"01.09: Бесланское досье" - читать интересную книгу автора (Нееф Кристиан, Майр Вальтер, Клуссман Уве,...)ВТОРОЙ ДЕНЬ ЗАХВАТА ЗАЛОЖНИКОВ 2 СЕНТЯБРЯКазбек Дзарасов, худой и длинный, сидит в коридоре. Через щели баррикады проникает утренний свет. Ноги, руки и все мышцы болят от мучений прошедших суток. Но пора опять работать. Начался второй день захвата заложников. Время ползет медленно, как улитка. Дзарасову приказано вернуться в класс #16, куда он ночью относил убитых и раненых. Сейчас, утром, раненые тоже мертвы. Но не от ран они скончались. Дзарасов видит стреляные раны на головах и телах. Он вспоминает, как слышал выстрелы именно с этого направления, из 16-го класса. В его душе все переворачивается. Но на лице маска – тихое добродушие, никакой агрессии. Террорист торопит: нужно восемь трупов отнести на второй этаж, в кабинет литературы. Дзарасов знает этот кабинет. Он всю школу хорошо знает. Он сам закончил десять классов в школе #1, он знает, как куда пройти, где какие лестницы, где какие закоулки. Одно за другим, Дзарасов и другой заложник несут тела наверх, забирают из того класса, где кладут эти тела на двери. Чтобы выйти, дверь приходится наклонять. Потом пару шагов до лестницы и там начинается коридор, ведущий в спортзал, оттуда наверх, снова пару шагов назад по коридору. Коридор слишком узкий. Дверь все время ударяется углами о стену, тела соскальзывают. В кабинете литературы уже лежат убитые, некоторые из них в левом углу лицами к окнам, одно тело лежит у двери. На втором этаже тоже оживленная деятельность: и здесь террористы ходят по коридору, они возбуждены, несут оборудование, оружие, ящики с боеприпасами. Откуда и куда – понять невозможно. Неясно, что, собственно, в эти ничем не занятые часы они вообще делают, но движения много. Они все время бегают, вид у них занятый. Неся последний труп из класса 16 наверх, Казбек опять думает, что, видно, пришла его очередь умирать. В этот момент он вовсе в этом не сомневается. Грязная работа сделана, он и другой заложник – лишние свидетели, террористам проще всего их убить. Но работа еще не завершена. Под дулом ружья Дзарасова заставляют выбрасывать трупы из окна. Сейчас примерно 10 утра. Он и не старается сделать работу быстро. Он затаскивает тела на подоконник, старается на них не смотреть, особенно избегает смотреть на лица, просто двигает их вперед. Он толкает их, пока они не выпадают из окна. Пять раз подряд он это проделывает. Пять трупов он выбрасывает на улицу Коминтерна. И здесь неожиданно для него террорист говорит: "Идем вниз, пошел в спортзал! У тебя там семья что ли? Молись своему богу!" Соотношение сил между обоими флангами антикризисного штаба сдвигается в пользу ФСБ. Его вице-шеф Проничев и тем временем подъехавший генерал Александр Тихонов, командующий группами антитеррора Альфа и Вымпел, обсуждают возможности штурма. Североосетинские политики бурно протестуют. Они умоляют силовиков ничего не предпринимать. Чуть позже свои услуги в качестве переговорщиков предлагают советы старейшин Чечни и Ингушетии, арабские телеканалы. Жесты, продиктованные благими намерениями, но бесполезные. Захватчики настроены вести переговоры только с теми, кого они назвали. Больше ни с кем. Террорист, держащий ногу на бомбовзрывателе, слушает радио, сидя на стуле. Так Лариса Мамитова узнает, что правительство получило информацию, что была в ее записке. Однако номер телефона не работает. Радио сообщает, что правительство называет число лишь в 300 заложников. Слыша это, террористы приходят в бешенство. Они кричат заложникам, что с ними никто не хочет вести переговоры. Что они будут обороняться до последней пули. И что воюют они под знаменем Аллаха. Мамитова просит, чтобы ее отвели к Полковнику. Ее выводят на лестницу, и со второго этажа к ней спускается Полковник. Ему она говорит, что его телефон