"Любовники" - читать интересную книгу автора (Крэнц Джудит)

4

— Джиджи, радость моя, так жить нельзя. — Голос Зака всегда звучал убедительно, а неподдельная любовь добавляла его словам значительности.

Джиджи кольнуло нехорошее предчувствие. Они лежали в постели; Джиджи уткнулась носом в грудь Зака и с наслаждением вдыхала его запах. Она была довольна и счастлива; тело ее стало невесомым и парило над землей, но слова Зака разрушили чары.

Она уже слышала эти слова, слышала этот тон. Как-то она позволила Заку заманить ее на вершину высокой горы, хотя едва умела стоять на лыжах, потому что Зак обладал способностью убедить ее в чем угодно. Она съезжала по склону, сжавшись от страха, мечтая лишь о том, чтобы не сломать ногу. Похоже, на свете не осталось человека, который мог бы противиться чарам Зака Невски, свято верившего в собственную непогрешимость.

— Зак, милый, — ответила она, изо всех сил пытаясь говорить разумно. Правда, этих сил было немного. Тело блаженно ныло; она лежала в объятиях Зака, расслабившаяся, благодарная и покорная. — Я только начала работу в «ФРБ»… прошло всего три дня. Как же я могу взять отгул? Единственное время, которое у меня есть, — это с вечера пятницы до вечера воскресенья.

Зак неожиданно прилетел в Лос-Анджелес на следующий день после ее обеда у Билли, и вернувшаяся с работы Джиджи застала его дома. Проблемы с финансированием возникли уже на подготовигельном этапе к съемкам, и Заку пришлось вылететь в Лос-Анджелес для переговоров с владельцами студии. Ему предстоял тяжелый день, после которого он собирался снова улететь в Монтану, решив все денежные вопросы.

— Джиджи, речь идет не об уик-энде. Я просто не могу жить с тобой врозь, — сказал он. — Стоило мне тебя увидеть, как я всеми печенками почувствовал, что ты должна бросить эту свою новую работу, выйти за меня замуж и быть со мной. Милая, мы совершаем преступление, понапрасну тратя время, которое должны провести друг с другом, и теряя то, что невозможно заменить ничем другим.

Воспользовавшись тем, что Джиджи лежит неподвижно, он приподнялся и внимательно вгляделся в ее лицо. Джиджи снизу вверх смотрела на его сильную шею, величественную голову, продолговатый нос с горбинкой, такой же решительный рот и ощущала холодок в животе.

— Зак, мы уже говорили об этом, — ответила она. — Разве с тех пор что-нибудь изменилось?

— Понимаешь, улетая в Монтану, я был так поглощен этой новой картиной, что совершенно забыл о времени. Я не подумал о том, что нам придется прожить врозь несколько месяцев. Но сейчас… Черт побери, я не могу без тебя. Это убивает все удовольствие от картины.

— Ты должен был подумать об этом заранее. Бог свидетель, мы говорили об этом несколько часов. — Стараясь не давать воли досаде, Джиджи отодвинулась от него и укрылась простыней.

— Я помню, милая. Да, это моя вина. Полностью моя. — Он так каялся, что Джиджи почувствовала еще большую досаду. Сначала настаивает на своем, а потом признает, что был не прав. Это нечестно…

— Две последние картины ты снял в Нью-Йорке и Техасе, — ровно ответила она. — Я не могла полететь с тобой. Когда было возможно, мы встречались в уик-энды. Но толку было мало, потому что почти все это время ты тоже работал. Потом у тебя была возможность снять три фильма здесь, в Голливуде, но ты предпочел Монтану.

— Какого черта ты не настояла, чтобы я отказался?

— О господи, Зак! Выходит, я виновата в том, что ты увлекся и решил сделать то, чего тебе до смерти хотелось? — Джиджи отстранилась от него еще дальше и приподнялась на локте.

— Ты имеешь право злиться. Я и сам злюсь на себя. Чертовски злюсь, милая. Но все, уладится, если мы поженимся. Разве это не ясно?

— Мне ясно только одно: в этом случае все выгоды будут на твоей стороне. Ты будешь заниматься делом, а я буду неподалеку ждать, когда ты выкроишь для меня свободную минутку…

— Ангел мой, не говори глупостей. Там для тебя начнется новая жизнь. Монтана — самое красивое место на свете. Ты сможешь ездить на экскурсии, заведешь подруг… Жена продюсера — очень милая женщина. Ты сможешь приходить на съемки. Может быть, мне удастся пристроить тебя в костюмерную, хотя ты и не член союза. Так что скучно тебе не будет…

— Заткнись, Зак Невски! — Джиджи села так порывисто, что чуть не стукнула его головой в подбородок. — Что ты несешь? Ездить на экскурсии! Я что, старшеклассница? Кажется, ты совершенно забыл, что у меня есть работа.

— Ах да, рекламное агентство… — Зак сел на край кровати и с нескрываемым презрением сказал: — Тоже мне работа… Ты не хуже меня знаешь, что все это легальная форма мошенничества. Никто не нуждается в большей части воспеваемого рекламой барахла. Люди могут пользоваться автомобилями по пять лет и больше, пить хорошее виски вместо «Катти Сарк», покупать обычную туалетную бумагу в супермаркетах, есть дешевые продукты из кулинарии — все они одинаковая дрянь…

— Ты говоришь, как двенадцатилетний вундеркинд, только что открывший для себя марксизм, — решительно сказала Джиджи. Спорить не хотелось, но она не могла позволить Заку одержать верх.

— Ты проработала в агентстве всего три дня, а уже защищаешь их. — Упрямое выражение лица Джиджи заставило Зака улыбнуться. — Этот тип Арчи запудрил тебе мозги, сказав, что реклама — форма искусства. Лучше бы ты сводила его на хороший фильм. — Зак насмехался над ней с олимпийских высот, уверенный в том, что единственными формами искусства двадцатого века являются кино и театр. — Процитировала бы ему Джорджа Оруэлла: «Реклама — это бренчание палки в пустом ведре».

