"Право на жизнь" - читать интересную книгу автора (Коростелев Дмитрий)

Глава 3.

С потолка капала какая-то дрянь. Этот звук, монотонный и однообразный бил по ушам, точно молот по наковальне. Отвлечься от него невозможно, ибо внимание приковать больше не к чему. Повсюду тьма. Густая, масляная, она неторопливо расползалась по маленькой тесной каморке, сковывала разум, чувства. Даже тренированное зрение Северьяна оказалось здесь бессильно. Воздух был затхлым, густым и холодным. Северьян вдыхал его с трудом, часто срываясь на злой режущий горло кашель. Нет, Князь определенно ошибается. До старости Северьяну здесь не дотянуть. Умрет от какой-нибудь хвори, это точно. Нет, как же глупо попался! Надо же, не совладать с Князем в честном поединке, срам то какой! Но тут уж Царьградские прихвостни подкачали, не предупредили, что князь — сам боец хоть куда. Теперь остается одно, согласиться с предложением Волхва или отказаться. Но, можно ли доверять княжескому слову? Наверное, можно. Одно неприятно, этот уродливый Волхв говорил о каком-то деле. Так просто не отпустят, всем чего-то надо. Царьградским магам услуги наемного убийцы, этим русам… а кто их знает, дикий народ. Усмехнулся. Сам ведь тоже из их племени, хотя и взращен иной землей. Землей истинных варваров. Но правитель у русов мудрый, хоть и горяч на руку. Ничего, с возрастом это пройдет. Если доживет до старости, конечно.

В запястья зло врезались бронзные колодки. Это кузнец перетянул, специально, что руки не выскользнули. Теперь даже если попытаться их вытащить, вся кожа на колодках останется. Да и хлопотно это, убивать себя пустыми руками. Но что-то делать надо. Быть может согласиться с требованиями Князя, а потом выбрать удачный момент, да и прикончить его? Тогда дело можно считать законченным. А в Царьграде ждет достойная награда. С таким богатством можно зажить там богато и знатно. Теперь в купцы может даже нищий пробиться… если денег раздобудет. Но нет, не мог Северьян нарушить данного слова, и забрать его назад не мог. Так что обещание сковывает его по рукам и ногам. Выхода нет, сбежать невозможно. Тут даже стены так и жарят колдовством.

Так, мучимый сомнениями и душевными распрями, Северьян погрузился в больной и тягостный, полный кошмаров сон.

Когда на небо выползла первая черная, как смоль туча и тугие холодные капли оросили сухую, потрескавшуюся после засухи землю, из-за двери покосившейся хижины показалась лысая, точно сморчок голова старого Валима. Выцветшее, испещренное словно бороздами, глубокими морщинами лицо его расплылось в корявой зияющей кровоточащими деснами улыбке. Мимо, шаркая ногами, проходил Городон, кинул взгляд на старика, улыбнулся в ответ.

— Вот, дед Валим, и дожил ты до первого дождя. А говорил, что раньше в могилу сойдешь!

— Эх, Городон, — хриплым, больным голосом отвечал старик, — рад я, что окроплю напоследок старческие кости живой водой. Не хотелось помирать, радости людской не увидев.

— На все воля Рода, — махнул рукой Городон, — и наша с тобой жизнь в его власти. Что в книге судеб написано, того уже не вычеркнешь. А сейчас, радуйся, веселись вместе со всеми, покуда живы мы и целы наши дома!

С этими словами воин подхватил точно пушинку, примостившуюся на завалинке секиру, и твердой походкой зашагал в сторону собиравшейся на опушке толпы. А старый Валим остался радоваться в одиночестве. Потирая больные в синих выпирающих узлах ноги, поднял подслеповатые мутные глаза к небу. Темные, седые облака закрыли собой полнебосвода, вдалеке, где-то на окраине хвойного леса рокотал гром, давился раскатами и урчал, словно огромная болотная жаба. Сгорбленные, будто под тяжестью невероятной ноши, деревья встрепенулись; подбадриваемые порывами ветра, увядшие листья на глазах распускались, наливались живительным соком. Пожухшая, полинялая трава выпрямляла спину, вялые стебли поднимались, тянулись к вожделенной влаге, как дети тянутся к груди матери. Природа оживала на глазах, а это значило, что урожай не пропадет назло Ящеру; звери вернутся в леса — будет простор охотникам; река наполнится водой и селяне не погибнут от жажды.

