"Черная роза" - читать интересную книгу автора (Костейн Томас)

Глава 8. ПЕЛЮ

1

Обитатели синей юрты продолжали жить довольно спокойной жизнью. Но это не значило, что так же спокойно протекала жизнь всего каравана. На их пути встречались разные народы, и постоянные стычки порой выливались в открытые конфликты. Хотя маленький отряд жил как бы в вакууме, но до друзей все равно доносились отголоски конфликтов. Баяну было очень трудно сдерживать своих людей и не давать им приближаться к женскому лагерю. Ему пришлось удвоить стражу, охранявшую шелковые стены сераля.

Во время вечерних прогулок Уолтер часто останавливался, чтобы посмотреть на закрытый синими покрывалами сераль. Ему казалось, что это сооружение очень напоминало скинию, которую дети Израиля каждую ночь воздвигали в пустыне. Но на самом деле здесь все резко отличалось от места поклонения израильтян. Если молодой человек вдруг оказывался слишком близко к этим стенам, то сразу же раздавался резкий приказ убираться отсюда подальше, а за ним следовали оскорбления типа: «Грязный западный выродок, твое дыхание отравляет все вокруг сильнее, чем дыхание верблюда, нажравшегося дикого чеснока». Вокруг сераля всегда прохаживалось множество караульных с обнаженными мечами.

Иногда женщинам позволяли совершить вечернюю прогулку. Прежде чем они выходили, мужчин собирали в дальнем конце лагеря, где они не могли разглядеть прекрасных конку-бин. Прогулки были короткие. Женщины всю свою жизнь практически прожили в гареме и не любили долго ходить. Они выходили попарно с прикрытыми плотной чадрой лицами и почти сразу, болтая, возвращались обратно, по дороге с любопытством поглядывая на столпившихся в отдалении мужчин. Однажды внезапно стала приближаться вторая песчаная буря, и им пришлось в панике вернуться. Уолтер находился неподалеку от тропинки, по которой они торопились к своей юрте. Сильный ветер шаловливо играл с покрывалами, и он смог рассмотреть некоторых из женщин. Юноша был страшно разочарован. Если судить по европейским меркам, то дамы были слишком смуглыми, чтобы считаться красавицами. Но у большинства из них были красивые темные глаза — глубокие влажные озера, которые с любопытством поглядывали на него, пока девицы пробегали мимо.

В Самарканде к каравану присоединился один купец. Поздней жаркой ночью он попытался проникнуть в «запретную зону». Послышались громкие вопли, и его быстро оттуда выдворили два евнуха. На следующий день стало известно, что наглый торговец будет примерно наказан перед началом марша. Некоторые непосвященные были удивлены, когда его усадили на верблюда и приказали уезжать из лагеря в песчаную пустыню. Уолтер видел, как на лице преступника, погонявшего верблюда, появилось облегчение. Но все поняли, что сейчас случится нечто ужасное. Монголы построились в два рада, громко хохоча над попытками несчастного заставить двигаться своего верблюда побыстрее. По сигналу они достали самострелы, и через секунду воздух почернел от огромного количества выпущенных стрел. Верблюд и всадник оказались на земле. Издали человек напоминал копченую свиную ногу, щедро начиненную гвоздикой!

Наконец наступила светлая оглушающая восточная весна, и пустыня засверкала раздольем волшебных красок. Уолтер начал подниматься очень рано. Как-то утром он обнаружил, что восходящее солнце освещает полог из синих цветов, простирающийся до самого горизонта. Вечером этих цветов еще не было.

«На Востоке все происходит неожиданно», — подумал молодой человек.

Так оно и было, и именно в этот день события завершились весьма необычно.

Все случилось из-за птицы, которую завела Мариам. Несколько дней назад вечером к ним в юрту на тепло залетел птенец совы. Мариам поймала его и, несмотря на уговоры, решила оставить себе. Девушке нравилась странная птица, она почему-то назвала ее Питером Дупадулусом.

Все подшучивали над ней из-за странного увлечения, но Мариам стойко защищала своего любимца. Она говорила, что Питер удивительно умен. Днем птица ехала вместе с Мариам на жердочке, которую изготовил Уолтер, а ночью спала, привязанная обрывком веревки к переднему горбу ее верблюда. Уолтер часто слышал и как девушка разговаривала с птицей.

— Питер, — жаловалась Мариам, — вот бы у меня было что-то новое, чтобы я могла надеть сегодня. Если бы только красавец Уолтер и мой милый добрый Тристрам могли меня увидеть в чудесном белом платье, которое раньше у меня было!

Однажды, когда девушка не подозревала, что в юрте кто-то есть, Уолтер услышал, как она сказала:

— Эй ты, птица, похожая на старое каменное изваяние, почему ты на меня так уставилась? Потому что я накладываю на щеки румяна? Ты что же, считаешь, что мне не стоит и стараться хорошо выглядеть? — Последовала пауза, а потом Мариам очень серьезно добавила: — Ты на меня глядишь, как могла бы на меня смотреть знатная леди Ингейн. Слишком гордо, насмешливо, сверху вниз!

Утром, когда караван собирался в путь, мимо них проехал Орту Заика. Он увидел сову, сидевшую на плече девушки, натянул поводья и гнусно захихикал, а потом нагнулся с седла и попытался насадить птицу на копье. Тристрам направил коня между ними и обхватил монгола за талию. Потом поднатужился и одним рывком свалил его на землю. Трис быстро спешился и, когда монгол попытался вытащить меч, навалился на него, как медведь, так что тот не мог пошевелиться. Тристрам принялся так трясти Заику, что голова с желтой кожей моталась вперед и назад, а кривые ноги болтались, как у чучела под порывами сильного ветра. Трис отшвырнул врага, и Орту покатился по земле.

Монгол был потрясен и просто пополз подальше от бешеного англичанина. В самом начале ссоры вокруг собрались всадники. Они не вмешивались, качаясь в седлах от хохота при виде поражения своего соплеменника.

— Остерегайся его, — предупредил Уолтер Триса, когда монгол немного пришел в себя и медленно вскарабкался на коня. — Ты его осрамил перед товарищами, и он не успокоится, пока не отомстит!

Трис рассмеялся:

— В следующий раз я вытрясу душу из его сального тела. Уолтера очень обеспокоило это происшествие. А вдруг ему не показалось, что Орту помедлил, прежде чем кинуться на птицу, и внимательно взглянул в темное лицо сидевшей на верблюде девушки? Если Орту Заика что-то заподозрил, то обязательно станет допытываться до правды.

