"Схватка с кобрами" - читать интересную книгу автора (Томас Крэйг)15 Неоткрытая странаВ Дели – или где он там находится – теперь полночь. Поглядела на часы, наверное, в сотый раз. На вделанном в спинку переднего сиденья крошечном экране беззвучно мелькали глупо улыбающиеся лица. Она не решалась надеть наушники, отгородиться от глухого рокота моторов и звуков салона... или упустить малейшее движение одного из них, или обоих, в ее сторону. Не смела уснуть. Словно полевая мышка, испуганно ожидающая, что над ней вот-вот нависнут белые совиные крылья, отщипывала кусочки с подноса, который не дала убрать. В Париже семь вечера, темнеет. Еще целых два с половиной часа этого ужаса!.. Разложенный перед ней поднос то придавал ей уверенности, то, наоборот, вызывал ощущение ловушки. Бортпроводницы теперь почти не проявляли внимания, появлялись редко, будто нерадивые часовые на обходе. А эти двое могли пересечь проход, когда заблагорассудится. Игла, таблетка, что-то незаметное, чего не обнаружишь до вскрытия. Женщина умирает во время полета от сердечного приступа. Обнаружили, когда забирали поднос... – перед самой посадкой – ужасно... казалось, она спит. Конец рассказа. Дорожная сумка, скорее всего, исчезнет, но кому придет в голову связать ее исчезновение с двумя индийскими дипломатами, севшими в самолет, когда тот выруливал на взлетную дорожку? Никому. Два с половиной часа. Роз даже не была уверена, что Шелли встретит ее в аэропорту имени Шарля де Голля. Она звонила из комнаты отдыха "Эр Франс", но Шелли не было на месте. Лишь узнала, что Элисон передала ему сообщение Хайда. Но... Я не смогу позвонить Питеру еще раз, он просил не звонить. Сказал – не звони сюда. И вы тоже, – добавила Элисон. Итак, что, черт возьми, он намерен предпринять? Что-нибудь или ничего? Должно быть, ничего. Его небольшая несанкционированная операция, как дурной запах, пущенный за столом, поставила его в неловкое положение. Зажмет нос и станет надеяться, что запах рассеется. Просто оставит без внимания... Как в таком случае избавиться от них? В туннелях аэропорта имени Шарля де Голля, в багажном зале, у таможенников?.. Если доберешься туда! Поглядела в их сторону. Один, казалось, спал. Другой, в кресле у прохода, смотрел кино. Какой-то фильм о красотке и ее дружке... о, дружок, как ты мне сейчас нужен. Тот, что смотрел кино, скрывая лицо за наушниками, время от времени бросал взгляды в ее сторону. Кажется, готов терпеливо ждать, пока она не угомонится. Ему-то определенно известно, что ее ждет. Пересохло во рту. Сейчас она позвонит, чтобы попросить стакан минеральной воды, продемонстрирует, что не спит, и предъявит бортпроводницу в качестве своего телохранителя. Пошарив дрожащей рукой, нажала кнопку. – У тебя все нормально? Они перекликались единственно ради того, чтобы черпать друг в друге уверенность. Слова Касса терялись в завывании ветра и стоявшему внизу Хайду казались не громче шлепков лепивших в лицо снежных хлопьев. Хайд сквозь белое месиво смотрел на вершину склона, вниз по которому нырнул "лендровер", закончивший свой путь, ткнувший носом в реку. Дважды или трижды он чуть было не выпрыгнул, но вместе с машиной, мотаясь из стороны в сторону и прыгая по усыпавшим берег камням, продолжал нестись вниз. Машине пришел конец, но она не загорелась и не унесла их запасы в черную воду. Теперь, после того как он поднялся наверх, остановил снова начавшееся у Касса кровотечение и снова спустился по спасенной веревке, он не хуже местного бандита шмонал машину. В двух рюкзаках – один из них слишком велик для Касса, но нести все равно придется, – туго связанная палатка, вторая веревка, ледоруб, альпинистские кошки, компас, ручные фонарики... – Да! – крикнул он Кассу. Поджечь эту проклятую штуку или оставить как есть? Оставить. Пора двигаться. Подтащил оба рюкзака по камням до конца веревки, привязанной наверху к небольшому крепкому деревцу, в ветвях которого жалобно завывал ветер. Взял все необходимое. Засовывая в рюкзак промокшую парку и прилаживая рюкзаки, посмотрел вверх. Порядок... Где-то на пределе видимости столбик света. С трудом повернул голову. Вдоль черной поверхности реки полз светящийся палец. Саму руку, двигавшуюся темной массой на фоне Коз-Cap, за снегом почти не видно. Вертолет. Направленный вниз луч прожектора, то появляющийся, то исчезающий в снежной круговерти, следует руслу реки. На высоте семидесяти – восьмидесяти футов изящно, словно танцор, движется по долине реки параллельно дороге. Должно быть, при помощи радара или компьютерной карты. На одной стороне темной массы приветливо светится квадратное оконце. Через открытый грузовой люк, должно быть, разглядывают в инфракрасный бинокль дорогу. Тяжесть двух рюкзаков, висевшего на груди автомата и запасных магазинов свинцом прижимала к земле. Как козел на привязи. Скользя подошвами, стал подниматься по веревке. Крикнул Кассу: – Пригнись, раздолбай! Второй рюкзак соскальзывал с ушибленного плеча, тянул назад. Автомат стучал по животу. Светящийся палец вырос до размеров ноги, марширующей в сторону полузатонувшего в Ишкумане "лендровера". Рукам больно подтягивать тело в бешеной гонке вверх по осыпи и острым камням. Наконец из последних сил перевалился через верх и рухнул у края дороги. Касс, ища поддержки, протянул руку. Оттолкнув ее, Хайд перевернулся на живот, следя, как луч движется, движется... остановился, шагнул назад, завертелся на месте, как будто растаптывая окурок, наткнулся на "лендровер". Ласково, словно пса, погладил его. Грохот моторов и роторов большого русского вертолета гулко отдавался от скал в узкой, как щель, речной долине. Снова-здорово, хватая ртом воздух и дрожа от холода, подумал он. Грузовой люк открыт, в квадрате света два человеческих силуэта. Вертолет резко снизился к "лендрове-ру", луч прожектора уперся в небо. – Неужели сядут? – прокричал ему в ухо Касс, рев вертолета заглушал слова. – Не думаю... – начал было Хайд. Из открытого люка "Миля", заставив его вздрогнуть, вырвалось пламя. Взрыв ракеты поглотил "лендровер". Почти сразу само пламя стало еле видным в снежной круговерти. Ему показалось, что он слышит доносящиеся из "Миля"торжествующие крики. По склону застучали обломки машины, ветром донесло запах бензина и металла. Второй взрыв. Мгновенная ослепительная вспышка, затем "Миль" упал еще ниже, зависнув рядом с колеблющимся пламенем костра. Выпустил колеса, но не осмеливался сесть на каменистый берег реки. По тащившейся по земле веревочной лестнице спустились двое и опасливо подошли к обломкам. Бензин уже выгорел, но оба проявляли беспокойство. Слышны крики, видны взмахи рук. В рупор что-то ответили. Двое поднялись обратно по лесенке в освещенное отверстие в боку вертолета. Потом, спустя минуту, ротор загудел иначе, в землю снова уперлась светлая нога и осторожно, будто на цыпочках, двинулась прочь от обломков, направляясь вдоль реки к северу. Шум постепенно удалялся. Снова донеслось завывание прилетевшего из тысячемильной пустыни, неотравленного гарью ледяного ветра. От запоздалой реакции бросило в дрожь, в сердце закрался страх. Посмотрел на Касса, провожавшего взглядом удаляющийся луч, снова ставший пальцем, потом едва заметным пятнышком, потом оптической иллюзией. – Черт побери, – выдохнул Касс, – ты же был внизу! – Нет, не был. Был вот здесь, смотрел. – Выразительно поглядел на Касса. Тот испуганно закивал, глотая слюну. – Хочешь попить? – Не прочь, а ты? Кофе в термосе еще не остыл. Принадлежавший майору густой сладкий кофе. Патруль пропал, теперь из-за него поднимется адская