"Фердинанд Врангель. След на земле" - читать интересную книгу автора (Кудря Аркадий)

Глава первая

Готовясь к возвращению на родину, Фердинанд Врангель подводил итоги сделанному в Америке на посту главного правителя колоний. Пожалуй, главное, чего удалось достичь, это облегчение жизни и работы служащих компании русских промышленников, креолов, алеутов. Сочтя его аргументы здравыми, главное правление все же согласилось списать долги, годами нараставшие над многими работниками. «Слава те, Господи! Услышаны наши молитвы, сбросили с нас ярмо!» — так отзывались служивые на радостную весть.

Был наконец положительно решен вопрос о вышедших на покой ветеранах. Мало кто из них, десятилетия отработав в Русской Америке, рвался на склоне лет обратно в Россию. Обзавелись здесь семьями, у каждого дети, прикипели к этой земле — что им теперь Россия? И хотя главное правление не поддержало идею о разрешении ветеранам селиться в Калифорнии, но другой вариант, об организации поселений ветеранов на Кенайском полуострове, приняло. И притом с важными для колонистов льготными условиями, одобренными на уровне правительства: освобождением от всех государственных платежей и налогов, за исключением подушной подати, да и ту платить за своих ветеранов обязывалась Российско-Американская компания.

С благодарностью восприняли алеуты и осуществленное при Врангеле повышение тарифов на продукты китобойного промысла, прежде всего китовое мясо, составлявшего необходимую часть рациона питания коренных жителей.

За эти годы сократились и болезни благодаря расширению больничных палат в наиболее крупных поселениях — в Ново-Архангельске и Павловской гавани на Кадьяке — и присылке в колонии опытных медиков.

Обратной же, неблагоприятной, с точки зрения главного правления, стороной этих преобразований стало повышение стоимости содержания колоний и, следовательно, падение прибылей компании. В связи с этим Врангелю не раз приходилось вести ожесточенные бои с санкт-петербургской конторой, доказывая, что нельзя все мерить лишь аршином доходов, надо и о людях подумать.

Не выдержав однажды выразительного молчания директоров по поводу его просьб и предложений, отправил гневное послание акционерам компании, излив в нем всю накипевшую горечь: «В производстве потребна расчетливость, и число алеут — сих единственных рудокопов компанейского богатства — до чрезвычайности уменьшилось. Состояние их во многих отношениях жалостное, а улучшить оное колониальное начальство лишено средств. Директора ваши имеют только слух и чувство, когда пишут им о высланных промыслах, а совершенно глухи и нечувствительны, как истуканы или болваны, когда дело идет об улучшениях в состоянии грешных жителей...»

Но вода, как известно, и камень точит. В конце концов проняло и эти черствые души.

К другим же очевидным достижениям за время пребывания здесь следовало отнести продолжение разведки и исследований новых территорий в глубинах материковой Аляски — прежде всего по Квихпаку и Кускоквиму.

Посещение Калифорнии и зародившаяся там идея о расширении, по возможности, границ колонии Росс за счет плодородных долин в районе реки Славянки подвигли Врангеля на обдумывание совершенно необычного маршрута возвращения в Россию — с предварительным путешествием в Мексику. Если правительство Мексиканской Республики столь настойчиво стремится к признанию ее со стороны России, почему бы не пойти ему навстречу и не попросить взамен сравнительно небольшой кусок земли для русской колонии в Калифорнии? Добиться этого, полагал Врангель, будет несложно, и он готов взять на себя переговоры с мексиканским руководством. Ежели, разумеется, получит на то соответствующую санкцию от властей России.

Переписка на сей предмет с главным правлением компании все же дала необходимый результат: Врангелю разрешили возвращаться домой через Мексику и провести в столице республики переговоры с членами кабинета министров, но не в качестве официального представителя России, а как своего рода посредника, уполномоченного Российско-Американской компании. Что ж, и это в конце концов неплохо, на большее рассчитывать было трудно.

Получив из Петербурга санкцию на поездку и переговоры, Врангель не мешкая сообщил Хосе Фигероа о своих планах посещения Мексики после завершения службы в Америке и просил его совета относительно наиболее подходящего маршрута путешествия с западного побережья страны через ее столицу на восток. Губернатор Калифорнии откликнулся на письмо русского корреспондента быстро и с энтузиазмом обещал выправить паспорт, необходимый для поездки через страну, и содействие в установлении контактов на высшем уровне. Рекомендуемый Фигероа маршрут предполагал высадку с корабля в порту Сан-Блаз и далее путь к столице, Мехико, через города Тепик и Гвадалахара с завершением трансматерикового странствия в порту Веракрус на атлантическом побережье страны.

