"Фантом ручной сборки" - читать интересную книгу автора (Куликова Галина)

Глава 2

На дне рождения действительно скучать не пришлось. Если учесть, что вечер начался с грандиозной драки, а закончился убийством именинницы.

Уже после драки, о которой речь пойдет потом, в разгар веселья тетка Григорьева пожаловалась на головную боль и ушла в свою комнату, заявив, что у нее начинается гипертонический криз. Через некоторое время бедняжку нашли на кровати уже бездыханной. Рядом лежала полупустая упаковка пилюль от давления. Прибывшие представители закона обнаружили в сумочке рецепт, выписанный участковым-врачом. И пришли к выводу, что пожилая дама, принимая лекарство, превысила допустимую дозу. Давление резко понизилось, и сердце отказало.

В конце концов санитары увезли тело, представители правоохранительных органов закончили, все свои дела и убрались восвояси. Оставшиеся гости некоторое время не могли оправиться от шока и сидели за столом, тупо глядя друг на друга. Только что маленькая, но довольно агрессивная тетка Анфиса задавала тон вечеру. А теперь она мертва, и все сидят обалдевшие, с недоверчивым выражением на физиономиях, словно минуту назад тут был Копперфильд, который показал невероятный фокус и вылетел в окно.

— Боже мой, какая трагедия! — первой подала голос Надя и прикрыла ладошкой глаза. — Какое несчастье! Я не верю, что она умерла…

— Ее убили, — неожиданно для всех сказала Таисия.

Надино лицо немедленно вынырнуло из-под руки. Глаза у нее выпучились так, словно их кто-то выдавливал изнутри, а шея вытянулась, как у квохчущей курицы. Григорьев разинул рот и не смог исторгнуть ни звука.

— Да ты что! — воскликнула Инга, озвучивая его немой вопль. — Убили?! С чего ты взяла?!

Таисия пожала плечами:

— Анфиса меньше всего походила на человека, способного принять горсть таблеток по ошибке.

И тут гостей словно прорвало. Заговорили все разом, причем вначале никто никого не слушал.

— Ерунда! — кипятился Илья Хомутов, нервно качая ногой, положенной на другую ногу. — Она выпила рюмочку и поплыла. Вполне могла проглотить что-нибудь лишнее.

— Конечно, могла. Но если бы вы не подрались, — возвысила голос Надя, обращаясь к мужчинам, — таблетки ей вообще не понадобились бы! И Анфиса осталась бы жива. Это из-за вас у нее поднялось давление.

— Не говори глупостей! — рыкнул Григорьев. — Драка тут совершенно ни при чем.

— Конечно, ты оправдываешься! — воскликнула Надя. — Потому что сам затеял дурацкий дебош.

Григорьев насупился и задышал часто и хрипло, словно пес, рвущийся с поводка. Инга заерзала на стуле. Ведь в драку он полез из-за нее! Бросился защищать ее честь.

А дело было вот в чем. Инга и Борис жили в одном доме, он — на четвертом, а она — на девятом этаже. На свидания Инга ездила на лифте: встречи всегда проходили на территории Григорьева. Да и вообще со стороны это выглядело почти как совместная жизнь. У нее были ключи от его квартиры, она следила за тем, чтобы вовремя оплачивались его коммунальные счета, а в холодильнике не заканчивались продукты.

Как раз эту самую квартиру подарила Борису тетка Анфиса — единственная его родственница. Сама она при помощи маленького, но чертовски деятельного брачного агентства вышла замуж за разменявшего девятый десяток красавца из деревни Большие Будки и прожила с ним счастливо три года. Совсем недавно ее муж отправился к праотцам, и Анфиса вернулась в Москву справлять семидесятисемилетие среди своих. Своими были — сам Григорьев, его добрые друзья Надя и Илья Хомутовы, а также ее ближайшая подруга Марфа Верлецкая.

Марфа и Анфиса дружили со школы и всю жизнь были не разлей вода, даже переехали вместе в этот самый дом. Марфа обосновалась в соседнем подъезде. Правда, весь последний год она просидела в деревне, возле какой-то пасеки — поправляла здоровье медом. Ключи от квартиры Марфа оставила Григорьеву, чтобы тот поливал цветы. А он, ясное дело, переложил эту почетную обязанность на Ингу.

Поднявшись к себе домой, Инга вспомнила, что неделю не появлялась в квартире Марфы. Старушка вернется и, увидев, что земля совсем сухая, расстроится. А Григорьеву достанется на орехи. Недолго думая, Инга перебежала из подъезда в подъезд, взлетела по лестнице и вонзила ключ в замочную скважину. Он повернулся бесшумно и мягко, словно нож в масле. Инга закрыла дверь, хлопнула по выключателю, промчалась по коридору и ворвалась в гостиную. И тут же замерла «на полном скаку», подавившись глотком воздуха.

Посреди комнаты стоял совершенно голый мужик — мускулистый, ногастый, похожий на породистого коня. Вокруг него на стульях, на кресле, на диване валялись предметы туалета, включая носки и галстук. Все это Инга охватила одним воспаленным взглядом. Мужику было лет сорок или больше — так сразу не поймешь. Темные мокрые волосы, зачесанные назад, блестели, точно конская шкура.

Вместо того чтобы схватить какую-нибудь тряпку и прикрыть «банное место», как говаривала циничная Таисия, мужик хмыкнул и нахально сказал:

— Надеюсь, вы по-настоящему потрясены моей статью и всем остальным.

— Вы о чем это? — спросила Инга драматическим сопрано. — Вы как это?..

Одновременно она попятилась и наступила на его ботинки, стоявшие тут же, в комнате. Потеряла равновесие, забила руками в воздухе, точно веслами, и уже начала валиться назад, на стеклянный журнальный столик, но тут мужик в два прыжка преодолел разделявшее их расстояние и не дал упасть, схватив ее в охапку.

В тот же самый момент входная дверь хлопнула, и женский голос окликнул:

— Валерик!

По коридору протанцевали веселые каблучки, и в комнате появилась девица волшебных форм и гармоничных пропорций с лицом какой-нибудь графини Пулавской. Правда, когда она увидела абсолютно голого Валерика, двумя руками обнимавшего Ингу, лицо ее приняло такое бешеное выражение, точно графине подожгли подштанники.

— Ах вот оно что, Валерик! — завопила девица, из графини мгновенно превратившись в фурию. — Ты поэтому не хотел давать мне ключи?! Развлекаешься здесь с девками?!

