"Дьявольская альтернатива" - читать интересную книгу автора (Форсайт Фредерик)

Глава 15

С полуночи до 08.00

Возобновленное заседание западногерманского кабинета состоялось в резиденции канцлера в 1 час ночи, причем настроение министров, после того, как Дитрих Буш рассказал им о мольбе из Вашингтона, варьировалось от отчаяния до язвительности.

– Ладно, почему же, черт побери, он не сообщил причину? – спросил министр обороны. – Он что, нам не доверяет?

– Он заявил, что причина – необыкновенной важности, но ее нельзя сообщить даже по «горячей линии», – ответил канцлер Буш. – Нам остается либо поверить ему, либо назвать его в лицо лжецом. На данном этапе последнее я сделать не могу.

– А он хоть понимает, что сделают террористы, когда узнают о том, что Мишкин и Лазарев не будут освобождены на рассвете? – поинтересовался другой.

– Да, думаю, что понимает. По крайней мере, текст всех переговоров между «Фреей» и диспетчерской службой Мааса у него есть. Как нам всем известно, они пригрозили либо убить еще одного моряка, либо спустить двадцать тысяч тонн нефти, либо пойти на оба этих варианта.

– Ну, так пусть и несет ответственность, – предложил министр внутренних дел. – Почему это мы должны брать на себя вину, если это случится?

– У меня нет никакого желания брать ее на себя, – ответил Буш, – но это не отвечает на главный вопрос. Удовлетворяем мы просьбу президента Мэтьюза или нет?

На некоторое время возникла пауза, которую нарушил министр иностранных дел:

– Сколько времени ему нужно?

– Как можно дольше, – сказал канцлер. – Кажется, у него есть какой-то план по решению этой проблемы – некий третий вариант. Но что это за план, что это за вариант – знает только он, да еще несколько людей, которым он, по всей видимости, доверяет эту тайну, – добавил он с некоторой горечью. – Мы, правда, в эту категорию пока не попадаем.

– Ну что ж, лично я думаю, что в данном случае они чересчур испытывают нашу дружбу, – заметил министр иностранных дел, – но полагаю, нам следует дать им какую-то отсрочку, хотя и дав ясно понять, по крайней мере, по неофициальным каналам, что это делается по их просьбе, а не по нашей инициативе.

– Может быть, у него возникла мысль взять «Фрею» штурмом, – высказал предположение министр обороны.

– Наши специалисты считают, что это будет исключительно рискованным делом, – ответил министр внутренних дел. – Последние две мили придется приближаться под водой – это как минимум, – затем взбираться по отвесной, гладкой стальной стене на палубу, надо будет пробраться в надпалубную постройку так, чтобы не заметил часовой на трубе, а кроме того, найти именно ту каюту, в которой укрылся командир группы террористов. Если, как мы подозреваем, у этого человека в руках находится прибор дистанционного управления зарядами, его надо застрелить раньше, чем он успеет нажать на кнопку.

– В любом случае, слишком поздно проводить такую операцию сейчас – близко рассвет, – сказал министр обороны. – Ее надо проводить в полной темноте, то есть самое раннее в десять часов вечера – а до них еще двадцать один час.

В без четверти три германский кабинет наконец пришел к согласию относительно удовлетворения просьбы президента Мэтьюза: отложить на неопределенное время освобождение Мишкина и Лазарева, оставив за собой право пересмотреть это решение в том случае, если в Западной Европе сложится общее мнение относительно невозможности дальнейшего удержания известной парочки в тюрьме.

Одновременно правительственного пресс-секретаря конфиденциально попросили проинформировать пару-тройку из наиболее надежных журналистов, что перемена линии в Бонне объясняется исключительно сильнейшим нажимом со стороны Вашингтона.

В Европе было 4 часа утра, а в Вашингтоне – 11 часов вечера, когда известие из Бонна поступило к президенту Мэтьюзу. Он, чувствуя небывалое облегчение, сердечно поблагодарил канцлера Буша, и тут же спросил Дэвида Лоуренса:

– Есть какие-нибудь новости из Иерусалима?

– Никаких, – ответил Лоуренс. – Знаю только, что нашему послу дали возможность лично встретиться с Беньямином Голеном.

Когда израильского премьера побеспокоили во второй раз в ночь священной субботы, его негодованию не было предела. Он принял американского посла в домашнем халате и вел беседу ледяным тоном. В Европе было три часа ночи, а в Иерусалиме – 5 часов утра, и первые слабые солнечные лучи, возвещавшие о субботнем утре, осветили холмы Иудеи.

Он выслушал просьбу президента Мэтьюза, переданную послом, не дрогнув и мускулом. В глубине души он больше всего боялся того, что будет раскрыто происхождение террористов, захвативших «Фрею». Со времен его молодости, когда он сражался на той же самой земле, где он стоял теперь, не предпринималось никаких террористических акций по вызволению евреев из тюремной камеры. Тогда им приходилось освобождать приговоренных еврейских партизан из английской тюрьмы в Акре, и он сам принимал в этом участие. Однако прошло целых тридцать пять лет, и ориентиры изменились: теперь уже Израиль отвергал терроризм – захват заложников, шантаж правительств. И тем не менее…

И тем не менее сотни тысяч его соплеменников втайне симпатизировали двум юношам, которые пытались скрыться от террора КГБ и воспользовались для этого единственным возможным для них способом. Избиратели не станут восхвалять их, как героев, но не будут и пригвождать к позорному столбу, как убийц. Что касается одетых в маски людей на борту «Фреи», то существовала вероятность того, что они также были евреями, а возможно, – избави Бог, – израильтянами. Вечером он надеялся, что все дело закончится к утру в священную субботу: берлинские узники будут в Израиле, террористов, захвативших «Фрею», возьмут в плен или уничтожат. Будет, конечно, определенная шумиха, но в конце концов она бы улеглась.

А теперь ему сообщали, – что никакого освобождения не будет. Уже это известие едва ли способствовало выполнению просьбы американцев, которая и так-то была совершенно невыполнимой. Когда он выслушал посла, то отрицательно покачал головой.