Уолтер подъехал к Мариам, чтобы высказать ей свои сомнения. Она была напугана и сидела, низко опустив голову. Он подумал, что в грязном платье и шароварах она напоминала несчастного негра-попрошайку. Сова пыталась освободиться от веревки и громко кричала. Уолтеру вспомнилось, как он в последний раз видел Ингейн. Она гордо сидела на чистокровной лошади и держала на перчатке дорогого сокола. Золотистые пряди волос выбивались из-под прелестной сетки, синие глаза сверкали красотой и надменностью. Это был неприятный контраст между двумя девушками.

«Уолтер из Герни, может, это именно тот урок, который тебе требуется, — подумал молодой человек. — Ингейн кажется тебе совершенством, но сравнение с Мариам оказывается не в ее пользу».

Он легко тронул коня каблуком. К этому времени он научился ездить по-восточному, оставляя свободными поводья. По дороге он продолжал рассуждать о том, что это Восток и жизнь здесь течет абсолютно по-иному. Уолтер считал, что образ жизни в Англии гораздо чище и лучше. Ему не следует совсем забывать о доме, но он продолжал принимать на вооружение новые идеи, знакомиться с новыми людьми.

Вспоминая о доме, юноша немного успокоился. Он подумал, как себя чувствует мать, не отразился ли на ее здоровье отъезд сына? Удается ли зарабатывать деньги деду? Сейчас в Герни все покрыто зеленью, в лесах множество разных цветов. Интересно, как дела у Ингейн? Вышла ли она за Эдмонда? Если да, то не жалеет ли об этом и не вспоминает ли о нем?

Вечером Уолтер был очень молчалив. Мариам понимала, что его что-то волнует, и тоже притихла. Они сидели втроем у огня и почти не разговаривали друг с другом. Капризная погода испортилась, дул сильный сырой ветер. Шкуры бились о шест, и казалось, что это старается неутомимый барабанщик. Наконец Мариам поднялась:

— Сегодня мы все не в настроении. Мне кажется, что Уолтер на меня за что-то злится. Я отправляюсь спать.

Когда девушка ушла, Тристрам заговорил о том, что рассказал ему Махмуд. Лю Чунг попал в какую-то неприятность. Уолтер сразу насторожился:

— Его подозревают в том, что он помогал удрать Мариам?

— Нет, нет, слава Богородице! Мне кажется, что он чересчур старательно пытался украсить свое гнездышко. Он покупает почти все продовольствие, и Баян назначил проверку. Он грозит Лю Чунгу наказанием под названием «прогулка по веревке».

До них доносились слухи об этой ужасной монгольской каре. В лагере пока никто еще не подвергался подобной жестокости.

— Лю Чунг не выдержит этой пытки, — сказал Уолтер.

— Иногда жертва выживает. Но эта глыба жира не умеет по-настоящему сопротивляться. Возможно, он мостил свое гнездышко пухом в последний раз.

Огонь угасал, и воздух в палатке стал прохладным. Тристрам встал и потянулся… Вдруг сова резко вскрикнула.

— Что случилось? — спросил Уолтер.

Он увидел, что Трис осторожно обходит его сзади.

— Не вставай, Уолт. — В голосе друга звучал страх и отвращение. — Ради бога, не двигайся. Прошу тебя, сиди смирно!

Уолтер, не поворачивая головы, скосил глаза и замер от ужаса. В теплую юрту вползла змея и свернулась в клубок рядом с ним. Судя по рисунку на уродливой широкой голове, это была гадюка. Она глядела прямо на него. Уолтер так сильно боялся змей, что должен был обязательно отпрянуть от нее, но сейчас он застыл от ужаса. Он заставил себя отвести от змеи взгляд и каждую секунду ждал, что его ноги коснутся ядовитые зубы.

Трис осторожно взял в руку палку и прошептал:

— Какая гадость, но я с ней сейчас расправлюсь.

Уолтер почувствовал, что у него похолодели кончики пальцев. Он ощутил позади себя движение занавески. Мариам подавила крик и ринулась в середину юрты.

— Не смей! — крикнул Уолтер.

Она пробежала за его спиной и резко схватила змею за хвост. К счастью, рептилия еще не отошла от холода, и девушка с криком швырнула ее к стене. Уолтер разом вскочил на ноги. Змея стала извиваться и грозно подняла отвратительную голову. Тристрам был наготове и одним сильным ударом размозжил голову ядовитой гадины.

Мариам потеряла сознание и упала головой прямо в пепел очага. Уолтер увидел, что девушка обнажена до пояса. Он помедлил, прежде чем подложить ей руку под голову.

— Махмуд, воды!

Махмуд проснулся при первых возгласах и взобрался наверх по шесту, а сейчас орал не переставая. Воду принес Трис после того, как отбросил останки змеи подальше от юрты.

— С ней все в порядке? — взволнованно спросил он.

— Она упала в обморок.

— Я слышал шум в других юртах лагеря, — сообщил Трис, внимательно взглянув на бледную девушку. — Наверное, из-за похолодания змеи устремились в палатки. Пойду насыплю песок у края палатки, чтобы к нам больше не пожаловали нежданные гости.

Мариам вздохнула и вздрогнула.

— Я так боюсь змей, — слабо промолвила она. Девушка открыла глаза; увидев, что к ней наклонился Уолтер, она с ужасом спросила: — Где она?

— Трис убил ее, — ответил Уолтер. Он поддерживал девушку рукой за обнаженные плечи, и ее голая грудь прижималась к нему. — Тебе лучше?

— Да, мне уже лучше. — Мариам села и вдруг заметила, что она полуголая. Девушка вскочила и исчезла за занавеской. Через некоторое время она появилась, снова полностью одетая. Уолтер видел, что щеки у нее оставались бледными.

— Ты спасла мне жизнь, — сказал Уолтер.

— Я даже не понимала, что делаю. Все произошло слишком быстро. — Мариам покачала головой. — Нет, не я тебя спасла. Это был Питер. Если бы он не увидел змею и не предупредил нас… — Она нервно засмеялась. — Я тебе говорила, что это мудрая птица. Уолтер, я тебе это уже говорила.

— Должен признаться, что ты была права. Мариам, это не Питер схватил змею!

Махмуд, все еще остававшийся на верхушке шеста, начал спускаться, приговаривая:

— Махмуд не любить змей. Тристрам вернулся и спокойно сказал:

— Больше к нам никто не заползет. Как себя чувствует Таффи?