У незнакомки были черные длинные волосы, завитые мелкими колечками. Сейчас они дыбом стояли вокруг ее головы, а большой вопящий рот, накрашенный алой помадой, проглотил все остальные черты лица.

Поставив Ингу вертикально, голый Валерик взял брюки и молча удалился в другую комнату. — Кто это? — спросила потрясенная Инга у черноволосой фурии и потыкала вслед ему пальцем.

— Не могу поверить, — продолжала бушевать та, наступая на Ингу, — что он соблазнился такой драной кошкой!

— А что это вы меня оскорбляете?! — тоже закричала Инга совершенно неожиданно для своей визави.

Ее нервы, выдержавшие накануне столько испытаний, были натянуты, как провода, и теперь они начали искрить.

— Ты развлекалась с моим женихом и еще спрашиваешь, почему я тебя оскорбляю?! — с удвоенной силой завизжала фурия, выкатив и без того огромные, шоколадного цвета глаза. Шоколад так разогрелся, что, казалось, вот-вот брызнет из глазниц.

Фурия протянула руки и, схватив Ингу за шею, принялась трясти. Инга извернулась и связкой ключей стукнула ее по пальцам. Та нащупала на столе сувенирную тарелочку с надписью «Рига» и огрела ею противницу по лбу. Это оказалось так больно, что у Инги из глаз полились обиженные слезы. Тарелочка между тем дзынькнула и раскололась пополам. На пол посыпались осколки и фурия с хрустом раздавила их каблуком.

— У, гадина! — крикнула она и вознамерилась завалить Ингу на диван, но тут появился тот тип, из-за которого разгорелся весь сыр-бор.

— Послушайте, дамы, — примирительным тоном сказал он, втискиваясь между дерущимися. — Мне, безусловно, приятно, что моя нагая плоть вызвала у вас такой ажиотаж, но устраивать потасовку совершенно ни к чему. Давайте решим дело полюбовно.

— И ты еще будешь говорить мне о любви? — закричала фурия, отскочив в сторону и уперев руки в боки. — Проклятый обманщик! Я ждала, что ты сделаешь мне предложение! А застала тебя с жуткой девкой!

— Этого не может быть, — рыдала Инга, растирая лоб одной рукой, а сопли под носом — другой. — Сначала шеф с пивом… Потом ребенок с милиционером… А теперь вот — по башке тарелкой!

— Успокойтесь обе! — крикнул мужик неожиданно резко и сердито. — Черт бы вас побрал! Вероника, я прошу тебя.

— Не надо меня просить! — завизжала та. — Я все видела своими глазами!

Она развернулась и бросилась в ванную комнату. Щелкнула задвижка, затем раздались всхлипы, сейчас же сделавшись глухими, — вероятно. Вероника уткнулась носом в полотенце.

— Так, — сказал незнакомец и повернулся к Инге, которая почти ослепла от слез. — Давайте с самого начала. Кто вы такая?

— А вы? — прорыдала она. — Кто вы такой?

— Валерий Верлецкий. Это квартира моей тети.

Инга последний раз длинно всхлипнула и подняла на него заплывшие глазки:

— Марфа Верлецкая — ваша тетя?!

— Вот именно. Чтобы вам было понятнее, я — ее племянник. А вы?

— А я цветы прихожу сюда полива-а-ать… — снова разревелась Инга, осознав, что досталось ей, в сущности, ни за что.

— Угу, — сказал Верлецкий и постучал ногой по полу с таким умным видом, словно на нем были и носки, и ботинки. На самом деле до конца одеться он не успел. — Марфа вам платила? За полив?

— Нет, — покачала головой Инга. — Я просто так приходила-а-а…

Ни один человек не смог бы догадаться, что перед ним стоит деловая женщина, способная управлять большим коллективом и решать сложнейшие вопросы. Верлецкий тоже не догадался.

— Ну вот что, — сказал он и, окинув ее цепким взглядом, добыл из кармана висевшего на стуле пиджака бумажник, а из него — двести рублей. Это показалось ему не много и не мало, в самый раз. — Возьмите за труды. Спасибо вам большое. Но прежде чем вламываться, надо было нажать на кнопку звонка.

— Ваша невеста ударила меня по голове тарелкой! — воскликнула Инга.

— Это вам наука на будущее. — Он сунул две гладкие сторублевки ей в руку и, схватив за локоть, поднял на ноги. — А теперь нам пора прощаться. Ваша помощь больше не понадобится. Надеюсь, вы здесь ничего не забыли? Лейку? Совочек для земли? Нет? Отлично. И верните ключи, пожалуйста.

У него были серые глаза под прямыми широкими бровями. Смотрел он твердо и холодно. Ни капли теплоты и сочувствия! Он протянул ладонь, и Инга шлепнула на нее связку.

Потом сжала деньги в кулаке, словно фантики, и поплелась к выходу. Верлецкий отправился следом, подгоняя ее, словно собака-пастух отбившуюся от стада овцу. В ванной комнате все еще рыдали, и он сказал Инге куда-то в макушку:

— Из-за вас я поссорился с невестой.

— Мне-то какое дело! — злобно выкрикнула она, чувствуя себя самой распоследней дурой на свете. — Я всего лишь цветы хотела полить! А меня побили!

— Мужайтесь, — ответил Верлецкий, выталкивая ее на лестницу. — Такое случается со всяким, кто нацелен делать добро. Живите для себя, тогда все наладится. — И захлопнул дверь.

Выйдя из подъезда, Инга расплакалась еще горше. Лаврентий Кожухов, сосед с первого этажа, дебошир и пьяница, которого в народе прозвали «вечнозеленый лавр», внезапно проникся к ней сочувствием и спросил:

— Чевой-то ты ревешь? Чевой-то случилось?

— Эх! — воскликнула Инга, протискиваясь мимо него в подъезд. И повторила свою присказку:

— Сначала шеф с пивом, потом ребенок с милиционером, теперь — по башке тарелкой…

Когда она ушла, Лаврентий некоторое время изумленно смотрел на дверь, потом икнул и задумчиво пробормотал:

— Шеф с пивом… Съели они его, что ли?

Инга тем временем вернулась домой, стащила с себя плащ и прямо в одежде забралась под одеяло. Даже света не включила. Еще немного поплакала в подушку и крепко заснула, попытавшись утешиться тем, что завтра все встанет на свои места.