— Хвала Сварогу! — прошепелявил Валим и, прикрыв гноящиеся веки, подставил лицо свежему дождю. Кристально прозрачные капли скатывались по щекам, словно слезы, замирали в расщелинах морщин, застывали в глазных впадинах. Крупные капли, точно землю орошали сухие потрескавшиеся губы.

На поляне веселились селяне. Молодые девки завлекали мужиков в кусты, бабы постарше горланили песни. Старики, кто еще не растерял силы, суетились среди молодых, поучая нерадивых отроков премудростям жизни, другие же, подобно Валиму, примостились на завалинках.

— Наши боги всегда с нами! — раздалось рядом. Валим открыл глаза, неясным взором вгляделся в широкую, чуть сгорбленную фигуру с посохом в руках. Между тем фигура приставила посох к стене, а сама примостилась рядом со стариком. Вперив мутный взгляд, Валим наконец разглядел хмурое лицо волхва Лукия. Длинные седые волосы водопадом спадали ему на плечи, на лбу перехваченные обручем. Широкие надбровные дуги скрывали цепкие зеленые глаза, узкие обычно плотно сжатые губы теперь тронула легкая, мимолетная улыбка.

— Боги помогают достойным, — хрипло сказал старик, — а ты Лукий, что не веселишься со всеми?

— Не мое это дело, зайцем скакать, да подолы девкам задирать, — усмехнулся волхв, — моя забота весь беречь да людей лечить. Да и стар я уже… — Лукий потянулся, тяжело зевнул.

— Не тебе о старости горевать, — молвил Валим, — ты еще и половину моей жизни не прожил, а уже судьбой гнушаешься.

— Нет, Валим, не судьбой я гнушаюсь, — мрачно сказал волхв. Взгляд его устремился куда-то вверх, за облака, там, где расправив крылья в личине сокола парит Род, — сон мне был вещий. Снилось, что пришли на наши земли черные безликие люди… не хочу говорить, но, боюсь, не долго нам осталось…

— Плохой сон, — подтвердил Валим, кривясь, потирая больную ногу.

— Вещий сон, всегда плохой, — тихо сказал волхв, — чую я перемены страшные. Пройдут они по земле Русской, словно дикий вепрь по огороду, взрыхляя основы, сжигая веру черным пламенем. Сам Ящер в страхе попятится перед новым злом, которое тяжким бременем ляжет на наши плечи.

— Смолкни, волхв, — хмуро сказал Валим, — не сей преждевременную беду своими словами. Лучше глянь окрест. Люди веселятся, радуются дождю, сотворенному при помощи Сварога твоими руками и возносят хвалу богам.

— Ты как всегда прав, Валим, — тяжело вздохнул Лукий, — а я, словно глупый отрок, брызгая слюнями вещаю о конце света, не разобравшись толком в собственных мыслях.

— Волхв должен сомневаться, иначе какой он волхв, — дружелюбно буркнул старик, вперив взгляд перед собой, где по раскидистыми ветвями дуба бегали и кричали мальчишки.

— Смотри, что Северьяшка вытворяет, — засмеялся волхв, словно ребенок, тыкая пальцем в дерущихся детей, — один супротив троих, — могучий воин вырастет. Хотя я все-таки надеюсь сделать из него волхва…

Лукий тяжело вздохнул. Мать мальчика убила себя, когда суженый ее погиб на охоте. Волхв корил ее и поныне. Не должна была она так просто уходить, бросив свое дитя на произвол судьбы… не должна… Когда она умерла, Северьяшке было два года. Повезло мальчонке, он так и не узнал, что значит потерять мать. Тогда-то волхв и взял его под свою опеку, остальные селяне не хотели принимать мальца в свою семью.

— Волхв из него не получится, — крякнул Валим, — Лютичи — могучие воины… Северьян, пострел шустрый, а ежели кто его обидит, спуску не даст ни кому. Эх, постреленыш! — усмехнулся Валим, — сколько говоришь весен ему?

— Семь, — шепнул Лукий.

А в это время Северьян, уже одолев Ледяшку и Зубра, зарычав, словно волк, повернулся лицом к стоящему на ногах Ярке. Тот, крикнув напоследок, утирая слезы, побежал к дому. А Северьяшка, бросив пренебрежительный взгляд на поверженных противников, неторопливо зашагал к сидящим старикам.

— Здоровья тебе дед Валим, и тебе дед Лукий, — поклонился он.

— За что побил мальчишек? — Серьезно осведомился Лукий, но в глазах волхва плескалась веселая задорная искорка.

— Они говорили, что Ящер сильнее Рода! Ведь это неправда?!