Ему не ответили, потому что Уолтер поднял вверх руку, призывая к тишине. Он наклонился вперед и внимательно прислушался.

— Шаги, — шепнул он. — Вот послушайте. Кто-то подошел к юрте.

Мариам побежала за занавеску и стала торопливо искать смесь, чтобы наложить на лицо темную краску. Несколько колец занавески упали с крюков, и Уолтер стал их надевать, чтобы скрыть Мариам. Внезапно он остановился и показал на край палатки рядом с собой. Молодой человек едва смог перевести дыхание.

Из синей шелковой подкладки торчал кончик кинжала.

Уолтер посвистел, чтобы привлечь к себе внимание друзей. Они смотрели на кинжал, а тем временем кто-то снаружи продолжал резать ткань. Кинжал двигался бесшумно и медленно, прорезая внешний войлок и внутреннюю шелковую подкладку, пока отверстие не стало достаточно большим. В разрез просунулись желтые пальцы, раздвинувшие края, и показалось лицо, уставившееся на них. Они видели выпученные глаза, которые, внимательно всех осмотрев, остановились на секунду на недокрашенном лице девушки. Пальцы пропали, и дыра закрылась.

Несколько мгновений в палатке царила тишина.

Потом Уолтер промолвил:

— Я уверен, что это был Орту Заика!

Мариам подошла к нему и крепко сжала его руку.

— Я должна уйти, — прошептала она. — Это единственный выход. Если они найдут меня здесь, вы все пропали! Это нельзя допустить.

— Он все понял, и нам не остается ничего иного, как только ждать, — сказал Уолтер.

Тристрам достал лук и начал подтягивать тетиву.

— В темноте мне будет трудно стрелять, но, по крайней мере, я смогу отправить парочку из них в ад, откуда они явились!

Услышав шаги снаружи, Трис быстро повернулся ко входу. Он натянул тетиву и поднял лук. Уолтер стал рядом с ним, крепко зажав в руках кинжал. Он почувствовал, как Мариам коснулась его руки, и понял, что она стояла возле него.

— Клянусь Богом, — сказал Трис, — мы дорого продадим наши жизни!

Но в юрту вошел Лю Чунг. Он был изумлен, увидев, как его собирались встретить. Его лицо еще сильнее побелело, и было видно, что китаец сильно взволнован. Руки у него дрожали, глаза бегали на бледном неподвижном лице.

— Это Лю Чунг прорезал дыру? — спросил Уолтер, показывая ему отверстие.

Повернувшись к дыре, Уолтер поразился, потому что кинжал оставался на месте. Под собственной тяжестью кинжал провис, и торчало все лезвие.

Лю Чунг отрицал, что он проделал дыру. Он был настолько взволнован собственными неприятностями, что сначала не понял, что же такое стряслось. Когда до него дошел смысл случившегося, он уселся у огня и начал с ужасом качать головой.

— Теперь им известно все! — запричитал Лю Чунг. — Несчастного Лю Чунга заставят пройтись по веревке!

— Если действительно это был Орту, то зачем он оставил кинжал? — спросил Уолтер.

Гигант взглянул на него, и в его глазах засветился лучик надежды.

— Это значит, что он вернется. Это абсолютно ясно. Орту не будет сразу выдавать свои сведения. Он придет снова и станет с вами торговаться. Может, он захочет получить деньги за молчание. Этот Орту очень жадный и, возможно, потребует у вас золото. — Лю Чунг неловко взглянул на Мариам. — Наверное, он вздумает взглянуть на девушку, когда у нее лицо будет без краски. А может захотеть, чтобы ее послали к нему в юрту. Монголам очень нравятся ласки белых женщин.

Мариам немного помолчала и потом решительно заявила:

— Лю Чунг, я пойду в юрту Орту, если это спасет моих друзей.

Тристрам воскликнул:

— Нет!

Уолтер крепко сжал руки и сказал:

— Мариам, мы знаем, что ты пойдешь на любые жертвы, но предпочитаем смерть. Может быть, нам повезет удрать отсюда. Если Лю Чунг не ошибся в отношении Орту, то я уверен, что нам всем удастся скрыться.

— Уолтер, что ты задумал? — тревожно спросил Трис.

— Все будет зависеть от того, сделает он что-то до завтра или нет. Если я хотя бы чуть-чуть понимаю этих людей, он станет ждать, чтобы мы поволновались как следует.

Лю Чунг кивнул головой:

— Орту захочет с вами поиграть, как злобный кот играет с тремя маленькими белыми мышками. Он не придет за кинжалом, а будет ждать и наблюдать за вами, заставляя вас дрожать от ужаса. А потом совершит прыжок.

— Мы часто отстаем от каравана, — продолжил Уолтер. — Завтра мы сделаем вид, что один из верблюдов заболел и никак не может пуститься в путь. Когда караван исчезнет из виду, мы поедем на юг. Все будет зависеть от быстроты наших животных.

Уолтер говорил по-английски, и ему приходилось все переводить Лю Чунгу. Лю Чунг подумал и кивнул в знак согласия.

— Молодой студент предложил единственно возможный выход, — сказал он. — Лю Чунг отправится вместе с вами. Если я останусь здесь, мне будет грозить смерть. — Было видно, что у него стало легче на душе. — Лю Чунг знает дорогу и думает, что лучше всего отправиться в Кинсай.

Тристрам о чем-то раздумывал.

— Как вы думаете, как далеко нам удастся уйти, прежде чем заметят наше отсутствие? — спросил он.

— Примерно на двадцать миль, не больше, — сказал Уолтер.

— Но это очень мало. Ты же знаешь, как быстро передвигаются конники Баяна. Они погонятся за нами как ветер, и им даже не нужно будет возвращаться назад — только сделать большой круг, чтобы перехватить нас. Орту или кто-то еще обязательно станут за нами следить.

— Трис, это наш единственный шанс.

— Я все понимаю. И нам придется именно так и сделать.

— Этот вариант даст нам возможность сражаться за жизнь на открытом месте. Клянусь, что множество коней останутся без всадников, когда они нагонят нас!

