"Фердинанд Врангель. След на земле" - читать интересную книгу автора (Кудря Аркадий)

Глава пятая

Увы, и столица Русской Америки, Ново-Архангельск, куда в конце сентября прибыли через месяц плавания от Охотска, не изменила в лучшую сторону подавленного состояния, в коем находилась юная баронесса Врангель. Плавание бурным в это время морем заставило ее испытать страдания иного рода, обычные для человека, впервые ступившего на палубу корабля.

При подходе к Ситхинскому заливу, в последнюю перед прибытием ночь, задремавший рулевой умудрился подставить борт судна прямо под удар мощной волны. Она промчалась по палубе, как таран, сорвала и смыла вельбот, играючи унесла с собой более мелкий скарб и просочилась во все щели шлюпа, знавшего лучшие дни.

— Боже, Фердинанд, что это, мы тонем? — в ужасе вскричала баронесса, когда вслед за ударом волны судно резко наклонилось на левый борт и в каюту с шумом полилась вода.

К утру ветер унес тучи. Притулившееся у подножия гор селение предстало путникам при ласковом сиянии солнца.

Вместе с мужем баронесса вышла на палубу корабля, чтобы обозреть место, где им предстоит провести долгие пять лет. Понимая ее чувства, Фердинанд Петрович с подчеркнутой бодростью сказал:

— Вот, Лизонька, и наш Ново-Архангельск.

Она молча приняла из его рук подзорную трубу, и от мрачных, поросших лесом гор взгляд ее скользнул к бастиону, ощетинившемуся жерлами пушек, к возвышающемуся на скале главному дому селения с трепещущим над ним российским флагом, к куполу церкви. Но чьи это узкие длинные лодки бороздят недалеко от берега гладь залива? Что за люди в них? Почему так страшно раскрашены их лица?

— Кто это? — непроизвольно воскликнула баронесса, указав рукой на каноэ островитян.

— Это, Лизонька, и есть местные туземцы, колоши, — пояснил Врангель. — Помнишь, я как-то рассказывал о них.

Щадя нежное сердце жены, он тогда представил их более миролюбивыми, чем они были на самом деле, умолчав о жуткой резне, устроенной колошами во времена первого главного правителя американских колоний Александра Баранова.

Продолжая молча изучать берег и его коренных обитателей, молодая женщина удрученно молвила:

— И это столица? Я и не думала, что где-то во всем мире может быть такая глушь!

Павел Егорович Чистяков уже несколько месяцев с нетерпением ожидал своего сменщика и теперь торопился поскорее передать ему дела, чтобы успеть до наступления штормов отплыть в Охотск.

Дела, как можно было судить по его отчету, обстояли не так уж и блестяще. Промысел наиболее ценного меха калана, или морского бобра, как по давней привычке называли этого зверька в Русской Америке, падал год от году. И даже повышение Чистяковым на свой страх и риск расценок на меха, приобретаемые у туземцев, не дало заметного эффекта. Явный спад переживал и промысел котиков на островах Прибылова. Убыль этих мехов удалось частично компенсировать за счет расширения закупок у материковых туземцев шкурок речного бобра, особенно через Ново-Александровский редут, построенный в устье реки Нушагак.

— Похоже, Фердинанд Петрович, — говорил Чистяков, расхаживая по кабинету с заложенными за спину руками, — интересы компании требуют дальнейшего нашего проникновения в глубинные районы Аляски, строительства там редутов и одиночек, чтобы развивать торговлю с тамошними жителями.

Два года назад я отрядил с этой целью экспедицию в бассейн реки Нушагак во главе с прапорщиком Васильевым, Иваном Яковлевичем. Среди прочего, ему была поставлена задача пройти с верховьев Нушагака на реку Кускоквим. В первое лето своего похода Васильев добраться до Кускоквима не сумел. Но нынешним летом, по дошедшим до меня сведениям, он все же перебрался на эту реку и спустился по ней до побережья моря. Васильева я пока не видел, но, надеюсь, он скоро здесь объявится и самолично о своем походе доложит.

— Как англичане и «бостонцы»[30], не нарушают условия конвенций?

