"Мишень" - читать интересную книгу автора (Коултер Кэтрин)

Глава 2

Лицо ребенка, лишенное всяких красок, отчетливо выделялось на подушке в неярком предутреннем свете.

Широко раскрытые глаза уставились на него с таким ужасом, что по спине Рамзи невольно прошел озноб.

– Не волнуйся, – медленно выговорил он, не пытаясь подойти ближе. – Все хорошо. Это я, Рамзи. Встал, чтобы посмотреть, не надо ли чего. Я не сделаю тебе больно. Привиделся кошмар?

Не отводя от него глаз, девочка едва заметно кивнула. Маленькие ручки выпростались из-под пледа. Кулаки сжаты. Повязки на худеньких запястьях казались чудовищной мерзостью.

– Не бойся меня. Пожалуйста.

Он выключил ночник: небо с каждой минутой становилось все светлее. И лишь теперь заметил, что глаза у малышки – голубые и кажутся огромными на узком личике, нос прямой и тонкий, ресницы и брови темные, подбородок округлый, а на щеках ямочки. Милая, хорошенькая куколка, а улыбка превратит ее в настоящую красавицу.

– У тебя что-то болит?

Девочка покачала головой, и Рамзи облегченно вздохнул.

– Не скажешь, как тебя зовут?

Она мгновенно застыла и сжалась, словно ждала подходящего момента улизнуть от него.

– Хочешь в ванную?

Он прочел ответ в ее глазах и улыбнулся. Хорошо.

Значит, почки у нее не повреждены. Да и все, кажется, в порядке, если не считать ее немоты. Ему безумно хотелось дотронуться до нее, чем-то помочь, но он не посмел.

– Ванная и туалет за кухней. Кухня вон там, – деловито напомнил он. – Тебя отнести?

Снова отказ. Рамзи ждал, но она не двигалась. Наконец он сообразил: малышка не встанет, пока он не отвернется.

– Пойду сварю кофе, – бодро объявил он. – И посмотрю, не найдется ли в моих запасах чего-нибудь по вкусу маленьким девочкам, ладно?

Зная, что все равно не получит ответа, он кивнул и оставил ее одну.

Шагов он не услышал, только стук двери ванной и щелканье замка. Пришлось заняться завтраком. Рамзи высыпал овсяные хлопья в ярко-синие тарелки и поставил рядом пакет обезжиренного молока. Придется довольствоваться таким. Интересно, есть ли фрукты? Всего два персика. Позавчера он купил полдюжины, но остальные успел прикончить.

Рамзи нарезал один тонкими ломтиками прямо в овсянку и настороженно поднял голову. Она спустила воду в унитазе, но не торопится выходить. Неужели опять что-то приключилось?

Он подождал еще немного. Не стоит пугать ее стуком в дверь. Но время шло, а девочка не появлялась.

Рамзи легонько побарабанил костяшками пальцев по притолоке:

– Солнышко, с тобой все в порядке?

Тишина. Рамзи нахмурился. Ну и дурак же он! Малышка, должно быть, считает, что теперь она в полнейшей безопасности, и вряд ли вообще собирается выходить.

Он налил себе большую кружку черного кофе и уселся перед дверью ванной, вытянув длинные ноги и едва не упираясь ступнями в противоположную стену. Его черные поношенные сапоги потеряли форму и были удобны, как старые шлепанцы.

– Знаешь, – заговорил Рамзи, обращаясь к закрытой двери, – мне все же хотелось бы узнать твое имя.

«Солнышко», конечно, звучит неплохо, но одно солнце на небе уже есть. Ты, кажется, не можешь говорить, но это ничего. Я дам тебе бумагу и карандаш, и ты напишешь свое имя. Здорово придумано, как считаешь?

Молчание.

Он отхлебнул кофе, повел плечами и с удовольствием потянулся.

– Готов побиться об заклад, у тебя есть мама, которая скучает и плачет по своей пропавшей девочке. Если ты напишешь, как тебя зовут и где живешь, я позвоню ей, и она приедет.

Опять этот тихий плач.

Рамзи сделал еще глоток.

– Да, клянусь, твоя мамочка места себе не находит… Погоди-ка, может, ты слишком мала и не умеешь писать? Откуда мне знать? У меня нет детишек.

