"Загадка неоконченной рукописи" - читать интересную книгу автора (Делински Барбара)

Глава 7

Бостон

«Дженни почти перестала дышать».

Кэйси еще раз перечитала строчку, потом схватила конверт и, не глядя, попыталась достать новые страницы. Когда ее пальцы не нащупали ничего, она раскрыла его пошире и заглянула внутрь. Конверт был пуст – никакого сопроводительного письма, никакой визитной карточки, никакой крохотной записки, которая могла бы дать ей хоть какой-то намек на то, что представляла собой только что прочитанная ею история и почему она оказалась здесь, без всяких указаний, с одной лишь наспех нацарапанной на конверте буквой «К», которая могла означать и «Кэйси», и «Корнелиус».

История действительно захватила Кэйси. Теперь, сидя над страницами, она больше всего хотела знать, был ли парень на мотоцикле плохим или хорошим, увез ли он Дженни из города прежде, чем вернулся ее отец, а если нет, то что произошло с ней дальше, – и это было еще до того, как у Кэйси в голове начал возникать длинный список вопросов о Дженни и ее отце. Аналитик в ней был в отчаянии; она задумалась: чувствовал ли Конни то же самое? Предположение, что Дженни была его пациенткой, породило ряд новых вопросов. Даже если отбросить содержание, Кэйси хотела знать, кто написал эти страницы, почему они лежали у него в столе, когда все мало-мальски ценное было убрано, и не специально ли для нее он оставил их здесь.

Но ответов ни на один из этих вопросов не было. Кэйси была вынуждена признать свое полное поражение в дуэли с ними.

Расстроенная, она откинулась в кресле и выдвинула средний ящик стола так далеко, как только было возможно. Там не было абсолютно ничего: никаких случайных листков бумаги или наполовину исписанных блокнотов.

«К» означало «Кэйси». Она чувствовала это нутром.

Или, может быть, просто хотела так думать.

Отбросив эти мысли, она возобновила поиски продолжения истории. Она еще раз тщательно проверила остальные ящики стола, чтобы удостовериться, что ничего не пропустила при первом осмотре. Не найдя ничего, она повернулась и последовательно проверила все ящики под книжными полками, находившимися у нее за спиной. Когда она с друзьями размещала там свои бумаги, они просто решили, что ящики пусты. Теперь она вновь освободила каждый из них и перетряхнула все свои папки, проверяя, не завалилось ли что-нибудь туда.

Ничего не найдя и там, она принялась за шкафчики, которые они не трогали. Пусто.

Отступив на середину комнаты, она обвела внимательным взглядом полки, одну за другой, надеясь разглядеть уголок конверта, засунутого между книгами или за ними. Потом, с растущим разочарованием, начала обследовать остальные места в офисе, где можно было спрятать конверт.

Ее взгляд случайно упал на двери в сад. Сейчас он был полон утреннего солнца, лимонный отсвет на зелени обещал еще один теплый июньский денек. Ощутив настоятельную потребность слиться с природой, она раскрыла двери, и запахи тут же повлекли ее наружу. Она уже готова была шагнуть туда, но остановилась, заметив какое-то движение в глубине сада. Железная щеколда на задней калитке поднималась. Калитка отворилась, и в саду появился мужчина. Он был высоким, а его плечи казались непомерной ширины – пока Кэйси не разглядела, что он что-то тащит. Когда он подошел к сараю, она поняла, что «что-то» – это ящик с цветочной рассадой.

«Садовник».

Кэйси не шевелилась.

Опустившись на колени у сарая, он поставил ящик на землю. Вновь поднявшись, он размотал зеленый шланг, висящий на стене, и присоединил его к распылителю. Когда дуга легких брызг протянулась к самым прекрасным из цветов, он направился обратно за калитку. Кэйси видела, как он достает что-то из багажника запыленного джипа. Потом он снова появился в саду с двумя мешками земли на плече и еще одним под мышкой. Прислонив все три к сараю, он скрылся внутри.

«Садовник. Великолепный садовник», – внесла поправку Кэйси, когда мужчина вновь появился, нагруженный какими-то садовыми инструментами. Он был темноволос, широкоплеч, даже без ящиков, с относительно узкой талией и длинными ногами. Одет он был в черную футболку с продранным рукавом, вытертые джинсы и рабочие ботинки, которым явно не хватало внимания владельца. На обнаженных руках бугрились мышцы. Кэйси предположила, что он на год-два старше ее.