— Да кто ж их знает. Если и нарушают, то тайно, за руку не схватишь. Меня более другое настораживает. Есть сведения из английских и американских газет, что англичане, в интересах Компании Гудзонова залива, все ближе подбираются к нашим владениям. На севере капитан Бичи прошел на судне «Блоссом» аж до мыса Барроу, двигаясь от Берингова пролива. А с востока, от устья Маккензи, с ним стремился соединиться другой отряд, шедший на лодках, известного Джона Франклина. Исходя из этого, Фердинанд Петрович, получается, что любая наша экспедиция по дальнейшему изучению Аляски приобретает не только коммерческо-географические, но и политические цели, чтобы наглядно заявить иностранным державам, кто здесь хозяин.

Продолжая ту же тему, Чистяков рассказал, что этим летом он посылал Адольфа Этолина на бриге «Чичагов» в район Берингова пролива — к островам Св. Матвея и Св. Лаврентия. Этолин осмотрел Мечигменскую бухту на Чукотке и залив Нортон на американском берегу. Встречал тамошних туземцев, жителей Америки, и чукчей и вел с ними торговлю и переговоры.

Подойдя к большому окну кабинета, Чистяков добавил:

— Адольф Карлович возвратился недавно из своего вояжа. Вон на рейде «Чичагов» стоит. Краткий его доклад я уже выслушал, а теперь и тебе, Фердинанд Петрович, предстоит.

Через несколько дней, завершив передачу дел своему преемнику, Павел Егорович Чистяков отплыл в Охотск, чтобы оттуда сухопутным путем добраться до Санкт-Петербурга.

Солнечные деньки вскоре сменились обычным для местного климата ненастьем. Тучи наползли на вершины гор. С утра до вечера сыпал мелкий, надоедливый дождь.

В огромном доме главного правителя, который занял со своим семейством Врангель, чувствовалась сырость, и пока изгнать ее не помогал и жар печей, затопленных в жилых помещениях.

Лизонька, переживая за здоровье захворавшей дочурки, крепилась, старалась не докучать мужу своей тоской. До нее окончательно дошло, что та жизнь, какой она жила в родовом имении родителей в Эстляндии, с ее балами и маскарадами, веселыми пикниками на берегах озер, с конными прогулками по живописным рощам, с кругом сверстниц, которым можно доверять свои мысли и секреты, — весь этот прекрасный мир ушел от нее навсегда, в далекое и безвозвратное прошлое.

Даже в Сибири, в Иркутске, где пришлось надолго задержаться по пути в Америку, было свое светское общество, интересные для нее люди, неравнодушные к литературе и искусству. Да и почта там работала исправно, и можно было с не такой уж большой задержкой получать весточку из дома. А здесь кого же ей навещать — страшных колошей в их туземных хижинах? И как же долго придется ждать ответа на свое письмо? Когда она задала мужу этот вопрос, он, пожав плечами, с явным сочувствием к ее невеселым мыслям, ответил: «В самом благоприятном случае — года полтора, но обычно, думаю, больше». Да как же можно вынести все это? А куда деваться, придется. Уж если дала обет верности Фердинанду, не нарушит его никогда!

А Фердинанд Петрович, стараясь, как мог, ободрить жену, был занят в эти дни мыслями о доставшемся ему нелегком наследстве административного управления колониями. Уж он-то унывать не имел никакого права. Да и отчего? Достаточно сравнить свое положение с положением того же Баранова, первого главного правителя, который начинал практически с нуля, а сколько успел сделать! Нет, жаловаться грешно. Кораблей, конечно, по здешним просторам маловато — всего десять — двенадцать готовых к морским вояжам. Но есть верфь, и можно ставить на воду новые суда. Есть опытные и грамотные мореходы, которым не страшно доверить корабль, тот же Адольф Этолин, и лейтенант Михаил Тебеньков, уже пять лет плавающий в Америке на компанейских судах, и лейтенант Дионисий Зарембо с примерно таким же, как у Тебенькова, опытом. Другие помоложе, но и они, по словам Чистякова, уже достойно показали себя.

Наверняка есть здесь и люди, способные, как штурман Васильев, к экспедиционному исследованию глубинных районов Аляски. Жаль, конечно, что положение главного правителя не позволяет самому отправиться в новые походы по разведке незнакомых земель. Да и Лизоньку в ее положении бросать негоже. Но в интересах службы он просто обязан навестить отдаленные отделы компании — Уналашку, селение Росс в Калифорнии, редуты на материковом берегу Аляски, чтобы на местах вникнуть в тамошние проблемы и нужды.

