"Блюз для винчестера" - читать интересную книгу автора (Костюченко Евгений)

4. ТРИЗНА

Все могло бы повернуться иначе, если бы Степана не сморил сон. Старуха в очередной раз помешала ложкой варево, а потом подсыпала в котел сушеных ягод. "Вкусно пахнет", — подумал Гончар, опуская потяжелевшую голову на колени. А в следующую секунду он вдруг обнаружил себя лежащим на снегу в обнимку с дробовиком.

Старуху потрепала его по плечу и что-то сказала на своем языке, в котором не было ни одного знакомого Гончару звука. Но ее палец показывал на вигвам, и Степан все понял. Он кивнул и побрел к палатке. Дети закопошились, уступая ему место, и он повалился между ними на шкуры. Странное дело, теперь он не замечал никаких неприятных запахов. Ему даже нравилось, как остро пахнет бурая свалявшаяся шерсть старого одеяла, которым он укрылся.

Его разбудили голоса, которые показались знакомыми. Степан прислушался и понял, что возле вигвама появились новые люди. И один из них — тот самый Сиплый, который так невежливо обошелся с Гончаром ночью на перевале.

— Почему ты не продашь мне шкуры, Кеш? — спрашивал Сиплый.

— Я уже говорил тебе, — отвечал оттава. — Эти бобры принадлежат доктору Фарберу.

— Его здесь нет. Я пришел первым. Значит, я имею право купить их у тебя.

— Доктор Фарбер уже купил их.

— Что ты заладил одно и то же! Доктор Фарбер, доктор Фарбер! Я заплачу тебе настоящими деньгами, а не бумажками.

— Заплати кому-нибудь другому. За болотом стоят оджибвеи, у них тоже есть бобры.

— Но мне нужны твои.

Степан Гончар приподнялся на локте, пытаясь встать, но чья-то рука удержала его. Оглянувшись, он увидел рядом с собой девушку. Он и не замечал ее до сих пор под ворохом одеял. Она отрицательно помотала головой и приложила ладонь к губам. Гончар кивнул, поняв, что от него требуют тишины. Но все же подобрался к выходу и осторожно оттянул полог, заглядывая в щель.

Ке Шау Тин стоял между двумя всадниками, держа на плече связку блестящих черных шкурок. Лошади, одна черная, другая серая, нетерпеливо переступали, выдыхая струи пара, и теснили его к костру. Оба всадника держали винтовки поперек седел. Один из них говорил с индейцем, а второй настороженно оглядывался по сторонам.

— Ладно, краснокожий, я вижу, что ты уперся и не уступишь, — говорил Сиплый. — Эти шкуры ты приготовил для Фарбера. Черт с ним. Но остальные ты продашь мне. Договорились?

— У меня нет других бобров.

— Ты уверен? А если поискать? Поищи в своих палатках, может быть, найдется связка или две? Я хорошо заплачу, не сомневайся.

— У меня нет других бобров, — устало повторил Ке Шау Тин, бросив связку на снег и наступив на нее.

— Ты уверен? Это точно? Слышишь, Гомес, это последняя связка. Разве мы можем уйти без нее? — Сиплый уже держал винтовку в руке, стволом вниз.

Его спутник ответил:

— Нет. Не можем.

Их голоса звучали спокойно и негромко, но Степану стало не по себе. "Когда двое вооруженных мужчин хотят отобрать у одного безоружного связку бобровых шкур, то не знаю, как по-американски, но по-русски это называется ограбление. Надо бы отшить этих уродов, — подумал Степан Гончар, пытаясь нащупать дробовик. — Только как это сделать? Может быть, у них тут принято вести деловые переговоры в такой манере? Вон, старуха даже головы не поднимает, все колдует над котелком. И Кеш стоит спокойно. Он или слишком крутой, или просто цену набивает своим бобрам. Черт, но если они заберут шкуры, я останусь без заработка".

Стоя на коленях у самого полога, он потянулся за ружьем.

— Не выходи, — прошептала девушка. — Это злые люди.

Гончар хотел успокоить ее, но не увидел на лице девушки ни волнения, ни страха. Раздался выстрел, и девушка прикрыла глаза.

