Куликов В В Гаврилов Д АСтранности начинаются с самого утра

ДМИТРИЙ ГАВРИЛОВ, ВАЛЕНТИН КУЛИКОВ

СТРАННОСТИ

НАЧИНАЮТСЯ С САМОГО УТРА

(из цикла "Грядущее Завтра")

"Желающие заниматься проблемой развития искусственного разговорно-математического языка с целью поднятия интеллекта человека на качественно новый уровень и создания Единой Теории Поля обращаться к тов. Ковалёву П.И. Ученые звания, карьера и деньги не гарантируются. Тел..." (доска объявлений МИФИ, 09. 1982)

Странности начались с самого утра... Стас сладко зевнул, пошарил в поисках тапочек под съехавшей на пол простыней, и страшным усилием воли, наконец, поднял бренное тело с дивана. Пара приседаний и страшный хруст в суставах. - Говорила мне мама - делай зарядку! Так, что у нас на завтрак? - протирая заспанные веки, он двинулся на кухню в надежде проглотить остатки вчерашнего ужина. На табурете у обеденного стола восседал рыжий пушистый кот с белой манишкой и длинным, по-видимому выдвижным, когтем кромсал батон докторской колбасы. Да-да, сначала была колбаса, никто не доказал обратного, а последние десять лет только подтверждают эту теорему. Открытая форточка не внесла ясности. Стас жил на шестом этаже, и влезть сюда по абсолютно отвесной стене не представлялось возможным до настоящего момента никому. Между тем кот распустил свой шикарный хвост и, подпрыгнув, завис в пустоте. Крупные зелёные глаза зверя воровато косили, но добычу рыжий хищник не выпускал из пасти и плотно сжимал челюсти. - Кис-кис-кис! - ласково позвал хозяин, стараясь придать своему голосу ангельские нотки, и протянул было руку, но кот не поверил, испуганно заметался в воздухе, задел лампу и стал, словно птица, биться в оконное стекло. - Ну, ты, братец - нахал! - заметил Станислав и взялся за веник. И тут животное словно осенило, рыжий бестия издевательски подмигнул ошарашенному дяде, хитровато улыбнулся, как это умеют делать только кошки, причём колбаса болталась у вора уже где-то за спиной, и ловко вырулив хвостом, сиганул в открытую форточку. - Еле протиснулся, разбойник! - выругался незадачливый преследователь. Пятнадцать минут, проведенные под холодным душем, не дали желаемого результата. Проклятая летучая кошка так и стояла перед глазами. В голову лезли глупые детские стишки. Пожалуй, не стоило засиживаться на факультете. С кем поведёшься - от того и наберёшься. Стас учился на психологическом. Затем он на всякий случай ещё раз заглянул в холодильник, но тщетно... Часом ранее... Странности, как и утверждалось, начались с самого утра. Октябрёнок Вовка стоял на берегу озера, предположительно, вулканического происхождения. Правда, мама называла этот водоём "вонючей лужей". Но разве женщины разбираются в таких вещах? Мальчик "пускал блины" и считал, сколько раз плоский камушек пронзит водную гладь. День обещал выдаться знойным. Сквозь поднимающиеся к небу испарения мир казался смешным и несуразным. Воды Великого Озера, что в Долине холмов, примыкающей к Плоскогорью камней, омывали Молочную гору. По праву первооткрывателя Вовка назвал её так потому, что среди кучи полезных вещей там очень часто встречались молочные пакеты. Последние, впрочем, ни Вовке, ни его товарищам по геологической партии были не нужны. Одним крысам ведомы перепады давления в городской канализации. Когда наступал прилив - из глубин выносило всякую всячину. Эти нужные и ненужные вещи оседали на правой оконечности полуострова Находок... В зарослях рогоза промелькнуло рыжее тело. "Вот и Одноглазый!"