Для начала же Врангель поставил себе задачу досконально изучить вопрос о целесообразности переноса, как предлагает главное правление в Петербурге, столицы здешних русских поселений из Ново-Архангельска на остров Кадьяк. Чистяков, ожидая, что этот вопрос вот-вот будет решен без его участия, совсем забросил новое строительство и ремонт зданий: зачем, мол, ежели все равно придется переносить? Все здесь, даже тот дом, в котором они обосновались с Лизонькой, изрядно обветшало. Требуют обновления и церковь, и бастион, защищающий городок от колошей.

С Адольфом Этолиным, по праву чувствовавшим себя в Русской Америке старожилом, встретились как добрые друзья. Он подробно доложил Врангелю о своем походе к западным берегам Аляски и в Берингов пролив.

По словам Этолина, его поразило, что даже на голых бесплодных островах в проливе он обнаружил поселения людей. Более внимательный осмотр прояснил загадку: острова служили лежбищами для несметного количества моржей, и, промышляя их, туземцы обеспечивали и собственные потребности, и имели что предложить для мены на иной товар жителям материков, как азиатского, так и американского.

У острова Св. Лаврентия бриг едва не затерли льды, принесенные с моря свежим ветром. Спасаясь от них, лавировали у берегов и так застряли на острове не менее чем на две недели.

— Но и в этом, Фердинанд Петрович, — говорил Этолин, — оказалась для нас своя выгода. Прослышали чукчи о стоянке нашего корабля и все время, пока мы были там, из Мечигменской губы и других мест навещали нас, везли пушнину, моржовую кость. И оленьим мясом побаловали. Хотел высадиться и на остров Св. Матвея, но из-за тумана, окутавшего его, как вата, не рискнул.

Заключая свои наблюдения, Этолин заметил, что по внешнему обличию, одежде и быту туземцы, населяющие острова в проливе, во всем схожи с племенами, живущими на американском берегу, и, без сомнения, родственны между собой.

— Так не пора ли, ежели выразили они желание торговать с нами, учредить в тех краях, недалеко от пролива, торговый пост? — спросил Врангель.

— Это непременно надо сделать, — с энтузиазмом подхватил Этолин. — Я и место подходящее присмотрел — в заливе Нортон.

Он склонился над разложенной на столе картой побережья Аляски и показал:

— Вот здесь, в районе острова Стюарт. Отсюда и до устья Квихпака недалече, а значит и тамошние племена, по Квихпаху живущие, будут за товарами к нам ходить.

— Мысль здравая! — одобрил Врангель.

Дождливым утром с борта небольшого двухмачтового судна, прибывшего в Ново-Архангельск из Павловской гавани на острове Кадьяк, сошел на берег худощавый среднего роста человек лет тридцати трех. Несмотря на сравнительную молодость, в его усах и тщательно подстриженной короткой бородке там и тут уже проглядывали седые волосы — знак нелегких испытаний, которые раньше положенного срока накладывает на людей жизнь. Прапорщик корпуса флотских штурманов Иван Яковлевич Васильев торопился с отчетом о своей экспедиции в глубинку Аляски к новому главному правителю барону Врангелю.

Вот уже семь лет, с тех пор, как, обогнув половину земного шара на бриге «Рюрик», он прибыл в американские колонии России, его тело, душа и мозг все надежнее пропитывались ядом дальних странствий, которому особенно подвержены люди, профессионально связавшие себя с морем. И здесь, на службе в Российско-Американской компании, он успел повидать немало: ходил к богатым каланами и котиками Командорским островам, бросал якорь у хмурых гор острова Уналашка, совершал вояжи и на юг — к благословенным Сандвичевым островам и солнечному побережью Калифорнии. Там, в порту Сан-Диего, как-то совершил поступок, который многие сочли подвигом: рискуя жизнью, вытащил из воды около десятка тонувших солдат Мексиканской Республики с потерпевшего аварию корабля. Сам же Васильев, когда товарищи поздравляли его с геройством, лишь смущенно морщился: мог ли он, видя, что людям грозит беда, поступить иначе?

В последние два года жизнь распорядилась направить пути странствий штурмана Васильева в еще не исследованные русскими края материковой Аляски. Относительная неудача прошлогоднего похода, когда достичь Кускоквима не удалось, лишь раззадорила поисковый азарт штурмана. Прежде чем отправляться весной в новый поход, он разузнал от приходивших в Александровский редут туземцев пути переноса лодок через горы, разделяющие бассейн Нушагака от бассейна Кускоквима.