– Пожалуйста, передайте моему доброму другу Уильяму Мэтьюзу мое искреннее желание, чтобы это ужасное происшествие закончилось без дальнейших человеческих жертв, – сказал он. – Но в отношении Мишкина и Лазарева моя позиция такова: если от имени народа и правительства Израиля и по настоятельной просьбе Западной Германии я даю публично обещание не заключать их в тюрьму и не возвращать в Берлин, – значит, я обязан выполнить это обещание. Сожалею, но я не могу поступить так, как вы просите, и возвратить их в тюрьму в Германию, как только «Фрея» будет освобождена.

Ему не требовалось объяснять то, что американский посол и так прекрасно понимал: не говоря уже о национальной гордости, даже такой предлог, что обещания, вырванные под принуждением, можно не выполнять, в данном случае не сработает. Стоит только представить взрыв возмущения со стороны национально-религиозной партии, экстремистов из Гуш Эмуним, ребят из Лиги защиты евреев и 100 000 израильских избирателей, которые прибыли за прошедшее десятилетие из СССР, – и сразу станет ясно, что одно это не дало бы возможности любому израильскому премьеру нарушить данное на весь мир обещание не преследовать угонщиков.

– Что ж, попытаться стоило, – промолвил президент Мэтьюз, когда час спустя в Вашингтон пришла телеграмма.

– Теперь одним возможным третьим вариантом стало меньше, – бросил Дэвид Лоуренс, – даже если бы Максим Рудин согласился с ним, хотя я лично и сомневаюсь.

Оставался всего час до полуночи, но в пяти правительственных учреждениях, разбросанных по всей столице, горел свет, также как в Овальном кабинете и множестве других помещений в Белом доме, где мужчины и женщины ждали возле телефонов и телетайпов последние новости из Европы. Четверо мужчин уселись поудобнее в Овальном кабинете, приготовившись ждать реакции людей, захвативших «Фрею».

По мнению докторов, в три часа утра человеческий организм чувствует себя хуже всего, это – час наивысшей усталости, замедленной реакции и мрачной подавленности. Этот же час отметил прохождение полного солнечного и лунного циклов для двух людей, которые сидели напротив друг друга в капитанской каюте «Фреи». Оба не спали и эту, и предыдущую ночь, оба провели без отдыха уже сорок четыре часа, оба были основательно вымотаны, и у обоих глаза налились кровью.

Тор Ларсен, оказавшийся в эпицентре бурной международной активности правительств и комитетов, посольств, заседаний, консультаций всякого толка, которые не позволяли тушить в кабинетах на трех континентах – от Иерусалима до Вашингтона, – свет, вел теперь свою собственную игру. Он противопоставил свою способность бодрствовать воле фанатика, сидевшего напротив, зная, что ставкой в случае проигрыша будет его корабль и команда.

Ларсен знал, что человек, который называл себя Свободой, – значительно более молодой и поглощенный горевшим внутри него внутренним огнем, нервы которого были натянуты до предела комбинацией действия черного кофе и напряжением игры, которую он вел против всего мира, – вполне мог приказать связать норвежского капитана на время своего отдыха. Поэтому бородатый моряк сидел под дулом пистолета и играл на гордости своего пленителя, надеясь, что тот примет его вызов и откажется признать себя побежденным в борьбе со сном.

Именно Ларсен предложил приготовление бесконечных чашек сильнейшего черного кофе – напитка, который до этого он потреблял исключительно с сахаром и молоком всего два-три раза в день. Именно он вел бесконечные разговоры – и днем, и ночью – провоцируя украинца возможностью неудачи, и тут же подавая назад, когда противник казался слишком раздраженным. Проплавав долгие годы капитаном дальнего плавания, он приобрел огромный опыт по подавлению сна, когда так и тянет зевнуть – но он только скрипел зубами и оставался начеку долгими ночными вахтами, когда его матросы невольно дремали.

Итак, он вел свою собственную одиночную игру – игру без оружия и боеприпасов, без телетайпов и камер ночного видения, без поддержки и в совершенном одиночестве. Все совершенные технологии, которые японцы использовали при строительстве корабля, значили для него теперь не больше кучки ржавых гвоздей. Если он перегнет палку и слишком сильно рассердит сидевшего напротив человека, тот может потерять над собой контроль и выстрелить в него. Или если действовать ему на нервы слишком часто, он возьмет да прикажет казнить еще одного моряка. Он может оставить вместо себя другого, более свежего террориста, если почувствует себя уж слишком плохо: пойдет спать, и все, что Ларсен пытался проделать, будет напрасно. Так размышлял Ларсен, и еще он думал о том, что на рассвете Мишкин и Лазарев будут освобождены.

После того, как они окажутся в безопасности в Тель-Авиве, террористы оставят «Фрею». Но оставят ли? Смогут ли? Дадут ли им проделать это окружившие их военные корабли? Даже находясь вдали от «Фреи», в случае атаки со стороны военно-морских сил НАТО Свобода вполне был способен нажать на кнопку, взорвав «Фрею».

И не только это занимало его ум. Человек в черном убил одного члена его команды. И теперь всеми фибрами души Тор Ларсен хотел увидеть этого человека мертвым. Поэтому он беседовал с ним ночь напролет, не давая им обоим уснуть.

В Уайтхолле также не спали: комитет по чрезвычайным ситуациям заседал с 3 часов утра. Примерно через час работы стали поступать первые доклады о выполненных поручениях.

В южной части Англии, в Гемпширских складах, под погрузку встали автоцистерны, реквизированные у «Шелл», «Бритиш Петролеум» и десятка других фирм. Невыспавшиеся водители всю ночь гнали машины: пустые – в сторону Гемпшира, полные – в сторону Лоустофта, перевозя сотни тонн концентрата эмульгатора в этот находящийся в графстве Суффолк порт. К 4 часам утра склады опустели: вся 1000 тонн, имевшаяся в национальном резерве, была на пути к восточному побережью.

Туда же везли надувные боновые заграждения, которые должны были удерживать вылившуюся нефть вдали от берега, пока химические вещества делали бы свою работу. Заводу, производящему эмульгатор, приказали запустить его на полную мощность до получения дальнейших указаний.