Ни звука.

– Ладно, потом решим, как быть. Выходи и поешь немного. Могу предложить овсяные хлопья и персик.

Только молоко обезжиренное, но по вкусу этого не скажешь. Правда, смотреть на него противно – синее и жидкое. Зато персик сладкий и спелый. Я съел целых четыре. Если бы знал, оставил бы тебе больше. Могу сделать тосты. Имеется еще клубничный джем. Давай выходи. Ты наверняка проголодалась. И послушай, малышка, я тебя не обижу. Вчера я принес тебя, умыл и покормил, верно? И сегодня утром пальцем тебя не тронул. Можешь мне довериться. Когда-то я был настоящим бойскаутом и теперь близко не подпущу того, кто бросил тебя в лесу. Если он вздумает забраться сюда, вышибу из него дух или пристрелю. Знаешь, мне не часто приходится разговаривать с ребятишками. У меня два племянника и три племянницы, но я вижусь с ними раз в год. Это дети моего брата. Прошлым Рождеством я научил девчонок играть в футбол. Любишь футбол?

Безмолвие.

Он вспомнил, как кричала и радовалась невестка Илейн, когда ее дочь поймала в зоне защиты поданный с десяти ярдов мяч.

– Я попытаюсь выбирать выражения. Но рассчитывай на меня. Если это чудовище посмеет подобраться к нам, он сильно пожалеет, что обидел тебя, обещаю. Пожалуйста, открой дверь. Солнце уже встало, и на лугу так хорошо. Хочешь посмотреть восход? Все небо в розовых, серых и оранжевых полосах. Еще несколько минут, и сама увидишь.

Замок щелкнул. Дверь чуть приоткрылась. Девочка стояла на пороге. Рубашка доходила до пят и едва не спадала с плеч.

– Привет, – весело воскликнул он, не пошевелив ни единым мускулом. – Хочешь овсянки?

Девочка кивнула.

– Не поможешь мне подняться?

Он протянул ей руку, и в ее глазах тотчас вспыхнул безумный страх. Она воззрилась на его руку, словно на кобру, готовую ужалить. Потом метнулась в кухню. Значит, он поторопился. Слишком рано вообразил, что она ему доверится.

– Молоко на столе, – окликнул он. – Сможешь сама налить?

И неспешно последовал за девочкой. Она сидела в углу, вжавшись в стену и вцепившись в тарелку с овсянкой. Голова низко опущена, растрепанные волосы закрывают лицо.

Рамзи молча налил себе еще кофе, сунул два ломтя хлеба в старомодный металлический тостер с длинной ручкой и положил на раскаленную конфорку. Через две минуты тосты были готовы. Он сел на один из кухонных стульев. Второй по-прежнему висел на дверной ручке.

И в этот миг он отчетливо осознал, что никому не отдаст девочку. Его долг – отыскать ее родных, и он пойдет на все, чтобы уберечь малышку от чужаков.

Страшно представить, что сделают с ней в больнице: доктора, сестры, лаборанты станут ее осматривать, вертеть из стороны в сторону, не щадя ее чувств, психоаналитики примутся показывать кукол и допрашивать, что сделал с ней похититель.., и никто из эскулапов не даст себе труда подумать, понять, что она не похожа на обыкновенных детей, что с ней не все ладно. Нет, только не сейчас. А шериф? Его необходимо известить. Так и быть, он поговорит с шерифом, но тоже попозже. Пусть для начала ребенок придет в себя, хотя бы немного проникнется к нему доверием.

– Хочешь кусочек тоста? Знаешь, я здорово наловчился управляться с тостером. Вот уже неделю как ни одного ломтя не сжег.

Девочка покачала головой.

– Ладно, съем все сам. Если передумаешь, намажу тебе хлеб чудесным клубничным джемом. Его варят внизу, в Дилинджере. Очень милая старушка, миссис Харпер. Прожила здесь шестьдесят четыре года. А я – всего две недели. Приехал из Сан-Франциско. Этот домик построил дед моего друга, а тот разрешил мне в нем пожить. Я никогда не бывал в этих местах. Такая красота! Может, ты все-таки скажешь, где живешь? Я хотел побыть тут один, отрешиться от всего на свете и пожить в полном уединении. Понимаешь, о чем я? Нет, разумеется. Это чересчур запутанно, даже для меня.

