"Ночной ураган" - читать интересную книгу автора (Коултер Кэтрин)

Глава 18

Джинни в замешательстве уставилась на Алека.

— Что ты сказал?

Он хотел объясниться яснее, но только боль, рвущая виски, не давала сосредоточиться. Кроме того, Алек обнаружил, что не способен выражаться связно. Это раздражало и сбивало с толку.

— Я не знаю, кто ты, — повторил он, на этот раз куда медленнее, потому что каждое слово давалось с трудом.

— Ты не узнаешь меня?

— Верно.

Он закрыл глаза при резких звуках возмущенного голоса, но Джинни успела заметить гримасу боли и внезапно побелевшее лицо. Он не помнит ее? Но это безумие! Невозможно!

Джинни слегка притронулась к повязке вокруг головы. Она слыхала от кого-то, что можно потерять память при ударе в голову, но никогда не видела ничего подобного раньше. Алек не может вспомнить ее?

Нет, этого просто не может быть!

Джинни неожиданно смутилась, залилась краской стыда. Но нельзя же покинуть его! Она чувствует, как жар и сила ее тела вливаются в Алека. Она нужна ему, и именно такая, как сейчас, голая, прижимающаяся к нему.

Джинни снова обняла Алека, упираясь грудью в его грудь:

— Алек, выслушай меня. Ты мой муж. Меня зовут Джинни. Я твоя жена.

Алек внезапно замер:

— Моя жена? Но я не стал бы жениться, почему-то твердо знаю это. Женат? Не могу представить себя женатым, но… — Он покачал головой и тут же поморщился от боли, ударившей в виски. — Ты назвала меня Алеком. Алек… а дальше?

Джинни громко втянула в себя воздух. «Собственно говоря, я тоже не могла бы представить тебя женатым. Или себя… замужем… О Боже. Что теперь делать?»

— Рассказывать придется долго. Прежде всего твое имя Алек Каррик, пятый барон Шерард. Далее, мы только что выдержали страшный ураган на балтиморском клипере.

Немного поразмыслив, Алек сказал:

— У тебя какой-то акцент. Ты американка?

— Да, а ты англичанин. Ну а теперь лежи смирно, а я обо всем расскажу.

С чего начать?

— Ну что ж, ты приехал в Балтимор месяц назад, чтобы посмотреть на мою верфь. Мы с отцом нуждались в партнере с капиталом. Ты сначала принял меня за Юджина Пакстона, но почти сразу же понял, что я девушка, и взял меня в бордель, чтобы наказать и заставить признаться, и…

— Неужели я действительно сделал это? — простонал Алек. — Повел тебя в бордель?

— Да только это еще не все, — усмехнулась Джинни, — потом…

Алек заснул задолго до того, как Джинни окончила рассказ. Лицо его немного порозовело, он дышал легко и даже согрелся. Джинни осторожно развязала повязку и осмотрела рану. Воспаления и красноты нет.

Унылый, серый свет проник сквозь окно. Все лучше, чем дождь. Джинни вновь перевязала Алека и осторожно, чтобы не разбудить спящего мужа, сползла с койки.

Мы женаты всего неделю, а он не знает, кто я.

Жизнь была довольно скучной, до того как Алек появился в Балтиморе. Теперь же сюрприз следовал за сюрпризом. Только подобного сюрприза он явно не хотел преподнести. В такое почти невозможно поверить. Во всяком случае, Джинни никак не могла осознать, что это действительно происходит с ней. А он? Что он чувствует? Невозможно представить. Джинни знала только, что нужна ему и что все правила отныне изменились.

Алек дышал глубоко и ровно. Здоровый сон. Джинни переоделась и отправилась на палубу.

— Как Хенк? — спросила она Дэниелса.

— Через пару дней встанет. Весь в красно-синих разводах, словно английский флаг, но ничего особенно страшного. А его милость?

— Как и Хенк, встанет дня через два. Только…

— Что, мисс?

