"Рецепт дорогого удовольствия" - читать интересную книгу автора (Куликова Галина)

ГЛАВА 3

— Глаш, ты же обещала к среде сделать распечатки и размножить! — выговаривал ей на следующее утро Лева Бабушкин. — Мне же не с чем работать, золотая моя!

«Золотая моя» означало, что Лева жутко рассердился. Он был очень корректный, и все его ругательства со стороны выглядели безобидно. Пациенты Леву любили. Он обладал располагающей внешностью — приятная полнота, очки, славный румянец. Кроме того, Лева был дружелюбен и вежлив со всеми без исключения. В редкие минуты гнева или раздражения у него отчего-то краснел нос.

Вот и сейчас нос у Левы сделался клубничным. Не зная, как оправдаться (а оправданий у нее не было ровным счетом никаких), Глаша пробормотала:

— Левушка, ты понимаешь, я была занята другим делом. — Она решила все свалить на Кайгородцева, не раскрывая, впрочем, сути дела. — Мне Петя, — она понизила голос, — доверил одно расследование. Я ведь в этом деле человек опытный.

— Да! Прямо можно идти и наниматься в Интерпол, — сердито сказал Лева. — Глаш, ну какое расследование? Будешь искать удравшего директорского кота? Или, может, у него пропала подушечка для печатей?

— Вот и зря ты смеешься, — надулась Глаша. — Все очень серьезно.

Бабушкин, однако, не поверил, что все серьезно, и издал тяжкий вздох.

— Я завтра принесу распечатки! — горячо пообещала Глаша.

— Ладно, — махнул тот рукой и неожиданно заинтересовался:

— А что это у тебя за бумаги?

— Это… Это личное, — подобралась Глаша. Она с самого утра заучивала словечки, которыми молодежь обогащала «великий и могучий».

Кое-что запомнилось очень легко. Выражения «гнать пургу» или «выпасть в осадок» были ей понятны и где-то даже близки. Но в импровизированном словаре попадались такие словечки, как «дрюкер», «хагены», «берлять». Они ставили Глашу в тупик. «Может быть, — думала она, — Жора преувеличил значение сленга? Может быть, вовсе не обязательно пользоваться этим обезьяньим языком?» Однако других консультантов у нее не было. Подвойская, которая жуть как любила давать советы, давно вышла из эпатажного возраста и вряд ли знала что-то такое, что могло поразить воображение Вити Стрельникова.

Модный «прикид» лежал в большом пакете под рабочим столом, и, когда Глаша задевала его ногой, ей становилось откровенно не по себе. Джинсы, отделанные голубым кружевом, и короткая кофточка на одной пуговице станут ее боевыми доспехами. Там же, в отдельной коробочке, лежала дюжина заколок для волос, которых, как предупредила Лида, должно быть обязательно много. Ударной вещью Глаша считала и маленькую серебряную сережку в виде колечка, которой она решила прищемить себе нижнюю губу. Как будто бы это пирсинг. Но без дырки. «Вечер прохожу, никто ничего и не заметит», — подумала она и поглядела на часы.

До встречи оставалось не так уж много времени. Глаша рассчитывала уйти из центра последней, Чтобы не попасться на глаза коллегам по работе. Ну, почти последней, потому что дверь запирала и включала сигнализацию Раиса Тимуровна.

— Батюшки светы! — воскликнула та, когда увидела Глашу с двенадцатью крошечными «хвостиками» на голове, голым пупком и серьгой на нижней губе. Из-за того, что дырки не было, губа слегка выворачивалась наружу, как у лица африканской национальности. — Ты никак на гопотеку собралась?

— Куда-куда? — искренне изумилась Глаша.

— Так мои племянники дискотеку называют, — пояснила Подвойская и тут же похвалила:

— Молодец! Инициатива — лучший способ завести детей. Кстати, ты себе что, губу просверлила? Просто супер! Я вот слишком поздно поняла, что у мужчин преобладают папуасские реакции на противоположный пол. Все, дура, думала, лаской возьму!

— Номер не прошел?

— На ласковых только алкоголики западают. Остальным подавай тело!

Приободренное Глашино «тело» отправилось в кафе-мороженое. Народу там, как назло, было выше крыши. Она поискала глазами свободное место и остановилась на столике, за которым сидел только один человек: мужчина лет сорока-сорока пяти с двухдневной щетиной, четко вылепленными губами и задумчивыми глазами разведчика Штирлица.

— Привет, кекс! — сказала Глаша, подходя к нему развязной походкой. — Тут можно пришвартоваться?