Кто сказал, что жизнь сложна? Наверное, так оно и есть, и я просто забыл, как это бывает. Столько всего может навалиться на тебя, когда вырастешь, и каждый ждет, что ты с этим справишься. Но ты всего-навсего малышка. Ничего плохого с тобой не должно стрястись.

Я попробую все уладить.

Но знаешь, – монотонно бубнил он, незаметно осматривая повязки на ее руках и ногах, думая о том, какие муки пришлось перенести ее крохотному истерзанному тельцу, – пожалуй, денька через два нам стоит повидаться с доктором, а заодно и с шерифом. Надеюсь, в Дилинджере есть шериф.

Девочка закашлялась и одновременно заплакала, удивительно напоминая выброшенного на улицу котенка.

Поставив тарелку на пол рядом с собой, она энергично замотала головой, а страшный, тоскливый вой все рвался из горла. У Рамзи мурашки пошли по телу.

– Ты не хочешь ехать к доктору?

Девочка сгорбилась, обхватила руками коленки и принялась раскачиваться.

– Хорошо-хорошо, мы никуда не поедем. Останемся здесь и будем сидеть тихо в своей норке. У меня полно еды. Разве я не сказал, что два дня назад ездил в Дилинджер? Там я купил такую еду, которую любят дети.

Даже сосиски! А еще вкуснейшие булочки, французскую горчицу и печеные бобы. Я порежу в бобы луковицу, добавлю горчицы и кетчупа и поставлю сковороду в духовку минут на двадцать. Неплохо, правда?

Девочка перестала раскачиваться, повернулась к нему лицом и откинула волосы на спину.

– Любишь сосиски?

Она кивнула.

– Здорово! Я тоже. Кроме того, где-то были картофельные чипсы, знаешь, такие жирные, после которых все руки блестят. Как насчет чипсов?

Она снова покачала головой и немного расслабилась. Слава Богу, хоть есть не отказывается.

– Не возражаешь против снятого молока?

Малышка покачала головой.

И что теперь?

– Тогда я, пожалуй, доем тосты, не то остынут.

И, не дожидаясь ответного знака, улыбнулся и начал намазывать тост маслом. Когда он положил сверху ложку густого джема, глаза девочки загорелись. Он протянул ей бутерброд:

– Хочешь попробовать?

Она долго смотрела на тост, с которого едва не падали капли джема.

– Давай я положу его на салфетку, – предложил Рамзи.

Она набросилась на бутерброд, как голодный волчонок, глотала, не пережевывая, и, только уничтожив добрую половину, стала есть медленнее. Закончив, она облизнула губы. Впервые за все это время малышка казалась почти счастливой.

– Ты давно не ела?

Она задумалась, прежде чем кивнуть.

– Я постараюсь задавать вопросы, на которые можно ответить только «да» или «нет». Сегодня ты получше себя чувствуешь?

Страх смыл все краски с ее лица. Девочка устремила взгляд на перевязанное запястье.

– Я намажу ссадины специальной мазью, после того как поешь Он не прибавил ничего больше и принялся за свой тост. Подживают ли раны на теле? Придется осмотреть ее, хотя она наверняка перепугана не на шутку.

Позавтракав, он поднялся и, направляясь в комнату, небрежно бросил через плечо:

– Отчего бы тебе не искупаться? Я нагрею на плите воду и вылью ее в ванну. Представляешь, у меня для этого есть две огромные кастрюли.

Даже не глядя, он знал, что ребенок скорее всего опять трясет головой, прижавшись к стене.

– Ты уже большая и сможешь сама помыться, верно?

Рамзи, улыбаясь, повернулся. Девочка с трудом встала и кивнула.

– В ванной есть шампунь. Сумеешь промыть волосы? Вот и хорошо. Ну а потом смажем все твои царапины. Да, еще надо что-то придумать с одеждой. Вот что, когда выйдешь из ванной, накинь пока рубашку. Я посмотрю, что еще можно тебе подобрать.

