"Невидимые связи" - читать интересную книгу автора (Земский Крыстин)

ГЛАВА XIV

Утром майор Земба входит в приемную хмурый.

– Позовите ко мне Корча. Срочно! – бросает он на ходу.

– Поручик Корч в городе. Он приходил в восемь часов, взял документы и тут же ушел.

Земба останавливается у стола секретарши:

– Я, кажется, ясно сказал, что мне срочно нужен Корч. Понятно?

Девушка озадачена вообще-то не свойственным шефу тоном. «Какая муха его укусила?» – думает она, набирая номер телефона приемной генерального директора стройуправления.

– Ванда? Здравствуйте! У вас нет поручика Корча?

– Нет, он у нас сегодня не был, – отвечает Ванда Круляк. – А что?

– Шеф вызывает. Ласточка моя, попробуйте его разыскать. Может быть, он где-нибудь на стройке? И если действительно там, попросите подбросить его на машине.

– А что все-таки случилось? – в голосе Ванды любопытство.

– Да ничего особенного. Вы же знаете, как это бывает с начальством: загорится – подавай, и все тут!

Не успевает она опустить трубку, как на столе ее раздается нетерпеливый звонок и тут же по внутреннему телефону раздраженный голос Зембы:

– Долго мне еще ждать?! Где Корч?!

– Его ищут на стройках…

В трубке неразборчивое ворчание и отбой.

«Что с ним сегодня?» – ломает голову Галина, разбирая утреннюю почту. И только она собирается нести ее к начальнику, как в приемную входит Корч.

– По вашему приказанию прибыл, Галочка! – улыбаясь, шутливо щелкает он каблуками. – Кому я понадобился?

Девушка прижимает палец к губам.

– Тсс! Начальнику. Он весь прямо кипит. Смотри не ошпарься!

– Ладно. – Корч обменивается с девушкой заговорщицким взглядом и нажимает на ручку двери. «Интересно, зачем я ему вдруг потребовался?»

Майор шагает по кабинету с мрачным видом.

– Где ты был? – бросает он резко. – Я жду тебя уже битый час!

– Осмелюсь доложить: выполнял служебные обязанности на строительстве микрорайона! – вытягивается Корч.

– Я слышал, ты обращался в горуправление для проверки каких-то документов. Это так?

– Так точно.

Земба хмурит брови.

– Всякое обращение в горуправление должно согласовываться со мной, а я лично договариваюсь с председателем. Такой порядок установлен, и все обязаны его соблюдать. Я уже говорил тебе об этом. А какие документы тебя интересовали? – голос Зембы становится чуть мягче.

– В ходе следствия выяснилось, что одна партия паркетной клепки, предназначенная для новостроек микрорайона, исчезла, вроде бы как испарилась. Проверка подтвердила, что вся эта партия, поступившая в Заборув двадцать пятого июня и оприходованная на складе, числится выданной со склада фиктивно. Фиктивно, поскольку в действительности на новостройки вместо паркета доставлена плитка ПХВ, которую сейчас там и укладывают. В документах все вроде бы правильно, а паркета нет. Вот я и пытаюсь выяснить, не угодил ли, часом, этот паркет на строительство дач, к «левакам», и проверяю в горуправлении, кто получал в последнее время наряды на паркет, а потом хочу на базе установить, какие наряды там остались нереализованными. Вся эта история, на мой взгляд, может оказаться исходным пунктом для раскрытия причин пожара.

Земба слушает внимательно. Лицо его светлеет – явный признак, что буря миновала.

– План твой утверждаю, – говорит он спокойно. – Но на будущее все визиты в горуправление согласовывай со мной. Таков порядок. Я не желаю больше выслушивать жалоб на своих сотрудников.

Корч выходит. Земба продолжает задумчиво смотреть в окно. «Не слишком ли я сжился с этими порядками и устоявшимися нормами? Может, обюрократился?» – возвращается к нему вчерашняя мысль. Корч чем-то неуловимо напоминает ему самого себя времен первых послевоенных лет. И он тогда был таким же горячим, бескомпромиссным, дотошным. Иные времена, иные условия, успокаивает он сам себя. Иные ли? Неужто те прежние качества перестали теперь цениться? Конечно, в сочетании со знаниями, которых прежде у него не было. Все эти особняки, частнособственнические тенденции, все эти блаты и связи? Нет, что-то я все-таки проморгал, думает он. Когда стала развиваться у людей эта жажда к наживе, к обогащению? Все вроде бы правильно: каждый из них, думает он о Голомбеке, Янишевском, Антосе, Борковском, о их родственниках и друзьях, имеет вроде бы право на хорошую и обеспеченную жизнь. Речь ведь идет о материальной обеспеченности, о максимальном удовлетворении потребностей. Но о таком ли удовлетворении?

Земба пытается отогнать от себя тревожные мысли, берется за бумаги. Бегут часы. Он их не замечает. Из этого состояния его выводит шум в приемной. Чей-то громкий голос, срывающийся на крик.

– Что здесь происходит? – открывает он дверь.

У стола секретарши Кацинский взволнованно что-то ей объясняет. Завидев Зембу, умолкает, низко опускает голову.

– Что здесь происходит? – повторяет Земба вопрос.

– Гражданин Кацинский требует немедленно пропустить его к вам, – сердито объясняет Галина. – А я говорю ему, что сегодня приема нет и пусть приходит в понедельник. Но он требует и еще кричит.