«Выйди и представься, – подумала Кэйси. – Ты – новая хозяйка дома, а он – один из твоих работников». Однако она продолжала стоять неподвижно – или думала, что это так, поскольку что-то все же привлекло его внимание. Он поднял широко посаженные глаза, в первый момент в них промелькнул испуг, по прошествии некоторого времени сменившийся удивлением. Она успела заметить темную щетину у него на подбородке, прежде чем он поприветствовал ее коротким кивком головы и вернулся к работе.

Излишняя стеснительность никогда не была свойственна Кэйси. Отодвинув ширму, она бодро зашагала по дорожке – и только дойдя до половины второй террасы, задумалась, правильно ли поступает. Босая, в одной рубашке на голое тело, она выглядела так, будто только что встала с постели. Наверное, это был не лучший вид для знакомства с мужчиной, который был к тому же ее наемным работником.

Но поворачивать было уже поздно. Он смотрел на нее. К тому же ей нравились сомнительно выглядевшие мужчины.

– Привет, – проговорила она, пересекая третью, последнюю террасу. – Я – Кэйси Эллис. А вы, должно быть, Джордан.

При ближайшем рассмотрении он оказался еще более привлекательным. Волосы, такие же темные, как и глаза, были достаточно короткими, чтобы открывать красивые уши, и достаточно длинными и растрепанными, чтобы он сам казался только что выбравшимся из постели. Лицо его покрывал легкий загар, отливавший бронзой на носу и щеках. От уголков глаз разбегались тонкие морщинки.

Именно они заставили ее по-новому оценить его возраст. Если ей тридцать четыре, ему должно быть около сорока, и дело не только в морщинках. В карих глазах была мудрость. Они были на удивление ясными и глубокими. Когда он глядел в упор на нее, взгляд ощущался почти как физическое прикосновение.

– Я дочь доктора Ангера, – объявила Кэйси. Он кивнул.

– Он завещал мне это место.

– Адвокат сказал мне об этом, – низким голосом произнес он. – Я просто не предполагал такого сходства.

– Вы действительно его видите?

Он снова кивнул. Его глаза с минуту изучали ее лицо, потом скользнули вниз, по полам рубашки и дальше, до самых босых ног.

– Я не знал, что вы уже переехали.

– На самом деле нет. Я просто заснула здесь вчера вечером, но я не собираюсь жить здесь. Мне скоро нужно будет уехать, чтобы переодеться. В одиннадцать у меня встреча с клиентом. – Она посмотрела на цветы, которые он собирался сажать. Часть из них были белыми, часть – розовыми, часть – лиловыми. Но все – мелкие.

– Это бегонии?

– Недотрога.

– Какие-то они…

– Редкие? Через пару недель они будут выглядеть совершенно по-другому. Недотрога растет быстро.

– А! Ну вот, теперь вы понимаете, каковы мои познания в ботанике. А что растет там, у входа?

– В ящиках – турецкая гвоздика. На газоне – мирт. А деревья – кизил.

Она улыбнулась, вспомнив о своих предположениях.

– Не все так плохо. Я угадала два из трех. Недотрогу я просто не знала.

– Значит, вам все равно, где я ее посажу?

Все равно? Он мог сажать их хоть в раковину на кухне, лишь бы она могла за этим наблюдать.

– Сажайте там, где ей лучше.

– Недотрога любит тень. Обычно мы сажали ее там, под деревьями, – он указал лопаткой в сторону второй террасы.

– Мы?

– С доктором Ангером.

– Он занимался садом? – спросила она. Осознав, насколько странным, возможно, кажется такой вопрос, она пояснила: – Я не знала его. – И легкомысленно добавила: – Я – плод случайной связи.

Она наткнулась на взгляд его глаз, очень мужской и очень внимательный.

– Это совершенно неважно, – поспешила добавить она, – но сразу снимает ряд вопросов. А у меня есть несколько к вам. Сколько раз в неделю вы приходите?

Он не повел и бровью, но ей показалось, что уголок рта чуть дрогнул. Прежде чем она нашла, что еще сказать, не в состоянии оторвать от него глаза, он спокойно проговорил:

– По понедельникам, средам и пятницам.

Она кивнула. Мозг отказывался придумывать подходящие фразы.

– Всегда в это время? – наконец спросила она.

– По-разному. Утром или вечером. Что такое утро, она уже поняла.

– А вечером – это во сколько?

– В пять или в шесть. Поливать лучше, когда солнце не в зените. Когда я занимаюсь посадкой, как сегодня, мне требуется три часа. Когда я закончу с этим, будет достаточно двух. Зимой достаточно одного часа два раза в неделю.

– А что здесь делать зимой?

– Не слишком много, – ответил он. – Но цветы в доме тоже требуют ухода.