заваруха. – Держи. Касс благодарно взял крышку от термоса и принялся с наслаждением, будто нашел оазис, прихлебывать кофе. Хайд был в полном изнеможении, к тому же, сидя в мокром снегу, вымок до нитки и теперь закоченел от холода. Глотнул из термоса теплой жидкости, так и не почувствовав тепла в желудке. Выплеснул остатки кофе. Касс чуть ли невиновато вернул пустую чашку. Хайд сунул термос в рюкзак. Два рюкзака, два автомата, палатка, остальное беспорядочно распихано по карманам парок. Карта? Американская армейская карта, серия У502... ну прямо Хиллари с Тенцингом[9]. Интересно, найдется ли у Касса флаг, когда достигнут вершины! Встав на колени, с трудом, словно дряхлый старик, поднялся на ноги. Касс, по-ребячески слизывая с губ снег, умоляюще глядел снизу вверх. Хайд покрутил головой. – Трогаемся. Поставил Касса на ноги. Тот от боли в боку и ребрах, согнувшись, закашлялся и застонал. Хайд, упершись руками в перчатках, чувствовал дрожь в подгибающихся коленях. В конечном счете, обращаясь с плотью и грузом как можно осторожнее, он вставил Касса в рюкзак. Непрерывные жалобы и стоны Касса выводили его из себя. Полегчало, когда тот разразился руганью. Оба немножко отдышались. Правда, время безвозвратно уходило – уже за полночь... наступало утро следующего дня... Хайд распрямился. Сердито завывал ветер. – Пятнадцать миль... может быть, двенадцать. Может, и меньше! – крикнул он, зная, что идти все время в гору. – Тронулись. Придерживаясь дороги, пошел прочь от Касса. Его вдруг поразило, что полчаса назад он ехал по ней на машине... по такой узкой и извилистой предательской дороге. Под башмаками скрипел снег. Не оглядываясь, остановился. Спустя, как показалось, долгие минуты сквозь ветер расслышал позади скрип башмаков; медленные, нерешительные, но приближающиеся шаги. Тряхнув головой, отвернув лицо от снега, зашагал вперед. Сначала это был не Париж, а выложенное огнями огромное круглое пространство. Потом, когда "747-й" снизился над городом, она разглядела черную змею Сены и ярко освещенные пятнышки Триумфальной арки и Эйфелевой башни. Другие ориентиры не нашла – взгляд непрерывно отвлекался на двух индийцев по ту сторону прохода, так же, как и она, делавших вид, что увлеченно разглядывают город. По улицам непрерывным потокам спешили светлячки фар, потом чередованием светлых и темных пятен пошли пригороды, и в конце разлилось сияние огней аэропорта. О, Хайд... Его стихия – земля... особенно он нужен теперь, после того как сядет самолет. Сердито взглянула на двух вроде бы не обращающих на нее внимания, чтобы убаюкать ее бдительность, и, разумеется, молчаливых индийцев. Дорожная сумка застегнута, уже поданное пальто на коленях. Испуганно вздрогнула от звука защелкиваемой пряжки привязного ремня. Индусы даже не пошевельнулись. Распространяя навязчивый аромат дорогого лосьона после бритья, мимо проплыл бизнесмен. Рубашка на спине помята. Бортпроводницы подправили помадой улыбки. Сказывалась разница во времени – Роз до изнеможения хотелось спать. Преодолела себя – если сумела бодрствовать всю дорогу, то теперь-то справится. Надо ли спешить к двери? Быть впереди или позади? В туннеле для прибывших пассажиров нельзя оказаться в самой давке. Иголка, один легкий быстрый укол, и, когда она упадет, они уже будут в тридцати ярдах, на надежном расстоянии от нее. Значит, первой в дверь. Аэропорт вдруг оказался совсем близко, под самым крылом. Свет фонарей и фар на шоссе, за ним огни посадочной дорожки – она напряглась, вспотели ладони – и толчок. Приземлились. Рев тормозящих двигателей. Размазанные ленты огней, потом различимых по отдельности, замедляющих бег. Раздражающая, набившая оскомину мелодия в динамике и объявление о посадке на французском, английском, хинди – en Paris, l'heure est... на ее часах 9.30. По расписанию. Там, где сейчас Хайд, 2.30 утра. "Боинг" свернул с посадочной на рулежную дорожку, и в иллюминаторе, по которому побежали капли конденсата, запрыгало здание аэровокзала. Она попыталась вспомнить сложное, в виде колеса со спицами, расположение здания аэропорта имени Шарля де Гол-ля, но в памяти всплывала воскресная поездка в Париж с Хайдом, и это лишь путало мысли и раздражало. Кажется, багажный зал в конце спицы этажом ниже. "747-й" сбавил скорость. Она следила за двумя индийцами. Один влезал в пиджак, второй, поправив галстук, стал надевать ботинки. Как и остальные бизнесмены и немногие находящиеся в салоне первого класса женщины. Все нормально, ничего ужасного теперь не случится, сели. Полное облегчение. Навстречу надвигалась плотоядная пасть туннеля. Французский поцелуй, мелькнуло сравнение, правда, не вызвавшее улыбки; ее вдруг снова охватил страх. Подхватив сумку, вскочила на ноги и направилась по проходу к двери. Бортпроводница, бросив неодобрительный взгляд, продолжала возиться с дверью. В первый момент Роз почувствовала, что в Париже холоднее, чем в салоне, но ее тут же охватил собственный жар. Оглянулась. Двое индийцев с портфелями в руках вытянулись чуть ли нее по стойке "смирно"... разочарованно глядя, пропустили бесцеремонно протиснувшуюся вперед пару. Как только открылась дверь, Роз, проскользнув мимо бортпроводницы, почти бегом заторопилась по устланному дорожкой пандусу, прислушиваясь к раздающимся сзади первым торопливым шагам и глухому шуму голосов пассажиров. Тяжелая сумка. Оглянулась. Пара – она в меховом манто, он в водолазке и кашемировом джемпере, – будто собираясь первой попасть на распродажу, спешила впереди индийцев. Но индийцы по-прежнему держались уверенно, глядя на нее с небрежным презрением. Для них она была всего лишь спасающейся бегством одинокой женщиной. Свернула в длинный ярко освещенный туннель с движущейся шуршащей дорожкой. За окнами самолет, к нему уже подкатил фургон с провизией. Ступила на дорожку и торопливо зашагала, пружиня подошвами по резине. Оттолкнув или обойдя парочку, на дорожке появились и они. Не бежали, но торопились. Проходя мимо, уколют, сделают что-нибудь еще, дунут чем-нибудь в нос или рот. Встречает ли их кто-нибудь еще? Посмотрела вперед, в уходящий в даль туннель. Мелькание огней, людей, витрин. Миновала маленького вооруженного французского полисмена в кепи. Что она ему скажет? Те позади нее в двадцати ярдах и быстро нагоняют. Ноги не держат, бросает то в жар, то в холод. Пропади все пропадом, причитала она про себя. Шелли, черт бы тебя побрал, где ты? Уже в десяти ярдах. Тот, что повыше, впереди своего сообщника. Дорожка под отяжелевшими, заплетающимися ногами казалась более вязкой. Полицейский теперь в пятидесяти, а то и больше ярдах позади. Семь ярдов, шесть шагов. Высокий прибавил шагу. Вспомнит ли кто-нибудь, что их не встречали, как дипломатов? Свяжут ли их с ней каким-либо образом? Пять шагов, четыре... В конце туннеля люди. Мигая огнями и сигналя, мимо проехала багажная тележка. На ней женщина в инвалидной коляске. Рука схватила ее за рукав. Она замахнулась сумкой, но не попала в индийца, который, улыбаясь, спокойно отступил в сторону. Шедший сзади протиснулся вперед, преградив ей путь. Роз ухватилась рукой за движущиеся перила. Плакат с Эйфелевой башней, еще один с площадью Согласия, тигриная морда среди зелени – волшебный Кашмир. Боже... Рослая элегантно одетая парочка шествовала ярдах в двадцати позади. За ними с гоготом валили пассажиры всех классов. Полицейского не видно – исчез где-то в глубине туннеля. Индиец, как бы отбиваясь от ее сумки, взмахнул портфелем. Она была уверена, что на конце портфеля что-то блеснуло. Игла. Теряя равновесие, отпрянула назад. Все, за исключением