— Алек не знает, кто он, Дэниелс, кто я, ничего не помнит ни о гонках, ни о пари… совсем ничего.

— Считаете, что от удара по голове он потерял память?

— Да, кажется, это называется амнезией. Голова у него ужасно болит, но сейчас он заснул.

— Господи милостивый!

— Верно, — вздохнула Джинни и, повернувшись, взглянула на огромный обломок, занимавший почти всю левую сторону палубы и свисавший в воду — паруса тянулись по синим волнам белым шлейфом. Оставшаяся часть торчала вверх футов на шесть и выглядела непривычно хрупкой. — Я должна оставаться с ним. Можешь себе представить — не знать, кто ты?

Джинни покачала головой, на секунду почувствовав страх, который должен ощущать человек, осознавший, что потерял память.

— Что нам теперь делать?

— Отведем клипер назад, в Балтимор. Нужно поговорить с первым помощником Алека и О'Ши. Придется много маневрировать, но лучше, чтобы баркентина держалась поблизости.

— А мачта?

Джинни задумчиво оглядела шестидесятифутовый обломок, на секунду ужаснувшись предстоящим расходам на починку, но тут же покачала головой:

— Пусть остается там, где есть. Только прикажи кому-нибудь подползти к ней и ненадежнее привязать паруса, чтобы не слишком задерживали ход. Не хватало еще, чтобы эта мачта утянула нас на дно. И пусть ее получше прикрепят к поручню.

— Есть, капитан, — ответил Снаггер, широко улыбаясь.

Алек лежал на койке не двигаясь, просто оглядывая каюту, запоминая обстановку. Это все же гораздо лучше, чем непрестанные мучительные попытки думать и думать и пытаться понять, кто он и кем был. Голова по-прежнему мучительно ныла.

Страх терзал душу. И это ему не нравилось. К подобным эмоциям он не привык. Они стали частью, неотъемлемой и неотвязной, той беспомощности, которая пыталась связать Алека по рукам и ногам и с которой он не желал смириться.

Алек тихо выругался. По крайней мере хоть этого он не забыл. И вынудил себя сосредоточиться на изящной резьбе, украшавшей письменный стол. Очевидно, работа прекрасного мастера. На секунду перед глазами всплыла картина: человек, сидящий на полу, скрестив ноги, в окружении ножей и различных инструментов, разложенных на куске ткани, и что-то вырезающий на куске дерева. Смуглое, бородатое лицо…

Алек отчаянно пытался удержать в памяти эту картину, но она мгновенно исчезла. Что ж, все-таки это уже что-то. Нужно будет узнать у Джинни, кто это.

Не успела Джинни войти в каюту, как Алек спросил:

— Мужчина, который резал этот стол, опиши мне его.

— Очень темный, средних лет, и волос у него хватит на дюжину человек.

— Вот как.

Джинни подобралась ближе и стояла, глядя на мужа. Тот взял ее за руку и потянул на койку.

— Я видел его. Всего на секунду, но видел.

Лицо Джинни осветилось.

— Это чудесно!

И, не задумываясь, наклонилась, сжала его лицо ладонями и крепко поцеловала. Алек замер. Джинни подняла голову и взглянула на мужа.

— Джинни, — шепнул он, снова притягивая ее к себе, придерживая руками затылок, и тоже поцеловал, медленно, нежно, но Джинни почувствовала скрытый неутолимый голод и ответила на него. — Ты моя жена, — пробормотал он прямо в ее губы, обдавая теплым дыханием, сладким от выпитого за обедом вина. — Моя жена.

Но он не помнил ее. И, словно почувствовав ее сдержанность, неуверенность, отчуждение между ними, Алек отпустил Джинни и встревоженно наблюдал, как она выпрямляется и встает.

— Мы двигаемся вперед, хотя и медленно, но все же двигаемся. Твой барк держится поблизости. Я оставила мачту на том месте, где она упала, она не слишком замедляет скорость. Мистер Питтс послал тебе одежду. Собственно говоря, просто швырнул через борт на нашу палубу. Если хочешь одеться, я тебе помогу.

