"Федька-Зуек — Пират Ее Величества" - читать интересную книгу автора (Креве оф Барнстейпл Т. Дж.)

Глава 26 ПИРАТЫ В СТРАНЕ СОКРОВИЩ…

1

18 января 1579 года ремонт «Золотой лани» был успешно закончен — и на следующее утро (а это был понедельник: снова Дрейк сам для себя устанавливал счастливые приметы и дни!) она вышла в море. Становилось жарко не просто по-летнему, а по-африкански! Берега стали совершенно безлесными, затем вообще голыми, без травы и кустов. Последний дождь англичане видели в Баия-Саладо, и был он единственный за месяц!

Дрейк начал волноваться из-за пресной воды. В Баия-Саладо-то воды было вдоволь. Но впереди пустыня, около двух тысяч миль предстояло идти мимо берега, где ни рек, ни ключей. А «Золотая лань» не могла забирать большой запас пресной воды: во-первых, на небольшом судне попросту не было необходимого места для хранения водных запасов, а во-вторых, и запасенную воду в тропиках приходилось периодически менять, потому что она портилась. А тут безводье на берегу — ну так неудобно!

В поисках свежей воды, ни за чем другим, высадились у местечка Тарапака, в южных пределах Перу. Поодаль от самого не то селения, не то жалкого городишки. Выслали лазутчиков в сторону Тарапаки. Те вернулись глубоко разочарованными: нищее, пыльное, заброшенное Богом и проклятое людьми поселение, дома глинобитные, по улицам ходят тощие длинные свиньи. Куры роются в толстой пыли. Душно. Скучно…

Дождавшись возвращения разведки, Дрейк послал дюжину матросов на поиски свежей воды. Поскольку сомнительно было, чтобы воду так просто было обнаружить в этом жалком краю, решили покуда не выливать начавшую портиться воду Бухты Сладкой. Добытчики отправились с уже пустыми емкостями.

Первое, что они увидели, высадившись на берег — спящего испанца. Толстый небритый брюнет оглушительно храпел и, не просыпаясь, отмахивался от жирных медленных мух. Рядом валялась опорожненная фляжка. Подняли, понюхали: ну да, ром из дешевеньких, вонючий, но крепкий. А на чем он валяется, то и дело потирая шею и взмыкивая? Ого! Мешок был наполнен чем-то твердым, неудобным, — и испанец сполз с него, не переставая храпеть. Англичане осторожно оттащили мешок, заглянули в него и обалдели! Серебро! В слитках! Один, два, три… Тринадцать слиточков, каждый дукатов этак по двести пятьдесят или даже по триста! Что было дальше? Ах, дальше. Ну, как писал преподобный Флетчер, в котором добыча всякий раз пробуждала крайнюю язвительность к папистам: «Нам не хотелось будить испанца — но пришлось, против нашей воли, причинить ему эту неприятность. Дело в том, что мы решили во что бы то ни стало освободить несчастного от его заботы, мешающей ему спокойно, спать. Мы взяли на себя его ношу — как подобает добрым христианам. И нелегкая ноша эта уж не отягощала его более и не мешала спать».

Источника возле Тарапаки англичанам найти не удалось. Второго мешка с серебром, увы, тоже… Зато там подробно рассмотрели то, что впервые видели мельком в Кокимбо, на тридцатом градусе южной широты: обыкновенные пшеничные поля в необыкновенном и даже невероятном месте: на самом берегу моря. Тогда парни из Девоншира оторопели:

— Эти испанцы — они что, того? Больные? Соленые ветры с моря… Да сюда и брызги в шторм долетают, конечно. Все к чертовой бабушке сгниет на корню!

Тогда так никто им и не объяснил, зачем это и почему: в проклятом Кокимбо было и ни до этого, и ни до чего: единственное место на всем тихоокеанском побережье испанских владений в Новом Свете, где англичане получили такой ожесточенный отпор, что отошли, не разграбив город. Собственно, если всерьез приналечь, во всю силу, справились бы. Но адмирал на предложение мистера Томаса Худа, бывшего в начале экспедиции командиром «Пеликана», а теперь ставшего одним из помощников капитана «Золотой лани», взять это проклятое Кокимбо во что бы то ни стало, ответил:

— Нет, Томас. Нам не с руки терять людей сейчас. Впереди у нас самое главное, то, что потребует всех сил. Тогда каждый человек понадобится. Господь с ними, с этими упрямыми кокимбосами — мы уходим!

А у Тарапаки испанец, до икоты перепуганный встречей с еретиками вот так, нос к носу, вдруг, посреди мирного поля, — объяснил им, трясясь от страха, что тут уж очень сухо. Все лето дует южный ветер и дождя не бывает. Вообще! А у самого берега часто бывают туманы. И поскольку зимой они чаще, и зима здесь теплая, кто-то лет десять назад додумался сеять пшеницу два раза в год и на самом морском берегу, прямо у кромки прибоя! И ничего, кое-какой урожай бывает: сам-три, сам-четыре, редко когда более. Да более и не надо: мука из этой пшеницы слабая, легко солодеет. На четыре месяца после уборки зимнего урожая хватит, да на два — летнего, а на полгода казна выдаст…

Продолжая поиски источника свежей воды, англичане высадились чуть севернее этой самой Тарапаки. И нашли тропу, неизвестно откуда и куда идущую, по которой богато одетый испанец гнал караван из восьми лам. Каждый из этих безгорбых американских верблюдов (Флетчер упрямо называл лам «перуанскими баранами», твердя, что верблюд горбом-то и знаменит, и значит, сочетание «безгорбый верблюд» есть такой же нонсенс, как «благочестивый богохульник», и употребляться не должно!) нес вьюк из двух небольших мешков. Когда караван остановили и в эти мешки залезли — оказалось, что в каждом ровно по полсотни фунтов чистого серебра! Уже освидетельствованного и клейменого пробирной палатой города Потоси! «Мы не могли допустить, чтобы испанский джентльмен — как-никак, благородная особа! — превратился в погонщика. Поэтому, не дожидаясь просьб с его стороны, мы сами предложили свои услуги и стали подгонять перуанских баранов. Но так как сей испанский джентльмен не смог толком объяснить нам дорогу — нам пришлось взять на себя и выбор пути. А вскоре после того, как мы с ним расстались, мы, с нашим новым багажом, оказались около своих лодок». Так описал конец этого эпизода преподобный Флетчер.