ее реакции, происходило с ужасающей быстротой. Споткнулась. Он замахнулся снова – в ребре портфеля действительно что-то блеснуло. Ужасно медленно она отпрянула назад. Зацепившись о что-то каблуком, упала навзничь в конце дорожки. Индиец с деланным сочувствием моментально наклонился над ней. Перед глазами портфель, загораживавший все остальное. В ушах шум, похожий на человеческие голоса... Приподнявшись из-за камня, Хайд дважды выстрелил. Мелькавшая в крутящемся снегу тень исчезла. Снег теперь налетал порывами. В разрывах облаков проглядывали звезды. Изо рта валил пар. Он снова упал за камень. Сдунув с камня снег, просвистела пуля. Высоко в небе перевернутая улыбка ущербной луны. Удивленно смотрят вниз холодные звезды. Их четверо, возможно, шестеро. Плохо, что неизвестно точно. Еще хуже, что столкнулись с ними почти нос к носу. Ветер сдувает снег с окружающих скал. Где-то глухо потрескивает лед. Где же Касс? Сел, прижав "Калашников" к груди. Где? При первом выстреле Касс, отскочив, повалился вправо – уверен, что в него не попали. Сам на четвереньках подался влево. Десять минут назад. Тяжелый рюкзак давил спину, лямки врезались в плечи. Луна, утихающий снегопад, проясняющееся небо, и они на тысячу футов выше границы леса, рядом с перевалом. Сердито завывает ветер. В разрывах снегопада сияет белая вершина Коз-Сар. На склонах сверкает лед; лед везде, куда ни глянешь. Другая планета. Услышал, как после приглушенной команды кто-то задвигался. Приподнявшись над камнем, обросшим лишайником, выстрелил. Очертания шинели, потеряв форму, превратились в лежащую на снегу груду тряпья. Снова нырнул за камень. Дико взвизгнула отлетевшая рикошетом от скал ответная пуля. – Касс? – позвал он. – Фил? – Да! – услышал он. Голос потерялся в грохоте выстрелов в его сторону и туда, где, как он, так и они полагали, находится Касс. Там, за узкой тропой, у зажатого меж гор озерка. Они отдыхали, глядя на него или просто глазея по сторонам, когда раздался первый выстрел. – Да! – с вызовом крикнул Касс, когда стихли выстрелы. Держится – пока что. Пока не вызвали "вертушку"... Лунный свет отбрасывал тени. В облаках большие разрывы ясного неба. На западе темной серебристой лентой светилась река. Порывы ветра все еще чувствительны, но стрельбе не препятствовали, только мешали. Вытянув шею, прислушался. Только ветер. Затем приглушенный стон и шорох. Пошевелился Касс. Два выстрела, жалобно взвизгнули пули. Куда ни посмотришь – бесконечные цепи гор. К западу Гиндукуш, к востоку Каракорум. Ничего, кроме гор. От одной мысли становилось невыносимо. Хайд смотрел, не появятся ли на фоне ледников и снежных полей навигационные огни. Не видно. От ветра слезились глаза. Создавая впечатление бездны, вниз обрывалась земля. Только впереди открывался путь – тропа и узкая щель Чиллинджийского перевала; не больше чем царапина на горной громаде. Три часа утра. Двигались к границе довольно сносно. Удачно обошли Чиллинджи – там был патруль. Солдаты сгрудились вокруг грузовика – были видны огоньки сигарет. В засыпанных снегом хижинах деревушки тишина, лишь тявканье невидимого пса. Селение, если не считать патруля, должно быть, давно покинуто людьми. Три часа утра. Один раз они поели – суп, консервы, рис, кофе. Шоколад и печенье. Касс вроде несколько приободрился, хотя это могло и показаться. Прислушался снова. Показалось, что слышит треск радио, шепот, щелканье кнопок переключателя. – Надо уходить! – крикнул он. По-русски. Как еще говорить, чтобы они не поняли? Правда, не помнил, знает ли Касс русский. – Надо уходить! Над головой, даже не задев камней, за которыми он прятался, просвистела случайная пуля. Это заставило принять окончательное решение. – Хорошо, товарищ! – откликнулся Касс. Несколько выстрелов в его сторону, но снова беззлобных, неприцельных. Для порядка. Хайд скрипнул зубами. – Должно быть, вызвали "вертушки"... вооруженные! – Понимаю, – откликнулся Касс по-английски. Это, кажется, вызвало более интенсивный огонь. Услышав, как кто-то – не Касс – крадется, выглянул сбоку и сделал три выстрела подряд. Ветер стихает. Облака замедлили бег. В тридцати ярдах от него юркнула вниз фигура в анораке – пограничник. Их не окружали, просто перекрывали путь. Впереди на тропе находились по крайней мере двое; остальные, должно быть, взяли в полукольцо. Просто не давали уйти. – Подожди, пока не двинусь! – снова по-русски. – Там впереди... двое! – предупредил по-русски Касс. – Как поживаете? – спросил Хайд. Туристский вариант вопроса о состоянии здоровья. – Хорошо! Хорошо. Но они, должно быть, знают о том, что Кассу трудно, знают о его состоянии? Голос неважный. Слышен треск радио, но они отошли подальше, чтобы он не расслышал переговоров. Подмога в пути, хочет удостовериться, что мы прижаты. Легкие цели, точные координаты. Внезапности ради могут вместе с ними вдребезги разнести все кругом. Как можно внимательнее прислушался снова. Ветер стих, почти полная тишина, небо усеяно яркими звездами. Звука двигателей не слышно, только лязганье железа о камень, когда кто-нибудь менял позицию. Пять, десять минут... час? Пограничный район напичкан временными и постоянными военными базами и опорными пунктами. На всех имеются вертолеты. Поднять пару в воздух не займет много времени. Нужно, как можно лучше прячась за камни, двигаться вверх по тропе и попытаться снять тех двоих, что преграждают путь. Кто-то скомандовал на урду. Касс сразу крикнул: – Они отходят! – Из-под огня! – высоким от волнения голосом отозвался Хайд. Словно в казацком танце, стал уходить на корточках со своего места. Увидел, как в руках прыгнувшего на него со скалы человека блеснуло лезвие ножа. Поднял над собой "Калашников". Нож лязгнул о ствол между рук Хайда. Ствол оказался под мышкой у противника. Не выпуская автомата из рук, Хайд вскочил на ноги, но от толчка противника потерял равновесие и упал, увлекая за собой облаченную в анорак тушу. Перевернувшись на живот, дважды выстрелил. Тут же последовали выстрелы слева и спереди. Пакистанец вскочил на ноги и стал доставать из-за спины автомат. Хайд снова нажал на спусковой крючок. Ни звука. Пустой магазин или заело патронник. Шум двигателей, ужасающий грохот лопастей. Очень близко, до последнего момента прятался за... ...как огромный паук выскочил из-за вершины каменистой осыпи. Испугавшийся пакистанский солдат на миг отвлекся. Хайд, приподнявшись, двинул противника прикладом в скулу. Скалу в десяти ярдах от них охватило пламенем, силой взрыва Хайда бросило наземь, осыпало острыми камнями и оглушило. Понял, что оказался прав: они не теряли времени. Внезапность для них все. Неважно, кого убивать, главное достать. Рот забило снегом, не продохнуть. Медленно приходил в себя. В ушах все еще грохот взрыва. Вторая вспышка – и дождь осколков по спине и голове. Рев лопастей, какой-то искаженный и далекий, тем не менее сверлил голову. Показалось, что кто-то пронзительно кричит, но, может быть, это он сам. Не в состоянии думать, в ушах неумолкающий звон. Один за другим еще два удара. Почти оглох, не успел зажать уши. В голове непрекращающийся рев. Чей-то пронзительный крик. Пораженная сетчатка улавливала лишь слабое мерцание снега перед самым лицом. Что-то тяжелое придавило ногу. Посмотрел вверх. "Миль" завис в туче поднятого им же снега над спускающимся к озерку склоном. В похожих на глаза насекомого окнах кабины темно. Машина раскачивалась в восходящем потоке, как паук на конце длинной невидимой паутины. В глазах танцевали мушки. В изнеможении опустил голову. Постепенно шум в голове утих, и до ушей