"Орел Шарпа" - читать интересную книгу автора (Корнуэлл Бернард)

Глава вторая

Бой барабанов был далеким и приглушенным, временами смешивался с городским шумом, но звучал настойчиво и угрожающе, и Шарп обрадовался, когда он стих. Они добрались до Каштелу-Бранку через двадцать четыре часа после Южного Эссекского. Было почти невозможно заставить мулов Хогана идти по дороге, изрезанной глубокими колеями в тех местах, где незадолго до них прошла полевая артиллерия. Теперь мулы, нагруженные бочками с порохом, запалами в промасленных тряпках, лопатами, кирками, ломами и прочим снаряжением, необходимым Хогану для взрыва моста, покорно тащились за стрелками и техниками, которые пробирались по запруженным людьми улицам к центру города.

Когда отряд вышел на залитую ярким солнцем площадь, подозрения Шарпа на предмет барабанного боя подтвердились. Кого-то пороли. Совсем недавно. Жертвы нигде не было видно, и Шарп, глядя на стройные шеренги Южного Эссекского, вспомнил, как много лет назад пороли его самого. Невозможно забыть, сколько сил стоила ему борьба с болью, когда он старался не показать офицерам, что кнут причиняет ему страдания. Он унесет с собой в могилу шрамы от того кнута. Зато Симмерсон вряд ли понимал, какому жестокому наказанию подвергает солдат своего батальона.

Хоган остановил лошадь в тени дворца епископа.

— Сейчас, кажется, не совсем подходящий момент для разговора с нашим добряком полковником.

Солдаты разбирали четыре деревянных треугольника, стоявшие у дальней стены площади. Значит, наказанию подверглось четыре солдата. «О Господи, — подумал Шарп, — четыре человека!»

Хоган развернул лошадь так, что оказался спиной к батальону.

— Я должен хорошенько запереть порох, Ричард. Иначе украдут все до крошки. Встретимся здесь же.

Шарп кивнул.

— Мне все равно нужна вода. Значит, через десять минут?

Люди Шарпа, побросав оружие и ранцы, тяжело опустились на землю у стены. Настроение у стрелков резко испортилось из-за напоминания о том, какая участь могла постигнуть и их, если бы они не находились под командой Шарпа.

Сэр Генри выехал на центр площади. Его голос зазвучал так звонко, что Шарп и стрелки прекрасно все слышали:

— Я приказал выпороть четырех солдат, потому что другие четверо дезертировали.

Шарп удивленно поднял голову. Дезертиры? Так быстро? Он посмотрел на батальон, на ничего не выражающие лица и подумал о том, сколько еще бравых солдат мечтает сбежать от сэра Генри Симмерсона.

Полковник привстал на стременах.

— Кое-кому из вас известно, как эти мерзавцы спланировали свое преступление. Кое-кто помог им. Однако вы предпочли хранить молчание, поэтому я подверг наказанию четверых солдат, чтобы вы не забывали о своем долге.

Голос Симмерсона оказался неожиданно пронзительным, совершенно неподходящим такому огромному человеку. Держался полковник спокойно, говорил уверенно, не спеша, а потом вдруг повернулся всем телом направо, налево и взмахнул рукой, точно собирался указать на каждого солдата, находящегося под его командованием.

— Вы будете самыми лучшими!

Он завопил так громко, что сидевшие на ограде монастыря голуби с шумом взлетели в воздух. Шарп ждал продолжения, но его не последовало — полковник развернул лошадь и поехал прочь, а безумный крик еще долго висел над притихшей площадью.

Шарп встретился взглядом с Харпером, и сержант пожал плечами. Что тут скажешь — лица солдат Южного Эссекского говорили о том, что Симмерсон потерпел поражение; они просто не знали, как быть лучшими. Шарп наблюдал за покидающими площадь ротами и видел на лицах солдат лишь мрачное отчаяние.

