"Песня огня" - читать интересную книгу автора (Коултер Кэтрин)Глава 32— Цыпленочек, ты удивила больше, чем я могу выразить! Кассия улыбалась Дайнуолду де Фортенберри, не сознавая, что улыбка ее была печальной. Это тронуло его сердце. — Слава Богу, ты пришел! — сказала она. — Да, хотя опасался, что это новая хитрость и новая ловушка, подстроенная этим сукиным сыном сэром Уолтером. — Мой муж наградил сэра Уолтера, сделав его кастеляном замка Крэнделл, — сказала Кассия. — По крайней мере его нет в Вулфтоне. Думаю, он почти так же не любит меня, как и тебя, Дайнуолд. Дайнуолд некоторое время внимательно смотрел на Кассию, потом направил своего коня ближе к ее кобыле. — В твоем послании сказано только, что я тебе нужен, цыпленочек. Вижу, ты взяла с собой кое-какую поклажу. И прислала мне ожерелье. Чего ты хочешь? Кассия тяжело вздохнула. — Я хочу вернуться домой в Бретань, к отцу. Ожерелье — это плата за то, что ты меня отвезешь. Дайнуолд некоторое время вглядывался в ее лицо, пытаясь понять, правда ли это, но увидев, что она серьезна, откинул голову назад и разразился громовым хохотом. Однако скоро этот приступ веселья прошел. — Итак, — заговорил рыцарь, медленно подбирая слова, — этот дурак, твой муж, все-таки заставил тебя бежать из дома. Как бы то ни было, а судьба и с тобой сыграла скверную шутку. — Да, и мне от этого смешно до слез. Было бы с моей стороны намного мудрее еще тогда позволить тебе отвезти меня в Бретань. От него не ускользнула горечь, прозвучавшая в ее голосе. Заметил он и тени под ее прекрасными, выразительными глазами и свирепо спросил: — Этот негодяй поколотил тебя? Кассия устало покачала головой: — Я по собственной глупости потеряла ребенка и не могу осуждать его за то, что он разгневался на меня, хотя я и не подозревала о своем состоянии. Дайнуолд заметил, что ее руки судорожно сжали поводья. — Мне очень жаль, Кассия. Если ты уверена, что таково твое желание, я отвезу тебя к отцу. — Я должна этого желать, — ответила она тихо. — Твой муж приедет за тобой. — Возможно. Но у меня есть основания сомневаться, что Грэлэм это сделает. Он благословен многочисленными друзьями. Они любезны и могущественны. Более чем вероятно, что он пожелает расторгнуть наш брак и жениться на достойной его английской леди. На той, которая охотно примет уготованную ей участь. Дайнуолд разразился цветистой бранью, столь длительной, что его люди, толпившиеся сзади, удивленно на него воззрились. Боже, она была так беспомощна, так ранима и так доверчива! «Клянусь зубами святого Петра, — думал он, — как хорошо было бы вразумить этого толстокожего Грэлэма!» Рыцарь прекрасно понимал, что Кассия любит своего мужа, иначе он попытался бы сам завоевать ее любовь, взял на себя заботу о ней, чтобы печаль ушла из этих прекрасных глаз. — Ты мне поможешь, Дайнуолд? — Тебя не удовлетворяет то, что он тебе благоволит уделить, — сказал Дайнуолд решительно. — Чего ты не можешь принять? — Грэлэм видит во мне не больше ценности, чем в племенной кобыле… Нет, пожалуй, это не совсем так. — Она рубанула рукой неподвижный воздух. — Все дело в том, что он не любит меня и никогда не полюбит. Я думала, что смогу заслужить его доверие, уважение, но все было напрасно. Больше я не в силах этого выносить. Я снова спрашиваю, Дайнуолд, ты мне поможешь? — Да, цыпленочек. Он печально улыбнулся ей. — Похоже, наши судьбы переплелись. Мне не нужно это ожерелье, Кассия. Думаю, оно проклято. — Нет, оно твое. Слишком дорогое удовольствие — добраться до Бретани. С минуту рыцарь как-то странно смотрел на нее. — Ты уверена, что я не употреблю во зло твое доверие? Кассия какое-то время обдумывала его слова, склонив головку набок: — Я не должна тебе доверять? — Но ведь я оставил тебя в темнице в Вулфтоне и обрек