Кротов ВикторСны про

Виктор КРОТОВ

Сны про...

...МИРОВОЕ РОДСТВО

Посреди большого портового города, на площади, которая была совершенно пуста, видимо, по причине раннего утра, мне навстречу быстро шагал совершенно незнакомый человек. На нем были странные развевающиеся одежды, вполне соответствующие старинным домам, окружавшим площадь, высокой ратуше с колоколами и фигурным флюгером.

- Добрый день, добрый день! - заговорил он, приближаясь, и протянул мне руку. Обмениваясь с ним рукопожатием, я почувствовал прикосновение шероховатого металла, слегка скребнувшего по коже ладони. Действительно, незнакомец держал в руке небольшую пластинку. Теперь он всматривался в нее, и я заметил, что по маленькому экранчику на пластинке бежит текст. Лицо незнакомца выражало неподдельный интерес и к тексту на пластинке, и ко мне. Свободная рука его легла мне на плечо, и, кончив читать, он притянул меня к себе и крепко обнял.

- Ужасно рад тебя видеть, дядюшка, - произнес он с жаром, и доброе, полноватое лицо его просияло. Он был, без сомнения, гораздо старше меня, и обращение его окончательно повергло меня в недоумение. Заметив это, мой новоявленный племянник покачал головой:

- Вот что значит ходить без генетайзера: своих не признаешь. А у нас ведь общие дед с бабкой! У меня в тридцать шестом поколении, а у тебя в тридцать пятом. Так что ты мне дальний, но дядюшка. Ну, идем, идем, пора уже завтракать. Да и с остальной родней познакомиться надо, а это работа нешуточная.

Он повел меня по оживающим с каждой минутой улицам. И каждый, кого мы встречали, протягивал мне руку, и я ощущал знакомое уже шероховатое прикосновение, и с каждым рукопожатием у меня становилось на одного родственника больше.

...ЭНЦИКЛОПЕДИЮ ЧУВСТВ

- Распишитесь за бандероль, - сказал почтальон, подлетев к моему открытому окну и трепеща голубыми крыльями. Едва я дотронулся до протянутой тетради, как моя подпись замерцала сиреневым светом в нужном месте.

- Мерси! - улыбнулся мне почтальон и растворился в поднебесье. На подоконнике лежала коробка, перевязанная, как торт, золотистой лентой с бантом.

В коробке лежала толстая книга в прозрачной суперобложке, сквозь которую просвечивало: "Всеобщая энциклопедия чувств". Книга возбуждающе пахла типографской новизной, и я тут же пустился листать глянцевые страницы. Тексты были энциклопедически скучны. Среди бесчисленных описаний патологических отклонений трудно было отыскать нормальные человеческие ситуации, а тем более те из них, которые отвечали бы моим собственным проблемам. Курсивом мелькали тут и там слова "нельзя" и "надо".

Вместо иллюстраций на полях энциклопедии были напечатаны какие-то светло-серые кружочки. Наугад я коснулся одного из них пальцем. И - отшвырнул книгу... Тяжелыми шагами мерял я комнату, переполненный раздражением. Как этот тип, с которым связывали меня нерасторжимые житейские узы, мне надоел! Как он отравлял мою жизнь каждым своим словом, каждым поступком, самим своим видом. Он отнимал у меня последние силы, и не было никакой возможности поставить его на место, показать ему все его ничтожество и низость. Странно только, что я никак не могу вспомнить его имя, не могу даже восстановить его ненавистный облик... Мне под руку снова попалась энциклопедия, и я с силой ее захлопнул. Тут же наступило успокоение, и я понял, что иллюстрация закончилась.

Не рискуя прикоснуться к другим кружочкам, я открыл энциклопедию в том месте, где ее страницы меняли цвет. Как было видно по обрезу, примерно четверть тома составляли в конце бежевые страницы. На первой из них было написано: "Мир моих чувств". Чуть пониже виднелся белый кружок. Я потер его пальцем, но ничего нового не почувствовал, только кружок стал светло-серым, а рядом с ним на странице появилось мое имя.