Орту не появился и после того, как они обсудили план. Лю Чунг ушел. Тристрам, казалось, не волновался и вскоре погрузился в сон. Но Уолтер решил, что не сможет заснуть. Он подбросил топлива и уселся поближе к огню. Он чувствовал, как ему в этот момент необходимо тепло. Молодой человек еще раз начал обдумывать свой план. Внезапно ему в голову пришла такая смелая идея, что он обрадовался ей, прежде чем понял, какую она таит опасность. Но потом его начали мучишь сомнения, и он пытался их отмести, говоря себе: «В любом случае я могу погибнуть, но тогда могут спастись остальные».

Уолтер решил придерживаться разработанного плана, но его продолжали терзать разные тревоги. Он может никогда больше не увидеть Англию и свою мать. Никогда не будет бродить по зеленым лесам неподалеку от Герни и пить воду из извилистых ручейков, которые он так сильно любил. Кроме того, он никогда не заработает деньги, на что он надеялся после разговора с Баяном. Странно, но эти размышления вызывали у молодого человека мало сожалений. Неужели эта кризисная ситуация поменяла в его сознании все ценности?

Мариам тихо позвала из-за занавески:

— Уолтер?

Он подошел. На девушку падал свет очага, и он заметил, что у нее в глазах стояли слезы. И она забыла стереть с лица краску.

— Я так несчастна, — шепнула девушка. — Это все из-за меня. Уолтер, что мне делать? Наверно, существует какой-то выход!

— Тебе не стоит так волноваться. Мы удерем от них, не сомневайся: я придумал новый план. Весьма хороший план; клянусь, что все будет в порядке.

Девушка помолчала, а потом заметила:

— Уолтер, я читаю твои мысли. Ты хочешь все взять на себя? Но ты будешь в страшной опасности.

Уолтер понял, что ему лучше не рассказывать Мариам детали.

— Да, мне придется кое-что сделать самому. Прошу тебя, успокойся. Все очень просто. Я немного задержусь, чтобы Орту меня увидел, и тогда он нас ни в чем не станет подозревать. А потом я отправлюсь за вами и догоню вас еще до наступления темноты.

— Нет, нет, Уолтер. Ни за что! Нет, нет!

— Но здесь нет никакой опасности, — настаивал Уолтер. — Я уверен, что мой конь перегонит любую лошадь каравана. Единственно, я не смогу скакать в том же направлении, в каком отправитесь вы. Мне будет нужно сбить их со следа. Может пройти пара дней, прежде чем я достигну указанного нам Лю Чунгом места.

— Уолтер, я умру, если с тобой что-то случится. — Мариам заплакала, и по щекам побежали черные слезы. — Я точно знаю, что умру…

— Успокойся, ничего не случится. Ты посмотри, на что ты похожа! — Он взял край занавески и начал вытирать лицо девушки. — Если все будет хорошо, тебе больше никогда не придется краситься этой отвратительной краской. Ты только представь, как это будет здорово.

Мариам постаралась взять себя в руки.

— Почему бы тебе не попытаться заснуть? — спросила она Уолтера.

— У меня на это нет времени. Я должен все тщательно продумать.

— Можно, я посижу с тобой? Уолтер, это, может быть, в последний раз.

2

Уолтер вышел из палатки, как только небо начало сереть. Он внимательно посмотрел вверх и с радостью убедился, что солнца не видно.

«Это пойдет нам на пользу», — подумал он.

Внезапно ему в голову пришла страшная мысль. А вдруг он вообще больше никогда не увидит солнце!

Уже не было видно Снежных гор, тянувшихся на юге неровным зеленым и белым узором. Медленный ручеек, который по временам делал крутую петлю, начиная громче журчать, тек с севера; он пересекал караванный путь и дальше бежал точно в сторону Маньчжу. Ночью они стали лагерем неподалеку от сравнительно крупной деревни. Там, кроме юрт, были еще строения из дерева — невысокие, с глиняными крышами, без окон и печей. Перед ними был укреплен высокий шест, на котором развевались по ветру конские хвосты. К северу простиралась безбрежная равнина, но на юге можно было рассмотреть рощицу кривых деревьев. Уолтер понял, что некоторое время их передвижение не будет заметно.

Уолтер рассказал Тристраму о своем плане, но не сообщил подробностей, как и Мариам. Он опасался, что друг станет возражать.

— Я тебя знаю, Уолт, — заявил Тристрам. — Ты что-то задумал, чтобы, рискуя собой, дать нам возможность спокойно улизнуть. Я не согласен, и тебе лучше знать об этом заранее.

— Конечно, без риска не обойтись. Но существует вероятность, что мне удастся ускользнуть от них. У нас имеется вообще мало шансов благополучно выйти из данного положения, мы все об этом знаем, самое главное — это вырвать у них Мариам. И это станет твоей обязанностью.

Тристрам положил ему руку на плечо:

— Я тебе верю, но не до конца. Мы уедем, а ты должен будешь отвлекать их на себя?!

— Один из нас должен уехать, а другой — остаться. Остаюсь я.

— Мой отец — простой лучник, и хотя я провел один год в Оксфорде, все равно остаюсь простым парнем, сыном обычных родителей. И если со мной что-нибудь случится, это будет небольшой потерей. И не качай головой — ты понимаешь, что это правда. Уолт, ты сын графа, ты умный и образованный человек. Тебе удастся много достигнуть в жизни. — В лице Триса читалась твердая решимость все сделать по-своему. — Дружище, у меня есть еще одна причина: я люблю Мариам. Тебе это давно было ясно. Но Мариам любит тебя. Она этого не скрывала. Я не уверен в том, как ты к ней относишься, но… нет никаких сомнений, что с ней должен отправиться именно ты.

— Друг мой, если все, что ты сказал, — правда, то остаться должен именно я. Только я смогу выполнить задуманное. Ты очень храбр и решителен, но все равно ты не сможешь этого сделать.

— Почему ты все сам решаешь? — раздраженно спросил Трис. — Что в твоем плане такого, чего я не сумею?

Уолтер взглянул Тристраму прямо в глаза:

— Я совершу то, чем гордился бы твой учитель Роджер Бэкон. Трис, тебе не помогут никакие наставники. Только мне известно, как и где это можно сделать.

Лицо Триса выражало сомнения. Ему не хотелось соглашаться, Уолтер его не убедил.

Лагерь пробудился. Всадники засновали взад и вперед с бешеной скоростью, отдавая приказания от имени Баяна. Юрту разобрали, и Махмуд спешно паковал веши. Лю Чунг подъехал на высоком верблюде и сообщил слабым голосом, что солнце отказывается освещать их удивительное приключение. Лицо у него было очень мрачным. Мариам снова намазалась черной краской. Она помогала Махмуду и каждую минуту, волнуясь, погладывала на мужчин.

