"Королевский казначей" - читать интересную книгу автора (Костейн Томас)

Глава 6

Д'Арлей не воспринимал Париж глазами короля. Он любил этот город. Он любил его настолько сильно, что позабыл о всяческих неприятностях, отягощавших его душу. Он направлялся с шотландцем к дому, расположенному на улице Гренье-сюр-Л'О. Он радостно смотрел на высокие шпили, вырисовывавшиеся на фоне неба.

— Жаль, что не существует поэта, который мог бы выразить душу Парижа, — заговорил д'Арлей.

— Я не поэт, но могу это сделать для вас и выразить свои мысли очень кратко, — ответил Прежан Кеннеди. — Дух Парижа состоит из напыщенности и несостоятельности. Не говоря уже о воровстве.

— Иностранцы не имеют права говорить подобным образом о нашем городе, — гневно заявил д'Арлей.

— Я сражался и проливал кровь за Францию, но тем не менее в этом городе грязные уличные мальчишки бегут за мной и дразнят меня. Когда я останавливаюсь в харчевне, мне подают плохую пищу и пытаются обсчитать меня. Женщины смотрят на клетчатый платок у меня на шее и не хотят иметь со мной никаких дел.

— Париж настолько прекрасный город, что даже вонь на его улицах, которая отвратительна и проникает повсюду, кажется мне благовонием, — заявил д’Арлей. — Душа Парижа — это мудрость, сверкание ума, непочтительность, безрассудство, сила духа и протест.

Но Прежан Кеннеди стоял на своем:

— Доброта покинула Париж, как вода покидает кувшин, стоящий на солнце.

Вскоре они подошли к харчевне, находившейся недалеко от базара. Там собрался народ. Все смотрели на пустой балкон харчевни.

Вокруг слышались громкие голоса.

— Говорят, он вытащил свой боевой топорик и порубил им ребра дона Гузмана так же ровно, как мясники рубят свиные ребрышки.

Кто-то возразил:

— Но он же бургундец. Ему быстро ответили:

— Мы, французы, также можем гордиться бургундцами. Кеннеди плохо улавливал суть происходящего и решил узнать, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор.

— Мне кажется, — сказал д'Арлей, — что это связано с великим Жаком де Лалэном.

В этот момент отворилась балконная дверь, появился высокий рыцарь и небрежно помахал рукой толпе.

— Это он, величайший боец мира, — сказал д'Арлей. — Мне как-то приходилось с ним встречаться. Похоже, что ты разговариваешь с боевым топориком, снабженным небольшими мозгами и задетой гордостью. Он проводит все время, путешествуя по разным местам, выискивает новые жертвы, чтобы убить или покалечить. — Д’Арлей повернулся к шотландцу: — Жак Кер сказал как-то очень правильную вещь, что все странствующие рыцари походят на маленьких жестоких мальчиков, которые никак не могут подрасти.

Жак де Лалэн был сильным молодым животным. Создавалось впечатление, что он одинаков в длину и ширину. Стоявшие с ним рядом на балконе казались маленькими. Великан был одет во все белое. Рукава его платья казались чересчур пышными, с плеча свисала горностаевая накидка. Нос у него был кривым и загнутым книзу, как у попугая, глазки — тускло-голубые. Прямые темные волосы падали на плечи.

Де Лалэн гордо и насмешливо посмотрел на толпу, собравшуюся внизу, и крикнул:

— Эй, отбросы Парижа! Вы пришли, чтобы поглядеть на Жака де Лалэна? Посмотрите на меня внимательно. Вам в будущем может не представиться подобный случай. Вы можете меня не увидеть на спортивной арене, парижские подонки. Я уже посылал вызов на состязание, но ваши храбрые рыцари оказались трусами и не ответили мне. Я — величайший боец во всем христианском мире. Я могу победить любого рыцаря, рожденного женщиной, любым оружием, изготовленным человеком. Взгляните в последний раз на меня, бесполезная наживка для рыбы, потому что я больше не вернусь сюда.