- смекнул юный геолог, признав старого кота, хозяина здешних злачных мест. Вовка нагнулся за камушком. Рыжий плут разорял утиные гнезда. И вдруг...! Вдруг что-то блеснуло среди прочего хлама, прямо под ботинком. "Похоже на каль-ку-ля-тор!"- мальчик начал разглядывать блестящую штуковину, когда, поцарапав руку, все-таки извлек находку на свет божий. Мельком он посмотрел вслед Одноглазому и отметил про себя, что это, скорее всего, другое животное. Хотя Вовка стоял против солнца, но уж больно упитанным, пушистым и красивым показался ему хищник. В то время, как Одноглазый представлял собой жалкое зрелище - ходячую мумию с проплешинами на спине. Через секунду мальчик забыл обо всём на свете, была лишь "штуковина" плоская, невероятно плоская счётная машинка с множеством - более обычного числа - кнопочек. Маленький экран, треснутое под Вовкиным каблуком стёклышко. Короче, игрушка, мечта каждого нормального пацана тех застойных лет. А его никто не понимал. Ни сверстники, ни взрослые. Однажды Вовка строил плотину на пути полноводной реки, берущей начало в недрах одного из многочисленных колодцев Оврага. Стихия грозила размыть фундамент под автостоянкой частников, которые без тени стеснения оккупировали часть Долины Алмазов, богатой зелёным "сейнитом". Незадачливый герой свалился в бурный поток вслед за рухнувшим, из-за оползня, обрывом, где и набрал полные карманы песку, правда, машины спас. - Шут с ними, с автомобилями-то! Чтоб их подняло и шлепнуло! Ворюги - эти частники! Да мне двадцать лет за зарплату мэнээс горбатиться надо, ничего не пить, не есть, чтобы "Запорожец" купить! - выпалила мать, когда искатель приключений уже сидел в ванной и пускал мыльные пузыри. Отец сказал только, что, мол, пострадал за частный капитал. Летело и лопалось. А он не играл, "всё на полном серьёзе" - как любил говаривать сам Вовка. Мальчик не отличал ещё жизнь от игры, а игру от жизни. Овраг - прибежище фантазёров, весьма странное название для целой страны, что представлял собой огромный пустырь перед домом номер 45 по улице Островитянова. Есть много в мире, друг Горацио... Никого, однако, не удивляет обратное великая страна, превращённая кучкой проходимцев в пустырь, в гигантскую свалку, яму для отбросов. И хотя Вовка носился с палкой в руке по бетонным плитам новостроек, для него это были дворцы, крепости, лабиринты, скалы, но никак не стены теплотрасс. "Мастер слова и клинка" - так пел незабвенный Цой, впрочем, десять лет спустя. На экранах столицы отгремел Делоновский Зорро, он сменил героев Жана Маре. Мальчишки увлечённо рубились на мечах, защищая Фермопильский проход, вели сражения на самодельных плотах в грязном пруду. Славная пора мушкетёров и флибустьеров, детство, окончательно утраченное, первое и последнее детство. Зачитаны до дыр и масляных пятен Беляев, Обручев, Жюль Верн и Вальтер Скотт, Конан Дойль и Ефремов. Не потому ли, когда внезапно открывалось окно и мама потусторонним голосом звала сына домой, прерывая игру и вторгаясь по праву Бога в святая святых, не потому ли на глазах наворачивались слёзы и становилось невыносимо душно. И как не хотелось возвращаться! Мир игры казался куда естественней, красочней и притягательней, чем будни