Уолтер искал Орту, но Заика пока еще не показывался.

Тристрам спросил недовольным тоном:

— Уолт, ты во всем уверен? Мы действительно должны сделать так, как ты говоришь?

— Да, я в этом абсолютно уверен.

Раздался сигнал, заревели верблюды, потому что погонщики стали их колотить, чтобы животные побыстрее поднимались на ноги. Монголы были уже в седлах и вопили изо всех сил: «Худелху!»

Пора. Уолтер почувствовал, как сильно бьется сердце. У него не оставалось надежды, что он когда-нибудь снова увидит своих друзей. Молодой человек боялся, что они смогут прочитать по лицу его истинные чувства, и, отвернувшись, начал изучать расстилавшуюся перед ними дорогу. Она тянулась по равнине к северо-востоку. Уолтер подумал, что это для них лишний плюс.

— Если мне не удастся догнать вас, езжайте в Кинсай, — шепнул он Трису. Пошарив в поясе холодными пальцами, Уолтер отыскал там второе письмо, которое передал ему Ан-темус.

— Доставь его купцу Сун Юнгу в Кинсае. Он вам поможет до моего приезда. Чтобы добраться туда, вам придется положиться на Лю Чунга.

Они крепко пожали друг другу руки.

— Трис, ты мой самый лучший друг, — сказал Уолтер.

— Не делай этого, Уолт. Я все понимаю и всегда верил тебе на слово… Если… если все пойдет не так, надеюсь, что Отец Небесный позволит нам встретиться в лучшем мире.

Уолтеру предстояло трудное прощание. Он подошел к Мариам.

— Все решено? — спросила она, продолжая паковать вещи. — Ты остаешься?

— Ненадолго. Очень скоро я тоже уеду со всей скоростью, на какую только способен мой конь.

Девушка выпрямилась.

— Я не стану плакать, — тихо сказала она, — иначе размажется краска. Нельзя, чтобы она потекла, правда? Но я знаю… я знаю, что никогда больше тебя не увижу! — Мариам не могла больше сдерживаться, и на глазах показались слезы. — Уолтер, я так тебя люблю!

3

Уолтер проехался вдоль строя, пытаясь как бы невзначай встретиться с Заикой. Наконец он увидел Орту и поскакал рядом с ним.

— У меня есть чужой кинжал, — сказал он.

Казалось, Орту успокоился, увидев молодого человека. Он ухмыльнулся.

— Это кинжал Орту, — ответил он, помолчав. — У Орту острый глаз. Он многое видит.

— Орту желает получить кинжал обратно?

— Вскоре Орту придет в юрту христианских псов. Он может много чего сказать. Грязные сыны Запада должны ждать Орту.

Уолтер поскакал вперед. Ему повезло, потому что, когда он подъехал к повозке с компасом, за ней следовало несколько запасных коней, за которыми приглядывали двое мрачных слуг. Он соскочил с седла и отдал поводья слугам. Никто из охранников не обратил внимания, что он открыл заднюю дверцу повозки и вскочил внутрь.

Уолтер сразу почувствовал резкий запах наркотика. Старик китаец валялся под столом. Тощую фигуру прикрывало одеяло. Он лежал с широко открытыми глазами, но взгляд был бессмысленным и неподвижным.

«Он находится под воздействием наркотика», — подумал Уолтер.

Старик тем не менее сделал то, что от него требовалось, — привязал рычаг веревкой, чтобы повозка не сбивалась с заданного направления. Уолтер отвязал веревку.

Уолтер легонько сдвинул рычаг на парочку сантиметров: он решил, что станет перемещать его постепенно. Ему следовало быть очень осторожным, чтобы ни один внимательный взгляд в караване не обнаружил, что они сбились с курса.

Спереди в повозке было отверстие, через которое можно было следить за дорогой, но в данный момент Уолтеру мешала ясно видеть нога погонщика. Он слышал, как монгол бормотал:

— Я Хулун, хороший человек! Я Хулун, хороший человек! Если я хороший человек, почему тогда мне приходится везти эту вонючую деревянную повозку и указывать путь этому вонючему стаду?!

Уолтер терпеливо ждал и через большие промежутки времени тихонько поворачивал рычаг. Каждый поворот означал, что вытянутая наверху рука вместо того, чтобы указывать на юг, медленно отклоняется к востоку, и, значит, караван, следующий за ней, начинает менять направление, двигаясь к северу. А тем временем Тристрам вел свой небольшой отряд прямо на юг. Теперь каждое пройденное ли означало, что расстояние между ними увеличивалось примерно на два ли.

«Все пока идет так, как я задумал, — решил Уолтер. — Только бы никто ничего не заметил как можно дольше».

Время от времени снаружи раздавались громкие голоса, и каждый раз у него перехватывало дыхание и он думал: «Уже догадались!»

Но каждый раз оказывалось, это всадники спорили из-за того, кто из них лучший наездник. Уолтер вздрагивал от каждого звука. «Вскоре все откроется, и они станут требовать моей крови. Каким образом они со мной расправятся?»

Уолтер понимал: если его поймают, то его ждет долгая и мучительная смерть.

Старик все еще лежал без движения. Уолтер засомневался, дышит ли он вообще. Он решил, что, покинув повозку, оставит веревку незакрепленной, и тогда его преследователи подумают, что именно из-за этого они и сбились с курса. Но потом передумал, потому что тогда из-за него мог погибнуть старик китаец.

Они уже довольно далеко отошли к югу, когда Лю Чунг спросил Триса:

— Молодые глаза ничего не заметили? Мне кажется, что караван поменял направление.

Тристрам недоуменно прищурился:

— Я с трудом определяю направление на этих пустынных просторах. Но мне кажется, что сейчас караван направляется к северу.

— Лю Чунг тоже так думает.

Тристрам натянул поводья, и верблюд Мариам приблизился к нему.

— Таффи, случилось чудо. Уолтер заставил их изменить курс. Не знаю, как это ему удалось.