— Не выходи, — повторила она.

Степан выглянул из вигвама и тут же спрятался обратно, продолжая наблюдать через щелку.

Он увидел, что Ке Шау Тин лежит на снегу поперек связки шкур. Сиплый спрыгнул с коня и ногой перевернул тело индейца.

— Готов, — проговорил он. — Гомес, не топчись на месте, как дохлая крыса. Догони мальчишку.

— Может, кто-то из нас и топчется, но только не я, — ответил напарник. — Надо было стрелять сразу. Ты слишком много говорил с ними.

— Ты ни черта не смыслишь, — раздраженно выкрикнул Сиплый своим бабьим голосом. — Мне нужны именно эти шкуры. Мне надо точно знать, что это золотые бобры. Догони мальчишку, я сказал!

— Не волнуйся, амиго. От моего "спрингфилда" еще никто не убегал.

Второй всадник развернул коня и помчался к лесу. Сиплый перешагнул через убитого и подошел к старухе, которая безучастно сидела возле костра. Она медленно подняла ладонь, словно заслоняя лицо от яркого света.

Сиплый приставил ствол винтовки к ее груди. Выстрел повалил старуху на снег. Она упала, раскинув руки.

Оцепенев от ужаса, Гончар смотрел, как Сиплый поднимает бобровую связку, как он перебирает шкурки, как привязывает их к седлу. В мертвой тишине только скрипел снег под сапогами убийцы. Да где-то тревожно прокричала ворона. Вот из леса донесся заливистый лай двух собак. Но он оборвался после гулких далеких выстрелов.

Сиплый отвел скобу затвора книзу, перезарядив винтовку, и заглянул в дальний вигвам, затем в соседний. Потом направился к тому, где стоял на коленях Гончар. Снег хрустел все громче с каждым шагом. Степан попятился внутрь, не вставая с колен. Опустил руку и не глядя схватил свой дробовик. Он направил ружье на проем палатки, и как только полог откинулся и в белом треугольнике вырос черный силуэт — Степан нажал на спусковой крючок.

Дробовик подпрыгнул в руках. Степан ничего не видел из-за дыма, который заполнил все тесное пространство вигвама.

Девушка подтолкнула его в спину, и он вскочил и, откинув полог, и с ружьем наперевес выскочил наружу. Сейчас он был готов зубами впиться в глотку любому противнику.

Но противник уже лежал на снегу, задрав бороду к небу, и медленно двигал ногами, словно пытался отползти. Его грудь была залита блестящей ярко-красной кровью, и густой пар клубился над ней.

Степан подобрал чужую винтовку и стряхнул налипший снег со ствола.

— Слева! — закричала девушка.

Стоя на колене, он повернулся влево и вскинул винтовку. Приклад с железной накладкой плотно уперся в плечо. Степан едва разглядел непривычно низкую мушку, прежде чем подвести ее под голову всадника. "Метров сто", — прикинул он дистанцию и прицелился чуть ниже. Нажал на спуск. Отдача оказалась весьма жесткой и болезненной, но он не отрывал приклад от плеча. Затем он быстро отвел скобу затвора точно таким же движением, вниз, как это только что делал Сиплый.

Попал! Там, где только что чернела фигура всадника, взметнулась и опала высокая волна снега. Продолжая глядеть вперед поверх прицела, Степан видел, как бьет ногами упавшая лошадь, как она тянет вбок гибкую шею и снова роняет голову на снег. Рядом с лошадью выросла человеческая фигура, Гончар подвел мушку под нее, выстрелил, передернул затвор и выстрелил снова по тому месту, куда повалился противник. Вскочил, перебежал вперед, упал в снег. Прижимая винтовку к груди, откатился в сторону. Перезарядил и снова прицелился. Он хорошо видел черную куртку противника, его сгорбленную спину между двумя снежными кочками. Спина оставалась неподвижной, и Гончар тщательно подвел мушку, целясь в снег ниже виднеющегося силуэта, задержал дыхание и выстрелил. Противник едва заметно вздрогнул и застыл.