— Послушай, Зак, сейчас не время для споров о формах искусства, — закусила удила Джиджи. У нее не было ни секунды, чтобы рассказать о своей новой работе: едва они увидели друг друга, как тут же легли в постель. — Посмотри на часы. Через несколько минут к нам в дверь позвонят пять человек, а открыть будет некому. Искусство вечно, а жизнь коротка, так что поскорее надевай штаны, милый.

— Вообще-то цитата звучит по-другому: «Жизнь коротка, искусство вечно, возможность мимолетна, опыт ненадежен, судить трудно, так что поскорее надевай штаны, милый», — усмехнулся Зак. — Держу пари, ты не знаешь, кто это сказал.

— Ты выиграл, — ответила Джиджи, думая, что от любви до ненависти один шаг. Человек с феноменальной памятью всегда сумеет доказать свою правоту.

— Гиппократ. Так говорил персонаж греческой инсценировки, которую я поставил, когда был старшеклассником.

— «Судить трудно», да? Ладно, я это запомню. А что мне надеть? И где мы будем обедать?

— Ну… здесь, наверно…

— Такого еще не было, — не веря своим ушам, промолвила Джиджи.

— Радость моя… придет всего несколько человек, и нам надо посекретничать. Ресторан для этого не годится. Приготовь что-нибудь простенькое, и достаточно.

— Зак, ты являешься неожиданно, мы проводим час в постели, потом ты заводишь серьезный разговор о нашем будущем, а в довершение всего заставляешь готовить угощение для толпы народа… Думаешь, я забыла?

— Вообще-то такое было только два раза, — заторопился Зак. — Но ты права, мы лучше куда-нибудь сходим. Вот только куда бы нам отправиться?

Джиджи внимательно посмотрела на него. Зак выглядел расстроенным. Его большое, мускулистое, обнаженное тело ссутулилось на краю кровати. Какого черта, почему бы и нет? Что ей стоит приготовить спагетти с соусом, например? К завтрашнему утру Зак был обязан иметь четкий план кампании. Он собирал свою команду — продюсера, агента, первого помрежа, сценариста и редактора. Это был военный совет перед началом битвы со студией, а солдат нужно кормить…

— Я что-нибудь приготовлю, — ответила она. — Ладно, не переживай. Я не сержусь.

Джиджи прикинула, что до прихода гостей осталось десять минут. За это время она успеет принять душ и одеться. Растираясь полотенцем, она лихорадочно придумывала, как смастерить обед на семь человек из имеющихся продуктов. Когда на кофейном столике разместились ведерко со льдом и поднос с бутылками и бокалами, план был готов. Она приготовит спагетти с соусом «вителло тоннато». На соус пойдут пюре из консервированного тупца, мелкий зеленый горошек, каперсы, анчоусы, оливковое масло, грудка цыпленка, нашинкованная петрушка и шнитт-лук. В доме всегда был кусок римского сыра, годившегося ко всему на свете, итальянский хлеб, всякая зелень для салата, а в морозилке хранились ведерки с мороженым. «Возможно, это и не станет моим звездным часом, — думала Джиджи, колдуя над разделочной доской и ловко орудуя консервным ножом, — но семь человек с голоду не умрут!»

— Спасибо, Джиджи, обед удался, хотя ты и забыла про чеснок, а земляничного мороженого на всех не хватило. Спасибо за то, что ты суетилась, бегала за тем и за этим, носила блюда, разливала вино и сбивалась с ног, пока мы вели умную беседу, слишком сложную для твоего понимания. Спасибо за то, что ты не обращала внимания, когда с тобой обращались как с нерасторопной официанткой. Спасибо за то, что ты не замечала, что никто не помнит твоего имени — только «киска», «золотце» и «милочка». Спасибо, что ты не сердилась, когда мы, слишком занятые своими важными делами, забывали говорить «спасибо» и «пожалуйста», — бормотала себе под нос Джиджи по пути из гостиной на кухню. Пора было наводить там порядок.

— Это ты мне? — расхаживая взад и вперед, спросил Зак, взбудораженный, как полководец накануне решающей битвы.

— Нет, сама себе.

— Господи, какие люди! Потрясающие, правда? — Зака распирало от энтузиазма. Его загорелое лицо и темные глаза так и светились энергией.

— Потрясающие, — согласилась она.

— Милая, так будет не всегда. Нам не придется тратить столько времени на решение финансовых проблем, хотя полностью избавиться от них, конечно, не удастся. Но зато какой настрой, какое единение людей, работающих вместе, какая страсть, какая праздничная атмосфера! Тебе там ужасно понравится!

Джиджи, несшая стопку грязных тарелок, остановилась и повернулась к нему.

— Где это «там»?

— Перестань, милая, — нетерпеливо ответил Зак. — В Монтане. Ты прекрасно знаешь, что полетишь со мной, так зачем упрямиться? Знаешь, голова на плечах у тебя есть, но иногда ты туго соображаешь…

— Ты так и не дал мне рассказать про новое место работы, — сказала Джиджи, продолжая держать тарелки.

— О'кей, валяй, — с покорным вздохом ответил Зак.

— Нет уж. Я не хочу, чтобы ты делал это под дулом пистолета.