В 3.30 утра пришло сообщение из Вашингтона, что боннский кабинет дал согласие отсрочить освобождение Мишкина с Лазаревым.

– Мэтьюз хоть понимает, что он делает? – спросил кто-то.

Сэр Джулиан Флэннери по-прежнему сохранял невозмутимое выражение на лице.

– Будем надеяться, что понимает, – дипломатично сказал он. – Надо думать также, что с «Фреи» все-таки будет слита нефть. Таким образом, наши усилия этой ночью были не напрасны, по крайней мере, мы сейчас почти готовы к этому.

– Надо также думать, – заметил служащий из министерства иностранных дел, – что когда это известие станет достоянием общественности, Франция, Бельгия и Голландия попросят нас о помощи в борьбе с возможным нефтяным загрязнением.

– Значит, надо быть готовыми к тому, что мы сможем сделать, – заявил сэр Джулиан. – Так, теперь, что можно сказать о самолете с распылительным оборудованием и противопожарных буксирах?

Сообщение в зале заседаний ЮНИКОРНа зеркально отражало то, что в этот момент происходило на море. Из устья Хамбера на юг в сторону гавани Лоустофта пыхтели буксиры, – также как из Темзы, и даже из военно-морской базы Ли, – все буксиры, способные распылять жидкость на поверхность моря, двигались в обусловленное место встречи на побережье Суффолка.

Но не только они шли этой ночью вдоль южного побережья: от скалистых утесов мыса Бичи-Хед, повернув носы на северо-восток, двигались мимо побережья графств Суссекс и Кент катера «Катлес», «Симитар» и «Сейбр», которые несли на борту отборное смертоносное оснащение самой лучшей в мире команды военных водолазов. Они направлялись к крейсеру «Аргайлл», стоявшему на якоре в Северном море.

Рев их двигателей эхом откликался от иззубренных меловых скал южного побережья, а те, кому в эту ночь не спалось в Истборне, также могли слышать доносившийся с моря неясный шум.

Двенадцать морских пехотинцев из Специальной корабельной службы прильнули к гакаборту, присматривая за своими бесценными байдарками и ящиками с подводным оборудованием, оружием и необычными взрывными приспособлениями. Без всего этого они не могли обойтись в своей профессии, и теперь это перевозилось, как простой палубный груз.

– Надеюсь, – прокричал молодой лейтенант, командир «Катлеса», стоявшему рядом с ним морскому пехотинцу, который был в этот момент старшим по команде, – надеюсь, что эти штуковины, которые лежат у вас там, не взорвутся.

– Не взорвутся, – успокоил его капитан морской пехоты. – До тех пор, пока мы их не взорвем.

Их командир находился в это время в комнате рядом с главным залом заседаний в здании правительства, склонив голову над фотографиями «Фреи», сделанными как днем, так и ночью. Он сравнивал очертания, изображенные на сделанных с «Нимрода» фотографиях с масштабным планом, предоставленным Ллойдом, а также моделью английского супертанкера «Принцесса», взятой взаймы у «Бритиш Петролеум».

– Господа, – обратился к собравшимся в соседнем помещении полковник Холмс, – думаю, самое время рассмотреть не самый приятный вариант, с которым нам, возможно, придется иметь дело.

– Ах, да, – неодобрительно протянул сэр Джулиан, – этот «жесткий» вариант.

– Если, – продолжал Холмс, – президент Мэтьюз по-прежнему будет противиться освобождению Мишкина и Лазарева, а Западная Германия по-прежнему будет уступать этому требованию, вполне может наступить момент, когда террористы поймут, что игра закончена и что их шантаж не сработает. Тогда они вполне могут пойти на крайние меры и взорвать «Фрею». Лично я думаю, что этого не случится до наступления темноты, то есть у нас есть около шестнадцати часов.

– Почему вы думаете, что это не произойдет до наступления темноты, полковник? – спросил сэр Джулиан.

– Потому что, сэр, если они не самоубийцы – хотя вполне могут быть и ими, – то надо думать, что они попытаются скрыться во время суматохи. То есть, если они хотят остаться в живых, им надо покинуть корабль и привести в действие свой детонатор дистанционного управления на некотором расстоянии от корабля.

– И что же вы предлагаете, полковник?

– У меня два предложения, сэр: во-первых, – их катер. Он все еще пришвартован возле трапа. Как только наступит темнота, к катеру сможет незаметно приблизиться водолаз и прикрепить к нему взрывное устройство замедленного действия. Если «Фрея» взлетит на воздух, то все, оказавшееся в радиусе полумили от нее, будет уничтожено. Потому я предлагаю установить заряд, приводимый в действие от давления воды: когда катер отойдет от борта танкера, вода, с силой отбрасываемая назад во время его движения, приведет в действие спускной механизм, и шестьдесят секунд спустя катер взорвется, прежде чем террористы успеют отойти на полмили от «Фреи» и, следовательно, успеют взорвать свой заряд.

Вокруг стола послышался всеобщий гул одобрения.

– А не смогут сдетонировать заряды на «Фрее» от взрыва катера? – спросил кто-то.

– Нет. Если у них детонатор дистанционного управления, он должен быть приведен в действие электронным сигналом. Наш заряд разнесет катер вместе с террористами на мелкие кусочки. После такого взрыва никто не выживет.

– А если детонатор затонет, не сможет давление воды нажать кнопку? – спросил один из ученых.

– Нет. Как только детонатор дистанционного управления окажется под водой, он не будет представлять никакой опасности: он не сможет передать радиосигнал зарядам на борту корабля.

– Великолепно, – сказал сэр Джулиан. – А нельзя этот план задействовать до наступления темноты?

– Нет, нельзя, – ответил Холмс. – Аквалангист оставляет на поверхности воды след в виде пузырьков. В штормовую погоду его могут и не заметить, но на гладкой поверхности моря он будет слишком виден. Один из часовых сможет заметить поднимающиеся из-под воды пузырьки. Тогда это только спровоцирует то, чего мы хотим избежать.

– Ну что ж, тогда после наступления темноты, – констатировал сэр Джулиан.