Шарп верил в дисциплину. Солдат, дезертировавший перед лицом врага, заслуживал смерти, некоторые проступки и в самом деле должны быть наказаны поркой, а если ты попался на мародерстве, тебя повесят — законы известны всем. Лейтенант считал, что правила должны быть предельно простыми, и от своих людей требовал трех вещей. Они должны сражаться, как он, — с безжалостным профессионализмом. Воровать можно только у врага и мертвых, когда тебе грозит голодная смерть. Напиваться без разрешения запрещено. Простой кодекс, вполне понятный людям, которые оказались в армии потому, что не смогли преуспеть ни в чем другом. И кодекс этот отлично работал. За нарушение полагалось неизбежное наказание, и Шарп знал, что хотя его люди хорошо к нему относятся и охотно идут за ним в сражение, они боятся гнева своего командира, если речь идет о выполнении законов. Шарп был настоящим солдатом.

Он пересек площадь и направился вдоль аллеи в поисках фонтана и вдруг заметил лейтенанта Южного Эссекского, который ехал на своей лошади в сторону того же, окутанного тенью, прохода между зданиями.

Это был тот самый офицер, который помахала рукой девушке в черном, и Шарп почувствовал необъяснимое раздражение, какую-то смутную ревность. Форма лейтенанта была великолепно скроена, кривая сабля легкой пехоты стоила больших денег, не говоря уже о превосходной черной лошади, на которой он сидел. Шарп презирал врожденное высокомерие человека, принадлежавшего к высшим кругам общества, его богатство и привилегии, он злился, потому что сознавал: презрение основано на зависти.

Шарп отошел в сторону, чтобы пропустить всадника, а затем поднял голову и приветливо кивнул. Ему показалось, что он разглядел худощавое, красивое лицо, обрамленное светлыми волосами. Шарп надеялся, что лейтенант не обратит на него внимания; он не очень-то владел искусством светской болтовни и не хотел вступать ни в какие разговоры в этой вонючей аллее; позднее его обязательно представят офицерам батальона.

Надеждам Шарпа не суждено было сбыться. Лейтенант остановился и вперил в стрелка грозный взгляд.

— Разве вас не учат, как положено приветствовать офицера? — Голос лейтенанта был таким же роскошным, как и его форма.

Шарп промолчал. Он потерял свой эполет во время зимнего сражения, поэтому светловолосый лейтенант принял его за рядового. Ничего удивительного: в аллее царил полумрак, а глядя на Шарпа с закинутым на плечо ружьем, трудно было не ошибиться. Шарп посмотрел на голубоглазое лицо и уже открыл было рот, чтобы ответить, когда лейтенант взмахнул хлыстом и ударил его по лицу.

— Проклятье, отвечай!

Шарп почувствовал, как его охватывает гнев, но остался стоять неподвижно, дожидаясь подходящего момента. Лейтенант снова поднял хлыст.

— Какой батальон, какая рота?

— Второй батальон, четвертая рота. — Шарп специально отвечал с вызовом, вспомнив дни, когда не был защищен от офицеров, похожих на этого.

Лейтенант снова улыбнулся, хотя вряд ли его улыбку можно было назвать приятной.

— Ты должен называть меня «сэр», разве тебе это не известно? Я тебя заставлю. Как зовут твоего командира?

— Лейтенант Шарп.

— Ах! — Лейтенант по-прежнему держал хлыст наготове. — Лейтенант Шарп, о котором нам столько говорили. Из самых низов, верно?

Шарп кивнул, и лейтенант поудобнее перехватил хлыст. — Ты поэтому не говоришь «сэр»? У мистера Шарпа странные взгляды на дисциплину, не так ли? Ну, при встрече я обязательно поговорю с лейтенантом Шарпом, чтобы тебя наказали за наглость.

Он собрался снова ударить Шарпа хлыстом. Тому некуда было отступать, но это и не входило его намерения. Он просунул обе руки под стремя и изо всех сил дернул вверх. Хлыст застыл в воздухе, лейтенант вскрикнул, а в следующее мгновение оказался на земле, как раз в том месте, где лежала здоровенная куча навоза.

— Вам придется постирать форму, лейтенант, — с улыбкой сказал Шарп.

Лошадь заржала и сделала несколько вперед, а разъяренный лейтенант поднялся на ноги и схватился за рукоять сабли.