— Да нет же, мне интересно, — возразил Зак. — Я не сомневаюсь: все, что ты делаешь для этой — прости за выражение — рекламы, ты делаешь замечательно. Но, Джиджи, милая Джиджи, неужели ты не понимаешь, что это ничего не меняет? Малышка, ежу понятно, что со мной ты будешь в тысячу раз счастливее. А я буду в тысячу раз счастливее с тобой, — сказал он самым веским и убедительным тоном, на который был способен. — Неужели сегодня вечером у тебя не раскрылись глаза? Теперь ты все время сможешь следить за моей работой, сможешь быть рядом со мной каждый день — а если захочешь, то и каждую минуту, сможешь участвовать в каждом разговоре, как было сегодня, видеть, как я делаю дела…

— Иными словами, смогу сидеть у твоих ног? — спросила Джиджи. Она говорила негромко, однако никто не дерзнул бы назвать ее тон спокойным.

— Ну… вообще-то… большую часть времени тебе придется быть за ограждением, но я попытаюсь дать тебе доступ всюду…

— Сядь.

— Не могу. Я слишком взволнован, — возразил Зак, расхаживая по кухне, как полководец, принц, хозяин, босс. Он был настолько упоен своим величием, что не заметил необычно бесстрастного тона Джиджи.

Джиджи разжала руки, и тарелки с грохотом полетели на выложенный плиткой пол.

— Сядь, я говорю!

— Господи, что ты наделала! Дай помогу…

— Сядь сейчас же, Зак Невски, и оставь в покое эти траханые спагетти, траханый соус и траханые тарелки!

— Джиджи, бедняжка, ты переутомилась, — с насмешливой снисходительностью ответил он. — Пойдем, милая, я отнесу тебя в постель. Тебе давно пора лечь.

Зак легко поднял ее, не обращая внимания на пинки, тычки и попытки вырваться, яростные, но тщетные. Он отнес ее в спальню и положил на кровать. Джиджи отчаянно извивалась в его могучих руках. Зак целовал ее в губы, не давая произнести ни слова. Джиджи пробовала отворачиваться, но все было бесполезно. Кончилось тем, что Зак быстро и умело стащил с нее джинсы и трусики. Одна сильная рука прижимала ее к кровати, вторая стиснула грудь и начала ласкать ее. Хотя Джиджи отстранялась изо всех сил, Зак быстро возбудился и его уже невозможно было остановить. Постанывая от желания, он всей тяжестью навалился на отбивавшуюся Джиджи. Горячий мужской член прижался к ее бедру. Зак отпустил ее сосок, сделал короткое движение и расстегнул «молнию». Когда он вошел в нее, Джиджи попыталась крикнуть, но язык Зака тут же проник в ее рот.

И тут она изо всех сил укусила его.

— Ой! Больно же! — вскрикнул удивленный и разгневанный Зак. Он слегка отодвинулся, но продолжал прижимать Джиджи к кровати. В уголке его рта показалась капелька крови.

— Слезь с меня! — завопила Джиджи.

— Почему ты меня укусила? — сердито воскликнул Зак.

— Потому что ты насилуешь меня, вшивый ублюдок! — тяжело дыша, ответила она.

— Насилую?! Не морочь мне голову, ты хотела этого не меньше, чем я! Тебя нужно было как следует трахнуть, чтобы привести в чувство. Думаешь, я не понимаю, почему ты весь вечер крутила носом? Мне нужно бьшо говорить с людьми, а ты только и делала, что ворчала! — Он встал с кровати и злобно уставился на Джиджи.

— О господи, оказывается, ты меня совершенно не знаешь, — растерянно сказала Джиджи. В ее мозгу что-то щелкнуло, и перед внутренним, взором появился итог долгих подсознательных вычислений. Итог, в котором удивления бьшо меньше, чем горя, боли и гнева. — Ты видишь только самого себя, большого и яркого, как солнце. Все остальное является производным от Зака Невски — и мои интересы, и мои чувства. А я способна только на одно: отражать твой свет.

— Неправда! Мы любим друг друга, вот что самое главное!

— Это бьшо самым главным, — еле слышно ответила Джиджи. Однако в ее голосе слышался отголосок грома, а под прикрытыми веками сверкали молнии. — Я пыталась сделать это самым главным и какое-то время справлялась… но теперь это невозможно. Неужели ты не понимаешь, что моя жизнь не может быть отражением твоей? Я не позволю этому случиться. Чем дольше мы живем вместе, тем хуже становится. Я наконец поняла, что так дальше нельзя.

— Ради бога, Джиджи, не драматизируй. — Зак не на шутку испугался. — Ты делаешь из мухи слона. Подумаешь, один неудачный вечер… Ладно, чего ты хочешь? Только скажи… Я перестану просить тебя уйти с этой проклятой работы… Я буду уважать твои запросы… Буду чутким, внимательным и все такое прочее. Клянусь, что буду. Я переменюсь, Джиджи!

— Я не верю тебе. Не верю ни на грош. — Джиджи встала с кровати и пошла к шкафу. — Я хочу, чтобы ты ушел отсюда и больше никогда не возвращался, — твердо сказала она и протянула Заку его свитер и куртку. — Ключи можешь не брать, потому что я сменю замки. — Она вышла из спальни, прошла через гостиную и остановилась на лестничной площадке, ожидая его ухода.

— Джиджи, не будь дурой. Наш разговор еще не кончен! — крикнул Зак.

Джиджи повернулась и смерила его взглядом, жестким, как чугунная решетка.

— Ты здесь больше не живешь, — резко сказала она.

— Опомнись… Разве можно быть такой дурой? — Он все еще никак не мог поверить. — Только потому, что тебе пришлось приготовить этот дурацкий обед…

— Уходи. Уходи, пока не стало еще хуже.

— Хуже некуда, — не скрывая отчаяния, ответил Зак.

— Тогда иди. Иди!

Когда за Заком закрылась дверь, из глаз Джиджи хлынули горючие слезы. Но она не жалела о решении, которое Зак заставил ее принять.

Время от времени Джошу Хиллману приходилось летать по делам службы в Нью-Йорк. Бывая на Манхэттене, он неизменно приглашал на ленч своих заочных коллег, пытаясь возместить этим месяцы телефонных разговоров и письменного общения.