4 февраля Дрейк увидел небольшое селение на берегу. Пересев на пинассу, Дрейк направился туда с командой в дюжину моряков. Эти охотники на что угодно стали почти постоянным персоналом подобных вылазок. Федор был среди них. Замечу кстати, что, с тех пор как «Золотая лань» осталась в одиночестве, на корабле образовался некоторый переизбыток командного состава и несколько офицеров, как и все кандидаты в офицеры, перешли — кто охотно, кто повинуясь приказу — в ряды матросов. Федор вновь стал старшим матросом, но если обстоятельства того требовали, не отказывался принять командование.

В селении англичане отыскали только двоих, кое-как говорящих на европейских языках (включая и испанский!): мертвецки пьяного испанского чиновника — сборщика податей, да корсиканца средних лет и неопределенных занятий. В ту пору остров Корсика был провинцией Генуи. Генуя же, вернейшая союзница, «спонсор» империи Филиппа Второго и ее щупальце в восточной части Средиземноморья, была формально независимой республикой и в состав Испании не входила. Короче, от этого корсиканца крепко попахивало секретной службой. При нем был чисто стиранный мешок с тремя тысячами серебряных монет перуанской чеканки и семь лам. Дрейк оставил в селении пьяного чиновника — тот был настолько нетрезв, что не представлял опасности. Все равно не смог бы объяснить, кто тут был, сколько их и вообще был ли кто или примерещился.

Иное дело корсиканец: малый он был, судя по виду, сообразительный и даже пронырливый. Неизвестно, что он заметил и насколько профессионально мог рассказать о виденном испанским властям. «Малый не промах. Безопаснее будет, ежели он недельку поплавает с нами. Объест ненамного, тощий. К тому же кормить его будем его же ламами. Пускай прокатится за счет королевы Англии!» — миролюбиво сказал Том Муни.

Итак, все признаки говорили и даже криком кричали о том, что страна сказочных сокровищ — вот она! Что люди Дрейка уже вступили в ее благословенные пределы! И что экспедиция, похоже, действительно принесет те баснословные барыши, обещанием которых адмирал и соблазнил пайщиков своего предприятия. Уж Ее Величество, знамо дело, шиллинга так просто не даст, а поди ж ты, на тысячу фунтов раскошелилась…

2

То, что едва ли не у каждого встречного было с собою целое состояние, объяснялось тем, что «Золотая лань» добралась до тех портов, откуда перевозили драгоценные металлы, добытые вдали от побережья, на местных рудниках, в столицу вице-королевства Перу Лиму для последующей отправки в метрополию…

6 февраля «Золотая лань» подошла к городу Арика (полтораста лет тому назад — один из крупнейших городов Боливии, после Тихоокеанской войны 1879-1883 годов выхода к морю не имеющей, а сейчас — «свободная экономическая зона» на самом севере Чили). При не изменившейся сухости климата долина Арики показалась англичанам дивным оазисом и самым плодоносным местом всего тихоокеанского побережья Нового Света. Всеми необходимыми продуктами город в достатке снабжался из плодородной и красивой долины, уходящей от гавани на север…

В гавани Арики стояли два торговых барка. На них Дрейк обнаружил сорок больших, двадцатифунтовых, слитков серебра. «Чтобы помочь испанцам, пришлось нам забрать и эту ношу», — с неизменным юмором сообщает в своих записках преподобный Флетчер.

Тем временем испанцы опомнились и ударили в набат. Но было уже поздно! Дрейк уже перегрузил с барков все ценное, а главное — все запасы пресной воды, что имелись у испанцев! Торопясь, Дрейк изменил своим принципам: не стал выводить барки из гавани для перегрузки и ушел из Арики, не удостоив сбежавшихся Ополченцев стычки с еретиками — высаживаться грабить город не стал.

— Облегчили обывателей на восемьсот фунтов серебра, ну и довольно с них. Не бог весть кто — эти арикианцы, или как там они себя обзывают, чтоб я еще порох тратил, обеспечивая лучшим из них местечки в раю! — сказал адмирал.

От Арики берег пошел, наконец, в полном соответствии с картой барселонских ученых, на северо-запад. За ужином Дрейк шутливо сказал португальскому кормчему: «Вот видите, дом Нуньеш: наша замечательная карта снова начала работать. Из чего я заключаю, что составлена она на основании данных мореплавателей, к югу от Арики не бывавших, а долготу неспособных измерять даже с ошибками. Согласны?»

Дом Нуньеш согласился, но предположил, что вина тут не столько картографов, сколько заказчиков. Дрейк не стал уточнять, что, собственно, имеется в виду…

Постепенно берег стал забирать все круче к западу.

У городка Мольендо увидели и задержали два испанских корабля. Сначала взялись потрошить тот, что выглядел более ухоженным. Но трюмы его оказались пусты! Тогда допросили капитана. Тот сообщил, что его уже загрузили необработанным золотом и таким же серебром из близлежащих рудников Арекипы и Токепалы, но тут явился гонец из Арики с сообщением о нападении англичан — и за два часа до появления в здешних водах «Золотой лани» корабль полностью разгрузили, драгоценные металлы спрятали в тайнике — он не знает, где этот тайник находится, — и стали готовиться к обороне.

— Этак они еще в тыл ударят, если мы надолго здесь застрянем! — сказал озабоченно адмирал и послал команду в десять человек под началом мистера Худа с задачей: быстренько обследовать и, если найдется хоть что-нибудь стоящее, разгрузить второй корабль. Он оказался гружен полотном. «Ну что ж, тоже вещь нелишняя», — рассудили англичане и прихватили с собою столько полотна, сколько успели перекидать за час…

Надобно было спешить. Потому что впереди лежала Лима — «Гран-Сиудад-де-лос-Рейес» — «Великий город королей», столица вице-королевства Перу…

3

Великий город королей, Лима располагалась в устье реки Римак, на ее левом берегу, в семи милях от порта Кальяо. Наивысшей точкой города была башня монастыря доминиканцев, на два фута ниже — башня монастыря францисканцев и уж третья по высоте — колокольня кафедрального собора. Четвертым в городе по высоте, но первым среди светских зданий был дворец вице-королей. Немалая часть его была сложена из необожженного кирпича-сырца — зато по размерам, богатству фасадов и роскоши внутреннего убранства он не уступал королевским дворцам метрополии!

