"Экипаж машины боевой" - читать интересную книгу автора (Кривенко Виталий Яковлевич)

КАРАВАН

БТР ротного вдруг резко стал, мы потихоньку подъехали к ним и остановились рядом. Ротный смотрел в бинокль.

– Вот идет караван, по сыпучим пескам, он везет анашу в свой родной Пакистан, – пропел слова из песни, ротный.

– Что там такое, товарищ старший лейтенант. Караван что ли?

– Три барбухайки направляются в сторону иранской границы. Выехали, по-моему, из подножья этих гор. Так, а ну быстро за ними, до границы еще далеко, так что накроем их минут через двадцать, не больше.

Мы рванули вперед, все попрыгали в люки и похватали бронежилеты, боеприпасы, и выскочили на броню.

Бронежилеты у нас были Б-2, они были легкие, 6 килограмм, пуля их конечно пробивала как фанеру, но от осколков и пуль на излете они иногда помогали.

Туркмен пересел за руль, а Хасан, взяв автомат, выскочил на броню. Я приготовил пулеметы к бою и, оставив их на взводе, тоже вылез на броню.

Минут через пять на горизонте показались четыре точки. Ротный, смотря в бинокль, показал четыре пальца, но мы уже и так видели, что там было четыре барбухайки.

– Может, мирный караван? – сказал Качок, проверяя затвор своего АКСа.

– Может и мирный. Только, когда не далеко в ущелье идет бой, мирные караваны навряд ли будут шататься возле гор. Так что, наверняка, это духовский, – ответил я ему.

Уже ясно стали видны очертания каравана, и было видно, что первым идет верблюд, а за ним три барбухайки с крытыми кузовами навроде будок, расстояние до них было в пределах километра.

Из БТРа ротного пальнул короткой очередью пулемет КПВТ, давая предупредительный выстрел. Мы сняли автоматы с предохранителей и передернули затворы, я сел рядом с люком, чтоб, если что, сразу прыгнуть за башенные пулеметы. Караван остановился, неужели мирный, подумал я, духовские обычно отстреливаются, а этот стал и стоит.

Ротный показал нам, что их БТР заедет спереди, а нам показал заходить сзади. Мы разделились, БТР ротного на всех парах полетел наперерез каравану, а мы направились прямо по курсу, как и ехали до этого, только прибавив скорости. Все молча наблюдали за приближающимся караваном, и с готовностью в любой момент вступить в бой.

Вдруг караван начал рассыпаться: две барбухайки развернувшись, помчались в сторону гор, а верблюд и оставшаяся барбухайка стояли на месте. Далеко отъехать они, конечно, не смогут, БТР едет намного быстрее этих колымаг, можно было достать их из КПВТ, но они успели заскочить за сопку у подножия гор. Туркмен, высунувшись из люка, показал в сторону отъезжающих двух барбухаек и крикнул нам:

– Догоняем эти две, я постараюсь перескочить через сопку и срезать им путь к горам.

– Давай, давай, Туркмен, жми, – крикнул я ему.

Наш БТР подлетел к сопке и начал на нее взбираться, движки работали на пределе, машина уверенно взбиралась вверх.

Надо отдать должное Туркмену, БТР наш был всегда на ходу, и отказов почти никогда не было, мало того, он пер как зверь, будь то в гору, будь то по пескам. Да еще плюс к тому, Туркмен где-то урвал бескамерные колеса, что значительно сокращало проблемы в рейдах.

Взобравшись на сопку, БТР вдруг накренило вниз, впереди был крутой, почти вертикальный спуск.

– Держитесь, черт возьми! – успел крикнуть я, и схватился за крышку люка. Все похватались, кто за что мог: Урал с качком схватились за ствол от башенного пулемета, Хасан схватился за баки с водой, я одной рукой держался за люк, а другой держал за шкварник Сапога, который чуть не улетел вперед БТРа. Туркмен давил на тормоза, но машину юзом тащило вниз, а вода из баков лилась нам на голову. Спустя время, мы сопровождаемые столбом пыли, можно сказать приземлились, клуб пыли накрыл нас. Кашляя, отплевываясь и матерясь, мы начали приходить в себя.

– Все на месте, никто не выпал? – закричал Туркмен.

– Если даже Сапог здесь, значит все, – крикнул Урал.

– Ну, тогда двигаем дальше, – сказал Туркмен.

Пыль рассеялась, я оглянулся назад и обалдел, мы летели метров сто вниз, почти по вертикальному склону.

Вдруг перед нами выскочила барбухайка, я в какое то мгновение даже успел увидеть удивленные рожи двух духов, сидящих в кабине. Не успели мы обалдеть, как барбухайка развернулась к нам бортом, за ней выскочила вторая, и тоже резко вырулила вбок, все это произошло в считанные секунды. Я посмотрел вперед, и меня пробило холодным потом – на нас в упор смотрели два ствола ДШКа.

– Ложись, ДШКа в кузове! – успел крикнуть я, и нас всех как ветром сдуло с брони.

Раздался грохот, и пули зазвенели по броне. Я упал на землю и прижался к десантному люку, рядом со мной почти одновременно тоже кто-то грохнулся.

Если сказать, что я испугался, то значит, вообще ничего не сказать.