В тот день, когда Джиджи и Дэвид должны были поделиться с Арчи, Байроном и Викторией своими идеями насчет рекламы «Индиго Сиз», когда Зак Невски пытался выбить деньги из прижимистых владельцев киностудии, когда Саша Хиллман собиралась на празднование помолвки дочери одного из партнеров мужа, Джош Хиллман сидел в банкетном зале фирмы «Уэсткотт, Розенталь, Келли и Кинг». На ленч было приглашено несколько младших партнеров. Джош попросил об этом Билла Уэсткотта, поскольку желал знать в лицо людей, с которыми придется работать в будущем.

Беседа была спокойной и непринужденной. Джош развлекал молодых адвокатов, пытаясь оценить не столько их таланты (бездарные люди никогда не очутились бы в этой просторной комнате с высокими потолками и стенами, отделанными деревом), сколько характеры. Через несколько лет ему понадобится знать, чего ждать от каждого из них.

Кент Розенталь и Билл Уэсткотт поздравили одного из молодых людей по имени Том Юнгер (явно ходившего у них в любимчиках) с недавней помолвкой.

— Мы были убеждены, что Том никогда не женится, — сказал Джошу Кент.

— Я пытался познакомить его с племянницей моей жены, но он отказался. Говорил, что у него разбито сердце, — обиженно заметил Майк Келли. — А потом взял и обручился с Элен.

— Оно и было разбито. Во всяком случае, сильно повреждено, — возразил Том Юнгер. — После исчезновения Саши я почти гол ни с кем не встречался.

— По-твоему, это называется постоянством? — спросил Кент Розенталь.

— Во всяком случае, столь долгого периода воздержания у меня не было с десятого класса.

— Том — наш штатный безнадежный романтик, — с улыбкой вставил Билл Уэсткотт. — В каждой адвокатской фирме есть такой. Но только один.

— Это какая Саша? — невольно напрягся Джош. У него гулко забилось сердце.

— Саша Невски. — Юнгер грустно покачал головой. — Моя невеста Элен потрясающая девушка и будет прекрасной женой, но я первый признаю, что до Саши ей далеко. Саша была неповторима.

— Чем же? — небрежно спросил Джош.

— Ну… неважно. Это старая история. Честное слово.

— Брось, Том. Мы все слышали про неповторимую Сашу, одну девушку из миллиона. От Джоша ты можешь не таиться, — рассмеялся Майк Келли. — Он живет в Голливуде, так что привык ко всему.

— Ну… Саша совершенно околдовала меня, — начал Том. — Беда заключалась в том, что у нее всегда было трое мужчин одновременно, в том числе и при мне, и она никогда не скрывала этого. Даже не пыталась. Она называла себя Великой Шлюхой и гордилась этим. Я не шучу. А если вы начинали возражать, смеялась вам в лицо. В такой честности было что-то… чистое.

— А вы не возражали? — с любопытством спросил Джош.

— Конечно, возражал. Это мне не нравилось, но я терпел. Другие делали то же самое. Саша каким-то образом умудрялась заставлять мужчин забывать о своих территориальных правах. Она отстаивала свою свободу так же, как делал бы на ее месте мужчина, и это заставляло тебя замолчать. Бог свидетель, я пытался спорить, но безуспешно. Наверно, у меня было временное помрачение рассудка. И тем не менее я продолжаю думать, что в чем-то она была права. Наверно, одинокая женщина должна иметь полную свободу. Но все собравшиеся здесь — настоящие мужские шовинисты, и их не перевоспитаешь.

— Том — Наш главный специалист по гражданским свободам, — добродушно посмеиваясь, поведал Майк Келли.

— А вы не пытались делать ей предложение? — осторожно спросил Джош.

— Она не хотела выходить замуж… Впрочем, оно и к лучшему. Если бы не это, я бы никогда не встретил Элен.

— И что же случилось с вашей Сашей?

— Удивительная вещь. В один прекрасный день она исчезла, и я больше ничего о ней не слышал. Ни письма, ни привета. Надеюсь, что Саша счастлива, где бы она ни находилась. Она была… в общем, второй такой нет на свете.

— Я же говорил, что он неисправимый романтик, — повторил Билл Уэсткотт. — Джош, хотите бренди?

— Нет, спасибо. Честно говоря, джентльмены, у вас здесь очень приятно, но мне пора ехать.

— Джиджи, ты выглядишь так, словно гуляла три ночи подряд. Ты уверена, что готова к презентации? — Дэвид Мелвилл с тревогой смотрел на коллегу в черном глухом свитере, заправленном в черные вельветовые джинсы. Лицо Джиджи было бледным и усталым; волосы имели такой вид, словно давно не видели щетки.

— Я плохо спала ночью. Наверно, съела что-нибудь. Устала, вот и все.

— Признайся, это нервы. Мы слишком долго ждали и волновались. Если бы презентация прошла вчера, без отрыва от кульмана… Но все они были слишком заняты с другими бригадами. Проклятие!

— Я не волновалась, — равнодушно ответила Джиджи. — Мне все равно, понравится им или нет! Жизнь продолжается.

— Блестяще! Значит, ты из тех, кто в тяжелую минуту утешает себя мыслью «мне все равно»? — мягко укорил ее Дэвид. — Дать тебе валиум?

— Прими сам. Тебе это нужнее.

— Одну таблетку я уже принял, — признался Дэвид. — Пойдем, Джиджи. Они будут в конференц-зале с минуты на минуту… Ты что, собираешься быть на презентации в темных очках?

— У меня конъюнктивит. Я выгляжу как пугало.

— Бедный ребенок… Глаза не выдерживают напряжения, да? А у меня в таких случаях начинается крапивница… Слушай, даже если им не понравится то, что мы придумали для «Индиго Сиз», они будут писать кипятком от «Волшебного чердака».