Зимой на Кадьяке, в Павловской гавани, сыграл свадьбу с давно владевшей его сердцем русоголовой и ясноглазой девицей Екатериной Мордовских, дочерью тамошнего священника. Слабые протесты молодой жены не поколебали твердого намерения штурмана вновь испытать судьбу.

Первый поход по рекам и озерам Нушагакской водной системы привил штурману Васильеву убеждение, что очень важно иметь в спутниках по крайней мере одного, опытного и совершенно надежного человека, на которого можно положиться как на самого себя. И такой человек на примете был — креол Семен Иванович Лукин, ровесник Васильева, уроженец этих краев, владевший языком приморских туземцев и всеми приемами выживания человека в дикой природе, которые веками вырабатывали его предки с материнской стороны.

В конце мая, едва на реке Нушагак сошел лед, вновь отправились в путь из Александровского редута на трехлючных байдарках и купленных у туземцев с Кускоквима двух берестянках, незаменимых по своей легкости при переносах через горы.

Управляющий редутом, пятидесятилетний Федор Колмаков, родом из Тобола, заставший в Русской Америке еще барановские времена, дал им в подмогу одиннадцать проводников-кускоквимцев. А несколько их родственников, дабы обеспечить безопасность похода на случай возможных стычек с местными племенами, почел за лучше оставить при себе в редуте заложниками-аманатами до благополучного возвращения Васильева с Лукиным.

Поднимаясь по Нушагаку и затем северным его притоком, рекой Ильгаяк, в верховья, торопились, чтобы попасть на Кускоквим не позднее июля: кто ж знает, сколь времени займет обратный сплав по Кускоквиму к морю?

Проводники особой дружбы по отношению к своим спутникам не проявляли. Должно быть, обиделись, что их родичей удержали в редуте аманатами. И потому Васильев с Лукиным во время ночных привалов спать ложились поочередно, и каждый из отдыхавших клал рядом заряженный дробью пистолет. Да и места для отдыха старались выбирать на открытых для обзора полянах и чтобы не было рядом предательских кустов.

И так они поднимались по реке все выше, минуя бобровые хатки-бараборы, как называл их Лукин, и бурлящие пороги — здесь лодки с грузом поднимали на плечи и переносили берегом, — а лес, состоявший из сосны, елей и березняка, все мельчал, пока в предгорьях не выродился вовсе, и теперь берега реки опушали лишь ольховые и тальниковые кусты.

Дней пять шли разделяющим реки возвышенным тундровым плоскогорьем, и каким же облегчением было избавиться на продуваемых ветром высотах от мучившего в долинах комарья.

И вот исток новой реки, пока более похожей на малопригодный для навигации ручей, но она уже принадлежит иной водной системе, и проводники говорят, что имя ей Хохолитна и по ней выйдут на Кускоквим.

Через день пути можно перебраться в лодки. Окрестный ландшафт меняется, как в зеркальном отражении: кусты постепенно уступают место деревьям, и чем полноводней становится река, тем выше тянут они к солнцу вершины.

Впрочем, солнечные дни сменились пасмурными, проливные дожди иногда не прекращались по несколько часов, а река будто радовалась прибавлению воды, все озорнее играла на стремнинах легкими лодками, норовя кинуть их на камни.

На одном из порогов случилось непоправимое: трехлючная байдарка, на которой плыл с проводниками Васильев, перевернулась. Никто не пострадал, но, обсушиваясь у наскоро разведенного костра, Васильев обнаружил, что остался без хронометра, так необходимого для точного географического определения мест. Попытки найти его успехом не увенчались.

На устьях принимаемых Хохолитной более мелких речек стали попадаться туземные летники местных жителей — таких же краснокожих, как проводники Васильева кускоквимцы, в одеждах из оленьей кожи, кокетливо украшенных бахромой, с воткнутыми в волосы орлиными перьями. Они настороженно встречали путников, в удивлении таращились на выделявшегося среди других начальника партии, из чего Васильев сделал вывод, что эти туземцы впервые в жизни встретили в своих краях «белого» человека с европейским складом лица, хотя, без сомнения, слышали о таких людях от своих соплеменников. Недорогие подарки помогали наладить взаимопонимание, и вскоре начинался торг. В обмен на бисер, зеркала, ножи, металлические кружки туземцы могли предложить бобровые шкурки, оленье мясо, рыбу.

