"Каньон Дьявола" - читать интересную книгу автора (Коул Джексон)

Глава 3

Ночь, опустившаяся на огромное ранчо «Ригал», была трепетна и пуглива, как антилопа. Под ее темной мантией, отороченной тенями и расшитой звездами, таинственная бесконечность прерии шепотом отзывалась на музыку ветра. Холмы, скалы и вздыбленные утесы казались во тьме огромными, пугающими в неясном мареве ночи. Запекшимися ранами темнели каньоны, края их серебрились, отражая рассеянный свет, сочатся сквозь бесконечность опрокинутой небесной чаши.

Клочки пустыни напоминали во тьме вкрапления выбеленных временем истлевших костей. Они как будто светились, отдавая впитанное ими сияние звезд и жалкие остатки солнечного тепла.

От берегов величественной Рио-Гранде вплоть до зловещих нагромождений гор Тинаха и дальше вглубь их нехоженых лабиринтов простиралось огромное ранчо, размерами с небольшой восточный штат. По долинам, поросшим кустарником, по каньонам и склонам крутых холмов бродили здесь огромные стада ганадо — здешней породы коров. Откормленных, холеных коров, ибо под здешним горячим солнцем и ласковыми дождями произрастали роскошные сочные травы — кудрявые мескитовые бобы, мясистая бизонья трава, а также не менее питательные, но более выносливые кустарники.

Стража охраняла рубежи этих владений, надежная стража — надежные часовые из дуба и других прочных пород деревьев. Колонна глубоко врытых в землю столбов, повторяя изгибы ландшафта, стояла на своей бессонной и вечной страже. И от столба к столбу тянулись туго натянутые ряды колючей проволоки. Ибо ранчо Ригал, несмотря на свои гигантские размеры, было огорожено. Огороженное ранчо — прямо в сердце бескрайней прерии!

Владел этим ранчо дон Себастиан Гомес. Перебравшись сюда из Мексики и купив эти богатые земли, он поначалу называл свое владение Эль Рей — Король. В силу местных привычек испанское Эль Рей вскоре превратилось в английское Ригал — Королевский, и дон Себастиан, изысканный джентльмен, не стал перечить соседям и сам с тех пор всегда называл свое ранчо — «Ригал». Его тавром было ЛР — «Лежащее Р».

Это было еще до распри с кланом Маккой. Глава этого клана старик Анси Маккой, ненавидел мексиканцев и все мексиканское. Ветеран войны с Мексикой возрастом под девяносто лет лелеял свою ненависть с тех самых пор, когда, раненый мексиканской пулей, он на всю жизнь остался калекой. Маккоя взбесило появление по соседству мексиканского «гидальго», хотя ту войну все давно забыли, если не считать горстки седобородых ветеранов. Злобный и ядовитый, как гремучая змея, которой наступили на хвост, старый вояка умудрился-таки затеять ссору из-за какого-то пустяка, да еще втянул в, нее некоторых своих друзей и знакомых.

Началось все с того, что дон Себастиан, обиженный и возмущенный несправедливостью соседей-американцев, прекратил с ними всякое общение и обнес изгородью свое ранчо. Старик Анси очень скоро почувствовал, что ненависть испанца может быть такой же колючей и ядовитой, как и все, что произрастает в горах Кентукки.

Вакерос дона Себастиана, стройные смуглолицые парни, которые почти ничем не отличались от ковбоев Техаса, получили приказ охранять границы огромного ранчо и немедленно удалять за его пределы всех непрошеных гостей.

В стране, где единственным законом до сих пор оставался «Кольт», неизменный спутник каждого, такой приказ не способствовал укреплению мира и добрососедства.

Старик Анси Маккой ни разу в жизни не испытывал чувства страха, и дон Себастиан, хотя и получил некоторое образование, тоже не боялся ничего на свете.

Поначалу симпатии остальных соседей поровну разделились между враждующими сторонами, но потом, когда дон Себастиан огородил свое ранчо, симпатии стали склоняться не в его пользу. Скотоводы Западного Техаса терпеть не могут колючую проволоку и всякого, кто ею пользуется.

В результате гордый испанец удалился в свое огромное поместье и постепенно превратился в затворника. Но о перемирии не могло быть и речи, и в округе стало неспокойно.

