"Герцог и я" - читать интересную книгу автора (Куин Джулия)Глава 11Конечно, Дафна не могла уснуть, и, возможно, ее брат был совершенно прав, предлагая ей выпить немного бренди. Она беспрерывно мерила шагами комнату, домашние туфли оставляли светлые следы на густом ворсе бело-синего ковра, который устилал здесь пол с самых ранних лет ее детства. Следы быстро исчезали, чего нельзя сказать о мыслях, теснившихся у нее в голове. Мысли были разрозненны, неясны, но одно было совершенно определенно: предстоящую дуэль между Саймоном и ее братом нужно остановить! Во что бы то ни стало! При этом она отдавала себе полный отчет в том, насколько это трудно. По нескольким причинам: во-первых, мужчины бывают упрямы, как ослы, когда речь заходит о делах чести и поединках, поэтому ни Саймон, ни Энтони не потерпят ее вмешательства. Во-вторых, она не имеет понятия, где эта проклятая дуэль должна состояться — о месте встречи не говорилось ни в саду у леди Троубридж, ни когда они с Энтони ехали домой. Видимо, брат пошлет со слугой записку с вызовом, и скорее всего за Саймоном будет право выбора места. Кажется, так гласят дуэльные правила, в которых Дафна не разбиралась. Остановившись наконец возле окна, она отодвинула тяжелую портьеру и устремила взгляд в ночную тьму. Потом с некоторым облегчением подумала, что ее мать и остальные братья еще не вернулись с бала, и, значит, можно почти с полной уверенностью сказать, что ни ее объятий с Саймоном, ни последующей сцены с участием Энтони не видел никто из посторонних, ибо, появись эти слухи там, на балу, мать немедленно примчалась бы домой в страшном расстройстве и волнении. И видимо, единственный ущерб в этот тревожный вечер был нанесен ее изорванному в клочья платью, но не чести. Однако сейчас ее меньше всего заботили вопросы поруганной чести. Главное — не допустить дуэли. А поскольку одной ей было справиться не под силу, нужны помощники. Но кто у нее есть, кроме двух братьев? Только они — Бенедикт и Колин. Однако первый, она почти уверена, сразу примет сторону Энтони. Удивительно, если этого не случится. Что касается Колина, тот, конечно, тоже станет говорить, что Саймон повел себя оскорбительно и заслуживает пули, но Дафна сумеет его уговорить принять ее сторону и попробовать отговорить старшего брата от дуэли. Затем мысли ее перекинулись на Саймона. Он тоже хочет стреляться, хочет своей смерти… Боже, но отчего? И вообще, о чем он говорил? Что хотел сказать? Какую тайну открыть? Вероятно, что-то связанное с отцом. Как странно он разговаривал со стариком Мидлторпом. Она и раньше не могла не заметить — что-то его точит изнутри. Какие-то демоны орудуют в душе. Он умеет это скрывать, однако она не один раз даже во время обычного разговора или шуточного пикирования обращала внимание на внезапно появлявшееся в глазах у Саймона безнадежное, отсутствующее выражение, которое довольно быстро исчезало, но она успевала его заметить. Это было заметно, и когда он разговаривал с другими, а она наблюдала за ним со стороны… Так кто же ей поможет? Наверное, как ни странно звучит, только сам Энтони. Ведь что бы ни произошло в саду у леди Троубридж, ее брат не слишком хочет умереть. А такое вполне возможно. Шансов пятьдесят на пятьдесят… Она услышала шум колес по гравию и, подойдя снова к окну, различила карету, удаляющуюся в сторону конюшни. Сцепив руки, она прошла по комнате к двери, приложила к ней ухо. Вниз она сейчас не спустится. Пускай Энтони думает, что она уснула или, во всяком случае, лежит в постели и переживает случившееся. Он обещал, что ничего не расскажет матери. Конечно, если та без него не прослышала все-таки о том, что произошло. Ее поздний приезд говорит о том, что этого не случилось, но, быть может, какие-то слухи, пускай шепотом, начали распространяться. А шепот, как известно, имеет способность быстро превращаться в громовые раскаты. Дафна понимала, что в конечном счете придется все равно что-то объяснять матери, которая рано или поздно, смутно или в подробностях услышит