— Когда, по-твоему, мы будем в Балтиморе?

— При такой внушительной скорости дня через три, не раньше. Это очень долго, Алек.

— У меня дочь.

— Верно. Помнишь, как ее зовут? Алек хмуро взглянул на нее:

— Думаешь, удар не только отнял память, но и превратил меня в деревенского дурачка? Я не идиот, Джинни. Ты говорила мне о Холли. Какая она?

— Похожа на тебя. Иными словами, невероятно красива, просто прекрасна… как и ты.

— Прекрасна, как я? — нахмурился Алек. — Но я мужчина, Джинни. Мужчина не может быть прекрасен. Это просто абсурдно.

— Но это чистая правда. Ты, по крайней мере по моему скромному мнению, самый прекрасный мужчина, какого когда-либо создавал Бог. Нет, не так. Это не только мое мнение. Видишь ли, Алек, когда ты идешь по улице, женщины оборачиваются вслед. И при этом выглядят так, словно готовы тебя съесть.

— Совершенный вздор, — проворчал Алек, свирепо хмурясь. — Лучше дай зеркало.

Джинни поднялась, открыла сундучок и, отыскав зеркало в серебряной оправе, принадлежавшее когда-то ее матери, молча подала Алеку. Тот уставился на бледного, осунувшегося незнакомца, не узнавая собственного лица.

— Прекрасный? Господи Боже, да я оброс, как дикарь, и вижу только то, что мне просто необходимо срочно побриться.

Джинни улыбнулась, покачав головой:

— Я могу сама побрить тебя, если позволишь. И если хочешь искупаться…

— Да. Очень. А пока ты можешь еще немного рассказать о моем происхождении.

— Я ничего не знаю, кроме того, что уже рассказала. Мы не очень давно знакомы друг с другом, и ты знаешь обо мне гораздо больше, чем я о тебе. Ты Алек Каррик, барон Шерард, и говорил, что у тебя несколько домов в Англии, но так и не объяснил, где именно.

— Понимаю. Да, вспомнил, ты уже упоминала об этом.

— И ты был женат, но твоя жена, ее звали Неста, умерла, родив Холли.

В это мгновение что-то приоткрылось в его мозгу, словно наглухо запертая дверь внезапно широко распахнулась, и Алек увидел смеющуюся молодую женщину с огромным животом, что-то говорившую насчет подарков слугам… Вот она лежит в постели, на спине, глаза открыты, но невидящий взгляд устремлен в небытие. Мертва.

— О Господи, я только что видел ее… Несту. Она была жива и сразу… мертва.

Услыхав мучительную тоску в голосе Алека, Джинни мгновенно оказалась рядом и осторожно погладила мужа по щеке:

— Мне так жаль, Алек. Но не позволяй тяжелым воспоминаниям ранить тебя. Ты вспомнишь и счастливые мгновения тоже, не только плохие. Ведь Миммс — это совсем не так уж печально, правда?

Она побрила Алека и велела принести ведро горячей воды. Он настоял на том, чтобы вымыться самому. Джинни предположила, что даже мужчина — создание, от роду не наделенное и унцией скромности, — должен чувствовать стеснение перед женщиной, называющей себя его женой и которую он при этом совершенно не помнит. Поэтому Джинни оставила Алека, молясь лишь о том, чтобы у него хватило сил не упасть и не сломать ногу.

Когда она вернулась, Алек уже был одет и сидел за письменным столом, изучая какие-то бумаги.

— О, да ты выглядишь так, словно сейчас готов отправиться в Эсембли-рум.

— Эсембли-рум? У вас в колониях есть такие?

— Не будь снобом. Погоди, а откуда ты знаешь, что в Англии они есть?

— Вот знаю и все. Не могу сказать точно, но знаю. Ты капитан этого судна?

— Да.