донесся шум лопастей. Что-то дергало его, пронзительно визжа. Визжала нависшая над ним тень. – Вставай же, вставай! – продолжала вопить тень. Словно ребенок, обнаруживший мертвого родителя. – Ну пошевелись... пойдем! – В голосе ужас, отчаяние. Хайд повернул голову и поднял глаза. Касс. Ухватившись за рюкзак, тщетно пытается его поднять. Позади сквозь снежную пелену темной луной маячит вертолет. Затем вертолет заскользил прочь. Хайд с трудом поднялся на ноги. Ногу свело судорогой. Посмотрел вниз. Штаны порвались, болтались мокрыми лохмотьями. В рюкзаке, словно один неподъемный камень. Касс продолжал кричать высоким охрипшим голосом. Потом, спотыкаясь, скользя по запорошенному снегом льду, поплелись по гальке и острым камням. Изо рта валит пар. Впереди очертания размахивающего автоматом человека. Не уверен, кто перед ним. Хайд выстрелил с пяти-шести ярдов. Зацепив ногой, перешагнул через рухнувшее тело. Больше никого. Не слышно и выстрелов. Хайд обернулся. Касс не оперся, а упал на него, чуть не свалив с ног. Снежная пыль оседала. "Миль" повернул назад. Впереди темное острое рыло, под обрубками подкрылков хорошо видны подвески с ракетами. Давай, махнул рукой Хайд – изо рта не вырвалось ни звука. То толкая, то волоча за собой Касса, двинулся вперед. Тот, ростом выше Хайда, согнувшись, как старик, безжизненно перебирал ногами. Хайд, каждый раз оглядываясь, дважды ставил его на ноги. Лопасти вертолета снова взвихрили снег. Потом, видно, заметив какое-то движение, с вертолета пустили еще пару ракет. Два ослепительных взрыва, теплая взрывная волна, грохот рушащейся скалы. Касс упал в третий раз. Хайд вместе с ним, оказавшись по плечи в сверкающем, холодящем тело и лицо сугробе. Касс, тяжело дыша, лежал на засыпанной снегом тропе. Хайд выбрался из сугроба. Они были уже за поворотом. Позади них теперь ничего. Хайд подошел к Кассу. – Вставай, – хрипло произнес он. Касс упрямился, зажимая рукой бок. – Еще не конец. Только начало. Действие пятое. Давай... вставай, черт возьми, на ноги! Они находились на высоте больше пятнадцати тысяч футов. Холодный воздух обжигал внутренности. Касс набирал разреженный воздух в готовые, кажется, вот-вот лопнуть легкие. До границы оставалось четыре, может быть, пять миль. ...а там что? Вероятно, ничего. Из угла портфеля – из дорогой коричневой кожи, с позолоченными замками – торчит блестящий кончик иглы. Крики людей, будто подстрекающие воткнуть иглу. Ноги более рослого индийца, склонившееся над ней лицо другого. Дорожная сумка не дает пошевелиться, двинуть ногами – одна туфля свалилась с ноги, нога подвернулась. О, Боже мой!.. Ни полицейских свистков, никого поблизости. Но кто-то продолжает кричать по-французски, затем по-английски, из-за напряжения и страха голос доходит искаженным. Но крик явно встревоженный, предостерегающий?.. Потом чьи-то руки волокут ее по мокрому кафелю. Ударилась о щит с объявлением, как раз предупреждающем о скользком кафеле. Щит свалился на нее. Кто-то выругался по-французски. Индиец поменьше поднял на нее пистолет, она спряталась за брюки из синей саржи с галуном, похоже, форменные. Потом словно щелкнули кнутом, и индиец, как бы в свою очередь споткнувшись, упал. После этого раздались крики людей, в панике побежавших назад по движущейся дорожке, которая несла их обратно к упавшему телу. Индиец с портфелем не спеша наклонился и аккуратно поставил его на блестящие кафельные плитки. Его подобрал полицейский, а другой, осмотрев лежавшего индийца, покачал головой. Вынул из мертвой руки пистолет. Вереницу взволнованных, испуганно оглядывавшихся пассажиров грубыми окриками и взмахами автомата направляли с дорожки в сторону. Рядом с ней встал на колени Шелли. Приподняв за подмышки, озабоченно, но с облегчением заглянул в лицо. – Черт побери, Шелли... где ты пропадал? – крикнула она. Потом, чувствуя, как ее трясет, прижалась к нему. Позади него ноги в брюках, подолы длинных пальто. Форменные полицейские брюки. Наконец, оттолкнув его, стряхнула с головы его руку и грубовато-шутливо заявила: – Довольно нежностей. Шелли с повлажневшими глазами, откровенно ухмылялся. – Слава Богу! – вздохнул он. Слава Богу... – Потом: – Попал сюда час назад, думал, что будет время, но что-то оказалось не так. Пришлось нажать на Клода... Оглянулся назад, будто обращая внимание на кого-то, знакомого Роз. Француз, до раздражения элегантный, в длинном сером пальто и шарфе "барберри", кивает, как при официальном представлении. Непроизвольно раздвинув ноги, Роз села, смахивая с лица волосы. – Кто такой Клод, Шелли? Как еще можно спросить? Вопрос вызван по крайней мере желанием держаться нормально. Руки отчаянно тряслись. – ДСТ – их МИ-5[10]. Без его руководства мне здесь ничего бы не сделать. – Потом, нахмурившись, с затуманившимся взглядом, участливо спросил: – У тебя все нормально? Уверена? Ей-богу, поначалу никак не мог понять, что к чему... к счастью, до Клода дошло... Он, вздрогнув, замолчал. Клод Как-его-там, наклонившись над мертвым индийцем, что-то тихо сказал своему коллеге, который принялся возражать, ссылаясь на дипломатический иммунитет. Тряхнув длинными темными волосами, француз слабо улыбнулся. Он был выше того индийца, который пытался ее убить... ...снова затряслись руки, свело живот. Господи. Офицер ДСТ дал знак двум полицейским в форме, и они встали по бокам индийца. Потом Клод Как-его-там быстро направился к ним с Шелли. Чуть ли не щелкнув каблуками, наклонил голову. – Клод Руссо, ДСТ. Добро пожаловать в Париж, мадемуазель Вуд. Она пожала протянутую руку. Мягким движением француз помог ей подняться на ноги. Роз попыталась привести в порядок одежду и волосы и согнулась надвое от схваток в животе, хватая ртом воздух и удерживая подступившую рвоту. Руссо держал ее за руку, пока она, вытирая рот, не выпрямилась. Слава Богу, что не вырвало! Кто-то сунул в руку бутылку "Эвиан", и она сделала несколько глотков. – Чего-нибудь покрепче? Она затрясла головой. Сильно газированная вода взбодрила. Руссо удовлетворенно кивнул. Вдруг почувствовала, что нереальность положения отступает в сторону. Шелли поставил точку, тихо, обеспокоенно спросив: – Где он, Роз? Жив еще? – и почти сразу добавил: – Ты, видно, не знаешь... не можешь сказать? Словно ее в чем-то уличили, виновато покачала головой. Потом выпалила: – Знаю, куда он собирался податься, это все. Шелли переглянулся с Руссо, тот кивнул. Потом последовал поток приказаний окружающим. – А вы идете со мной. Оба. Думаю, в какое-нибудь местечко поукромнее. Шелли взял ее за руку. – Он жив? – повернулась к нему Роз. Шелли с мрачным видом посмотрел на часы. – Был жив, двенадцать часов назад... чуть больше. – Это я знаю! – оборвала она. – Извини. Это последнее сообщение от него. Потом они торопливо шагали через толпу пассажиров, спускались по узкой железной лестнице, шли по коридору, где гулко отдавались их шаги, вошли в дверь без таблички. Руссо закрыл дверь. Тесная, скудно меблированная комната. Руссо запер дверь. Казалось, помещение предназначено для того, чтобы запугивать, сбивать с толку. Руссо указал на жесткое кресло. – Кофе? – заботливо спросил он. Роз покачала головой. – Патрик сказал, ты знаешь, куда он направляется. Итак – куда? – спросил Шелли. Казалось, его что-то беспокоит. – У меня кое-что есть... вам понадобится карта. Американская армейская карта. Руссо кивал головой. Раскрыв на кофейном столике тощий портфель, Шелли принялся рыться в его содержимом. – Какая именно, Роз? Порывшись в сумочке, нашла компакт-пудру. Второпях рассыпала на грязный половик и на юбку. – Вот