на гнев твоего мужа. — Это так, но я понимаю почему. На твоем месте я поступила бы точно так же. А теперь со всем этим покончено и нет нужды говорить об этом снова. — Отлично, миледи. Нам придется вернуться в мой замок, чтобы запастись всем необходимым на дорогу. Я доставлю тебя в целости и сохранности к твоему отцу через две недели, обещаю. — Благодарю, Дайнуолд. Пожалуйста, оставь ожерелье себе. Любой купец щедро заплатит за него. — Теперь в голосе ее звучала холодная решимость. — Я не желаю видеть его никогда больше. Он кивнул, потом с любопытством спросил: — Как тебе удалось улизнуть из Вулфтона без ведома мужа? Кассия рассмеялась коротким и горьким смехом. — Грэлэм уехал навестить герцога Корнуоллского, уж не знаю по какой причине. В Вулфтоне ему неспокойно… Возможно, герцог желает его совета по какому-то спорному вопросу. Я и не видела мужа перед отъездом. Дайнуолд сделал вид, что не заметил печали в ее голосе. — Отлично. Значит, нечего опасаться и оглядываться через плечо. Едем, цыпленочек. Нам предстоит дальний путь. — Что ж, Грэлэм, ты приехал скорее, чем я ожидал — Герцог Корнуоллский глядел на своего молодого друга поверх кубка с вином. — Разве не это требуется от верного и исполнительного вассала? — спросил Грэлэм сухо. Герцог хмыкнул: — Да, ты прав. Дело в том, что я хотел узнать твое мнение по поводу грандиозных планов Эдуарда. — Вот как! Он уже тоскует под бременем своих королевских регалий? Я догадываюсь — король готов выступить в Уэльс? — Да. Думаю, он говорил тебе об этом. В отличии от отца его не прельщает строительство соборов. — Это прекрасно, — откликнулся Грэлэм, попивая сладкое красное вино из золотого кубка. — Вижу, бароны-марчеры не в силах удержать валлийцев в узде. — Он широко улыбнулся герцогу. — Теперь, когда вам известно мое мнение, милорд герцог, вы желаете, чтобы я отбыл? — Ты бесстыдный плут. По правде говоря, я собираюсь устроить турнир и хочу, чтобы ты принял в нем участие. Тебя это интересует? Грэлэм потер руки, и в его темных глазах зажглись азартные огоньки. — Интересует, и еще как! Я томлюсь бездельем, тем, что ничего не происходит, ничего не случается, кроме строительства в замке. Когда будет турнир? — Апрель — подходящее время. Не думаю, что рыцари, утопающие по щиколотку в грязи или снегу, — привлекательное зрелище. — Соизволит ли Эдуард сам принять участие в турнире? — Неужели ты сомневаешься, Грэлэм? Подготовка к походу основательно опустошает казну, и дворяне должны покопаться в своих сундуках и помочь королю. Потому-то он и приедет на турнир. — Я так и думал. Разумнее сталкивать лбами рыцарей на турнире, организованном королем и оплаченном дядей короля, чем позволить им враждовать и драться без его благословения. — А что скажет насчет этого ваша леди, милорд? Она будет вас сопровождать? Грэлэм оцепенел, его темные глаза прищурились. Усилием воли он овладел собой и с небрежным видом принялся цедить вино. Потом ответил: — Она больна. Посмотрим, когда турнир будет уже не за горами. — Больна? Но сейчас девочке лучше? — У нее был выкидыш, — сказал Грэлэм ровным и бесстрастным тоном. — Сейчас она чувствует себя неплохо, по крайней мере телесно. — Жаль, но она молода и кажется здоровой. Она еще порадует тебя многими сыновьями. Грэлэм промолчал, а герцог после короткой паузы продолжал: — У меня вести от сэра Гая. Похоже, что Бланш ждет ребенка, и он очень рад этому. — Скоро я навещу его. Он хороший человек и отважный воин. Мне его ужасно не хватает. — Но ведь ты рад, что теперь у него есть своя земля? — Конечно, рад. — Как случилось, что твоя жена потеряла младенца? Утратив контроль над собой, Грэлэм позволил себе поддаться гневу и сказал: — Она играла в мужские игры. Мой сержант Рольф научил ее стрелять из лука. Он