Гораздо скромнее были дворцы местной знати, старейший в Южной Америке университет Сан-Маркос (ему шел уже двадцать восьмой год! Солидный возраст, если учесть, что завоевана испанцами Перу всего-то полвека назад) и остальные здания. Город был немаленьким даже и по европейским меркам того времени: девять тысяч испанцев, пять тысяч негров и не менее тридцати тысяч индейцев племени кечуа жили тут!

Дрейк намеревался захватить Лиму, хотя понимал, что это будет нелегко, а удержание города на протяжении времени, достаточного для того, чтобы разграбить его и отступить к Кальяо, потребует жертв… Но на подходе к городу, утром 15 февраля, когда до бухты Мирафлорес (на северном мысу, замыкающем ее, и прилегающем к мысу острове Сан-Лоренсо и расположен порт столицы Перу) оставалось каких-то двадцать миль, англичане задержали небольшой испанский корабль. Добычи на нем стоящей не оказалось — зато дон Гаспар Мартин, капитан кораблика, дал ценную информацию. Он сообщил, что ценностей в Лиме сейчас куда меньше, чем еще полмесяца назад! Дело в том, что 2 февраля в Панаму ушел большой галион, полностью груженный драгоценными металлами! Ценностей на корабле как минимум на три миллиона серебряных реалов! А поскольку по пути этот галион будет заходить во многие порты — есть еще шансы догнать его!

Три миллиона реалов — это несколько сотен тысяч песо!

Услышав это сообщение, Дрейк тут же отменил намеченный штурм Лимы и решил даже в Кальяо на берег не высаживаться.

Дождавшись темноты, «Золотая лань» вошла в гавань Кальяо. Там стояли тридцать кораблей, из них семнадцать находились в полной боевой готовности. Испанские корабли были ярко освещены и… и пусты! Команды веселились на берегу, не выставив даже вахтенных.

Дрейк воспользовался таким неслыханным ротозейством и начал осмотр кораблей. Но ничего на них не было — ни экипажей, ни драгоценностей, ни груза… Тогда Дрейк приказал рубить якорные канаты. Ночь хотя и спокойная — прилив и отлив сдвинут незакрепленные якорями суда с тех мест, на которых их оставили экипажи. Начнется паника — а это позволит «Золотой лани» выскользнуть из гавани Кальяо…

Покончив с «досмотром» испанских судов, Дрейк вернулся на свой корабль. В это время в гавань вошло еще одно испанское судно — «Святой Христофор» — и стало рядом с «Золотой ланью». Любопытные матросы с новоприбывшего корабля тут же полезли с расспросами к англичанам: кто, чье это судно, откуда пришли, с каким грузом, когда отходите, куда пойдете, с каким, опять-таки, грузом, надолго ли, кто у вас капитан?

— Народ-то вроде мелкий — и непонятно, каким образом в них столько слов помещается?! — восхищенно-потрясенно прошипел мистер Худ, моряк многоопытный, но всю карьеру прослуживший в северных водах и с латинянами до этого плавания не встречавшийся.

Дрейк считал, что хорошо говорит по-испански, но понимал, что за испанца не сойдет. Поэтому, нечленораздельно мыча нечто по звучанию как бы испанское, он приказал быстро вывести на палубу пленных испанцев парочку — и пусть перекрикиваются, а он будет подсказывать, что им говорить…

— Пришли с юга, из Чили…

— Порт приписки — Вальпараисо…

— Капитан Мигуэль Аньоль…

И тут на «Христофоре» стали спускать шлюпку! При этом орали:

— Чили? Я был там в прошлом году! Что, заведение тетки Анхелы еще работает? Девочки еще не разбежались? Тьфу ты, я ж перепутал, это заведение в Сантьяго! Был в Сантьяго?

Похоже было, что все сошло благополучно. И тут… Черт бы побрал служебное рвение, одолевающее вдруг, неведомо с чего, внезапно даже для них самих, ленивых испанских чиновников! Время было — уже близко к полуночи, и тут вдруг к «Золотой лани» подплывает шлюпка с таможенниками!

Чиновники сначала подошли к судну, только вошедшему в гавань, и объявили, что досмотр судна назначен на завтра, и до окончания досмотра никто не вправе сходить на берег и выгружать груз. В заключение таможенный начальник очень строго спросил, знаком ли капитан с таможенным уставом вице-хоролевства. Тот буркнул что-то утвердительное, и таможенники отвалили.

— Ну и чудесно! До завтра, сеньоры! — весело прокричали со шлюпки и… И подгребли к «Золотой лани». И тут, то ли от того, что спать всем хотелось, то ли от напряжения, — на вопрос о названии кто-то дисциплинированно произнес… название судна по-английски! Дрейк от неожиданности подскочил и зашипел:

— Ну, разберусь, кто вякнул — килевать буду, как Боба Пайка!

Таможенный начальник в ужасе закричал:

— Французы! Французы в гавани! — и приказал грести к берегу, сколько есть сил! Видя, что без шума уже не обойтись, Дрейк приказал быстро спустить вельбот — самую быстроходную из шлюпок «Золотой лани», догнать и захватить таможенников. Но сделать это помешала темнота: таможенники-то, знающие родной порт наизусть, пристали к ближайшему, во тьме невидимому мысочку, и англичане их потеряли.

Тогда Дрейк выслал большой баркас с восемнадцатью вооруженными матросами для захвата новопришедшего в гавань «Святого Христофора». Но испанцы уже снялись с якоря и пошли к выходу из гавани. Тогда Дрейк приказал своим людям пересесть из шлюпки в пинассу, идущую на буксире за «Золотой ланью», и догнать «Святого Христофора» хотя бы в открытом море!