– Бля, пиз…ец, на дембель в цинковом ящике, на этот раз точно, – услышал я чей-то голос, оказалось, это был Хасан, который лежал рядом со мной.

– Урал, ты живой? Давай мочи из гранатомета, иначе нам всем жопа! – заорал я, и посмотрел вверх.

На броне сидел Сапог, вцепившись в ствол КПВТ. Я обалдел, от него по идее и мокрого места не должно остаться после такой канонады. Его счастье, что БТР был накренен на бок, и пули рикошетом улетали в сторону. Я подпрыгнул и, схватив Сапога за штанину, резко дернул вниз, он упал на землю, как мешок. Башня БТРа мгновенно развернулась, и заработали сразу оба башенных пулемета, это, скорее всего, Туркмен прыгнул за пулеметы, но из-за Сапога, который можно сказать висел на стволе, Туркмен не мог развернуть башню пораньше. Потом раздался взрыв впереди БТРа, я пальнул пару раз из подствольника в сторону, где предположительно находилась барбухайка.

Вокруг происходило непонятно что, одновременно работали и ДШКа и КПВТ с ПКТ, свист пуль раздавался со всех сторон. Я огляделся вокруг, рядом лежал Сапог, распластавшись, как лягушонок, за колесом сидел Хасан и плевал из подствольника, сопровождая все это благим матом. Высовываться из-за БТРа было как-то страшновато, если пуля от ДШКа попадет в голову, то башка разлетится как арбуз. Но желание увидеть, что все-таки происходит, оказалось сильнее страха, и я высунулся, держа АКС наготове. Метрах в ста пятидесяти горела барбухайка, накренившись на один бок, у нее не было заднего колеса. ДШКа продолжал работать, но пули уже не долетали до БТРа. Из-за сильного наклона кузова, угол подъема на станине, где крепились пулеметы, не позволял поднять стволы выше. Потом духовские пулеметы заглохли, из кузова барбухайки выскочил дух и, прихрамывая, побежал в противоположную от нас сторону, я выстрелил очередью ему по ногам, он упал. Вторая барбухайка была в полукилометре от нас и направлялась в сторону гор.

Возле меня открылся десантный люк, из него появился Туркмен:

– Все живые? – спросил он.

– Да х…й его знает! Качок, Урал! Вы живые там? – крикнул я.

– Да, да все нормально, Качок ранен в бок, но не тяжело, – крикнул в ответ Урал, с другой стороны БТРа.

– Давайте быстро в машину и погнали за второй барбухайкой, а то уйдет сука, – крикнул Туркмен.

– Не уйдет. Дай мне «муху», только быстро.

Туркмен исчез в люке и через секунду появился обратно с трубой в руках. Я взял трубу, выбежал на равнину, взводя на ходу установку. Присев на одно колено, я поймал в прицел барбухайку, шла она на подъем и двигалась медленно, к тому же расположена была боком к нам. Цель была прекрасная, расстояние составляло метров пятьсот-шестьсот от силы.

– Ну, держите бакшиш, сучары, – произнес я со злостью, и нажал на спуск. Ракета быстро пошла на цель, блеснула вспышка в районе кабины, и барбухайка встала, было четко видно, как заполыхала кабина. Я отбросил в сторону пустую трубу, сел на землю и достал сигарету, руки дрожали от пережитого стресса, я с трудом прикурил сигарету, сделал несколько глубоких затяжек, потом медленно поднялся и побрел к БТРу. Неужели все обошлось, я не верил, что остался живой, а перед глазами стояли две дырки от стволов ДШКа, состояние, мягко выражаясь, было жуткое.

Недалеко горела другая барбухайка, я хотел пойти заглянуть в кабину и посмотреть, остался ли кто жив из духов, но потом подумал, да ну их на хер, к тому же Туркмен там поработал из башенных пулеметов, так что навряд ли кто живой остался.

– Ни хрена себе дела, так и ебан-.ться можно, – сказал я приглушенным голосом, подойдя к мужикам.

– Юра, что это было, черт возьми? И вообще, откуда они взялись?! – спросил Хасан с обалдевшим взглядом.

– Пиз…ец подкрался незаметно, вот что это было, – ответил я и сел под колесо БТРа. Потом посмотрел на Хасана, и спросил:

– Хасан, а че ты косяк не забиваешь, а? Как раз самое время.

– Что-то не хочется, – ответил Хасан.

– Руки дрожат наверно? – начал я подкалывать Хасана, хотя самому мне было не смешно.

Хасан подскочил и протянул мне руки со словами:

– На, на, смотри. Ну, где они дрожат?

– Да ладно, убери руки. У меня у самого они дрожат, еле сигарету подкурил, – сказал я глядя на Хасана.

– Скоре всего, духи хотели заскочить за сопку, чтоб слинять из зоны обстрела, а мы двинули наперерез, и перескочили через эту сопку, – заявил Туркмен высовываясь из люка.

– Скажи, что мы наебн-лись с этой сопки. Туркмен, так ведь можно и в пропасть улететь. Ты че, не видел, куда летишь?

Туркмен посмотрел вверх, потом на меня и, присвистнув, спросил:

– Мы живые, или нет?

– Что-то я ангелов не вижу, – помахав руками, как крыльями, сказал Хасан.

– А вон они горят, ангелы твои, – ляпнул я Хасану. И тут вспомнил, что Качок-то ранен. Я встал и спросил:

– А Качок где, что с ним?