Д’Арлей тихонько чертыхнулся, когда самый знаменитый боец христианского мира покинул балкон. Толпа начала расходиться. Люди были довольны тем, что он смог оскорбить французское рыцарство. Д’Арлей знаком показал шотландцу, чтобы тот следовал за ним, и стал энергично пробираться сквозь толпу. Вдруг он услышал, как кто-то зовет его. Д’Арлей остановился и оглянулся.

— Господин д'Арлей! Господин д'Арлей!

— Кто меня зовет?

К ним подошел незнакомец, по виду чей-то оруженосец.

— Мой господин садится ужинать и желает, чтобы вы составили ему компанию, — сказал он.

Д'Арлей был поражен.

— Неужели твой хозяин рассмотрел меня с высоты балкона?

— Орел, — воскликнул оруженосец с гордостью, — может обнаружить свою жертву в воздухе с расстояния в тысячу футов! Почему вы так удивляетесь тому, что Жак де Лалэн узнал господина д'Арлея с расстояния всего лишь двадцати ярдов?

— Передай благодарность своему хозяину и скажи, что господин д’Арлей, к сожалению, не может принять его предложение. Со мной друг, и мы собираемся поужинать у меня дома.

— Мой господин сказал, если возникнет необходимость, шотландец тоже может с ним поужинать.

Прежан Кеннеди ухмыльнулся:

— Он также с расстояния двадцати ярдов смог разглядеть мой клетчатый платок.

Д'Арлей и Кеннеди переглянулись. Д'Арлей шепнул своему спутнику на ухо:

— Наверное, будет интересно взглянуть на голодного бургундского вепря во время кормежки.

— Да. А потом я смогу хвастаться, что ужинал с самим Жаком де Лалэном.

Д’Арлей обратился к оруженосцу:

— Поблагодари своего господина и передай ему, что мы к нему присоединимся, как только умоемся и приведем в порядок одежду. Предупреди его, что по сравнению с ним его гости будут похожи на ощипанных ворон.

Оруженосец равнодушно произнес:

— Так обычно и бывает, господин.

Жак де Лалэн встретил их в комнате, где стол уже был накрыт чистой скатертью. Он отпустил своих спутников, в комнате оставался только один слуга. Жак де Лалэн сидел, развалившись в кресле и широко расставив массивные ноги. Он медленно и неохотно поднялся, когда гости появились в комнате.

— Робин де Бюрей, сир д’Арлей, — сказал он, сдержанно кланяясь, — рад вас снова видеть. А это шотландец? Его имя ничего для меня не значит. Очень хорошо, что вы пришли и мне не придется ужинать одному.

— Действительно, это очень приятно, господин де Лалэн, — ответил д'Арлей, кланяясь.

Он пристально посмотрел на гиганта и подумал: «В нем все-таки есть что-то благородное, но это все равно самое жестокое лицо, которое мне приходилось когда-либо видеть».

Слуга начал подавать угощения, они оказались вполне приличными. Им подали прекрасное филе камбалы в белом соусе, приправленное пряностями. Затем последовала жареная утка, и в качестве главного блюда был предложен молодой жареный козленок с бантиком на хвосте. На десерт подали соус из фиников и изюма, приправленных яичными желтками. Д'Арлей наблюдал за тем, как подавали все эти аппетитные блюда, и думал, что подобный обед могут предложить только в Париже, а не в Бургундии, родине де Лалэна.

Великан почти все время говорил сам. Поразительно, как его тонкий голосок мог исходить из столь могучего тела. Де Лалэн без конца рассказывал о собственных приключениях и победах. Он побеждал противников одним ударом. Он поделился также планами своих будущих поединков.

Только раз де Лалэн отвлекся. Он взглянул на д’Арлея и вдруг заметил, что тот совершенно не похож на своего старшего брата, — де Лалэн видел его при дворе.