реальности. Помните!? Так было. Но уже не будет никогда! Топографические карты Оврага на листе из альбома к уроку рисования. Учительнице не нравились злобные зелёные твари, которых Вовка любовно вырисовывал. Вот и теперь в Третьей палеонтологической экспедиции он искал отпечатки динозавров, и нашёл, но нечто другое... Очистив штуковину от грязи, Вовка не спешил похвастаться находкой перед родителями - они слишком повзрослели и давно уже не испытывали восторга при взгляде на содержимое письменного стола сынишки. Он поковырял трещинку на крошечном экране и нажал кнопку со знаком "минус". И мгновенно всё завертелось у него перед глазами, расплылось, утратив какие-либо очертания и потеряв цвета. Вовка хотел было глубокомысленно поковырять в носу, да хотения оказалось мало. На месте носа мальчик ничего не обнаружил, да и почесать его, увы, тоже нечем. Как естествоиспытатель, он, конечно, огорчился бы, но и это ему не удалось, поскольку и Вовки то самого больше не было. И ничего не было. Как понять "НИЧЕГО"? И есть ли оно на самом деле? Почему оно "есть" - если само по себе - "НИЧТО"? Значит, его нет? Или "НИЧТО" есть и нет одновременно? Страшная пелена рассеивалась. Мальчик вынырнул из неё столь же внезапно, как и провалился. Да, пожалуй сейчас он мог бы различить непонятные сгущения и зоны разрежения в этом. Мог бы, если б существовал. "O!"- простонал, прошептал, проорал, произнёс он. "О!" - новое имя. Так его звали. Значит, кто-то звал. "А!" - откликнулся НЕКТО. "ОА!" - бессознательно повторил он, тысячу раз "ОА", и с каждым криком всё отчетливей и отчетливей из-за спадающей пелены проступали какие-то контуры. "ОА! ОА!" - возвращалось совсем было утраченное ощущение самого себя и мира. ОА! Яркий свет пробивался сквозь плотно сомкнутые веки. - Привет! - услышал Вовка и открыл глаза. Перед ним стоял голубоглазый крепыш и словно ждал отзыва на пароль. - ОА! - ответил он. - ОА! Я ро Гошка! Гоша Ковалев! - представился крепыш, при этом он вынул ладонь из кармана видавшей виды коричневой куртки и многозначительно протянул её Вове. - Меня зовут Вовой! - ответил тот рукопожатием. - А, так ты из этих, ю ро го? - спросил Гошка с явным чувством превосходства. - Кто? - не понял Вовка. - Верни мне машинку, пожалуйста! Только ты никуда больше не нажимай! убедительно произнёс мальчик. - Она что, твоя? - последовала немедленно реакция. - Папина. Это имитатор, базовая модель. А я посеял - теперь сильно влетит. "Штуковина стоящая!" - подумал Вовка, но, смерив взглядом дошколёнка (пацан ещё!), пожалел его. - Бери, и больше не теряй! - Слушай, Вовка! - совершенно успокоившись, бесцеремонно продолжал новый знакомый,- А ты кота здесь рыжего не видал? - Тоже твоя работа? - Моя, - согласился тот и добавил совершенно незнакомые слова Обыкновенное фазовое преобразование состояний. Старость - Молодость, Будущее - Прошлое. Гошка снова извлёк машинку из кармана и указал на кнопку со стрелкой по диагонали. - Смылся твой кот! Ищи-свищи. - Плохо! - серьезно огорчился пацан, и Вовка опять пожалел его - Ну, Ао, тогда, я ара у одго! - Подожди! А на каком языке ты говоришь? И что такое "вазофое образование"? - Приходи вечером во Двор, узнаешь! Я буду ждать! Ао! - тут Гошка рывком снял с головы воображаемую широкополую шляпу и раскланялся с достоинством мушкетёра. - Ао! - машинально произнес Вовка.