Джинни бессознательно подняла подбородок, ожидая, что он начнет спорить, скажет, что она не способна управлять кораблем, что он возьмет команду на себя.

Но Алек молчал, задумчиво глядя на нее.

— По-моему, крайне необычно, — объявил он наконец. — Женщины просто не бывают капитанами.

— Наверное, нет, но тебе не стоит волноваться. Я вполне справляюсь.

Алек нежно улыбнулся:

— Если я женился на тебе, значит, ты не просто вполне, а превосходно справляешься.

— Ты не возражаешь против того, что я командую твоим судном? — очень медленно выговорила она.

— Но почему? Ты смогла провести нас через ураган, сама сказала. И кроме того, кажешься умной и образованной. А насчет того, какова ты в постели… я уже говорил, у тебя прелестные груди. Насчет остального… время покажет.

— Как обычно.

Оба замолчали; Джинни размышляла о том, как странно все обернулось, гораздо более странно, чем мог представить Алек. Подумать только, ведь он сам запрещал ей выходить на палубу! А теперь, наоборот, рад тому, что его жена — капитан клипера!

И тут, словно отвечая ее мыслям, Алек сказал:

— Совершенно непонятная вещь.

— Что именно?

— Сижу здесь, на борту корабля, не зная, кто я, и гадая, почему капитан — моя жена. Почему-то, где-то глубоко в душе, я уверен, что должен им быть.

— Ты был капитаном баркентины, которая идет за нами, — тщательно выбирая слова и стараясь говорить как можно спокойнее, объяснила Джинни. — Собственно говоря, это твое судно. У тебя их еще с полдюжины, по крайней мере ты так сказал. Алек взмахом руки отмел в сторону все ее доводы: — Да, знаю, но дело не в этом. — Вздохнув, он рассеянно потрогал чистую повязку на голове. — Не обращай на меня внимания. Просто…

— Глупости, Алек. Ты на борту моего корабля, и мой долг заботиться о тебе, а кроме того, ты мне небезразличен. Знаю, ты должен чувствовать себя так, словно слетел с горы вверх задницей, но…

— Вверх чем?

Лицо Алека осветила сверкающая улыбка, словно сквозь тучи, затянувшие небо, внезапно прорвалось солнце.

— Просто такое выражение.

— Кажется, я поймал свою скромную маленькую жену на совершенно неприличных выражениях?

— Не таких уж неприличных.

— Как же мне наказать тебя? Посадить себе на колени и стянуть эти идиотские панталоны, которые ты все время таскаешь?

— Алек! Теперь я вижу, что некоторые вещи ты ни за что не сможешь забыть! Просто возмутительно! Никакая потеря памяти тебя не излечит!

Алек, неожиданно почувствовав, как устал, откинул голову на спинку кресла.

— Иди в постель, — попросила она, положив руку ему на плечо.

— А ты пойдешь со мной?

— Да.

Если Алек и имел в виду еще какие-то занятия, кроме сна, все его намерения немедленно исчезли, стоило ему лечь. Джинни едва успела свернуться клубочком под боком мужа, как он уже дышал глубоко и ровно.

— Интересно, что бы я сделала, вздумай ты в самом деле раздеть меня, — сказала она вслух, поднимаясь с койки. — Возможно, задыхалась бы от наслаждения и забыла бы обо всем.

Джинни покачала головой, ошеломленная собственными мыслями. Неужели он не забыл, как любить женщину? Помнит все изумительные, жгучие ласки, которыми осыпал ее? Что ж, скоро все станет ясно.

Джинни вышла из каюты. Алек весь день проспал.

— Норт-Пойнт, наконец-то, — с огромным удовлетворением объявил Снаггер.

— Почти дома, — добавил Дэниелс.

Алек стоял молча, глядя на раскинувшийся на горизонте Балтимор. Он посмотрел в направлении Форт-Мак-Генри, и в мозгу промелькнуло мимолетное воспоминание. Потом Алек вгляделся в сторону Феллс-Пойнт.