— Граф — такой старый сплетник. Я даже смеялся над некоторыми его шуточками… Обычно меня трудно рассмешить. Его прелестная госпожа Изабо, — де Лалэн снова взглянул на д’Арлея, — напоминает мне… испанскую даму, чья розетка была прикреплена к моей пике, когда я сражался с доном Гузманом в Кастилье несколько месяцев назад. Но прежде чем я расскажу вам все детали этого поединка, я должен поделиться впечатлениями о прекрасной графине. Я ее считаю более прекрасной, чем мою маленькую испанскую красотку. Она приближается к возрасту, когда прекрасный цветок начинает засыхать на стебле, но… Должен признаться, господин д’Арлей, что мне нравится вкус спелости.

— Моя милая невестка, — небрежно заметил д'Арлей, — действительно очень красивая женщина.

— Мне известно, что вы о ней хорошего мнения. Сир д 'Арлей, вы не женаты?

— Нет.

— И у меня тоже нет жены. — Бургундец резко захохотал. — Но у нас, видимо, для этого были различные причины.

Д'Арлей почувствовал отвращение к этому человеку и подумал: «В каждом слове этого верзилы чувствуется высокомерие, да и хорошими манерами он не отличается».

Де Лалэн торжественно поднимал кубок вровень с глазами после каждого глотка, как будто отмечал какое-то важное событие. Де Лалэн старался аккуратно пользоваться ложкой и ножом. Он торжественно, почти театрально разводил руки в стороны, прежде чем начинал произносить свои монологи.

— Как я уже говорил прежде, во Франции нет рыцарей, которые не побоялись бы встретиться со мной. — Де Лалэн возвращался к своей излюбленной теме. — Мне придется отправляться в Шотландию, Англию или, может, даже в Италию, чтобы там найти достойных противников.

— Рыцари Франции, — заметил д'Арлей, — не принимают ваших вызовов по приказу короля.

Жак де Лалэн фыркнул.

— Храбрые игрушечные рыцари очень рады тому, что могут спрятаться за королевским указом.

Д’Арлей понял, что у него уже нет сил терпеть этого наглого хвастуна. Но он постарался ничем себя не выдать.

— Король пытается предупредить дуэли, потому что в случае возобновления войны ему понадобится каждый храбрый рыцарь. — Д'Арлей поставил кубок на стол и взглянул на верзилу. — Может, лучше сражаться вместе с рыцарями Франции, чем против них? Конечно, вы — бургундец, и, возможно, ваш герцог не станет принимать участия в военной кампании. Но англичане — сильные и хитрые противники, и нам, повторяю, понадобится каждый отважный воин. Если Жак де Лалэн станет сражаться под французскими королевскими лилиями, он подаст пример храбрости другим воинам.

Бургундец осторожно раздавил горошек перца, насыпал его в кубок и приказал слуге налить вина. Он сделал глубокий глоток, затем ответил:

— Я не собираюсь сражаться во французской армии.

В комнате наступила тишина. Первым заговорил д’Арлей:

— Вы меня поражаете.

— Меня не волнуют ваши чувства! Но если вам интересно знать причину, я могу ее объяснить.

— Я попытаюсь понять ваши доводы, — заметил д'Арлей. Странствующий рыцарь поправил горностаевую накидку.

Огонь в очаге умирал, и в комнате стало прохладно. Де Лалэн сделал знак слуге покинуть комнату.

— Мне не нравится использование пушек, — сказал де Лалэн. — До меня дошли слухи, что вы собираетесь использовать трубки, которые изрыгают огонь. Они называются бомбарды. Очень жаль, что война перестанет быть честной встречей между храбрыми рыцарями, где всемогущий Бог выступает в роли арбитра. — Он взглянул бледно-голубыми невыразительными глазами на гостя. — Я не стану сражаться ради страны, которая собирается использовать черную магию.

— Бомбарды станут нашим ответом на магию английских больших луков, — спокойно сказал д'Арлей.

Бургундец не пожелал слушать подобные доводы.