не работает. "Врут", – отвечает полковник. Он так же спокоен, как в первый день. Мамитова просит, чтобы он проверил номер. Тогда Полковник берет второй мобильник и набирает номер своего. Оказывается, номер действительно не работает. Может быть; силовики блокировали номер, чтобы выиграть время? Или чтобы вызвать панику среди заложников? Он диктует Мамитовой другой номер. Она записывает его на клочке бумаги. Она пишет, что террористы теряют терпение. Около одиннадцати часов, размахивая майкой своего сына, Мамитова с новой запиской выходит на школьный двор. Но у школы на улице Коминтерна никто не стоит, кому можно было бы передать записку. От ворот с другой стороны двора мужчина кричит, чтобы она шла к нему. Он берет у нее записку и говорит, что двое его сыновей – среди заложников в школе. Мамитова успевает сказать, что в школе 1300 заложников и что там невыносимо жарко. И что дети чувствуют себя все хуже и хуже. В это утро детям разрешают умыться, но пить – запрещено. Террористы говорят, это наказание за то, что правительство не желает с ними продолжать переговоры. Особенно Ходов с его раной в руку становится все более агрессивным. Он устанавливает охрану около умывальников. Кричит: "Кто будет пить – застрелю". Дети не понимают, почему им запрещают пить. Мамитова говорит им: нельзя, вода отравлена. Чтобы никто не вздумал пить. После обеда в одном из классов террористы выдирают доски из пола. Они говорят: теперь туалет будет здесь, где никаких кранов с водой. В спортзале тем временем почти все дети сидят в нижнем белье. Террористы психуют, видя почти обнаженных девочек. Они приказывают Мамитовой сделать так, чтобы девочки не раздевались. Она пытается объяснить это школьницам, умоляя не злить боевиков. У террориста Изнаура Кодзоева пятеро детей и жена. Правда, он с ними не живет. Но в антикризисном штабе считают, что они все-таки могут быть полезны. Велено привести жену Луизу. В одиннадцать вечера предыдущего дня ее забирают из ее скромного жилища в Кантышево и вместе с детьми сажают в машину. ФСБэшников, которые сопровождают ее, она предупреждает: " Если вы меня подвезете к школе, может так быть, что мой муж и меня, и детей поубивает". Дозвониться до ее мужа в школе не удается – ни вечером, ни в первой половине следующего дня. Тогда решают снять на видео обращение Луизы к Изнауру. Это те слова, которые позднее будут переданы по телевидению: "Если ты там, отпусти детей. Детям помоги, ведь у тебя самого пятеро". Луиза Кодзоева рассказывает, что ее первые слова были вырезаны. А сказала она: "Изнаур! Я знаю, что тебя там нет". И еще: " Меня заставили". Изнаура Кодзоева можно считать выходцем из ингушской знати. Он – родственник депутата думы Башира Кодзоева и сын Иссы Кодзоева, ингушского поэта и основателя Партии справедливости. Кодзоевы живут в Кантышево, в котором 17 тысяч жителей и 10 мечетей. Их поселок на холме, он возвышается над христианской, осетинской низиной как бастион пророка. Отсюда как на ладони виден владикавказский аэропорт, который вблизи Беслана, и даже город Беслан с его спиртозаводами. И школа #1 отсюда видна где-то внизу, у ног. Клан Кодзоевых спонсировал в Кантышево строительство медресе, прямо рядом с центральной мечетью. И в эту пятницу там соберутся около шести тысяч верующих со всей округи. Но прежде всего клан Кодзоевых знаменит произведением Иссы, народного поэта, написавшего на 600 страницах роман "Галгай" о ранней истории ингушского народа. Ингушетия не похожа на Северную Осетию. Здешние мужчины носят темные костюмы и широкополые шляпы. Они смуглы и стройны. По виду – резиденты Коза Ностра на Кавказе. Ингушские женщины не подают и не пожимают рук, когда здороваются, не носят мини-юбок и не пьют спиртного. Ингуши неплохо живут, занимаясь контрабандой чеченского бензина и торгуя собственной, весьма качественной