— Эй, там! — В аллею заглянул Хоган. — Я думал, мы разминулись! — Инженер подъехал к ним и весело взглянул на стрелка. — Мулы в конюшне, порох надежно заперт. — Он повернулся к незнакомому лейтенанту и приподнял шляпу. — Добрый день. Мне кажется, мы не знакомы. Меня зовут Хоган.

— Гиббонс, сэр. Лейтенант Кристиан Гиббонс. — Лейтенант отпустил рукоять сабли.

— Я вижу, вы уже пообщались с Шарпом. — Хоган ухмыльнулся. — Лейтенант Ричард Шарп из Девяносто пятого стрелкового полка.

Гиббонс посмотрел на своего обидчика, и его глаза округлились — только теперь он заметил на боку у него саблю, а не штык, как у обычного солдата. Лейтенант с беспокойством заглянул Шарпу в глаза. А Хоган весело заговорил снова:

—Вы, конечно, слышали о лейтенанте Шарпе — кто о нем не слышал! Это тот самый парень, что прикончил султана Типпу. Да еще та жуткая история в Ассаме... Никто не знает, скольких он там положил. Вы сами-то знаете, Шарп? — Однако Хоган не стал дожидаться ответа и безжалостно продолжал: — Ужасный тип — наш лейтенант Шарп, одинаково хорошо владеет и саблей и ружьем.

Гиббонс прекрасно понял, на что намекает Хоган. Судя по всему, капитан видел, что произошло, и теперь предупреждает Гиббонса о возможном исходе дуэли.

Лейтенант воспользовался предложенной ему помощью. Он наклонился и подобрал значок роты легкой пехоты, который валялся на земле, а потом кивнул Шарпу:

— Моя ошибка, Шарп.

— Я получил большое удовольствие, лейтенант. Хоган молча дождался, пока Гиббонс снова усядется на лошадь и уедет из аллеи.

— Вы не слишком корректно приняли его извинения.

— Ну, он и сам был не особенно вежлив, — ответил Шарп, потирая щеку. — К тому же этот ублюдок меня ударил.

— Что он сделал? — Хоган недоверчиво рассмеялся.

— Ударил меня хлыстом. Иначе разве я сбросил бы его в дерьмо?

— Нет ничего лучше налаженных, добрых отношений с собратьями офицерами, мой дорогой Шарп. — Хоган покачал головой. — Я чувствую, мы все получим большое удовольствие, выполняя предстоящее задание. Чего он хотел?

— Чтобы я отдал ему честь. Решил, что рядовой.

— Одному только Богу известно, что подумает вас Симмерсон. — Хоган снова рассмеялся. — Пойдемте узнаем ответ на этот вопрос.

Их провели в комнату Симмерсона. Командир Южного Эссекского в одних штанах сидел на своей кровати. Рядом с ним на коленях стоял врач, который встревоженно поднял голову, когда вошли офицеры.

Симмерсон нетерпеливо махнул рукой:

— Давай побыстрее, я не могу ждать целый день!

В руке у врача была металлическая коробочка с чем-то вроде спускового крючка на крышке. Он держал ее над предплечьем сэра Генри и пытался найти кусочек кожи, не покрытый какими-то странными одинаковыми отметинами.

— Скарификация! — рявкнул сэр Генри, обращаясь к Хогану. — Ты делаешь себе кровопускание, капитан?

— Нет, сэр.

— Очень зря. От него становишься здоровее. Я считаю, что следует ввести обязательное кровопускание для солдат. — Он повернулся к врачу, который все еще ни на что не мог решиться. — Давай быстрее, идиот!

От испуга врач нечаянно нажал на спусковой крючок, раздался резкий звук. Шарп заметил, как из дна коробочки выскочило несколько кривых острых лезвий. Врач отшатнулся назад.

— Извините, сэр Генри. Один момент. Врач засунул лезвия обратно в коробочку, и только тут Шарп понял, что тот держит в руках машинку для кровопускания. Вместо старомодного скальпеля врач использовал устройство, которое считалось более быстрым и эффективным. Он прижал коробочку к руке полковника, опасливо взглянул на своего пациента и нажал курок.

— Вот так-то лучше! — Сэр Генри закрыл глаза, и на его лице появилась блаженная улыбка.