И тут удача вновь, казалось бы, улыбнулась Дрейку: у входа в пролив Бокерон, отделяющий остров Сан-Лоренсо от материка, «Золотая лань» настигла-таки испанца. Ушла только команда: когда англичане карабкались по абордажным мосткам вверх на левый борт, испанцы по штормтрапу спускались с правого борта «Святого Христофора»! Не успели уйти лишь два пьяных матроса и слуга-негр.

Впрочем, ушел один, пятнадцать или скажем, все восемнадцать человек команды «Христофора» — в любом случае панику в Кальяо подняли бы. И действительно, в городе уже поднялась тревога. Непрестанно гремели колокола всех трех церквей. На площади собиралось городское ополчение — а оружие в Новом Свете в том веке у каждого хранилось дома. В час двадцать две минуты на базарную площадь верхом на чистокровном арабском жеребце вороной масти вынесся сам вице-король Перу, высокородный дон Луис де Толедо, родственник герцога Альбы по отцовской линии. В серебряных с чернью доспехах, окруженный эскортом кавалеристов, над которым реяли шесть королевских штандартов… Дон Луис призвал всех жителей своей столицы к обороне. Для захвата англичан, явившихся откуда-то с холодного, мокрого, ветреного, богом проклятого юга, были посланы солдаты под началом генерала дона Диего де Фриаса Трехо, военного коменданта столицы. Но когда они на взмыленных, храпящих лошадях домчались до Кальяо — увидели, увы, лишь кормовые фонари «Золотой лани» и уводимого ею на буксире «Святого Христофора».

Узнав об этом, вице-король выслал вдогон два быстроходных судна с отрядами пехотинцев на борту. Но, как это вообще было принято у испанцев, если в операции принимали участие сухопутные войска, — общее командование ею осуществлял сухопутный офицер. А морские начальники становились на время операции подчиненными ему. Так и теперь: адмирал дон Педро де Арана был подчинен генералу дону Диего де Фриасу Трехо. Пока старшие начальники согласовывали свои действия и проясняли вопрос о прерогативах разных видов вооруженных сил, разрыв меж ними и «Золотой ланью» составлял уже двадцать миль — и догонять ее было безнадежно. Тем не менее испанцы предприняли попытку. Завидев на горизонте корабли погони, Дрейк преспокойно приказал перевести груз «Святого Христофора» на «Золотую лань», если он того стоит. Когда выяснилось, что груз этот состоит из шелка и полотна, Том Муни аж зубами заскрипел:

— Мне начинает казаться, ребята, что Господь решил использовать нас для того, чтобы снабдить всех прачек Английского королевства работой лет на сто вперед! Пусть испанцы подавятся своим полотном, а то «Золотая лань» провоняет тряпьем, как галантерейная лавочка! Для серебра места в трюме не останется, если будем забивать трюмы всем полотном, какое нам попадается!

Полотно оставили на месте, шелк забрали и, переведя на «Святого Христофора» всех пленных испанцев, отпустили пленников восвояси. Попутный ветер крепчал — и расстояние между «Золотой ланью» и преследователями стало увеличиваться. Тем не менее генерал Диего преследовал англичан до темноты. Это был последний день его генеральства и комендантства: за безуспешное преследование Дрейка его разжаловали и отрешили от должности.

Небольшой фрегат был послан вдоль побережья на север — известить местные власти о появлении в этих водах «дьявола Дрейка», ненавидимого испанцами за урон, нанесенный им на Караибском побережье…

4

В Кальяо Дрейк узнал о судьбе, постигшей опережавшую его экспедицию Джона Оксенхэма. Джон, державший свой замысел в секрете даже от Дрейка, решил первым снять сливки с тихоокеанского побережья. «Все золото стекается к Панаме, иного пути нет», — рассудил он. Собрал экспедицию на средства воротил Сити — и отправился к Панамскому перешейку. Пересекши со своими людьми перешеек, он построил на берегу Тихого океана большую пинассу (паруса и сложные детали которой симарруны доставили через перешеек на плечах) — и принялся грабить подходящие к Панаме испанские суда.

Испанцы — цитирую дословно сообщение губернатора Панамы Его Католическому Величеству — поступили так: «От наших соотечественников, которых он пленил, а затем — в соответствии со странным обычаем англичан — отпустил, мы узнали место его базирования. Затем захватили его и всех его людей. Матросов, всех до одного, повесили — а капитана Оксенхэма и трех его офицеров стали допрашивать привычными нашей Святейшей инквизиции методами. Пока ничего существенного узнать не удалось, в связи с чем я, покорный Вашего Величества слуга, назначил день „ауто да фе“, дабы еретики могли предстать перед Богом очищенными огнем…»

Дрейк, узнав о несчастной судьбе своего несчастного соплавателя, искал пути освободить его — может быть, выкупить? — но ничего не смог. Когда 1 марта 1579 года он захватил-таки корабль, увозивший из Лимы драгоценности на сотни тысяч песо, он отпустил его капитана, сеньора де Антона, в обмен на обязательство просить вице-короля Перу помиловать плененного пирата. Но вице-король не внял этой просьбе.

Через четыре дня после того, как Дрейк покинул Кальяо, в тюрьме «Великого города королей» инквизиторы в присутствии главного секретаря вице-королевства допрашивали в очередной раз Оксенхэма и двоих его товарищей (третий умер под пытками полторы недели тому назад). Всем троим по очереди ставились одни и те же вопросы, и хотя пытали каждого по отдельности, так что они не могли слышать показания друг друга, и помещали в одиночные камеры с утра и до заката в день допроса, так что общаться они не могли, — англичане дали одинаковые ответы на каждый из вопросов. Вот эти вопросы и ответы.

1. Как изготовляются английские пушки?

— Не знаю.

Этот ответ глубоко разочаровал испанцев. Ведь с проникновением противника в Южные моря оборона побережья Южной Америки, возлагаемая (в числе множества иных задач) на вице-короля Перу, из незначащей формальности становилась серьезной боевой задачей. И решить эту задачу без превосходства в артиллерии нечего было и думать! При этом необходимо было налаживать выпуск орудий на месте, потому что из Испании привозили орудия крайне низкого качества, те, от которых отказались войска, воюющие в Европе, да и тех крайне недостаточно.