устроил состязания и подобрал самых неуклюжих из моих людей, чтобы она отличилась и достойно выглядела на их фоне. Одна из лошадей набросилась на ее жеребца, и ее вышибло из седла. Герцог подался в своем кресле вперед. На лице его застыла непонимающая улыбка. — Что же заставило ее пойти на это? Как странно! — На коронации Эдуарда она повстречалась с леди Чандрой и была очарована ее доблестями. Ей тоже захотелось поразить… меня. — И это произошло? — спросил герцог тихо. Грэлэм вздохнул: теперь ему стало легче говорить правду, потому что его угнетало сознание собственной вины. И все же его голос звучал неуверенно: — Да, но в этом не было необходимости. Я уже привык восхищаться ею безо всяких хитростей и уловок с ее стороны. Герцогу вдруг показалось, что Грэлэм что-то недоговаривает, и старый вельможа долго испытующе смотрел на рыцаря. Он, всегда считал Грэлэма отважным воином, гордым человеком, мужчиной, умеющим получить что хочет, будь то даже желанная женщина. Но он всегда знал, что в Грэлэме есть черта, которой он не одобрял. Поэтому герцог сказал после некоторого раздумья: — Милорд, любовь к женщине не делает мужчину слабым. Он не становится от любви слюнявым болваном. Чем сильнее рыцарь, тем нежнее он со своей дамой. Ты должен знать, что твой отец был не прав. Грэлэм фыркнул, выражая таким образом свое несогласие: — Вы поете как трубадур, милорд герцог. Вы и вправду хотите увидеть меня стоящим на коленях перед дамой, уверяющим ее, что глаза ее ярче солнца и звезд, а кожа может соперничать цветом с самой прекрасной розой? — Неужели твоя жена требует от тебя подобной чепухи? Грэлэм провел рукой по лбу, разглаживая набежавшие морщины. — Нет, но она требует от меня больше, чем я могу ей дать. Произнося эти слова, Грэлэм уже знал, что лжет. Чего она требовала от него? Ничего, кроме нежности, доброты и любви. В то же время внутренний голос в порыве гнева повторял: «Она тебя оставила. Она лгала. Ей нельзя доверять. По ее вине мы потеряли ребенка». Лорд Грэлэм стремительно поднялся с места и принялся шагать взад и вперед. Смятение, царившее в мыслях, отражалось на его лице. Однако он заставил себя успокоиться, услышав голос герцога: — Чего же требует от тебя твоя нежная жена, Грэлэм? Грэлэм судорожно думал: «Я так и знал: эта старая лисица, герцог, намерен копаться в моей жизни». — Я полагаю, — услышал он свой голос, вдруг переставший подчиняться его воле и принявшийся высказывать мысли, таившиеся глубоко внутри, — она хочет, чтобы я любил ее. Он с яростью ударил себя кулаком одной руки по ладони другой. — Черт бы ее побрал! Я ведь сказал ей, что прощаю ее ложь! Кустистые седые брови герцога взлетели вверх. — Ложь? О чем ты толкуешь? Грэлэм понял, что ему не избежать исповеди. Он опустился на, стул с высокой спинкой, стоявший напротив кресла герцога, и принялся подробно, ничего не пропуская, рассказывать обо всех событиях, происшедших за последние несколько месяцев в Вулфтоне. Когда рыцарь закончил свой рассказ, герцог молчал несколько минут. — Странно, — сказал он наконец, — я был склонен думать, что Дайнуолд де Фортенберри — безжалостное, похотливое животное и что даже с благородной леди должен вести себя как с девкой. Но это не важно. Почему, милорд Грэлэм, ты не веришь своей жене? — Видите ли, милорд герцог, — Грэлэм помедлил, сам удивляясь тому, что собирался сказать, — я пришел к выводу, что все это не имеет никакого значения. Больше не имеет значения. В этот момент в первый раз за все время Грэлэм вдруг осознал, что, возможно, Кассия говорила ему правду. — Отлично. Я мог бы добавить, что, возможно, ты видел Бланш такой, какой она хотела тебе казаться. Я лучше тебя знаю эту леди, и у меня сразу возникло ощущение, что что-то тут не так. На самом деле