о происшедшем. Общество постарается помочь ей в этом. Больше всего Дафне сейчас хотелось несбыточного: чтобы, прежде чем мать узнает что-либо — полуложь или чистую правду, — ее дочь была бы уже с полным на то правом названа невестой герцога Гастингса. Этот исход и был бы самым верным и безошибочным для того, чтобы остановить дуэль. Чтобы та не могла состояться. Это спасет всех — и Саймона, и Энтони. И ее. Да, и ее… Колин чуть не на цыпочках продвигался к дверям комнаты Дафны. Мать уже отправилась на покой, Бенедикт прошел в кабинет к Энтони, они там разговаривают о чем-то. Его это не интересовало. Он хотел сейчас же увидеть Дафну, поговорить с ней без лишних свидетелей. Колин негромко постучал в дверь, из-под которой пробивался свет: значит, Дафна еще не спит. Дверь открылась раньше, чем он оторвал от нее руку, — сестра стояла на пороге. — Как хорошо, что ты пришел, — прошептала она. — Я так хотела с тобой поговорить, думала сама пойти к тебе. — Мне тоже надо поговорить с тобой, — отвечал Колин. — Проходи скорее. Она закрыла за ним дверь, прошла к своей неразобранной еще постели, села на нее. — У меня серьезные неприятности, Колин. — Знаю, — ответил он. Кровь отхлынула у нее от лица. — Знаешь? Что именно? Садись. Он остался стоять. Лицо было серьезное, обеспокоенное. — Помнишь моего приятеля Макклесфилда? — спросил он. Она кивнула. Это был молодой граф, которого ее мать представила ей две недели назад. Как раз в тот вечер, когда она встретила Саймона. — Макклесфилд видел, как сегодня ты с Гастингсом углубилась в сад. У нее перехватило дыхание. — В самом деле? И он… Колин не дал ей договорить: — Он сказал об этом только мне, Дафна, больше никому. Я в нем уверен. Он мой давний приятель. Но если вас видел он, то могли видеть и другие. Мне показалось, леди Данбери как-то странно смотрела на меня, когда мы беседовали с Макклесфилдом. — Она тоже видела? Боже! — Я не утверждаю этого, сестра. Но почему бы ей не прогуливаться со своей палкой именно в это время по саду? — Да, она не выносит духоты залов. Ей там неинтересно. — Дафна тряхнула головой. — Но не в ее характере, как мне кажется, распространять всяческие слухи, тем более если они могут нанести кому-то ущерб. — Ты так думаешь? — с сомнением спросил Колин. — Этот дракон, как ее называют… — Она дракон, верно, но не сплетница. И поговорила бы сначала со мной. Правда, я сразу уехала после нашей прогулки. — С кем? — С Энтони, конечно. — Дафна помолчала, прежде чем спросить у Колина: — А что он, твой приятель… что он видел? Брат с подозрением уставился на нее: — Что означает твой вопрос? — Только то, что я сказала. — Дафна уже не могла скрыть в голосе ни беспокойства, ни раздражения. — Что он видел? Колин уселся в кресло и повторил: — Он видел только то, о чем я сказал. Как вы с Гастингсом скрылись в одной из аллей сада. — Это все? Вопрос прозвучал почти вызывающе. Колин с еще большим опасением посмотрел на нее. — Хочешь сказать, что было еще что-то? Что же там произошло, черт возьми? Нервы у Дафны не выдержали, она закрыла лицо руками. — О, Колин! Я в таком трудном положении! Он вскочил с места и начал ходить по комнате, пока Дафна приходила в себя. Лишь после того, как она отняла руки от лица, вытерла глаза и повернулась в его сторону, он довольно резко произнес: — Теперь, когда ты уже достаточно пожалела себя, могу я рассчитывать, что узнаю наконец, что именно происходило между тобой и Гастингсом в этом чертовом саду, дьявол его побери?! Дафна с достоинством выпрямилась: — Не разговаривай со мной в таком тоне, Колин! И не обвиняй в чрезмерной жалости к самой себе! Да, я расстроена, но исключительно из-за того, что завтра утром может погибнуть человек. Колин снова рухнул в кресло. — Час от часу не легче! О чем ты говоришь? Дафна начала рассказывать, опуская некоторые подробности, как, например, что именно увидел Энтони и из-за чего пришел в такое бешенство. Она была уверена: даже то, что они с Саймоном находились вдвоем в темной аллее сада, вызвало бы точно