Дальше встретилась еще более крупная река, которая принимала в себя Хохолитну, и проводники сказали, что это Холитна и через несколько дней пути она приведет их на Кускоквим. И вот тут начались проблемы: в одну ночь пропали двое из сопровождавших отряд кускоквимцев. На следующую ночь партия уменьшилась еще на двух человек.

Обсудив ситуацию с Лукиным, Васильев услышал от него, что, вероятно, туземцы опасаются кары от вождей местных племен за то, что без дозволения привели сюда чужаков. На вопрос, что же им делать, Лукин ответил, что пора пригрозить старшине проводников и объяснение с ним он готов на себя. Разговор креола, кажется, всерьез обеспокоил туземцев. «Что вы им сказали?» — поинтересовался Васильев. «А я, ваше благородие, объяснил их дурным головам, что ежели они будут исчезать без нашего дозволения и впредь и против нас будет замыслено что-то дурное, их родственникам, оставшимся в редуте аманатами, тоже не поздоровится».

Еще через день пути наконец вышли на устье Холитны, где обнаружилось, уже на берегу Кускоквима, жило, как назвал его Лукин, местных туземцев.

Врангель ждал появления Васильева. С интересом всмотрелся в его лицо, на которое таежные странствия наложили печать сдержанности и самоуглубленности. С таким же интересом выслушал его доклад о прошлогоднем походе по рекам и озерам к северу и северо-западу от Александровского редута и изучил представленную штурманом карту похода и географической съемки Нушагакской водной системы.

— Что ж, — похвалил он, — карта сделана вполне добротно и закрывает часть белого пятна, каковым, увы, выглядит пока материковая Аляска.

Сообщение штурмана о виденных им пристанищах бобров и о перспективах торговли с туземцами тоже стоило немало.

— Так вам удалось попасть этим летом на Кускоквим? — задал Врангель наиболее волновавший его вопрос.

— Да, я дошел до Кускоквима, переносом вот отсюда, — ткнул Васильев в свою карту, — с Ильгаяка, притока Нушагака. На Кускоквим вышли с Холитны, да все беда, — со смущением добавил штурман, — что съемку реки сделать не удалось.

Слушая его рассказ о том, как был потерян хронометр и как враждебно встретили их на Кускоквиме жители реки, угрожавшие пришельцам расправой, Врангель размышлял, что Васильеву и впрямь пришлось хлебнуть лиха: еще молод, а уже и седина в бороде.

— Когда сплывали вниз, — продолжал рассказ штурман, — сопровождал нас недружественный эскорт туземных лодок, и люди в лодках следили за каждым нашим движением. И с нами осталось лишь четверо их сородичей. Остальные взмолились: отпустите, мол, по-доброму, иначе нас свои же убьют. А нам зачем их кровь на душу брать? Пришлось отпустить. Тут уж, Фердинанд Петрович, сами понимаете, — тяжело вздохнул Васильев, даже располагай я необходимыми инструментами, было не до съемок.

— Но план Кускоквима с притоками, в тех местах, где вы проплывали, начертить все же сможете? — с надеждой спросил Врангель.

— Постараюсь, — пообещал Васильев, — хотя за полную точность ручаться не могу.

— Вы были первым на этой реке, которая представляется мне весьма важной для дальнейшего проникновения в материковую глубинку Аляски. И любые сведения о ней могут быть весьма нам полезны. Как вы, Иван Яковлевич, полагаете, почему туземцы на Кускоквиме с такой враждебностью отнеслись к вам? Не могли же опередить нас в этом регионе агенты Гудзонбайской компании? Вы не встречали признаков их пребывания на реке, ничего о них не слышали?

— Нет, — решительно отмел такие предположения Васильев. — Их там не было. И я убежден, — об этом многое говорило, — что значительная часть туземцев впервые встретила на своей земле европейца. Лукина же, при его внешности и способности объясняться с ними, принимали почти за своего. Враждебность же я склонен объяснить иначе, тем... Понимаете, Фердинанд Петрович, это гордые, независимые люди, и им, должно быть, не понравилось, когда узнали, что их соплеменников оставили в редуте аманатами. Они к такому обращению не привыкли. К ним должен быть другой, более дружественный подход. И тогда, — с убеждением закончил Васильев свою мысль, — мы можем извлечь все выгоды из торговли с ними.

— Значит, есть все же смысл учредить на их земле нашу торговую одиночку?

— Почему бы и нет? Промыслы там богатые.