— Должен вам признаться, что с симпатией отношусь к Франции. Англичане слишком долго задержались на этой стороне Ла-Манша, и давно пора выбросить этих завоевателей из Франции на их ужасный дикий остров. Но я вам клянусь, — громко, хриплым голосом крикнул де Лалэн, — я предпочитаю, чтобы вы проиграли все сражения, чем выиграли их другими средствами, кроме сил французского рыцарства!

Д'Арлей пошевелился в кресле.

— Мы не сможем выгнать англичан из Нормандии, если станем проигрывать сражения.

— Господин д’Арлей, вы человек благородного происхождения, и мне не стоит вам объяснять, что именно я имею в виду.

— Результат сражения — это не самое главное. Гораздо важнее то, как ведется бой. Я твердо верю, как должны верить все рыцари, что Бог дарует победу той стороне, которая сражается храбро и в соответствии с Кодексом рыцарства!

Д’Арлею становилось все труднее сдерживаться.

— Именно такой образ мышления и стоил Франции столетия поражений и страданий.

— Я довольно известный бомбардир, — вмешался в разговор Прежан. Он заговорил в первый раз за время ужина. Я могу вам сказать, сэр рыцарь, что пушки быстро и без особого труда расчистят путь к Ла-Маншу.

Жак де Лалэн даже не взглянул на шотландца.

— Вы не являетесь рыцарем, кроме того, мое гостеприимство не позволяет вам принимать участие в разговоре.

Де Лалэн обратился к д'Арлею:

— Я не собираюсь с вами спорить о принципах благородного ведения войны. — Де Лалэн нахмурился и покрутил в руках кубок, как бы решая, продолжить разговор или остановиться. — Я специально пригласил вас ко мне на ужин сегодня. Ваш брат сказал, что вы каким-то образом связаны с жадным купцом, который, кажется, околдовал вашего короля. Мне также известно, что этот Жак Кер настаивает на использовании бомбард. Я хочу, чтобы вы сделали для меня кое-что и передали Жаку Лисице следующее послание. — Он отставил кубок и неохотно продолжал: — У меня есть кузен, Алан де Керсэ. Он дал клятву рыцарства, и вообще он вполне приличный парень, хотя не очень силен физически и не может выигрывать поединки. Я хотел взять его с собой в Шотландию или в те страны, куда я отправлюсь. — Де Лалэн остановился и нахмурился. — Вы не поверите тому, что я вам сейчас скажу. Алан отказался ехать со мной! Глупец решил стать бомбардиром. Я пытался доказать ему абсурдность этой идеи. Я даже ему угрожал. Он стоит на своем. Я прошу, скажите Жаку Керу, чтобы он не принимал Алана. Он должен мне помочь спасти парня от стыда и позора.

— В этом нет никакого позора, — возразил д'Арлей. Он смотрел прямо перед собой. — Если мы выиграем войну, то только благодаря использованию пушек и бомбард, которые вы так презираете. Ваш кузен будет хорошо служить в этих войсках.

— Я пытался принять во внимание молодость Алана и не судить его слишком строго. Он должен находиться рядом со мной. Обслуживать пушки могут только простолюдины типа кузнецов, ну или еще кто-нибудь в этом роде.

— Я тоже собираюсь служить под командованием Жана Бюро, — сказал д’Арлей.

Бургундец откинулся в кресле и захохотал.

— Теперь я понимаю, что ошибался, думая, что вы захотите мне помочь. Вы мне сразу не понравились, господин д'Арлей. Мне следовало понять, что человек, имеющий дело с Жаком Лисицей, не может обладать качествами рыцаря. Что ж, мне придется самому отправиться к Жаку Керу. Или, может, лучше сразу пойти к королю. Я стану требовать, чтобы мальчишку отослали домой. — Лицо бургундца побледнело от злости. — Должен вам сказать, господин д’Арлей, что мне симпатичен парнишка, но я предпочитаю его видеть мертвым даже от моей собственной руки, чем среди простолюдинов… и людей благородного происхождения, забывших смысл слова «честь».