герцог понятия не имел о том, что было, в этом заключении правдой, а что ложью, но он подслушал королеву Элинор, говорившую о том, как недоброжелательна была Бланш к Кассии. Грэлэм пожал плечами. — Я приехал сюда не затем, чтобы обсуждать тяготы своего брака, милорд герцог. Она моя жена и останется ею, каковы бы ни были ее чувства. — А каковы твои чувства, милорд? — Я, черт возьми, вообще не желаю больше об этом говорить! Может быть, я паду мертвым на вашем распрекрасном турнире. В таком случае вы можете взять Кассию в жены, если считаете ее образцом всех добродетелей! Герцог только улыбнулся, удовлетворенный тем, что увидел. Они продолжали обсуждать план Эдуарда, потом приступили к великолепной трапезе, доставившей удовольствие обоим. Герцог предложил Грэлэму воспользоваться услугами девушки-служанки и оставить ее ночевать в своей постели, если пожелает, но, к его удовлетворению, Грэлэм отказался. «Да, — размышлял герцог, — чем суровее и неподатливее воин, тем глубже он увязает в трясине чувств». Грэлэм провел в крепости герцога неделю. Все это время они обсуждали предстоящий турнир, но ночью, оказавшись в своей постели в одиночестве, Грэлэм не мог изгнать из своей памяти образ Кассии. Он почти чувствовал нежность ее стройного тела, почти слышал ее страстный шепот и крики и ощущал нежный аромат ее женственности. Временами рыцарь порывисто садился в постели, тело его было напряжено от желания, от потребности обладать ею, и руки вцеплялись в одеяло. Грэлэм даже подумывал о том, чтобы утолить свои желания в обществе девицы, которую ему предлагал герцог. Но нет, качал он головой в темноте, его страсть могла удовлетворить только одна женщина. Это открытие его удивило и в то же время принесло ему великое облегчение и умиротворение. «Я люблю ее». Грэлэм принялся смеяться, впервые за все это время увидев себя глазами Кассии. Сегодня нежным и любящим, завтра грубым и неумолимым, ничего не прощающим. Как же она могла полюбить его, если он обращался с ней подобным образом? Де Моретон содрогнулся, вспомнив, как много дней назад овладел ею силой. И все же она простила его. «А ты, ты, сукин сын, ты был столь великодушен, что предлагал ей свое прощение!» Грэлэм вскочил с постели и, обнаженный, принялся шагать по комнате, потом подошел к окнам, закрытым ставнями, рванул их и глубоко вдохнул морозный ночной воздух. Луна на черном небе казалась серебряной лучиной и, должно быть, была видна столь же хорошо из Вулфтона, как и отсюда. «Думаешь ли ты обо мне, Кассия? Гневаешься ли на меня? Я снова завоюю тебя, как только вернусь в Вулфтон». Обязанностью, долгом женщины было сдаваться и уступать, правом мужчины — требовать и властвовать. Почти тридцать лет своей жизни Грэлэм об этом не задумывался, не задумывался о том, что у женщин тоже есть желания, потребности, чувства. В том числе и физические потребности! И то, что он удовлетворял их, еще больше убеждало его в своей власти над ней. Он похолодел от мысли о том, каким болваном, каким ослом он был, как глупо себя вел с ней. Убедив себя, что еще не все потеряно, что многое можно исправить, Грэлэм несколько утешился и приободрился. Скоро он явится к ней с повинной, готовый сдаться на ее милость. И эта столь непривычная и неожиданная мысль принесла ему радость и облегчение. Дайнуолд ехал рядом с Кассией по извилистой тропинке, поднимаясь к воротам замка Бельтер. Они часто останавливались по пути: Дайнуолд не хотел слишком утомлять Кассию. Он чувствовал, как ее напряжение все усиливается, все растет по мере приближения к замку ее отца. — Не волнуйся так, цыпленочек, — сказал он нежно, — все будет хорошо. Вот увидишь. «Нет, — думала Кассия, — теперь никогда и ничего не будет хорошо». Она представила, каково было отчаяние Итты, когда