Она снова кивнула и улыбнулась, машинально сжимая рукой на груди ворот рубашки.

– Они просто чудесные. Наверное, он любил цветы.

– Да.

– Они в каждой комнате.

– Кроме офиса. Он не хотел рисковать, что я могу ввалиться туда, когда он беседует с клиентом.

Кэйси была с этим согласна. Она в таком случае абсолютно не могла бы сосредоточиться.

– Поэтому скажите мне, когда я не должен заходить в дом, – продолжил Джордан.

– О, это не проблема. Я смогу работать в вашем присутствии.

– Значит, вы не будете принимать здесь клиентов?

– Буду. – Она замолчала. Определенно, ему было известно о ней больше, чем просто то, что Конни завещал ей дом. – Адвокат сказал, что я – консультант?

Садовник снова не мигая посмотрел ей в глаза:

– Ваш отец однажды упоминал об этом.

– Он упоминал? – Это уже было интересно. – А что еще он говорил?

– Ничего. А должен был?

Она улыбнулась.

– Конечно, нет. – Она сама не говорила о Конни ничего, кроме этого. Посвящать садовника в семейные дела казалось не слишком уместным. Однако он не очень-то походил на садовника, со своими глазами мудреца и неместным выговором. Несмотря на свой непрезентабельный вид, он вовсе не был похож на наемных рабочих, которые трудились на ферме ее матери.

Она покачалась на пятках и указала подбородком на зеленый ковер, покрывающий землю под каштаном:

– А это что за растения?

– Пахисандра.

– А вон то, что вьется по сараю?

– Клематис. Он зацветет через пару недель. У этого розовые цветы.

– Ага! – Она подняла глаза к кустам рядом с тсугой. – А вон те?

– Те, которые пошире – можжевельник. А те, что повыше – тисы.

Сжав губы, она кивнула и посмотрела в сторону дома. Через несколько мгновений она повернулась обратно к Джордану, который все еще смотрел на нее, чем привел ее в замешательство.

– Который час?

Он посмотрел на наручные часы на потертом черном ремешке.

– Семь тридцать пять.

Это произвело на Кэйси впечатление. В такой час он уже успел притащить ящики с недотрогами и приступить к работе.

– Вы – ранняя пташка.

– В постели меня ничто не держит. – Он еще несколько мгновений глядел на нее, прежде чем вернуться к недотрогам.

Чувствуя не столько смущение, сколько полную неспособность находить нужные слова, Кэйси направилась по дорожке обратно. Камни холодили голые ступни. Чем ближе она подходила к дому, тем быстрее шла, а последние несколько шагов пробежала трусцой. Оказавшись снова в офисе, она задвинула сетку.

Она не смотрела больше на садовника. Намереваясь отправиться наверх, чтобы выпить кофе, а потом одеться, она пересекла офис. Однако, когда она была уже у дверей, некая мысль заставила ее повернуть обратно к столу. Если у садовника есть свободный доступ в дом – а это была весьма заманчивая мысль, – некоторое благоразумие не помешает. Собрав вместе листки «Записок», она снова скрепила их и начала складывать обратно в конверт, когда что-то остановило ее. Она вытащила их обратно и положила на стол, на этот раз лицевой стороной вниз, так что стало видно то, что заставило ее остановиться. На обороте последней страницы карандашом, настолько бледно, что можно было и не заметить, рукой Конни было написано: «Как помочь? Мы – родня».

Это меняло все дело. Если Дженни – «родня», то означало ли «К» на конверте «Конни» или «Кэйси», не имело никакого значения. Любой родственник Конни приходился родственником и Кэйси.

Это меняло все.

Отступив от стола, она снова повернулась к книжным полкам. У записок есть продолжение. Должно быть. Но где?

Она старательно перебрала полку за полкой, книгу за книгой, но нигде не было ничего, хотя бы отдаленно похожего на конверт, найденный в столе. Мег убиралась здесь, но если бы она нашла что-то, она наверняка оставила бы все на месте. Кэйси не думала, что у нее хватило бы смелости выкидывать вещи и бумаги.

Она перешла к боковым полкам и исследовала их с той же тщательностью. Так ничего и не обнаружив, она отправилась в кабинет. Там тоже были книжные полки. Она опять встала перед ними, поднимая взгляд все выше и выше, двигаясь от одной к другой. Чтобы заглянуть за книги, ей требуется отодвинуть их и вынуть хотя бы несколько. Она огляделась в поисках стула, на который можно было бы встать, но вся мебель здесь была слишком массивной, чтобы носить ее с места на место.