– Там он, с другой стороны, наверное, с Уралом, – ответил Хасан.

– А придурок этот где?

– Здесь в БТРе сидит, если еще не сдох с перепугу, – ответил Туркмен.

Я встал и обошел БТР, Урал что-то колдовал над Качком.

– Урал, возьми гранатомет и пальни пару раз по кузову, той барбухайке кабину я подорвал, а будка вроде целая, хоть там никого не видно было, но для верности все же не мешало б еще долбануть.

Урал молча встал, взял гранатомет, и полез в люк за гранатами.

Качок полулежал на боку, облокотившись на локоть, бок его был перетянут бинтом, а лицо было перекошено от боли.

– Ну, как ты? – спросил я его.

– Если не считать пробитого бока, и то, что я чуть не обосрался от страха, то в остальном все нормально.

– Бок сильно задело?

– Да не знаю, черт… боль жуткая, там торчит что-то, я чувствую.

– Дай посмотрю, если есть там что-то, то надо вытащить, а то так и будешь мучиться.

За БТРом раздался выстрел, потом второй, это Урал из гранатомета добивал барбухайку.

Я снял перевязку сделанную Уралом, рана была как порез, сантиметра четыре длиной, кровь шла не очень сильно, я раздвинул рану, что б посмотреть глубоко ли его зацепило.

– А-а-ай! Юра, ты че делаешь, гонишь что ли?! – закричал Качок.

К нам подошли Хасан и Туркмен, и сели на корточки.

– Ну, че там? – тихо спросил Хасан.

– Да хрен его знает, на пулю не похоже, – ответил я. Потом спросил Качка:

– Качок, может, когда ты падал, зацепился за какую-то ерунду?

– Какой хер зацепился, я же говорю там торчит что-то, – стеная, ответил Качок.

– Так. В общем надо доставать. Качок, ты как, готов терпеть боль?

– А что мне остается? Или может, посоветуешь, как ее не терпеть?

– Давай косяк ему забьем, он выкурит, может, не так больно будет, – предложил Хасан.

– Да че толку твой косяк, надо героин или на крайняк промедол. У нас есть что-нибудь? – спросил я.

– Только «баян», но заправить его нечем, – ответил Туркмен, разводя руками.

– Сапог! – крикнул я.

Из люка показалась морда, вся в пыли.

– Канистру тащи! – крикнул я ему.

– А? – издал короткий звук Сапог.

– Ну че ты на меня уставился? Канистру с брагой неси, труп ходячий. Сапог полез на броню за брагой.

– Бля буду, везет же дуракам, на броне остался, и ни хрена ни одна пуля не попала. Я наверх посмотрел, вижу, Сапог сидит на броне, уцепившись за ствол пулемета. Ни фига себе думаю, подпрыгнул и дернул его за штанину, он грохнулся оттуда, как мешок с говном, – начал я рассказывать, смеясь.

Тут Туркмен подпрыгнул:

– А я думаю, че за ерунда, поворотный механизм на пулеметах заклинил, что ли, а это оказывается Сапог на них висел, ишак.

Мы начали смеяться, напряжение и страх прошли, наступило время обсуждать произошедшее.

– А-а-ах, бля! Да не смешите вы, и так больно, черт возьми, – простонал со смехом Качок.

– Мужики, надо Качка оперировать, а то мы забазарились. Сапог, ну где ты там, черт тебя возьми? Давай быстрее брагу неси, тормоз х…ев! – крикнул я Сапогу.

Я легонько похлопал Качка по плечу, и сказал:

– Держись, Качок, сейчас браги литр хапнешь, и будет все нормально, вытащим тебе эту канитель.

Сапог принес канистру и поставил рядом со мной.

– Ну как ты Сапог, крыша не поехала еще? – спросил я его.

– Чуть не поехала, – дрожащим голосом пролепетал Сапог.

– Скажи спасибо, что тебе ее не снесло вообще. Кружки тащи, и пару банок тушенки.

Сапог опять убежал. Я посмотрел на небо, день шел к закату, через часа три-четыре стемнеет, надо побыстрее сматывать отсюда.

– Дело к закату, мужики, – показав на солнце сказал я.

– Время еще есть, успеем, – сказал спокойно Хасан.

– А БТР как? – спросил я Туркмена.

– В командирское окно пуля попала, на своем-то я успел щиток захлопнуть, а в остальном, все нормально.

– Ну надо же, мы просто в рубашке родились, я думал нам пи…дец всем, а тут все так обошлось, я до сих пор не могу поверить.

– Ну, это кому как, мне вон бочину пробили, – сказал Качок, кривясь от боли.

– Да это ерунда, главное, что не смертельно, – успокоил я Качка.

Появился Сапог с кружками и тушенкой.

– Давай, открывай тушенку, – обратился я к Сапогу.

– Открывалку забыл, – с сожалением проговорил Сапог.

– Я сейчас тебя пристрелю, сука, если ты не растормозишься, – я встал, схватил Сапога за шкирку и толкнул к БТРу. Он со свистом заскочил в десантный люк.

Я налил по очереди пять кружек, потом взял одну и протянул Качку, он взял кружку и медленно выпил, потом выпили мы, одна кружка осталась полной.

– А где Урал? – спросил Хасан.