та обнаружила ее исчезновение из замка Вулфтон. Правда, она попыталась объяснить свой поступок в послании своей старой няньке. Как отнесется к этому Грэлэм? Заденет ли его это? Затронет ли? Она покачала головой. Теперь это не имело значения. Она должна оставить его в прошлом и обратить свои взоры в будущее. В послеполуденном свете солнца серая каменная громада Бельтер казалась безжизненной и безмолвной. Кассия старалась убедить себя, что рада вернуться домой. Она смотрела на голые ветви деревьев, по которым карабкалась в детстве, на глубокие бойницы в стене, идущей от северной башни, где она играла столько лет назад. Что скажет ее отец? Будет ли он настаивать, чтобы она вернулась к Грэлэму? Кассия вздрогнула, представив, что такое возможно. Наконец она остановила лошадь перед массивными воротами. Здесь я тебя оставлю, цыпленочек, — сказал Дайнуолд. — Я не собираюсь дожидаться, пока твой отец поблагодарит меня или, напротив, изрубит мою голову, как кочан капусты. Ведь в конце концов я не твой уважаемый супруг. Кассия повернулась, не слезая с седла. Глаза ее светились благодарностью к нему. — Мне так повезло, — сказала она. — Большая удача иметь такого друга, как ты. Она протянула руку, и он сжал ее. — Спасибо и да пошлет Господь тебе счастье и удачу, Дайнуолд! — Прощай, цыпленочек. Если я когда-нибудь понадоблюсь, только кликни, и я найду тебя. С этими словами он повернул своего коня и галопом поскакал по извилистой тропинке туда, где оставил своих людей. Кассия подняла глаза и увидела изумленные лица солдат отца, знавших ее с детства. Окованные железом тяжелые ворота распахнулись под восторженные крики домочадцев. Она въехала во внутренний двор, заставляя себя улыбаться. Это был ее дом, ее народ. Эти люди любили ее и доверяли ей. Дети скакали и прыгали вокруг ее Ромашки, и она склонялась к ним с седла, стараясь поговорить с каждым. Спешившись, юная леди услышала наконец голос отца: — Кассия! Ты здесь, дитя мое! Он сгреб ее в объятия и сжал так, что в пору было закричать. И тут Кассия почувствовала: любовь отца придаст ей сил, придаст веры в то, что существуют мир, покой и утешение. — А где Грэлэм, зайчонок? Задавая этот вопрос, отец отклонил ее головку назад, вглядываясь в усталое личико. Кассия опустила глаза. — Можем мы поговорить наедине, отец? Это долгая история. — Как хочешь, — согласился он. Руки отца крепче сжали ее стройные плечи, и они направились в зал. — Любовь моя, — начал отец и осекся, смущенно прочищая горло. — Я должен кое-что сказать тебе. — Да, папа? — подбодрила его Кассия вопросом и склонила по обыкновению головку на одно плечо. — Я собирался отправить тебе послание. — Какое послание? — спросила Кассия, удивленно глядя на отца. — Мне хочется познакомить, тебя кое с кем, — сказал он. — Со своей женой. — Женой? Морис поднял глаза на дочь и кивнул. — Ее имя Мари, и она из Нормандии. Я встретил ее в Лионе. Она вдова… Он сделал паузу, завидя подходившую к ним Мари. — Дорогая, — окликнул он жену, чувствуя облегчение и надеясь на ее поддержку. Голова Кассии закружилась от столь неожиданных новостей. Значит, у нее появилась мачеха! Она смотрела на изящную женщину лет тридцати пяти, направлявшуюся к ним. Волосы у мачехи были черны как вороново крыло, глаза нежно-карие, а кожа белая. На лице ее застыла вопросительная улыбка. — Любовь моя, — обратился к ней Морис, выпустив из объятий дочь, — это Кассия, она приехала навестить нас! — Как вы прелестны! — сказала Мари, протягивая красивую белую руку. — Морис постоянно говорит о вас… И о вашем муже, конечно. Она огляделась, по-видимому, ища глазами мужа Кассии. — Мой муж не приехал со мной, — сказала Кассия, чувствуя, как в горле ее образуется комок. Она не позволит себе выглядеть дурой в глазах