"Крайняя маза" - читать интересную книгу автора (Белов Руслан)

1. У нее сюрприз

Юлия Владимировна Остроградская... Джульетта. Около тридцати. Милое, гладенькое личико. Глубокие синие глаза, глаза человека, знающего цену себе и, конечно же, тому, на что они смотрят. Безукоризненная фигура. Элегантна. Тонкий вкус. Совладелец солидной импортно-экспортной фирмы "Северный Ветер".

Евгению Александровичу Смирнову сорок два. Он старший научный сотрудник научного геологического института с окладом в 150 у.е. Еще 50 у.е. он получает за переводы на английский и с английского.

Они знакомы полгода. Как-то в пятницу Смирнов, находясь в отвратительном настроении, жарил картофель кубиками. В дверь позвонили через минуту после того, как он выронил ложку, которой помешивал в сковородке.

Выйдя в прихожую, Евгений Александрович раскрыл от удивления рот: в прихожей стояла женщина-сказка.

– Извините, у вас дверь была не захлопнута, а у меня месячные. Можно мне в ванную? – сказала она, обезоруживающе улыбаясь.

Потом они обедали – услышав запах, Юлия призналась, что давно не ела по-домашнему жареного картофеля.

Прощаясь, Смирнов сунул нежданной гостье визитку. Через два дня она позвонила:

– Здравствуйте, это, Юлия. Мой черед вас потчевать.

– Вы будете у себя на кухне, а я войду?

В трубке засмеялись.

– Нет, я в семь буду в Балчуге. Приезжайте.

После ресторана и прогулки по бульварам они поехали к нему жарить картошку. Через две недели он предложил ей руку и сердце. Юлия укоризненно покачала головой:

– Ты же знаешь, какая я лапушка, как я люблю тебя, как предугадываю все твои желания! Ну, зачем тебе это глупое замужество? Оно же может все испортить...

– Я просто тебе не пара, – начал Смирнов с досады самоедствовать. – Конечно же, тебе нужен другой человек... Из твоего круга... Богатый, уверенный в себе...

Улыбаясь, Юлия покачала головой:

– Никто мне не нужен, ты же знаешь... Кроме тебя.

Улыбка, обычно обращавшая Смирнова в котенка, на этот раз не подействовала.

– Иногда ты кажешься мне небесным телом... – не переставал досадовать он. – Небесным телом, которое движется где-то там по совершенно независимой от меня орбите...

– Я знаю, ты хочешь, подспудно – не подспудно, но хочешь, чтобы я стала твоим спутником, твоей луной, твоим сателлитом, – поморщилась женщина. – Все мужчины этого хотят. Ну и напрасно. Мне нравиться приходить к тебе, спать с тобой, гулять, разговаривать... Что тебе еще надо? Ты хочешь, чтобы мы занимались сексом, как супруги, бесчувственно и по расписанию? Чтобы, гуляя, мы шли рядом, не лаская друг друга глазами, а думая о чем-то своем? О футболе, о новом платье, о Мише Лебедеве из отдела сбыта, о Лене из бухгалтерии? О том, как объяснить завтрашнее опоздание к ужину и странный полночный звонок?

Со временем Смирнов смирился с уровнем отношений, предложенным Юлией. Всю свою жизнь он безуспешно учился жить сегодняшним днем. А тут подвернулась такая практика.

В тот день Юлия пришла позже обычного.

– У тебя что-то не то? – встревожился Смирнов, помогая снять плащ.

– На работе неприятности, – постаралась улыбнуться она. – Вот ведь не везет: все начальники, как начальники, а мой – дурак...

– Что, Михаил Борисович опять что-то выкинул?

– Не Михаил Борисович, а Борис Михайлович... Мало, что дело разваливает, он еще...

– Что еще?

– Да так... Послушай, Жень, я пришла отойти от всего этого. А ты заладил, что да как. Давай лучше ляжем в постельку, а? Прямо сейчас?

И, тут же сбросив платье, предстала перед любовником в новом белье.

Смирнов обмер от восторга. Такого он еще не видел.

А она, довольно засмеявшись, увлекла его в постель. И перед тем, как замолкнуть в поцелуе, сказала:

– Это тебе подарок. За вчерашнее.