Однако ее надежды не оправдались, а все сделалось хуже прежнего. Таисия приехала помогать накрывать на стол и сразу испортила Инге настроение. Григорьев Таисии категорически не понравился. Они сели втроем пить на кухне чай, и Таисия устроила ему форменный допрос. Поэтому, когда зазвонил телефон, он с радостью схватил трубку и погрузился в разговор. А подруга наклонилась к Инге и сказала:

— Я чувствую себя человеком, который стоит возле открытого люка и предупреждает прохожих: «Осторожно, тут яма!» Но они не слушают и с идиотскими улыбочками на лице продолжают один за другим проваливаться под землю.

— Что? — рассеянно переспросила Инга.

— Зачем тебе замуж? — рявкнула Таисия ей в ухо. — Пользуйся этим типом в свое удовольствие! К чему тебе его фамилия и вредные привычки? Запомни: тебе придется мыть тарелки, из которых он станет есть, и стирать его грязное барахло. Не ходи с ним под венец! Как только он поймет, что ты — его собственность, он превратится в собаку.

— В какую собаку?! — ошалело переспросила Инга, не сразу въехав в то, что говорит Таисия.

— Ну если не в собаку, то в свинью. Он с ногами влезет в твою жизнь и натопчет в ней так, что тебе придется делать генеральную уборку.

Григорьев, который понятия не имел о перспективах, нарисованных Таисией, положил трубку и, поглядев на часы, широко улыбнулся:

— Мне пора на вокзал!

А когда он привез тетку Анфису, Инга мгновенно поняла, что с этой дамой надо держать ухо востро. Невысокая, тощенькая, с нарумяненными щечками и шустрыми бесцветными глазками, она шныряла по квартире и все инспектировала.

— Сколько я дома-то не была! Три года, ужас! Столик мой родной! И тарелочки знакомые! Надо же, целенькие, а я думала — разобьете.

Сказать по правде, ее столик Инге совсем не нравился. От белоснежной скатерти веяло чем-то операционно-ресторанным, бокалы на коротких грибных ножках по-мещански основательно окопались возле тарелок — таких тяжелых, что их, пожалуй, даже нельзя было разбить о стену. Она бы с удовольствием принесла сюда что-нибудь свое — воздушное, тонкое, — но Григорьев не разрешил.

Вскоре собрались гости.

— Господи! — продолжала причитать Анфиса, — как дома-то хорошо! Как я соскучилась!

Таисия немедленно сделала кислую физиономию и шепнула Инге:

— Может, она решила вернуться насовсем? А Григорьева — фьють! — выселить обратно в его Братеево?

Анфиса между тем с пристрастием допросила Ингу и потребовала заверений в том, что ее любимый Борик обязательно будет с ней счастлив. Затем обернулась к Таисии.

Подруга Инги была высокой, стройной и шикарной. От ее улыбки запросто могло захватить дух у какого-нибудь принца крови. В широко расставленных глазах — ни тени разочарования жизнью, что само по себе казалось удивительным, если учесть пережитые ею невзгоды.

— Наверное, вас пригласили специально, чтобы свести со Стасом, — заявила Анфиса, окинув ее критическим взглядом. — Он любит волочиться за всякими финтифлюшками.

Таисия ухмыльнулась и предпочла промолчать, а Стас Еремин, о котором шла речь, немедленно спрятался в кухне. Он дружил с Григорьевым еще с институтских времен и сам напросился на день рождения. Это был подвижный тип с черной шапкой волос и богатейшей мимикой. Лицо его постоянно менялось, а улыбка поражала шириной и зубастостью. Особо впечатлительные женщины считали, что он похож на Челентано.

Анфиса настигла его в кухне возле холодильника и кинулась обнимать. Поскольку Стас не выказал особой радости, она ткнула его кулачком в солнечное сплетение и воскликнула:

— Неужели все еще дуешься из-за своей Чахоткиной?

Щеки Стаса немедленно превратились в два красных семафора, и он запальчиво ответил:

— Ее фамилия Сухоткина, Я был в нее по-настоящему влюблен.

— Не выдумывай, — отрезала Анфиса. — Кто влюбляется по-настоящему в двадцать лет?

— Я влюбился по-настоящему! — уперся Стас.

Потом наклонил голову, словно бык, примеривающийся к пикадору, и, начисто позабыв про то, что у Анфисы день рождения, выложил ей все, что он думает о самоуверенных дамочках, которые любят совать нос не в свое дело.

Теперь, когда виновницы торжества не стало, эту душераздирающую сцену припомнила Таисия.

— Чем не мотив для убийства? — Она в упор поглядела на первого подозреваемого. — Молодой человек приводит свою девушку в гости к другу и тетка этого друга в один миг разрушает его счастье. Полагаю, вы так и не простили Анфисе ее бесцеремонную выходку.

— А что за выходка? — спросил Илья Хомутов, муж Нади. — Я ничего не знаю.

Желание оправдаться волной нахлынуло на Стаса.

— Она… — захлебнулся бедняга. — Она.., сказала Сухоткиной, что со мной нельзя иметь дела, потому что я закладываю за воротник каждый день.

— Кажется, ты в тот вечер действительно напился, — пробормотал Григорьев.

— Светка решила, что я законченный алкоголик! И ушла от меня к Лешке Зотову. А это, может, была женщина моей жизни!

— Мы сейчас говорим об убийстве, — напомнила Надя. — И если это та Сухоткина, о которой я думаю, то убийство здесь исключается. Из-за таких не убивают.

— Я бы убил! — воскликнул Стас и тут же опомнился:

— Но я этого не делал.

— Да никто ее не убивал, — устало махнула рукой зареванная Марфа Верлецкая.

Она явилась на день рождения любимой подруги прямо со своей пасеки. Роста Марфа была невеликого, однако находилась в тяжелом весе. Круглое лицо с носиком-пуговкой и двумя подбородками, складчатый, словно у гусеницы, живот и кисти рук, напоминающие туго набитые игольницы.

По закону подлости в гости она пришла не одна, а с племянником и его противной невестой Вероникой. Увидев их, Инга хотела залезть под стол, но не успела.

— Здрасьте, — оказал ей Верлецкий. По его глазам было ясно, что он ее не узнал.

Костюм не шел этому типу абсолютно. Он в нем выглядел как мелкий аферист, который увел у кого-то шикарную вещь, но совершенно не умеет ее носить. Галстук был повязан кое-как, а ботинки непозволительно сверкали.

Зато Вероника, похожая на улана из-за высокой прически на голове, мгновенно Ингу опознала.

— Ты?! — завопила она, довольно, надо сказать, неожиданно для окружающих. — Что ты тут делаешь?!

— О господи, — сказал Верлецкий, и в его глазах появилось плутовское выражение. — Действительно, та самая.

