"Указка" - читать интересную книгу автора (Кошкин Алексей)ГЛАВА ПЕРВАЯМуж у Нины идиот. Ставит тапочки на стул. Это чтобы Мурка не нашла. Утром Нина, не в силах еще открыть глаза, включила чайник и присела на этот самый стул. Но Мурка-то не идиотка. Мурка за ночь нашла тапочки. Нина второпях искала другое платье. Испорченное платье положила на подушку перед спящим мужем (может, проймет), а время бежало, и на кофе его не осталось. Кофе она выпила только на работе. Затемненный коридор повернул и уткнулся в дверь, ключ от которой Нина приносила с собой (второй был у Кати; Катя дежурила ночью). Нина заперлась, поставила галочку в журнале «Пришла-ушла». Пока включался компьютер, пока кончались последние минуты перед открытием окошечка, она заварила кофе и расслабилась. Хорошо… Открыла окошечко. Только что сел самолет. Опять возвращенцев привез. Новых иммигрантов. Нине их жаль. Идут мимо окошечка, несут чемоданы, а смотрят под ноги. Стыдно, что уехали когда-то. А теперь — неизвестность. Хотя бояться-то нечего. У нас всем найдется место. Будете в театры ходить. Спортом заниматься. На рыбалку ездить. А главное — дети будут довольны. Одухотворятся дети… …Пассажир крутился на месте. Милиционер, стоявший поодаль, остановил на нем взгляд. Поправил фуражку и подошел. При виде милиционера пассажир потупился и поджал губы. После чего распрямился и постарался придать лицу уверенность. Нина тихонько засмеялась. Это выглядело, как сцена из комедии. — Простите, сударь! — начал милиционер, вытягиваясь и отдавая честь. — Я старший сержант патрульно-постовой службы Иванов. Не нужна ли вам какая-нибудь помощь? Пассажир протянул ему свои бумажки. Он побледнел и, быстро мигая, смотрел на милиционера. Сержант Иванов тоже растерялся. Бумажки не принял. — Простите?.. — сказал он. Пассажир заторопился: — Вы ведь потребовали мои документы… Вот удостоверение личности, вот билет, вот разрешение на иммиграцию… Милиционер перестал отдавать честь. — Я ничего не требовал, — сказал он. — Я думал, помощь моя нужна… Если вам, сударь, показалось, что я был груб, то я прошу у вас извинения… Если это возможно, не подавайте жалобу моему начальству, — добавил он упавшим голосом. Пассажир спрятал документы. — Ну… Ладно… — сказал он. — А помощь и вправду нужна. Я подозреваю, что у меня из кармана вытащили бумажник. Понимаете, я попал в толпу встречающих… — А вы уверены, что бумажник не мог вывалиться сам? — Он был во внутреннем кармане пальто. И пристегнут ремешком. Ремешок как будто обрезан… Нина перестала посмеиваться. «Бедняга», — подумала она. Не потому, что деньги потерял. Деньги-то найдут, а вот как он испугался обычного милиционера! Сразу видно, что страхи свои с Запада привез. Нина читала, что на Западе полицейские хуже уголовников. Взятки вымогают, избивают. И убить могут, если не понравишься им ты. А тело закопают на городской свалке. По телевизору видела: там огромные свалки мусора в черте города, а над ними вороны кружат. И чайки, если у моря. От этих свалок там и вонь, и болезни. А властям никакого дела нет. Власти там только о том и думают, как побольше под себя добра подгрести. Да только добра там никакого уж не осталось. Давно все разворовали, да еще из Африки все золото вывезли, чтобы на него порнографию производить и нам нелегально подбрасывать… «О чем это я? А, иммигранты. Дети-то ваши одухотворятся в России. На Западе-то в школах (которые еще остались) православие не изучают. Там все баскетбол да бейсбол, а еще — страшно сказать! — половое воспитание». А еще на Западе белых мучают… … Телефон. Нина приготовила