Девушка ничего не ответила, но внимательно посмотрела вслед быстро удаляющемуся каравану. Трис выпрямился в седле и поднял руку вверх:

— Я понял, в чем дело. Эти кровожадные азиаты смеются над нами и называют псами прямо в лицо. Они издеваются над нашей верой, и мы молча принимали их оскорбления. Но теперь Уолтер из Герни покажет им мужество и верность христианского сердца. — Трис повернулся к Мариам. У него сверкали в глазах слезы. — Никто, кроме истинно верующего в нашего Бога, не может подобным образом рисковать собственной жизнью! Сегодня им будет не до смеха! — Он внезапно помрачнел. Боюсь, что мой друг заплатит жизнью, чтобы преподать им такой урок и спасти нас.

— Я это знала, — тихо сказала Мариам. — Он старался меня убедить, что вернется, но я уверена, что этому не бывать.

Тристрам даже не пытался вытереть слезы, струившиеся по лицу.

— Прощай, Уолт! — воскликнул он. — Твой верный слуга салютует тебе!

— Поспешите, мои друзья по несчастью! — подгонял их Лю Чунг. — Мы должны воспользоваться шансом, предоставленным нам благородным лордом!

Мариам наклонилась и крепко сжала руку Триса. Так они сидели в молчании, пока последняя крохотная фигурка не пропала из виду.

Прошел час, два часа. Гонг регулярно отмечал каждое ли.

Уолтер решил, что они удалились еще не так далеко. Прошел еще час. Расстояние между караванами и спутниками юноши уже составляло сорок миль, и он решил, что пора уходить.

Но он опоздал. Резкий голос приказал погонщику остановиться, заднюю дверь открыли рывком, и недоверчивые узкие монгольские глазки уставились на Уолтера.

— Ага! Христианская свинья! — заорал Орту. — Что ты здесь делаешь?

За спиной Заики он увидел войлочную шляпу Баяна. Глаза полководца смотрели на него с удивлением и подозрением.

Уолтер спрыгнул на землю и стал лицом к Орту. Ему ни за что не удалось бы бежать. Его окружили всадники с бронзовыми лицами и мрачно наблюдали за ним. Значит, конец.

Уолтер взглянул в небо. Оно было мрачно-серым, дул резкий ветер. Молодой человек был этому рад, потому что трудно умирать при ярком солнце.

«Это все из-за Орту, — подумал Уолтер. — Если мне выпало умереть, то надо прихватить его с собой».

Он вытащил из-за пояса кинжал и бросился на Заику. Уолтер помнил, что они с Орту сплелись в смертельном объятии, катаясь по земле, и монгол пытался заломить ему руку, сжимающую кинжал. В драку вступили другие монголы. Уолтер чувствовал страшные удары по спине и голове. Тяжелые сапоги били его по ребрам. Словно откуда-то издалека он слышал голос Баяна, отдавшего приказ прекратить, но на него все равно продолжал сыпаться град ударов.

Уолтера грубо, рывком подняли на ноги. Орту неподвижно лежал на земле, кровь лилась из широкой раны на горле.

«Даже если мне придется умереть, — мрачно подумал Уолтер, — то, по крайней мере, я рад, что заплатил по счету».

— Приведите его ко мне, — распорядился Баян. Уолтера поставили перед ним, и полководец велел своим людям отойти назад. Он молча смотрел на Уолтера. Казалось, он пытался прочитать на лице своего шахматного противника причины того, что произошло. Уолтеру показалось, что за суровой маской Баяна он видит тень сожаления.

— Англичанин, что ты сделал? В последние два часа у меня было ощущение, что мы сбились с курса. Ты что-то сотворил с указателем курса?

— Да, господин Баян. Мы сильно отклонились к северу. Командующий продолжал смотреть на него с удивлением.

— Зачем? Ты же знаешь, как для меня важен каждый час и каждое ли.

— Мне очень жаль, — серьезно ответил Уолтер, — но мне было совершенно необходимо изменить курс каравана, потому что от этого зависела жизнь моих друзей. Я сделал для них все, что смог.

— Ты не подумал обо мне! Англичанин, мне казалось, что ты мне друг.

— Позволь мне все объяснить, а потом будешь решать. Баян велел начинать и внимательно слушал, пока Уолтер тихо рассказывал ему свою историю.

— Ты отплатил мне злом за добро, — промолвил он, когда Уолтер замолчал. — Из-за тебя мы потеряли все утро. Я так рассчитывал на большой лук, а теперь эти надежды потерпели крах. Преступник Лю Чунг удрал. Кроме того, побег девушки является серьезным оскорблением Сыну Неба. Он, конечно, считает, что виновный должен понести за это серьезное наказание. Англичанин, боюсь, тебе придется умереть.

— Пусть это будет милостивая смерть.

Баян с сожалением посмотрел на Уолтера, расчесывая пальцами редкую бороденку.

— Только смелый человек мог рисковать жизнью, чтобы спасти своих друзей. Я должен что-нибудь для тебя сделать, хотя ты этого не заслуживаешь. Англичанин, ты мне всегда нравился. Я дам тебе малый шанс на выживание и одновременно доставлю удовольствие своим людям, жаждущим крови! — Баян нахмурился. — Кое-кто смог выжить под ударами копий. Может быть, и у тебя тоже найдутся для этого силы. Ты будешь страдать так же, как если бы я приказал посадить тебя живьем на кол, но все-таки у тебя есть шанс выжить. Я посылаю тебя на «прогулку по веревке».

4

Отец Теодор пришел к Уолтеру во время ужина. Кругом раздавались радостные крики в предвкушении интересного развлечения.

— Я только что был у полководца, — сказал священник, не глядя молодому человеку в глаза. — Он спрашивал, что вам прислать поесть?

— Я не голоден, — ответил Уолтер. Священник понизил голос:

— У вас есть шанс, если не растеряетесь. Говорят, что много лет назад один человек подвергался такому же наказанию и его никто ни разу не ударил. Есть правило, по которому вас никто не имеет права ударить, пока ноги находятся на веревке. Как только вы коснетесь земли, на вас обрушится шквал ударов, но если вам удастся снова оказаться на веревке, удары должны прекратиться. Я это видел однажды и должен сказать, что это неприятное зрелище. — Священник помолчал, а затем добавил: — За соблюдением правил следит судья. Сегодня судьей будет сам Баян.

До этого Уолтер был довольно спокоен, но сейчас он содрогнулся и опустил голову на руки.

— Я пришел к вам как священник, — сказал отец Теодор. — Я скромный священник-несторианин, и, быть может, вы не захотите передо мной исповедоваться…

— Я должен повиниться перед Богом, — ответил Уолтер. — Начинайте, отец мой.