Бежевые страницы были пусты, но я уже начал понимать, в чем дело. Я дотрагивался пальцем до очередного белого кружка, он наполнялся светло-серым цветом (или даже светом), а рядом на странице возникал текст. И этот текст я читал запоем! Здесь говорилось о самых близких мне людях и о тех людях, которые могли стать близкими мне, о моих радостях и печалях, обо всем том, что наполняло мое сердце. Здесь не было слов "нельзя" и "надо", а вопросительных знаков и многоточий было куда больше, чем обычных точек. Но без этой книги я уже не мог обойтись.

...МАГАЗИН ДРУЖБ

В зале было на удивление пусто. Никакой очереди нуждающихся в дружбе. Длинными рядами тянулись стойки, на которых как пальто или костюмы болтались на вешалках бумажные фигуры в человеческий рост. Лицом каждой фигуры была большая фотография, а вся остальная поверхность была покрыта текстом. Фигуры слегка колебались под медленными потолочными вентиляторами, рождая ощущение безмолвной терпеливой толпы, ожидающей невесть чего.

- Чего изволите?

Это был длинный отутюженный продавец. Лицо его выражало полнейшее равнодушие, а полусогнутая поза - величайшую угодливость. Целлулоидные глаза обежали меня с головы до ног, и продавец понимающе кивнул. Бесшумным скользящим шагом он подплыл к одной из стоек, выбрал несколько вешалок с фигурами и направился к плюшевой шторе, изогнувшись на мгновение в мою сторону:

- Пожалуйте в примерочную.

В комнатке за шторой не было зеркала, зато стояло кресло, в которое я был незамедлительно усажен. Продавец вывесил на дальней стенке одну из фигур. Лицо было приятное. Надписей было много, но я мог прочесть только две верхние, наиболее крупные: "Надежен" и "Остроумен". Продавец пододвинул мне поднос с биноклями. На каждом бинокле был указан срок: "Через 2 года", "Через 5 лет", "Через 10 лет"....Чем больше был срок, тем более мелкие надписи мог я различить на фигуре. Это означало, видимо, что через пять лет я пойму ранимость своего друга, а через десять - его внутреннюю сосредоточенность. Когда я перебрал все бинокли, продавец подскочил к фигуре и перевернул ее на другую сторону, где лицо было искажено гневом, а надписи обозначали отрицательные качества предлагаемого друга.

Видя, что я не проявляю энтузиазма, продавец заменил фигуру на другую, потом на третью. Замешательство мое становилось все сильнее.

- Извините, - пожав плечами, произнес продавец, вынул из кармана трубочку с аэрозолем и брызнул мне в лицо. Я почувствовал, что все во мне замерло, тело стало плоским, лицо застыло... Продавец подхватил меня, прицепил на свободную вешалку и вместе с остальными фигурами понес в зал.

...МОЮ ПЛАНЕТУ

Прилетел я сюда на чем-то золотисто-эфемерном. Не успел оглянуться, как мое транспортное средство растаяло в воздухе.

Я стоял посреди бескрайней равнины - пустой и однообразной. Плотная почва неопределенного цвета напоминала асфальтовое покрытие. Нигде не было признаков жизни. Любопытно.

Вдруг у меня за спиной послышался шорох. Это было существо, сидевшее поблизости на задних лапах. Оно было похоже на зайца, с почти человеческой физиономией, с круглыми глазами и высоко поднятыми бровями. Уши у него были большие, но не длинные, а полукруглые. Попрыгав вокруг меня, существо унеслось вдаль.

Мне стало радостно - я не один. Небо поголубело, потом порозовело, и из-за горизонта выкатились сразу три солнышка, похожих на радужные мыльные пузыри. Изменилась и сама равнина. Пробивалась трава, кое-где вспыхнули яркие цветы, а поодаль забрезжили (может быть, раньше было темно?) зеленые рощи. Солнышки переливались самыми разными красками.

И началось!.. Подлетали бархатистые бабочки, каждую из которых я мог назвать по имени. Кружились птицы, ни одна из них не была похожа на другую, и я переживал полет вместе с каждой из них. До меня доносились запах и рокот моря, зовущего в путешествие. Это была моя планета. Все, что появлялось, находило отзвук в моей душе.

Но все-таки - не слишком ли я увлекся? Сколько сил и внимания потребует от меня бесконечная пестрота этого мира! Не пора ли мне к своим земным делам и обыденным заботам?..