Но ведь кресло в офисе было на колесиках.

Она вернулась за ним, когда вдруг осознала нечто, что заметила раньше, но не придала значения. С минуту она стояла перед боковыми полками и, наконец, увидела то, что хотела. Так как нижняя часть шкафа не выступала из-под полок, она подвезла к ним кресло и осторожно влезла на него. Придерживаясь за край полки, она потянулась как можно выше и вытащила несколько книг. Она почувствовала, как кресло под ней слегка отъезжает в сторону, и постаралась перенести свой вес. Она как раз занималась возвращением на место книг, когда сетчатая ширма на дверях быстро отодвинулась.

– Вы сейчас свалитесь, – предупредил Джордан.

Она стояла к нему спиной, но слышала, как он приблизился.

– Нет. Не трогайте меня. Все в порядке.

Через несколько секунд ей удалось опереться на ручку кресла и опуститься на сиденье. Это получилось у нее не слишком изящно, совсем не так, как подобает леди, но зато она справилась сама. Для нее это было важнее.

Аккуратно, придерживая одной рукой книги, а другой – ворот рубашки, она спустилась на пол. Джордан был выше ее, так что ей пришлось задрать голову, чтобы обратиться к нему. Но ее улыбка была достаточно широкой и достаточно торжествующей, чтобы компенсировать это.

– Вот, – сказала она. – Не так плохо. – Она покачала книги в руке. – Я нашла, что хотела. Похоже, сегодня мой день. – Придав своему виду максимум возможного при данных обстоятельствах достоинства, она обошла садовника и направилась наверх.

В атласе нашелся Литтл-Фоллз, и даже целых три: один – в Миннесоте, другой – в Нью-Йорке и третий – в Нью-Джерси.

Сидя за столом на кухне, так, чтобы Джордан не мог ее видеть, Кэйси нашла на карте все три. Нью-Джерси она сразу же отмела, так как тот Литтл-Фоллз был слишком близко к столице штата и не мог выглядеть таким провинциальным, как тот, где жила Дженни Клайд. Те, что были в Миннесоте и Нью-Йорке, были возможными вариантами, так как находились в достаточно глухих уголках. Она подозревала, что могут существовать и другие, население которых не столь велико, чтобы помещать их на карте, и даже деревушки, недостойные называться настоящими городами. Или же это название было вообще придумано автором ради соблюдения личных интересов.

Сборники Сьерра-Клуба, которые она захватила вместе с атласом, относились к северной части Новой Англии, но она на всякий случай просмотрела указатели. Не найдя в них ничего подходящего, она налила себе еще кофе и подошла к окну.

Джордан был все еще там, сквозь ветви деревьев ей было видно, как он продолжает возиться с недотрогой. Он то склонялся над ящиками, то тянулся к мешкам с почвой. Для такого высокого мужчины он чувствовал себя на удивление уверенно на земле. И со своими растениями он обращался тоже уверенно.

Ей это нравилось. Садовники, плотники, работники ферм – ей нравились люди, которые умели использовать свое тело. У них не было необходимости бегать трусцой, чтобы поддерживать себя в форме, или заниматься йогой, чтобы снять стресс. Она завидовала их простой жизни.

Он поднял глаза в ее направлении. Она могла бы отступить от окна, чтобы он ее не заметил. Однако вместо этого приветственно приподняла чашку и сделала глоток. У нее есть право смотреть, если ей этого хочется. Она хозяйка.

Она продолжала смотреть на Джордана, когда калитка снова отворилась, и появилась Мег. Она перекинулась с ним несколькими фразами, бросила удивленный взгляд на окна, а потом поспешила к дому, но не к дверям офиса. Кэйси видела, как она скрылась в углу сада. Через несколько секунд хлопнула дверь, и вверх по лестнице заторопились шаги. Кэйси ждала наверху, пока Мег не появилась.

– Как ты вошла? – крикнула она сверху.

– Служебный вход, – ответила Мег, почти бегом преодолевая оставшееся расстояние. – Он сбоку. Простите. Я не знала, что вы останетесь здесь. Я должна была прийти пораньше. Я принесла свежий хлеб. Сделать вам что-нибудь на завтрак?

Кэйси покачала головой. Увидев разочарованное лицо Мег, она превратила движение в утвердительный кивок.

– Если можно, яичницу из одного яйца, только поменьше масла, тост, посуше, и еще кофе. Хорошо?

Мег просияла.

– Просто, как пирог, – отозвалась она и исчезла.