И он хлопнул себя по бокам так сильно, точно стряхивал снег с шубы.

— Валерик, в чем дело? — растерянно спросила Марфа.

— Я вчера их застукала, — процедила Вероника. Сейчас ее голос был похож на шипение бенгальского огня, попавшего в бокал с шампанским. — Валерика и вот эту, — она подбородком указала на Ингу.

— Вероника, заткнись, — с прохладной улыбкой на губах предупредил Верлецкий. — Ты ведешь себя некрасиво.

— Я веду?! — Она захлебнулась возмущением. — Я пришла, а вы обнимаетесь! Голые!

— Ну, положим, голый был только я, — пробормотал Верлецкий, и в ту же секунду Григорьев бросился на него.

Никто и пикнуть не успел, как два по-вечернему наряженных тела сцепились не на жизнь, а на смерть, образовав один большой черно-белый организм с двумя галстуками. Поведением это чудище напоминало озверевшего медведя — шаталось туда-сюда, ревело и перекатывалось от стены к стене. Правда, время от времени оно еще и материлось, и тогда обе тетки визжали так, будто им на ноги лили кипяток.

Вероника тоже не пожелала оставаться в стороне, подскочила к Инге и, сжав кулак, собралась было засветить ей в глаз, но тут уж вмешалась Таисия. Она схватила Веронику за волосы и дернула на себя. Та начала заваливаться назад и сбила с ног подскочившую Надю. На помощь Наде бросился ее муж Илья, но двигавшийся мимо клубок дерущихся на ходу зацепил его и поглотил безвозвратно. Теперь у него было три галстука и шесть рук. Двигаясь по комнате, клубок опрокинул пару стульев, сорвал и сжевал занавеску, свалил журнальный столик и торшер, превратив абажур в кусок гнутой проволоки и в лохмотья.

Взъерошенная Вероника не успокоилась.. Она начала серьезную охоту за Ингой и в конце концов загнала ее в ванную комнату, где та заперлась на задвижку. Некоторое время за дверью сильно топали, а потом постучала Таисия и велела Инге выходить.

Та с опаской ступила в комнату и обнаружила там живописную группу. Анфиса и Марфа сидели на диване, сложив ручки на коленях. Между ними, зажатая в клещи, располагалась усмиренная Вероника. Илья Хомутов прикладывал платок к разбитой губе, а Григорьев и Верлецкий, оба похожие черт знает на что, да еще и мокрые к тому же, стояли друг против друга по разным сторонам комнаты и шумно дышали. Возле двери замер Стас Еремин с пустой бутылкой из-под газировки. Вероятно, он поливал их, словно правительственные войска разгулявшихся демонстрантов, и добился-таки успеха.

— У нас тут день рождения или гусарская пьянка?! — возмущенно воскликнул Хомутов и в сердцах отбросил платок.

Надин муж родился красивым, но килограммов пятнадцать лишнего веса, придавившие эту красоту, заставляли ее тужиться из последних сил. Кроме того, к таким хорошо вылепленным, но пресным лицам быстро привыкаешь.

— Объясни ему все! — не терпящим возражений тоном велела Таисия, обращаясь к Инге и имея в виду Григорьева.

Инга посмотрела на своего без пяти минут мужа, глаза которого налились кровью, и покорно сказала:

— Я пошла к Марфе полить цветы, а он стоял голый посреди комнаты.

— Да пустяк, в сущности! — дернул плечом Вердецкий. — Она ввалилась, а я как раз переодевался. Со всяким может случиться.

— Вы обнимались, — любезным тоном напомнила с дивана Вероника, и ее алый рот сжался в крохотную розочку.

— Я наступила на его ботинки, — уныло добавила Инга, которой совсем не нравилось оправдываться в присутствии такого количества людей, — и потеряла равновесие.

— А я всего лишь поддержал ее, чтобы она не расшиблась, — закончил Верлецкий беззаботным тоном.

— Ты заплатил ей деньги, — тявкнула Вероника с дивана.

— Откуда ты знаешь? — ехидно поинтересовался он. — Ты ведь рыдала в ванной!

Григорьев снова задышал, как локомотив, и умная Надя предложила:

— Давайте наконец сядем за стол.

Все с энтузиазмом согласились и в знак примирения усадили Ингу между Григорьевым и Верлецким.

Последний немедленно наклонился к ней и сказал:

— Я вас не узнал. Вчера вы выглядели иначе!

— Вы тоже запомнились мне совсем другим, — процедила она.

— Зачем вы взяли у меня двести рублей, вы же директор турагентства?

— Хотите, чтобы я вернула их вам прямо сейчас?

— Не наклоняйтесь ко мне так близко, — потребовал он. — Вы окончательно рассорите меня с девушкой моей мечты.

— Если вы всю жизнь мечтали о такой истеричке, я вам сочувствую.

— Сочувствуйте на расстоянии.

— Вы сами сели ко мне под локоть!

— Меня сюда загнали ваши взволнованные родственники.

— Перестаньте болтать, а то мой жених снова начистит вам морду.

— Вряд ли. Он выглядит нездоровым.

Григорьев и в самом деле спал с лица. С Ингой он не разговаривал и даже не подкладывал ей на тарелку салатик из крабов, который она очень любила.

Теперь, когда Анфиса отбыла в свое самое долгое путешествие, вспоминать о том, как он себя вел, Григорьеву было стыдно.

— Я не знал, что драка так расстроит тетку, — виновато пробормотал он.

— А вот мне кажется, что это был просто отвлекающий маневр, — неожиданно сказала Марфа. К ее лицу прилила кровь, и она стала похожа на спелую вишню.

— Что это вы имеете в виду? — заинтересовалась Таисия, не пожелавшая оставить в покое версию убийства.

— Ну… Кто-то задумал отравить Анфису этими таблетками. Надо было подстроить так, чтобы она их приняла в принципе. А уж доза… Может, ей поднесли водички, в которой растворили лишние пилюли… Или… Ну.., не знаю что.

— Надо было подстроить так, чтобы она их приняла! — патетически повторил Илья Хомутов и погрозил Марфе пальцем. — А вы хитренькая! Намекаете, что кто-то из нас, мужчин, специально затеял драку, чтобы расстроить Анфису и получить повод отравить ее таблетками?

— А что? Вы все отлично знаете, что, когда Анфиса расстраивается, она всегда пьет эти свои пилюли. То есть пила, — спохватилась Марфа и хлюпнула носом.