такую реакцию. Свой рассказ она закончила словами: — А теперь между ними состоится дуэль, и Саймон будет убит. — Почему Саймон? — последовал взволнованный, но естественный вопрос. Она с печальным недоумением взглянула на брата: как он не понимает? — Потому что он не станет стрелять в Энтони. Я знаю… Готова поклясться. — Голос ее прервался. — А Энтони в бешенстве. Он не отступит. — И что ты думаешь делать, сестра? Она стиснула руки. — Не знаю… Я ничего не знаю! — с отчаянием воскликнула она. — Даже где состоится дуэль. Но я должна… должна остановить их! Колин с участием посмотрел на нее: — Не думаю, что ты сможешь. — Я обязана! — крикнула она. — Я не могу сидеть, уставившись в пол, в то время как он… Саймон… будет умирать! — Совсем тихо она добавила: — Я люблю его. Колин метнул на нее суровый взгляд: — Даже после того, как он тебя отверг? Она упрямо наклонила голову: — Даже после этого. И, пожалуйста, не считай меня сентиментальной дурой. Я знаю, он нуждается во мне. И тоже любит меня. Колин негромко спросил: — Если правда то, что ты говоришь, почему же он не согласился на предложение Энтони о женитьбе? Вместо дуэли? — Не знаю почему, Колин, и не могу этого объяснить. Тут какая-то тайна. Но уверена, — голос ее окреп, — одна часть его существа… его души хочет этого, а другая… другая — нет… Понимаю, что говорю странные вещи. Но если бы ты видел в тот момент его лицо, то согласился бы со мной. Мне кажется, он больше боится за меня… Старается уберечь… защитить… Колин задумчиво смотрел на нее. — Я не знаком с Гастингсом так близко, как Энтони… — сказал он. — Или как ты… Но я ни разу не слышал ни одного намека, ни одного слова о том, что с ним связана какая-то тайна. И потом… — Он ненадолго умолк, затем продолжил мягким тоном: — Ты уверена в его чувствах к тебе? Не могут они быть плодом твоего воображения? Дафну не обидел вопрос — она понимала всю неубедительность своих доводов. Но для себя знала, что права, сердце не могло обманывать ее. — Я не хочу, чтобы он умер, — дрожащим голосом сказала она. — Это самое главное и важное сейчас. Колин согласно кивнул и задал еще один вопрос: — Не хочешь, чтобы он был убит, или не хочешь, чтобы в этом была твоя вина? Она поднялась на слегка дрожащие ноги: — Думаю, тебе лучше всего уйти сейчас отсюда, Колин. Я не верю, что это ты мог задать подобный вопрос. Он не двинулся с места. Потом подошел к ней, взял за руку. — Я помогу тебе, Дафф, — сказал он. — Ты ведь знаешь, я все готов сделать для тебя. Она обняла его и дала наконец волю так долго сдерживаемым рыданиям. Спустя полчаса ее слезы окончательно высохли, а мысли стали яснее. Ей необходимо было поплакать: слишком много скопилось в душе боли, тревоги, смущения, беспокойства. Просто злости. Теперь с более ясной головой она сможет вернее добиться своей цели. Колин пошел поговорить с братьями, он понимал, о чем те беседуют, укрывшись в кабинете у Энтони. Наверняка тот предлагает Бенедикту быть его секундантом. А его, Колина, задача сейчас — выпытать у них, где должна состояться дуэль. И Дафна уверена, Колин сумеет это сделать. У него хватит ума и, если надо, хитрости. Придя к этому выводу, она начала переодеваться, выбрав старый, видавший виды костюм для верховой езды. Меньше всего она хотела в это надвигающееся тревожное утро путаться в юбках, оборках и лентах обычного платья. Короткий стук в дверь заставил ее вздрогнуть, хотя она ждала этого стука. Вошел Колин, тоже сменивший вечерний наряд на дорожный. — Ты все узнал, Колин? Он кивнул. — У нас не так много времени, Дафна. Полагаю, ты хочешь быть на месте дуэли прежде всех остальных? — Конечно. И если Саймон прибудет раньше, быть может, я сумею убедить его согласиться на брак. Колин отпрянул в недоумении. — Дафна! Как ты можешь говорить так? Ведь этот человек… Она прикрыла ему рот рукой. — Перестань, Колин! Я стараюсь сейчас отбросить самолюбие и думать только о жизни и смерти. О возможной смерти этого человека по моей вине… Пусть косвенной… Больше я ни о чем думать