нефтью. Под сенью кивающих осликов, разбросанных по всей республике и качающих в день до семи тонн нефти, сколачиваются приличные состояния. Эту землю и ее историю воспел национальный поэт Исса Кодзоев. Его книга есть на полке любой местной библиотеки. Она – обязательное чтиво для тех из ингушей, кто охоч до образования. А пышные иллюстрации к оригинальному изданию сделаны Изнауром Кодзоевым, сыном поэта. Террористом. Для российских следователей Кодзоев-младший давно в списке преступников: в 1998 году он был захвачен и снова освобожден, в августе 1993 года объявился в лагере подготовки террористов в Али-Юрте, в июне 2004 года участвовал в нападении на Назрань и в убийстве милиционера. Ожидают Аслаханова, советника Путина. Он еще не добрался из Москвы до Беслана. С начала захвата заложников прошло 27 часов. Лететь от Москвы до Владикавказа часа два. Где же застрял Аслаханов? Зато вдруг появляется Руслан Аушев, бывший президент Ингушетии, бравый генерал с пышными черными усами под широким носом. Как и братья Гуцериевы, вызванные сюда просто от отчаяния, Аушев числится среди личных врагов Путина. Как и их, генерала не пускают в здание антикризисного штаба, где заседают путинские назначенцы. С этого момента Аушеву приходится звонить и руководить прямо стоя во дворе. Аушев – ветеран афганской войны. Считается, что у него особые контакты с чеченским подпольем. Когда он был президентом – с 1992 по 2001 год, – Ингушетия превратилась в район, где отсыпались и отдыхали изможденные чеченские партизаны. Если кого-то из них здесь и арестовывали, то тут же отпускали. Аушев воевал вместе с Асланом Масхадовым задолго до того, как тому, президенту Чечни, в 1999 году пришлось перейти на нелегальное положение. С того самого момента, как Владимир Путин стал президентом, дружба этих удельных князьков на Северном Кавказе ему не нравилась. В апреле 2002 года он привел к власти в Ингушетии генерала спецслужб Мурата Зязикова, в лояльности которого не сомневался. Он надеялся получить надежный западный фланг в длившейся к тому моменту уже два с половиной года второй чеченской войне. Но Путин просчитался. Результатом его манипуляций с властью стало приближение линии фронта в войне федеральной власти против повстанцев на Северном Кавказе углубляется на запад. Попытки федеральных властей силой навести порядок на земле Ингушетии, только обостряют положение. Обыски, зачистки, аресты – весь арсенал опробованных в Чечне средств – теперь применяется ФСБ и войсками МВД и в Ингушетии. Только с января по сентябрь 2004 года в республике, население которой 470 тысяч человек, бесследно исчезли 47. Одновременно поступают сведения, что во всех районах республики усилился приток молодежи в радикальные и хорошо финансируемые кружки ваххабитов. Граница фанатизма сдвигается к западу. А с нею и война на Кавказе. Заурбек Гутиев, отставной учитель и ветеран Сталинграда, видит все как в тумане. Уже 30 часов ни капли воды, ни крошки еды. Своих больных ног он почти не чувствует. В зале жара, как в сауне. Воздух таков, что дышать невозможно – сплошной запах экскрементов. Дети все чаще требуют воды, кричат все громче. Они просят, чтобы взрослые мочились в бутылки – чтобы это можно было пить. Гутиев все еще держит завернутым лацкан своего пиджака. А то террористы увидят его ордена. Он по-прежнему не снимает шляпу. Но он не потеет. Его знобит. Он как рыба, выброшенная на берег – взгляд туманный, происходящего почти не понимает. Он чувствует, как им овладевает безразличие к судьбе. Уже почти нет сил хотеть выжить. Он слышит голос девочки: "Заурбек Харитонович, откройте рот!" Сначала он девочки не видит, она подползла к нему справа. Он только слышит голос. Незнакомая девочка. Он думает: "Достала чего-то попить. Наверно, даст воды". Он открывает рот, полный зубов из чистого золота. Добрая работа