молодой жены отца! — Не важно, — сказала Мари примиряюще, будто путешествовать без мужа было самым обычным делом. — Надеюсь, мы станем друзьями, Кассия. Идемте, дорогая, я отведу вас в вашу комнату. Должно быть, вы устали с дороги. Мари нежно улыбнулась мужу: — Мы присоединимся к вам позже, Морис. — Я не ожидала такого сюрприза, — сказала Кассия откровенно, следуя за Мари наверх по винтовой лестнице. — Ваш отец и я вернулись в Бельтер всего три недели назад. Думаю, он имел намерение известить вас и вашего лорда в самые ближайшие дни. О Боже, я надеялась, что у нас будет несколько минут покоя и уединения! К ним уже неслись трое резвых детей — два мальчика и девочка. — Мои дети, — сказала Мари, поднимая черные брови с выражением притворного ужаса. — Боюсь, что теперь нам от них не отделаться. — Как она красива! — воскликнула Кассия, глядя на маленькую девочку лет семи с глазами лани. Мальчики немного отстали от сестры. — Вы, должно быть, так счастливы! — Теперь да, — спокойно ответила Мари. — Жерар, Поль, идите сюда и поздоровайтесь со своей сестрой. А ты, Жанна, должна сделать реверанс. — Боже! — воскликнула Кассия и засмеялась. — Я на самом деле растрогана! — Милорд, впереди на нашей дороге лагерь. Дайнуолд придержал своего коня. — Это французы? Вы видите штандарт? — Три черных волка на белом поле, стоящих на задних лапах и скалящих зубы. Дайнуолд в раздумье покачал головой. — Волк Корнуолла! — сказал он тихо. — Грэлэм. Что ж, он ожидал этого и еще в Вулфтоне сказал Кассии, что муж отправится в погоню за ней. Дайнуолд размышлял о том, что обогнуть укрепленный лагерь Грэлэма и миновать его незамеченным будет нетрудно. На кончике его языка уже висели слова приказа, предписывающего объехать лагерь, но Дайнуолд их так и не произнес. Грэлэм вытянулся на своей узкой походной кровати и, натянув тонкое одеяло, позволил усталому телу расслабиться. «Завтра, — думал он, глядя на трепетное пламя свечи, бросавшее скудный свет на верх шатра, — завтра я увижу Кассию». Его ярость, вызванная ее бегством, уже улетучилась, и внутри оставалась только одуряющая пустота. Рыцарь снова перебирал в уме слова письма, и его бил озноб. «Вы можете не беспокоиться обо мне, милорд, — писала Кассия, — я хорошо защищена и в безопасности». И кто же этот ее защитник? — негодовал Грэлэм, но ответ был ему известен. Она наняла Дайнуолда де Фортенберри однажды. И теперь сделала это снова. «Думаю, мой отец не станет осуждать вас за крах нашего брака. Во всяком случае, Бельтер станет вашим. Я верю, милорд, что вы найдете леди, которая сумеет вам понравиться и угодить». И это было все. Больше ни слова. Неужели она вообразила, что он позволит ей так вот уйти? Что он отпустит ее? Неужели она была столь низкого мнения о себе, что считала Бельтер единственной причиной, почему он желал сохранить их брак? Наивная маленькая дурочка! Да плевать ему было на Бельтер! Он и фартинга за него не отдаст! Ему нужна его жена. Ему хотелось избить ее, расцеловать и прижать к своей груди с такой силой, чтобы у нее перехватило дыхание. Он хотел слышать ее голос, хотел знать, что она любит и прощает его. Грэлэм невесело рассмеялся. Как же он изменился! И все из-за этой худышки, от улыбки которой таяло сердце закаленного в боях воина. «Каждого воина. Кроме твоего, болван! Но теперь все будет по-другому». Послышался тихий шелест, и клапан шатра приподнялся. Грэлэм, мгновенно почуяв опасность, сел и потянулся за мечом. — Потише, милорд Грэлэм, — услышал он низкий мужской голос. В бледном свете свечи сверкнула серебристая сталь. — Что это? — прорычал Грэлэм, не отпуская рукояти меча. — Я не замышляю против вас зла, милорд. Я вам ни враг. Я только питаю вполне здоровое желание сохранить свое тело в целостности. — Кто вы, черт