— Верфь Пакстонов в той стороне, не так ли?

— Да, — ответил Снаггер.

Алек попросту кивнул и ответил на оклик Эйбела Питтса с баркентины.

Он вспомнил Несту — странное имя — и снова на миг увидел лицо, прелестное смеющееся лицо. И снова она предстала мертвой… Скоро Алек встретится с дочерью. Какая ответственность! Сама мысль об этом приводит в трепет! Но Алек не хотел, чтобы девочка боялась его.

— Здравствуй.

— Здравствуй, — ответил Алек, оборачиваясь к своей жене, по-прежнему одетой как мужчина. И, оглядев шерстяную шапку и свободную блузу с кожаной курткой, попросил: — Я хотел бы увидеть тебя в платье.

— Потерпи и увидишь.

— Это пари… Расскажи о нем еще раз.

Джинни вкратце рассказала ему об условиях гонок. Ей и в голову не пришло солгать, исказить события в свою пользу.

— Проблема, — закончила она несколько минут спустя, — в том, что задача неразрешима, как ты бы сказал. Кто победитель? Думаю, мы оба, поскольку оба выжили. Но что делать? Не знаю, Алек. Я предпочла бы… — Она замолчала, изучая свои ногти.

— Предпочла, чтобы я вручил тебе дарственную на верфь и оставил в покое?

— Да… то есть, нет, не совсем.

— Что же именно?

— Верфь. Она моя. И должна остаться моей.

— Но почему твой отец составил завещание в мою пользу? Ты с ним была в ссоре?

Джинни нерешительно помялась:

— Нет, вовсе не это О, лучше уж мне сразу во всем признаться.

— Разве ты лгала мне? — очень медленно выговорил Алек.

— Что за вздор! Нет, выслушай меня, осталось совсем немного времени, прежде чем мы подойдем к пристани. Мой отец был болен. Я управляла верфью и строила «Пегас». Беда в том, что ни один из почтенных граждан Балтимора не желал его купить, просто потому, что этот лучший в мире клипер строила женщина. Поэтому отец думал, что в случае его смерти я потеряю все. Кроме того, он очень полюбил тебя и твою дочь. Даже пригласил вас с Холли переехать к нам, что вы и сделали. Потом отец решил, что ты можешь стать ему прекрасным зятем. Он завещал верфь тебе с условием, что ты женишься на его дочери. Именно я придумала пари…

— Как бальзам на раненую гордость?

— Да, так оно и было.

— Это звучит ужасно откровенно.

— Зато чистая правда.

— Ну, моя дорогая Джинни, какого же дьявола мы теперь собираемся делать? Если я отдам тебе верфь, ты немедленно разоришься. И сама прекрасно это понимаешь. И признаешь.

— Возможно.

— Ты провела судно через ураган. Думаю, капитан ты прекрасный, несмотря на то, что женщины считаются слабым полом. Нет, не набрасывайся на меня, я просто тебя поддразниваю, то есть шучу. Кстати, что я делал на клипере? Почему не остался на своем судне?

Ну вот, теперь настало время лжи, восхитительно хвастливой лжи, слетевшей с уст Джинни без малейшего замешательства: она не переставала уговаривать себя, что крупица правды, пусть очень маленькая крупица, в ее словах все-таки есть.

— Ты думал, что мы тонем. И хотел быть рядом со мной.

— Но ты сказала, что я женился на тебе, только чтобы получить верфь, — нахмурился Алек.

— Думаю, я тебе понравилась… нравлюсь.

— Поскольку я себя не знаю, то и ни в чем не могу быть уверенным, но мне кажется, Джинни, я ни за что не смог бы жениться на женщине, которая всего-навсего нравилась бы мне.

— Ты, кроме того, соблазнил меня.

— Господи! Как же я, должно быть, наслаждался этим обольщением! А ты? Ты тоже наслаждалась?

Взгляд Джинни был прикован к мужу. Она улыбалась:

— Невероятно.

— Ты была девственницей?