Веревка лежала на земле и была довольно толстой и длинной, наверное, ярдов в пятьдесят. Ее туго натянули и обоими концами привязали к колышкам. Монголы выстроились по обеим сторонам. Они шутили друг с другом и размахивали древками копий. Было видно, что им не терпелось поскорее увидеть свою жертву. Баян, очень серьезный и взволнованный, стоял у дальнего конца веревки.

Отец Теодор подошел с Уолтером к началу «прогулки».

— Постарайтесь не трусить, сын мой. Наш милосердный Бог смотрит на вас сверху и, может быть, решит помочь вам.

Два старых шамана сорвали с Уолтера одежду. Один из них пропитанной черной жидкостью тряпкой сделал отметку на шее жертвы. Уолтер понимал, для чего это делалось. Одно из правил состояло в том, чтобы, ломая ему кости, ни в коем случае не пускали кровь! Эта отметка будет напоминать об этом.

— Пусть первые же удары будут такими сильными, чтобы казнь не затянулась, — тихо молил Бога Уолтер.

Монголы начали орать, что пора начинать.

— Пошел, англичанин! — скомандовал Баян. Даже при других обстоятельствах человеку было бы сложно удержать равновесие на навощенной веревке. Уолтеру удалось пройти примерно дюжину шагов. Для равновесия он широко расставил руки в стороны и очень осторожно переступал ногами. Он слышал разочарованные вопли, потому что тем, мимо кого он прошел, не удалось его ударить древком копья ни разу.

«Не спеши! — уговаривал он себя. — Не торопись и, может, тогда сможешь пройти до конца. Осторожно! Не торопись! Будь очень внимателен!»

Что-то ударило его в лицо, он пошатнулся. Это был свиной пузырь, наполненный жидкостью, которым размахивал один из шаманов, ступавших за ним шаг в шаг. Уолтер был уверен, что сейчас нога соскочит с веревки, но ему в последний момент удалось найти равновесие и продолжить продвигаться вперед. Вокруг стоял дикий шум.

Воины, стоявшие впереди, смеялись, трясли копьями и приглашали его подойти поближе. Казалось, что этим дьявольским образинам не будет конца. Другой шаман поднял пузырь и резко ударил его по глазу. Но на этот раз Уолтер был готов к удару и только слегка покачнулся. Молодой человек понимал, что с этой минуты ему не дадут ни секунды покоя. Ему удалось пройти еще с десяток шагов. Конечно, он смог пройти гораздо больше, чем от него ожидали. Крики стали еще громче, и по спине и лицу больно застучали полные пузыри.

«Сколько же еще я выдержу?» — задыхаясь, подумал Уолтер. Пот бежал по лицу ручьями, застилая глаза. Но он не мог двинуть рукой, чтобы стереть его.

«Прошел ли я хотя бы половину пути? Нет», — в отчаянии решил мученик. Он одолел не более трети.

Уолтер почувствовал, как правая нога коснулась земли. Тут же послышались радостные крики и на спину словно обрушился кусок скалы. Все тело пронзила страшная боль. Он споткнулся, и вторая нога тоже соскользнула на землю. Второй удар пришелся по плечу. Копье держала сильная и точная рука. Уолтеру показалось, что он не сможет вздохнуть.

Удивительно, но ему удалось снова встать двумя ногами на веревку, и он стал осторожно балансировать. Неистовый удар обрушился на руку, и молодой человек не сомневался, что ему сломали кость.

— Не нарушайте правил! — крикнул Баян. Уолтер быстро пришел в себя — вокруг раздавались крики ярости. В ушах у него звенели оскорбления, ругань, дикие вопли. Шаманы не переставая колотили его по голове свиными пузырями. Боль становилась все сильнее, он не мог выпрямиться, но упорно продвигался вперед.

Он снова коснулся земли, и сильный удар лишил его равновесия. Все тело так мучительно болело, что, казалось, ничто уже не имело никакого значения. Но инстинкт самосохранения заставил его собрать оставшиеся силы и вновь оказаться на веревке. Это было чудо! Теперь Уолтер продвигался вперед буквально по сантиметрам. Из горла со всхлипами вырывалось тяжелое дыхание. Измученные мышцы с трудом повиновались.

Половина дистанции? Возможно, но не больше. Молодой человек понимал, что ему не удастся живым завершить эту «прогулку».

В этом не осталось никаких сомнений, когда впереди он увидел Орту Заику с завязанным горлом. Тот поднял копье над головой в боевой готовности. Глазки его сверкали от предвкушения мести. Ему не терпелось насладиться мучениями жертвы.

При виде Орту Уолтер смог взять себя в руки. Он продолжал с трудом переставлять ноги и, балансируя, точно пьяный, размахивал руками, которые немели от боли. Медленно-медленно пробирался он мимо нацеленной на убийство фигуры Заики. Наконец тот остался позади. Орту в ярости завопил и поднял копье еще выше. Он даже не старался бороться с желанием убить и резко опустил вниз оружие.

Уолтер погрузился в спасительную темноту забвения.

Казалось, он пролежал в темноте целую вечность, время от времени ощущая жуткую боль во всем израненном теле. Боль продолжалась несколько минут, а может, и секунд, а потом он вновь проваливался в небытие.

Однажды, когда он очнулся, ему показалось, что он слышит голос отца Теодора.

— Неужели он еще жив? Боже милосердный, это невозможно!

Потом он услышал другой голос, и это был голос Баяна:

— Хорошо, что Орту потерял голову от злости и ударил его, пока он оставался на веревке. Благодаря этому я смог прекратить наказание, пока они его не забили до смерти! Этот англичанин очень сильный. Может, ему удастся выжить.

5

Целую вечность Уолтер находился в состоянии, близком к коме. Его тело стало камерой пыток, и больше всего ему хотелось покинуть эту оболочку, даже если бы условием избавления стала смерть от страданий. Он с трудом понимал, что лежит на низком ложе, покрытом волчьей шкурой. Перед ним время от времени возникало желтое лицо, и ему казалось, что это какое-то чудовище, наказывающее его ужасными муками. Это было лицо зла, с резкими чертами, костлявое, жестокое, в темных пятнах и с высоким лбом. Узкие губы постоянно шевелились, но Уолтер от боли не разбирал ни слова.