Струйка крови побежала по приготовленному врачом белому полотенцу.

— Еще, Партон, еще! Врач покачал головой:

— Но, сэр Генри...

Симмерсон толкнул врача в грудь свободной рукой.

— И не спорь со мной! Проклятье, я же сказал — еще! — Он посмотрел на Хогана. — После порки меня всегда охватывает тоска, капитан.

— Это вполне понятно, сэр, — произнес Хоган, и Симмерсон бросил на него подозрительный взгляд.

Коробочка щелкнула еще раз, лезвия снова вгрызлись в жирную руку, по белому полотенцу опять потекла кровь. Хоган перехватил взгляд Шарпа, в глазах которого заплясали искорки; казалось, еще немного — и он расхохочется. Шарп перевел взгляд на Симмерсона, который натягивал рубашку.

— Ты, должно быть, капитан Хоган?

— Да, сэр, — с улыбкой кивнул Хоган.

— А ты, черт возьми, кто такой? — Симмерсон повернулся к Шарпу.

— Лейтенант Шарп, сэр. Девяносто пятый стрелковый полк. — Вот уж нет, ты самый настоящий гнусный позор, вот ты кто!

Шарп ничего не ответил. Он смотрел за спину полковника, в окно, на далекие голубые холмы, где французы готовились к сражению с британцами.

— Форрест! — Симмерсон поднялся на ноги. — Форрест!

Дверь распахнулась, и вошел майор, дожидавшийся вызова. Он выдавил робкую улыбку Шарпу и Хогану, а потом повернулся к Симмерсону:

— Да, полковник?

— Офицеру нужна новая форма. Позаботься об этом, пожалуйста, а потом не забудь вычесть стоимость из жалованья.

— Нет, — коротко сказал Шарп.

Симмерсон и Форрест уставились на него. Некоторое время сэр Генри ничего не мог произнести, поскольку не привык, чтобы ему перечили, а Шарп тем временем продолжал:

— Я офицер Девяносто пятого стрелкового полка и буду носить эту форму до тех пор, пока меня не переведут в другое подразделение.

Симмерсон начал краснеть, потом растопырил пальцы и заорал:

— Будь ты проклят, Шарп! Ты позор! Ты не солдат, а грязный урод! Ты находишься под моей командой, и я тебе приказываю вернуться сюда через пятнадцать минут...

— Нет, сэр. — На этот раз полковника прервал Хоган. Его слова остановили Симмерсона на полном скаку, но капитан не дал ему времени прийти в себя. Хоган использовал присущее ему обаяние ирландца, его ласковая улыбка легко могла бы выманить из воды огромную рыбину. — Видите ли, сэр Генри, Шарп находится под моей командой. Тут генерал очень четко все сформулировал. Насколько я понял его указания, сэр Генри, мы вместе отправляемся в Вальделаказа, однако Шарп идет со мной.

— Но... — запротестовал было Симмерсон. Хоган остановил его выразительным жестом:

— Вы правы, сэр, совершенно правы. И вы, конечно же, понимаете, что в полевых условиях наша жизнь устроена совсем не так, как нам хотелось бы, сэр. Мне ведь не нужно говорить вам, сэр, что стрелками должен командовать я.

Симмерсон мрачно посмотрел на Хогана. Полковник не понял ни одного слова из чепухи, которую тот нес, но капитан произнес свою речь с таким серьезным видом, так по-компанейски, что Симмерсону отчаянно хотелось найти слова, которые не выставили бы его полнейшим идиотом. Некоторое время полковник бессмысленно пялился на Хогана.

— Но это должно быть моим решением! — наконец воскликнул он.

— Как вы правы, сэр, совершенно правы! — Хоган говорил доброжелательно и с удивительной теплотой. — А разве дело обстоит иначе? Я думаю, генерал имел в виду, сэр, что вы будете заняты общением с нашими испанскими союзниками... Кроме того, сэр, лейтенант Шарп разбирается в некоторых инженерных вопросах. — Он заговорщически наклонился к полковнику. — Мне нужны люди, чтобы выполнять мои поручения и переносить тяжести, надеюсь, вы понимаете?