— Король вам ничем не поможет.

— Я уверен, — заявил бургундец, — король Франции дважды подумает, прежде чем откажет мне. Я — Жак де Лалэн, величайший рыцарь во всем христианском мире! Нельзя не обращать внимания на мои пожелания!

Д'Арлей больше не мог сдерживаться.

— Вы — Жак де Лалэн, величайший рыцарь во всем христианском мире, — воскликнул он, — это правда! Но вы также — слепой глупец! Обязанность любого патриота — не мешать победе нашей страны! А вы проповедуете никому не нужные правила рыцарства!

Жак де Лалэн с грохотом отбросил кресло и медленно поднялся на ноги. Он опустил сильные руки на край стола и уставился на д’Арлея хищным взглядом.

— Робин де Бюрей, сир д’Арлей, вы меня страшно оскорбили. Конечно, вы не стоящий меня противник, но вы должны ответить за свои слова только одним способом. Я требую сатисфакции!

— Я принимаю ваш вызов!

Бургундец удивленно взглянул на него, словно ждал, что д’Арлей станет вилять и попытается как-то оправдаться. Д 'Арлей поднялся с кресла. Первая волна гнева покинула его, и он понимал, что находится в опасности. «У меня нет шансов выстоять против этого мясника, — думал он. — Он разнесет меня на мельчайшие кусочки!»

— Я всегда сражаюсь только с теми людьми, чьи семьи могут похвастаться благородным происхождением по крайней мере в четырех поколениях со стороны отца и матери, — заявил де Лалэн, пытаясь найти слабую сторону в генеалогии д'Арлея.

— Семейство де Бюрей славится своим происхождением многие века. Этим действительно могут похвастаться далеко не все рыцари, — в тон наглому верзиле ответил д’Арлей. — Моя мать, как вам известно, Амалия де Мейли. А как насчет вашей генеалогии?

Некоторое время они молча сверлили друг друга взглядами. Бургундец побагровел и схватился за меч. Его ярость была настолько велика, что казалось, от нее сильнее раздались его и без того чересчур пышные рукава.

— Я хотел дать вам шанс отказаться от поединка, — фыркнул де Лалэн. — Вы этим шансом не воспользовались, а теперь мы можем разрешить наш спор только на поле чести.

— Я предлагаю вам снова сесть, — сказал д’Арлей. Он внезапно обнаружил, что у него трясутся коленки. — Мы можем с удобствами обсудить условия поединка. Я предлагаю сначала вспомнить условия Кодекса рыцарства применительно к существующей ситуации.

— Эти условия сформулированы предельно четко и ясно, — сказал де Лалэн, большим глотком отпивая вино.

— Они не так просты, как вы утверждаете. Мне известен Кодекс не хуже, чем вам, сударь. Позвольте мне заметить, что Кодекс пытается дать одинаковые возможности противникам, которые не равны по силе и опыту. Вы являетесь величайшим рыцарем всего христианского мира и должны признать, что мы не равны по опыту ведения поединков. Значит, это должно приниматься во внимание во время выбора оружия.

— Оружие выбирает оскорбленный противник, а им являюсь я.

— Напротив, это именно вы спровоцировали ссору между нами.

Бургундец нетерпеливо махнул рукой:

— Я не желаю с вами спорить. Я не адвокат и сражаюсь с помощью чести и стали, а не с помощью хитрых слов и рассуждений. Вы меня оскорбили, и это может подтвердить тот парень. Значит, оружие выбирать мне!

Д'Арлей понимал, что его жизнь зависит от выбора оружия.

— Оскорбление не всегда заключается в высказанных словах. Вы можете спровоцировать ссору враждебным взглядом или другим скрытым действием. Вы, Жак де Лалэн, смертельно меня оскорбили. С того момента, как я вошел в эту комнату, вы обливали меня презрением. Вы просто пыжились от гордости. Вы говорили то, что оскорбительно для любого француза!