— Выходит, вы думаете, — не сдавался Хомутов, — что или Борис, или я, или ваш племянник — кто-нибудь из нас — прикончил Анфису?

Марфа блеснула глазками, уютно устроившимися в складках щек, и коротко ответила:

— Да.

— Марфа! — пискнула сконфуженная Инга.

— Борик, ты запросто мог от нее избавиться, — мрачно сказала Марфа, ни на кого не глядя.

— Я?! — Григорьев привстал с места. Лицо его позеленело. — На кой черт мне это понадобилось?!

— А вот и понадобилось, — закивала Таисия. — Я давно сказала Инге про квартиру. Ваша тетка, Борис, откровенно сожалела, что уехала из Москвы. И если бы она захотела вернуться…

— Какая чушь! — воскликнул Григорьев. — Вы же сами слышали, она делилась с нами своими матримониальными планами. Она не собиралась возвращаться. Наоборот — хотела еще раз выйти замуж.

— Да-да, я помню. В Америку.

Сидя за праздничным столом, Анфиса действительно размечталась о следующем замужестве.

— Продам дом в Больших Будках, — разглагольствовала она, — и схожу замуж еще раз. Только теперь за границу, лучше всего — в Штаты. Поеду на какую-нибудь ферму обихаживать старого ковбоя. Американцам нужны работящие женщины, а я еще — ого-го! — похвасталась она. — То самое брачное агентство, которое устроило мою судьбу в первый раз, обещало и во второй не подкачать.

Григорьев снисходительно улыбался, и Анфиса принялась агитировать свою подругу Марфу последовать ее примеру.

— Соглашайся, Марфуша! — наседала она. — Продашь свою квартиру, положишь деньги в банк и будешь чувствовать себя не какой-то там бесприданницей, а дамой пусть и с небольшими, но собственными средствами.

— А что? — Марфа раскраснелась, представив, как она варит не избалованному разносолами ковбою красный украинский борщ, а тот ест и нахваливает по-американски: «Great!» — Идея интересная. Твое брачное агентство мной займется?

— О чем разговор!

— Да-да, — встрял Верлецкий, ласково похлопав Марфу по сдобной ручке. — Только, когда отправишься заполнять анкету, не забудь указать, что у тебя радикулит, остеопороз и катаракта.

— Кроме того, дорогие тетушки, — рассмеялся Григорьев, — мы будем по вас скучать. Америка-то на краю света!

— Ничего, Борик. Пока я все оформлю, еще надоем тебе!

Надоесть, впрочем, она никому так и не успела.

Вероника, в задумчивости крутившая ложечку в чашке, неожиданно вспомнила:

— Судя по словам Анфисы, она собиралась остаться в этой квартире,. До тех пор, пока брачное агентство не найдет ей.., хм.., ковбоя.

— Ну и что? — немедленно насторожился Григорьев. — Что это значит?

— Это значит, что ее могла отравить Инга, — с вызовом закончила свою мысль Вероника. — Вы ведь собираетесь пожениться? Она уже наверняка считает эту квартиру своей. А тут появляется ваша тетка и собирается обосноваться здесь на неопределенный срок.

— У меня своя двухкомнатная квартира! — запальчиво возразила Инга. — Мне там хорошо.

— Двухкомнатная! Ни за что не поверю, что тебе не хочется четырехкомнатную. Такие, как ты, очень жадные.

Поскольку было неясно, на чем основывается это логическое умозаключение, никто ей не возразил.

— С таким же успехом, — запальчиво сказала Инга, — тетку Анфису могла прикончить ты сама!

— Ну да, ну да! И мотив у меня есть!

— Конечно. Анфиса агитировала Марфу тоже продать свою жилплощадь, чтобы увезти деньги в Америку в качестве первоначального капитала. А там вы с вашим Валериком, — она метнула острый, словно дротик, взгляд на Верлецкого, — уже свили гнездышко. Вот вы с ним договорились и…

— Точно! — обрадовалась Таисия. — Это ведь Верлецкий начал драку.

— Я?!

— Вы заявили во всеуслышание, что были голый.

— Но я действительно был голый.

— А зачем надо было это вслух говорить?

— Чтобы защитить честь женщины, — обиделся Верлецкий. — Вероника сказала, что мы оба были голые, а я поправил, что не оба, а я один.

Над столом повисла тишина, и стало слышно, как дышит Григорьев — словно больной тяжелой формой бронхита.

— А меня вы почему не подозреваете? — неожиданно поинтересовалась Марфа, которая после смерти подруги долго плакала и распухла, как тесто возле печи. — Я ведь тоже… Дура такая… На нее набросилась! Все Коленьку ей не могла простить. Слово себе давала, что не заговорю о нем, и вот на тебе, брякнула. А у нее, голубки моей, был день рождения-а-а…

Она уткнулась носом в салфетку, и все обескураженно замолчали, потому что, Марфа и в самом деле припомнила за праздничным столом старую обиду. Впрочем, Анфиса сама была виновата, потому что принялась хвастать своими прошлыми победами на личном фронте и задирать подружку. Происходило эти примерно так.

— Бедняжка, — сочувственно заметила Анфиса, слопав кусок пирога с печенкой. — Тебе всегда не везло с мужчинами.

— Да ладно болтать, — беззлобно ответила Марфа, подчищая тарелку корочкой хлеба. — Мне, наоборот, везло с мужчинами! Я находила самых лучших. И замуж ты в первый раз вышла за моего поклонника. Коленька так меня любил, а ты вскружила ему голову.

Анфиса ухмыльнулась и с нежностью сказала:

— Ты все еще злишься, старая кочерыжка!

— Не забывай, — напомнила Марфа, — что ты — такая же кочерыжка, как и я. Но тогда, с Николаем — признайся хоть в семьдесят семь лет! — ты переборщила. Это был не лучший твой поступок.

После чего Верлецкий наклонился к Инге и с радостным недоумением сказал:

— Судя по всему, ваша тетя отбила мужа у нашей тети.

— Чья это — ваша тетя? — презрительно спросила та. — Вы что с Вероникой — братья?

— Почти муж и жена. Как и вы с вашим Григорьевым. — Сказав это, он бросил на последнего любопытный взгляд и тут же добавил:

— Впрочем, насчет вас я сомневаюсь. Почему-то мне не кажется, что ваше замужество — такое уж решенное дело.

Инга с трудом удержалась, чтобы не запустить в него мисочкой с селедочным маслом, которую в тот момент держала в руке. Теперь же, после всех кошмарных событий, ей казалось, что с тех пор прошел месяц или год — все так изменилось! И даже Верлецкий изменился, сделавшись серьезным и каким-то суровым.