улыбку и взяла трубку. — Доброе утро! Администратор. — Ниночка, это я… Муж. Можно без улыбки. — Ниночка, ты куда мои лыжи убрала?.. Да, сегодня ведь среда… Нина говорит, что лыжи в шкафу. — Что значит — в шкафу? У нас шкафов много… Шкафов много. Они вышли у мужа из-под контроля. Нина дает координаты искомого шкафа. «… Да, так о чем это я? А, на Западе белых мучают. А что, разве нет? Черные полицейские как только видят белого, тут же давай его обыскивать — вдруг у того бомба? А тот и сделать ничего не может. Ведь у кого черная кожа, те высокие и мускулистые, а белые — все в очках и на компьютерах работают. Говорят, белых там к компьютерам приковывают наручниками, а если даже нет, то в каждом офисе подвешена видеокамера. Стоит белому от компьютера отойти, сразу идет сигнал. Возвращается белый, а на его месте уже чернокожий сидит и ножом поигрывает: уходи, мол». А у черных-то мускулы и правда ничего. Нина видела в журнале. И все остальное тоже ничего. Нина чуть позавидовала белым женщинам, которых мучают такие черные парни. Надо бы мужу показать: вот как надо. Да только куда там!.. Пассажир, который потерял деньги, постучался в окошечко. Нина заметила, что он прилетел почти без вещей. Все уже получили свои чемоданы, а у этого была лишь сумка через плечо. Пассажир сказал: — Сержант говорит, что заявление о потере денег нужно написать и отдать вам… А сам уже пошел вора искать. Только глянул, как ремешок отрезан. И сразу говорит, что это работа какого-то Старобабина. Нина улыбнулась. Сначала с сочувствием, а потом — ободряюще. — Ну, Старобабин у нас один на весь город… Деньги непременно найдутся. Вот, заполните форму… «Все? Нет». — Возьмите ручку и присядьте за столик — так вам будет удобнее. «Все, пишет. Правда, я не добавила „сударь“, но он, кажется, не заметил». Телефон. — Доброе утро. Администратор. — Ниночка, извини. Там только лыжи, а палок нет. — Может, не пойдешь сегодня на лыжах? — Но ведь сегодня среда! — Тогда попробуй без палок. Раз-раз, как на коньках. — Придется… Ниночка, представляешь, до чего Мурка дошла? Ты оставила где-то свое платье. А Мурка — мало того, что помочилась на платье, она затащила его в нашу постель и положила на подушку… Опять заглянул пассажир. — Готово заявление. Простите, не знаю вашего имени… Нина спохватилась, поправила табличку на груди. — Нина, у меня к вам такой вопрос. Я подозреваю, что если деньги найдутся, то милиционер их мне не вернет. Как вы думаете?.. Там ведь почти тысяча долларов! Нина склонила головку набок, не потеряв улыбки. — Тысяча? А что он будет делать с вашей тысячей? Буфет у нас бесплатный… Да и вообще… — Нина куснула губу, но не удержалась, спросила: — Вы на Западе где жили? — В Нью-Йорке… Нина почувствовала холодок. — Понятно… Что же, у нас, слава богу, не Нью-Йорк. … Нью-Йорк. Пугающая тишина. Слышно, как плещутся волны в Ист-Ривер. В спину светит луна. Тень на асфальте шевелит руками, тянет их к Нине. Больше всего Нина боится кого-нибудь встретить. Нина знает английский, но сейчас он вылетел из головы. И сухой язык неподвижен во рту. Вдруг — машина. Все ближе, ближе. Нина беззвучно плачет. В ушах нарастает звон. Из машины выходят люди. В руках у них ничего нет. Они идут к Нине. Нина пытается убежать. Ее догоняют. Валят ничком. Нина слышит, как с нее сдирают платье, но она уже далеко… Рядом с мужем. Муж храпит. Нина заплакала по-настоящему. Пошла к книжной полке, достала атлас мира. Вот он, Нью-Йорк. Вот Ист-Ривер. Ногтями Нина царапает карту, выдирает ее и кидает в мусорное ведро. Все. Можно спать. … Осень. Густая трава на