Ранчо «Ригал», помимо прочего, могло похвастать лучшими охотничьими угодьями во всей округе. Горы Тиноха изобиловали дичью, а участок, обнесенный ржавой колючей проволокой, стал своего рода заповедником. Молодые скотоводы, рисковые парни, наведывались туда, за изгородь, и порой возвращались с полными сумками добычи. Но иногда им приходилось весьма, поспешно уносить ноги под свист пуль и крики мексиканских вакерос дона Себастиана. Многим смельчакам довелось отведать кнута или мастерски брошенного лассо. Один ковбой, которого изрядно отделали кнутом, схватил свой дробовик и принялся палить, буквально изрешетив своих мучителей мелкой дробью. Ему ответили тем же. Подобные происшествия подливали масла в огонь вражды, пылавшей по обе стороны изгороди.

— Вот попомните эти слова, — без убийства тут не обойдется, — говаривали старожилы.

Другие недобро поглядывали туда, где простиралось огромное ранчо Гомеса: «Черт бы его побрал, проклятый чумазый, делать ему нечего, приперся сюда — заборы ставить, землю огораживать». Кто-нибудь более трезвомыслящий, бывало, замечал: «Я бы, пожалуй, не стал называть дона Себастиана чумазым».

— А как же его называть? Конечно чумазый! Всякий, кто приперся оттуда, из-за Рио-Гранде — чумазый, — твердили упрямцы. — Если так дальше пойдет — беды не миновать, рано или поздно полыхнет вся округа, вот увидите!

Уолт Харди и его брат Том прекрасно знали, как обстоят дела, когда однажды лунной ночью, под свист ветра, они пролезли через изгородь неподалеку от того места, где землю вздыбливают первые отроги гор Тинаха. Они понимали, что рискуют, когда глубокой ночью под лунным сиянием двинулись в путь по ту сторону изгороди, и их воровато крадущиеся, но целеустремленные тени терялись в компании других теней — бешено пляшущих, по воле ветра — деревьев и причудливых кактусов.

Уолт и Том шли охотиться на куропаток. Там, в горах, можно не опасаться дона Себастиана. Добраться до гор — вот в чем была проблема. Конечно, само собой, безопаснее было бы сначала забраться подальше в горы, а там уж вступить в пределы ранчо Гомеса, но это гораздо труднее. Уолт и Том предпочли рискнуть, и вместо того, чтобы сделать крюк, двинулись на север вдоль западного края Каньона Дьявола, где будет сравнительно легко пройти по крутым, скалистым, изломанным склонам, которые лежат к западу от ограды ранчо Ригал. Легко, но и опасно — а этим сорви-головам того только и надо. Они двигались перебежками, стараясь Держаться в тени. Чувство опасности будоражило, они тихо посмеивались, и, по мере приближения к предгорьям, возбуждение их возрастало. Они были теперь в нескольких милях к востоку от изгороди и шагали вдоль кромки зловещей пропасти, из черных глубин которой доносился шум воды, скрытой от глаз нависшими скалами.

Считалось, что до сих пор еще никто никогда не проникал в Каньон Дьявола, да и вряд ли кому-нибудь в здравом уме придет в голову сунуться туда в будущем. Правда, рассказывали о каких-то старателях, которые якобы, спустились в каньон на веревках — и больше их никто не видел. Но толком никто ничего не знал, и скорее всего, это были просто россказни, высосанные из пальца, чтобы веселее было коротать долгие зимние вечера.

Ни старателям, никому другому незачем было лезть в Каньон Дьявола. Давным-давно все знали точно и наверняка, что никаких полезных ископаемых в горах Тинаха нет, и потому весьма сомнительно, чтобы кто-нибудь попытался исследовать мрачный замкнутый каньон, по стенам которого невозможно подняться, а на дне сплелись непролазные дикие заросли, сквозь которые солнечными днями кое-где тускло отсвечивает камень или блестит вода. В том месте, где сейчас пробирались братья Харди, недалеко от южной торцевой стены каньона, глубина его составляла около ста футов. А миль на двадцать севернее, уже в горах, каньон достигал не менее двух тысяч футов в глубину. Кусты стали реже, и братья, прижимая к груди свои дробовики, пустились бегом, чтобы быстрее пересечь широкую полосу лунного света. Ветер трепал их одежду и свистел в ушах. А потом вдруг просвистело что-то другое, и от этого, свиста сердце бешено заколотилось.

Том и Уолт услышали этот зловещий свист, а потом — звонкое металлическое «дзинь!», которое эхом забилось среди камней и деревьев.

— Бежим! — рявкнул старший брат. — Эти собаки нас засекли!