не хочу! — Она притопнула ногой. — Но… — раскрыл было рот Колин, однако она не позволила ему договорить: — Прошу тебя, не нужно слов, которые могут помешать мне думать так, как я сейчас думаю! Я боюсь. Боюсь сомнений, которые помешают выполнить то, что я должна… Ради жизни Саймона! — Если бы он только знал, кого может приобрести в твоем лице… — с непривычной для него нежностью произнес Колин и добавил совершенно иным тоном: — Я, кажется, сам готов убить его! Пропустив мимо ушей слова брата, Дафна сказала: — Пора идти. Соблюдая осторожность, они выбрались из дома. Саймон направил коня по широкой аллее Риджентс-пар-ка, бывшего до недавнего времени местом королевской охоты. Они договорились с Энтони встретиться на рассвете в самой дальней части парка, известной им по прежним прогулкам. Можно было выбрать для дуэли более близкий к их жилью Гайд-парк — в такую рань вряд ли кто-нибудь им помешает, но здесь более надежно… Он мысленно произнес это слово и усмехнулся. Надежно умереть? Разве не все равно где? Тем более что ему не придется, если даже кто-то узнает, отвечать за свое участие в объявленной вне закона дуэли. Ему пришло в голову, что умереть таким образом не делает большой чести — это не только незаконно, но и — как бы точнее выразиться? — безвкусно. Однако другого пути нет. Он нанес оскорбление и словом, и действием женщине из своего круга и должен отвечать за это, расплачиваться за последствия. Он снова усмехнулся: за то, что поцеловал ее. то не мог, не сумел сдержаться, хотя знал, понимал, к чему это может привести. Вот и привело… Приближаясь к намеченному месту, он уже издали заметил, как туда подъехали и начали спешиваться Энтони и Бенедикт. Их густые волосы развевались от утреннего ветерка, лица были мрачными. Остановив коня недалеко от них, он спрыгнул на землю. — А где же секундант? — спросил Бенедикт. Саймон махнул рукой: — Не стал никого утруждать. — Но как же? — Бенедикт был недоволен, — Дуэль невозможна без секундантов с обеих сторон! Саймон пожал плечами: — Не вижу необходимости. Вы привезли пистолеты? Я доверяю вам. Энтони, смотревший куда-то в сторону, повернулся и подошел к нему. — Я не хочу всего этого, — сказал он. — У тебя нет выбора, — ответил Саймон. — Он есть у тебя. Ты можешь жениться на моей сестре. Вероятно, ты не испытываешь к ней любви, но, я знаю, она тебе нравится. Почему же ты не хочешь сделать ей предложение? Саймон молчал. Он думал, не сказать ли им все то, о чем никогда раньше не говорил даже с друзьями, не открыть ли поводы и причины, по которым он не мог… не хотел жениться. Не считал возможным связывать себя и другого человека на всю оставшуюся жизнь. В чем давно уже дал себе клятву. Но они скорее всего не поймут его, поскольку выросли в большой дружной семье, привыкли жить ее интересами. Их в самом раннем детстве не бросали родители, они не оставались сиротами при живом отце, не слышали диких по своей жестокости слов о том, что они — позор для всего их рода, что не только они сами, но и дети их наверняка будут полунемыми дебилами… Проклятыми жалкими заиками.. И это — вместо того чтобы с детства нанять ему врачей, учителей… О нет, деньги у отца были, много денег. Но он не желал — не позволяли гордыня и спесь, — чтобы более широкий круг людей, не только слуги, узнал о недостатках его сына. Да и какой недостаток? Это болезнь, недуг, который можно и нужно лечить. Если бы не чудесная, святая няня Хопкинс, Саймон •один никогда не справился бы. Но вместе они победили. А потом он, несчастный брошенный мальчишка, нашел в себе силы на свой страх и риск отправиться в школу, наврать там с три короба, чтобы его приняли, и уж тогда отец изволил прислать плату за его обучение… Все эти мысли молниеносно пронеслись в голове Саймона, и он нашел в них оправдание своему нежеланию делиться всем этим с братьями Бриджертон. Особенно сейчас. Никогда им не понять его ненависти к отцу, желания отомстить ему — хотя бы тем, что не будет продлен род Гастингсов. Не понять страха перед семейной