— Но вы все равно оскорбили меня.

— Мы друг с другом не согласны, и что вы предлагаете? Подать жалобу в суд чести?

Бургундец фыркнул:

— Если понадобится, мы так и сделаем!

— Тогда нам придется вспомнить слова, которые вы сегодня говорили, — напомнил ему д'Арлей. — Вы в открытую насмехались над смелостью и умением французских рыцарей. Что решит суд чести по поводу ваших оскорблений?

Бургундец быстро взглянул на д’Арлея, и тому стало ясно, что наглости де Лалэна поубавилось.

— Я просто рассуждал в целом.

— Тем хуже. Вы посмели сомневаться в храбрости всех рыцарей. Вам стоит подумать о том, что будет, если мы не разрешим наш спор прямо сейчас.

Жак де Лалэн завертелся в кресле, как капризный мальчишка, которому не удается настоять на своем. Прошло некоторое время, прежде чем он заговорил:

— Какое оружие вы выбираете? Д'Арлей быстро ответил:

— Мою саблю. Бургундец громко захохотал:

— Саблю или меч? Вам известно, что я лучше всех в мире владею мечом?

— Я выбираю мою собственную саблю, — твердо повторил д’Арлей. — Вы будете сражаться саблей, имеющей тот же вес, длину и форму, что и моя.

Де Лалэн немного помрачнел.

— Дайте мне посмотреть, — потребовал он.

Д'Арлей достал саблю и положил ее на стол. Де Лалэн поднялся и взял в руки саблю. Кончиком пальца он коснулся острия сабли, а потом махнул ею в воздухе.

— Интересное оружие. Где вы его достали?

— Такой тип сабель обычно используется на Востоке. Мне привезли эту саблю из Испании.

— Я никогда прежде не видел ничего подобного, — заворчал де Лалэн, — она похожа на женское оружие, но конец у нее острый.

— С этой саблей сражаются без всяких доспехов.

— Ха, еще какие-то дополнительные условия! Мне следовало этого ожидать. Ясно, что хороший или просто удачный удар может пронзить человеческое тело. — Он с подозрением взглянул на д’Арлея. — Вы задумали нечто хитрое, и мне это совсем не нравится!

— Вы все равно можете выиграть. Вы же сами заявили, что прекрасно владеете любым видом оружия.

— Я прежде никогда не держал подобной сабли в руках. Бургундец вновь резко взмахнул саблей в воздухе, чтобы проверить баланс оружия. Потом он взглянул на эфес, там мелкой вязью было что-то написано по-арабски. Де Лалэну стало бы не по себе, если бы он мог прочитать эти слова: «Подарена Алассиром аль-Асмидом. Пусть отсохнет и сгниет рука врага моего друга, коснувшегося этой благородной стали».

— Кажется, вы умеете владеть этим новым оружием, — сказал он.

Д’Арлей уверенно кивнул:

— Да, вы правы. Я пользуюсь только им.

— А вот я не стану использовать в сражении это оружие! — Бургундец швырнул саблю на стол. — Я не сражаюсь на саблях!

— Тогда нам придется обратиться в суд чести, — заявил д'Арлей.

Де Лалэн заворчал:

— Говорю вам в последний раз: давайте выбирать оружие по жребию. Мы бросим монетку в воздух, а там будет видно.

Д'Арлей начал колебаться — он ни на секунду не забывал: если не настоит на своем, его ждет верная смерть.

— Только на саблях мы сможем сражаться на более или менее равных условиях, — заявил д'Арлей.

Бургундца было невозможно переубедить. Он упрямо повторял:

— Пусть все решит монетка.

Прежан Кеннеди поворачивал голову от одного к другому и от волнения шумно дышал. Он шепнул на ухо д'Арлею:

— Если вы поддадитесь этому мяснику, клянусь святым Эндрю, вы подпишете свой смертный приговор.