советских времен, сделал 30 лет назад в Краснодаре. Он наклоняет голову назад, глотает. Три глотка. Что-то теплое, кислое, горчит. Он глотает мочу из рук девочки, которую не знает. Она выжимает тряпку, чтобы капли попадали ему в рот. Ему хочется плакать, как плачут дети вокруг. Но ведь он взрослый, бывалый солдат, 200 дней и 200 ночей в Сталинграде. Приходит мысль: "То, что здесь – пострашней. Эти тут – хуже, чем все фашисты вместе взятые". В Беслан прибывает Владимир Яковлев, уполномоченный Путина по югу России, бывший мэр Санкт-Петербурга. С начала кризиса прошло почти 30 часов. Аушев звонит по мобильному телефону старому соратнику Ахмеду Закаеву в Лондон, где тот представляет находящегося в подполье чеченского президента Аслана Масхадова. Закаев, по следам которого гнались московские спецслужбы, получил в Лондоне политическое убежище и наладил комфортабельную жизнь. С тех пор, как его поддерживает британское правительство, и он считается дипломатическим представителем рассеянной по всему миру чеченской диаспоры, Закаев носит темные костюмы и серебристые галстуки, у него резиденция на Лестер-Сквер недалеко от парламентского и правительственного квартала. Администраторы в его бюро теперь англичане. В этот четверг, когда звонит Аушев, он как раз вышел из своего офиса, чтобы в студии Би-Би-Си дать интервью о драме с заложниками в Беслане. Его мобильник отключен. Связь удается установить лишь со второй попытки. Аушев передает трубку ветерану политического фронта Дзасохову, который в 1999 году, когда начиналась вторая чеченская война, приютил в своей республике жену и дочь Масхадова. Они знакомы, уважают друг друга, у них свои счеты. Потому Закаев обещает по каналу "для экстренных случаев" связаться с Масхадовым и передать ему просьбу. Теперь Дзасохов опять звонит Путину. Российский президент готов вести переговоры о том, чтобы выпустить арестованных террористов, если за это из спортзала будет выпущено "значительное число" детей. Глава России просит антикризисный штаб сделать все, чтобы не подвергать детей опасности. В азербайджанской столице Баку в это же время разыскивают некоего "Али", чтобы через него установить связь с чеченским президентом Масхадовым. Быстро становится ясно, что Масхадову нужны гарантии безопасности. Его предшественник Дудаев был убит после того, как россияне через сигнал спутникого телефона узнали, где он находился. Так рисковать Масхадов не хочет. Он выходит на связь через интернет. В военном крыле антикризисного штаба тем временем укрепляется убеждение, что террористы в школе уж не такие неизвестные люди. Сейчас задача – максимально сократить ущерб для авторитета собственных войск. Командующий спецназом ФСБ в 15 часов 20 минут требует, чтобы Восьмая армия подтянула танки и бронетранспортеры. В гражданском крыле штаба настроение радостное – террористы согласились пустить к себе Руслана Аушева. Будет прямой контакт. Есть надежда. Переговорщик Руслан Аушев надевает шлем и черную накидку – он отправляется в школу. Он пересекает двор, идет к большой створчатой двери в спортзал, которая открывается навстречу ему. Он останавливается на пороге. Он спрашивает захватчиков, узнают ли они его. Узнают. На этот случай все террористы одели маски. Прибытие Аушева они снимают на видеокамеру. Они передают Аушеву новый список требований, адресованных "его превосходительству президенту Российской Федерации Путину рабом Аллаха Шамилем Басаевым". "Полковник" говорит Аушеву, что правительство может собрать во дворе и расстрелять всех родственников тех, кто захватил школу. Это не изменит их решимости настаивать на своих требованиях. Директор школы успевает сказать Аушеву, что заложников около 1200. Один из захватчиков поправляет ее и говорит, что их 1020. Все это время Аушев держит обе руки у головы, как если бы он был охвачен ужасом. Ему