– Да хрен его знает, улетел наверно, вместе с гранатой, – сказал я и крикнул:

– Урал! Где ты там?!

Появился Сапог с открывалкой, и принялся открывать тушенку.

– Сапог, а где твоя кружка? – спросил его Хасан.

– Там, в котелке лежит, – ответил Сапог, показывая в сторону БТРа

– Ну так неси ее, и тоже выпьешь, ты ведь теперь в составе экипажа.

Сапог молча пошел за кружкой, через минуту он вернулся и поставил кружку рядом с канистрой, я налил в нее браги.

– Ну, давай Сапог, вмажь, за то, что жив остался, – проговорил Хасан.

Сапог выпил и покривился.

– А тебе, Качок, еще две кружки залпом, и я попробую вынуть тебе из бочины то, что ты там якобы чувствуешь, – сказал я, повернувшись к Качку.

Я налил кружку и протянул Качку, он выпил, я налил еще одну и опять протянул ему.

– Дай отдышаться, черт возьми. Ух, крепкая падла, – сказал Качок, потом достал сигарету и прикурил ее.

– Действительно крепкая, неужели за сутки так покрепчала, – произнес Хасан с удивлением.

– Трое суток уже стоит, мы тебе не сказали тогда, чтоб ты не накинулся на нее, – ответил я ему.

Да где же этот Татарин, елки палки, подумал я, потом встал и пошел посмотреть, куда он делся.

Я увидел, как Урал тащил что-то тяжелое.

– Урал, что ты там волочешь? – крикнул я ему.

– Духа тащу, с перебитыми ногами. Помоги лучше, чем спрашивать, – ответил он.

И я вспомнил, как прострелил ноги духу, который выскочил из кузова барбухайки.

– Урал, да брось ты его нахер.

– Зачем бросать, он еще живой, и к тому же в сознании.

– Ну тогда сам и тащи его, – ответил я ему и пошел обратно к пацанам.

– Че там такое, Урал духа что ли тащит? – спросил Туркмен, и все посмотрели на меня.

– Да, духа прет, я прострелил ему ноги, и забыл про него, это дух, который за ДШКа сидел.

– Бля, да я его сейчас пристрелю козла, – сказал Хасан, и встал передернув затвор АКСа.

– Успокойся Хасан, пристрелить всегда успеем, лучше заберем его с собой, садись, садись давай, – сказал я, и дернул Хасана за штанину.

К нам подошел Урал, увидев налитую кружку, он взял ее, и молча выпил.

– Ну, куда денем этого душару?

– А куда ты его дел? – спросил я Урала.

– Там лежит, за БТРом.

Хасан встал и пошел за БТР.

– Хасан! Ты там не замочи его, – крикнул я Хасану.

– Да не ссы ты, я просто побазарю с ним немного, – ответил из-за БТРа Хасан.

– А он не уползет? – опять спросил я Урала.

– Нет, я связал ему руки его же чалмой.

– А не сдохнет? – спросил Туркмен.

– Нет, не сдохнет, я перебинтовал ему ноги тряпкой, – ответил спокойно Урал.

– Ну, ты Татарин заботливый такой, прям как сестра милосердия, – сказал я ему.

Потом я встал и залез в БТР, там у нас в аптечке лежали медицинские щипчики с загнутыми концами похожие на ножницы, я не знаю, как они там у медиков называются, но мы их называли щипцы. Мы специально возили их с собой, на случай если придется вытаскивать пулю или осколки из тела.

Я достал щипцы и йод, после чего вылез обратно.

– Ну Качок, готовься, сейчас будем тебя оперировать. Брагу вмазал? – спросил я его.

– Да вмазал, только подожди, покурю вот, а потом приступай, – сказал Качок.

– Ну, кури, кури, никто тебя не торопит.

Сапог стоял радом, и пялился на Качка. Я посмотрел на него и спросил:

– Сапог, ну чего уставился, Андрюху первый раз видишь что ли? Иди вон, лучше на духа посмотри. Да не ссы ты, он не укусит тебя, а если укусит, то выбей ему зубы, я разрешаю.

Сапог молча пошел за БТР, куда минуту назад пошел Хасан.

Послышался гул мотора.

– Это ротный! – крикнул я, и быстро налил брагу в кружки.

– Давайте, берите быстрее. Сапог! Беги сюда, быстро.

Сапог подбежал и спросил:

– Че такое, Юра?

– Че такое, че такое! А ну хватай канистру, и бегом ее с глаз долой!

Мы спешно выпили, и Сапог утащил канистру в БТР. Через минуту нарисовался БТР ротного. Развернувшись, он остановился рядом с нашим.

– Как вы там?! – крикнул ротный и, спрыгнув на землю, направился к нам.

– Да вот, Качок ранен, а в остальном, вроде пронесло. А у вас как дела, че так долго не было? – спросил я ротного.

– За верблюдом гонялись.

– А что, верблюды быстро бегают?

– Если в твою жопу посмотрят два пулемета, ты тоже быстро побежишь.

– Мне они, только что в морду посмотрели.

К нам подошли пацаны из БТРа ротного, водила Петруха, Серега с Володей, Олег и Бача.

– Ну, как вы? – спросил Олег.