— Угу, — мрачно ответила Джиджи.

— Шагом марш! — по-военному рявкнул Дэвид.

— О'кей.

— Черт побери, мне полегчало бы, если бы ты взяла под козырек.

— О'кей. — Она вяло подняла руку к виску, потом подумала и добавила: — Сэр…

— Уж лучше бы не просил.

— Ну, ребята, вы попали в точку! — Как только Джиджи и Дэвид изложили последнюю из полудюжины идей рекламы «Индиго Сиз», проиллюстрированных Дэвидом, возбужденный Арчи вскочил на ноги.

— Если они не клюнут на это, то нам придется закрыть лавочку, — подтвердил Байрон. — Поздравляю!

— Не хочется портить вам удовольствие, — холодно откликнулась Виктория Фрост, — но ваше желание убедить толстых женщин в том, что тучность не порок, нисколько не учитывает точку зрения клиента. А для него главнее объяснить, почему эти женщины должны покупать именно их купальники: из-за знаменитых укрепленных вставок, патентованных чашечек бюстгальтеров, специальной эластичной ткани и огромного диапазона размеров.

«Эта пресловутая мисс Орсини просто нахалка, — мстительно подумала Виктория. — Арчи и Байрон лезли из кожи вон, но взяли на работу совершенно неподходящего человека. Я поняла это с первого взгляда». Мисс Фрост ничего не имела против привлекательных женщин в составе ее фирмы, но в Джиджи было нечто такое, что заставляло ее инстинктивно ощетиниться. Эта девчонка была вызывающе задиристой, ни в грош не ставила авторитет Виктории, а ее уверенность в себе была основана лишь на дерзкой юности, без всяких оснований считающей, что весь мир лежит у ее ног. Иллюзии рано или поздно развеются, но пока придется с этим мириться. Девчонка прекрасно знает, что все три остолопа — Байрон, Арчи и Дэвид — влюблены в нее. По крайней мере, слегка.

— Все это нам известно, — сказал Дэвид, прерывая короткое молчание, наступившее после реплики Виктории. — Но здесь мы подошли к задаче с другой стороны. Нужно побороть в женщинах предубеждение, разжечь в них любопытство и заставить устремиться в магазины. Этой рекламы будет достаточно, чтобы вынудить их прочитать ярлык, прикрепленный к каждому купальнику «Индиго Сиз». На ярлыке приводится вся техническая информация, о которой вы говорите. Модному товару не требуются пространные тексты.

— Ты ошибаешься, Дэвид, — ответила Виктория. — Тебя подкупила возможность рисовать красивые картинки, морочащие людям голову. «Индиго Сиз» — не модный товар, а нечто вроде пробкового пояса. Такой проект нельзя показать заказчику.

— Виктория, простите меня, — вмешалась Джиджи, — но все, о чем вы упомянули, уже было в объявлениях, составленных для заказчика другими. Как по-вашему, почему он начал искать новое агентство?

— Джиджи, если бы вы проработали в рекламе столько же, сколько я, то знали бы, что в данном случае вопрос «Почему?» неуместен. Часто причина не имеет никакого отношения к самой рекламной кампании и диктуется чисто внутренними соображениями…

— Виктория, ради бога! — вмешался Арчи. — Ребята предложили такую свежую идею, что просто слюнки текут! Неужели ты этого не видишь?

— Они подошли к задаче с совсем другого боку. Это ново и привлекает внимание. За прошедшие годы «Индиго Сиз» всем осточертела со своими укрепленными вставками. Людей начинает тошнить от одного упоминания об этих дурацких вставках, — злобно буркнул Байрон. — А тут роскошная идея!

— Байрон, купальник для толстых женщин — это вынужденная необходимость, — ответила Виктория, презрительно опустив уголок рта. — Ничто на свете не сделает толстую женщину роскошной.

— Кто это сказал? — спросила Джиджи, впадая в неистовый, благословенный, желанный гнев, который отвлекал ее от мыслей о собственных душевных терзаниях и существовании человека по имени Зак Невски. — Кто это сказал, черт побери?

— Джиджи, держите себя в руках, — с ледяным презрением ответила ей Виктория. — Мы находимся в серьезном учреждении, а не на рынке.

— Не смейте называть меня Джиджи! Вы продолжаете говорить о толстых женщинах, в то время как мы используем слово «крупные»! Вы чертовски высокомерны и в глубине души считаете, что таким женщинам вообще не следует появляться на людях в купальнике! Хуже того, вы пытаетесь играть наверняка и внушаете клиенту, что думаете о его благе… Если такова вся реклама, то я действительно взялась не за свое дело!

— Рискну утверждать, что так оно и есть, — протянула Виктория. — Думаю, нам следует вернуться к проекту Керри и Джоанны и к тому, что сделали Джон и Лью. Кое-что там не так уж плохо. Я считаю, что мы поторопились забраковать их. Неужели нужно устраивать скандал на весь офис только из-за того, что Джиджи и Дэвид не в состоянии объективно оценить свою работу?

— Виктория! — Байрон не верил своим ушам. — Мы же взяли Джиджи специально для этой кампании… Что с тобой?

— Байрон, почему бы нам не обсудить это наедине? Думаю, нам нужно извиниться перед Джиджи и Дэвидом, — хладнокровно ответила Виктория и начала рыться в сумочке, не глядя по сторонам.

— Я еще не закончила, — поднялась с места Джиджи. — И я не ребенок, которого можно выставить из-за стола!

— Джиджи… — начал Арчи.

— Я никуда не ухожу, Арчи. Мы с Дэви внесем необходимые изменения в рекламу «Индиго Сиз».

— Внесете? — недоверчиво переспросил Арчи, изумленный этой неожиданной капитуляцией.