Главный секретарь уже решил для себя, что, если англичане хоть немножко смыслят в литье орудий, — он добьется их помилования, даже если подпортит этим отношения с самой всемогущей Инквизицией! Игра стоила свеч: с отцами-инквизиторами вице-король уж как-нибудь договорится, а главный секретарь, если организует выпуск орудий, получит всяческие блага и поблажки… Да на этом, если умеючи, карьеру можно выстроить! Но увы…

2. Известно ли вам что-либо о том, что королева Елизавета (или какое-нибудь иное, наделенное достаточной для этого властью, лицо в Англии) намеревалась послать военные корабли через Магелланов пролив?

— Нет.

Оксенхэм, кроме краткого отрицательного ответа, рассказал, что четыре года назад богатый девонширский джентльмен по имени Ричард Гренвилл ходатайствовал перед Ее Величеством о получении лицензии на плавание к Магелланову проливу и далее, в Южные моря, ради приискания свободных земель с целью создания колоний, «ибо страна наша имеет большое население, но мало плодородных земель». Королева выдала было ему испрашиваемую лицензию. Гренвилл поспешил приобрести два крепких корабля и вел уже переговоры о покупке третьего, когда Ее Величество узнала, что за Магеллановым проливом уже имеются испанские поселения. Лицензия была немедленно аннулирована, и мистер Гренвилл продал свои корабли. «Королева, покуда она жива, никому не даст такой лицензии, — но после ее смерти, конечно, найдется в Англии моряк, который пройдет Магеллановым проливом».

3. Знакомы ли вы с капитаном Фрэнсисом Дрейком?

— Отлично знаком. Это один из лучших моряков нашего королевства!

4. Не намеревался ли означенный капитан Дрейк пройти через Магелланов пролив?

— В нашей стране нет никого, кто мог бы с ним сравниться и — конечно, если бы только Ее Величество дала ему на то позволение, — он прошел бы в Южные моря Магеллановым проливом.

Все было ясно. Пользы пленные принести не могли — и в начале ноября 1580 года Джон Оксенхэм и его офицеры Томас Батлер и Томас Ксеруэлл были повешены в Лиме…

5

На следующее утро после ухода из Кальяо Дрейк задержал небольшой, трехмачтовый, испанский барк и узнал от его команды, что корабль сокровищ прошел в этих водах совсем недавно.

Дрейк отпустил барк (взять с него было нечего, ибо гружен он был… Ну да, разумеется, полотном!) и зашел в маленький порт Пайта, что лежит на одном из наиболее выдвинутых в океан мысов северного Перу.

От капитана стоявшего в этом пыльном желтом порту каботажного суденышка, сеньора Кустодо Родригеса, Дрейк узнал немало по интересующему его вопросу. Корабль сокровищ формально назывался «Нуэстра сеньора де Консепсьон» («Наша госпожа Зачатие», то есть попросту «Богородица»), но обычно его именовали «Какафуэго» — «Извергающий огонь». Причина в том, что «Какафуэго» — наиболее сильно вооруженное испанское судно на всем Тихом океане. И из Пайты корабль сокровищ ушел каких-то два дня назад!

Выйдя из Пайты и огибая самую западную точку Южной Америки — мыс Париньяс, Дрейк захватил еще один испанский корабль с грузом одежды. Одежду перегрузили на «Золотую лань», причем было объявлено, что каждый член команды вправе выбрать чего и сколько ему понравиться, но если на какую-то вещь окажется несколько претендентов и начнутся ссоры — ту вещь в трюм, к общей добыче, делить которую будут после окончания плавания, и не между участниками, а между пайщиками!

Кроме одежды, Дрейк забрал одного симарруна-матроса, а остальных отпустил. Краткие визиты в порты Санта-Элена (провинция Кито) и Эсмеральдас (провинция Попаян). Дрейк убедился в том, что «Какафуэго» в эти порты не заходил. Что это могло означать? Да то, скорее всего, что капитан галиона получил сведения о Дрейке и решил оторваться от преследования!

В последний день февраля 1579 года, незадолго до порта Эсмеральдас, «Золотая лань» вторично за время плавания пересекла экватор. При выходе из Эсмеральдаса попался еще один испанский трехмачтовик. На нем обнаружили двадцать тысяч золотых монет и изрядные запасы такелажных канатов со стропами и коушами, сплеснями и прочими приспособлениями (которые у парусных моряков от средневековья до двадцатого века именуются общим именем: «дельные вещи»). Последнему боцман Хиксон и старина Муни обрадовались куда более, чем монетам. «Золотая лань» находилась в плавании уже свыше пятнадцати месяцев и снасти износились настолько, что каждую вахту какой-то конец такелажа выходил из строя. То, что при осмотре вот недавно, в Баия-Саладо, казалось не нуждающимся в починке или замене, теперь мочалилось, перетиралось и требовало срочного удаления.

«Какафуэго» еще не было видно, но Дрейк чувствовал — вот-вот, уже совсем скоро… И объявил:

— Обещаю тяжелую золотую цепь такой длины, что, повешенная на шею, достанет до брюха, тому, кто первым обнаружит «Какафуэго»!

Моряки начали соревноваться. Более шустрые юнги Вильям Хоукинз-третий и Джон Дрейк первыми добрались до марсов фок— и грот-мачты. Кто-то сидел на бушприте, обняв ногами блинда-рей, а боцман Хиксон оккупировал гальюн! Более того, нашелся отчага, взобравшийся выше грота-марса и остановившийся только у флагштока! Юнги доказывали во всеуслышание друг другу, что вот его марс лучше: Вильям с фока-марса — что ему виднее, ибо ближе к носу, а Джон — что нет, виднее ему, ибо выше! Они между собою держали пари на фунт фиников, кто ж первым увидит корабль сокровищ. А внизу вовсю принимали ставки на юнг. Вильям шел три к одному против Джона — но повезло-таки Джону! Было это в понедельник, 1 марта. Только закончилась утренняя молитва. «Золотая лань» быстро шла на северо-северо-восток, нагоняя (по всей вероятности) «Какафуэго» — и вдруг из «вороньего гнезда» на грот-мачте раздался ликующий вопль пятнадцатилетнего кузена адмирала:

— Паруса на горизонте!

— Направление? С наветренной или подветренной стороны от нас? — тут же спросил адмирал.