– Да вот, живые вроде. Правда пришлось немножко испугаться, барбухайки из-за сопки выскочили, а у одной в кузове пара ДШКа оказалась, а мы все на броне. Да мало того, еще и вон с того откоса слетели, не успели после приземления прийти в себя, а тут еще духи перед глазами, я их маму еб…л, думали труба всем приснилась. Но вроде пронесло и на этот раз, – закончил рассказ Хасан и спросил:

– А вы-то как?

– Да мы тоже, вроде, ништяк, барбухайку замочили, она была с ранеными духами в кузове, человек двадцать, наверно, мы их гранатами закидали. А верблюд вез медикаменты, провизию, муру в общем разную, его мы тоже замочили. Одного духа живым взяли, того который на верблюде ехал, – рассказывал Петруха, размахивая руками.

– Мы тоже одного взяли, там за БТРом валяется, – перебил его Урал.

– А мясо вам не надо верблюжье? Мы маленько того верблюда обдербанили, вот только надо его побыстрее захавать, а то протухнет, – предложил Олег.

– Давай, давай, надо, надо, давно я верблюжатины не ел, – потирая руки, сказал обрадованный Туркмен.

– Так вы оттуда прилетели? – удивленно спросил ротный, показывая пальцем на крутой спуск.

– Да, оттуда, – сказал спокойно Туркмен.

– Ну ни хрена вы даете! Думали, наверно, что БТР летать умеет? – не переставал удивляться ротный.

Потом подошел Закиров, и сел рядом с пацанами, слушая, как они рассказывают друг другу о недавнем приключении. У Закирова это был первый рейд, видно было, что ему этих впечатлений было больше чем достаточно, но для него это было только начало. Я разговаривал с Закировым еще в полку, он как никак мой земляк, на первый взгляд он мне показался неплохим парнишкой, кое какие понятия у него были, а там дальше видно будет. Я не стал подключаться к общему базару, а направился к Качку.

– Мужики, а чего это вы такие веселые, на обкуренных вроде не похожи? – спросил вдруг ротный, глядя мне в глаза.

– Время провели весело, вот и веселые, – сказал я, смазывая йодом щипцы.

– Да я не об этом.

– А о чем? – спросил я у ротного, а потом обратился к Качку:

– Ну как ты, Качок, готов?

Он кивнул, после чего, я начал развязывать Качку рану.

– Да тут запах какой-то специфический, – не унимался ротный.

– Ну, товарищ старший лейтенант, сами понимаете, это дело хозяйское. Вы у танкистов тоже, вроде, кое-что забрали со специфическим запахом.

– Да ладно, я ничего против не имею, просто так интересуюсь. Ну, в общем, базар базаром, а надо побыстрее отсюда валить. Давай Юра, побыстрей приводи в порядок Андрея и поехали. А вторая барбухайка где, их вроде три было? Одну мы замочили, одна вон горит. А третья ушла что ли?

– Да нет, не ушла, она во-он там на склоне горела, уже наверное потухла, хотя вон дым еще видно. Но я ее конкретно приложил из «мухи».

– И я еще из гранатомета пару раз по кузову пальнул, для верности, – сказал Урал.

– Вы что, живого духа взяли? – спросил ротный, вставая.

– Да, только он ранен в ноги, – ответил Урал.

– Что с собой возьмете, или? – ротный провел пальцем по горлу.

– Возьмем, не помешает, может пригодиться, если не издохнет по дороге.

Я разбинтовал рану Качку.

– Ну, Качок, терпи, я полез тебе в нутро, – промолвил я.

Двумя пальцами я раздвинул рану и потихоньку сунул туда щипцы, Качок застонал от боли.

– Терпи, Андрюха, – успокаивал я Качка.

Щипцы наткнулись на что-то твердое, это был металл. Зацепив эту штуковину щипцами, я на мгновенье подумал: вытащить потихоньку, или резко выдернуть, и как-то самопроизвольно рванул щипцы. Качок взвыл от боли и, выругавшись матом, схватился рукой за бок.

– Ты че, сука, больно ведь, еб..!

– Ничего Андрей, все нормально, – спокойно сказал я ему, разглядывая осколок вытащенный из раны.

– А ну дай сюда, – сказал ротный протягивая руку.

Я подал ему щипцы.

– Что это за чертовщина? – спросил Хасан.

Я оглянулся, оказывается, все пацаны собрались вокруг нас, и наблюдали за процессом.

– Это медная рубашка от пули ДШК, товарищ старший лейтенант, – заметил я.

– Да, ты прав, Юра, – ответил ротный.

– Качок, тебе повезло, ты в рубашке родился, – показывая на окровавленный осколок сказал Хасан.

Медная оболочка пули была ровно развернута, и походила на отрезанный под конус кусок красного картона.

– Надо же, как ровно развернулась, прям как из под пресса, на, Андрей, бери на память, – сказал ротный, протягивая осколок Качку.

Качок взял кусочек медяшки и, внимательно посмотрев на нее, сказал:

– Я же говорил, что у меня что-то торчит в бочине, а вы не верили.

– Ну ладно, мужики, давайте закругляться, пора сваливать отсюда, – скомандовал ротный и, посмотрев на Качка спросил:

– Ну, как ты, Андрей, в госпитализации нуждаешься?

– Да нет, товарищ старший лейтенант, со мной все будет нормально, бывало и похуже, – ответил Качок.