— Подумаешь, какое дело… — Джиджи сумела взять себя в руки. На работе случается всякое, но устраивать скандал на весь офис действительно не следует. — Есть вещи поважнее. Два дня назад я обсуждала новое направление работ с застройщиком торгово-развлекательных комплексов Беном Уинтропом, и он пообещал заплатить восемь миллионов долларов за рекламную кампанию по созданию нового имиджа сети дорогих магазинов игрушек «Волшебный чердак».

— Обсуждали новое направление работ? — побелела Виктория. — Позвольте спросить, кто дал вам такое право?

— Я сама дала его себе, мисс Вики.

От агрессивного и дерзкого тона Джиджи у Дэвида отвисла челюсть, а Арчи с Байроном просто окаменели.

— А если вы будете возражать, мисс Вики, — продолжила Джиджи, — я положу эти восемь миллионов к себе в карман и поищу другое агентство, где мою работу оценят по достоинству. Это мой договор. Я сама нашла его и унесу с собой.

— В самом деле? Как это мило… Странно, что я до сих пор не слышала о такой сети магазинов, — промолвила Виктория, глядя куда-то в пространство. — Похоже, вы все это только что выдумали.

— Именно так, — подбоченилась Джиджи.

Мужчины молча наблюдали за схваткой двух амазонок.

— Вы никогда не слышали о такой сети, — продолжила Джиджи, — потому что ее пока не существует. Есть лишь сто два банкрота, называющиеся «Детский рай» и расположенные главным образом на территории комплексов Бена Уинтропа. Он собирается вложить деньги в эту сеть, полностью изменить их торговую политику, заново оформить от пола до потолка и сделать чем-то вроде Тиффани в области детских подарков. Иначе говоря, местом, где можно найти лучшие игрушки и одежду для детей в возрасте до тринадцати лет.

— Так, значит, договора на «Волшебный чердак» не существует? — нанесла удар Виктория. — Никаких восьми миллионов нет? Все это только ваши прожекты. До начала рекламной кампании им придется провести полную реорганизацию, перестроиться, сменить ассортимент и вложить в это целое состояние. А у вас нет никаких гарантий, что это будет сделано, не так ли? Даже если они пойдут на заключение договора, до тех пор пройдет не меньше года. Опытный человек никогда не назвал бы это «новым направлением работ».

— У меня есть согласие Бена Уинтропа, — ответила Джиджи, уверенная в себе, как никогда прежде.

— По-вашему, оно чего-то стоит? Его можно положить в банк?

— Если вы не верите слову Бена Уинтропа, то так и скажите! — вспыхнула Джиджи. — Лично мне этого достаточно!

— Бен Уинтроп… — протянула Виктория. — Он родственник вашей мачехи, не так ли? Если из вашей затеи что-нибудь выйдет в чем я лично сильно сомневаюсь, — это будет типичная семейственность.

— Не сомневаюсь, что об этом вы знаете куда больше моего, — парировала Джиджи. — По крайней мере, так сказал Бен, когда просвещал меня насчет вашего происхождения, мисс Фрост! — Теперь она чувствовала себя так, словно отлично выспалась.

— Дамы, мне не хочется прерывать вашу задушевную беседу, но не могли бы вы выбрать для нее другое время? Разве у всех нас нет дел? — уныло спросил Арчи.

— Я закончила, — сказала Джиджи, не обращая внимания на реакцию окружающих. — Пойдем, Дэви. Я приглашаю тебя на ленч.

— Сколько у нас времени? — спросила Джиджи Дэвида несколько дней спустя, оставив машину на попечение штатного парковщика гостиницы «Беверли-Уилшир». Компания «Индиго Сиз» сняла здесь два конференц-зала — один для заседаний, а другой для собственных работников, чтобы те могли обсуждать предложенные проекты с глазу на глаз.

— Часа полтора максимум. Нас заслушают сразу после ленча. Хороший признак. Это значит, что с утра они уже рассмотрели два проекта, поели и еще не успели устать. Лучшего времени просто не придумаешь.

— Значит, после нас будет еще один проект? Итого четыре?

— Не знаю… Они могли назначить рассмотрение еще четырех проектов на завтра. Заслушать их вчера. Или рассмотреть сегодня днем еще три. Это всегда держится в тайне.

— Что испытывает человек, когда его принимают в монастырь? — Джиджи не терпелось узнать секреты ее новой профессии, столь непохожей на то, чем она занималась раньше.

— По-твоему, я похож на монаха?

— Нет. А я похожа на монахиню? — Джиджи надеялась, что на сей раз оделась правильно. Расклешенная узкая юбка из зеленой шерсти; бело-зеленая полосатая блузка с серебряными пуговицами и тирольским воротником; короткая расстегнутая курточка из алого бархата, не скрывавшая старинный ремень с массивной серебряной пряжкой из Санта-Фе… В последнюю минуту перед выходом Джиджи добавила к этому наряду пару умопомрачительных красных ковбойских сапог из кожи ящерицы, которые делали ее выше ростом.

— Ты похожа на героиню какого-то фильма. Не то «Звуки музыки», не то «Шейн».

— О боже, это не приходило мне в голову…

— Нет, нет, все замечательно. Честное слово! Все любят «Звуки музыки», так что успокойся. Идеальный подбор. Даже Виктория ничего не сказала. А как, по-твоему, выглядит мой единственный костюмчик?

— Ты похож на Грегори Пека в «Римских каникулах». Совершенно неотразим.

— А ты, милая Джиджи, настоящая красавица. — «Боже всемогущий, — подумал Дэвид, — я согласен ходить на утверждение проектов пять раз в неделю, лишь бы иметь законный повод говорить тебе, что ты красавица, и называть тебя милой, не боясь, что ты удивленно выгнешь свои колдовские брови…»

— И когда нам сообщат результат? — в десятый раз за день спросила Джиджи.