пустыре. Такая сухая, что, когда идешь по тонкой тропинке мимо шахматных столиков, так шуршит, что слышно в соседнем дворе. Темно и холодит; Нина в короткой юбке. Впереди стоят бритые парни, курят и сплевывают. Смотрят на Нину, как она подходит. — Это кто вам разрешил курить? — сердится Нина. — Наверняка вам еще нет восемнадцати… И кто вам дал право собираться и загораживать дорогу? И тем более плеваться?! Парням делается совестно. — Простите, сударыня. Мы завтра идем Родине служить. Вот, гуляем, прощаемся. Решили покурить один раз — хоть узнаем, каково это. В армии курить уже не разрешается. А восемнадцать нам есть, честное слово!.. … Нет, не все. Нина не может уснуть, хотя муж больше не храпит. Нина идет в другую комнату. В третью. В четвертую. Находит Мурку только в пятой комнате. Мурка обожает спать на пуховых креслах. Нина будит Мурку, целует в спинку и вздыхает. Подходит к окну. За окном ее город. Близкие и далекие многоэтажки подсвечиваются прожекторами. В парке мигают фонарики. Луна совсем не страшная. Мурка на руках сворачивается в клубочек. Нина кладет ее обратно на кресла, одевается и торопится в парк. Там, кажется, праздник. Ну а если нет, то можно просто походить по ночным улицам… … Нина видит, что парни говорят правду. Она смягчается: — Ну, ладно, гуляйте… Служить в вооруженных силах нашей Родины — великая честь. Она выпадает не всякому, а лишь самым достойным. Я рада за вас. Парни довольны хорошими словами. — Прощайте, сударыня… Счастливо вам! … Иногда все-таки приходили какие-то видения из прошлого. Казалось, они до сих пор не оставили надежды просочиться в реальность. Тогда Нина старалась проснуться, а если не получалось — включала радио. В третий раз заглянул пассажир. Он махал руками и сиял. — Нашли!.. Вернули!.. Правда, этот Старобабин сумел убежать, но за ним следят через спутник… Нина говорит: — Администрация приносит вам извинения за эту маленькую неприятность. Надеюсь, вы сохраните хорошее настроение. — Спасибо вам! Спасибо! Вы были так добры… Нина улыбнулась чуть шире. — Прощайте! — сказал пассажир. — Как я рад, что вернулся! Как я рад! Только бы это не было обманом… … Телефон. — Доброе утро. Администратор. — Ниночка, только не сердись… — Ты уже третий раз звонишь по служебному номеру! — Я не бегал. Лыжа сломалась… Нина побледнела. — Отремонтируй… — Я уже пробовал. Только она еще больше сломалась… — Идиот! Козел! — крикнула Нина. — Хочешь нас совсем без денег оставить! Она замахнулась трубкой. Разбить, уничтожить! Не слышать мужа никогда!.. В это мгновение над аэропортом включилось радио. Ударили первые аккорды. Под потолком, как воздушные шары, полетели медленные звуки трубы. Вступили струнные. Стало свежо и спокойно, как посреди облака золотого света. Плечи Нины опустились. Она положила трубку и встала, прямая и печальная хорошей печалью… …налог на владение персональным компьютером. Я как про эту хрень узнал, быстренько все провода повыдергал, железо в чемодан сложил. Эти, из налоговой, в любой момент могут облаву устроить. У меня что, доллары лишние? И пошел бродить по окрестностям с этим чемоданом. А это где-то в полдень было. Жарко, отовсюду солнце лупит. А на деревьях теперь листьев мало совсем, тени никакой. Я пару кварталов прошел, слышу — едет кто-то. Ну, я присел за дерево, гляжу поверх чемодана. Не очень прятался, потому что в нашем районе ничего такого еще не началось. Смотрю — автобус идет. Не очень быстро. Понятно, пассажиров ищет. Внутри только водила. Водила ко мне подруливает. Высунулся в окно и говорит: — Подбросить куда? А сам так глянул вокруг — есть со мной кто или нет. Понятно, дурак он, что ли, компанию подвозить? Я спросил его: — А ты где обычно ездишь-то? Вроде следов на тебе нет никаких… Это я про то, что на автобусе ни пулевых отверстий, ни осколочных. Вообще ничего. Гладкий такой, белый с синей полосой и блестит. А районных обозначений, вроде как раньше писали: «Q» или там «Вх», сейчас не ставят, чтобы террористам сложнее ориентироваться было. Водила усмехнулся и говорит: — Да это новый автобус! Их еще перед всем этим делом выпустить успели, а потом забыли. Раньше я по Джерси гонял. Там мой старый автобус и сгорел. А сейчас я здесь. Второй день езжу. Так тебе куда?.. — Никуда, — говорю. — Хочешь, я тебе комп отдам? За десять баксов? — Пошел ты, — говорит. А сам ехать собирается. — Сам пошел, — отвечаю. — Ну давай, пять баксов? Тут он поехал. Ладно, думаю, езжай куда хочешь. Недолго тебе гладеньким быть. Уж кто-нибудь, да пальнет. Я с чемоданом этим еще походил. Никто брать не хочет. Посылать-то прямо в лицо никто больше не решается, а так, намеками только. Ну, я понял, что все уже про этот налог дурацкий прослышали. Сами небось не знают, куда свои компы девать. Поставил я тогда чемодан на тротуар, пнул так легонько, вроде как на прощание, а сам домой пошел. Вообще-то жалко, думаю. Давно он у меня, комп этот. Потом думаю: нет, не жалко. Все равно Интернет во всех Штатах запретили. А монитор сороконожками загажен. Сороконожки, думаю. Говорят, они не опасные. Но я так думаю, что раз они во всем Нью-Йорке тараканов сожрали, то и человеку навредить могут. Надо ими заняться. Надоели уже — по дивану моему ползать. Дома я из подвала мешок какой-то выволок. Нюхнул аккуратно — похоже, то, что надо. Стал я эту отраву по всем углам разбрасывать, а сороконожки от меня убегать давай. По всему полу расползлись, ступить некуда. Я тогда вообще стал в них эту отраву горстями кидать, руку какой-то тряпкой обернул. Мне их давить противно, да и потом они отскребаются плохо, а я чистоту люблю. Смотрю, они от отравы вроде не дохнут. Тут меня зло взяло. Что, думаю, в этой стране вообще уже служб никаких не осталось?.. Я телефон схватил, «девятьсот одиннадцать» набрал. Жду, что будет. Минуты две, наверно, ждал. Потом слышу — отозвался кто-то, а голос вроде как спросонья. — Что, уже купил? — спрашивает. — А чего не едешь? — Ничего я не купил, — говорю. — Это спасатели? У меня тут проблема. Он вроде как не въехал. — Какая, — говорит, — проблема? Что, не продают?.. — Але, спасатель! — кричу ему. — У меня тут сороконожки-людоеды! Они размножаются прямо на глазах. Вы должны с ними бороться. Вы спасатели еще? Или… Тут я им сказал, за кого я их держу. А спасатель какой-то флегматик попался, вроде финна. Отвечает прежним голосом: — Зачем куда-то ехать?.. Ты, парень, Чипа с Дейлом насмотрелся. Давай, я тебя научу, как самому справиться. Мы тут ловушку разработали, каждый может сделать. — Давай, — говорю. — Их там много? — спрашивает. — Ну вот, поймай одну. Я бумажку взял, сороконожку одну подсадил и завернул. Держу в кулаке. — Поймал? — Ну поймал. — А теперь, — говорит, — засунь ее себе в задницу. Когда она задохнется, следующую лови, и так далее… Все понял? — Понял, — говорю. — Думаешь, я тебя не найду? Нью-Йорк город маленький, восемьсот тысяч жителей всего. Я твой голос хорошо запомнил… Думал, он заржет хотя бы, но, наверно, я не один такой звоню. Сороконожка в бумажке у меня сидит. Я эту тварь в мешок с отравой кинул. Что за бумажка, думаю. Смотрю, а это записка от Паулины. Вот ведь, думаю! Два месяца эту записку не рвал, валялась она везде… |
||
|