Том повиновался и побежал, низко пригнув голову, и сложившись пополам. Он почти стлался по земле. Черный склон с целым лабиринтом лощин, оврагов, вымоин — был уже близко. Только бы дотянуть до него, а там, в этой своеобразной крепости, мексиканцы их не достанут. Лошади там бесполезны, а пешком по горам мотаться — в этом деле вакерос не сильны. Остановятся в начале скалистого склона и будут орать ругательства на двух языках и палить из винтовок, да так, чтобы, не дай Бог, не задеть кого из беглецов, а после поскачут назад, посмеиваясь, — довольные собой и надеясь, что следующий раз судьба будет к ним благосклоннее. Такое уже случалось и тем все и кончалось…

Но в этот миг пуля просвистела так близко, что было уже не до шуток, хотя Том усмехался на бегу, инстинктивно пригибаясь. И тут он услышал еще одну: она завизжала, а потом глухо ударила во что-то мягкое. Звук был жуткий, отвратительный. От него у Тома мурашки поползли по спине. Тут же он услышал какое-то странное тихое покашливание, а потом стук камней за спиной, как будто их кто-то подбросил ногой. Том резко остановился на бегу, заскользив по инерции, потом круто развернулся и, не веря глазам, увидел своего брата Уолта, распростертого на земле.

Не замечая пуль, которые свистели над головой и поднимали облачка пыли, впиваясь в землю прямо у ног, Том пробежал несколько шагов назад и опустился на колени возле неподвижного тела. Одного взгляда было достаточно. На шее Уолта, сзади, была маленькая синяя ранка, а спереди пуля, расплющившаяся при ударе в позвонок, вырвала кусок тела. Уолт умер раньше, чем рухнул на землю. Обезумевший Том разразился проклятиями и вскочил на ноги, сжимая в руках дробовик. Тут же еще одна пуля чиркнула его по щеке, оставив багровый шрам. Другая — продырявила рукав куртки. Он вскинул дробовик, прижал приклад к плечу, и в этот миг спасительный здравый смысл вернулся к нему. Своим жалким оружием он не мог причинить вреда летевшим на него всадникам. Оба брата оставили свои «Кольты» дома, чтобы легче было идти.

«Если меня здесь убьют, Уолту это не поможет. И рассчитаться с этими грязными скотами будет некому», — пробормотал он сквозь зубы и, развернувшись, бросился в кустарник. Погоня была уже рядом. Его пылающая ярость остывала и превращалась в твердую, холодную решимость — отомстить! Он бежал быстрее ветра, пригибаясь и петляя. Позади неслась погоня. Над головой свистели пули.

Вдруг Том рухнул на бегу, как подстреленный заяц. Вскочил на ноги ошеломленный, с разбитым в кровь лицом. Пуля задела его чуть выше виска. Это была всего лишь царапина, но от неожиданности он споткнулся и при падении сильно ушибся. Теперь он вновь нырнул под защиту кустарника, а в ушах звучали торжествующие крики преследователей. Том, низко согнувшись, ломился сквозь кусты, как безумный, кровь и пот застилали глаза, он ничего не видел. И не увидел черной пропасти, разверзшейся у его ног, когда он прорвался сквозь крайние кусты. С криком ужаса и отчаяния он рухнул в провал каньона. Из темной бездны доносился его удаляющийся вопль, потом резко оборвался. Через мгновение долетел звук далекого всплеска. Потом — только шум бегущей воды.

Тонкие крадущиеся фигуры скользили меж кустов. Преследователи услышали отчаянный вопль и поняли, что он означает. Но они хотели убедиться. Прошло еще много времени, прежде чем они обнаружили сломанный куст в том месте, где ковбой сорвался с кромки обрыва. Опытному взгляду здесь все было ясно. Без сомнения, на этом месте Том Харди встретил свою смерть.

Преследователи сошлись вместе, поговорили о чем-то, потом исчезли. Несколько минут спустя тело Уолта Харди проволокли сквозь кустарник и сбросили в пропасть. Вновь послышался далекий всплеск. Луна, ужаснувшись, спрятала лицо за покровом облаков. Глаза звезд замутились непролитыми слезами. В сгущающейся тьме послышался затихающий стук копыт.

В черном чреве каньона невидимая вода пела погребальную песнь.

На гребне невысокого холма зловещая банда ненадолго остановилась. Вожак, высокий, широкоплечий, с лицом, скрытым платком-серапе так, что из-под широких полей сомбреро только блестели глаза, повернувшись на северо-восток, устремил взгляд туда, где в деревне на берегу реки в хижине Мануэля Карденаса лежал раненый. С минуту он, казалось, колебался, поглядывая на небо, уже тронутое бледной краской серого рассвета. Потом проговорил резким голосом по-испански:

— Уже поздно. К тому же сегодня у нас есть другие дела. А туда поедем через два дня, сразу после полуночи. Ортего, смотри, чтобы все было готово, как я сказал. Вперед!

Круто развернувшись, банда с бешеным топотом понеслась на север, туда, где мрачной тенью высились горы Тинаха.