— Конечно неправда! — Заявил волхв.

— Ну вот и я им говорю то же, а они не слушают, — виновато потупил взор Северьян.

— Только ли из-за этого? — Хитро прищурился Валим.

— Нет, — признался мальчонка, — Зубр обозвал Дубравку глупой девчонкой.

— Значит из за девушки! —Засмеялся старик, — добро!

— И как ты только справился с ними, — всплеснул руками волхв, — ребята же старше тебя.

— Старше, но глупее! — Важно заявил Северьян. Тут же, засмеявшись, он развернулся и побежал к другим ребятишкам, весело крича и размахивая над головой сухой веткой.

— Ты прав, — шепнул Валим на ухо Лукию, — добрый витязь будет…

Сложно было сказать, наступило ли утро, или быть может, тело просто больше не нуждалось в отдыхе, но Северьян проснулся. Потянулся, повращал затекшими, и наверняка посиневшими руками, распрямил согнутую в три погибели спину. Сон, раненым зверем, медленно отступал, брызжа слюной, но, понимая, что упустил законную добычу. К тому времени, как заскрипела отпираемая дверь, пленник уже принял решение. Свет факела больно резанул по привыкшим к мраку глазам, Северьян зажмурился.

— Эй, дурачина! — Раздался хриплый мужской бас. — Что передать князю?

— Я согласен! — Ответил пленник. И тяжело вздохнул.

За ним пришли лишь к вечеру. Ловко расковали колодки, подхватили под руки, и потащили прочь из темницы. Когда, в свете факелов он разглядел их, то немало удивился. Нет, не простых дружинников прислал за ним Князь. Один, огромный грузный, но силен, как медведь. Другой высокий, подтянутый, глаза злые, лицо скуластое, нос тонкий, хрящеватый. Прямо лис в человечьем облике.

— Куда его, Люготич? — Спросил он у гиганта.

— К Владимиру в палаты. Приказ Князя.

— Да что он, совсем разума лишился!? — Воскликнул высокий, ослабив хватку, — может Владимир в свой терем всех воров да разбойников пригласит?

— Не наше это дело, Куман, приказы княжеские обсуждать. Сейчас оттащим его в терем, оседлаем коней и прямиком на заставу, в степь бескрайнюю. Там нам никто не указ!

— Эх, умеешь ты утешить! — Засмеялся Куман. — Ну, потащили.

Крепкие пальцы снова с силой вцепились в запястье. Северьян чуть не завыл от боли, но виду не подал, лишь сжал до хруста зубы. Теперь уже точно терять нечего.

С потолка свисали громадные клубки паутины и клочья старой замшелой коры, пахло кислятиной и крысиным пометом. Северьяна протащили по темным глухим коридорам, затем выволокли из темницы и потащили прямиком к княжеской трапезной. Из-за дверей высовывались любопытные лица челяди, дети зло смеялись и тыкали пальцами. Северьян сохранял на лице полнейшую невозмутимость, но в глубине души ему хотелось выхватить меч и порубить их всех в мелкую стружку. Слуги, казалось, прочли его мысли, с лиц их сползли любопытные улыбки, как шкура змеи во время линьки. Спустя мгновение все они скрылись из виду, словно муравьи, выскользнув всей гурьбой через дверной проем.

Трапезная Князя располагалась ярусом выше, там, где Северьян по воле обстоятельств оказался позапрошлой ночью. При дневном свете, обильно проливавшемся через распахнутые ставни, зала оказалась еще проще и неказистее, нежели ночью. За простым, неуклюже сколоченным столом восседал князь. Подле него расположился Волхв, еще страшнее и угрюмее, чем обычно. Медвежья морда вся сплошь заросшая жесткой, как щетина шерстью сохранила на себе след тяжелой бессонной ночи. Мелкие глаза, под нависшими бровями покраснели, Верховный время от времени жутко скалился, и не знающему человеку было невдомек, что он всего лишь зевает. Северьян даже дернулся от неожиданности, но быстро понял, что быть съеденным заживо ему не грозит. Хоть князь и жил просто, но питался, как и надлежит князю. Стол украшали разнообразные блюда. Жареный поросенок с гречневой кашей источал одуряющий аромат, утка, запеченная в собственном соку, так и просилась в рот, а уж бутыль вина, похоже, прямиком из Царьграда к столу пожаловала.