Наступила осень, и в середине сентября в Ново-Архангельск вновь прибыл военный транспорт «Америка» с грузом для колоний, на этот раз под командой капитан-лейтенанта Ивана Ивановича Шанца. Прием в своей резиденции офицеров корабля, беседы с ними внесли приятное оживление в жизнь северного городка.

Среди членов экипажа были участники знаменитых военных кампаний в Средиземном море, и с особым интересом Врангель слушал рассказ молодого офицера Василия Завойко о подробностях легендарного Наваринского сражения, прославившего русских моряков.

Врангель на правах хозяина показывал гостям все достопримечательности Ново-Архангельска: адмиралтейство, расположенное вместе с мастерскими у подножия камня-кекура, училище для воспитания юношей, преимущественно сирот, где преподавались и русский язык, и математические науки, и основы православной веры, и недавно переоборудованный госпиталь.

Спустя месяц, приняв на борт грузы для отправки в Россию, «Америка» ушла в обратный путь. На ней Врангель отправил свое основное имущество: для путешествия по Мексике было оставлено лишь самое необходимое во всяком длительном походе.

Через девять дней, когда Врангель уже испытывал немалое беспокойство по поводу задержки его сменщика, в водах залива показался компанейский шлюп «Ситха», и на нем прибыл из Охотска новый главный правитель Русской Америки — капитан 1-го ранга Иван Антонович Купреянов, товарищ Врангеля по Морскому корпусу, боевой офицер, удостоенный нескольких наград и золотой сабли за храбрость, проявленную в боях с поляками, турками, персами...

Если Врангель считал главным своим наставником в морской науке Василия Михайловича Головнина, то для Купреянова таким главным наставником и непререкаемым авторитетом был другой знаменитый моряк — Михаил Петрович Лазарев. С ним Купреянову довелось ходить и в Антарктиду на шлюпе «Мирный», и во второе кругосветное плавание на фрегате «Крейсер» — на нем посещали и Русскую Америку. Так что увлекательных рассказов в перерывах, пока Фердинанд Петрович передавал дела преемнику, хватало.

А Елизавета Васильевна знакомила в это время с особенностями местной жизни молодую супругу Ивана Антоновича, терзавшуюся теми же страхами перед диким и неведомым краем, какие некогда испытывала по прибытии сюда юная баронесса.

Ремонт потрепанного штормами шлюпа «Ситха», на котором предстояло плыть в Мексику, и ожидание благоприятной погоды затянули отплытие, и лишь двадцать четвертого ноября, тепло простившись с супругами Купреяновыми и ставшими им близкими за пять лет служащими компании, Врангель с женой и четырехлетним Вилли поднялись на борт корабля. На долгом пути домой через Мексику их сопровождали двое слуг из креолов — тридцатилетний Егор и горничная девка Мария.

Вопреки намерению зайти по пути в селение Росс визит туда не состоялся. Помешал сильный туман, полностью скрывший от обзора берег. Два дня, дрейфуя поблизости, ждали смены погоды, но на третий день стало еще хуже, усилилось волнение, и Врангель отдал приказ командиру «Ситхи» капитан-лейтенанту Прокопию Митькову следовать к Монтерею. Жаль, конечно, что не состоялось прощальное свидание с Петром Костромитиновым, но что же делать!

К Монтерею, главному городу Верхней Калифорнии, подошли темной беззвездной ночью. Середина декабря, а здесь, южнее тридцать седьмой параллели, по-летнему тепло, и ветер доносит благоуханный запах цветов и трав.

В ожидании рассвета бросили якорь. Утром на берег был послан ялик под командой старшего офицера шлюпа лейтенанта Воеводского. Врангель попросил Воеводского нанести визит губернатору Хосе Фигероа и сообщить о прибытии его русского корреспондента. Лейтенант вернулся быстрее, чем ожидалось, и сообщил ошеломляющую новость о смерти два месяца назад генерала Хосе Фигероа. Прибывшие вместе с ним на корабль торговый и таможенный чиновники на вопрос, кто же теперь замещает покойного губернатора, пояснили, что обязанности эти временно исполняет подполковник Никола Гутьеррос.

Вот же незадача, угрюмо размышлял Врангель. Фигероа обещал снабдить рекомендательными письмами к высоким чиновникам в Мехико, приглашал по прибытии в Монтерей пожить здесь несколько дней в качестве его личного гостя. Теперь же все рушилось. Но многое, впрочем, зависело от того, как поведет себя его преемник, этот Никола Гутьеррос. Придется ехать на берег и знакомиться с ним.