— Милая Джиджи, это еще один случай, когда заранее ничего не известно, — в десятый раз ответил Дэвид. — Они объявят победителя, когда захотят. Сегодня, завтра или через две недели. Но кто бы ни получил заказ, эта новость распространится со скоростью света.

— Во всем этом есть что-то зловещее, — поежилась она.

— Получить заказ на семь миллионов — дело нелегкое. Уж больно лакомый кусок. Конечно, это садизм, но я готов держать пари, что подобные маленькие жестокие ритуалы есть в любой отрасли.

— Только не в «Новом магазине грез».

— «Новый магазин грез» — издание семейное, — резонно заметил Дэвид.

— Этот лифт работает или нет? — нетерпеливо спросила Джиджи, когда в вестибюле к ним присоединились Арчи, Байрон и Виктория.

Вся команда, не делая попытки завязать беседу, поднялась на третий этаж, где располагался конференц-зал. У дверей Викторию приветствовала солидная дама средних лет, представившаяся Джейн Фэйрбразер, исполнительным секретарем президента «Индиго Сиз» Джорджа Коллинза.

— Располагайтесь поудобнее, — сказала Джейн Фэйрбразер, любезно улыбаясь всем и никому в частности. — Боссы придут чуть позже. Хотите кофе или чаю? Нет? На столе стоят графины с водой. Если что-нибудь понадобится, дайте мне знать.

Джиджи осмотрела комнату. На одном ее конце стояли стулья для публики, на другом — большой стол с пятью креслами, по обе стороны от которого красовались мольберты.

Виктория села в центральное кресло; по обе стороны от нес расположились Арчи и Байрон; крайние кресла заняли Джиджи и Дэвид с большими кожаными портфелями, в которых лежали тщательно выполненные эскизы рекламных объявлений.

Вскоре из соседней комнаты вышла группа мужчин. Виктория поднялась и начала представлять собравшихся друг другу. Первыми шли три брата — Генри, Джон и Джордж Коллинзы, которым принадлежала компания «Индиго Сиз». За ними следовали директор по маркетингу со своим помощником и директор по рекламе, также с помощником. Три брата сели во втором ряду; последний ряд заняли три строго одетые немолодые женщины. Очевидно, это были секретарши братьев; каждая из них достала стенографический блокнот и карандаш.

Джиджи без стеснения рассматривала Коллинзов. Насколько она могла судить, смуглым и темноволосым братьям было от тридцати до тридцати пяти, они имели семейное сходство, но каждый был красив по-своему. Красив и совершенно бесстрастен. Она никогда не видела более бесстрастных лиц, на которых не отражалось ни скуки, ни ожидания, ни приветливости, ни враждебности. Ничего, кроме внимательных глаз под черными бровями.

Братья внимательно выслушали Викторию, которая заявила, что «ФРБ» с его уникальным отделом исследования рынка и талантливыми художниками идеально соответствует требованиям, предъявляемым «Индиго Сиз», что они будут тесно сотрудничать с расположенной в Сан-Франциско фирмой по производству купальников и что каждый из них готов по первому требованию сесть в самолет, чтобы обсудить малейшие нюансы совместной работы.

«Красиво работает, — подумала Джиджи. — Говорит складно и убедительно». Она еще не видела Викторию Фрост в деле и едва не захлопала, когда та села на место. Джордж Коллинз коротко поблагодарил ее.

Затем по очереди говорили Арчи и Байрон. Они описали другие аспекты деятельности агентства, подчеркнули молодость и силу своей компании, ее новаторский подход к проектам. Они упомянули работу Джиджи над созданием каталога «Новый магазин грез» и три приза «Белдинг Боул», полученных Дэвидом за его художественные проекты. Каждый из них был не менее убедителен, чем Виктория; они так хорошо дополняли друг друга, что картина получалась просто сказочная. Джиджи удивилась, что не прибежала в агентство после первой же беседы. Видимо, эти типы обрабатывали ее вполсилы, приберегая остальное для потенциальных клиентов.

Она не сводила глаз с братьев, пытаясь доказать себе, что это живые люди, а не чрезвычайно вежливые, бессловесные и бесстрастные куклы, но видела лишь достоинство, строгость, неподдельное внимание и некоторый налет мрачности, не имевший никакого отношения к тому, что говорили Арч и Бай. Их костюмы, рубашки, галстуки, туфли, прически и даже ногти были верхом совершенства. «Если только у совершенства есть верх», — мельком подумала Джиджи. Раньше она считала, что подобное совершенство и элегантность доступны только ее отцу, Вито Орсини.

Bella figura. Едва в мозгу Джиджи возникли эти слова, как она поняла, что братья Коллинзы по происхождению итальянцы. Ни один американский бизнесмен без примеси итальянской крови не стал бы тратить столько времени, денег и внимания на свой внешний вид. Создавать видимость bella figura и игнорировать внутреннее содержание — давняя итальянская традиция. Она помнила, как отец строил из себя bella figura, когда был посмешищем всего Голливуда, где задолжал всем и каждому и едва наскребал денег на обед…

Тут Арчи ткнул ее локтем в бок, и Джиджи поняла, что Байрон закончил свою речь словами:

— А сейчас Джиджи Орсини и Дэвид Мелвилл, наша творческая бригада, покажут вам эскизы рекламных объявлений.

Джиджи встала, чувствуя себя стрелой, летящей в цель. Дэвиду предстояло держать тяжелые листы картона, а Джиджи говорить, потому что он был художником, а текст принадлежал ей. «Но сначала, — подумала она, чувствуя, как по спине бегут мурашки, — немного национальной гордости». Эти братья были тремя молодыми Вито Орсини и нисколько не пугали ее. Ни чуточки.

