"Иноходец" - читать интересную книгу автора (Ксенофонтова Ольга)Джерри-6— Ты не забыл, мышь моя Джерри, что живешь в кредит? — сказал как-то Эрфан за обедом, заставив парня замереть над тарелкой, едва не подавившись. — Не снится по ночам графская веревка? Старайся получше. Сдам обратно, так и знай! Джерри глянул пристально на бледное до синевы, с заострившимися, будто отшлифованными, чертами, лицо Эрфана и отчего-то выдал: — И ты тоже. Эрфан вздрогнул, приоткрыл рот, но ничего не сказал. А синяки зажили быстро. Но с тех пор стало ясно: Иноходец боится. Чего-то, невидимого, неотступно преследующего… Половину ответа принес следующий выход в Межмирье. Лиловое и тихое, как грозовое небо. Давно опустевшая грудь Эрфана явно не болела, как хорошо залеченная старая рана. Но за ребрами Джерри ныла и жаловалась небольшая голодная пустота, и шаги выходили неровными, едва-едва в такт. Внезапно учитель остановился, так что парень довольно сильно налетел на него и ушиб подбородок. — Смотри, — сказал Эрфан, не оборачиваясь. — Подойди туда и посмотри. Джерри послушно подошел, ощупывая попутно подбородок на предмет сломанной челюсти. Эти стекловидные «заслонки» он наблюдал и раньше. — Потрогай! — велел Эрфан. Джерри дотронулся рукой. Поверхность оказалась не очень твердой, а, главное, быстро нагрелась под ладонью и задрожала. — Закрой. Что-то мы сегодня немногословны, подумал Джерри, а как закрыть, не знал. — Закрывай! Ну? — Что мне нужно делать? — спросил наугад. — Охладить. Когда-то во сне отец просил закрыть за ним дверь. Та дверь имела створки. Большие, тяжелые, сверкающие. Достаточно было нажать, и они начинали сходиться. А это? Так… Нужно что-то начинать делать. Иначе светит подзатыльник, а то и два. Джерри прижал обе ладони к слюдяной тонкой перегородке и попытался представить, что они охлаждаются. Не помогло. Окошко нагревалось и нагревалось. «Ненавижу, — вдруг подумал Джерри. — Ненавижу, тварь непонятная». И — отдернул руки. Ибо стекло стало холоднее железа зимой. — Я тоже сначала злился, — очень тихо, очень мягко сказал за спиною Эрфан. — Ненавидел, даже кричал на них. Не волнуйся. Скоро, очень скоро будет достаточно просто усилия воли. Твоей воли. Ты — Иноходец. А потом, однажды, в день рождения Богини — не хватит уже ни воли, ни силы мышц. И все объединится. Но до тех пор, пока сможешь… Эрфан прервал свой сбивчивый непонятный монолог и тут же пропал, бросив Джерри одного. Как поступал сотни раз до этого, все время — неожиданно. А ученик решил остаться и тренироваться. Не пойду я с ним в разведку, решил для себя парень, «закрывая» сто пятнадцатое уже окошко. Бросит — и поминай, как звали. Без задних ног падая на свою кровать вечером, Джерри отметил две вещи: во-первых, Эрфана до сих пор нет, а во-вторых, чем дольше сидишь в Межмирье, тем меньше, оказывается, болит пустота в груди. Болото выглядело очень-очень тихим. Ни тебе блуждающих огоньков, ни белесого тумана, ни даже тошнотворного запаха. Поляна-поляной. Попробуй только пройти по этой «полянке». Болото было последним барьером этих мрачных мест. Пограничным столбиком. Дальше будет светлая каменная степь, и дорога пойдет значительно веселее. Низенький темный лес и болото тяготили Джерарда. И вообще, у всех есть занятие. Советник Пралотта углублен в книжицу, совершенно прекратил допросы. Его слуги заняты. Один Джерард мается. Он не привязан, но он ничего не делает ввиду своего статуса пленного преступника. И книжку ему тоже не дадут, одна она, наверное, у советника. От воспоминаний уже тошно, но это единственное, чем можно себя отвлечь от пасмурной картинки болота и леса. От раздраженного и угнетенного состояния, в котором чаще всего представители славного народа Рысьего Пика ходят в трактир выпить либо к соседям на войну. Но никак не к женам, ибо горянки «чрезвычайно сильны физически». Джерард усмехнулся, почесал затылок и вспомнил, как он вот в таком примерно настроении заплутал, и выскочил из Межмирья на такое вот примерно болотце. Да, он был в весьма нехорошем настроении. И реальная схватка нужна была, как воздух. С приличным зарядом агрессии Джерард стоял на кромке болота, и ничего иного не ожидал, кроме появления очередных «клиентов». Собственно, он уже чувствовал, что здесь, на болоте, что-то есть. Что-то движущееся, хаотичное, живое, а, главное, чужое. Но ходить по трясине аки посуху Джерард все-таки не мог, и пристраивался уже ко второму недалекому прыжку в Межмирье, но это не понадобилось. К нему вышли навстречу. Их было довольно много. Разного роста, разной комплекции, но огромные, сияющие нервным светом глаза-плошки разгоняли туман и выглядели по-настоящему чужеземно. Маленькие, наверное, дети, отстраненно подумал Джерард. Визг сотен голосов взлетел над поляной. Что они вопят? Надо ли разбирать, или не тратить драгоценные секунды? Иноходец сделал летяще-скользящий шаг, предшествующий обычно броску. Народец понял это на свой лад, визг усилился. Кровь просто закипала в жилах от одного этого звука! Их движения навстречу были расплывчаты, но стремительны. Редкий человек не дернулся бы от такой внезапности. Его облепили, окружили, оглушали щебетом. И тут толпа, казавшаяся такой плотной, расступилась в стороны, явно кого-то пропуская. Джерард почуял более важного, а главное, единственного противника и приостановился, хотя и переминался, едва сдерживая нетерпение тела и раздраженной еще с утра души. — Я-же-говорила-вам-что-он при-дет, — проскрипел голос, который ну уж точно принадлежал самому древнему представителю этой нечисти. — И стоило вот-так-вот исходить на… Существо добавило незнакомое слово, но значение его Джерард уловил, не напрягаясь. — Видите, он пришел, он услышал… Успокой их, проводник, и делай свое дело. Благодарю, что ты не слеп и не глух, как я! Проводник? — Проводник, проводник, — шептало и мерцало глазами-гнилушками странное собрание. — Мы хотим домой, мы хотим назад, отведи нас… И вновь окружили, сомкнулись плотнее, но это уже не казалось угрожающим. Он вывел туманный, визгливый, жмущийся к нему народец из «негостеприимного» мира в их собственный, выслушал благодарности с натянутыми нервами и исчез ранее, чем предполагали приличия. Раздражение никуда не улетучилось, а наоборот накопилось, настроение ухудшилось. И чем дальше в воспоминания, тем больше прав на существование отвоевывала та мысль, что главным раздражающим фактором для Иноходца был он сам. |
||
|