дерьмо!.. – со слезами на глазах выругалась она. Встряхнув сложенный листок туалетной салфетки, протянула ему. – Там указано, – добавила, всхлипывая. Шелли осторожно развернул. – Надо приложить к соответствующей карте. Снова поискав в портфеле, Шелли с непривычно громким треском развернул карту. Расстелил на полу. Руссо опустился на колени рядом. Шелли стал двигать по карте осыпанный пудрой листок. На карте сплошные горы, поняла она. Словно решая головоломку, окончательно приладил к нужному месту. На лбу выступили капельки пота. – Здесь, – вздохнул он. – Э-э... Чилинджийский перевал. – Потрясенно поднял глаза. – Уходит в Афганистан. – Обращаясь к Руссо, пробормотал: – Сказал – завтра, – и посмотрел на часы. – Там уже почти четыре – уже завтра. – Что собираетесь делать? – спросила Роз, глядя, как Руссо качает головой и пожимает плечами. – Н-не знаю точно... – начал было Шелли. – Вытаскивайте его! – подавшись вперед в неудобном кресле и сжав кулаки, услышала она собственное грозное рычание. – Где твои улики? – настойчиво спросил Шелли. Она вцепилась в дорожную сумку. – Здесь. У меня... и у него. Выручайте его. – Ты уверена? – Уверена. Для них это полный крах. Для Шармаров. Шелли кивнул и с серьезным видом повернулся к Руссо. – Клод, есть один путь. "Medecins sans Frontieres"[11]. У них ближе, чем у кого-либо, должен быть вертолет, и не один... – Не могу, Питер. Даже для тебя. – Должен, Клод. Дама настоятельно просит. Мне известно, что некоторые ваши люди летают и даже пилотируют медицинские вертолеты. Им приходится делать это, Клод, хотя бы для безопасности врачей! Поговори, пожалуйста, с ними. Я расценю это как услугу нашему ведомству по высшему классу. Grande obligation. Отплачу не меньшей услугой. В маленькой комнате от присутствия троих людей и от ее собственного волнения Роз стало жарко. Волнения за себя отошли на задний план, оставался только страх за Хайда. Чувствовалось, что ее настойчивость и угрызения собственной совести были мучительны для Шелли. Руссо, казалось, поглощен мыслями о Роз. На самом деле взвешивал, что он получит, рискуя ценными фигурами на шахматной доске. Наконец энергично кивнул. Черные волосы упали на бледный широкий лоб. Смахнув их назад, улыбнулся Роз. – Отлично, Питер, – помахал длинным указательным пальцем, – я хочу знать... все. Указал на дорожную сумку, которую Роз машинально прижала к себе, словно боялась, что отнимут. Шелли хотел было возразить, но потом, учитывая, что поставлено на кон, сдался. – Договорились. Руссо, удовлетворенный, прошел в угол и поднял с грязного половика телефон. Увидев, что он решительно набирает номер, Роз облегченно вздохнула. – Извини, Роз, – тихо сказал Шелли, глядя на сумку, как на зверька, готового в любой момент спрыгнуть с колен и удрать. – Конечно, сделаем все... – Покачал головой. – Все, что в наших силах. Казалось, он уже сожалеет о сделке с французом. В голосе не слышно оптимизма. Все внимание на сумке, ее содержимом. Уступил Руссо... за так. – Считаешь, что его нет в живых, так, что ли? – с вызовом спросила Роз. Шелли молча кивнул. Похоже, думает, что продешевил, и теперь жалеет. Хочет нарушить контракт. Потом заговорил. – Эли сказала, что он бросил трубку, будучи чем-то напуган. Значит, двенадцать часов назад, и даже больше, они уже были у него на хвосте! Подумай, на какой риск они пошли, чтобы остановить тебя, Роз. – Развел руками. На лице, как экзотический огонек на фоне привычных размышлений о расчетах и сделках, мелькнули неподдельное сочувствие и сожаление. Ему хотелось сделать доброе дело, поступить как надо, но холодный ветер неверия и пессимизма гасил энтузиазм. Пробормотал: – Не знаю, Роз, выберется ли он на этот раз. Ее трясло при воспоминании о собственной схватке со смертью. Я тоже не знаю, призналась она себе. Я тоже... Холодно. Вместо снега в лицо иголками впиваются острые ледяные кристаллики. С трудом шагающий на нейлоновой связке Касс тянет назад. Висящий на груди автомат примерз к парке. Непогода врывается через перевал, толкая их назад, к преследователям. Крутясь и сбивая с пути, завывает ветер. Почти ничего не видно. На тропе под свежим снегом предательский лед. Спотыкался – падал Касс. Падал Касс – сам валился с ног или недовольно останавливался. Рана на ноге теперь давала о себе знать лишь тупой болью. Впереди, рядом с границей, извивается невидимый Чиллинджийский перевал. Хайд начал отдавать себе отчет, что они не дойдут, хотя бы просто потому, что его представление о том, что их ожидает по ту сторону, свелось только к слепой вере. На той стороне не будет никого и ничего – такая же ужасная погода и медленная смерть от охлаждения. Или доживут до утра, когда очистится небо и преследователи завершат свое задание. Несколько очередей из автоматов по двум уже закоченевшим фигурам. Хайд был уверен, что замерзает. Чувствовал, как под вроде бы теплой одеждой и ледяной кожей постепенно стынет кровь. Отсюда тебе не выбраться... Мысль крутилась, как закольцованная магнитная лента, и у него не было ни сил, ни тепла, чтобы бороться с ней. Все из-за этой долбаной погоды. Ландшафты он еще переносил: пустыни, горы, леса, заросли, тундру. В хорошую погоду, когда единственной реальной опасностью были люди... но не как теперь. Неуклюжие вооруженные фигуры ринутся сюда, чтобы обнаружить: работа уже завершена. Касс споткнулся снова. Его сознание тщетно пыталось понять, что валит его с ног, скользя, как замерзшие пальцы по нейлоновому шнуру. В какой-то момент в разрыве снегопада увидел огромные наледи и блестевшие, как мятая фольга, разводья. Неуклюже обернувшись на теряющих опору ногах, увидел на смерзшемся снегу фигуру Касса. Видно, снова пошла кровь, если это возможно на таком холоде. Спотыкаясь, поспешил к распростертому телу, упав на колени, стал трясти Касса, не решаясь думать, что это конец. Изо рта полились еле слышные ругательства, требуемый на них воздух обжигал легкие. Касс, лежа на спине, сквозь заиндевевшие ресницы глядел в тоже опушенные инеем глаза Хайда. Щетина смерзлась, губы потрескались, еле шевелятся. Потянул Хайда за рукав. Хайд поднял его в сидячее положение, спрашивая в замерзший воротник парки: – Можешь? – Громче: – Можешь? – Он старался перекричать завывание обжигающего грудь ветра и превозмочь навалившуюся с того момента, как остановился, тяжесть. Заставить Касса двигаться тяжелее, чем его тащить, а это, возможно, еще предстоит. – Вставай, – вопил Хайд, усаживая его, потом переворачивая на живот и устанавливая, словно пса, на четвереньки. Крича и бранясь, поставил на ноги. Зажав рукой бок, Касс согнулся, словно его сейчас вырвет. Хайду хотелось его бросить, отвязать шнур, и пускай скатится в черную воду и скроется в ней с глаз долой. Не может. Это значит – лишиться цели, признать собственное поражение. Касс – необходимый груз, придающий смысл его страшному путешествию. Придерживая руками, привалил к себе припавшего всем весом Касса. Оба шатались под завывающим ветром, парка побелела от снега, при малейшем движении трещала в швах и складках. Где-то близко за ними обязательно должен быть патруль. Чувствуя на щеке холодное дыхание, потащил Касса за собой. – Давай, приятель! Смотри, сколько сделали, черт возьми, за день! – Касс беззвучно кивал. – Если будем двигаться, не догонят! – Два шага, третий, четвертый, пятый и шестой; доковыляли до засыпаемых снегом последних следов Хайда. – Двигаться, двигаться, двигаться... – бормотал он, подбадривая и Касса, и себя. – Где они? – услышал он. – Позади. Сзади нас. Должны быть! Касс остановился на