Пока не появился Витя Стрельников, она решила обкатать выученные словечки, чтобы впоследствии они звучали более естественно.

— Садись, — пожал тот плечами и окинул Глашу невнимательным взглядом.

«Интересный тип, — подумала та. — Вот только нос у него длинноват. И уши оттопыренные. Зато челка густая. И, главное, точно такого цвета, которого нам с парикмахершей никак не удается добиться при покраске».

Мужчина пил кофе и курил — перед ним стояла пепельница, полная сдавленных в гармошку окурков.

— Слушай, крендель, — снова обратилась к нему Глаша. — Здесь бабло сразу надо платить или когда уходишь?

— Валера, — мрачно сказал мужчина.

— Что — Валера?

— Меня так зовут — Валера. Не кекс и не крендель.

— Ладно, кент, не мороси, — с необидной интонацией попросила Глаша.

Тот в упор уставился на нее. Взгляд был неприятный, какой-то тягучий.

— Хорошо-Хорошо: Валера! — поспешно поправилась Глаша.

Еще не хватает ей повздорить с незнакомцем! В наши дни это чревато: можно нарваться на бандита с покалеченной психикой, который достанет пистолет и сделает тебе бесплатный пирсинг в самом неподходящем месте. Однако, прерывать эксперимент не хотелось, поэтому Глаша, заказав себе ванильное мороженое, снова обратилась к соседу:

— А что, — спросила она, — кофе тут шибко голимый?

— Какой? — искренне изумился тот.

— Ну, плохой, негодный! — нетерпеливо пояснила Глаша.

— Почему плохой? Очень даже ничего.

Небритый Валера отвечал неохотно и на Глашу почти не смотрел. Она воровато потрогала серьгу — разговаривать было жутко неудобно, появился даже некоторый присвист, потому что губы из-за самодельного «пирсинга» смыкались не до конца.

— А ты не в курсе, здесь берло подают? — снова пристала она к соседу.

Тот только фыркнул. Было ясно, что он снова не понял, о чем речь.

— Старикан замшелый, — пробормотала она с чувством собственного превосходства. Потом повысила голос и «перевела»:

— Берло — это выпивка.

— Господи, в каком инкубаторе тебя вывели? — изумился тот, склонив голову к плечу.

— Давай не переходить на личности! — предупредила его Глаша. — А то я тебе с тыквы слепок сниму. Ты кишкануться сюда пришел? Так вот кишканись и соскакивай!

Ей так понравилась собственная находчивость и то, как художественно вплетались в речь выученные словечки, что она приободрилась. Когда Витя Стрельников затеет с ней беседу, то в два счета забудет о разнице в возрасте!

Она поглядела на часы — стрелки показывали без пяти минут восемь. Ее сосед тоже посмотрел на часы, а потом на дверь. Дверь была у Глаши за спиной, поэтому ей все время приходилось вертеться. Ведь Витя мог и не узнать ее со спины, всю в заколочках и в коротенькой кофточке, оставлявшей открытой полоску тела над поясом джинсов. В конце концов, только вчера днем она предстала перед ним в консервативном костюме, заурядно причесанная, без сленга, пирсинга и, главное, без желания понравиться.

— Кульно, что здесь жужу крутят, — заявила она совершенно скисшему соседу. — Люблю я это дело! И не какой-нибудь отстой, а конкретный музон!

— Конкретный — это какой? — рассеянно спросил тот, не отрывая взгляда от двери. — Тяжелый металл?

— Конкретный — это значит прикольный, клевый. У тебя чего, детей нет?

Тот не успел ответить, потому что к столику неожиданно подошел Витя Стрельников и, уставившись сверху на улыбающуюся Глашу, удивленно воскликнул:

— Ой! А я вас сначала даже не узнал!

Он был одет и причесан, как «хороший мальчик», и Глаша рядом с ним смотрелась примерно так, как Жанна Агузарова могла бы смотреться в паре с Муслимом Магомаевым. Их чисто внешнюю несовместимость заметил и противный Валера — у него сделалось такое изумленное лицо, что Глаша даже хихикнула.

Витя выдвинул для себя стул, резко сел и несколько раз кашлянул, поднеся ко рту кулак. Глаза у него бегали по сторонам, а уголок рта некрасиво дергался. «О! — подумала Глаша. — А я его задела! Если он еще сейчас посмотрит на часы, можно будет считать, что мальчишка у меня в кармане». По ее наблюдениям, когда мужчина смотрит на часы в присутствии женщины — значит, он заинтересован, но не желает этого показывать.