— Прямо по курсу, сэр! — отвечал Джон.

— Ну, добро, парень. Ты заработал свою цепь. Молодец!

Хотелось прибавить ходу, ускорить финал — но как? Все паруса уже подняты в начале погони… Были, правда, бонеты — дополнительные полосы парусины, которые принайтовывались к нижней кромке нижних парусов. Но возни с их постановкой было столько, что не стоило того. А главное, надо было остановить судно, чтобы паруса потеряли ветер и обвисли, чтобы их прикрепить. Остановка свела бы на нет весь выигрыш от применения бонетов. И все же… Впрочем, Джон Дрейк со своего марса сообщил, что расстояние между «Ланью» и испанцем заметно сокращается. Дрейк хлопнул в ладоши: значит, скорость полного хода «Золотой лани» выше скорости полного хода «Какафуэго»! Вскоре стало ясно, что это, без всякого сомнения, корабль сокровищ — и идет он полным ходом, даже со всеми бонетами, а значит, прибавить в ходе тоже не сможет!

— Ну, все, ребятки! Теперь он наш! — сладострастно сказал Дрейк.

Не поднимая флага, «Золотая лань» неслась за своей главной добычей… Нетерпение охватило всех. Его преподобие, достопочтенный пастор Флетчер, тоже стоял на палубе и переминался с ноги на ногу — а по временам даже подпрыгивал от избытка чувств! Время летело — но люди Дрейка не замечали этого. Кок Питчер тщетно взывал к команде: обедать в этот день не захотел никто!

«Английский лис забрался в испанский курятник», — писал позднее пастор об этой напряженной охоте, когда охотники часами неподвижно торчали на палубе и смотрели вперед, не испытывая ни скуки, ни голода… Одно нетерпение!

Напомню: наиболее хорошо вооруженное судно во всей западной части Тихого океана вовсе не было грозным боевым кораблем; это было просто хорошо переоборудованное торговое судно, сохраняющее все неустранимые особенности торгового флота. К примеру, его пузатые обводы позволяли иметь максимальную вместимость трюма — но не позволяли превзойти других в скорости; отношение ширины к длине 1: 3, принятое для галионов испанского торгового флота, не улучшало мореходные качества. Впрочем, у Дрейка «Золотая лань» имела то же, не наивыгоднейшее из имевшихся в те годы, соотношение. Но у Дрейка это было избрано сознательно: скажем, при артиллерийской дуэли часто бывает выгодно идти параллельным курсом с неприятелем, не меняя дистанции. При одинаковом соотношении длины и ширины кораблей делать это проще.

Установка орудий на верхней палубе делала невозможным для «Какафуэго» крутые повороты, а значит — ограничивала возможности маневра. Собственно, наиболее сложной частью задачи для англичан было: обнаружить «Какафуэго» и, по возможности не ввязываясь в бой с другими испанскими судами, догнать. И эта часть уже позади!

Тихий океан был единственной частью испанских владений, не подвергавшейся доселе нападениям. Поэтому в нем не было ни сухопутных, ни морских сил серьезных. Гарнизоны городов состояли из старослужащих, немолодых и израненных, солдат. Воины эти уже мечтали не о подвигах, не о возможности сложить голову со славой, а о тихой долгой жизни в отставке… Вооруженные силы испанских владений за морями вообще строились в расчете на борьбу с неравным противником: немирными индейцами, притом не знакомыми ни с огнестрельным оружием, ни с европейской тактикой. Правда, среди немирных таких оставалось все меньше. Поэтому испанцы так никогда и не смогли победить арауканов-мапуче…

Завоевания кончились. Блестящая эпоха конкистадоров осталась в прошлом — теперь испанская сверхдержава, самое большее, могла удерживать в необъятной пасти кусок шире ее горла, который ни «проглотить» (то есть освоить) она не могла, ни выпустить… Лучшие войска воевали с еретиками в Европе…

Но в Европе мало кто, вопреки очевидному блеску империи Филиппа Второго, понимал, что начинается, по сути, многовековая агония самой могучей страны шестнадцатого века. Агония в три века длиной… В Англии, возможно, только два человека это разглядели: мистер Фрэнсис Дрейк и мистер Фрэнсис Уолсингем…

6

Погоня продолжалась весь день. Около шести вечера Джон Дрейк, слезть с грота-марса опасавшийся (ну как другой кто займет его место!?), закричал:

— Заворачивай, адмирал! Он пошел нам наперерез!

— Та-ак. Похоже, его капитан еще надеется на мирную встречу с соотечественником? — недоверчиво сказал Дрейк. И, обернувшись к Элису Хиксону, стоящему наготове, бросил:

— Боцман, канонирам запалить фитили!

Собственно, нагнать испанца можно было очень быстро. Но по здравом размышлении, делать этого не следовало. Потому что суша была слишком близко. Испанская суша! Если б «Нуэстра сеньора де Консепсьон» (она же «Какафуэго») вздумал спастись, повернув к берегу, — он бы спасся. Поэтому Дрейк решил подождать до ночи — благо, ждать недолго, солнце через два часа скроется в водах океана. И приказал, вспомнив рассказы Федора о «черных бригантинах» гугенотов, которые притапливали, принайтовав к кораблю противника, и тем лишали его и хода, и маневра: спустить за борт все пустые бочонки, сколько их есть на «Золотой лани», и бурдюки (на тросах, разумеется!). Бурдюков оказалось до двух десятков — по большей части в кубрике — и вскоре, наполнясь забортной водой, они начали ощутимо снижать скорость «Лани».

Как только село солнце, от берега задул вечерний бриз. Теперь, если б испанцы и вздумали укрыться у берега или даже выброситься на сушу, соответствующий маневр отнял бы у них много времени — а этого времени Дрейк им вовсе давать не собирался! Он приказал вытащить бурдюки, а какие быстро не вытащатся почему-либо — обрубить тросы и Бог с ними! «Золотая лань» вновь набирала полный ход…

Капитан «Какафуэго» все еще надеялся, что это соотечественник и приближался он с обычными целями, — ну там, обменяться сплетнями, передать почту и тому подобное. Он приветствовал неизвестное судно припусканием флага — но «Лань» не ответила. Вот только тут капитан «Какафуэго» впервые встревожился. Он не мог себе представить судно, не салютующее испанскому флагу в испанских владениях. Может, из Чили идет мятежное судно? Ходил какой-то туманный слух, якобы там не то восстание, не то война с индейцами, смута какая-то, одним словом… Но тут с подошедшего уже на кабельтов неизвестного корабля раздался голос, усиленный раструбом медного рупора:

— Мы — англичане. Спускайте паруса!