жизнью… Опасений, что его дети и вправду могут родиться неполноценными… Внезапно ему захотелось кинуть в лицо этим благополучным, обласканным отцом и матерью братьям что-нибудь грубое, оскорбительное, чтобы они прониклись злобой и презрением к нему, и тогда они скорее покончат с этим делом. Но грубость так или иначе задела бы их сестру, и потому он сдержал себя. Посмотрев в лицо Энтони Бриджертона, который был его другом еще со школьных времен, Саймон спокойно сказал: — Хочу, чтобы ты окончательно понял: дело не в Дафне. Твоя сестра самая хорошая женщина из всех, кого я когда-либо знал. С этими словами он нагнулся к открытому ящику с пистолетами, лежащему на земле возле ног Бенедикта, выбрал один из них и зашагал к северной стороне лужайки. — Стойте! Эй! Подождите! Саймон повернулся на крик и остолбенел. Святые угодники, это была Дафна! Она скакала через лужайку, низко пригнувшись в седле, и на какой-то момент Саймон забыл о своем возмущении этим ненужным вмешательством в их мужские дела, так как не мог не залюбоваться тем, как ловко и изящно она сидит на лошади. Однако к тому времени, когда она остановилась перед ним, бросила поводья и соскочила с седла, негодование вновь взыграло в нем. — Какого черта вы здесь делаете? — свирепо спросил он. — Спасаю вашу несчастную жизнь! — ответила она еще более яростно. Никогда раньше он не видел ее в таком гневе. Глаза ее просто пылали. — Дафна, вы дурочка. Не понимаете, как опасно пускать такую лошадь в галоп. Кроме того, еще немного — и вы могли бы попасть под пулю. — Глупости! — возразила она. — Вы еще не дошли до своего места. Она содрогнулась при последних словах, подумав, что это место может стать последним, где он стоял еще живой. Не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, он схватил ее за плечи и тряхнул. — А скакать сюда из центра Лондона в полутьме? Мало ли что могло случиться? — Со мной был Колин, — услышал он ответ. — Колин?.. А вот и он! Что за глупости? Я готов отхлестать его розгами! — Думаете сделать это до или после того, как Энтони пробьет вам сердце пулей? — В ее голосе была нескрываемая горечь. — Бриджертон! — крикнул Саймон, и три кудлатые головы одновременно повернулись к нему. — Ты просто глупец! — Кого из трех ты имеешь в виду, Саймон? — спросил Энтони, и в его тоне прозвучали прежние добродушно-иронические интонации. — Надеюсь, Колина? — Кого же еще! — А вы предпочитаете, чтобы я сидел с ней дома и она выплакала бы там все глаза?! — закричал в ответ младший брат. — Да! Это крикнули сразу трое. — Саймон! — в отчаянии окликнула его Дафна, потому что он уже повернулся и продолжил путь на другой край лужайки. — Идите сюда! Ко мне! Он остановился и, обратившись к Бенедикту, произнес: — Заберите отсюда вашу сестру. Бенедикт неуверенно посмотрел на Энтони. — Делай, как тебе говорят! — рявкнул тот. Бенедикт продолжал стоять неподвижно — он явно колебался, переводя взгляд со своих братьев на сестру и на человека, оскорбившего ее. — Ради Бога, уведите ее, Бенедикт. — Просительные нотки прозвучали в голосе Саймона. — Нет. — Бенедикт сложил руки на груди. — Она имеет право сказать, что хочет. Мы должны ее выслушать. — Что с вами такое с обоими?! — нервно крикнул Энтони своим братьям. — Саймон, — вступила в разговор Дафна, подходя к нему, — вы должны выслушать меня. Ее рука коснулась его рукава, но он сделал вид, что не замечает этого. — Дафна, — проговорил он, не глядя на нее, — все уже решено. Вы не можете ничего изменить. Она бросила умоляющий взгляд на братьев. Колин и Бенедикт, казалось, были на ее стороне, лишь один Энтони выглядел, как разгневанное божество. Нет, не только Энтони. Саймон тоже не хочет ничем помочь ей. И себе. Себе в первую очередь!.. Что делать? Совершенно инстинктивно, бездумно, просто от отчаяния и безысходности она набросилась вдруг с кулаками на Саймона и попала ему в глаз. В здоровый глаз. Не в тот, под которым темнел синяк от удара, нанесенного несколько часов назад ее братом. Саймон отпрянул и не смог