— Не понимаю, — хмурился он, — зачем себя оговаривать, Марфа? Вы с Анфисой в молодости не поделили ухажера. Смешно об этом сейчас думать.

— Дело в том, — плаксивым голосом сообщила его тетка, — что я боюсь. Вдруг меня заподозрят и посадят в тюрьму? Ведь я отлично знала Анфису, все ее повадки, знала, какие лекарства она принимает и что запивает она их сладким сиропом…

— Угомонись, — прикрикнул Верлецкий. — Милиция даже не собирается расследовать это дело…

— Собирается, — снова встряла Таисия.

— Тайка, ну что ты вбила себе в голову?! — растерялась Инга. — Почему ты решила…

— Потому что кое-кто сделал для милиции заявление. Я своими ушами слышала. Думаешь, я просто так заговорила с вами об убийстве? Решила, что мне больше всех надо?

— Выражайтесь, пожалуйста, яснее, — нахмурившись, попросила Надя.

Еще до приезда представителей закона она успела забрать волосы в хвост и снять с себя все украшения. И теперь выглядела скромно и строго. Инге, которая кропотливо, год за годом, создавала свой образ деловой женщины, катастрофически не хватало очков и костюма. В коротком платье и ажурных чулках она чувствовала себя неуютно. Григорьеву, напротив, нравилось, когда она одевалась женственно. Впрочем, для него женственность ограничивалась туфлями на шпильках и мини-юбками.

— Боже мой, ну кто мог сделать такое заявление? — раздраженно переспросила Надя.

— Ваш муж, — ответила Таисия, и все сидящие за столом повернулись и посмотрели на Хомутова.

— Илья, — первой опомнилась Надя и расправила плечи, точно нервная учительша, услышавшая неприличное слово. — Что такое ты сказал милиции?

— Что знал, то и сказал, — с вызовом ответил Илья и начал изучать свои остриженные полумесяцем ногти. — После того как Анфиса объявила о своем гипертоническом кризе — якобы он уже на подступе, — я заходил к ней в комнату. Она лежала на диванчике и рассматривала картинки в глянцевом журнале: Я спросил ее о самочувствии, и она ответила, что чувствует себя сносно, только немного позже выпьет одну таблеточку от давления, и этого будет достаточно. «С некоторых пор, — сказала она, — я перестала злоупотреблять лекарствами. Чтобы давление было, как у космонавта, нужно пить настойку боярышника. Если делать это регулярно, лекарства становятся практически не нужны. А я уже три года пью такую настойку».

— К сожалению, она ошибалась, — заметил Стас постным голосом. — Лекарства все-таки нужны.

— А я думаю, — запальчиво возразил Хомутов, — кое-кто не знал, что в своих Больших Будках Анфиса перешла на боярышник и сегодня собиралась ограничиться одной таблеткой! Кое-кто не знал, что она сказала об этом мне!

— Осталось выяснить, кто такой этот «кое-кто», — буркнула Вероника.

— Убийца непременно должен был зайти к Анфисе в комнату, — заявила Таисия, и, услышав наконец слово «убийца», все одновременно вздрогнули, словно ехали в грузовике и их подбросило на ухабе.

— Сейчас невозможно точно сказать, кто к ней заходил, а кто нет, — откашлявшись, заметила Инга. — И в какое время. Я лично зашла спросить как дела. Примерно через полчаса после того, как она прилегла.

— Я тоже, — кивнул Верлецкий, — заходил.

— Ну, ты-то понятно, — махнула рукой Марфа. — Глупо было бы тебе не зайти.

— Почему это — понятно? — тотчас напрягся Григорьев, метнув в Верлецкого взгляд палача, жаждущего начала пытки.

— Да он ведь врач, — заступилась за жениха Вероника. — Он обязан был пойти!

— И что же он врачует? — желчно спросил у нее Григорьев, точно самого Верлецкого не было в комнате.

— Насчет гипертонического криза Анфиса, конечно, преувеличила. Хотя давление у нее действительно подскочило, — мрачно заметил Верлецкий. — Я посоветовал ей выпить то лекарство, которое она принимала всегда. Представления не имею, почему она проглотила столько таблеток.

— Так, выходит, она их не сама выпила? — растерялся Стас. — Надь, а ты к Анфисе тоже заходила?

— Да, — подтвердила она. — Нужно было найти какую-нибудь одежду для… Ну, вы в курсе.

Она выразительно посмотрела на Веронику, а та метнула на нее испепеляющий взгляд и сделалась от негодования ярко-розовой, как кусок ветчины. Башня из волос на ее голове накренилась, придав ей лихой вид.

— Мы посоветовались и решили предложить Веронике красное трикотажное платье, оно в гардеробе Анфисы оказалось самым длинным, — продолжала Надя как ни в чем не бывало. — Ну, конечно. Вероника для него немного толстовата, и рост у нее.., как у корабельной сосны.

— Господи, так это вы мне от зависти всучили вместо платья черт знает что! — завела глаза Вероника.

— Это «черт знает что», между прочим, стоит двести баксов, — отрезала Надя. — Дом моды Анциферовой, если кто не разбирается. Анфиса тащилась от этого платья. Я даже добавила денег, так она хотела его купить.

Все повернулись и посмотрели на платье. Оно, вероятно, и в самом деле было красивым, но на Веронике смотрелось потешно — талия оказалась под грудью, а рукава из длинных превратились в укороченные.

— Ну а я, — с вызовом сказала она, — ходила к Анфисе переодеваться. А что мне еще оставалось делать? Раз уж меня посадили радом с такой криворукой особой…

У Нади на лице появилось выражение удовлетворения. Именно она за праздничным столом вылила на Веронику итальянский соус, причем сделала это специально. В тот момент Инга наблюдала за развитием событий с большим интересом и была почти уверена, что второй драки этим вечером им не избежать. Только Григорьев на сей раз останется в стороне, а главными героями побоища станут Верлецкий и Илья Хомутов.

Дело в том, что Надя имела неосторожность сделать Веронике выговор.

— Цивилизованные женщины, — как бы между прочим заметила она, — умеют держать себя в руках. Надо же было умудриться на чужом дне рождения устроить скандал!

— Ваша Инга хотела увести у меня жениха, — коротко ответила Вероника.

— Это не повод закатывать истерики. Я бы так не поступила..

— Да? — ехидно переспросила Вероника.