Через пару минут, видя, что никто на «Какафуэго» и не собирается исполнять его команду, Дрейк взревел:

— Убирайте паруса! Это я вам говорю, сеньор Хуан де Антон! Если вы этого не сделаете тотчас же — придется вам нахлебаться солененькой водички и лечь спать долгим сном на дне океана!

— Ого! А почему это Англия приказывает мне в испанских владениях? — высокомерно, скрывая тревогу и страх за заученной надменностью, спросил дон Хуан… — Если вам так уж хочется увидеть мой корабль со спущенными парусами — придите и сделайте это сами!

— У-бе-ри-те паруса! — раздельно скомандовал Дрейк, и сразу после его слов раздался орудийный выстрел. То стреляла полупушка, стоящая на той части орудийной палубы, что под носовой рубкой «Золотой лани», зычная баба, как ее назвали канониры. Испанцы кинулись в кубрик и в свои каюты — приготовиться к бою. Им еще невдомек было, что бой уже заканчивается. Перепалка с сеньором де Антоном нужна была только затем, чтобы отвлечь внимание испанцев от погрузки на пинассу четырех десятков вооруженных англичан, происходившей с другого борта «Золотой лани». Сразу после орудийного выстрела пинасса подвалила к борту «Какафуэго» — и в то время, как испанцы с палубы разбежались по помещениям, — англичане взобрались на палубу «корабля сокровищ»! Но на палубе было только два человека: старый, пиратского вида, вахтенный у руля, да капитан на юте. Англичане притащили на «Лань» капитана де Антона. Тот был растерян и подавлен. Но Дрейк невозмутимо заявил:

— Сохраняйте спокойствие, приличествующее вашему рангу, капитан. На войне и такое случается.

То, что капитан еретиков говорил по-испански и любезным тоном, несколько ободрило де Антона. Он не отчаялся, даже когда Дрейк приказал запереть его в каютке оружейного мастера и выставить охрану…

На следующее утро Дрейк отправился завтракать на захваченный «Какафуэго». Осмотрев судно и похвалив его так и не пригодившуюся артиллерию, Дрейк приказал коку Питчеру накормить «мистера Антона так, как если бы кормил меня самого, — и учти, говоря это, я имею в виду не только количество и разнообразие еды, не только качество продуктов, а и качество обслуживания! Чтобы все было как надо!!»

Дрейк проторчал на «Какафуэго» полдня, осматривая груз корабля. А с обеда началась перевозка его на «Золотую лань». Три дня пинасса курсировала между двумя галионами, перевозя мешки с монетами, ящики с драгоценностями, слитки металлов, а также запасы воды, паруса и канаты.

Капитан де Антон сказал, что его груз зарегистрирован в сумме 400 тысяч песо, в том числе 294 тысячи — собственность разных лиц, а 106 тысяч — королевская собственность. Дрейк прикинул: теперь общая стоимость золота и серебра, захваченных в тихоокеанских водах, начиная с «Капитана Мореаля» и кончая «Какафуэго», составляет 447 тысяч песо! И это не считая больших количеств фарфора, золотых украшений, серебряной посуды, церковной утвари, парчи, драгоценных камней, — а еще ведь шерстяные и шелковые ткани, полотно и одежда! Стоило ради всего этого плыть вокруг света!

Обедая вместе с де Антоном, Дрейк разъяснил, что десять лет назад, когда он с Джоном Хоукинзом плавал в Вест-Индию, тогдашний вице-король Новой Испании дон Мартин Энрикес, вероломно нарушив свое слово, напал на него и нанес ущерб в семь тысяч песо.

— А надобно учесть, что, во-первых, тогда я был вовсе не столь богат, как сейчас, и эти семь тысяч песо очень много для меня значили. Кроме того — проценты, мой друг, проценты! Поэтому я считаю, что испанская корона должна мне значительную сумму с тех пор. Поэтому из захваченного серебра я заберу себе то, что принадлежало королю, то же, что принадлежало частным лицам, передам королеве Англии, своей покровительнице!

Еще два с половиной дня занял предварительный пересчет захваченных сокровищ. Все эти дни «Какафуэго» и «Золотая лань» шли курсом на чистый норд — то есть удаляясь от берега, простирающегося в этих широтах с юго-запада на северо-восток.

7 марта, в субботу, Дрейк отпустил опустошенный испанский корабль: всех испанцев приказал выпустить, находившихся на «Лани» переправить на «Какафузго», раздал каждому по подарку (разумеется, из отобранного у испанцев же груза!) и разрешил плыть, куда пожелают. Несколько испанцев («чьи лица или телосложение показались адмиралу похожими более на крестьянские, чем на матросские» — преп. Флетчер) получили садовые ножи и мотыги. Корабельному писарю был подарен богатый щит и длинный меч — «чтобы при случае он смог показать себя воином». Один из солдат охраны сокровищ получил полный комплект вооружения пехотинца, богато украшенный и позолоченный. Перуанскому купцу по фамилии Куэвас Дрейк вручил целую кипу вееров: «В подарок жене». Самому де Антону было вручено…

1. Два бочонка с дегтем («А то я заметил, сеньор Хуан, что канаты на „Какафуэго“ недостаточно просмолены. Климат тут, к северу от экватора, весьма сырой, и я боюсь, что снасти на вашем корабле придут в негодность ранее ожидаемого!»).

2. Початый бочонок пороху. («Ну, это сами знаете, для чего».)

3. Серебряный кубок толедской работы, со свеженацарапанными каракулями: «Фрэнсис Дрейк». («Просто на память. А если вдруг обеднеете — продать можно».)

Кроме подарков, каждый член экипажа «Какафуэго» получил от англичан не менее тридцати песо наличными, а де Антону было вручено рекомендательное письмо… мистеру Джону Винтеру! Дрейк все еще не потерял окончательно надежду на то, что «Елизавета» и «Мэригоулд» где-то недалеко, возможно идут следом.