— Меня зовут… — начала она, глядя Джорджу Коллинзу прямо в глаза, — Грациелла Джованна Орсини! — Джордж Коллинз моргнул. Джон Коллинз моргнул. Генри Коллинз моргнул. Она пробила броню их бесстрастности.

В следующие пятнадцать минут она показала им дюжину эскизов, учитывавших все требования Виктории. Дэвид изобразил если и не худышку, то превышавшую вес идеальной модели всего на четыре-пять килограммов, чрезвычайно привлекательную даму, приятную во всех отношениях.

Эскизы были хорошие, но не более того. Это знали и Джиджи, и Дэвид. Закончив говорить, Джиджи посмотрела на братьев Коллинз и заметила, что Джордж едва заметно пожал плечами. Язык итальянских жестов она знала в совершенстве и поняла, что старший брат не нашел в их эскизах ничего особенного. Неплохо, но не более того.

Джиджи посмотрела на Дэвида и подмигнула. Это был знак, о котором они договорились заранее. Он тут же открыл другой портфель. Не поворачиваясь к столу, за которым сидели ее начальники, Джиджи один задругам показала заказчикам эскизы, которые они с Дэви сделали первыми.

На каждом из них была сфотографирована красивая бывшая манекенщица. Без сомнений, она была… полная… на взгляд любой женщины, даже слишком полная, и все же лишние килограммы ее не портили. Все было на месте и казалось гармоничным. Последние два эскиза были новыми. На одном из них пышная, счастливая, зрелая женщина спускалась в бассейн, держа за руку красивого и явно очарованного ею ковбоя в полном облачении. Текст призывал: «Погрузись в воды Abbondanza!» На последнем образце манекенщица и ковбой, опустившиеся в воду по плечи, обнимались, смеялись и смотрели друг другу в глаза, а текст гласил: «Ты рад видеть меня… или все дело в моей Abbondanza?»

Когда Джиджи закончила, в комнате воцарилось молчание. Потом Джордж Коллинз поблагодарил ее.

— Вы не будете возражать против небольшого перерыва? — спросил он, обращаясь к Джиджи.

— Prego, — ответила она. «Prego» — одно из немногих итальянских слов, которым ее научил отец, самое полезное слово которое нельзя неправильно использовать ни при каких обстоятельствах, слово, которое означает все на свете — от «пожалуйста, будьте моим гостем» до «конечно», от «прошу прощения» до «не позволите ли подойти к вам» и «я к вашим услугам»…

При этом ее затылок ощущал убийственный взгляд Виктории.

— Мы поговорим позже, — сдавленным голосом произнес Арчи. Потом настала гробовая тишина. Джиджи и Дэвид долго и тщательно укладывали папки обратно в портфели, не смея смотреть друг на друга из боязни истерически расхохотаться. Впрочем, терять им было нечего.

Наконец дверь соседней комнаты скрипнула. Все сотрудники «Индиго Сиз» вернулись в зал и заняли свои прежние места… за исключением одной из секретарш, которая села рядом с Джорджем Коллинзом.

Джордж широко улыбнулся и указал на немолодую женщину.

— Позвольте представить вам мою мать, синьору Элеонору Колонна. Что скажешь, мама?

— Мне нравится ваша работа, — с нескрываемым одобрением сказала синьора Колонна, поднимаясь и обводя взглядом всю команду «ФРБ». Едва она открыла рот, как стало ясно, кто здесь самый главный. — Моим младшим сестрам тоже нравится ваша работа. — Она повернулась и жестом указала на двух женщин, продолжавших сидеть сзади. — Моим сыновьям нравится ваша работа. Я являюсь автором и владельцем патента на чашечки бюстгальтера и укрепленные вставки, а вы — единственным агентством, которое поняло, что худышка наши купальники носить не будет. Поэтому ждать нет смысла. Я хочу сразу сказать: заказ ваш. Добро пожаловать в «Индиго Сиз».

— Grazia mule, — ответила Джиджи, поскольку остальные, казалось, проглотили языки. Это усилие почти исчерпало ее словарный запас.

— Prego, Грациелла Джованна, — ответила пожилая женщина и лукаво улыбнулась. — Ты знала, что мы итальянцы?

— Нет, пока не увидела в ваших сыновьях bella figura, — призналась Джнджи.

— Тогда почему ты надела цвета итальянского флага, Грациелла Джованна?

— Это… такая примета, — безудержно фантазируя, выпалила Джиджи. — Мой отец, Вито Орсини, всегда говорил, что они приносят удачу.

— А твоя мать? Она тоже итальянка?

— Нет, ирландка. Ирландский флаг тоже зелено-белый, но вместо красной полосы там оранжевая.

— Ага… Теперь понятно, откуда у тебя такие волосы.

— Нет, синьора Колонна. Это пероксид.

— Прилетай к нам в Сан-Франциско. В нашем офисе слишком много мужчин. У меня славные мальчики — Джорджо, Энрико и Джанни. Чудесные мальчики, но мне всегда хотелось дочку. Мы с сестрами покажем тебе наши новые проекты и проверим, как работают твои мозги. У тебя есть стиль. Abbondanza нет, но стиля много.

— Grazia, синьора Колонна. С удовольствием, синьора Колонна.

— Prego, Грациелла Джованна. — Она взяла Джиджи за руку. — Я буду ждать твоего визита. Позвоню тебе завтра, и мы договоримся о дате. Если заночуешь, то познакомишься с моими внуками. Все мальчики, ну что тут поделаешь?

Представители «Индиго Сиз» обменивались рукопожатиями с Арчи, Байроном, Викторией и Дэви, смеялись и трещали без умолку, словно освободившись от неимоверного напряжения. Но рядом с синьорой Колонна и Джиджи образовался незримый круг. Все испытывали инстинктивное уважение к главе клана и девушке, которую та явно выделила из всей команды «Фрост, Рурк и Бернхейм».