Тёплым летним вечером на Юго-Западе столицы, в маленьком скверике, стиснутом стенами домов нового жилого массива, на скамейке, выкрашенной в стандартный зелёный цвет, сидел человек. Хотя прошедший день выдался на редкость жарким, на нём был серый пиджак с коричневым не в тон галстуком и безукоризненно белая, сильно накрахмаленная сорочка. Неуверенное, немного детское выражение белёсых глаз выдавало близорукость, а полоска на переносице свидетельствовала, что он лишь недавно снял очки, которые торчали из нагрудного кармана пиджака. Во всём его облике было что-то от машины, остановившейся на минуту лишь для того, чтобы вновь начать размеренное движение. Человек находился в том состоянии, которое принято называть задумчивостью, и редкие прохожие лишь слегка нарушали его спокойное блаженство. Прошедший день, как и многие другие, был бы ничем для него не примечателен, это был бы один из тех дней, которые пролетают так быстро, что от них в памяти остаётся серая пелена, однако странности для Станислава начались с самого утра. Мысли томно брели, изредка спотыкаясь о декорации окружающей среды. Неожиданно на пути возникло какое-то препятствие, оно быстро оформилось и приняло вид упитанной и ухоженной крашеной блондинки с ярко намазанными губами. "Торговка, наверное, какая-нибудь", - подумал он, и тут же одёрнул себя: "Какое я, собственно, имею право не уважать работников торговли? Не все же они воры, в конце концов..." Работник торговли медленно продефилировала мимо, окинув его презрительным взглядом, и уселась на другой конец скамейки, зажав между ног большую, плотно набитую хозяйственную сумку. Покой был нарушен. Предметы вокруг приобрели чёткие очертания. Неподалёку в песочнице играли дети. Песок в дощатый квадрат взрослые дяди забыли насыпать, и ребята что-то увлечённо чертили на остатках песка прошлых сезонов. Гомон их разносился на всю округу и Стас подивился, как он не слышал его раньше. Впрочем, слов было не различить, голоса как-то странно переплетались, кружились в вечернем воздухе, то звучали резкими мальчишескими диссонансами, то вдруг сливались в удивительные, почти музыкальные гармонии, будто здесь играли не карапузы родного двора, а хор мальчиков а капелла... "А ведь они говорят не по-русски, - прислушавшись, понял он,- Итальянский? Испанский? Наверное, дети каких-то иностранцев, здесь на Юго-Западе их много, словно финнов в Ленинграде. Нет, наверное, все-таки, итальянский..." Женщина с сумкой тоже с любопытством разглядывала шумную компанию. Дети становились всё возбуждённее, прутики так и летали по песку, но странное дело, гармония в звучании голосов усилилась, каким-то непонятным образом перешла в настоящую полифонию. Лишь чьё-то одно звонкое сопрано всё пыталось выпрыгнуть из общего потока, но постепенно и его вовлекла звенящая стремнина голосовых аккордов. Пение - а в том, что это было именно пение, Станислав уже не сомневался - продолжалось, достигло вершины напряжения и завершилось потрясающей красоты и выразительности, с удивительными переходами, арией того самого звонкого голоса, который сперва как бы спорил с остальными. И - словно отрезало. Чудо кончилось. Дети опять были обыкновенными детьми, они смеялись и о чём-то весело перешёптывались. Главный солист - крепыш лет пяти-шести подбежал к скамейке и вежливо осведомился "который час". - Так, вы не итальянцы?- спросил Стас. - Странный вопрос, - очень по-взрослому отреагировал мальчик. - Конечно, мы русские, как и вы. - А что вы такое пели? - Мы не пели, а обсуждали одну небольшую проблему. - Проблему? Вот интересно? Какую же, если не секрет? - Да, поспорили с ребятами о музыкальной гармонизации общей теории относительности. - Гармонизации чего? - Общей теории относительности. Это теория тяготения Эйнштейна. Да вы, наверное, слышали... Такая речь из уст шестилетнего поразила даже видавшую многие виды женщину с напомаженными губами. И случилось невероятное - судорожно всхлипнув, она обхватила ручонки мальчика своими толстыми пальцами с яркими ногтями и вкрадчиво спросила: - Чьи же вы такие будете? - Мы не чьи, - обиделся крепыш, - Мы сами по себе! - Господи, да родители у вас есть? - Есть, конечно, мы вон в том доме живём! - Гошка, высвободив, наконец, руки, указал на дом в конце улицы. Дом был самый обыкновенный: девятиэтажный, серый с балконами и плоской крышей. - И кто же вас всем этим премудростям обучает? - спросил Гошу человек в пиджаке. - Папа, тётя Лена и Света, ну и другие... - Мучают детей! - возмущённо сказала блондинка. - Все стремятся вундеркиндов каких-то сделать! Лишают детства! Возмутительно! Да таких родителей надо... Мальчишка давно понял, что незнакомая тётя любит поговорить. В этот момент он заметил своего недавнего знакомого, тот неуверенно жался возле ровно подстриженных кустов и не решался подойти к ребятам. - Во-овка! - крикнул Гошка через весь двор,- ОА! - и умчался встречать нового друга. Вслед за ним поднялся и человек в пиджаке, молча кивнул на прощание работнику торговли, продолжавшей свой монолог в гордом одиночестве. По пути к дому Стас уже забыл этот эпизод, но сидя в ванной, почему-то с досадой подумал, что напрасно не спросил, на каком же, собственно, языке дети обсуждали свои проблемы. Странности начались с самого утра.