Витя Стрельников посмотрел на часы, и, чтобы не спугнуть его, Глаша светским тоном сказала:

— Вить, я хочу угостить тебя чем-нибудь. У меня сегодня хрусты есть.

— Да что вы, что вы! — встрепенулся тот и поглядел на нее испуганно. — Я сам!

— Ладно тебе! — Глаша похлопала его по руке, которая тотчас же убралась под скатерть. — Ты ведь студент, сам хрустов не зарабатываешь, небось самовар доишь?

— Простите? — тонким, петушиным голосом переспросил Витя. — Какой самовар?

Лицо у Глаши непроизвольно вытянулось. С двух слов стало понятно, что «пассажир не рубит».

— Доить самовар — это значит брать деньги у папы, — пояснила она.

— Так и есть, — неожиданно подал голос небритый сосед. — Он доит самовар. И в настоящий момент самовар находится в стадии закипания.

Глаша удивилась, а Витя Стрельников втянул голову в плечи. Она поняла, что юношу нужно защитить.

— Ну ты, мурня небритая! — с вызовом заявила она. — Скинься в тюбик!

— Прелестно, — процедил сосед. — Элиза Дулитл в современном варианте. Вот что, Витя, иди домой, а мы тут с тетей Глашей поболтаем.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — та не смогла скрыть своего изумления.

— Эт-то мой отец, — сглотнув, пояснил Витя Стрельников и поднялся на ноги. — Пап, ты знаешь что? Ты много на себя берешь. Я не для того тебе все рассказал, чтобы ты за мной шпионил. Все время говоришь — доверие, доверие, а сам ведешь себя, как…

— Как долбак, — с готовностью подсказала Глаша.

— Витя, иди домой, — холодно повторил Стрельников-старший. — А мы тут с мисс Дулитл посидим тет-а-тет.

— Ну и посидим! — неожиданно струхнув, согласилась Глаша. — Не переживай, Витя, мы еще с тобой пообщаемся.

Витя пробормотал что-то неразборчивое и быстро вышел из кафе.

— Пообщаетесь, — ласково кивнул Стрельников-старший. — Один раз — туда, другой раз — обратно. Но сначала пообщайся со мной, детка. Кстати, что это у тебя на губе?

— Пирсинг, — коротко ответила Глаша и выразительно подрожала ноздрями, чтобы показать, насколько она рассержена. — Ты, конечно, запретишь своему сыну мне помогать.

— Конечно.

Глаша посмотрела в его мрачные темно-зеленые глаза и поняла, что тактику придется сменить. То, что годилось для сына, никоим образом не могло пронять папашу.

— Послушай, — сказала она нормальным голосом, решив, однако, не переходить на «вы». — Я не собиралась доставлять Вите неприятности.

— Да что ты говоришь? Втянуть мальчишку в крутые разборки с агрессивным инвалидом! Требовать от него какое-то заявление!

— Я всего лишь просила позволения упомянуть его фамилию! — возмутилась Глаша.

— Ага! Чтобы его потом избили или вообще — пырнули ножом!

— Какая глупость! — рассерженно воскликнула она, испытывая смутное беспокойство. Ведь она и в самом деле не знала, на что способен Дукельский в борьбе за свои позвонки. Может быть, он профессиональный аферист и промышляет таким образом по всем московским пляжам?

— Бедная маленькая мисс Дулитл! — дурашливым голосом протянул Стрельников. — Она чиста и наивна, как «фиялка»! Она не хотела ничего плохого!

— Перестань меня так называть, — сердито сказала Глаша.

— А ты перестань преследовать моего сына!

Он и сам выглядел как бандит, со своей щетиной и высеченными из гранита губами.

— Ладно, считай, что перестала, — мрачно согласилась она. — Выбрасываю белый флаг. Пойду под суд за то, чего не делала.

— Ты взрослая тетенька, — пожал плечами Стрельников. — И в состоянии справляться с житейскими проблемами самостоятельно.

Глаша схватила ложку и, уставившись в стол, принялась мрачно закидывать в рот остатки подтаявшего мороженого.

— Ой! — внезапно сказала она и схватилась рукой за горло.

— Что?

— Кажется, я проглотила свой пирсинг!

Стрельников посмотрел на нее с брезгливым любопытством и заявил:

— Самое жалкое зрелище — это молодящаяся баба. Семнадцати уже не будет, детка! Даже если ты проколешь себе не только губу, но и перепонки между пальцами.

— Мне казалось, что так я легче найду общий язык с твоим парнем.

— У тебя не может быть ничего общего с моим сыном.