разрешают забрать заложников. Он покидает школу с 12 женщинами и 15 грудными детьми. Одна из женщин передает своего ребенка другой женщине, сама возвращается – в зале еще двое ее детей. Одна из бабушек, которой разрешили уйти с внуком, остается, потому что второй внук по-прежнему в заложниках. Весь мир обходит фотография, на которой Аушев стоит около своей машины, на заднем сидении которой обнаженный грудной ребенок. В антикризисном штабе анализируют список требований террористов. Текст написан на странице, вырванной из тетради по математике. В нем масса орфографических ошибок. Захватчики требуют окончания войны и вывода российских войск из Чечни, принятия Чечни в качестве независимого государства в СНГ, введения рубля в качестве валюты и использование миротворческих войск СНГ в Чечне. Требования из разряда тех, что в короткое время выполнить невозможно. Дирекция больницы организует свой кризисный штаб из 10 врачей. Они понимают, что в школе в опасности находятся более 1000 человек и что скоро может потребоваться помощь врачей. На официальную цифру 354 заложника они не обращают внимания. В Беслане 5 операционных и 15 хирургов. Можно освободить 215 коек, если удалить всех пациентов, состояние которых не является угрожающим. Если вызвать всех врачей района, в распоряжении будет человек 200. У 23 врачей больницы дети оказались заложниками в школе. В заложниках 10 медсестер. И одна из их коллег – Лариса Мамитова В трех больницах Владикавказа тоже подготовлены койки, приведены в готовность операционные, дежурят несколько десятков врачей. Всего на второй день захвата заложников, в Беслане и Владикавказе в четырех больницах в готовности 1045 коек. Указания директорам больниц поступают напрямую из Москвы, из учреждений Минздрава. То самое правительство, которое в официальных заявлениях говорит о том, что число заложников где-то между двумя и четырьмя сотнями, позднее – называет число 354, добивается, чтобы одновременно для жертв готовилось более тысячи коек. Ситуация складывается скверно. Правительственным переговорщикам не удается продвинуться ни на шаг вперед. Хотя переговоры с террористами они ведут практически непрерывно. Распространяется слух, что боевики накачались наркотиками, что они глотают таблетки, чтобы не заснуть, что они принимают средства, чтобы в решающий момент взорвать бомбы в спортзале и самим погибнуть. Позднее генеральная прокуратура с полной серьезностью заявит: "Люди, взявшие заложников в Беслане, были бандой наркоманов, которые в конце концов стали совершать ошибки из-за явлений абстиненции". Но человек, отвечающий на телефонные звонки, явно в полном сознании. Когда педиатр Рошаль обращается к нему с какой-либо просьбой или задает вопрос, собеседник отвечает спокойно и без промедления. "Ведь вы и ваши люди – горцы, вам же знакомо чувство достоинства. Разве уважающий себя мужчина берет в заложники детей? Отпустите хотя бы самых маленьких. Пожалуйста!" Ответ: "Нет!" "Отпустите женщин. У вас же в заложниках достаточно мужчин". "Нет!" "Тогда хотя бы разрешите передать воду и питание для детей". И в этом террорист отказывает: "Дети объявили голодовку. Не хотят ни пить, ни есть". "Какая голодовка? У вас там дети малые, грудные, есть! Это они объявили голодовку? Пожалуйста, пропустите меня осмотреть детей!" "Нет!" В восемь вечера Заурбека Гутиева, ветерана Сталинграда, что-то вырывает из дремы. Террористы орут команды, гремят винтовками, автоматами, пистолетами. Старик видит, что оказался в группе 35-40 человек, сплошь взрослых, в том числе пожилых женщин и мужчин, которых выводят из спортзала, через узенькую дверь их гонят к залу для бокса. Через маленький закуток в маленькое помещение рядом со спортзалом, где стоят брусья, турники, гимнастические кони. Гутиеву этот зал знаком. Здесь раньше тренировались боксеры. Он знает, там