Постепенно он начал различать условия своего существования. Он лежал в квадратной комнате. Стены ее были из бревен. В помещение почти не проникал свет, и воздух был застойным и вонючим. Злобное лицо принадлежало очень старому шаману, который присматривал за Уолтером весьма неохотно. Иногда появлялась женщина, приносившая ему пищу и кобылье молоко. Она спала в углу комнаты. Женщина была пухлой и даже по-своему привлекательной. Уолтеру казалось, что она слишком много суетится возле его койки. Больше, чем требовали ее обязанности.

Сломанные кости начали срастаться, и через две недели тело стало болеть меньше. Прошел почти месяц, прежде чем он смог сидеть, каждое движение отдавалось болью. Уолтер узнал, что караван двинулся дальше и беглецов не стали преследовать. Старик шаман ему не сказал, каковы были приказания в отношении самого Уолтера.

Как-то раз, когда шамана не было в комнате, женщина подошла к нему, наклонилась и коснулась руки.

— Белая, — прошептала она. — Такая белая. Юнакина никогда не видела такой белой кожи.

Казалось, ее околдовала белизна и мягкость кожи. Уолтер заметил, что она всегда крутилась рядом, когда старик шаман массировал ему спину, предварительно нанеся на нее какой-то масляный состав.

— Что они сделают со мной? — спросил молодой человек на языке каравана.

Женщина постаралась его успокоить:

— Ничего. Господин Баян оставил деньги, чтобы о белом человеке побеспокоились.

Уолтер был настолько потрясен, что некоторое время не произносил ни слова.

Женщина склонилась к нему и шепнула:

— Господин Баян приказал передать белому человеку, чтобы он не боялся.

Однажды он начал расспрашивать женщину о ее жизни. Замужем ли она? И есть ли у нее дети?

— Нет детей. Юнакина — жена Тулуй. Он армия, сражаться. Может, вернется, а может, нет.

Было видно, что Тулуй был довольно зажиточным человеком. У постели стоял лакированный сундук, и в доме было много разной домашней утвари. О сравнительном богатстве говорил высокий китайский шкаф в углу. Но Юнакина им не пользовалась, и все вещи вешали по стенам на деревянных крючках.

Она одевалась, как все монгольские женщины, в ту же одежду, которую носили мужчины: кожаные штаны и удобные высокие сапоги из овчины. Правда, на Юнакине была надета ярко-красная шелковая рубаха. Женщина разговаривала и автоматически плела веревки, не сводя темных глаз с необычного гостя.

— Если Тулуй умирать, Юнакина снова выходить замуж. У Юнакины, может, будут дети.

— Ты здесь всегда жила? — спросил Уолтер.

— Всегда. Тулуй давал приют людям из караванов. Она внимательно посмотрела на него. — Белому мужчине здесь нравится?

Когда Уолтеру стало немного легче, шаман начал применять к нему новый метод костоправства. Он энергично массировал его и вытягивал суставы, пока они не начинали трещать. Сначала Уолтер пробовал протестовать, но его успокоила Юнакина:

— Тебе это поможет, тело снова станет крепким. Белый человек должен быть сильным.

Если шаман начинал ворчать, что у него больше нет сил, женщина продолжала лечение сама. Ее руки были сильнее, чем у старика, и в то же время нежнее.

— Скоро белый человек станет сильным, — приговаривала она, делая мучительные поглаживания и растягивания.

Именно Юнакина обняла его за плечи, когда Уолтер в первый раз попробовал пройтись. Они дошли до двери. Было раннее утро, и день обещал быть жарким, но сейчас дул приятный ветерок. Уолтер глубоко вздохнул, глядя на восток, где на склонах холмов задержался пурпур восходящего солнца.

«Где сейчас Мариам и Трис? — спрашивал он себя. Наверно, они уже в стране маньчжу. Вот они удивятся, когда я наконец появлюсь перед ними!»

Он начал прогулку довольно уверенно, но, когда пришло время возвращаться, сил уже не оставалось. Монголка подхватила его на руки и отнесла в дом.

— Белый мужчина еще нуждается в Юнакине, — сказала она, склоняясь над юношей.

— Спасибо, — слабо ответил Уолтер. — Юнакина очень сильная.

— Руки сильные, да. Но сердце, — она покачала головой, — нет, не сильное. Очень слабое.

Уолтер понимал, что ему следует отсюда выбираться, как только он немного окрепнет. Юноше было известно, что закон Уланг-Ясса карает смертью за измену, а он слишком ясно читал намерение в глазах своей сиделки.

Изредка через деревню проходили караваны. Сначала он узнавал об их прибытии по долетавшим до него звукам: раздавался многоголосый шум, и небольшое поселение начинало волноваться. Немного поправившись, Уолтер следил за прибытием и отъездом караванов, выглядывая из двери домика. Каждый раз ему хотелось отправиться вместе с ними. Наверное, он давно бы уже уехал, если бы не эти приступы. Они начинались резкой болью в основании спины, и после этого некоторое время он был не в состоянии двигаться и даже терял сознание. В деревне его прозвали за это Парень, Который Себя Не Помнит.

Уолтер понимал, что ему все равно придется покинуть приют, несмотря на неважное состояние здоровья. Юнакина постоянно на словах и на деле демонстрировала свою приязнь к нему. Шаман хитро улыбался и как-то раз сказал:

— Белый человек займет место Тулуя?

Однажды вечером в деревню пришел большой караван. В основном это были китайские торговцы шелком, возвращавшиеся с Запада, и с ними несколько немолодых монголов. К этому времени Уолтер уже мог как следует ходить, поэтому он договорился, что выступит вместе с ними утром. Его конь радостно приветствовал хозяина. Он отъелся, и шерсть у него стала лосниться после длительного отдыха.

На следующее утро он поднялся на рассвете. Юнакины не было дома, но, когда он заканчивал паковать вещи, она вернулась. Женщина молча смотрела на него.

— Белый человек уходит? — спросила она.

— Да, Юнакина. Я иду с караваном.

Уолтер снял с пояса красивую пряжку, украшенную бирюзой и опалами, и протянул пряжку женщине:

— Юнакина очень добрая. Юнакина возьмет подарок. У белого человека больше ничего нет.

Она взяла пряжку, не сводя с него обиженного взгляда. Убедившись, что Уолтер уже все решил, Юнакина повернулась к нему спиной и гневно швырнула пряжку на землю:

— Юнакина не желает подарок. Юнакина хочет, чтобы белый мужчина остался.

Уолтер покинул дом. На востоке над холмами поднималось солнце. Молодой человек чувствовал себя сильным, и даже предстоящее путешествие не пугало его. Насвистывая, с облегчением он сел на коня.