Симмерсон улыбнулся, а затем расхохотался. Хоган дал ему возможность выпутаться из весьма щекотливой ситуации.

Полковник показал на Шарпа:

— Он одевается как простой работяга, Форрест, да? Работяга! — Симмерсон был страшно доволен своей шуткой и, натягивая огромный алый с желтым мундир, несколько раз повторил ее себе под нос: — Работяга! Да, Форрест?

Майор покорно улыбнулся. Он напоминал усталого священника, предельно утомленного бесчисленными грехами, о которых сообщают ему прихожане, но когда Симмерсон отвернулся, он бросил на Шарпа извиняющийся взгляд.

— Наверное, ты немало воевал, Шарп? Когда не был занят выполнением поручений и перетаскиванием тяжестей?

— Да, сэр. Симмерсон захихикал.

— Сколько тебе лет?

— Тридцать два, сэр. — Шарп смотрел прямо перед собой.

— Тридцать два? И все еще лейтенант? В чем дело, Шарп? Ты недостаточно компетентен?

Шарп заметил, что Форрест пытается подать полковнику сигнал, но тот не обращал на него ни малейшего внимания.

— Я дослужился до лейтенанта от рядового, сэр. Форрест опустил руку. У полковника отвисла челюсть.

Совсем немногим удавалось дорасти от сержанта до прапорщика — а уж те, кто этого добивался, были отличными солдатами. Для того чтобы получить чин, обычному солдату требовалось обладать тремя качествами. Во-первых, он должен был уметь читать и писать — Шарп научился этому в темнице султана Типпу под аккомпанемент воплей избиваемых британских солдат. Во-вторых, нужно было совершить какой-нибудь подвиг, проявив самоубийственную храбрость, — Шарп понимал, что сейчас Симмерсон размышляет именно об этом. И в-третьих, требовалось невероятное везение; иногда Шарп думал о том, что у этого везения может быть и оборотная сторона. Симмерсон фыркнул:

— Значит, ты не джентльмен, Шарп?

— Нет, сэр.

— Ну, ты ведь можешь одеваться как джентльмен, не так ли? Ладно, ты вырос среди свиней, но ведь это еще не означает, что тебе следует одеваться как свинья.

— Не означает, сэр. — Больше к этому добавить было нечего.

Симмерсон нацепил на свой необъятный живот саблю.

— Кто же присвоил тебе звание, Шарп?

— Сэр Артур Уэлсли, сэр.

— Так я и знал! — торжествующе завопил сэр Генри. — Никаких правил, никаких правил! Я видел эту армию, у нее просто позорный вид! Однако о моих людях такого не скажешь, не правда ли? Нельзя сражаться без дисциплины! — Он посмотрел на Шарпа. — Что отличает хорошего солдата от плохого, Шарп?

— Умение выстрелить три раза в минуту во время дождя, сэр. — Шарп приперчил свои слова толикой наглости.

Он знал, что такой ответ разозлит Симмерсона. Южный Эссекский был новым батальоном, и Шарп не сомневался, что по стрелковой подготовке он уступает другим, более опытным подразделениям. Из всех европейских армий только Британия проводила учения с настоящей амуницией, но требовались многие недели, а иногда и месяцы, чтобы солдаты овладели искусством быстро, не поддаваясь панике, стрелять и перезаряжать, сосредоточившись только на том, чтобы подавить огонь противника.

Сэр Генри такого ответа не ожидал и теперь задумчиво смотрел на покрытое шрамами лицо стрелка. Если быть честным, — а сэр Генри не очень любил быть честным с самим собой, — он боялся армии, с которой ему пришлось столкнуться в Португалии. До сих пор он думал, что военная служба есть блистательное приключение с послушными солдатами в сверкающих на солнце алых мундирах, марширующими идеально ровными рядами, а вместо этого встретил нахальных, небрежно одетых офицеров, которые посмеивались над его вымуштрованными Солдатами. Сэр Генри мечтал о том, чтобы повести свой батальон в сражение, верхом на великолепном скакуне, с саблей наголо, и снискать себе бессмертную славу. Но, глядя на Шарпа, похожего на многих других офицеров, которых ему довелось повстречать в Португалии, он начал размышлять о том, что и во французской армии могут быть командиры вроде этого лейтенанта. Полковник представлял себе наполеоновскую армию в виде стада бездарных солдат под командованием тщеславных офицеров и содрогнулся при мысли, что они окажутся ожесточенными людьми, такими, как Шарп, который мог легко, одним ударом вышибить его из седла, прежде чем у него возникнет шанс покрыть себя бессмертной славой. Сэр Генри уже был напуган, а ведь ему еще не попадался ни один вражеский солдат.