должна быть раздевалка с душем и умывальником, с водой. И действительно, террористы открывают дверь и впускают Заурбека Гутиева. Он бросается к умывальнику, пьет, сколько может, глотает, втягивает в себя воду, по телу разливается свежесть. Его отталкивают назад в боксерскую, свет гаснет. Гаснет свет. Для тех 35 или 40 человек это жуткий сигнал – сигнал грозящей смерти. Гаснет свет, и 35 или 40 заложников слышат, как щелкают затворы винтовок, как вставляют магазины и рожки, слышат тихие скрипучие голоса. В эти секунды все говорит за то, что предстоит массовый расстрел. Заурбека Гутиева охватывает страх, что его расстреляют во мраке этого спортивного зала. От ужаса у него недержание, в свои 84 года он вдруг понимает, что ужасы войны – еще не предел. Слепой садизм этого террора превосходит все, что довелось ему пережить в те 160 дней и 160 ночей Сталинграда. У этих мучителей ничего человеческого нет. Их зверство не знает пределов. Они не стреляют. Они упиваются своей властью над жизнью и смертью. Они говорят: "Сесть! Молитесь своему Богу!" Заурбек Гутиев не молится. Он надеется на чудо, хотя в следующую секунду ему кажется, что все пропало. Наступает ночь. 35 или 40 заложников не спят во мраке маленького спортзала. Они будут так сидеть до шести утра следующего дня, когда их снова переведут в большой зал. Они сидят 10 часов. Правительственный переговорщик Леонид Рошаль откладывает трубку в сторону. Только что он сказал захватчикам в школе о новом предложении: "Мы хотим предоставить вам возможность выйти из школы. Сделаем коридор – отсюда до Чечни. Вас никто не будет атаковать. Можете взять с собой заложников". В ту секунду, когда Рощаль заканчивает говорить, он слышит ответ: "Нет!" "Они на переговоры идут еще хуже, чем та банда в театре", – думает Рошаль. И: "Они извлекли уроки. Они знают, что находятся в беспроигрышном положении – им нечего терять. Примет правительство их требования – они выиграли. Не примет – солдаты будут штурмовать школу, взорвутся бомбы, погибнут осетинские дети – от рук ингушских и осетинских шахидов-самоубийц. И это будет победой террористов, языка насилия, будет работать на экспорт чеченской войны в соседние кавказские республики". Так думает Леонид Рошаль, доктор. Кто-то из детей теряет сознание. У одного из семиклассников начинается эпилептический припадок. Родители в отчаянии передают детей вперед, ближе к проходу, и умоляют террористов дать им попить. Террористы угрожают застрелить детей и палят в потолок. В зале такая жара и теснота, что некоторые из заложников укладываются спать на пакеты из-под взрывчатки, прямо под большими бомбами в баскетбольных корзинах. Доктор Лариса Мамитова в этот вечер не находит где прилечь между заложниками. Она спрашивает террориста, можно ли ей лечь на кучу, сложившуюся из брошенных сумок. Боевик разрешает. Мамитова вспоминает, что в ее сумке есть медикаменты. Она принимается искать лекарства по сумкам. Один из террористов это замечает, но делает вид, что не видит. У многих детей поднялась температура. Мамитова раздает, что удалось найти по сумкам – таблетки от сердца, аспирин, обезболивающее. Из задних рядов кричат, что им тоже нужны медикаменты. Мамитова спрашивает, какие. "Любые! Нам все равно". Сын Мамитовой Тамерлан и сын одного коллеги из больницы в эту ночь держались рядом с ней. Ребята говорят, как они хотят пить. Им по 13 лет. Они боятся погибнуть. На блокпосту день тянулся ужасно долго. Роман Алиев, патрульный милиционер и 30 его коллег должны следить за толпой – за родственниками, которых тут собралось уже сотни, может быть, даже тысячи. Временами у шлагбаума грозит разразится паника – люди умоляют милиционеров ничего не предпринимать, ни в коем случае не штурмовать. Роману Алиеву точно не известно, о чем речь. Штурма никто не планирует, милиционеры – уж точно. Люди