— Спасибо за доклад, — поблагодарил, поднимаясь с кресла, Врангель. — Отдыхайте, Иван Яковлевич. Мне кажется, вы еще не вполне оправились после похода. Предстоящим летом придется поработать вновь. Я бы хотел поручить вам сделать опись части береговой линии Аляски. Здесь много еще белых пятен. Их пора закрывать.

Прощаясь со штурманом, Врангель не мог не отметить крепость и силу его рукопожатия. Такие руки бывают у привыкших к гребной работе матросов.

В конце октября наступило время для отправки судна в Калифорнию, чтобы закупить там необходимое колониям продовольствие, прежде всего зерно. Врангель решил послать туда шлюп «Байкал» под командой подпоручика Прокофьева. В качестве суперкарго, ответственного за торговые операции, на шлюпе шел правитель Ново-Архангельской конторы Кирилл Тимофеевич Хлебников[31], уже несколько лет успешно исполнявший по совместительству обязанности торгового агента Российско-Американской компании в главном городе Верхней Калифорнии — Монтерее.

Предварительные встречи, во время которых Кирилл Тимофеевич знакомил с состоянием местных дел, убедили Врангеля, что в лице Хлебникова компания имеет совершенно незаменимого человека, обладавшего и истинно купеческой хваткой, и широчайшими познаниями во всех вопросах, касающихся пушных промыслов, торговли и даже истории русских поселений на американских берегах. Врангель, беседуя с ним, выразил искреннее восхищение энциклопедичностью сообщаемых им сведений, а Хлебников, лукаво усмехнувшись, ответил:

— А как же иначе, Фердинанд Петрович? Я уж, поди, тринадцать лет здесь служу. У самого Александра Андреевича Баранова дела принимал, и сам он многое мне порассказал, а что не успел — у других я выведал. Бывал, и не единожды, и на Алеутских островах, и на островах Прибылова, и на Командорских, а в Калифорнию-то больше десятка раз ходил. В прошлом году, на том же «Байкале», с Адольфом Карловичем Этолиным аж до Чили добрались, хлеб там закупали.

— А что в Калифорнии, — не сдержался Врангель, — не получилось? И что мы от нашей колонии Росс, там устроенной, сейчас имеем?

— Колония Росс, Фердинанд Петрович, полные наши нужды в зерне удовлетворить пока не способна. Последние годы получали мы оттуда не более восьмисот пудов ежегодно. Это для нас маловато. По нашим потребностям надо не менее десяти тысяч пудов иметь. Потому и приходится в калифорнийских миссиях хлеб прикупать. А там свои беды — неурожаи уж который год. Да еще драконовские пошлины, и за стоянку корабля, и за каждую тонну его водоизмещения, ввели. И вот посмотрели мы с Этолиным на такой поворот событий и решили счастье наше в Чили попытать: а вдруг там цены на зерно для нас сподручнее? И не промахнулись: пшеницу-то в два раза дешевше купили и в десять раз чище калифорнийской — в общей сложности почти девять с половиной тысяч пудов. Считай, на год себя обеспечили. Посмотрим, как в нонешнем году в Калифорнии обстоит.

Хлебников ознакомил и с общим состоянием пушного промысла и закупкой мехов у туземцев, что составляло основную статью доходов компании. По его словам, дело обстояло с каждым годом все хуже и хуже. Промысел котиков на островах Прибылова за пять лет упал чуть не в два раза. Еще более сократилась добыча морских бобров. Но приобретение шкурок этого зверька у туземцев увеличилось за счет повышения покупной цены.

Единственный и весьма заметный рост наблюдался в закупке речного бобра — в основном в Александровском редуте на реке Нушагак. На вопрос, в чем же причины столь удручающего сокращения пушных промыслов Хлебников чистосердечно ответил:

— А сами мы, Фердинанд Петрович, во всем виноваты. Повыбили мы морского бобра в прошлые года нещадно по всему почти побережью. А ему ж тоже надо свои семьи создавать, потомство растить... И с котиками та же история случилась. Все ж в разумных границах должно быть. И о приплоде надо думать. Нельзя же, право, по принципу — после нас хоть потоп.

— Это верно, — в глубоком раздумье ответил Врангель.

Проводив в Калифорнию «Байкал», он засел за обстоятельное письмо главному правлению компании в Петербурге. Надо было убедительно обосновать недальновидность когда-то предложенного зятем Баранова лейтенантом Яновским плана перемещения столицы Русской Америки на остров Кадьяк.