Кэйси поднялась в спальню за одеждой, окончательно решив, что примет душ у себя в квартире. Но ванная была такой искушающей – все там было таким новым, таким чистым, что, казалось, просто умоляло наконец воспользоваться собой. Кэйси нашла мыло. Нашла шампунь. Нашла лосьон для тела. Она нашла даже зубную щетку и пасту в отдельном футлярчике.

Спустя двадцать минут, чистая и благоухающая, хотя и во вчерашней одежде, Кэйси вышла из спальни. Она почти начала спускаться, как вдруг услышала негромкий голос, доносившийся из спальни Конни. Она остановилась, прислушиваясь. Потом подкралась к двери и постаралась разобрать слова, но там замолчали. Через несколько секунд из двери появилась Мег и, увидев Кэйси, улыбнулась.

– Просто прибираюсь. Вы превосходно выглядите. Завтрак уже готов. Вы будете есть на кухне? Или в патио? Доктор Ангер в такую погоду всегда завтракал на улице. Джордан точно не будет возражать. Он просто будет продолжать свою работу. Вы можете посидеть там и почитать газету. Я принесла ее.

– Нет, у меня есть идея получше, – ответила Кэйси. – Мне надо кое-что посмотреть в Интернете. Ты не могла бы подать завтрак в офис?

Завтракая, Кэйси искала информацию о Литтл-Фоллз. Она нашла ссылки на те, о которых уже знала, но ни один из них не казался ей подходящим. Конни был из Мэна; он утверждал, что Дженни Клайд – родственница. Кэйси поискала информацию о Мэне, но ни одного упоминания о Литтл-Фоллз там не было. Она запустила другой поисковик, потом третий, но так и не обнаружила ничего определенного, и к тому же поняла, что опаздывает.

Вернувшись к себе в квартиру, она накрасилась, почти профессионально уложила волосы и переоделась в льняные брюки и шелковую блузку. Она уже почти заперла дверь, но, подумав, вернулась, и кинула в спортивную сумку косметику и смену одежды.

Когда она подъехала по узкой аллее к парковке на Бикон-Хилл, джипа Джордана уже не было. Однако у нее уже не оставалось времени на разочарование, так как, едва она успела войти в дом, пришел первый посетитель.

Размышления о Литтл-Фоллз были временно отложены. Ей некогда было даже осмыслить странность того факта, что она принимает клиентов в бывшем офисе отца. Время от времени в голове проносилась какая-нибудь мысль – образ девочки, играющей во взрослую, сидя за этим огромным столом, – но в основном она общалась с клиентами в другой части офиса, где стояли кресла и диван, и обстановка была более расслабляющей.

У нее были посетители в одиннадцать, двенадцать и в час – каждый сеанс длился пятьдесят минут, потом Кэйси делала записи в картотеке. Между двумя и половиной третьего она сжевала сэндвич и сделала несколько телефонных звонков. Потом наступило время очередных четверых клиентов.

Первой была Джойс Льюэллен. Она всегда нравилась Кэйси. Джойс была очень педантична, одевалась с иголочки и любила четкий распорядок в жизни, поэтому легко становилась жертвой навязчивых состояний. С ней было легко общаться, и она была достаточно проницательна, чтобы самостоятельно быстро распознать проблему. Кэйси всегда подозревала, что сеансы нужны Джойс только для того, чтобы поделиться своими мыслями с непредвзятым слушателем.

Ей было чуть за сорок. Восемнадцать месяцев назад она потеряла мужа в результате осложнений после заурядной операции по удалению грыжи. Она не могла ни смириться с его смертью, ни тем более объяснить случившееся детям, и начала искать кого-то, на кого можно было возложить вину. Для этого она решила подать иск о преступной небрежности. Вероятность решения в ее пользу была не слишком высокой; только третий адвокат из тех, к кому она обратилась, согласился представлять ее интересы.

Она приходила к Кэйси раз в неделю на протяжении нескольких месяцев. Доминирующим чувством у Джойс был гнев, не находящий выхода. Он заставлял ее просыпаться по ночам, отвлекал от дел в течение дня и превращал ее практически в одержимую. Задачей Кэйси было помочь ей справиться с этим чувством.

– Давно не виделись, – сказала Кэйси, когда они уселись друг напротив друга: Джойс – на диване, сама Кэйси – в кресле.

– Четыре месяца, – кивнула Джойс. Она прекрасно владела собой, о внутреннем напряжении свидетельствовали лишь кисти рук, судорожно сцепленные на коленях. – У меня все было хорошо. И у девочек тоже. Они вернулись к своим обычным занятиям – футбол, скауты, балет. На следующей неделе они отправляются в летний лагерь.