"Надо проверить. Иди проверь", — приказал себе Степан. Ноги не слушались его, но он все же дошел до убитого, опираясь на винтовку, словно старик на клюку.

Напарник Сиплого лежал, неловко подогнув под себя руку. Снег вокруг него уже пропитался кровью.

— Готов. — Степан опустился на четвереньки.

Его вывернуло наизнанку. Одной желчью. Он запихнул в рот обжигающие комья снега, с трудом разжевал и проглотил, и его вырвало еще раз.

Наконец он смог подняться на ноги. Отломил еловую ветку, откусил кончик и долго жевал хвою. Его еще пошатывало, но он все же нашел в себе силы подобрать обе винтовки и вернуться с ними к стоянке. Он держал их у груди, как держат младенца, потому что у винтовок не было ремней.

Девушка и двое малышей возились над телом Ке Шау Тина. Они с трудом перекатили его на одеяло, расстеленное на снегу, а потом схватились за передние углы и потянули к лесу.

Гончар поставил винтовки у стены вигвама и шагнул к девушке, чтобы помочь ей, но она, не останавливаясь, приказала:

— Делай свое дело.

— Какое дело?

— Забери у белых оружие, деньги и одеяла.

Она произнесла это так деловито и спокойно, словно попросила вынести мусор. И Степану ничего не оставалось, как изображать полное равнодушие, наклоняясь над трупом Сиплого, от которого шел резкий и тяжелый запах крови.

Расстегнув оружейный пояс, Степан вытянул его из-под тяжелого тела. Кобура с револьвером оказалась привязанной к бедру тонким ремешком. Заскорузлый узел не поддавался окоченевшим пальцам, и Гончар просто разрезал его своим ножом.

Он долго возился с карманами, переворачивая стынущий труп. Еще больше времени потратил он на второго и не сразу догадался, что надо обыскать еще и седельные сумки, а потом мучился, доставая их из-под убитой лошади. Краем глаза он видел, как малыши с девушкой вернулись за телом старухи и оттащили труп в лес по окровавленному следу. Он нашел в сумках патроны в бумажной упаковке и четыре кожаных мешочка с монетами. В кармане напарника оказалась свернутая в трубку пачка долларов, и Гончар переложил ее к себе в куртку, во внутренний карман с молнией, где обычно хранил деньги. Его куртка и джинсы были облеплены красным снегом, но он уже не обращал внимания на кровь. Когда же Степан сложил все трофеи у вигвама, девушка с малышами вернулась из леса.

Она подошла к поникшему костру, над которым висел котел, и подобрала со снега длинную деревянную ложку.

— Иди сюда, — позвала она Степана. — Печень сварилась. Ешь.

Они сидели вместе с детьми вокруг костра и по очереди вылавливали из котла кусочки печени. Степан не ощущал никакого вкуса, но еда наполнила его теплом и силой.

— Надо уходить отсюда, — сказала девушка.

— А что делать с убитыми?

— Мой брат, мой племянник и мать моего мужа — они лежат вместе с родными и соседями. Брат давно приготовил место для всей семьи. А белых съедят звери и птицы. Если хочешь, можешь похоронить их так, как это у вас принято.

— Нет. Не хочу. Ке Шау Тин был твоим братом?

Она не ответила.

— Извини за дурацкий вопрос, — сказал Степан. — Я просто думал, что ты его дочь.

— Мое имя Me Cay Бис[3], — сказала она. — Ты можешь называть меня Саби. Когда я работала у белых, хозяйка называла меня Саби.

— А мое имя Степан. Но ты можешь называть меня Стивен.

— Стивен, нам надо уходить.

— Куда мы пойдем? Мне надо на почтовую станцию, там я буду ждать доктора Фарбера.

— Мы проводим тебя до станции.

— А потом? Куда ты отправишься с маленькими детьми?

— На Верхнее болото или на Красную реку. Там еще могут быть наши родичи. Давай собирать вещи.

— У меня нет вещей.

— Лошадь, оружие, шкуры — теперь это все твое. — Она встала, и вместе с ней поднялись со снега оба малыша.

— Нет, — покачал головой Степан. — Шкуры я отдам профессору. А лошадь и оружие — тебе.