Д'Арлей в свою очередь шепнул ему:

— Если я буду продолжать спорить, он меня объявит трусом. Мне не стоило затевать с ним ссору, а теперь придется отвечать за это.

В комнате воцарилась тишина. А'Арлей нарушил ее первым:

— Клянусь Богом, пусть будет по-вашему, бросайте монетку!

Де Лалэн достал из кошелька золотую монету и поднял ее вверх.

— Это старинная английская монета, д'Арлей, моя сторона—с головой короля, то есть решка. Вы можете выбрать сторону с крестом и трилистником. Согласны?

— Согласен.

— Меня не устроит, если мы только подбросим монетку в воздух, — заявил величайший рыцарь всего христианского мира. — На свете существуют такие ловкие руки, что могут подбросить нобль к самому потолку и потихоньку изменить направление его полета. Д’Арлей, у вас странные знакомые, и поэтому я настаиваю на том, чтобы мы все сделали, как у нас в Бургундии. Я брошу монетку в воздух, а вы ее поймаете в кубок хорошего бургундского вина, потом передаете кубок мне, а я его переворачиваю вверх дном, и мы видим, как распорядилась судьба.

— Согласен.

Д'Арлей поднялся на ноги и прислонился к столу. Его трясла мелкая дрожь. У бургундца лицо лоснилось от возбуждения. Он подбросил монету в воздух и поймал ее, а потом посмотрел.

— Король! — радостно воскликнул он. — Это хорошая примета! Д'Арлей, подставляйте кубок. У вас не дрожит рука и вино не станет из него выплескиваться?

Он подбросил нобль высоко в воздух. Д’Арлей двумя руками держал кубок и поймал вращающуюся желтую монетку. Он с трудом удерживал в руках кубок, передавая его де Лалэну. Бургундец перевернул кубок, и красное вино начало расползаться по скатерти.

— Поднимите кубок! Скорее, вы, упрямый спорщик! — воскликнул де Лалэн. Он переступал с ноги на ногу от нетерпения. — Сейчас мы увидим: король или крест. Я клянусь, что это будет король! Если так случится, вас ждет смерть от моего боевого топорика! Давайте, может, вы боитесь смотреть?

Д’Арлей протянул руку и поднял кубок. Он боялся увидеть золотую монету. Вскоре д’Арлей понял, каков результат, потому что его противник молчал, а Прежан Кеннеди громко хохотал.

— Крест! — возмущался де Лалэн. — Почему тут оказался крест?

Д'Арлей сам посмотрел на монету и испытал глубокое облегчение. «Я никогда не видел более красивого рисунка на золотой монете! — радовался он. — До чего же прекрасные крест и трилистник! Бог решил, что мне должен представиться шанс победить это животное!»

— Я требую отсрочки, — мрачно заявил бургундец. — Мне нужно время, чтобы найти такую же игрушку и попытаться научиться ею действовать. Д'Арлей, тебе повезло и ты можешь пожить еще немного, — проворчал он. — Когда я буду готов, ты от меня получишь известие.

— Согласен, — ответил д'Арлей. — …А теперь, — они с Кеннеди наконец оказались на улице, — мы должны отдохнуть. Пойдем на улицу Гренье-сюр-Л 'О. Должен признаться, что я совершенно ослаб и телом и духом.

Шотландец был вне себя от возмущения.

— Вам, сударь, придется потерпеть еще часок. Мне знаком один человек по имени Гаспар Суллен. Он лучше всех владеет саблей. Вам понадобятся его услуги, потому что вы должны быть в хорошей форме.

— Я уверен, — надменно заявил д’Арлей, — что могу сам кое-чему научить твоего специалиста.

— Когда Жак де Лалэн позовет вас на битву, — серьезно заметил шотландец, — он будет так хорошо владеть саблей, что сопротивляться будет также трудно, как пронизывающему северному ветру. Пошли! До дома Гаспара всего лишь полчаса ходьбы. Мы обязательно должны с ним повидаться сегодня и договориться о ближайшей встрече.