– Есть еще кое-что, почему, по-моему, нельзя ограничиться только минированием их катера. Если, скажем, – а такое вполне может случиться, – командир террористов готов умереть вместе с «Фреей», он может не уйти с корабля вместе с остальными из своей команды. Поэтому, как я думаю, мы вынуждены пойти на ночной штурм танкера, чтобы справиться с ним до того, как он использует свое устройство.

Начальник канцелярии премьер-министра тяжело вздохнул.

– Ясно. Без сомнения, у вас подготовлен план и на этот случай?

– Лично у меня его нет. Но я бы хотел, чтобы вы выслушали майора Саймона Фэллона, командира Специальной корабельной службы.

Именно таким это виделось сэру Джулиану в ночных кошмарах: майор из морской пехоты был всего лишь пяти футов и восьми дюймов ростом, но его плечи были почти такой же ширины, как казалось со стороны; кроме того, он, по всей видимости, был из той породы людей, которые говорят о разложении других живых существ на составные части с такой же легкостью, с какой леди Флэннери говорила о шинковке овощей для салата «провансаль», которым она славилась.

Миролюбивый начальник канцелярии имел случай трижды беседовать с офицерами из САС, но с командиром другой, меньшей по размеру, специальной диверсионной службы СБС он разговаривал впервые.

СБС первоначально была создана на случай ведения обычной войны с целью проведения диверсий на побережье противника, высаживаясь на него с моря. По этой причине их подобрали из коммандос, входивших в состав морской пехоты. Непременным требованием для включения в отряд была великолепная физическая подготовка, они обязаны были быть отличными пловцами, ныряльщиками, скалолазами, мастерами рукопашного боя, гребли и марш-бросков на большие расстояния.

На этой основе они продолжили тренировки, чтобы освоить парашютно-десантное мастерство, стать на «ты» с разнообразными взрывными приспособлениями и методами проведения диверсий, не говоря уже о бесчисленных способах, при помощи которых они должны были ломать шеи и перерезать горло своим противникам, используя ножи, веревочные петли или делать это голыми руками. В этих вопросах, а также в способности к выживанию вдали от населенных пунктов на протяжении длительного времени, не оставляя при этом никаких следов своего присутствия, они ничем не отличались от своих «двоюродных братьев» из САС.

Парни из СБС отличались своей водолазной подготовкой: они могли длительное время двигаться под водой с аквалангами, чтобы установить в нужном месте взрывчатку, или, сбросив там свои дыхательные аппараты, плыть дальше под водой без малейшего пузырька воздуха на поверхности, чтобы вынырнуть затем из моря с целым арсеналом специальных видов оружия, плотно привязанных к телу.

Некоторые виды оружия, которыми они были оснащены, не представляли из себя ничего особенного, например – ножи и кинжалы. Однако после резкого взрыва деятельности террористов в конце шестидесятых они получили новые «игрушки», с которыми теперь забавлялись. Каждый из них был превосходным стрелком из норвежских винтовок «Финлянда» ручной сборки, которые считаются одними из лучших в мире. На этой винтовке были приспособления для установки усилителя изображения, снайперского прицела длиной с целую базуку, а также эффективные глушитель и пламегаситель.

Для того, чтобы за полсекунды взламывать двери, они, как и их коллеги из САС, предпочитали короткоствольные дробовики, стрелявшие, правда, цельными зарядами. Они никогда не направляли их в замок, так как за ним вполне могли оказаться другие запоры, а стреляли одновременно из двух по дверным петлям, сваливали дверь на пол и сразу же открывали огонь из автоматов «Ингрэм» с глушителями.

В их арсенале были также гранаты ослепляющего и оглушающего действия – усовершенствованная модификация «оглушающих» гранат, – этими гранатами САС сильно помогла немцам во время операции в Могадишо. Эти гранаты не только оглушали, но и парализовали противника на некоторое время. Они срабатывали с полсекундной задержкой после того, как выдергивали кольцо; их можно было спокойно бросать в замкнутое пространство, в котором находились как заложники, так и террористы. Такая граната обладала тремя функциями: вспышка ослепляла любого, кто смотрел в ее направлении, по крайней мере на тридцать секунд; удар действовал на барабанные перепонки, вызывая мгновенную боль и некоторую потерю ориентации; наконец, сам взрыв производил звуковую волну такого тона, которая, проникая в область среднего уха, приводила к десятисекундному параличу всех мускулов.

Во время тренировки один из них попытался спустить курок пистолета, прижатого к боку своего напарника в момент взрыва гранаты: оказалось, что это невозможно. И террористы, и заложники теряли барабанные перепонки, но они могли восстановиться. У мертвых заложников такая процедура невозможна.

Пока длится паралич, спасатели поливают пулями пространство на четыре дюйма выше голов, пока их коллеги ныряют к заложникам, хватают их за ноги и сваливают на пол. После этого автоматные очереди опускаются на шесть дюймов вниз – такова механика освобождения заложников.

Точное положение заложника и террориста в закрытом помещении можно было определить при помощи электронного стетоскопа, прижимаемого снаружи к двери: речь здесь не нужна, достаточно дыхания, которое ясно различается. Спасатели переговариваются между собой при помощи языка жестов, так что никак не могут спутать друг друга с противником.

Майор Фэллон поставил модель «Принцессы» на стол в зале заседаний, ясно ощущая, что находится в центре всеобщего внимания.

– Я предлагаю, – начал он, – чтобы крейсер «Аргайлл» повернулся бортом к «Фрее». Тогда еще до рассвета штурмовые лодки с моими людьми и снаряжением смогут встать у него с подветренной стороны – там их не сможет заметить часовой вот здесь, на трубе «Фреи», даже если воспользуется биноклем. Это даст нам возможность вести незамеченными днем наши приготовления. Надо, чтобы там не крутились всякие аэропланы, нанятые прессой, кроме того, хочу попросить, чтобы все буксиры с распылительным оборудованием, которые окажутся в зоне прямой видимости, хранили молчание.

Никто не выразил несогласия по этому поводу. Сэр Джулиан сделал для себя две отметки.