– Ну, тогда по машинам, и вперед, – махнув рукой, сказал ротный, и направился в свой БТР.

МИНА

– Урал, перебинтуешь Качка в БТРе, – сказал я Уралу, потом подхватил за руку Качка, Хасан взял его с другой стороны, и мы направились в БТР. Качок держал рану куском бинта, между пальцев сочилась кровь. Мы подвели Качка к десантному люку, дальше он полез сам. Хасан и Сапог запрыгнули на броню, а я полез в люк за Качком, поддерживая его сзади.

– Юра, да не пекись ты обо мне, я нормально себя чувствую и сам смогу залезть, – сказал мне Качок.

– Ну, мало ли чего, вдруг тебе помощь нужна.

– Нет, не нужна, да и вообще, я уже залез.

Я тоже залез в БТР и захлопнул люк.

– Ну как все, на месте? – спросил Туркмен.

– Да, все. Поехали давай, – сказал я.

– Духа нету, которого я притащил, – опомнился Урал.

– А где он? – спросил я.

– Там впереди БТРа лежит, – ответил Урал.

– Да на хрен он сдался, этот твой дух, – сказал я Уралу, и крикнул Туркмену:

– Туркмен! Там где-то впереди БТРа дух раненый лежит, переедь через него.

– Щас сделаем, какой базар, – ответил Туркмен.

БТР сначала отъехал назад, потом резко двинулся вперед.

– Аля, бесмеля, готов душара, – произнес Туркмен.

В командирский люк заглянул Хасан и выкрикнул:

– Э-э, мы духа задавили!

– А тебе что, жалко его стало? – спросил Туркмен.

– Да в общем нет, ну я думал, может, взяли бы его с собой, да поприкаловались бы с него.

– Что, за два года не наприкаловался еще? – сказал я Хасану.

– Да он, наверно, снюхался с этим духом, пока они там базарили, – приколол Хасана Туркмен.

– Да, кстати, а о чем вы там с этим духом трещали, а, Хасан? – спросил я его.

– Я спрашивал, откуда они.

– Ну, и откуда?

– С гор, там у них бой идет с десантурой, а эти раненых развозили по кишлакам, и тут мы им обломились, ну а дальше случилось то, что случилось, – ответил Хасан и голова его исчезла из поля зрения.

Урал разорвал санитарный пакет и достал бинт. Качок убрал руку с окровавленным шматком бинта, кровь хлынула из раны. Урал по быстрому начал перевязывать рану.

– Может, зашьем рану, Качок ты как на это смотришь? – предложил я.

– Смотрю отрицательно, ты и так мне чуть кишки не вырвал, – проговорил Качок, стиснув от боли зубы.

– Скажи спасибо, что рубашка развернулась так ровно, а то бы точно кишки вырвало.

– Да уж, ты прав, Юра, мне самому интересно, как это она так ровно распласталась.

– А куда ты ее денешь, а, Качок, на шее будешь таскать, да? – поинтересовался Урал.

– В жопу засуну, – простонав, ответил Качок.

– А ну, покажи, как ты это сделаешь? – спросил я Качка.

– Да пошел ты, и без того тошно. Черт что-то кровяна хлещет через бинт, – приподнимаясь и смотря на рану сказал Качок.

– Урал, на еще пакет, намотай побольше, – я подал Уралу еще один пакет.

– Качок! Как ты там, живой еще!? – крикнул Хасан, опять заглянув в командирский люк.

– Нет, не живой, помер ужо! – ответил ему Качок.

– Пусть будет земля тебе пухом, Качок, – опять крикнул Хасан.

– Аминь, – ответил Качок.

– Хасан, забей лучше косяк, – обратился я к Хасану.

– Осталось всего на косяк, и больше нету, – ответил Хасан.

– Забивай давай, приедем на место, у пацанов возьмем, – сказал я.

Хасан запрыгнул в командирское сиденье и принялся за дело, он достал иголку, насадил на нее кусочек чарса, потом подогрел его на огне от спички, и раздавил пальцами.

Мы часто так делали, грели чарс на огне, и пока он горячий, раздавливали его пальцами, а так он был прессованный и жесткий. Иногда мы отламывали от лепешки маленькие кропалики величиной со спичечную головку, но этот процесс был долгим, да и пальцы от этого болели, особенно указательный и большой, и ногти этих пальцев всегда нарывали.

Окно напротив командирского сиденья было закрыто защитным щитком, так как оно было выбито пулей от ДШКа. Хасан сначала привстал поближе к открытому люку, но там был ветер, который мог сдуть чарс с ладони, Хасан наклонился к Туркмену и стал забивать, пользуясь светом от его окна.

– Хасан, не мешай ехать, иди забей возле лампочки, – сказал Туркмен отталкивая Хасана.

– Дай забить, Туркмен, потерпишь пару минут, – возмутился Хасан и снова наклонился к водительскому окну.

– Хасан, сука! Над обрывом едем, не видишь что ли. Вали отсюда со своим чарсом, сейчас, вон, в пропасть улетим к чертям собачьим, – крикнул Туркмен и снова отпихнул Хасана. На этот раз Хасан перелез в десантный отсек, и начал забивать под лампочкой, плафоны в десантном отсеке были бледно-зеленого цвета, и видимость была плохая, но руки Хасана были с детства натренированны на это дело, и он без особого труда забил косяк. После чего посмотрел на нас, и спросил:

– Ну, кто будет?