– А вы? Вы работаете?

До замужества Джойс занималась дизайном витрин. После того, как дочери пошли в школу, она иногда брала отдельные заказы, но после смерти Нормана окончательно прекратила этим заниматься. Они с Кэйси уже обсуждали вопрос о ее возвращении к работе, если не ради денег, которые, кстати, тоже не помешали бы, то в терапевтических целях.

Теперь в ответ на вопрос Кэйси она сморщила нос.

– Нет. Я должна быть в распоряжении адвоката в любой момент. Да, знаю, знаю. Вы говорите, что это только питает мой гнев, но я ничего не могу с собой поделать. Я должна делать это ради Нормана. Но у меня все в порядке, на самом деле. Адвокат работает. Я контролирую свой гнев.

– Вы стали выходить куда-нибудь с друзьями?

– Да, иногда, на ланч. По вечерам – пока нет.

– Вы все еще носите траур.

– Пока дело не решено, мне это кажется уместным. В этом месяце были предварительные слушания. Противоположная сторона требует вынесения окончательного заключения, утверждая, что мы не сможем доказать их вину перед присяжными. Суд вынесет решение в конце недели.

– Что вы чувствуете по этому поводу?

– Я схожу с ума, – срывающимся голосом проговорила Джойс. – Поэтому я и пришла. Да, мне нужны деньги, но дело не только в этом. Это дело принципа. Норман не должен был умирать. У него остались две маленькие дочери, которые нуждаются в нем. Теперь он не увидит, как они станут девушками, как выйдут замуж, как у них будут дети. А я, я же полагалась на него. Мы думали, что состаримся вместе. А теперь не можем. Кто-то должен заплатить за это.

Кэйси уже слышала все это. В Джойс опять говорил все тот же гнев. С самого начала они обсуждали, как с хорошими людьми происходят плохие вещи. Джойс не желала смириться с этим тогда и не смирилась до сих пор.

– Наши шансы на победу невелики, – продолжала Джойс. – Адвокат сказал это сразу, как только я обратилась к нему, и в конце слушаний он повторил это. Судья задает такие вопросы, которые играют на руку нашим противникам. И что же мне делать, если решение будет не в нашу пользу? Я имею в виду, я не должна буду успокоиться на этом. Мы можем подать апелляцию. Но мой адвокат откажется. Он сказал, что подчинится решению суда, и, возможно, он прав. Порой я чувствую себя настолько измученной, что мечтаю только об одном – чтобы все поскорее закончилось. А потом приходит второе дыхание, и я вновь хочу выиграть дело; я просто действую.

– А если вы выиграете, что тогда?

– Это будет значить, что мне удалось что-то доказать. Тогда я смогу оставить все это позади и жить дальше.

– А если вы проиграете? Джойс медлила с ответом.

– Не знаю. Поэтому я и нервничаю. Мы с вами говорили о гневе. Но что я буду делать с ним, если мне некого будет обвинять?

После встреч с тремя остальными клиентами Кэйси все еще продолжала раздумывать над словами Джойс. Пока Конни был жив, поддерживать свой гнев было легко; пока он жил и дышал, он мог набрать телефонный номер, послать ей сообщение или записку, даже передать что-нибудь через общих знакомых. Теперь, когда его не стало, эти пути были закрыты. А ее гнев?

Сейчас, направляясь в сад, Кэйси не могла поддерживать его в себе. Она даже специально пыталась это сделать. Она стала думать о том, чтобы переместить столик и стулья на другое место, просто чтобы сделать так, как хочется ей. Однако три шага под перголой – и она уже не могла придумать лучшего места для столика, чем то, на котором он находился.

Для любых негативных мыслей сад был черной дырой, он засасывал и растворял их в себе.

Небо затянулось облаками, воздух стал более влажным, но и без солнца место не потеряло своего очарования. Рассеянный свет делал все вокруг словно плюшевым. Деревья стали отличаться друг от друга больше цветом, чем структурой крон. Цветы стали неяркими, камни казались мягкими.

Кэйси прикрыла глаза, чтобы открыть их через несколько секунд, когда звук распахивающейся двери и шагов возвестил о появлении Мег. Она несла бутылку вина и блюдо, на котором лежали маленькие шпажки с нанизанными на них кусочками жареной говядины и овощей. Кэйси только начала размышлять над тем, с какой стороны подступиться к этому изобилию, как подоспела помощь.

– Проезжала мимо, решила на всякий случай проверить, вдруг ты здесь, – радостно объяснила Брайанна, не мешкая присоединившись к трапезе. – Я ведь могу к этому и привыкнуть.