За эти две недели он настолько привык к молчанию, что звуки собственного голоса казались ему странными, словно раскаты эха, звучавшего в душе.

Вылив в ванну горячую воду, он снова поставил кастрюли на огонь. Пока девочка была в ванной, он сел за старую пишущую машинку «Оливетти», принадлежавшую еще его матери. Как-то лучше пишется под стук этих древних клавиш.

Надев очки, он стал читать то, что напечатал вчера.

И увлекся.

Непонятно, сколько времени прошло, но, случайно подняв глаза, он увидел ее стоящей у стола. Как она умудрилась прокрасться так бесшумно? Мокрые спутанные волосы повисли унылыми сосульками, запястья и щиколотки ярко-красные и воспаленные, зато лицо чистое и сияющее.

– Привет! – воскликнул он, снимая очки. – Прости, что не слышал, как ты подошла. Стоит сесть за работу, тотчас же забываю, где я и что со мной. Что ты стоишь? Садись на диван.

Он вынул расческу, вымыл хорошенько и минут десять старательно расчесывал ее спутанные волосы. Затем снова наложил антисептическую мазь и перевязал ей руки и ноги. Конечного мешало бы ее осмотреть, но как стащить рубашку? Трудно представить, чем это кончится. Надо пуститься на хитрости.

– Ну а теперь, – объявил Рамзи поднимаясь, – посмотрим, как насчет одежды.

Ее вещи, пожалуй, следует как можно скорее выбросить. Вряд ли они пробудят в девочке приятные воспоминания.

– Станешь настоящей моделью. Как тебе вот это?

Он вытащил мягкий шерстяной пуловер с длинными рукавами. По крайней мере в этом она не замерзнет.

– Переоденешься в ванной. – Рамзи вручил ей пуловер.

* * *

Девочка беспрекословно подчинилась. И на этот раз вернулась минут через пять. Свитер доходил до щиколоток, рукава тянулись по полу. Рамзи закатал их до локтей. Сейчас она выглядела уморительно трогательно.

Какая сволочь сотворила такое с ребенком?

– Ты знаешь столицу Колорадо?

Девочка кивнула. Рамзи вытащил карту, но тут сообразил, что она, должно быть, не умеет читать. Оказалось, что это не важно. Малышка безошибочно показала на Денвер, отмеченный красной звездочкой. Значит, она живет в Колорадо.

– Ну и молодец! Боюсь, мои племянники и племянницы не знают столиц ни одного штата. Даже Пенсильвании, где сами живут. А тебе известно, где мы сейчас?

Страх, леденящий, животный страх.

– Мы в Скалистых горах, – небрежно пояснил Рамзи, – в двух часах езды от Денвера. Поблизости нет лыжных курортов. Так что здесь почти не бывает туристов. Однако красивее места я не встречал. Ты смотришь по телевизору «Звездные походы»?

Малышка кивнула. Румянец постепенно возвращался на щеки.

– Местное население называет эти пики Ференджи-Рейндж.

Она открыла рот и потерла пальцем зубы.

– Верно! Все эти вершины зазубрены, обломаны и словно валятся в сторону. Ни дать ни взять ведьмины клыки.

Рукава свитера размотались и снова волочились по полу. Он наклонился, чтобы подвернуть их. Девочка отчаянно пискнула и, подбежав к стене у камина, свернулась клубочком, совсем как в кухне.

Он перепугал ее!

Рамзи медленно поднялся, подошел к дивану и сел.

– Прости, что напугал тебя. Я всего-навсего хотел закатать твои рукава. Видишь ли, руки у тебя куда короче, чем мои. Мне стоило сначала предупредить тебя, что я собрался делать. Можно, я подберу рукава? По-моему, в кухонном столе валяются английские булавки. Я заколю их, чтобы больше не думать об этом.

Девочка встала и направилась к нему. Крошечный шажок, и она замерла. Еще шаг. Очередная пауза. Она, не скрываясь, изучала его, взвешивала все «за» и «против», стараясь понять, не набросится ли он на нее. Наконец она оказалась рядом, вопросительно глядя на Рамзи. Он улыбнулся и, осторожно подняв руку, засучил ей рукава.