удержаться от крика: — Что с вами? — Падайте на землю, вы, глупец! — прошипела она. — Сделайте вид, черт вас возьми, что вам больнее, чем на самом деле! — Я не собираюсь никуда падать, — ответил он возмущенно. — Вы с ума сошли! — Он приложил руку к глазу. — Ничего себе удар! А с виду такая хрупкая женщина. — Вы, мужчины, все до одного глупцы! — в полном отчаянии кричала Дафна. — Как мало вы цените свою и чужую жизнь, как легко с ней расстаетесь! Все; кого она назвала глупцами, смотрели на нее с крайне удивленным и, вполне возможно, действительно глуповатым видом. — Что вы на меня уставились? — снова крикнула она. Колин первым пришел в себя и захлопал в ладоши, как в театре. Энтони сердито толкнул его в плечо. — Могу я наконец, — немного спокойнее произнесла. Дафна, — поговорить с его светлостью? Минуту, секунду… еще меньше… Но поговорить? Колин и Бенедикт согласно кивнули и отошли немного дальше. Энтони не сдвинулся с места. Дафна разъяренно взглянула на него. — Хочешь тоже получить удар кулаком? — спросила она. Возможно, она бы выполнила угрозу, если бы Бенедикт не подскочил к старшему брату и не отвел его в сторону, несмотря на сопротивление. Теперь она снова обратила все внимание на Саймона, который стоял с тем же удивленным видом, прикрыв рукой глаз, куда только что получил удар. — До сих пор не могу поверить, что вы сделали такое, — пробормотал он. Она перевела взгляд на братьев, потом снова обратилась к Саймону: — Да, сделала и удивилась своему поступку. Но в сравнении с вашими глупостями это был, наверное, самый умный шаг. — Может быть, — согласился он хмуро и снова приложил ладонь к глазу. — Но чего хотели вы добиться таким образом? Она взглянула на него, как на недоразвитого: — Неужели до сих пор не понятно? Он вздохнул, лицо его в эту минуту выглядело усталым и печальным. — Я ведь говорил уже, что не могу жениться на вас. — Вы должны! Столько чувства и силы было в ее голосе, что у него в глазах мелькнула тревога. — Почему? — спросил он. — Что вы хотите этим сказать? — Во-первых, то, что там, в саду, нас видел не только Энтони. — А кто еще? — Граф Макклесфилд. — Ну и что? Он не будет болтать, я его знаю. — Там были и другие. Она прикусила губу. Эта ложь вырвалась непроизвольно. Ей не хотелось ни в чем обманывать его. — Кто другие? — Не знаю, — призналась она. — Так говорил Колин. Со слов Макклесфилда. Так что сегодня к вечеру об этом может заговорить пол-Лондона. Саймон так явно, хотя и тихо, выругался, что она отступила от него. — Если вы не женитесь на мне, — чуть слышно сказала она, — моя репутация будет безнадежно испорчена. Вы знаете наше общество. — Чепуха! — возразил он, однако не слишком уверенно. — Это чистая правда, Саймон. Она с трудом подняла на него глаза. Все ее будущее и сама его жизнь были поставлены на карту в эти минуты. Она не должна проиграть. Поражение повлечет за собой слишком страшные последствия… Для него! Для него!.. Но заговорила она о себе: — Никто не станет смотреть в мою сторону. Меня отошлют куда-нибудь в медвежий угол, на самую окраину страны. — Ваша мать никогда не сделает этого! — Но я никогда не смогу выйти замуж, это вы знаете. — Она снова приблизилась к нему настолько, что ощутила тепло его тела. — На мне будет поставлен крест. У меня не будет ни мужа, ни семьи… Ни детей… — Перестаньте! — закричал он. — Ради всех святых! Остановитесь! Энтони, Бенедикт и Колин повернулись на его крик и хотели приблизиться, но Дафна, отчаянно мотая головой, остановила их. — Почему вы отказываетесь на мне жениться, Саймон? — спросила она негромко. — Я знаю, вы меня любите… В чем же дело? Он провел рукой по лицу, сморщился от боли. Черт, дело не только в синяках — болят виски. У него никогда раньше, насколько он помнит, не бывало головных болей… Дафна… Зачем она подошла ближе? Кто ее просил? Зачем притронулась к его плечу, к щеке?.. Зачем она так? Он же ослаб… У него болит голова… Совсем нет сил сопротивляться… — Саймон, — услышал он ее шепот, — спасите меня… И она победила. |
||
|