только повторяют то, что слышали по телевидению. Что террористы готовы на все, что за одного своего убитого они расстреляют 50 заложников, и другие страсти. Роман пробует успокаивать людей. Наступает ночь. Ночью спокойней: меньше родственников – они расходятся, идут поесть, пытаются поспать. Роман Алиев и его коллеги делят лаваш, режут на куски сыр и усаживаются под орешником и каштанами поесть. Они спят по очереди. Алиев не спит. На его посту появляется большой начальник. Какой-то полковник из Владикавказа. С ним – начальник милиции, люди из антикризисного штаба, политики. Они говорят: "Этот пост больше не нужен, уберите заграждения. Мы сейчас ведем переговоры и, вероятно, дадим им коридор для отступления. Ни в коем случае не задерживать и не стрелять. Вероятно, они возьмут с собой заложников". Милиционеры собираются в группу, чтобы уйти с позиции. Со стороны они выглядят как шайка разбойников на какой-то гражданской войне. Половина в милицейской форме, другая половина – в гражданском. У тех, что в форме – фуражки, кители разные, разные пояса, кто-то в сапогах, кто-то – в кроссовках. У некоторых табельное оружие, калашниковы, у других – винтовки из личных запасов, потому что в отделениях милиции оружия оказалось недостаточно. В таком виде они и отходят. Они идут к ближайшему железнодорожному переходу и собираются там ждать. Переход простреливается из школы. И действительно, в их направлении стреляют пару раз. Милиционеры уходят в прикрытие и наблюдают за школой. Они видят, как через ворота школы выходят трое террористов. Они с оружием, начеку, винтовки наготове. Они проходят несколько шагов. Похоже, они решили посмотреть, как обстановка. Алиев слышит, как они все трое кричат "Аллах велик!" Они стреляют в воздух и снова исчезают в здании школы. Алиев ждет. Теперь, кажется, террористы должны скоро уйти. Он ждет, что скоро подъедут машины. Но ничего не происходит. Четверть часа он ждет, и не происходит ничего. Потом его отряду поступает новый приказ: вернуться на позиции на углу Лермонтовской и Коминтерна. Под выстрелами, но под покровом ночи, они возвращаются. Похоже, коридора не будет. Фатима, фотограф местной газеты, продвигается ползком между заложниками вблизи того помещения, где гимнастические снаряды, который рядом с коридором, ведущим от тренировочного зала к главному. Она видит, что в зале, где гимнастические снаряды, террористы по очереди ложатся спать. "Я же журналистка", – размышляет она. – "Должна все подмечать". Но у выхода из тренировочного зала дышать вообще нечем. Фатима задыхается. Ночью она подползает к окну и укладывается на подоконнике. Заснуть не удается. Поначалу была надежда, что террористы хотя бы детей отпустят. Теперь она не верит, что ей удастся выжить. Приходит мысль, что лучше смириться с судьбой. Она лежит на подоконнике и вспоминает Сенеку. "Нужно размышлять о смерти, чтобы не бояться ее", – прочла она однажды у него. "Ибо мы боимся не смерти, а мыслей о ней". Фатима больше не боится смерти, не боится она и мыслей о ней. Но она боится, что смерть может быть долгой и мучительной. Командующий 58-й армии, генерал-лейтенант Виктор Соболев, передал спецназу ФСБ шесть БТРов, а из Владикавказа подошли танки. Одновременно в гражданском крыле штаба спикер Северо-Осетинского парламента Мамсуров и депутат думы Рогозин набросали проект соглашения с террористами. Суть бумаги – переговоры федерального руководства с Масхадовым, план автономии для Чечни и поэтапный вывод войск. По окончании трудов авторы, в компании шефа североосетинского национального банка и сенаторши из Москвы, подкрепляются – налегают на курочку и осетинский пирог. Мамсуров с Рогозиным разобрались с одной бутылкой водки. Из школы, до которой 200 метров, слышны выстрелы. Опять. Это террористы с крыши стреляют в ночь. Просто чтобы не соскучиться. |
||
|