Накануне Смирнов был на высоте. Они справляли новоселье у Ивана Ивановича, главы фонда "Возрождение". Было много непростых людей, прекрасный стол – коллекционные французские вина, фаршированные поросята, тающие во рту фазаны в перьях и тому подобное. После полуночи празднество продолжилось в модном боулинг-клубе; Смирнов там напился и начал куролесить. Сначала с Еленой Федоровной, женой не последнего чиновника из Счетной палаты, он сломал залповым огнем два механизма для установки кеглей, затем начал гадать "по ладони ноги" Зиночке, невесте преуспевающего партийного функционера. И нагадал такое, что Зиночка немедленно увела недоумевающего жениха в дамскую комнату, из коей будущие супруги спустя двадцать минут вернулись совершенно счастливыми. Этот удивительный для осведомленных людей факт вверг присутствовавших дам в совершеннейший восторг, и Смирнов к шести часам утра заработал на только что придуманном им гадании шестьсот тридцать долларов и тьму друзей для Юлии.

Первой в ванную пошла Юлия. Приняв душ, она вернулась в шелковом халатике, усеянном игривыми дракончиками. Сделав несколько эротических движений (увидев их, профессиональные жрицы любви потеряли бы вкус к жизни), женщина уселась Смирнову на колени и проворковала, загадочно улыбаясь:

– А у меня для тебя сюрприз!

– Какой сюрприз?

– Я останусь на ночь!

– Класс! – расцвел Смирнов. – Ты просто не представляешь, как мне нравится засыпать и просыпаться рядом с тобой...

– И будить посерди ночи... – прижалась Юлия щекой к его груди.

– Да! И целовать твое ушко, и слушать твое дыхание...

– Я там воду оставила включенной. Пойдешь мыться?

Евгений Александрович пошел. Выйдя из ванной минут через десять, наткнулся в прихожей на человека. Его лицо скрывал натянутый на голову черный капроновый чулок.

Смирнов не успел ничего понять – человек брызнул ему в глаза из черного баллончика. Очнулся он на диване. С заклеенным ртом, умело связанный. И тут же увидел нагую Юлию, стоявшую у окна на четвереньках. Ее шея, руки и ноги были опутаны телефонным шнуром, крепившимся к батарее парового отопления.

Ошалев, Евгений Александрович задергался. Бандит подошел к нему, постоял, брезгливо глядя, затем, примерившись, ударил кулаком в живот.

Смирнова скрутило. Бандит удовлетворенно хмыкнул.

– Не дергайся, погань, – опустившись на корточки, приблизил он лицо к лицу Евгения Александровича. – Где зелень держишь, говори!

Смирнов, невзирая на боль, пожиравшую его изнутри, удивился. Любому нормальному человеку, хоть краем глаза осмотревшему его квартиру, немедленно стало бы ясно, что доллары в ней не ночуют и никогда в прошлом не ночевали.

– Да, ты прав, – рассеянно покачал головой бандит. – Судя по всему, я зашел не в свою квартиру. Зря ты дверь оставил не захлопнутой. Зря... Теперь моя душа, глубоко оскорбленная нерадушным приемом, требует положительных эмоций. Ты не возражаешь, если в виде моральной компенсации я трахну твою бабенку?

Смирнов задергался. Ужас, утроенный беспомощностью, растворил все его тело, весь его мозг. Юлия (рот ее также был заклеен липкой лентой), заскулила.

– Рано дергаетесь, леди и джентльмены, я еще не начал! – довольно засмеялся бандит. – Перед этим делом я обычно пропускаю рюмочку-другую, потому как этикет сексуальных отношений, как известно требует, ха-ха, чтобы мужчина был слегка пьян, а я уже гладко выбрит!

Сказав, он неторопливо уселся за столик, налил рюмку коньяку, приподнял чулок до уровня носа и выпил одним махом.

– Знаешь, я сначала ее традиционно трахну, – сообщил он Смирнову, закусив долькой лимона и принявшись за отбивные. – А потом извращенным способом. Коньяк, кстати, дерьмо. Таким хорошеньких женщин поить нельзя. Это непростительная методическая ошибка, как правило, ведущая к необратимым матримониальным последствиям.

Смирнов задергался так, что свалился на пол.

– Что же ты так нервничаешь? – понаблюдав за ним, поморщился грабитель, – Хочешь, чтобы я и тебя опустил? И не надейся! К одиннадцати мне уходить надо, а после двух заходов я нуждаюсь в полутора часовом отдыхе. Простата, понимаешь, уже не та, да-с, не та.

Смирнов попытался освободиться от пут. По телевизору диктор монотонно говорил, что четверть населения Земли, то есть полтора миллиарда, голодает или живет впроголодь. И что число голодающих к двадцать третьему веку вырастет до семидесяти миллиардов человек.