– Я приближусь к «Фрее» на четырех двухместных байдарках в темноте на расстояние три мили, прежде чем взойдет луна. Установленные на ее борту радары не смогут различить байдарки: они слишком малы и слишком низко сидят в воде, кроме того, они сделаны из дерева и брезента, а эти материалы плохо отражаются на экране радаров. Весла будут из каучука, на нас кожа, шерстяные фуфайки и тому подобное, все застежки – из пластика. На экране радаров «Фреи» ничего не должно отразиться. На задних сиденьях байдарок будут аквалангисты; разумеется, их акваланги будут металлическими, но на расстоянии трех миль они будут выглядеть не больше пустой бочки из-под нефти, что не должно вызвать тревоги на мостике «Фреи». На расстоянии трех миль ныряльщики заметят азимут по компасу на корму «Фреи», которую они смогут видеть, так как она будет освещена, и спустятся под воду. У всех аквалангистов будут люминисцентные наручные компасы, по которым они будут сверяться.

– Почему не подплыть к носу? – спросил полковник из военно-воздушных сил. – Там ведь темнее.

– Частично из-за того, что в этом случае потребуется ликвидировать часового вот здесь, на полубаке, а он может поддерживать постоянную связь по переносной рации с мостиком, – объяснил Фэллон. – Частично, потому что по этой палубе чертовски долго надо идти, а у них на мостике есть прожектор, которым они могут осветить ее из конца в конец. Частично из-за того, что надпалубная постройка, если приблизиться к ней спереди, представляет из себя стальную стену высотой в пять этажей. Мы смогли бы, разумеется, по ней вскарабкаться, но там есть иллюминаторы, ведущие в каюты, в некоторых из которых кто-нибудь может вполне оказаться.

Так, четверо водолазов, одним из которых буду я, встретятся возле кормы «Фреи». Там должен быть небольшой выступ в несколько футов. Так, теперь вот здесь – на верхушке трубы, на высоте в сотню футов, – у них есть часовой. Но люди на высоте в сотню футов обычно смотрят по сторонам, а не прямо себе под ноги. Для того, чтобы еще больше отвлечь его, надо, чтобы «Аргайлл» начал мигать прожектором, посылая любые сигналы ближайшему кораблю, – своеобразный спектакль для одного зрителя. Мы вынырнем из воды возле кормы, скинув ласты, маски, акваланги и пояса с грузом. Мы будем босыми, с открытой головой, – только в прорезиненных костюмах для подводного плавания. Все оружие будет в широких прорезиненных поясах вокруг талии.

– Как вы взберетесь вверх на борт «Фреи» с металлом весом в сорок футов после того, как проплывете три мили? – спросил один из министерских служащих.

Фэллон ухмыльнулся и сказал:

– Самое большее до гакаборта – тридцать футов. Когда мы тренировались на нефтяных платформах в Северном море, то взбирались на вертикальную стальную стену высотой в сто шестьдесят футов за четыре минуты.

Он не видел необходимости объяснять в деталях, какая степень физической подготовки, а также какое снаряжение требовались для этого. Ученые уже давно разработали специально для СБС великолепное снаряжение для взбирания на отвесные стены. В него входили и магнитные зажимы, которые напоминали столовые тарелки с покрытием из резины, чтобы их можно было беззвучно крепить к металлу. По ободу тарелки под резиной было стальное кольцо, которое можно было намагнитить до необыкновенной удерживающей силы. Магнитную силу можно было включать и отключать при помощи кнопки, расположенной рядом с большим пальцем человека, держащегося за захват с задней стороны тарелки. Электрический заряд поступал от небольшой, но надежной никель-кадмиевой батареи, размещенной внутри тарелки.

Водолазы путем долгих тренировок научились выскакивать из моря, подпрыгивать вверх и крепить первую тарелку, сразу же включая ток. Магнит накрепко прижимал тарелку к стальной поверхности. Повиснув на этой тарелке, водолаз протягивал руку выше и крепил вторую тарелку. Только когда она надежно прижималась к стали, он отпускал первый диск, подтягивал его еще выше и вновь крепил. Так, перебирая руками, удерживаясь только за счет силы кисти и запястья рук, они взбирались из моря вверх, в то время как тело и ноги висели свободно, ничем не помогая рукам.

Насколько сильны были магниты – настолько сильны были и руки водолазов, – что коммандос могли преодолеть в случае необходимости свес крутизной в сорок пять градусов.

– Первый ныряльщик поднимется вверх при помощи специальных зажимов, – сказал Фэллон, – за ним будет раскручиваться веревка. Если на кормовой палубе все будет тихо, он закрепит веревку, после чего остальные трое могут оказаться на палубе в пределах десяти секунд. Так, теперь – вот здесь, возле трубы, корпус турбины должен отбрасывать тень. Его должна освещать лампа над дверью в надпалубную постройку на уровне палубы «А». Мы спрячемся в этой тени: на нас будут черные костюмы для подводного плавания, лицо, руки и ноги вымазаны черной краской. Первая крупная опасность подстерегает вот тут – на освещенном участке юта между корпусом турбины и надпалубной постройкой со всеми ее жилыми помещениями.

– Ну и как вы его пройдете? – спросил вице-адмирал, захваченный этим возвращением из века новых технологий во времена Нельсона.

– А мы не станем его проходить, – ответил Фэллон. – Мы будем находиться с противоположной стороны трубы по отношению к «Аргайллу». Надеюсь, что часовой на верхушке трубы будет смотреть на «Аргайлл», а не на нас. Мы пойдем вот здесь, в тени корпуса турбины, обойдем надпалубную постройку, обогнем угол и подойдем к месту, где расположено окно склада грязного белья. Мы бесшумно вырежем пластиковое окошко при помощи миниатюрной горелки, работающей от маленького газового баллона, и проникнем внутрь сквозь это окно. Вероятность того, что этот склад будет закрыт снаружи, очень мала: никому не придет в голову запирать дверь в такое помещение, так как никому не придет в голову красть грязное белье. Итак, мы окажемся внутри надпалубной постройки, выйдя в коридор в нескольких ярдах от главной лестницы, которая ведет на палубы «В», «С» и «Д», а также на капитанский мостик.

– А где вы думаете найти командира террористов, – спросил сэр Джулиан Флэннери, – того человека с детонатором?