свежем, по щиколотку, снегу, пошатываясь, выпрямился и, словно тонущий, замахал руками. Серое безжизненное лицо. Потом повернулся и прохрипел: – Проваливай! Валяй отсюда! Хайд улыбнулся растрескавшимися губами. Упрямо двинулся вперед, таща за собой Касса. Где-то под ними, как некая преграждающая путь опасность, невидимая река. В короткие промежутки между порывами ветра слышен ее ледяной рокот. Нависшая над ними стена то удалялась, то приближалась, как будто угрожая столкнуть в реку. Находиться здесь, как и продолжать их бесполезный путь, было безумием. Хайд оглянулся. Медленными деревянными движениями Касс приблизился к нему и тут же навалился всем телом. Однако под заиндевевшими ресницами блеснула решимость. Одобрительно кивнув, Хайд двинулся дальше. Выстрела почти не было слышно – словно глухой хриплый шепот. Как и последовавших за ним еще двух. Увлекая за собой Касса, Хайд упал на обочину. Касс, ударившись о припорошенный снегом лед, застонал. Ничего не видно. Абсолютно ничего. Дорогу позади переметал снег, скрывая от глаз стрелявших. Хайд прислушался, но ветер заглушал все звуки. Лишь вдалеке громко трещал лед. – Откуда? – послышался голос Касса. Хайд только потряс головой. Откуда-то сзади. Их мельком увидели в разрыве снежной завесы. Правда, наверняка снова потеряли. Преодолевая порывы ветра, с трудом поднялся на ноги. Поставил на ноги Касса и заставил себя и его продолжать путь. Его трясло теперь уже не от холода. Те где-то рядом, не дальше сотни ярдов. До рассвета еще много часов. Им столько и не нужно. Еще два выстрела заставили их присесть, но поблизости не слышно ни рикошета, ни свиста пуль. Свернули за крутой поворот тропы, и Хайд, потянув за собой Касса, укрылся за недостаточно большим для двоих выступом скалы. Как откровение услышал их собственное дыхание. У Касса в голове достаточно ясности, чтобы замерзшими руками сжимать автомат. Отсюда тебе не выбраться... – снова вернулось здесь, в относительном затишье за скалой. Отсюда не... В конце концов этот настойчивый примиряющий с поражением шепот вытеснит из головы все мысли. Заморозит разум. – Пошли! – рявкнул он в ухо Кассу. Тот изможденно кивнул. На дороге тень, громадная фигура, с трудом движущаяся сквозь метель. Хайд, не думая, в диком опьянении, выстрелил. Фигура поскользнулась, запнулась и, рухнув вперед, исчезла, будто проглоченная снегом и ветром. Что-то прогремело вниз, к реке. Всплеска не было слышно. – Давай! Кажется, никого. Только сквозь завывание ветра вроде бы слабый, похожий на овечье блеяние, крик. Нельзя сказать наверняка. Могло и показаться. Обнявшись, двинулись дальше – прошли двадцать ярдов, даже тридцать, прежде чем, согнувшись навстречу ветру, остановиться и перевести дух, жадно глотая морозный воздух. Тропа сузилась, и они нащупывали ее ногами. Под снегом вдруг оказались нетвердо лежащие камни. Громкое журчание воды по камням и ледяным закраинам. – Где дорога? – взвыл Касс. – Черт ее знает! – крикнул в ответ Хайд. Путь преграждала узкая черная, если не считать ледяных закраин, речка. Встав на колено, Хайд поглядел в обе стороны. Справа она, вздувшись, менее круто уносилась прочь. Слева – сверху – исчезала в узкой расщелине между скал. Не видно никакой тропы. Они застряли на берегу. Дорога к перевалу исчезла. – Где же она? Должна быть на другом берегу узкой речки. Хайд напрягал глаза, пытаясь увидеть что-нибудь сквозь снежную крупу. Ни сколько-нибудь открытого пространства, ни неба, ни горных вершин. Лишь черная теснина, из которой вытекала речка. Шорох перекатывающихся, трущихся друг о друга камней. В снежной круговерти темные фигуры. – Ложись! – потянув за рукав, крикнул он Кассу. Первые выстрелы были далеки от цели. Приближающиеся фигуры – их двое – уменьшились в размерах, пригнулись к земле. Залегли. – Давай за реку, Касс, – горячо зашептал он на ухо. – Двигай... через реку! Прикроешь меня! Касс, как раненый зверь, пополз по камням. Еще два выстрела. Инфракрасные ночные прицелы. Даже в такую погоду движущаяся фигура Касса видна достаточно хорошо. Поднял свой автомат. Ночной прицел устаревший, слабый... правда, хорошо, что те улеглись рядом. Услышал, как Касс охнул, ступив в ледяную воду. Трижды нажал спусковой крючок "Калашникова". Размытый силуэт в инфракрасном приделе не исчез, однако послышался стон. В ответ раздались отдельные беспорядочные выстрелы. Хайд пополз по покрытым снегом камням к воде. – Ты в порядке? – послышалось впереди. – Прячь голову, раздолбай! – Дорога здесь! Я укрылся... Речка глубиной пару футов, на дне скользкие острые камни, недалекий берег то пропадал, то появлялся вновь, то снова пропадал. Ноги по щиколотку онемели и двигались скорее инстинктивно, нежели усилием воли. Стрелять перестали, но слышны возбужденные голоса. Неожиданно возник покрытый снегом каменистый берег. Натыкаясь на острые, как ножи, льдины, облегченно выбрался из замерзающей воды. Содрогаясь от невыносимого холода, повалился на землю. Черт побери, а ведь где-то, может быть, не дальше тридцати футов, должен быть веревочный мост? Будто первое земноводное в неведомую стихию, пополз на голос Касса. – Давай сюда... сюда! За рукавицу ухватилась другая рука, и он из последних сил подтянулся. Тяжело перекатился за кучу камней, где, скорчившись, прятался Касс. Рюкзак, как бы разгораживая их, сполз набок. Голоса совсем близко. Ветер утих. Кругом, до самой речки, камни. Но, как утверждал Касс, на этой стороне тропа продолжалась. Хайд не мог этому не верить. Прислушиваясь к голосам солдат, приподнялся над камнями и положил на край автомат. Примитивный ночной прицел собрал весь свет, какой только мог. Хайд снова трижды выстрелил, но чувствовал, что промахнулся. Встал, топая промокшими башмаками. Менять носки, не говоря уж о том, чтобы развести огонь, времени нет. Скоро подойдут другие – они недалеко. Надо двигаться. Пустил Касса вперед, и они отыскали тропу. Она стала уже, извиваясь между высокими отвесными скалами и беспорядочными грудами камней и щебня, уходила в сторону от речки. Словно желая подбодрить, а затем избавить от иллюзий, ураганный ветер унесся прочь. Тропа стала круче. Кругом, будто вздыбленные морды диких коней, вершины гор. Мерцает обширный ледяной массив. Тропа, кажется, старается украдкой прошмыгнуть мимо... а вдруг он ее проглотил, подумалось ему, прежде чем снегопад снова скрыл все из виду. Если тропа исчезнет под ледником или как его называть... ...нет, не исчезнет. Нельзя даже позволить себе думать такое. Время за половину пятого. Граница где-то в миле впереди. Последняя миля. При этой мысли его бросило в дрожь. У него не было ни малейшего представления, какими могут там быть погранзастава или заграждение. Ни малейшего. Но что-то должно обязательно быть, какое-то препятствие на пути контрабандистов, сепаратистов, бандитов, беженцев. Какой-то не укладывающийся в нормальное сознание сторожевой пост у черта на куличках, который бы обозначал, что здесь кончается Пакистан, там начинается Афганистан, как бы нелепо это ни выглядело в окружении достающих до неба вершин, снежных полей и ледников. Солдаты. Выходит, теряя последние силы, они карабкаются навстречу солдатам, а не прочь от них. – Питер, они утверждают, что невозможно... Услышав шепот, она затрясла головой, словно отгоняя назойливых мух. – Нет!.. Шелли выглядел огорченным, искренне обеспокоенным. – Клод, они должны, – настаивал он. – Должны попытаться. – Погода никуда не годится, – мрачно произнес Руссо. – У них всего один вертолет, старый "Чинук". Нужен для всего. Не могут им рисковать. – Нужно. Но, заметила