Кэйси думала о себе то же самое.

– Ну и как это, работать на его рабочем месте? – спросила Брайанна.

Кэйси отложила в сторону пустую шпажку и, откинувшись на спинку стула со стаканом вина в руках, постаралась привести в порядок мысли.

– Очень, очень странно. Меня не оставляла мысль: «Кэйси, что ты здесь делаешь?» Он писал за этим столом. Он говорил по этому телефону. Идеи, вышедшие из этого офиса, распространились по всему миру. А теперь тут осталась только бедная старушка Кэйси.

– И что же не так со старушкой Кэйси?

– Я не могу делать то, что делал он. Я поняла это сегодня, беседуя с клиенткой. На редкость умная женщина, преуспевающий предприниматель, владелица трех дорогих ресторанов, в которых никогда нет свободных мест, при этом страдает жутким комплексом самозванки.

– А причина?

– Ее отец держал лавку. Мать была домохозяйкой. Они думали, что, поступая в кулинарную школу, она зря теряет время. Они пытались отговорить ее от покупки первого ресторана; говорили, что выше головы не прыгнешь, когда она открыла второй, а когда открыла третий – вычеркнули ее из завещаний.

– Почему?

– Они сказали, что она слишком безрассудна и они не хотят, чтобы она спустила их с трудом нажитые сбережения. И вот так она и живет, мрачнее тучи, процветая с каждым годом все больше, но все равно продолжая ощущать, что ее рестораны – это карточный домик на грани падения. Потому что так воспринимают это ее родители. И это глубоко укоренилось в ней.

– Но это совсем не твой случай. Конни никогда не говорил тебе, что ты делаешь что-то плохо.

– Словами – нет, – проговорила Кэйси, касаясь губами края стакана.

– А ты думаешь, что он оставил бы тебе этот особняк, зная, что ты будешь принимать здесь клиентов, если бы считал тебя никудышным консультантом?

Кэйси пожала плечами. Она вообще не представляла, что мог думать о ней Конни, неважно, плохое или хорошее.

– Кэйси, у тебя великолепная практика. Мы с Джой пошли по пути наименьшего сопротивления, поступив на службу. – Джой работала в государственной клинике, Брайанна – в реабилитационном центре.

– Я бы не сказала, что у вас легкая работа.

– Но нам не приходится беспокоиться о том, где взять клиентов. Они всегда под рукой. А тебе – приходится, и посмотри, какую клиентуру ты сумела набрать. Ну-ка, расскажи мне о сегодняшних посетителях?

В деле поднятия духа на Брайанну всегда можно было положиться.

– Две фобии, заниженная самооценка, три адаптационных нарушения и один приступ паники.

– У тебя или у нее?

– У нее. Она не сразу смогла найти дом. А если что-то оказывается не там, где она рассчитывает, она впадает в панику и начинает воображать все, что угодно.

– Например?

– Голос ее мужа. Она всю жизнь терпит от него словесные оскорбления и теперь стала слышать его голос постоянно. И поэтому переживает из-за любых пустяков.

– Она дошла до стадии понимания, что на самом деле его нет рядом?

– Разумом – да. Чувствами – нет. Порой это просто парализует ее.

– Может быть, ей нужно от него уйти?

– Если бы проблема была только внутри нее – да. Но здесь все сложнее. У них четверо детей, которые еще живут с ними, а единственное, чем она умеет заниматься, – вести хозяйство. Она относится к мужу как к работодателю. Если он ее уволит, куда она пойдет, и что тогда будет с детьми? Нет, она не может от него уйти. Лучшее, что я могу сделать для нее – помочь ей обрести перспективу. Взглянуть на все со стороны, реально оценить, что она делает хорошо, и научиться как-то взаимодействовать с тем, что он говорит. Она на самом деле слышит его голос.

Брайанна подозрительно притихла. Она глотнула вина и неожиданно погрустнела. Потом тихо спросила:

– Как твоя мама?

Кэйси посмотрела на нее искоса.

– Это к вопросу о голосах?

– Ты продолжаешь?

– По-своему, да.

– Кэйси, – покачала головой Брайанна.

– Я все понимаю. Если она действительно находится в таком растительном состоянии, как утверждают доктора, она не может слышать, не может думать, не может ничего знать. Но, Брай, я чувствую там ее присутствие. Клянусь, это так. Я знаю, о чем она думает.

– Какие-нибудь улучшения есть?

– Сегодня опять были судороги. Врач сказал, что она слабеет.

– И что ты чувствуешь?

– Я должна испытывать облегчение. Такое существование нельзя назвать жизнью.