– Все будут, чего зря спрашивать, – сказал я Хасану.

– Я не буду, мне и браги хватает, – ответил Туркмен.

– А я курну маленько, – отозвался Качок.

– Может Сапога обдолбим, – предложил Урал.

– Да он тогда ваще потеряется навсегда, и бесповоротно, – ляпнул Хасан, прикуривая косяк.

Мы курнули косяк, стало легко и свободно, все обломы, те, что были и те, что будут, стали как-то глубоко похеру. Я прыгнул в командирское кресло и натянул шлемофон, как раз в это время шли переговоры между ротным и комбатом, из наушников доносилось прерывистые слова:

– Березка, Березка, я Тайга. Как слышно? Прием.

Березка – это позывной нашей роты, а Тайга – это комбат, он был родом из Сибири, и позывной у него был или Тайга, или Сосна.

Дальше послышался ответ ротного:

– Я Березка, слышно нормально. Где вы, Тайга?

– В одиннадцатом квадрате. Березка, почему не выходили на связь, как у вас?

– У нас все нормально, с караваном пришлось повозиться, один ранен, но не тяжело.

– Березка, давайте быстрее подтягивайтесь, до темноты надо кишлак прочесать, сейчас над ним работают штурмовики. Полк уже здесь, артдивизион на подходе. Как понял?

– Все понял, минут через сорок будем на месте. Конец связи.

Я снял шлемофон и повернулся к пацанам.

– Полк уже подъехал.

– Куда подъехал? – спросил Хасан.

– Туда подъехал, – ответил я, показывая указательным пальцем по ходу БТРа.

– Юра, че ты паришься, какой полк, куда подъехал? – опять спросил Хасан.

– Полк, говорю, подъехал, он уже на месте. Понял? Я хрен его знает, где точно, в одиннадцатом квадрате, короче. Но это херня, сейчас на проческу пойдем.

– Че, по рации услышал, да? – спросил Урал.

– Да, ротный с комбатом только что базарили, – ответил я.

– А что еще они базарили? – спросил Туркмен.

– Да не много. Комбат спросил, чего не выходили на связь, полк говорит, уже подошел, в кишлаке работают вертушки, по приезду будем чесать кишлак, в общем.

– А че, завтра что ли нельзя прочесать, обязательно сегодня, – начал возмущаться Хасан.

Я протянул ему шлемофон, и сказал:

– На, скажи это комбату.

Хасан махнул рукой, взял автомат и полез на броню, за ним вылез Урал. Стало слышно, как разносился раскат взрывов, где-то вдалеке.

Туркмен думал о чем-то о своем, в такие минуты с ним бесполезно говорить, он все равно ничего не будет слушать. Качок кемарил, он потерял много крови, и по этому его от слабости тянуло на сон. Я взял автомат, запрыгнул наверх и сел на броню, облокотившись о крышку люка.

Хасан с Сапогом о чем-то беседовали, сидя возле баков с водой, точнее, Хасан что-то втирал Сапогу, а тот слушал и кивал. Я осмотрелся вокруг, справа от нас были отвесные скалы, слева глубокая пропасть, ехали мы по горной дороге, ехали медленно, так как эта опасная дорога шла серпантином.

Я сидел и думал, сколько же, черт возьми, за эти два года пришлось исколесить по этим проклятым горным дорогам, и сколько бронетехники улетело в пропасть вместе с экипажами. Куда ни глянь, везде братские могилы, да вообще весь Афган – это братская могила. Из этой войны два выхода, как при менингите, или умер, или сошел с ума, и еще не известно, что лучше.

Помню, как-то в наш детдом, какие то блатные притащили видик, в начале восьмидесятых это была диковина, мы никогда не видели ничего подобного. Показали нам фильм ужасов, мы были ошарашены, после этого просмотра я первое время боялся один оставаться в темноте. А сейчас, после всего увиденного и пережитого в Афгане, и вспоминая этот фильм, я про себя думаю, какая это была наивная сказка. Видеть ужасы на экране, и видеть их в натуре, мало того, еще и участвовать во всем этом кошмаре самому, поверьте мне, это огромная разница.

Я посмотрел на Сапога, как раз в этот момент он перечитывал какие-то письма, наверно из дома. Ах, как я ему завидовал в этот момент, сам я за эти два года в Афгане не получил ни одного письма. Да и кто мне напишет, у меня ведь нет никого, ни родных не близких. А если вы спросите, как же друзья по детдому? Да они, скорее всего, по зонам расфасованы, и того, что я сейчас в Афгане, они возможно и не знают. И когда в роту приносят почту, на душе такая тоска наступает, аж выть охота, в такие минуты начинаешь думать, застрелиться что ли, один хрен никто оплакивать не будет. И вот видя, как Сапог читает письмо, мною опять овладели подобные мысли.

Вдруг БТР ротного резко остановился, мы уткнулись ему в зад.

– Что случилось?! – крикнул Хасан.

– Петруха увидел на дороге что-то похожее на мину, – ответил Закиров.

Меня как током ударило.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите – я пойду, – крикнул я.

– Бережной, ты знаешь, на что идешь, – ответил ротный.

– Да, я знаю, разрешите выполнять?

– Иди, Юра.