— Да. Ты называл меня перезрелой девственницей.

— Значит, я женился только из-за верфи и еще потому, что лишил тебя девственности?

— Ты, кроме того, питал большую симпатию к отцу.

— Капитан!

— Что, Снаггер?

Перед тем как обернуться к помощнику, Джинни, вежливо улыбнувшись, объяснила Алеку:

— Прости, я должна заняться делами. А ты отдыхай и ни о чем не беспокойся.

Но Алек, конечно, никак не мог последовать ее совету.

Они подошли к пристани прежде, чем Алек успел побольше расспросить о дочери. Девочка ждала на причале, рядом с пожилой костлявой женщиной, угрюмой и мрачной, как сам сатана.

— Папа!

Алек, посчитав, что зовут его, вгляделся в лицо девочки, поражаясь сходству с собой, и, помахав малышке, отозвался:

— Здравствуй, Холли!

— Ты победил?

— Скоро расскажу!

Его дочь знала о проклятом пари? Но тут Алек заметил собравшуюся на пристани толпу. Люди оживленно переговаривались, показывая на корабли. Что это, местное развлечение? Алек просто не понимал причину столь горячего интереса.

— Они хотят узнать, кто победитель, — пояснила Джинни и, лишь в этот момент поняв, что должна была сказать ему всю правду, вздохнула: — Предоставь все мне, Алек. Зачем им знать, что ты ударился головой, да так, что с тех пор ничего не помнишь? Я говорила с Дэниелсом и Снаггером. Они обещали молчать.

— Думаешь, сдержат слово?

— Вряд ли, но по крайней мере мы сможем выиграть время. Я хочу побыстрее отвезти тебя домой и уложить в постель.

Его голова снова ныла, совсем немного и недостаточно для того, чтобы помешать плотоядной ухмылке вновь появиться на губах.

Джинни, невольно хихикнув, ткнула Алека пальцем под ребро:

— Немедленно успокойся! Сюда идут твоя дочь и миссис Суиндел, ее няня и компаньонка. У нее роман с доктором Прюиттом, твоим судовым врачом. Оба такие добросердечные, но оптимизмом не отличаются. Вечно видят темные тучи на небе, даже в солнечный день.

Джинни внезапно смолкла, заметив гримасу боли на сосредоточенном лице Алека.

Оказалось, что она ошиблась: никто и не вспомнил о пари. Все только и говорили, что об урагане, и хотели узнать, как им удалось уцелеть. Собравшиеся, ахая и охая, разглядывали поломанную мачту: одни утверждали, что это доказывает ненадежность клипера, другие считали, что добираться в такую погоду до Нассау — чистое самоубийство. Джинни даже слышала, как кто-то сказал, что поломанная мачта — на ее совести, нельзя доверять корабль девчонке. Остальные кивали, соглашаясь. Джинни негодующе застыла, хотя улыбка, словно маска, оставалась приклеенной к лицу.

Она заметила, как сердечно хлопают по спине Алека джентльмены, как он отвечает с механической вежливостью. Женщины были так же приветливы и дружелюбны. При виде Лоры Сэмон, зазывно улыбавшейся Алеку, Джинни стиснула зубы, хотя, по справедливости, была вынуждена признать, что та скорее чисто по-женски оценивающе оглядывает ее мужа.

Обращение Алека с женщинами тоже было безукоризненно вежливым, но в его манерах сквозило естественное чарующее высокомерие покорителя. И наконец добравшись до дочери, Алек просто молча смотрел на нее несколько минут и только потом сказал:

— Холли.

— Папа!

Девочка подняла ручонки, и Алек быстро подхватил ее, чувствуя, как прижимается к груди маленькое тельце. Холли чмокнула отца, обслюнявив щеку, и обняла изо всех сил, обхватив шею и едва не задушив.