Роз, взгляд Шелли снова обращен к ее дорожной сумке. В ней кое-какое золотишко. Довольно много драгоценного металла, пусть он даже и не пойдет на выкуп Хайда. – Нет! Сделайте же что-нибудь... сделайте! – В голосе глубокое страдание, слезы застилают глаза, обжигают щеки. – Вы обязаны что-нибудь сделать! Еще холоднее. Страшно замерз. Руки и ноги окончательно закоченели. Даже под защитой скал и учитывая внезапно, как и начинался, стихший ураганный ветер. До чего же холодно... В тридцати футах ниже них голоса солдат. Редкие отдаленные голоса быстро приближающихся преследователей, знающих, где расположена застава, и уверенных, что они с Кассом в западне между границей и погоней. Так оно и есть. Хайд понимал, что те не торопятся, знают, что это их с Кассом самая последняя граница и впереди только смерть. Высоко в небе холодные звезды – мерцающие осколки стекла. Достаточно посмеявшись над ними и убедившись, что все кончено, луна зашла. Смерзшейся рукавицей потер лицо. Это не взбодрило. Касс клевал носом, вздрагивал, снова засыпал. Его решительность стоила ему последних сил. Если заставить еще раз подняться и идти, то в следующий раз, если споткнется, упадет замертво. Видно по глазам. Да и сам он слишком выдохся, чтобы тащить его на себе. Больших усилий стоит просто не давать ему спать, хотя и самому безумно хочется того же. Как призрак, который им не догнать, ураган умчался в Афганистан, скрыв отдаленные вершины. За заставой тропа круто спускается по снежному склону к черте леса. Семнадцать тысяч футов, разреженный, лишающий сил воздух. Смерзшийся шоколад не разломить закоченевшими пальцами, не разжевать, не проглотить. Снизу доносится запах свежесваренного кофе. Граница обозначена обязательной колючей проволокой, скрученной по обе стороны перегороженной шлагбаумом тропы. Рядом с нелепо раскрашенным бревном небольшая будка. Помещение побольше – казарма, из которой доносилось большинство звуков, – прямо под ними. Из единственной жестяной трубы вьется дымок. На крыше толстый слой снега. В будке двое караульных. Еще полдюжины, а может, и больше, в казарме. Хайд вновь и вновь безнадежно разглядывал окрестности. Тупик. Отсюда тебе не выбраться... Он сидел, прислонившись спиной к скале. В онемевших руках русский автомат. Рядом ныряющий в холодное забытье Касс – в который раз толкнул его локтем, чтобы не спал. Вдыхая запах древесного дыма, безучастно глядел на дымившую трубу. Караульные в будке играют в карты или просто склонились, разглядывая что-то интересное. В свете звезд еле видно поблескивает снег на крыше, вьющийся из трубы дымок чуть светлее ночи. Взглянул на руку. Дрожит – то ли что со зрением, то ли пока не потеряла чувствительность. Как клешней сжимает что-то чуть побольше мяча для игры в крикет, не совсем круглое. Нашел в одном из карманов. Очень медленно до него дошло, что это такое. Вес двести пятьдесят граммов, кольцо предохранителя, рычаг, запал... вес взрывчатки шестьдесят граммов... девятьсот осколков в одну десятую грамма. Убойный радиус девять метров. Запал на четыре секунды. Осколочная граната. Хорошо ему известна. Над заваленной мерцающим снегом крышей дымок из трубы. Казарма примерно сорок футов в длину, но койки расставлены как можно ближе к огню. Убойный радиус около двадцати восьми футов. В ширину казарма даже уже. В будке приглушенные звуки, сквозь замерзшие окна казармы поразительно отчетливые голоса. Позади ни звука, преследования не слышно. Пока... Снова толкнул Касса. Тот, вяло протестуя, застонал. Если действовать, то немедленно, пока оба не заснули в последний раз. Крыша чуть поката. Труба не выше человеческого роста. Хайд наклонился к безучастному лицу Касса. – Вот это... – он показал гранату, – пойдет в долбаную трубу... понял? Понял? – Касс наконец кивнул. – Когда взорвется, будут убитые, раненые и уцелевшие. Но главное, будет паника... понял? – Опять механическое сосредоточенное покачивание головой. – Тебе придется спуститься туда... – Хайд указал на будку, – и позаботиться об этих двоих. – Касс посмотрел на будку, словно увидел впервые. Медленно, осознанно кивнул. – И чтобы, мать твою, больше на мне не спать. – Не буду. – Пошевелился. Хрустнула замерзшая парка. – Не буду, – серьезно пообещал он. – О'кей. Касс не уснет, пока будет двигаться. Остановится – немедленно уснет. Хайд сможет достать караульных с крыши казармы. Достал из-за спины связывавший их нейлоновый шнур, накинул петлю на острый выступ скалы. Туго затянул, попробовал на прочность и, натягивая шнур, стал отходить от скалы. Крыша точно под ним. Тихо перелез через край узкого уступа и осторожно попятился по отвесному склону. Тело тяжело повисло в воздухе, оттягивая руки и плечи. Вскоре приземлился на крыше недалеко от трубы. В казарме слышен хриплый смех. Отвязал конец шнура, оставив болтаться. Будто медведь лапами, принялся разгребать снег. Черт... снегу всего на два-три дюйма, под ним лед. Осторожно, цепляясь замерзшими пальцами, упираясь онемевшими ногами в негнущихся от мороза башмаках, не поднимая головы, методично пополз вверх по крыше. Из-под крыши доносятся тихие хорошо слышные голоса. Посмотрел в сторону будки. В мягком свете замерзшего окошка очертания двух голов. Крыша стала круче – преодолевая неприятное ощущение от холода, крепче прижался туловищем. С облегчением услыхал шаркающие по камням шаги – Касс двигался. Значит, не заснул, бедняга... Ноги потеряли опору, рукам не за что ухватиться – медленно заскользил вниз. Прижавшись плотнее, распростерся на крыше, упираясь носками, лихорадочно нащупывая руками деревянную щепу... нашел одну. Туловище перестало скользить, потом, царапая правой рукой, уцепился еще за одну, неплотно прилегающую. Остановился. Невероятно, но ему стало жарко. Прислушался. Начал подъем заново, вспахивая животом снег, поднимая больше шуму. Сперва подумают, что с крыши сползает снег, но потом более частые звуки могут вызвать у бодрствующих подозрение. Извиваясь, дополз до верха и уцепился за конек крыши сначала одной рукой, потом другой. Перебирая руками, добрался до трубы. Внутри кто-то забормотал, обратив внимание на издаваемый снаружи шум. Хайд ухватился за почерневшую жестяную трубу. Медленно, словно не желая покидать тепло казармы, валил дым. Выпрямился, ненадежно расставив ноги по обе стороны конька. Внизу снова забормотали, кто-то сердито огрызнулся. Достал из кармана гранату. Выдернул кольцо, разжал ладонь и бросил загремевшую, как камень, гранату в трубу. Три... четыре. Заскользил прочь от трубы, из которой вырвался столб дыма и копоти. Грохот скатывающегося по крыше снега. Разлетающиеся во все стороны окна. Вопли людей. На снегу языки пламени – нет, горит сама казарма. Труба извергает дым и пронзительные крики. Дверь казармы распахнулась... с грохотом распахнулась и дверь будки. Кто-то горящий и растерзанный свалился в снег у тропы. Вопли все громче, страшнее. Девятьсот осколков. Надрубленная стальная спираль, зарядом взрывчатки превращаемая в осколки. Убойный радиус девять метров. Глаза, лицо, руки, ноги, органы. Доскользив до края, спрыгнул в сторону задней стены. Под башмаками захрустело усыпавшее снег стекло. Непрекращающиеся жалобные вопли. Из будки стреляют. Поднявшись, заглянул внутрь горящей казармы. Два тела так и остались лежать на койке, постельное белье разодрано в клочья. Растерзанное тело на полу. Ближе к печке что-то, бывшее когда-то человеком, – видно, притулился погреться у печки и оказался изрешеченным стальными осколками. Тяжело ступая по сугробам, направился к караульной будке, из разбитого окна которой по-прежнему велась стрельба. И из двери казармы. В казарме было четверо... ...