее платье. Затем запустил руки под тонкую ткань нижней рубашки.

Кэтрин выгнулась навстречу его проворным пальцам, а когда он коснулся одного из набухших сосков, издала негромкий возглас наслаждения. Руки его были такие горячие! Ей казалось, что она вот-вот воспламенится! И из прежнего опыта ей было известно, что так и произойдет. Все в ее мире вспыхнет ярким пламенем, когда тела их сольются воедино.

Она потянула шелковый рукав своего платья, но Доминик оказался проворнее. В одно мгновение он спустил с ее плеч платье и нижнюю рубашку и стал ласкать ее груди. В какой-то момент он наклонился и впился в ее, грудь поцелуем. Кэтрин запрокинула голову, и из ее горла вырвалось хриплое «да!». Губы мужа впивались в ее сосок, а рука тихонько продвигалась по ноге, оставляя за собой огненный след желания. Но прежде чем он добрался до средоточия ее чувственности, она заставила себя оттолкнуть его и отступила на шаг.

Доминик насторожился. Он-то думал, что действует вполне успешно, думал, что поймал жену в силки желания. Однако она сейчас стояла перед ним и пристально смотрела на него. И он чувствовал себя все менее уверенно. А что, если она его отвергнет? Что, если откажет ему?

Она судорожно сглотнула, затем стала снимать платье, и вскоре оно упало к ее ногам. После этого стащила с себя и рубашку. Еще несколько стремительных движений – и вот уже жена стоит перед ним совершенно обнаженная; теперь тело ее было прикрыто только роскошным водопадом волос.

Доминик вздохнул с облегчением, когда жена вернулась к своему прежнему месту у края кровати. Он поспешно принялся стаскивать с себя остатки одежды. Раздевшись, взял лицо жены в ладони и поцеловал ее; он упивался ее теплой нежностью. И он чуть не задохнулся, когда пальчики Кэтрин коснулись его возбужденной плоти. В следующее мгновение она увлекла его на постель, и он, схватив ее за бедра, со стоном вошел в нее. Она же приняла его со вздохом удовлетворения.

Потом он замер на секунду, стараясь забыть обо всем, что стояло между ними. Но Кэтрин, не выдержав, со стоном изогнулась под ним, и он ринулся вперед. Жена рвалась ему навстречу с не меньшей страстью, но был в ее порывистости и намек на отчаяние.

Всего несколько движений исторгли у нее вопль наслаждения. Но когда она, удовлетворенная, припала к нему, он не дал ей ускользнуть и продолжил двигаться – теперь уже в медленном ритме.

Кэтрин снова содрогнулась, и тогда Доминик дал себе волю и излил в нее семя, как хотел бы излить сердце; он надеялся, что когда-нибудь жена простит ему ложь и примет его самого, как приняла близость с ним.

Кэтрин приподнялась на локте и в неверном свете камина стала смотреть, как муж спит.

Она протянула к нему руку и дрожащими пальцами коснулась его подбородка. Лицо его казалось мягче, когда он спал. Она провела рукой по его плечам и животу, запечатлевая в памяти каждый изгиб его тела.

Она была влюблена в своего мужа.

Когда именно она поняла это? У нее было ощущение, что чувство это жило в ее груди всегда, было частью ее личности.

Ее стала бить дрожь. Кэтрин поднялась с постели и подошла к камину в надежде, что жар камина заменит тепло Доминика. Она опустилась на скамеечку возле самой решетки и подобрала под себя ноги. Пламя действительно согрело ее и помогло собраться с мыслями.

Как-то она недоглядела, и то, что начиналось как искорка чувства, разгорелось в пламя любви. И произошло это всего за несколько недель. Как она ни старалась держаться от Доминика на расстоянии и жить своей отдельной жизнью, а все равно укрепления, возведенные ею, оказались слишком хлипкими. Своей страстностью, заботами и признанием он опрокинул ее заградительные укрепления и проложил себе дорогу к ее сердцу.

Всякий раз, когда она смотрела на него просто так, без необходимости, сердце ее открывалось ему навстречу. Всякий раз, когда они смеялись вместе или обменивались улыбками, он становился ближе ей. Шаг за шагом он завоевывал ее любовь.

Неизбежное надо принимать, однако момент был самый неподходящий. Неприглядная правда выплыла наружу, и надежды на то, что муж ответит на ее любовь, не осталось. Все, что соединяло их, было частью иллюзии. Для мужа она всего лишь средство получить то, что он хотел. Даже сегодня, когда он просил понять его и простить, он затащил ее в постель.

Кэтрин вздохнула. Она пообещала мужу помочь в поисках. Что ж, Доминик заслуживал того, чтобы узнать правду о своем отце. Но уезжать с ним потом в Лондон – это в ее намерения не входило. Если ей не суждено быть ему настоящей женой, жить с ним полной жизнью, то довольствоваться иллюзиями она не хотела.

Доминик тихонько всхрапнул, а потом вдруг веки его затрепетали и глаза медленно открылись. Он протянул руку на ее половину кровати и пошарил по простыне. Сообразив, что жены рядом нет, сразу же приподнялся.

– Кэт… – позвал он голосом, сиплым со сна.

– Я здесь, – отозвалась Кэтрин шепотом. Она чувствовала, как любовь переполняет ее сердце. – Я здесь, Доминик.

Он улыбнулся ей, и она улыбнулась ему в ответ.

– Возвращайся в постель, Кэт.

Веки ее дрогнули и опустились. Расстаться с человеком, который стал ее любовью и ее жизнью, – это будет для нее ужасно трудно. И до тех пор, пока не наступит время расстаться, она станет наслаждаться каждой минутой, которую они проведут вместе. Он запечатлеется в ее памяти, войдет в ее кровь и плоть, так что она никогда не забудет, какой у него запах, какой вкус, какая на ощупь его кожа.

– Хорошо. – Кэтрин подошла к кровати и скользнула под одеяло. Его теплые руки тут же обвились вокруг нее.

Она отбросила все мысли, когда его жаркое мускулистое тело накрыло ее. Когда же он поцеловал ее с необычайной нежностью, она со стоном прильнула к нему. Можно было только надеяться, что у нее хватит воли расстаться с ним, когда время расстаться все же наступит.