— Садись, садись, — буркнул князь, прикладываясь к золотому кубку. Видно было невооруженным глазом, насколько претит ему общество убийцы. Волхв держался не в пример дружелюбнее. Проследил, чтобы Северьяна усадили за стол, придвинул ему миску, до краев наполненную какой-то вкуснятиной. Северьян не был силен в знании традиционно русских блюд, лишь кое-что помнил из далекого, приходящего во снах детства, но накинулся на несчастную миску, как коршун на добычу. Голод давал о себе знать, и он, нисколько не стесняясь недовольно фыркающего князя, наполнил кубок стоящий поодаль кубок Царьградским вином под самую кромку и под недовольный взгляд Владимира залпом осушил его. Что ж, если хотели отравить — тем лучше. Но только вряд ли стоит на это надеяться.

— Чернь, — буркнул князь, — Так жрет только чернь и… богатыри. Но на то они и богатыри…

— Это значит, у тебя все богатыри — чернь? — Нагло ухмыльнулся Северьян, подловив князя на слове.

— Ты богатырей не тронь! — Взревел Владимир. — Тебе до них, как креветкой до Киева!

— Так прямо и креветкой? — Усмехнулся Северьян, ловя на себе бешеный взгляд князя.

Белоян как всегда вмешался вовремя. Еще секунда, и голова убийцы, капустным кочаном откатилась бы прямиком под стол. Когда злосчастное лезвие клинка устремилось к горлу пленника, Волхв что-то забормотал. Меч в руках Князя затрясся мелкой дрожью, так и не испив крови обидчика. Через мгновение меч с выпал из руки Владимира, и с грохотом обрушился на пол.

— Успокойся, княже, — процедил Белоян. — Ярость, она только в бою оправдана.

— Никогда так больше не делай, — прохрипел Владимир, поднимая меч с пола, — слышишь, Волхв, никогда!

Белоян промолчал. Но в зале явственно повеяло холодом и отчуждением.

— Сейчас. Говори, — Верховный Волхв тоже разозлился, и слова, обращенные к Северьяну, вырывались резкими и отрывистыми всхрипами. Что говорить, ясно и так. И убийца, вздохнув, выложил как на духу:

— Я клянусь в верности князю русскому Владимиру и передаю свою судьбу и жизнь в его руки. И пусть он распоряжается ею в свое усмотрение…

— Достаточно, — прошипел Владимир. — Уведите его.

В этот злосчастное утро судьба Северьяна так и не решилась. Не решилась она и на следующий день. Убийца провел сутки в ожидании заслуженной смерти, но, похоже, костлявая нарочито избегала свидания с ним. На этот раз его не повели обратно в темницу, а посадили в обыкновенный сруб, где Белоян предварительно сотворил парочку запирающих заклятий. Но, вопреки предположениям пленителей, Северьян и не пытался сбежать. Не пытался он и свести счеты с жизнью. Слово, решающее слово было произнесено, и нарушить его Северьян попросту не мог. Теперь его жизнь и судьба в распоряжении Князя. И он может сделать с убийцей все что пожелает. А пожелать он может многого. Но, возможно, что Владимир вопреки совету Волхва решит избавиться от Северьяна? Тем лучше. Разве не об этом мечтал Северьян? Быстрое избавление от терзаний, обязательств, принципов, и никаких больше ограничений. Впрочем, теперь все это уже не важно. Теперь жизнь его находится полностью в распоряжении князя. Клятва — дело святое.

К вечеру в сруб явился сам Верховный Волхв. Постоял, посопел, хмуря жесткие медвежьи брови, потом развернулся и вышел прочь. Явился он спустя час, злой, уставший, будто только одним и занимался, что деревья из земли выкорчевывал. Молча подошел, извлек из кармана белой тоги ключ, и долгое время возился с хитрыми замками, сковавшими ноги Северьяна. Наконец он закончил, и убийца вздохнул с облегчением — затекшие ноги медленно, но верно обретали чувствительность.

— Поднимайся, дурень! — Зло рявкнул Белоян, первым шагнув к выходу. Северьян прихрамывая, поспешил вслед за ним.

На улице было темно и тихо, пахло навозом, сеном и еще Ящер знает чем, Северьян вдохнул полной грудью и тут же закашлялся, привык к подвальному холодному духу, уличный воздух теперь хуже дыма.

Они пошли вдоль высокой, частоколом, деревянной стены. Из темноты недоверчиво косились стражники, держа наготове луки. Северьян усмехнулся: Волхв оказывается, не слишком доверяет слову убийцы, раз выставил такой эскорт. Белоян, будто прочитав его мысли, сказал:

— Распоряжение Князя. Он все еще не верит твоим словам, придется доказывать делом.