После чего повернулась к Хомутову, сидевшему от нее по левую руку, и принялась откровенно с ним флиртовать. Вероятно, решила посмотреть, что из этого выйдет. По ее замыслу Надя должна была выйти из себя и таким образом опровергнуть собственные слова.

Флиртовала Вероника откровенно и даже пошло. С каждой минутой осанка Нади делалась все лучше и лучше — спина ее выпрямлялась и наконец стала идеальной, как у настоящей леди. Анфиса, сидевшая напротив, все поняла и постаралась отвлечь ее от происходящего.

— Ты сегодня выглядишь бесподобно, Надечка! — громко сказала она. — Редко встречаются такие женщины: и красивые, и умные. — Она обернулась к Инге и пояснила:

— Надя — настоящий эксперт в банковском деле. Если тебе, Ингочка, потребуется консультация, смело можешь обращаться к ней.

Хомутов между тем по-павлиньи распустил хвост и затоковал. Вероника с довольной физиономией продолжала обрабатывать объект, изредка косясь на вытянувшуюся в струнку Надю.

— Она прекрасный финансовый эксперт, — продолжала Анфиса, беспомощно глядя на наглую Веронику и дурня Хомутова. — Она мне помогла уладить дела.

— Что вы говорите! — подхватила Инга, кося глазом на Верлецкого, который наблюдал за развитием событий с напряженным вниманием.

— Да-да! Надя потрясающий специалист. Она может найти выход из любой ситуации! Вот у меня была…

Договорить она не успела, потому что Надя со злодейской улыбкой на лице сняла со стола соусницу и вылила Веронике на подол итальянский соус. И первая завопила:

— Ой-ой-ой! Какой ужас! Какая я неловкая!

Вероника заверещала, вскочила с места… Хомутов тоже подскочил, и Верлецкий за ним следом… И тут-то Анфиса сказала, что у нее начинается гипертонический криз. Все внимание сразу переключилось на нее. Она ушла в спальню и улеглась на диван. С этого момента к ней по одному потянулись ходоки. Любой из них мог «угостить» ее смертельной дозой лекарства.

Тем не менее все попытки выяснить истину тут, на месте, оказались тщетными. Каждый признавался, что заходил к Анфисе, но, конечно, ее не убивал.

— У Таисии вообще нет мотива для убийства, — заметила Марфа, перед которой высилась целая гора мокрых салфеток.

— Она могла постараться для любимой подруги, — тотчас возразил Хомутов, громко сопя.

Таисия смерила его уничижительным взором и решила, что отвечать — ниже ее достоинства. Тем не менее остальные гости слегка призадумались. Еще часа три они толкли воду в ступе, но только рассердили друг друга и в конце концов разошлись по домам. Напоследок Верлецкий заставил Веронику помочь убрать со стола. Она сопротивлялась изо всех сил, но все-таки сдалась и, кипя негодованием, вымыла посуду.

Весь следующий день Инга ездила с Григорьевым по инстанциям, а ближе к вечеру позвонила Таисии:

— Даже не знаю, что мне теперь делать, — пожаловалась она. — Работы нет, да тут еще такое горе…

— Знаешь что? — перебила ее подруга. — Уже конец рабочего дня, встретимся через час и обсудим все варианты.

Встречались они всегда в одном и том же месте — в милом маленьком кафе под названием «Кудесница».

— Чертова погодка! — пожаловалась Таисия, снимая и встряхивая плащ.

Потом села и тоном уставшего доктора приказала:

— Рассказывай. — Извлекла из пачки сигарету и закурила. — Что тебя беспокоит?

— Как что беспокоит? Ты сама сказала, что Анфису убили.

— Ну и что теперь? Милиция разберется. Ты не убивала — это главное. Постарайся взять себя в руки и жить нормальной жизнью.

— Ну ты даешь! Какая может быть нормальная жизнь без работы? Кстати, с этого все и началось. С гибели шефа.

— Артонкина, да? Того, что с тобой всерьез заигрывал?

— Ну, не всерьез… — Всерьез, всерьез, — кивнула Таисия. — Импозантный был дядька, жаль его.

— Как?! Ты — и пожалела мужчину?

Таисия точным движением сбросила горку пепла в фаянсовую плошку и пожала плечами:

— Так он же умер.

— Я до сих пор не могу в это поверить! Как сейчас, вижу его перед собой.

— У него шевелюра была классная, — заметила Таисия. — Настоящая грива. И эти седые прядки на висках. Носу тоже надо отдать должное — прямо дюреровский был нос. Такой самец запросто мог задурить тебе голову.

— Да ты что! — вознегодовала Инга. — У меня ведь есть Григорьев.

— Сегодня есть, завтра нет.

— Ты мне еще больше портишь настроение. И на Глеба Сергеевича наговариваешь — он просто флиртовал.

— Я видела, как он флиртовал, — отмахнулась Таисия. — Помнишь, он нас с тобой подвозил до дома? Ну так вот. Поверь моему трудному опыту — он рассчитывал на взаимность. Впрочем, что уж теперь?

— Действительно, — поддакнула Инга. — Теперь мне надо думать о будущем.

— Ты пересидишь пару месяцев без зарплаты? Пока будешь искать новое место? Я имею в виду — у тебя есть что-нибудь за душой?

— Я же машину купила.

— Ну да, я забыла. Говорила тебе — сначала надо научиться водить. Сейчас была бы с деньгами. Что тебе эта машина, если водить не умеешь? Куча железа и все. И денежки тю-тю.

— Ну… Водить я научусь. А что касается денег, то Григорьев не даст мне пропасть.

— Ха! — сказала Таисия.

Она могла ничего больше не добавлять, в этом возгласе сконцентрировалось все, что она думала о мужчине как о надежном плече.

— Женщина должна рассчитывать только на себя, — заключила она.

Инга покусала нижнюю губу, потом потянулась за сигаретой. Она курила редко, в моменты сильного нервного напряжения. Сегодня ей сам бог велел обкуриться до полной отключки. Инга неожиданно вспомнила позавчерашний день и, рассказав Таисии подробности своих приключений, с горечью заметила:

— Григорьев даже не предложил отвезти меня домой. Пока ему не велела Надя!

— Ты вот что, — оживилась Таисия. — Не сиди целый вечер дома, а то начнешь себя жалеть — не остановишься. Жалость к себе разлагает женщину, делает ее уязвимой, этого нельзя допускать. Ты вновь должна обрести почву под ногами — и как можно быстрее.

— Что ты подразумеваешь под почвой?

— Финансовую независимость, разумеется. Как только ты попросишь у Григорьева денег, немедленно попадешь в духовное рабство.