– Слушай, погань, – миролюбиво сказал бандит, с интересом наблюдая за потугами пленника. – Я сейчас примусь за бабу. И если во время полового акта ты меня отвлечешь, то есть кайф сломаешь, я найду твой ящик с твоими долбанными инструментами, возьму пассатижи и тебе, нет, ей, пару пальчиков аккуратно размозжу. Ферштейн?

Смирнов затих.

– Ну и молодец! – похвалил бандит. – Люблю понятливых. Это же козе ясно, что если вы дергаться начнете, то я глупостей наделаю. А так к одиннадцати я покину вашу негостеприимную квартиру, и спустя десять минут после этого гуманного акта все в ней будет примерно так, как будто бы никто и не приходил к вам незваный.

Сказав это, он снял перчатки, положил их на спинку ближайшего кресла, подошел к Юлии, опустился на корточки и принялся водить ладонями по ее обнаженным ягодицам.

Юлия задергалась. Свалилась на бок. Путы врезались в ее тело.

– Какая же ты, сучка, непонятливая? Ты чего масть не сечешь? – огорчился бандит, поднимая женщину на четвереньки. – Ты чего, не поняла, какое кино мы тут играем? Ты не поняла, что если мне твоя попка не понравиться, я твоему фраеру хрен пассатижами измочалю? И после одиннадцати вам очень тяжело будет играть последний акт нашей пьески, акт в котором кажется, что ничто не случилось и никто, то есть хрен в пальто, к вам не приходил?

Юлия безмолвствовала.

На кухне бежала вода из неплотно закрытого крана.

По улице прогремел грузовик.

По телевизору показывали новости.

Палестинцы взрывали израильтян.

Израильтяне бульдозерами сравнивали их дома с землей.

Смирнов смотрел на такие обычные руки бандита.

– Вот и молодец, девочка! – похвалил жертву негодяй. – Так-то оно лучше. Меня Александром зовут, и я люблю, когда во время этого дела баба мною восхищается. Говори мне: "Хорошо, Шура, хорошо, милый". А потом: "О, какой ты классный кобелек!". А когда кончать начну, кричи от счастья. Громко кричи, я это с юношества обожаю, потому как первая моя баба, самая классная, всегда кричала ради моего удовольствия.

Все это бандит говорил, снимая с себя одежду. Когда он остался в одном чулке, в уме Смирнова мелькнуло: "Голый гангстер! В Голливуде за этот кадр отвалили бы тысячу баксов".

Одернув себя за неуместные мысли, Евгений Александрович лихорадочно принялся соображать, как избавится от пут. Бандит в это время рассматривал Юлию. Рассматривал, склонив голову набок и вожделенно поглаживая свои бедра руками. Закончив с автопрелюдией, присел перед девушкой и поводил ладонями по ягодицам, затем потянулся правой рукой к груди.

Близкий к обмороку Смирнов закусил губу и плотно закрыл глаза. Время для него превратилось в упругую стоячую волну. Бандит пыхтел.

– А что ты не кричишь? – спросил он Юлию минуты через две. – Мы же договаривались?

Юлия замычала.

– Вот дурак, я же тебе ротик забыл отклеить! Что ж, давай, отклеим. Не оставлять же твоего хахаля без пениса!

Смирнов беззвучно плакал. Юлия монотонным голосом говорила: "Хорошо, Шура, хорошо". Бандит стонал от удовольствия. Через некоторое время насильник завыл. Юлия тоже.

Отвалившись от женщины, бандит посидел на полу, затем встал и, прикрывшись брюками, уселся в кресло.

– А твоя баба ничего! – сказал он, надевая перчатки. – Я думал суховато будет, а она соплей напустила, будь здоров. Страстная она у тебя, завидую. И влагалище в самый раз, не большое и не маленькое. Пожалуй, я попку ее на потом оставлю, на как-нибудь в другой раз...

Смирнов раскрыл глаза и увидел, как из влагалища Юлии спекает сперма. В глазах его почернело, он потерял сознание.

Очнулся он мокрый.

Бандит стоял над ним с чайником в руке.

– Ты не спи больше! И глаз не закрывай, – посоветовал он, встретившись с жертвой глазами. – Я люблю, когда смотрят, как я трахаюсь. Это у меня пунктик такой. И вообще мне стесняться нечего. Смотри, какой у меня член! Твоему далеко до него будет... Так что смотри, как твоя телка балдеет... Ее кайф – это ведь твой кайф... Она ведь твоя баба или я ошибаюсь?

Смирнов завыл. Бандит, ударив его кулаком (снова в живот), повернулся к Юлии:

– Ну, что, девочка, повторим наше восхитительное действо? Где там твоя маленькая сладенькая штучка?