— Лошадь я возьму, — согласилась Саби. — Оружие разделим поровну. Если тебе все равно, то я возьму "спрингфилд", а винчестер и кольты оставь себе.

— Это у вас называется "разделить поровну"?

Степан Гончар взвесил на ладони мешочки с монетами. Все они показались одинаковыми по весу, а внутрь он даже не стал заглядывать. Один кисет он опустил в карман.

— Деньги мы тоже разделим "поровну", — сказал он, вложив три оставшихся мешочка в руки девушки. — Совсем забыл, я же должен отдать чеки. Один чек за каждую пару шкур. Сколько их там?

Они подошли к серой лошади, которая смирно стояла в сторонке, и пересчитали шкуры, свисавшие из-под седельной сумки. Двенадцать пар. Все с берестяными бирками, на которых были выжжены какие-то линии и фигурки. На другом боку лошади висели еще две связки, в каждой по десять шкур. Все они тоже были с бирками.

— Я знаю, чьи это бобры, — сказала Саби, разглядев рисунки на бирках. — На Верхнем болоте стояла семья Во Гон Бью. Он не мог продать эти связки. Значит, он убит. Значит, мне незачем уходить на Верхнее болото.

Степан вспомнил, о чем говорили убийцы, и спросил:

— Почему они назвали этих бобров золотыми?

— Не знаю.

— Как думаешь, профессор поймет, что тут написано?

— Он поймет, — сказала Саби и напомнила: — Чеки. Двенадцать чеков.

— Здесь больше шкур.

— Моих только двенадцать пар.

Гончар достал блокнот и отсчитал дюжину страниц. Он присел, положил блокнот на колено и складным ножом аккуратно отрезал чеки.

— Хороший нож у тебя, — сказала Саби, пряча листки в рукав. — Такие не продаются в нашей лавке. Я никогда не видела таких. Даже у хозяина, а у него много ножей.

— Извини, я не могу отдать его тебе. Это память.

— Память об умершем родиче?

— Вроде того. Ну, давай сворачивать твои палатки.

— Зачем? — Саби вдруг закашлялась, зажимая руками рот, а потом отвернулась и выплюнула на снег сгусток крови. — Зачем нам палатки? Одной мне не справиться с ними. Не собрать, не поставить. Когда мы их ставили, нас было два десятка. Пять мужчин, десять женщин, три лошади. Теперь я осталась одна. Зачем нам палатки? Когда дойдем до родичей, они дадут нам палатку.

— Как же ты будешь до них добираться? А спать где в дороге?

— Как обычно. На снегу, у костра.

Они навьючили на лошадь два мешка с мясом и нехитрым скарбом, несколько скатанных одеял, а потом помогли забраться в седло малышам. Саби шла впереди, ведя лошадь в поводу. Степан шагал сзади, увешанный оружием. Винчестер Сиплого он держал в руках.

"Как только выйдем из леса, надо будет избавиться от всего этого арсенала, — думал Степан Гончар. — Оставлю только дробовик. А с этими стволами я выгляжу как самый натуральный гангстер. Лишь бы не напороться на полицию. От американских ментов не отмазаться. Меня и слушать никто не станет, скрутят и посадят".

Когда они вышли из леса на узкую дорогу, Саби остановилась.

— До станции одна миля, — сказала она, показав рукой направление. — Иди по дороге и за поворотом увидишь дым над лесом. Прощай, Стивен.

— Почему бы тебе не пойти со мной? — спросил он. — Зачем ночевать на снегу, если рядом есть жилье? У нас есть деньги, мы заплатим за постой. Купим все, что тебе нужно. Мне кажется, что ты больна. Мы вызовем врача. И детям тоже лучше переночевать под крышей. Разве не так?

Она хотела что-то ответить, но закашлялась и снова выплюнула кровь на снег.

— Ты странный белый, Стивен, — сказала она, обтерев губы рукавом. — Я никогда не слышала такую речь. И никогда не слышала от белого человека таких слов. Прощай.

Она потянула за повод, и послушная лошадь сошла вслед за ней с дороги, уходя все дальше и дальше в лес.