Монтерей был памятен Врангелю посещением его во время плавания на «Камчатке» в 1818 году, и, направляясь в экипаже в резиденцию губернатора, он с интересом обозревал изменившийся с тех пор облик построенного испанцами городка. Много нового — там и тут вывески торговых лавок, нарядные частные дома, и, надо полагать, все эти перемены произошли с открытием калифорнийских портов для свободного захода иностранных судов и с развитием торговли. Но как обветшали и частично разрушились от времени старинные постройки — и гарнизонная президия, и портовая крепость с установленными на ее стенах орудиями! Складывалось невеселое впечатление, что лишь пришельцы, с их энергией и возможностями, подкрепленными либерализацией законов, строят здесь что-то новое. У местных же властей нет ни желания, ни средств для того, чтобы поддерживать в достойном виде хотя бы созданное их предшественниками.

Свидетельством вопиющего нерадения о пристойном виде столицы Калифорнии были валявшиеся на площадях скелеты забитого скота и бычьи головы. Семнадцать лет назад такого здесь не наблюдалось.

Исподволь накипавшее раздражение лишь усилилось после знакомства с заменившим генерала Фигероа подполковником Гутьерросом. Он встретил гостя небритым и почти сразу сослался на нездоровье. Скрывая мгновенно возникшую неприязнь к человеку, который явно не по достоинствам занял высокий пост, Врангель кратко изложил цель своей поездки, упомянув об отношениях, сложившихся между ним и Фигероа посредством переписки, и об обещании покойного губернатора оказать гостеприимство во время посещения Монтерея и содействовать в установлении контактов с руководителями Мексики.

Выслушав его, мексиканец с полминуты молчал, раздумывая о чем-то, и когда пауза грозила стать неприличной, спросил:

— Кроме генерала Фигероа у вас, барон, не было прямых отношений с кем-либо из представителей кабинета министров нашей республики?

— Нет, таких связей я не имел.

Никола Гутьеррос достал платок и с видимым облегчением вытер пот со лба. Кажется, он опасался, не скрыл ли иноземный визитер какие-либо важные козыри. Дай он сейчас промах, и эти козыри впоследствии могут быть сыграны против него. Вложив в голос некоторый оттенок скорби, Гутьеррос с повадками плохого провинциального актера покачал головой и бессильно развел руками:

— К сожалению, генерал Фигероа скончался столь внезапно, что не успел ничего сообщить о вашем, барон предстоящем визите, не говоря о более серьезных вопросах, относящихся к управлению этим краем, какие следует иметь в виду его преемнику. Вы обсуждали вопросы высокой политики, как установление дипломатических отношений между Россией и Мексиканской Республикой. Но я человек маленький; высокая политика не моего ума дело. Злоупотребления чиновников, поиски и наказание дезертиров из армии, борьба с контрабандой, которая, увы, все еще процветает, — вот то, что я готов делать на вверенном мне посту. Брать же на себя лишнего не хочу и не имею права. В архивах покойного генерала я не копался, о вашей переписке и обещании Хосе Фигероа содействовать вам сужу по вашим словам. Сами видите, положение мое затруднительное, хотя у меня и нет оснований не доверять вам. Я не буду препятствовать вам в следовании по намеченному маршруту до Сан-Блаза, но все дела, связанные с получением паспорта для путешествия через Мексику, вам придется решать самостоятельно, через консульских работников в Тепике. Это недалеко от Сан-Блаза. Я был бы рад оказать вам такое же гостеприимство, какое собирался оказать покойный генерал, но, увы, приболел. Впрочем, если не боитесь заразиться, можете пока пожить в моем доме со всем вашим семейством.

Последнее предложение было сделано таким тоном, что всякий визитер, считающий себя человеком неглупым, должен был сразу его отклонить, что Врангель в вежливой форме и сделал. Тем более что на обычное в таких случаях приглашение отобедать на борту «Ситхи»

Никола Гутьеррос ответил, что с удовольствием посетил бы русский корабль, но из-за плохого самочувствия вынужден отказаться.

Тем лучше для нас, подумал Врангель. Терпеть общество этого человека с весьма плохими манерами ему было бы тяжко.