бы вас побрал? — Дайнуолд де Фортенберри. Ваша жена избавила меня от единственного случая, когда мы могли бы встретиться лицом к лицу. Грэлэм с трудом перевел дух. Глаза его сверкнули в тусклом свете. Значит, он не ошибся. Этот подонок отвез Кассию к ее отцу. — Как вам удалось пробраться мимо моих людей? — спросил Грэлэм, и голос его звучал холодно и угрожающе. — Минутку, милорд. Прошу вас, не зовите своих людей. У меня нет ни малейшего желания проткнуть вас насквозь. Грэлэм выпустил меч, и Дайнуолд смотрел, как оружие упало на землю. — Благодарю, — сказал он. Потом принялся внимательно разглядывать Грэлэма де Моретона. Тело его было нагим, лишь одеяло прикрывало чресла. Это был сильный мужчина с мощной мускулистой грудью, поросшей густыми черными волосами. Дайнуолд заметил рельефно выделяющиеся мускулы на его животе, плоском как доска. «Да, — подумал он, — это самец, которым женщины должны восхищаться и которого должны желать». Его взгляд остановился на лице Грэлэма. Это было лицо сильного, гордого, иногда жестокого человека. Его прищуренные темные глаза пристрастно и внимательно смотрели на Дайнуолда. Губы у него чувственные, думал Дайнуолд, нижняя полнее верхней, зубы, сверкавшие сквозь чуть приоткрытые губы, ровные и белые. Должно быть, со стороны Дайнуолда было глупостью рисковать жизнью, проникая в его логово, но он решил, что обязан вернуть долг Кассии. Рыцарь прервал свои размышления, заметив, что Грэлэм тоже внимательно разглядывает его. Грэлэм действительно его рассматривал. Человек с лицом цвета песка, вспомнил он слова Кассии. Она была права. — Чего ты хочешь? — спросил де Моретон. Затем, не обращая внимания на наготу, встал с постели и налил вино в два кубка. Подняв черную бровь, он спокойно глядел на Дайнуолда. Дайнуолд молча принял кубок. — Сядьте, милорд. Вы должны извинить мою осторожность, но я не такой болван, каким могу показаться. Когда мои люди сказали мне, что видят ваш лагерь, я обрадовался, что вы так скоро отправились за своей женой. Я ведь предупреждал ее, но она мне не поверила. Думала, что вы будете рады от нее избавиться. Грэлэм почувствовал, как все тело его свело будто судорогой. Ему хотелось броситься на этого человека и голыми руками вырвать сердце из его груди. Но Дайнуолд в эту минуту был в более выгодном положении. К тому же Грэлэм не знал, как далеко от палатки его люди. — Ты, кажется, навсегда затесался в мою жизнь, — сказал Грэлэм, помолчав немного, в голосе его звенела насмешка. — Так она снова заплатила тебе, чтобы ты увез ее от меня? Дайнуолд нежно поглаживал острое, как бритва, лезвие меча. — Вы глупец, милорд. Ваша жена — нежная и чистая душа, честная и благородная. Если бы она согласилась стать моей, я с радостью отнял бы ее у вас. Я вторгся в ваш лагерь только по одной причине. Чтобы отдать свой долг вашей жене. — Чем же она расплатилась с тобой на этот раз? — прошипел Грэлэм. — Снова ожерельем? — Да, — сказал Дайнуолд. Губы его изогнулись в безотчетной улыбке. — Мне не нужна эта чертова штука, но она настояла. И я посмеялся иронии судьбы, милорд. А теперь послушайте меня внимательно, потому что, думаю, у меня осталось мало времени. Ваша жена, как я понимаю, никогда не лгала вам. В первый раз ожерельем со мной расплатилась Бланш, чтобы избавиться от Кассии. Но я не смог быть жестоким с ней. Когда я спросил вашу жену, чего она хочет, она сказала, что хочет вернуться в Вулфтон к вам, своему мужу. Потом этот негодяй Уолтер хитростью взял меня в плен, использовав как приманку имя Кассии. Она освободила меня от оков, только чтобы избавить от боли. Конечно, ваша жена слишком доверчива. Я был вынужден оставить ее в темнице прикованной, потому что не хотел умереть от вашей руки. — На мгновение он замолчал, потом