– На пути вверх по лестнице мы будем прослушивать все двери на звуки голосов, – сказал Фэллок. – Если там кто-нибудь будет, мы открываем дверь и ликвидируем всех, кто бы там ни был, при помощи автоматов с глушителем. Двое входят в каюту, двое остаются снаружи на страже. И так – все время вверх по надпалубной постройке. Любого, кто встретится на лестнице, ждет такая же участь. Так, незамеченными, мы должны подняться на палубу «Д». Здесь придется пойти на оправданный риск: один из вариантов – каюта капитана, ей займется один из нас. Откроет дверь, войдет внутрь и сразу же откроет огонь. Другой из моих людей займется каютой главного инженера, которая расположена на этой же палубе, но только на другой стороне корабля. Здесь последует та же процедура. Остальные двое займутся мостиком: один из них забросает его гранатами, второй откроет огонь из «ингрэма». На мостике слишком много места, чтобы там можно было выбирать цель. Нам придется прочесать весь мостик из «ингрэмов», пока все, кто будет находится там, не придут в себя после взрыва парализующей гранаты.

– А что если одним из них окажется капитан Ларсен? – спросил какой-то министерский служащий.

Фэллон молча уставился на поверхность стола, затем просто ответил:

– Простите, но нет никакого способа различить цели в тех условиях.

– Предположим, что ни в этих двух каютах, ни на мостике командира не окажется? Предположим, что человек с детонатором дистанционного управления находится где-то еще? Вышел, скажем, на палубу воздухом подышать? Или в туалет? А может, спит в соседней каюте?

– Тогда взорвемся, – пожав плечами, ответил майор Фэллон, – взлетим на воздух.

– Там внизу заперты двадцать девять членов команды, – запротестовал один из ученых. – Вы можете их вывести оттуда? Или, по крайней мере, на палубу, где у них будет шанс отплыть подальше?

– Нет, сэр. Я так и этак ломал голову, пытаясь найти способ пробраться к складу красок, – если они действительно там. Попытаться проникнуть туда через люк на палубе – значит пустить насмарку всю операцию: болты там заскрипят, или из открытой дверцы на палубу вырвется свет – неважно. Если попытаться спуститься через главную надпалубную постройку в моторную рубку, чтобы вывести их этим путем, я распылю мои силы. Кроме того, моторная рубка имеет огромные размеры, там целых три уровня, своды – как в кафедральном соборе. Там достаточно одного человека, который успеет связаться со своим командиром до того, как мы его успокоим, и все будет потеряно. По-моему, ликвидация человека с детонатором – наш лучший шанс.

– Но если танкер взорвется в то время, когда вы и ваши люди будут находиться на палубе, я думаю, вы успеете спрыгнуть за борт и доплыть до «Аргайлла»? – предположил один из служащих какого-то министерства.

Майор Фэллон с гневом повернул к говорившему загорелое лицо.

– Сэр, если корабль взлетит на воздух, любого пловца, который будет находиться в радиусе двухсот ярдов от него, засосет водоворотами, которые станут устремляться в пробоины.

– Простите, майор Фэллон, – поспешил сгладить неловкость начальник канцелярии. – Я уверен, что мой коллега просто заботился о вашей безопасности. Ладно, вопрос заключается в следующем: процентная вероятность того, что вы устраните человека с детонатором – весьма и весьма малая величина. А если не остановить этого человека, то мы как раз и спровоцируем катастрофу, которую пытаемся избежать…

– При всем моем уважении к вам, сэр Джулиан, – перебил его полковник Холмс, – если террористы станут днем угрожать, что взорвут сегодня вечером «Фрею» в определенное время, а канцлер Буш не изменит свою позицию по поводу освобождения Мишкина и Лазарева, мы обязаны будем попытаться воспользоваться планом майора Фэллона. У нас просто не останется иного выбора.

Послышался гул одобрения со стороны собравшихся, и сэр Джулиан сдался.

– Хорошо. Министерство обороны, будьте добры, доведите до сведения «Аргайлла»: он должен повернуться бортом к «Фрее», чтобы обеспечить с подветренной стороны прикрытие для прибывающих штурмовых лодок майора Фэллона. Министерство окружающей среды должно будет связаться с воздушными диспетчерами, чтобы они поворачивали назад все самолеты, которые попытаются приблизиться к «Аргайллу» на любой высоте; далее, все соответствующие министерства и управления проинструктируют буксиры и остальные суда рядом с «Аргайллом», чтобы они не выдали случайно кому-нибудь приготовления майора Фэллона. У вас есть какие-нибудь личные просьбы, майор Фэллон?

Морской пехотинец бросил взгляд на наручные часы: было пятнадцать минут шестого.

– ВМС готовы одолжить мне вертолет, который доставит меня из Бэттерси на ют «Аргайлла», – сообщил он. – Я был бы там как раз тогда, когда мои люди прибудут морем, если бы отправился прямо сейчас…

– Тогда отправляйтесь, и счастливого вам пути, молодой человек.

Собравшиеся поднялись с мест, провожая несколько смущенного майора, который забрал модель танкера, планы и фотографии и вышел вместе с полковником Холмсом, направляясь на вертолетную стоянку, расположенную рядом на набережной Темзы.

Усталый сэр Джулиан Флэннери вышел из накуренной комнаты, чтобы глотнуть немного прохлады наступающего весеннего дня и отправиться на доклад к премьер-министру.

В 6 часов утра в Бонне было предано гласности сообщение о том, что после надлежащего обсуждения всех связанных с рассматриваемым делом обстоятельств правительство Федеративной Республики Германия пришло к заключению о недопустимости потакания шантажу и, следовательно, изменяет свое решение об освобождении в 8 часов утра Мишкина и Лазарева.

Далее в заявлении говорилось, что вместо этого федеральное правительство сделает все, что в его власти, чтобы вступить в переговоры с захватившими «Фрею» лицами с целью добиться освобождения корабля и его команды на иных условиях.

Европейские союзники Западной Германии узнали о заявлении всего за час до его опубликования. Все премьеры задали один и тот же вопрос, обращаясь сами к себе: «Что же, черт подери, замышляет Бонн?»