— Ты предлагаешь мне в темноте бегать по городу и искать работу? — изумилась Инга.

— Вот именно.

— Но у меня сегодня такое настроение….

— Не откладывай на завтра то, что тебе не хочется делать сегодня — завтра тоже не захочется. Проверено не раз и не два, — сказала подруга. — Я бы пошла с тобой, но мне нужно Наташку забирать из секции, а потом шить ей юбку для воскресного выступления.

Наташка была Таисиной дочкой. Подруга родила ее в последнем браке, когда брак этот уже трещал по швам, как пиджак на растолстевшем хозяине. Она была уверена, что у нее родится девочка, и предупреждала: «Ну а мальчику, если он вдруг вздумает появиться на свет, сильно не повезет». Природа решила не ставить экспериментов, и Таисия получила, что заказывала.

— Ты должна вся нацелиться на успех, — поучала она. — Будешь идти по улице и притягивать к себе счастливые случайности.

— Вряд ли ко мне сегодня притянется что-нибудь по-настоящему стоящее, — пробормотала Инга. — И по какой улице я пойду? Откуда я знаю, где есть вакансии! Что же мне — объявления на столбах читать? Я все-таки руководитель, и у меня нет никакого желания переквалифицироваться в дворники.

— В дворники тебя никто не возьмет, — сообщила Таисия. — У тебя вся энергия в голове, кому нужны такие дворники? Купи какую-нибудь газету с объявлениями и посмотри, что есть тут рядом для работника умственного труда. Даже если проиграешь в деньгах — соглашайся.

— Так поздно! — отпиралась Инга. — Все уже закрылись.

— То, что тебе предназначено, — пообещала подруга, — еще работает. Так всегда бывает, когда находишься в кризисе.

Таисия была большим специалистом по кризисам, поэтому Инга решила ее послушаться. Возможно, в другой день она бы и поспорила, но сегодня ей хотелось все переложить на чужие плечи, кому-нибудь подчиниться. Она бы с удовольствием подчинилась Григорьеву, но он даже не позвонил после работы. Интересно, что он делает? Может быть, ужинает все с той же Надей?

Мысль эта задела Ингу, она распрощалась с Таисией и спустилась в метро, чтобы купить на лотке газету. Заодно приобрела пару журналов: один с кулинарными рецептами, один про кино. Обложка киножурнала была украшена фотографией актера Игоря Гладышевского: «Сегодня ему исполнилось бы 60 лет». Гладышевский умер лет десять назад, сыграв напоследок несколько заметных ролей на сцене и одну — потрясающую! — в последней экранизации «Братьев Карамазовых». Его и так любила публика, но после этого фильма стала носить на руках. Впрочем, недолго. Гладышевский трагически погиб в автокатастрофе. Однако пресса не забывала его и с завидным постоянством публиковала материалы о жизни и творчестве актера.

Инга была его поклонницей, и она некоторое время стояла возле лотка, рассматривая фотографии. Потом спохватилась и принялась за газету. Тут же поняла; что Таисия подбросила ей глупую идею — в газете публиковались только телефонные номера. Не по мобильному же обзванивать все это хозяйство! Она засунула прессу в пакет и для очистки совести решила полчаса побродить по улицам. «Пойду куда глаза глядят, — подумала она. — Вот только настроюсь на успех и пойду».

Инга прислонилась к стене и, закрыв глаза, принялась настраиваться. «У меня все получится, — медленно и внятно говорила она про себя. — Мне обязательно повезет. Я найду работу! Я — самая везучая. Я — самая счастливая! Работа уже идет ко мне».

— Эй! — неожиданно сказал ей прямо в ухо какой-то развязный бас. — Работа нужна?

Инга распахнула глаза и увидела перед собой упитанного молодого человека, одетого во все черное и несвежее. Голова у него была бритой, и только на макушке щетинились мелкие белесые колючки.

— Нужна, — с опаской ответила Инга.

— Тогда че? — переспросил он и побряцал дешевой цепью, пристегнутой к штанам. — Пойдем, че ли?

— Куда? — спросила Инга, сразу, впрочем, догадавшись — куда. — Я не это. Я, видите ли, просто женщина. Без определенных намерений.

— А че ты тогда тут встала, на проходе? — Парень немедленно обозлился и как-то весь подобрался. — Стоит, понимаешь, улыбается!

— У меня сегодня хороший день, — нервно хихикнула она. — Все ладится, все задается! Чего бы не постоять, не поулыбаться?

— У, старая дура! — рявкнул молодой человек и вихляющей походкой пошел прочь.

Инга воровато огляделась по сторонам — не слышал ли кто, как ее обозвали? И тоже направилась к выходу — притягивать счастливые случайности. На улице уже стемнело, хотя людей было много и машин тоже — лаковыми тенями они скользили по шоссе. Возле тротуара собаками ворчали частные такси с горящими фарами, похожими на голодные глаза. Выйдя из подземного перехода, Инга краешком сознания зацепила автомобиль, ткнувшийся носом в бордюрный камень. Из него выбрался высокий мужчина — расстегнутый плащ и клетчатый пиджак под ним.

По инерции Инга сделала несколько шагов и резко обернулась. Незнакомец ступил на тротуар и двинулся вперед. Было в нем что-то ужасно знакомое и при этом — невероятное, невозможное! Трясущимися руками Инга достала из пакета журнал и поднесла его к глазам. Вот он, Игорь Гладышевский, в своем любимом клетчатом пиджаке, который был для него чем-то вроде визитной карточки. У этого типа под плащом тоже клетчатый пиджак, который, вероятно, и сбил ее с толку. Глупость, вот и все. Гладышевский погиб десять лет назад.

В этот миг ветер рванул с такой силой, что вздрогнула вся улица. Завизжали женщины, у которых с голов послетали шляпки и беретки, засмеялись побежавшие за ними мужчины. Инга подняла воротник плаща и поймала в фокус человека в клетчатом пиджаке, который уходил вниз по улице. «Я грежу», — подумала она и поняла: следует во что бы то ни стало заглянуть незнакомцу в лицо.

Она припустила бегом, стараясь не потерять из виду его прямую спину. Он был так похож на покойного! Всем — ростом, походкой, посадкой головы… Аж мурашки по спине.

Уж Гладышевского-то она ни с кем не спутает! Она знает его как облупленного: многие фильмы смотрела по двадцать, пятьдесят; сто раз. Его вся страна знает в лицо. Конечно, глупо бежать за незнакомцем. И все-таки она побежала.