сказал голосом, полным иронии по отношению к самому себе: — Я просил ее бежать со мной, но она отказалась. Она любит вас, хотя не думаю, что это лучший выбор. Грэлэм молча смотрел на Дайнуолда, слова которого как камни обрушивались на его бедную голову. — Ты лжешь ради нее даже теперь, — сказал он угрожающе. — Возможно, ты даже ее любовник, как я всегда подозревал. Дайнуолд улыбнулся. Его рассмешила ярость, которую он прочел во взгляде Грэлэма. — Конечно, я мог сделать ее своей любовницей. Возможно, Бланш ожидала именно этого. Но оказалось, что даже такой, как я, грубый и бессовестный негодяй, не может причинить зла столь нежной и чистой леди. Она любит вас, милорд, хотя вы не заслуживаете того. Клянусь всеми святыми! Он снова погладил лезвие своего меча. — Сначала я верил в то, что она самое нежное и покорное создание на свете. Но это не так. В ней есть стальной стержень, милорд, а гордостью она не уступит мужчине. Она оставила вас, потому что не видела для себя выхода, потому что у нее не оставалось больше надежды. Ее печаль могла бы и камень разжалобить. Как я уже говорил вам, милорд, вы безнадежный болван. К полному изумлению Дайнуолда, Грэлэм посмотрел ему прямо в лицо и сказал: — Да, ты прав. Я сам это понял несколько дней назад. В этом даже больше иронии, чем ты полагаешь, де Фортенберри. Оказалось, что для меня уже не важно, лгала она мне или нет. Она нужна мне, и если я сумею ее убедить, то заберу обратно в Вулфтон. Очень медленно Дайнуолд опустил меч. — Надеюсь, вашего красноречия хватит на то, чтобы сделать это, милорд, потому что она тверда, как алмаз. — Она меня послушается! — Я предвижу сражение, достойное королей! Не забывайте, милорд, что она в доме своего отца. Думаю, он встанет на ее сторону. Грэлэм принялся яростно шагать по маленькому шатру. Его сильное тело поблескивало в мягком свете свечи. Внезапно он повернулся к Дайнуолду и улыбнулся: — Да, ты прав, но и я тоже. Она меня послушает. Я ее муж. На мгновение Грэлэм замолчал, кусая губу. — Как отец встретил ее? — Я не последовал за ней в крепость — никогда не знаешь, как примут незваного гостя. — Против моих правил и против логики благодарить человека, которого я всегда считал врагом. Но это особый случай. Теперь ты мне не чужой, Дайнуолд де Фортенберри. Ты желанный гость в Вулфтоне. Можешь спрятать меч в ножны. Дайнуолд улыбнулся и покачал головой. — Неужто мне стоит поверить, что вы не хотите изрубить мое тело на куски? Грэлэм протянул Дайнуолду руку. — Я признаю и называю тебя другом. И благодарю за то, что ты охранял мою жену. Повторяю, ты желанный гость в Вулфтоне. Клянусь, что это правда. — Благодарю, милорд. — Могу я спросить, как тебе удалось проникнуть в мой лагерь и палатку не замеченным моими людьми? Дайнуолд усмехнулся: — Для одного человека это не так уж трудно — проникнуть, куда он хочет, милорд. Но совсем иное дело — уйти целым и невредимым. Для меня большое облегчение узнать, что вы больше не жаждете моей крови. — Нет, — ответил Грэлэм, — не жажду отныне и впредь. — Теперь он говорил легко и свободно и улыбался приветливо. — Твоя кровь останется в твоем теле, по крайней мере до предстоящего турнира. Мне было бы приятно встретиться с тобой в поединке. — На турнире, милорд? — Да, герцог Корнуоллский устраивает его в апреле. — В таком случае мы еще увидимся. А теперь прощайте, милорд, и желаю удачи. Грэлэм стоял неподвижно, наблюдая, как Дайнуолд бесшумно выскользнул из его шатра. Потом смущенно покачал головой и снова улегся на свою походную кровать. Если бы только, думал он, задувая свечу, знать правду несколько месяцев назад! Впрочем, теперь это уже не имело значения. Прежде чем уснуть крепким сном впервые за последнюю неделю, он задумался о превратностях судьбы. |
||
|