— Я ужасно скучала, папа! Хорошо еще, что Джинни была с тобой. Когда мы услыхали об урагане, миссис Суиндел сказала, что все будет хорошо. И еще сказала, что ты, как проклятый кот, вечно приземляешься на все…

— Довольно, мисс Холли, — велела Элинор Суиндел. На щеках почтенной матроны появились два тускло-красных пятна.

— Джинни обо мне позаботилась, — согласился Алек. Холли в явном недоумении наклонила головку набок.

— Что случилось, Холли?

Поняв, что сейчас произойдет неладное, Джинни поспешно вмешалась:

— Холли ничего такого не имела в виду, правда, хрюшка?

— Наверное… ничего, — медленно протянула девочка и, снова поцеловав отца, устроилась поудобнее.

— Означает ли это, что я должен нести тебя на руках до самого дома?

— Да, папа.

— Сейчас велю подать экипаж, — рассмеялась Джинни. — Ждите здесь. А ты, Алек, принимай визиты. По-моему, джентльмены сгорают от желания побеседовать с тобой.

«Моя дочь», — подумал Алек, не чувствуя ни малейшей искорки нежности. Этот прелестный ребенок — дитя его чресл, но любой другой тоже мог быть ее отцом.

Он вновь почувствовал тепло ее тельца и покрепче прижал к себе девочку. Холли хихикнула.

— Наконец-то ты дома, — шепнула она.

Но где, черт возьми, этот дом, который он совершенно не помнит? Алек пытался держать в узде парализующий страх, но отчаянные усилия ни к чему не приводили. Виски вновь сдавило болью.

— Мы скоро будем дома, — сказала Джинни, взяв его за руку.

— Расскажи мне об урагане, — попросила Холли за ужином.

Алек замер, не донеся ложку до рта:

— Пусть лучше Джинни расскажет.

Ничего не подозревающая девочка обернулась к мачехе:

— Ты очень испугалась, Джинни?

— Даже представить себе не можешь, как! Сейчас соберусь с мыслями. Вот, слушай. Мы ушли далеко вперед, когда разразился шторм, словно сотня ветров налетела на корабли, воя, как целый хоровод обезумевших ведьм, и все дули в разных направлениях, с такой силой, что по палубе можно было передвигаться, только ухватившись за поручень, иначе просто взлетишь на воздух и свалишься за борт! Твой папа оказался настоящим храбрецом! Во время урагана решил, что ему лучше быть рядом со мной, поэтому подвел баркентину так близко, как мог, и прыгнул на палубу клипера!

— О папа, это, конечно, было не очень мудрым решением, — хмыкнула Холли, — Но ужасно романтичным.

Алек молча кивнул. Джинни страшно захотелось заплакать от обиды за него, забиться в бессильном гневе, но приходилось молчать.

— Ты мог бы удариться… или сломать что-нибудь. Алек поднес ко рту очередную ложку сладкого черепахового супа.

— Все обошлось, — коротко бросил он.

— Голова болит, Алек? — встревожилась Джинни.

— Нет.

Он понимал, что слишком резок, но ничего не мог с собой поделать.

— Ты принял на себя командование «Пегасом»? Алек нахмурился, и Джинни поспешно сказала:

— Конечно, нет, Холли. Ведь я была капитаном «Пегаса», а твой папа просто хотел быть рядом со мной. Мы не знали, сможем ли мы выдержать ураган и остаться в живых.

— Ужасно странно.

— Что именно? — спросил Алек, внезапно насторожившись. — Ешь суп, Холли.

— Странно, что ты не взял командование на себя и не стал капитаном. Это неправильно, папа.

— Холли, тебе не нравится черепаховый суп?

— Минуту, Джинни. Что ты хочешь сказать, Холли?

— Папа, ты ведешь себя как-то не так. И кажешься совсем другим, словно ты — не ты, хотя это, конечно, глупо и…

— Да, в высшей степени глупо. Доедай суп. Джинни и я очень устали.

Холли с обиженным личиком взялась за ложку. Джинни не сказала ни слова, пока не настало время попросить Мозеса принести следующее блюдо.