Единственное, в чем временный губернатор согласился пойти навстречу, было обещание удовлетворить просьбу гостя отправить одного пассажира с русского корабля в форт Росс, куда не удалось зайти из-за плохой погоды. Но в обмен за услугу подполковник тут же попросил подкинуть до Сан-Блаза местного чиновника и местного злодея, отсидевшего в Монтерее несколько лет в тюрьме и долженствующего по приговору суда проследовать на постоянное поселение в Техас.

— Он кто, бандит? — счел нужным уточнить Врангель.

— Хуже — убийца. Прикончил из ревности собственную жену. Но вы ни о чем не беспокойтесь. При нем будет охранник.

Это уже трое пассажиров в обмен за одного, прикинул Врангель.

На том сугубо официальная беседа завершилась.

По пути к пристани Врангель завернул с помощью знавшего город извозчика к особняку купца-шотландца, с которым довелось некогда познакомиться в то лето, когда навещал Росс. Сей купец, Дэвид Спенс, лет тридцати семи, женился на дочери мексиканского чиновника и сам пять лет назад принял, в интересах, разумеется, собственного дела, мексиканское гражданство. При знакомстве в районе Сан-Франциско Спенс сообщил кое-какие любопытные сведения о переменах в Калифорнии при мексиканском правлении и был так любезен, что на всякий случай даже оставил свой адрес в Монтерее.

Вот и его дом, окруженный ухоженным садиком. Хозяин, к счастью, оказался дома.

— О, — приветствовал он посетителя, — барон Врангель! Какая неожиданная и от того вдвойне приятная встреча!

Шотландец пригласил на чашечку кофе, познакомил с очаровательной женой, мексиканской креолкой Долорес, с сочувствием выслушал рассказ Врангеля о неудаче, постигшей его в связи с безвременной кончиной генерала Фигероа. На осторожное сетование гостя, что не встретил понимания своих нужд со стороны подполковника Гутьерроса, Спенс весело ухмыльнулся и ответил:

— Вы новичок в наших краях и потому совершили одну вполне простительную ошибку. Как только высадитесь в Сан-Блазе и начнете путешествие к Мехико, вы усвоите важную заповедь: любое препятствие может быть устранено, когда имеешь дело с мексиканцами, если войти в положение республиканского чиновника более или менее высокого ранга. В зависимости от его положения и содержания вашей просьбы не мешает предложить ему некоторую сумму на благотворительные нужды, скажем на ремонт местной церкви. Каждому истинному патриоту Мексики приятно, когда собеседник не равнодушен к вопросам реставрации старины и созданию благоприятных условий для отправления верующими религиозных обрядов. Подобную чуткость здесь весьма ценят!

— Понимаю, на что вы намекаете, но давать взятки не привык, — суховато ответил Врангель.

— Да я же говорил о благотворительности! — будто обиженный непониманием, укоризненно вздохнул шотландец.

Как бы между делом Врангель упомянул, что у него остались приятные воспоминания при первом посещении Монтерея в юные годы, о поездке в католическую миссию Сан-Карлос, и хотелось бы, если уж вновь занесла сюда судьба, съездить туда вновь вместе с женой. Может ли он рассчитывать на содействие в организации этой поездки?

— Для вас все можно! — одобрил купец. — И мы с Долорес, если не возражаете, с удовольствием составим вам компанию. Экипаж и верховых лошадей я беру на себя.

Договорились встретиться на следующий день в районе порта.

Для дам Дэвид Спенс подготовил кабриолет. Вместе с баронессой, ее горничной и малышом Вилли в экипаж села и супруга шотландца. Врангель, Спенс и два офицера с «Ситхи» следовали верхом на лошадях.

Дорога к миссии тянулась живописными долинами с дубовыми рощами и тучными лугами. Лица освежал дувший с моря ветерок.

Через час пути открылся уже знакомый Врангелю шпиль готической колокольни. У ворот миссии спешились, и дамы вышли из экипажа. Шотландец, взявший на себя роль провожатого, пошел отыскивать кого-либо из нынешних хозяев и вернулся с хмурого вида чернобородым мексиканцем, бросившим на гостей подозрительный взгляд, словно они прибыли сюда с тайными и не вполне благовидными целями. Как он был непохож на приветливого испанца падре Хуана, родом из Кастилии, когда-то радушно встречавшего заехавших в католический приют офицеров с «Камчатки». И если бы только это! Прежде любовно ухоженная усадьба миссионеров ныне повсюду являла следы запустения. Стены просторной конюшни обвалились. Рухнули в нескольких местах и стены высокого забора, ограждавшего фруктовый сад от губительного воздействия холодных ветров. Да и сам сад захирел. Среди отягощенных плодами оливковых и грушевых деревьев сиротливо торчали голые ветви засохших яблонь. Оставленные без присмотра быки и коровы свободно проходили через провалы в каменной стене, щипали траву и почесывали бока о стволы, норовя как бы играючи повалить те из них, что непрочно держались в почве.