— А кому же он верит? — Невпопад спросил Северьян.

— Да никому. Он себе на уме, что в голову взбредет, то и вытворяет. Молодой еще, горячий. Остепенится, по-другому думать станет.

— Что-то ты со мной слишком разоткровенничался Волхв, — убийца подозрительно прищурился. — Никак, гадость какую затеваешь?

Белоян беспечно усмехнулся.

— Нет, Северьян. Ничего дурного на уме у меня нет. Думаю, как лучше тебя на прочность проверить, работенку хочу придумать, да никак не выходит.

— Не морочь себе голову бессмысленными проблемами, Волхв. Доверься року, он сам изберет мне путь.

Задумчиво зевнув, Белоян хлопнул огромной пастью так, что клацнули зубы.

— Может ты и прав, Северьян, порой судьбе довериться самое подходящее дело, — и между делом добавил. — Вот гляжу на тебя, умный ведь, слов зря на ветер не бросаешь, и силен, как бык. Так чего ж тебе не жилось как всем, почему потянуло на кровавые дела? Мог бы ведь в дружину, а не… Ты же русич!

— Смешной ты, Волхв. — Оборвал его Северьян. — Пытаешься наставить на путь истинный, да опоздал ты уже лет на двадцать. Да, я русич, но я не выбирал свой путь, судьба распорядилась выбить из меня все человеческое, но я теперь иду свободно и легко и горжусь своим промыслом. Совершенных убийц найти очень сложно, а я полноправно считаю себя одним из них. Только кодекс убийцы гласит вещи очень для меня неприятные. Я так погряз в обещаниях и клятвах, что теперь уж сам не знаю, кому я все-таки служу. То, что я перестал быть хозяином, как своего тела, так и души, я понял уже давно. Теперь лишь смерть может исправить все ошибки. Но я и ее вручил в руки твоего Князя.

— Что ж, я понимаю тебя. Честь — штука тонкая, береги ее, если можешь. А я уж постараюсь сделать так, чтобы Князь не слишком на тебя давил и не злоупотреблял в поручениях. Но ты сам выбрал свой путь, так что иди по нему покуда простирается дорога.

— Мне больше ничего не остается, — вздохнул Северьян.

Вслед за Белояном он вошел в небольшой приземистый дом. Дверь за спиной громко хлопнула, и Северьян оказался в полной темноте. Рядом что-то скрежетнуло, то волхв поджег лучину, и комната осветилась тусклым дрожащим светом.

— Здесь ты будешь жить, — просто заявил Волхв.

Что и говорить, домишко не блистал роскошью и не многим отличался от сруба. В центре комнаты скособочился широкий приземистый стол, с одной узкой лавчонкой слева, у стены некое подобие кровати — жесткая лавка чуть пошире той, что подле стола. Над ней окно, маленькое, затянутое серой тряпкой.

На полу подозрительно шебуршало. Северьян посмотрел под ноги и ужаснулся, по полу суетливо носились тараканы. Их было много, все крупные, с палец толщиной, похожие на большие подсолнуховые семечки.

— Что поделаешь, без них никуда, эти черти везде живут, как их не гоняй, — виновато молвил Верховный. Северьян только сейчас вспомнил, что он в комнате не один.

— И мне здесь жить? — Неверяще переспросил он.

— Угу. Обустраивайся, располагайся, в общем. Это конечно не царские палаты, но куда лучше темницы. С рассветом принесут еду, а сейчас лучше спи, утро вечера мудренее.

Сказал и вышел прочь, громко хлопнул дверью.

Северьян прислушался, не заскрипит ли внешний запор, но посторонних звуков не было. Значит, все же доверяет Волхв, не боится побега. Опустошенный, он сел на узкую неудобную лавку, заменившую кровать. Под ногами снова захрустело, несколько раз наступил на тараканов. Хорошо хоть обувку вернули, голыми ступнями да по этим тварям, очень уж неприятное занятие.

На душе неприятно скребли кошки. Что-то уж слишком разоткровенничался со своим пленителем, не стоило этого делать. Кто знает, что на уме у Волхва. Он ведь уже и не человек, так, оборотень какой-то. Хотя, с другой стороны, терять нечего. Уже нечего.

Еще раз, оглядев неказистую комнатушку, Северьян забрался с ногами на лавку, прикрылся предусмотрительно положенной в ногах шкурой и закрыл глаза.

— Ну, здравствуй, новый дом, — с усмешкой пробормотал он и моментально заснул.