Земба внимательным взглядом окидывает бывшего своего товарища по оружию.

– Заходи, – говорит он. – Заходи, заходи, – повторяет еще раз, указывая жестом на открытую дверь. – Садись, – Земба придвигает стул. – Что тебя ко мне привело?

Посетитель явно озадачен. «Кто это? Сам майор Земба не стыдится знакомства и нисходит до беседы с ним?» Он явился сюда, кипя от злости. Хотел чуть не силой ворваться в кабинет и бросить в лицо ему обвинение в том, что он, Земба, такой же бюрократ, как и другие, и дружбу водит только с местными «тузами». Неожиданное это приглашение сбило его с толку. И вот теперь он молчит, оторопело глядя на хозяина кабинета, который роется в недрах своего начальнического стола и достает оттуда бутылку коньяка.

– Ты еще не забыл меня? – охрипшим вдруг голосом спрашивает Кацинский.

– Не забыл! – ответ звучит твердо. – Почему не заходил раньше?

– Раньше? До того, как окончательно спился? Ты это хочешь спросить? А ты не задумывался, почему я спился?

– Не сложилась жизнь, – медленно говорит Земба. – Что ж, это случается.

– Дело не только в том. Я остался один. И не устоял… А вы тем временем шли в гору. Между нами образовалась пропасть. Я перескочить через нее не смог, а вы не захотели. Протяни тогда кто-нибудь из вас мне руку, не из жалости, а просто по-человечески, по-дружески, и возможно, я бы удержался, но вы жили в другом мире. Знакомства, связи, положение – вот что принималось у вас в расчет. Я нуждался в дружеском участии, получил же милостыню: один позвонил – устроил на работу, второй – помог получить пенсию. Вот и все, чем вы помогли тогда давнему своему товарищу, оказавшемуся в беде…

Земба молчит.

– Может, ты и прав… – говорит он неуверенно. – От меня ты чего-нибудь ждал?

– Ждал. Не для себя. Мне много не надо, – в голосе нотка иронии. – Кружка пива, рюмка водки. А на это у меня хватит – коньяк можешь спрятать.

Майор воспринимает эту иронию как пощечину. «Ну что ж, заслужил», – думает он про себя.

– Ну так говори, чего ты хочешь?

– Ты вот другой раз произносишь с трибун речи. Смотрите, мол, как у нас: тишь, гладь да божья благодать. А если по совести… В одном доме со мной на Ясминовой живет девчушка. Одна воспитывает брата… Врубль ее фамилия. Дочка старого Врубля. Может, ты его помнишь?

Земба кивает головой. Да, он его помнит. Это один из первых поселенцев. Слесарь. Мастером золотые руки звали его на фабрике, когда ее восстанавливали из руин.

– Это ведь он тогда с каким-то парнем – забыл его фамилию – задержал бандюг, пытавшихся тайком вывезти с фабрики оборудование. Потом я как-то потерял его из виду… Говорили, будто вместе с женой он погиб в железнодорожной катастрофе… Это так?

– Так. После их гибели осталось трое детей. Никто даже пальцем о палец не ударил, чтобы им помочь. Сами выкарабкивались. Старший в прошлом году утонул, – медленно говорит Кацинский. – Девчонка работает в магазине. О ней говорят «сумасшедшая»… и потому только, что она никак не может смириться со смертью брата и хочет дознаться, отчего и как он погиб. Сама тихая, скромная, сроду никому зла не сделала. А вот поди ж ты, сегодня на нее ни с того ни с сего напали два каких-то негодяя. Избили. Я хотел было вступиться, да какой теперь из меня заступник… Ткнули раз – я и на мостовой. А они убежали. Но одного я все-таки приметил. Живет тут неподалеку. Длинный такой с белобрысыми патлами. Ездит на «фиате».

– Где это произошло?

– На Варшавской, у продовольственного магазина. Она вышла с авоськой, тут они на нее и напали. Средь бела дня!

– Ладно. Я этим займусь. У тебя все?

– Нет, не все. На прошлой неделе, двадцать восьмого июля, сынок твоего дружка, Голомбека, сбил на своей машине старуху. Сбил, а сам смылся. Люди, правда, записали номер машины, а кое-кто узнал и водителя в лицо…

Земба хмурится.

– К нам сведений об этом не поступало, – заявляет он уверенно.

Кацинский смотрит на него исподлобья.

– Конечно! Весь город знает, что вы с Голомбеком давние друзья, водой не разольешь. Кому охота на рожон лезть – работу в Заборуве не сразу найдешь…

– А что старуха?

– Да ничего, лежит дома со сломанной ногой. Ухаживать за ней некому, живет одна, пенсионерка. Кому за нее вступиться? Девчушка эта Врубль, – приносила ей поесть, а теперь, когда и ее уложили, я один только и остался. Помогаю как могу, да много ли с меня толку… Вот я и пришел к тебе. За справедливостью.

– Ладно, я все это выясню, – коротко бросает Земба. – А ты что-то рано скис.

– Тебе легко говорить. А я уже не тот, что прежде… – Он не заканчивает фразы, медленно встает со стула и протягивает Зембе руку. – Будь здоров. Я пошел. Ладно хоть не забыл, и на том спасибо. А то я уж думал…

Земба провожал его и, стоя у открытой двери, долго смотрит вслед. Потом поворачивается к секретарше:

– Завтра утром ко мне Корча и поручика Яника из автоинспекции.