Исключение составлял Лондон, где обо всем уже знали. Неофициально все правительства были проинформированы о том, что изменение позиции вызвано сильным давлением со стороны американцев на Бонн, кроме того, им сообщили, что Бонн согласился только на отсрочку освобождения, ожидая дальнейших и, возможно, более оптимистических событий.

Сразу же после опубликования этой новости правительственный пресс-секретарь имел в Бонне две кратких и исключительно конфиденциальных встречи за завтраком с влиятельными немецкими журналистами, во время которых, ходя вокруг да около, он все же дал им понять, что изменение политики было вызвано исключительно грубым нажимом со стороны Вашингтона.

Первые выпуски радионовостей сообщали слушателям о свежем заявлении из Бонна как раз в то время, когда те раскрывали газеты, в которых объявлялось о предстоящем этим утром освобождении обоих угонщиков. Редакторов утренних газет эта новость ни в малой степени не позабавила, и они сразу же схватились за телефоны, бомбардируя правительственную пресс-службу, пытаясь добиться объяснения. Такого объяснения, которое хоть в самой малой степени могло их удовлетворить, не последовало. Воскресные издания, которые готовились в эту субботу, начали готовить взрывные заголовки на следующее утро.

На «Фрею» известие из Бонна поступило по всемирной службе Би-Би-Си, на волну которой настроил свой портативный приемник Дрейк, в 6.30 утра. Как и многие заинтересованные лица, которые выслушали эту новость утром в Европе, украинец прослушал ее молча, взорвавшись после этого:

– Черт подери, с кем, они думают, они имеют дело?

– Что-то пошло не так, – спокойно заявил Тор Ларсен. – Они передумали. Ваша штука не сработает.

Вместо ответа Дрейк наклонился над столом и направил свой пистолет прямо в лицо норвежца.

– Не радуйся раньше времени, – закричал он. – Они играют в свои дурацкие игры не только с моими друзьями, которые сидят в Берлине, и не только со мной. Они играют с твоим драгоценным кораблем и командой. И не забывай об этом.

На несколько минут он погрузился в глубокие раздумья, после чего воспользовался системой внутренней связи, чтобы вызвать с мостика одного из своих людей. Когда тот спустился в каюту, он, как и раньше, был одет в маску и говорил со своим главарем по-украински, но голос у него звучал озабоченно. Дрейк оставил его охранять капитана Ларсена, а сам вышел из каюты на пятнадцать минут. Когда он вернулся, то грубым жестом приказал капитану «Фреи» сопровождать его на мостик.

Вызов поступил в диспетчерскую службу Мааса в без одной кинуты семь. Двадцатый канал был по-прежнему зарезервирован только для «Фреи», и дежурный оператор уже ожидал чего-то подобного, так как и он слышал известие из Бонна. Когда прозвучали позывные «Фреи», катушки магнитофона уже крутились.

Голос Ларсена звучал устало, но он зачитал заявление, подготовленное его пленителями, совершенно спокойно:

Передача прервалась и на волне воцарилось молчание. Не успели задать никаких вопросов. Почти сотня постов прослушивания слышала эту новость, а через пятнадцать минут слушатели по всей Европе могли слышать ее, сидя за завтраком.

К раннему утру Овальный кабинет президента Мэтьюза начал принимать необыкновенное сходство с военным советом. Все четверо сняли пиджаки и ослабили узлы галстуков. В кабинет туда-сюда сновали ассистенты, принося то для одного, то для другого помощника президента сообщения из комнаты связи. Соответствующие комнаты связи в Лэнгли и государственном департаменте были напрямую соединены с Белым домом. В Европе было 7.15 утра, а в Вашингтоне – 2.15 ночи, когда в кабинет внесли и протянули Бенсону сообщение об ультиматуме Дрейка. Не сказав ни слова, он передал его президенту Мэтьюзу.

– Да, этого можно было ожидать, – устало заметил президент, – однако, от этого не легче.

– Вы думаете, что он действительно сделает это, – этот, кто бы он ни был? – спросил госсекретарь Дэвид Лоуренс.

– Он выполнил все свои обещания, которые давал до этого момента, черт бы его побрал, – ответил Станислав Поклевский.

– По-видимому, Мишкин с Лазаревым сейчас сидят в Тегеле под усиленной охраной, – сказал Лоуренс.

– Их больше нет в Тегеле, – ответил Бенсон. – Их перевели незадолго до полуночи по берлинскому времени в Моабит. Это – более современная и надежная тюрьма.

– Откуда ты знаешь, Боб? – спросил Поклевский.

– Я приказал взять под наблюдение и Тегель, и Моабит сразу же после полуденного сеанса связи с «Фреей», – сказал Бенсон.

Лоуренс, дипломат старой школы, выглядел обескураженным.

– Это что – новая политика: шпионить даже за своими союзниками? – вырвалось у него.

– Не совсем, – отпарировал Бенсон. – Мы всегда занимались этим.

– Для чего нужна перемена тюрьмы, Боб? – спросил Мэтьюз. – Неужели Дитрих Буш думает, что русские попытаются добраться до Мишкина и Лазарева?

– Нет, господин президент, он думает, что это сделаю я, – ответил Бенсон.

– Мне только что пришла на ум одна возможность, о которой мы не думали, – переменил тему Поклевский. – Если террористы на «Фрее» осуществят свою угрозу и спустят двадцать тысяч тонн сырой нефти, а затем пригрозят вылить, скажем, еще пятьдесят тысяч тонн, то на Буша станут оказывать со всех сторон неимоверное давление…

– Без сомнения, станут, – бросил реплику Лоуренс.

– Вот я и думаю, что Буш возьмет, да и решит действовать самостоятельно: освободит воздушных пиратов без дальнейших консультаций с нами. Вспомните, он ведь не знает о цене подобного поступка – уничтожении Дублинского договора.

На несколько секунд последовало всеобщее молчание.

– Я никак не могу остановить его. – тихо произнес президент Мэтьюз.

– Вообще-то есть способ, – сказал Бенсон, чем мгновенно привлек внимание остальных трех. Когда он рассказал им, что имел в виду, на лицах его собеседников – и Мэтьюза, и Лоуренса, и Поклевского – можно было прочитать явное отвращение.