И словно в ответ на эту мысль на небе возникли серые облака. Трава пожухла.

Цветы закрылись. Долина опустела. Рядом со мной возникла золотисто-эфемерная космическая ладья и унесла меня с моей планеты.

...ЭЛЕКТРОННЫЙ ПЛЕН

В зале, одна из стен которого была гигантским экраном дисплея, я сидел в глубоком мягком кресле с клавиатурой на коленях и программировал на суперкомпьютере. Облаченный в халат средневекового звездочета, я решал проблему создания искусственного интеллекта.

Все было готово к полному моделированию внутреннего мира человека. На лазерных дисках были записаны потоки повседневных ощущений - все, что приносят человеку его зрение и слух, его память и самочувствие. Можно было включить в работу десятки чувств и сотни эмоций, представленных цифровыми сигналами, но воспринимаемых центральной программой так же, как человек воспринимает свои переживания. Специальный блок под названием "Разум" был готов производить главную продукцию модели: искусственную мысль, которую нельзя было бы отличить от естественной. Великий космический путешественник Ион Тихий незамедлительно признал бы во мне последователя Коркорана - создателя человеческих душ в электронных ящиках.

Нажав кнопку очистки экрана, я задумался. А что, если мой эксперимент уже осуществлен? Что, если мое собственное сознание - всего лишь результат действия электронных блоков под управлением искусно составленных программ? Ведь я прекрасно знаю, как можно закодировать и вид зала с экраном суперкомпьютера, и ощущение удобства от мягкого кресла, и даже то самое сомнение, которое сейчас овладело мною...

Я вскочил, потрясенный. Боже мой, да есть ли вообще способ распознать природу собственного сознания? Ведь какой бы аргумент я ни придумал, он точно так же может оказаться результатом действия специального блока, созданного достаточно квалифицированным программистом!.. Есть ли выход из этой ловушки, кроме сумасшествия (означающего в свою очередь всего лишь сбой программы)? Даже если все это сон, если я ущипну себя и проснусь, что мне делать наяву с этой навязчивой идеей?

И тут я вспомнил... Я выключил компьютер, сбросил средневековый халат, накрыл им клавиатуру, снова сел в кресло и закрыл глаза. Были в моей жизни мгновения, которые невозможно закодировать. И в них, прежде всего в них, таилась расшифровка всех остальных иероглифов сознания... Теперь я готов был проснуться.

...ГЕНЕАЛОГИЧЕСКОЕ ДРЕВО

Шустрым, как белка, человечком я карабкался по ветвям и развилкам огромного дерева. Ботинки мои были снабжены острыми коготками, крепко впивающимися в кору, но почти не оставляющими на ней следов. Добравшись до конца очередной ветки, я находил там почку, или, скорее, плод, выступающий прямо из древесины. Плод был покрыт глянцевой, коричневой, как у желудя или каштана, кожурой, но если как следует потереть его ладонью, он становился полупрозрачным. Тогда внутри можно было разглядеть чей-то смутный облик и даже строки жизнеописания - порою совсем выцветшие, а порою довольно четкие.

Мне нравились эти странствия, это разнообразие лиц, эти обрывочные повествования... Но, перебираясь с ветки на ветку, я оступился, соскользнул к стволу дерева и, не сумев удержаться, упал в темное глубокое дупло.

Падение оглушило меня, а когда я очнулся, то был уже другим. Я был деревом - тем самым, по которому только что лазил в виде проворного человечка. Я ощущал свет, льющийся на меня сверху, обволакивающий меня воздух и надежную теплую землю, в глубину которой уходили мои корни. Каждая ветвь, каждый корень умел поделиться со мной своей жизнью, хотя иногда наступало время, когда моя перекличка с какой-то из ветвей или с каким-то из корней ослабевала, и я знал, что наша связь пересыхает...

Но вот неизвестно откуда появился шустрый маленький человечек с острыми коготками на ногах, оставляющими на ветвях моих незаметные болезненные следы, которые мне приходилось напряженно залечивать. Он был любопытен и проворен, он хотел как можно больше узнать, но не знал, как узнать то, что важнее всего...