– Есть, – ответил я, и направился в сторону мины.

Я подошел к месту, где предположительно должна была находиться мина и откинул несколько камней. Под камнями и вправду лежала мина, это была английская мина с круглым пластмассовым корпусом и резиновым взрывателем на воздушной подушке. Такая мина с первого раза могла и не сработать, взрыватель срабатывал от давления воздуха внутри воздушной подушки, так что неизвестно где она шарахнет, или под первым колесом первого БТРа, или посреди колоны.

Вдруг откуда-то появился скорпион и заполз на мину, наверно, вылез из под камней, которые я расшевелил.

– Дурила, знал бы ты, на чем сидишь. А ну, кыш отсюда, – я махнул рукой.

Скорпион ощетинился и принял боевую позицию, жало его было наготове и клещи подняты к верху, он, постояв немного в такой позе, стал потихоньку пятится назад.

– Что, разозлился, сученок? Вот так все вы здесь к нам относитесь. Наверно думаешь, явились сюда гости не званные, в чужой монастырь со своим уставом. Да хотя, что ты можешь думать, тупое насекомое? – я вытащил штык-нож и, подцепив скорпиона острием, откинул его в сторону.

Потом я посмотрел на круглый черный пятак взрывателя, на душе была какая-то пустота, страха я не ощущал. Возможно, по этой мине уже кто-нибудь проезжал, а может нет, с какого времени она стоит, неизвестно, может час, может день, может год, черт ее знает. В голове промелькнула страшная мысль, сейчас стоит нажать на эту черную точку и все, быстрая и безболезненная смерть, тебя разорвет на куски, не успеешь даже осознать, что произошло. Я не раз видел, как умирают мучительной смертью, видел, как горят живьем. Не раз приходилось видеть, как духи подбрасывали наших пленных после жутких казней, на них страшно было смотреть, тела были изувечены до неузнаваемости. Я не хотел такой смерти, я всегда думал, пусть лучше убьют сразу, но только бы не остаться калекой, или мучиться, перед тем как умереть. А тут передо мной лежала мина, я был один на один с этим смертоносным механизмом, и был выбор или жить, или умереть. Я где-то слышал, что у каждого человека все предрешено судьбой, или, как еще можно выразиться, «на все воля божья».

Но все-таки, если я не хочу жить, то меня уже ни что не остановит, ни судьба, ни воля божья. Подумав об этом, я протянул руку к мине, и нажал на резиновый взрыватель. По спине пробежала мелкая дрожь, и я почувствовал, как на лбу выступил холодный пот, сердце бешено стучало. Мина не взорвалась, я со злостью ударил кулаком по взрывателю с криком:

– Черт, будь ты проклята, сука!

Дальше играть в русскую рулетку у меня не хватило духа, когда она взорвется неизвестно, а испытывать эти муки после каждого нажатия у меня не было сил, и я встал.

– Бережной! Ну, чего там такое?! – крикнул ротный.

– Мина на воздушной подушке, сейчас я ее вытащу! – ответил я и снова присел на корточки.

Я небрежно отбросил еще несколько камней прикрывающих мину, разгреб землю вокруг нее и, взявшись за корпус, вытащил мину из ямы. Повертев ее в руках, я подумал, да, тяжелая зараза, и, оглядевшись вокруг, бросил мину в пропасть, потом посмотрел на место, где она лежала, и увидел пару торчащих наконечника от танковых снарядов. Духи частенько ставили подобные мины, сверху обычная мина, а снизу один или два снаряда от танка или САУ. Если такая дура ухнет под БТРом, то днище от взрывной волны прилипает к потолку, и если кто в это время находится в десантном отсеке, то его по стенам размажет. Сидя на броне, еще есть шанс остаться целым, а вот водилам частенько доставалось от таких мин.

Но это еще ничего, вот разок мне пришлось увидеть, как танк наехал на мину, под которой лежала авиабомба. Так там шандарахнуло так, что от танка катки и траки как семечки разлетелись в разные стороны, башня улетела как фанера, а броню разорвало как жестянку. От экипажа ничего не осталось, а от командира танка, который ехал высунувшись из люка башни, нашли лишь голову, которая отлетела метров на сто от взрыва.

– Ну, ни хрена себе арсенал, – произнес я шепотом, глядя на головки снарядов.

На мгновение я даже пожалел, что хотел взорваться на этой мине, черт возьми, чтоб от меня осталось? Наверно одна пыль, б-р-р-р, какая жуть, надо взять себя в руки, иначе, когда ни будь точно на тот свет загремишь, да к тому же по своей дури. Пацаны не хотят умирать и умирают, а меня считай, постоянно проносит, это же, можно сказать, голимая везуха, а я, дурак, сам сую башку в пекло, нет, хватит, надо это дело прекращать, а мысли эти дурацкие надо выкинуть из головы.

– Юрка, ну че ты там сидишь? Солнце вон уже заходит, – крикнул Петруха.

– Все нормально, можно ехать, – крикнул я в ответ, и направился к машинам.

Я не торопясь шел к своему БТРу, взгляд мой был устремлен вперед, но смотрел я в никуда, как бы насквозь, а все окружающее видел каким-то боковым зрением.

– Юра, с тобой все в порядке? – услышал я голос ротного, когда поравнялся с его машиной.

– Да, командир, я в порядке.