Для начала он решил рассчитаться с наглым стрелком, смутившим его покой.

— Три выстрела в минуту?

— Да, сэр.

—И как ты учишь солдат делать по три выстрела в минуту?

— Терпение, сэр. Практика. — Шарп пожал плечами. — И первая же битва — очень помогает.

— Терпение! — Симмерсон фыркнул. — Практика! Они ведь не дети, Шарп. Пьяницы и воры! Всякая шваль! — Голос полковника поднялся до визга. — Их нужно пороть, Шарп, пороть! Иначе нельзя! Преподать урок, которого они никогда не забудут! Ты считаешь, что я не прав?

Наступило молчание. Симмерсон повернулся к Форресту:

— Разве не так, майор?

— Так, сэр. — Однако в голосе Форреста не чувствовалось убежденности.

Симмерсон повернулся к Шарпу.

— Шарп?

— Это самая последняя мера, сэр.

— "Самая последняя мера, сэр!" — Симмерсон передразнил Шарпа, но в душе остался доволен. Именно такой ответ он и хотел услышать. — Ты слюнтяй, Шарп! Можешь научить солдат делать по три выстрела в минуту?

Шарп почувствовал, что запахло вызовом, но пути к отступлению не было.

— Да, сэр.

— Отлично! — Симмерсон потер руки. — Сегодня днем. Форрест?

— Сэр?

— Дашь мистеру Шарпу роту. Ну, скажем, легкой пехоты. Мистер Шарп поможет им научиться стрелять! — Симмерсон повернулся и с иронией отвесил поклон Хогану. — Если, конечно, капитан Хоган согласится на время одолжить мне лейтенанта.

Хоган пожал плечами и бросил взгляд на Шарпа.

— Конечно, сэр.

— Превосходно! — Симмерсон просто сиял от удовольствия. — Что ж, мистер Шарп, вы научите моих легких пехотинцев делать по три выстрела в минуту?

Шарп выглянул в окно. Стояла жаркая, сухая погода; толковый солдат и пять пуль успел бы выпустить. Конечно, все зависело от того, чему научена легкая пехота. Если к настоящему моменту они в состоянии сделать только два выстрела в минуту, превратить их в специалистов за один день будет практически невозможно, но попробовать все же стоит.

Он встретился с Симмерсоном глазами.

— Попытаюсь, сэр.

— О да, ты попытаешься, мистер Шарп, непременно попытаешься. А от меня можешь передать солдатам, что, если у них ничего не выйдет, я прикажу высечь каждого десятого. Ты меня понял, мистер Шарп? Каждого десятого!

Шарп все прекрасно понял. Симмерсон поставил перед ним практически невыполнимую задачу, а в результате будет устроена настоящая оргия порки, за которую все обвинят его, Шарпа. Если же он добьется успеха, Симмерсон заявит, что это произошло из-за того, что он пообещал выпороть каждого десятого.

Шарп увидел, как предвкушение триумфа зажглось в маленьких красных глазках Симмерсона, и улыбнулся полковнику.

— Я не буду говорить им про порку, полковник. Вы ведь не хотите, чтобы это их отвлекло, не так ли?

— Ты можешь использовать свои собственные методы, мистер Шарп. — Симмерсон не скрывал ликования. — Однако я прикажу, чтобы деревянные треугольники оставили на месте; мне думается, они нам еще пригодятся.

Шарп надел свой потерявший форму кивер и с максимально возможной лихостью отдал полковнику честь.

— Не беспокойтесь, сэр. Вам не понадобятся треугольники. До свидания, сэр.

«Ну, а теперь дело за тобой», — подумал Шарп.