Но малыш Вилли, лишенный возможности сравнения с прошлым, с восторгом воспринимал эту диковатую красоту, увлеченно бегал меж деревьев и просил мать сорвать для него тот или иной плод.

— Это чужой сад, и нас могут заругать! — увещевала его Елизавета Васильевна. Сама же она ходила под ручку с новой подругой, почти сверстницей Долорес, и пыталась говорить с ней по-испански. Первые уроки разговорной речи были усвоены ею еще при посещении Росса два года назад.

Раньше, вспоминал Врангель, можно было видеть во дворе миссии очищавших бобы индейцев, другие сушили мясо, третьи работали на полях. Теперь же работающих не наблюдалось, и встретилась лишь древняя, почти столетняя старуха-индеанка, своего рода местная достопримечательность: она, с обычным для него недовольным видом пояснил мексиканский священник, живет здесь со дня основания миссии, была окрещена одной из первых и даже помнит высадку в этом краю французского мореплавателя Лаперуза[40].

При упоминании несчастного французского морехода Врангель тут же заметил мексиканцу, что во время посещения Сан-Карлоса в 1818 году им показывали картину, изображавшую визит Лаперуза в миссию, исполненную художником, бывшим на борту его корабля.

— Где же сейчас сия историческая картина? Моей супруге тоже было бы интересно взглянуть на нее.

Священник, помрачнев еще более, ответил, что историческое полотно привлекало в миссию слишком много иностранцев, особливо соотечественников мореплавателя, и многие лицезрением не ограничивались и были не против приобрести картину за хорошие деньги. И потому бывший падре увез ее в другую миссию, дабы уберечь братьев-монахов от соблазна променять сокровище на звонкую монету.

На обратном пути в Монтерей Врангель пристроился к Дэвиду Спенсу и поделился с ним глубоким разочарованием от того жалкого зрелища, какое являет прежде ухоженная обитель монахов.

— Как же можно объяснить весь этот упадок?

— Это одно из следствий реформаторской деятельности правительства, — с иронией ответил шотландец. — Пару лет назад оно решило существенно урезать привилегии духовенства. Монахам разрешили отказываться от своих обетов. Был закрыт клерикальный университет. Испанских падре начали менять на малообразованных мексиканцев. Хозяйственные функции миссий перешли к назначенным правительством администраторам. В довершение всего индейцам дали свободу, и работать в миссиях они теперь не обязаны. Единственная их повинность — это обработка общественных земель. Но попробуйте заставить индейца трудиться, если есть возможность не работать вообще. Вот они и разбегаются куда глаза глядят, в леса и долины, где можно прожить, как встарь, на подножном корму.

— Да, — согласился с ним Врангель, — иногда торопливость в преобразованиях, направленных по замыслу авторов к благой цели, оборачивается катастрофой.

— И вся беда в том, — заключил шотландец, — что при частой смене власти путем переворотов, как это не раз случалось после провозглашения Мексикой независимости, высшие чиновники думают не об общественном благе, а о том, как бы успеть, пока их не скинули, поплотнее набить за счет государственных средств собственный карман. Вы видели порт в Монтерее. Суда в гавани стоят лишь иностранные. А у местных властей нет ни одного годного корабля, способного ходить в другие калифорнийские селения. Денег на зарплату чиновникам постоянно не хватает. Вместо денег их довольствуют товарами. Вот вам почва для расцвета коррупции! Да и откуда взяться доходам, если торговля из-за высоких пошлин в глубочайшем упадке. Впрочем, разрешение селиться здесь иностранцам и разбивать плантации при условии принятия католичества и мексиканского гражданства позволило не совсем пропасть сельскому хозяйству. Тут осело много выходцев из Соединенных Штатов, и у большинства фермеров дела идут неплохо. Они, то есть северо-американские колонисты, — многозначительно добавил Спенс, — уже стали здесь влиятельной силой и, без сомнения, в будущем будут играть в политической жизни Калифорнии все более заметную роль.

На следующий день шотландец Дэвид Спенс, с благодарностью принявший приглашение Врангеля, посетил с супругой «Ситху», и два обеденных часа в обществе русской четы и капитана корабля Прокопия Митькова прошли в увлекательных для обеих сторон беседах.