офицеры? В отдельном помещении. Стремительно обернулся – фигура в накинутой на нижнее белье плотной шинели уже возилась с автоматом. Хайд пустил очередь с колена. Поставленный на беглый огонь "Калашников" опорожнил магазин за доли секунды. Шинель тяжело рухнула рядом с тропой в снег. Охватившие всю казарму языки пламени, словно простираемые в мольбе руки, с ревом вырывались сквозь крышу и из окон. Жар доставал до лица. Поворачиваясь на колене, перезарядил автомат. Касса не видно. Дважды выстрелил по мелькнувшей в окне фигуре. Промахнулся, почти обрадовавшись. Только бы не мимо будки. Снова выстрелил по мелькнувшей тени. – Ты где? – позвал он в тишине, нарушаемой треском неправдоподобного огня. Тепло грело шею, просачиваясь внутрь. – С другой стороны! – услышал он. – Все в порядке? – ...немного толку! – разобрал он затихающий голос. Касс выдохся. Как мотор, у которого кончилось горючее. Хайд поглядел в ночное небо. Где-то над Китаем, за недалекими вершинами, брезжил серый рассвет. Навигационных огней не видно, но ждать недолго. И не будут они дружественными... Со стороны перевала позади казармы ничего не слышно, только холодный треск огня. С огромным трудом, будто за спиной тяжелый камень, присел на корточки. Ноги дрожали – смертельная усталость брала верх. Пошатываясь, двинулся к прыгающей в глазах караульной будке. Наблюдая за окном, за окном... ...есть один. Выстрелил. В окне пусто. Следи, следи... ...споткнулся о порог, все сооружение зашаталось. Заглянул в разбитое окно. Сперва ничего, потом разглядел торчащую из-за грубо сколоченного стола ногу. Через край стола перевалилась тень. Тихий стон. Раненый. Отошел от окна. Картина стерлась. С трудом согнувшись, поднырнул под столб шлагбаума – граница, добро пожаловать в Афганистан. Не годится – не может наскрести о нем в памяти ничего доброго. Нашел Касса стоящим на коленях у дороги – словно молился. Тяжело опустился рядом на одно колено. Моментально сковала усталость. – Все в порядке? Фил... ты в порядке? В порядке, черт возьми? Касс безучастно взглянул на него. – Больше ни хрена не будет, верно? – пробормотал он. Хайд покачал головой. – Пошли дальше... давай, Фил, – начал терпеливо уговаривать он. – Никого в живых, никто не гонится... – Во всяком случае, в данный момент. Хайд встал на ноги и, обвив Касса негнущейся ослабевшей рукой, стал его поднимать. Оба шатались, как чахлые деревца на ветру. С востока осторожно, но уверенно подкрадывался серый рассвет. Казарма догорала. – Пошли. Тропа, по-прежнему узкая, теперь спускалась вниз. Они, спотыкаясь, двигались по ее изгибам, пока не скрылись из виду руины погранзаставы. Касс, споткнувшись, упал поперек заснеженной тропы. Не двигается. Хайд понял, что больше не встанет. Обоим конец. И туг услышал шум винтов. Увидел быстро приближающиеся из Пакистана мигающие меж звезд навигационные огни. Из Пакистана... Касс правильно сделал, что остался лежать. Правильный выбор. Два комплекта огней, два вертолета. Обрамленные огнями черные тупорылые силуэты, как огромные насекомые, нависшие над затухающим пламенем казармы. Хайд сидел на снегу, зачарованно глядя на орудия его уничтожения. Пламени не видно, но оно мерцает по подбрюшьях обоих вертолетов. Восходящим потоком воздуха засасывает снег. Шум винтов громко отдается от окружающих перевал скал. Потом машины скрылись из виду, и шум опередил их, когда они двинулись вдоль тропы. Теперь всего несколько мгновений. Два "Алуэтта-Ш". Затухающее пламя мерцает на прикрепленных с обоих боков управляемых реактивных снарядах. Восемь ракет, две пушки – минимальное вооружение. Ничего не почувствуешь. Обгоняющий невидимые "Алуэтты" шум винтов нарастает, становится оглушительным. У последнего поворота снег вздулся и взвихрился вверх, превращаясь в миниатюрный буран, двигающийся впереди двух вертолетов. Грохот винтов и моторов сотрясал неровную каменистую тропу. Появился палец прожектора. Он надвигался, гипнотизируя: хотелось двинуться навстречу, чтобы сразу положить всему конец. Свет скользнул по похожему на бороду замерзшему ручью. – Ой... проклятье! – слабым хриплым голосом взвыл Касс, дико глядя на первый окутанный снежной пеленой "Алуэтт". Тот летел, уткнувшись носом вниз, как взявшая след гончая. Морщась от боли и изнеможения, Касс поднялся на колени. Оттолкнулся руками, но не смог встать и бросился удирать от вертолета на четвереньках. Хайд, не шевелясь, скрестив ноги, как Будда, глядел ему вслед. Тупое темное рыло "Алуэтта" уставилось на него. Перестало двигаться. Вынырнувшая из снега вторая "вертушка", облетев первую сверху, зависла носом кверху впереди. Касс слепо полз ей навстречу. В сотнях футов под ними перевал переходил в узкую долину. В предрассветных сумерках можно разглядеть вдалеке кромку леса, даже едва видное пятно замерзшего озера. И уходящие вдаль горы. Тебе... никогда... не выбраться отсюда... никогда. Касс остановился и, стоя на четвереньках, глазел на преградивший ему путь "Алуэтт". Хайд в свою очередь смотрел на изучающий его вертолет. Голову осыпало взвихренным винтами снегом. Плечи, руки, автомат. Сам вертолет в созданном им буране как бы уменьшился в размерах, казался помещенной в стеклянный шар перевернутой вверх ногами фигуркой. Потерял очертания, превратился из силуэта в тень, потом во что-то неясное, смутное... ...пополз к Кассу, дрожа от нетерпения, толкнул локтем, указывая вверх позади них. Слабый блеск замерзшей воды. Достаточная для двоих расщелина в скале? Втиснув Касса в расщелину, из которой сочился полузамерзший ручеек, как можно плотнее вжался в скалу. "Алуэтт" в замешательстве вынырнул из поднятой им же снежной тучи. Хайд не сводил с него глаз. За ним последовала вторая "вертушка". Они сердито гудели, будто строгие учителя, столкнувшиеся с подрывающим их авторитет непослушанием. Откуда-то третий набор навигационный огней. Вся остававшаяся решимость рухнула. Огни спустились ниже. Оба "Алуэтта" уставились друг на друга, потом развернулись в противоположные стороны, поставленные в тупик, но не потерявшие уверенности. Судя по виду, большой десантный вертолет, "Чинук"? "Алуэтты", как мухи, взлетели навстречу большому двухроторному вертолету и зависли с обоих боков. "Чинук" выплеснул вниз замерцавший по обледеневшей тропе серебристый луч. Луч, как отыскивающий на странице нужное слово палец, забегал взад и вперед по тропе. На брюхе "Чинука" подсвеченный с одного из "Алуэттов" красный крест. Глотая морозный воздух, Хайд вышел из-за скалы и вяло замахал руками над головой. Луч двинулся к нему, проскочил мимо, вернулся назад, залив со всех сторон светом. "Алуэтты" вызывающе держались на прежних местах. "Чинук" резко снизился, направляясь к нему. – Фил! – истерично заорал он. – Фил... валяй сюда, черт побери!.. С трудом приковылявший Касс тяжело привалился к Хайду. Оба стояли в слепящем магическом кругу льющегося с "Чинука" света. "Алуэтты" не двигались – не имели на этот случай соответствующих приказаний. "Medecins sans Frontieres" – надпись во весь борт "Чинука". Из открытой двери машут рукой. "Чинук" втиснулся в узкое пространство, будто дородная матрона в тесное кресло. Рука подзывала к себе. Они с Кассом, держась друг за друга, заковыляли навстречу. Французские вертолеты, французские врачи, французские... лягушатников лучше не трогать – никогда не знаешь, когда потребуется их оружие или помощь. Да благословит Господь лягушатников!.. Руки осторожно подняли их в надежное чрево "Чинука". |
||
|