– Замечательно, а теперь попробую заплести тебе косу. Правда, я в этом не силен, но, во всяком случае, волосы не будут лезть тебе в лицо.

Коса получилась не так уж плохо. Ободренный своими достижениями, он закрепил хвостик резинкой, ранее стягивавшей пакет с персиками.

– Солнце сегодня такое яркое! И не слишком холодно. Если я заверну тебя в покрывало, не хочешь по сидеть на свежем воздухе?

Ему следовало бы этого ожидать. Она в мгновение ока порхнула на кухню. И конечно, опять прижалась к проклятой стенке. Но по крайней мере не заперлась в ванной.

Что предпринять?

Самое главное – не торопиться. Не делать резких движений. Слава Богу, в хижине завалялось несколько старых журналов.

– Будешь смотреть фотографии? Давай вместе по листаем журналы, а я почитаю подписи под снимками.

Нерешительно поглядев по сторонам, девочка кивнула.

– Но сначала я все-таки заколю тебе рукава.

Она покорно последовала за ним в комнату. Тут ему пришлось нелегко, поскольку девочка не хотела подходить к нему. В конце концов журнал очутился на диване между ними. И к тому же ему удалось накинуть на нее плед.

Задумчиво оглядев ее, Рамзи провозгласил:

– Носки!

Девочка замигала и вопросительно склонила голову набок.

– Мне не нравится, что ты ходишь босой. Не примерить ли тебе мои носки? Конечно, они наверняка дойдут тебе до ушей. Но может, ты решишь стать клоуном?

Будешь прохаживаться передо мной взад и вперед. Посмотрим, сумеешь рассмешить зрителей или нет. Ну, что скажешь?

Идея оказалась гениальной. Правда, она не попыталась намеренно позабавить его, но слегка улыбнулась, когда подтянула носки выше колен.

Едва ли не час ушел на то, чтобы перелистать до конца журнал «Пит» за прошлый октябрь. Пожалуй, больше ему никогда не захочется полюбоваться фото Синди Кроуфорд. Она мелькала почти на каждой странице. Дочитав рассказ о мучительно долгом примирении кинозвезды с блудным братом, Рамзи поднял голову.

Малышка спала, прислонившись к подлокотнику кресла и подложив ладонь под щеку.

Он получше укрыл ее пледом и вернулся к пишущей машинке.

И едва не разбил очки, пулей вскочив с кресла. Ужасный тихий вой сверлил мозг.

Видимо, девочке приснился кошмар: она металась, билась, раскрасневшееся лицо было искажено страхом.

Ничего не поделаешь, придется ее разбудить.

Он осторожно тронул ее за плечо:

– Проснись, солнышко. Дорогая, не плачь.

Малышка открыла глаза. По щекам катились слезы.

– Успокойся, маленькая.

Не сознавая, что делает, он посадил ее к себе на колени.

– Мне так жаль, детка. Но теперь все будет хорошо.

Он нежно прижал темноволосую головку к своей груди и стянул потуже плед. Носок свисал с ее левой ноги.

Рамзи подтянул его и снова привлек девочку к себе.

– Все в порядке, малышка, все в порядке. Я никому не позволю тебя обидеть. Клянусь. Никто и никогда пальцем тебя не тронет.

Наконец он осознал, как напряжена девочка. Опять ухитрился насмерть ее перепугать. Но и отпустить не осмелился. Сейчас ей больше всего нужно чье-то тепло, а кроме него, здесь нет ни одного человека. Он шептал бессмысленные, нежные слова утешения, снова и снова повторяя, что она в безопасности, что он убьет всякого, кто посмеет причинить ей боль. Вдруг она громко вздохнула и – о чудо из чудес – мирно засопела носом.

Было уже около полудня. Время шло, Рамзи проголодался, но решил обождать. Не стоит тревожить крошку. Она так уютно устроилась, засунув голову ему под мышку. Рамзи чуть подвинул девочку и поднял с пола книгу. Малышка захныкала. Он погладил ее по волосам, вдыхая чистый сладкий детский запах В глазах Рамзи блеснуло бешенство. Повернув голову к окну, он тихо прорычал:

– Попробуй подойти близко, ублюдок, и я вышибу тебе мозги!