– Я не могу отдать такой приказ, – пробормотал президент.

– Действительно, это – ужасная вещь, – согласился Бенсон, – но и единственный способ опередить канцлера Буша. Мы заранее узнаем, если он попытается разработать секретный план по освобождению обоих бандитов до того, как известит нас об этом. Неважно как – мы узнаем. Давайте смотреть правде в глаза: альтернативой этому будет уничтожение договора, а соответственно – возобновление гонки вооружений. Если договор будет пущен под откос, мы, следовательно, не станем продолжать наши поставки зерна в Россию. В этом случае Рудина могут свергнуть и …

– И поэтому он реагирует на данную ситуацию, как сумасшедший, – заключил Лоуренс.

– Может быть и так, но это – его реакция, а пока мы не узнаем, почему он так реагирует, мы не можем и судить, насколько он сумасшедший, – резюмировал Бенсон. – А если дать понять канцлеру Бушу о предложении, которое я только что сделал, это вполне может удержать его в узде еще некоторое время.

– Вы имеете в виду, что мы можем использовать это, как что-то вроде дамоклова меча над головой Буша? – с надеждой спросил Мэтьюз. – В действительности мы можем не прибегнуть к этой мере?

В этот момент из Лондона от премьер-министра Карпентер прибыло личное послание для президента.

– Вот это женщина, – протянул он, прочитав его. – Англичане полагают, что они смогут справиться с первым выбросом нефти в двадцать тысяч тонн, но не больше. Они готовят план по штурму «Фреи» после захода солнца, использовав специальных водолазов для того, чтобы покончить с человеком с детонатором. Они считают, что у них есть хорошие шансы на это.

– Значит, нам надо подержать германского канцлера на привязи еще двенадцать часов, – констатировал Бенсон. – Господин президент, я настоятельно прошу вас отдать приказ о том, что я только что предложил вам. Есть все шансы на то, что этот план никогда не будет задействован.

– Но если его надо будет задействовать? Если надо, Боб?

– Надо – значит, надо.

Уильям Мэтьюз закрыл лицо ладонями и потер усталые глаза пальцами.

– Боже мой, ни одному человеку не пожелал бы, чтобы ему пришлось отдавать такой приказ, – промолвил он. – Но я должен… Боб, отдайте этот приказ.

Вдали над горизонтом, на востоке возле голландского побережья вставало солнце. На юте крейсера «Аргайлл», повернувшегося бортом в сторону «Фреи», стоял майор Фэллон, который смотрел вниз на три быстроходные штурмовые лодки, пришвартованные к кораблю с подветренной стороны. Часовой, сидевший на верхушке трубы «Фреи», не смог бы их разглядеть. Невидима для него была и суета на палубах крейсера, где морские пехотинцы из команды Фэллона готовили байдарки и распаковывали свое необычное снаряжение. Начинало ярко светить солнце, обещая еще один теплый денек. Море было совершенно спокойным. К Фэллону подошел капитан «Аргайлла» Ричард Престон.

Они стояли рядом друг с другом и смотрели на три узконосых быстроходных катера, которые всего за восемь часов доставили людей и снаряжение из Пула. Лодки покачивались на волне, поднятой военным кораблем, прошедшим в нескольких кабельтовых на запад от них. Фэллон поднял голову и спросил, кивнув в сторону корабля серого цвета со звездно-полосатым флагом, шедшего на юг:

– Кто это?

– ВМС США решили послать своего наблюдателя, – ответил капитан Престон. – Военный корабль «Моран». Он встанет на якорь между нами и «Монкальмом». – Затем он посмотрел на часы и заметил: – Семь тридцать. В кают-компании готов завтрак, не хотите ли присоединиться к нам?

В семь пятьдесят в дверь каюты капитана Майка Мэннинга, командира «Морана», постучали.

После ночной гонки корабль стоял на якоре, а Мэннинг, который провел на мостике всю ночь, теперь старательно сбривал щетину в своей каюте. Вошедший телеграфист протянул ему сообщение, Мэннинг взял его в руку и, не прерывая бритье, посмотрел на бланк. Вдруг он остановился и повернулся к рядовому-специалисту.

– Оно же зашифровано, – сказал он.

– Да, сэр. Но там есть метка, что его можете прочитать только вы.

Мэннинг отпустил телеграфиста, подошел к стенному сейфу и вытащил оттуда свой личный дешифратор. Конечно, это было несколько необычно, но ничего сверхъестественного здесь не было. Он начал водить карандашом по колонкам цифр, сравнивая их с соответствующими комбинациями букв. Когда он закончил расшифровывать сообщение, то сидел несколько мгновений без движения, думая, что произошла какая-то ошибка. Он проверил начало шифрограммы, надеясь, что пропустил что-нибудь. Напрасно – никакой ошибки. Сообщение предназначалось ему и было отправлено по компьютерной системе связи из министерства ВМС в Вашингтоне. Это был приказ президента – приказ лично ему от Верховного главнокомандующего вооруженными силами США из Белого дома в Вашингтоне.

– Он не может приказывать мне это, – прошептал он, обращаясь сам к себе. – Никто не может давать простому моряку такой приказ.

Однако в сообщении содержался именно такой приказ – в этом не было ни малейшего сомнения:

Майку Мэннингу было сорок три года, он был женат и у него было четверо детей, которые жили вместе с его женой на окраине Норфолка в штате Вирджиния. Он прослужил двадцать один год в военно-морских силах США и никогда до этого ему не приходило в голову ставить под сомнение полученный приказ.

Он подошел к иллюминатору на левом борту и посмотрел на низкий силуэт в пяти милях от него, едва видимый на фоне поднимающегося солнца. Он подумал о том, как его начиненные магнием зажигательные снаряды пробьют незащищенный корпус танкера, попадут в емкости с нефтью; подумал о двадцати девяти членах команды, запертых в стальном гробу на восемьдесят футов ниже ватерлинии, ожидающих спасения, тоскующих по своим собственным семьям в лесах Скандинавии. Он судорожно сжал лист бумаги.

– Господин президент, – прошептал он, – не знаю, смогу ли я это сделать.