– Нет, что ты чувствуешь?

– Если это правда, я знаю, что это к лучшему. Я больше не плачу. За три года все выплакала. Меня уже даже больше не трясет, как раньше. Я привыкла видеть ее в таком состоянии.

– Так что же ты чувствуешь? – не отступала Брайанна.

– Опустошение, – ответила Кэйси, приложив ладонь к занывшему сердцу.

За эти три наполненных болью года Кэйси успела понять, что наилучший способ справиться с опустошением – занять голову чем-то еще. Она чувствовала себя хорошо, общаясь с клиентами, когда ее обязанностью было переживать их чувства. Ей было хорошо, когда она занималась йогой, бегом или спортивными играми с друзьями.

Однако в этот вечер, когда Брайанна уехала, единственным, что отвлекало ее, были размышления о Конни и «Флирте с Питом». Ради того, чтобы найти рукопись, она была готова копаться в вещах Конни.

Дюйм за дюймом она обыскала кабинет. Ничего, имеющего хотя бы отдаленное отношение к запискам, ей не попалось, однако она нашла личный архив Конни – банковские уведомления, копии чеков, налоговые декларации. Все это было сложено в аккуратно помеченные и расположенные по порядку пластиковые коробки в нижних ярусах шкафов. Просматривая бумаги, она узнала, что он выписывал чеки от руки, вовремя оплачивал счета, поддерживал государственное радио и телевидение и ежегодно жертвовал крупные суммы обществу натуралистов Мэна.

Он родился в Мэне. Что-то связывало его с Мэном всю жизнь. Кэйси могла поклясться, что Литтл-Фоллз, настоящий или выдуманный, был в Мэне.

Она просмотрела все мэнские бумаги, пытаясь найти упоминание о городе. Она просмотрела брошюры, в которых он заполнял бланки заявок на пешеходные экскурсии, путешествия на каноэ, экспедиции по наблюдению за птицами и горные походы. Некоторые из них – точнее сказать, всего несколько штук, – выглядели так, словно так никогда и не были отосланы, к некоторым были даже подколоты неоплаченные чеки. Другие, должно быть, отсылались, так как на них стояли отметки о получении. Она прочла все эти брошюры. Упоминания о Литтл-Фоллз не было ни в одной.

Когда она вернула все на свои места, то поняла, что слишком устала, чтобы возвращаться в квартиру. Учитывая, что встреча с первым завтрашним клиентом была назначена на восемь утра, это просто не имело смысла.

На этот раз она направилась сразу в гостевую спальню. Конни все еще присутствовал там, с другой стороны холла, однако теперь, просмотрев его счета и осознав ответственность, которую он возложил на нее, она чувствовала себя отчаянной и дерзкой. В конце концов, решила она, так как она – единственная, не считая привидения, кто теперь должен оплачивать эти счета, у нее есть право ложиться спать там, где вздумается.

Она уснула, размышляя о надежных, практичных, материальных вещах, вроде отопления и вентиляции, кровельных и малярных работах и выведении насекомых, однако в полночь неожиданно проснулась, уверенная, что ее разбудил какой-то звук.

Она села в постели и осмотрелась. Комнату довольно ярко освещали уличные фонари. Она могла видеть все достаточно ясно, но не увидела ничего.

Затаив дыхание, она прислушивалась. Город спал, тихо посапывая за ее окном. В комнате не раздавалось ни звука. В холле тоже.

Говоря себе, что ее воображение, пока она спала, вышло из-под контроля, она улеглась обратно в кровать и закрыла глаза. Однако через несколько секунд вскочила снова и на этот раз уже не смогла остаться в кровати. Накинув халат, она подкралась к двери и прислушалась. Отправляясь спать, она оставила дверь полуоткрытой, и в том же состоянии она и оставалась. Конечно, это ничего не значило. Привидения проходят и сквозь двери. Но она не верила в привидения.

Выскользнув в холл, она затаилась. Откуда-то из глубины дома доносилось гудение, но в этом механическом звуке не было ничего сверхъестественного или необычного. На цыпочках подкравшись к двери спальни Конни, она снова прислушалась. Этот звук был почти неслышным. Она не могла определить его происхождение.

Как обычно, дверь была приоткрыта. Стараясь не задеть ее, Кэйси заглянула в комнату, но не смогла разглядеть почти ничего. Входить она не стала. Она еще не настолько осмелела. Убеждая себя, что звуку, который ей послышался, можно дать рациональное объяснение и Мег с утра несомненно сможет ей его дать, она отступила назад. И вот тогда она увидела глаза.