— Покажите это письмо, и вам не будет причинено никакого беспокойства при следующей встрече с англичанами, — заверил испанца Дрейк. Письмо было кратким:

«Мистер Винтер, если Богу будет угодно дать Вашей милости встретить сеньора Хуана де Антона — то прошу Вашу милость обращаться с ним хорошо, в соответствии с данным ему мною словом».

Напоследок Дрейк озабоченно спросил де Антона, что, по его мнению, ожидает Оксенхэма и его товарищей. Капитан де Антон ответил, что, по всей вероятности, будут судить за разбой, но коли уж до сих пор не казнили — то, надо думать, и позже не убьют. Пошлют солдатами в Чили, с арауканами воевать, или в Потоси, на рудник, в каторжные работы. А убить — это навряд ли. Дрейка это убедило, и он попросил де Антона для верности передать вице-королю, «что он убил уже достаточно англичан, а тех четырех, которые остались, пусть лучше не убивает. А если убьет — то это будет стоить жизни более чем четырем тысячам испанцев — и головы их будут посланы ему, чтобы знал об этом!»

Де Антон передал, но угрозы Дрейка возымели весьма слабое действие: Оксенхэма и его товарищей вздернули — но хоть не живьем сожгли, как первоначально намеревались…

Дрейк показал де Антону свою навигационную карту-свиток и сообщил, что сделана она в Лиссабоне и обошлась в 800 крузадо.

(Терминология секретной службы не была еще разработана в должной мере, но действовал Дрейк в лучшем стиле «С. И. С.», создавая, говоря современным профессиональным языком, «дополнительный канал распространения дезинформации» и тем отводя окончательно меч подозрений от голов своих барселонских друзей).

Когда де Антон задал — вполне естественный для мореплавателя — вопрос о том, каким путем Дрейк думает возвращаться назад, тот развернул карту мира и объявил, что имеет три возможных варианта. Один путь — через мыс Доброй Надежды, второй — та дорога, по которой он сюда пришел. О третьем варианте Дрейк ничего не сказал.

16 марта 1579 года, через десять дней после того, как Дрейк его отпустил, сеньор де Антон уже давал показания в королевском суде в Панаме…

7

Исходя из того, что «богопротивный пират Дрейк» мог, по мнению специалистов, вернуться в Англию только путем Магеллана, через Молуккские острова, Его Католическое Величество Филипп Второй собственноручно написал письмо Себастиану Португальскому, прося его принять все меры, «возможные и необходимые», для поимки означенного пирата и разбойника у Молуккских островов. К Магелланову проливу из Кадиса была выслана эскадра, чтобы сторожить выход, — на случай, если Дрейк вдруг вздумает вернуться в Англию тем же путем, каким пришел. И караулить Дрейка в проливе было поручено отважному моряку Педро Сармьенто де Гамбоа. Мореплаватель, прославленный плаваниями и открытиями в тропической части Тихого океана, показал себя предусмотрительным и многомудрым в высоких широтах: он приказал своим людям построить форменное зимовье, полагая, что Дрейк — человек непредсказуемый и может зазимовать в тропиках, чтобы летом (в Южном полушарии это зима) прорваться через пролив, как раз когда никто не ждет. И сеньор Педро приказал своим подчиненным приготовиться ждать до следующей весны! Но Дрейк в этих краях так и не показался. Что ж, чтобы жизнь в ожидании не проходила бесплодно, — Дон Педро положил на карту многие местности по берегам пролива…

Был предусмотрен мадридским двором и такой хитроумный вариант: если — вдруг! — Дрейк бросит свои суда или судно на Тихоокеанском побережье Панамы, перейдет перешеек и построит новый корабль, чтобы вернуться через Атлантику! На этот случай была направлена эскадра и к Дарьенскому заливу с задачей крейсировать от устья реки Сан-Хуан-дель-Сур до устья реки Атрато…

Послу Испании в Лондоне, дону Бернардино де Мендоса, было приказано: «До тех пор, пока корсар не достигнет Англии, не надо ничего говорить королеве о возвращении захваченных им сокровищ. Когда же он вернется, то надо это сделать».

Были приняты меры и в связи с «португальским следом» изготовителей карты-свитка. Испанскому послу в Лиссабоне было предписано отыскать «то лицо — или тех лиц — которые вели дела с этим корсаром», а также срочно снять копию с карты, проданной Дрейку, и немедленно выслать ее в Мадрид!

Дон Луис де Толедо, вице-король Перу, также организовал погоню за Дрейком. Но увы, его люди поймали лишь… «Какафуэго» при вхождении его на Панамский рейд.

А Дрейк тем временем изводил свою команду, продолжая поиски пропавших своих кораблей. Он заходил во все бухты и устья рек. А надо вам сказать, что Панамский залив — одно из самых дождливых мест Нового Света. Паруса мокрые, одежда мокрая, в кубрике из-за этого не продохнешь, мокрые снасти бегучего такелажа обдирают руки до крови…

Наконец, адмирал признал бесполезность поисков — но курса не изменил.

Затем он собрал всю команду и обратился к людям, объяснив всем, что он прикинул: у Молуккских островов, так же, как и в Магеллановом проливе, «Золотую лань» будут стеречь. Уже стерегут. Самое безопасное место — отыскать третий путь домой. Предполагают, что на севере существует пролив Аниан, соединяющий Тихий океан с Атлантическим, — точно так же, как это делает на юге континента Магелланов пролив! Правда, никто до нас этим проливом еще никогда не проходил — но тем больше чести, если мы это сделаем.

«Открытием для мореходства этого прохода в Северной Америке из Южных морей в наш океан, — писал преподобный Флетчер, — мы бы не только оказали большую услугу нашей стране, но и намного приблизили бы срок возвращения домой, ибо в противном случае мы должны были бы идти очень долгим и мучительным путем, который едва ли выбрали бы по доброй воле… Поэтому мы с радостью выслушали сообщение нашего вождя».

Дело было, можно сказать, сделано. Теперь предстояло довезти добытые сокровища до Англии, по возможности оставаясь в живых при этом.