— Ладно-ладно, мы ведь уже договорились! — буркнула Глаша. — Твой сын останется в неприкосновенности. А я, может, вообще под суд пойду.

— Не надо было массировать кого попало.

— Может, мне вообще паранджу надеть? — ехидно спросила Глаша.

— Что ты, что ты? Зачем же прятать такую красоту? — Стрельников нахально оглядел ее, хмыкнул и подозвал официантку.

— Получите за кофе.

— Мог бы и за меня заплатить, — специально, чтобы позлить его, сказала Глаша.

— Ты недавно хвалилась, что у тебя хрусты есть! — ухмыльнулся тот. — Или бабло, не знаю, как тебе больше нравится.

— Это я не тебе хвалилась, а твоему сыну!

Стрельников тут же помрачнел и заявил:

— Вообще, мисс Дулитл, это отвратительно.

— Что? — не поняла Глаша.

— Морочить голову подросткам. Я ведь слышал, как ты с ним заговорила: сю-сю-сю! У меня хороший парень. Ума не приложу, как он вообще согласился иметь дело с престарелой теткой в пошлых хвостиках!

— Разница в возрасте не имеет значения.

Стрельников смерил ее уничижительным взглядом и раздельно произнес:

— Я. Тебя. Предупредил. Увижу еще раз рядом со своим сыном — пеняй на себя. — И ушел, не попрощавшись.

Оставшись одна, Глаша решила, что ей просто необходимо выпить. Однако в кафе-мороженом выпивку не подавали. Она вышла на улицу и буквально через несколько метров обнаружила бар. Там было шумно и весело. Глаша уселась перед стойкой и заказала большой коктейль. Бармен, обслуживая ее, улыбался в усы. Вспомнив, что она похожа на куст, Глаша отправилась в дамскую комнату, чтобы избавиться от заколок, и, увидев себя в большом зеркале, на некоторое время лишилась дара речи.

— Господи, какая же я дура! — вслух сказала она, едва придя в себя. — Мне тридцать пять лет, а я до сих пор такая вот дура! Это ж надо было поддаться на уговоры влюбленной Лидки и сотворить с собой такое? О чем я только думала?

Она повыдирала из волос заколки и поплелась обратно.

— Я хочу вам что-нибудь заказать, — сообщил ей какой-то тип, устроившийся на соседнем табурете.

Он был страшенный, как ночной кошмар. Поглядев на него, Глаша подперла щеку рукой и, понизив голос, спросила у бармена:

— Что опять со мной не так?

— Все нормально, — подмигнул тот. — Здесь все друг с другом знакомятся.

— А я просто выпить зашла.

Кое-как отбившись от соседа, Глаша покинула питейное заведение и поехала домой, купив по дороге бутылку коньяка. До сих пор она никогда не пила одна, да и вообще пила мало.

— Надо было выйти замуж в восемнадцать, — сказала она сама себе, налив первую порцию в граненый стакан. — За Борьку Туркина. Правда, он был косоглазый и пришепетывал, зато как меня любил!

Она чокнулась с сахарницей и выпила. Потом съела дольку шоколада и продолжила монолог:

— Или, в крайнем случае, за Померанцева, в двадцать три. Но он был весь в оспинах и ниже меня ростом.

Ударившись в воспоминания и перебрав всех своих поклонников, Глаша пришла к выводу, что нормальные мужчины за ней вообще никогда не ухаживали.

— Может быть, тот из бара был венец всему? — продолжала размышлять она. — Может, зря я не стала с ним знакомиться? Может, он был моей судьбой? И, прогнав его, я навсегда подписала себе приговор остаться старой девой?

Погоревав еще, старая дева принялась уничтожать коньяк, который несколько примирил ее с жизнью. К ночи она пришла в такое веселое расположение духа, что ей захотелось петь и танцевать. Она врубила музыку и стала скакать по комнате. Попутно разбила стекло в книжной полке и смела пару цветочных горшков с подоконника.

В конце концов напилась до бесчувствия и, когда утром зазвонил будильник, просто свалилась с кровати на пол. До ванны пришлось ползти, и тело было таким неподъемным, будто бы его готовили к полету в космос, утяжелив каждый квадратный сантиметр. Хватаясь руками сначала за ванну, а потом за раковину, бедолага наконец поднялась на ноги и возникла в зеркале.

— Мамочка моя! — пробормотала она, ощупывая руками щеки. — Что-то я неважно выгляжу. Может быть, я заболела?

Состояние было новым, и Глаша просто поверить не могла, что во всем виноват коньяк.

— Раиса Тимуровна, у меня грипп, — сообщила она, явившись на работу и едва ворочая языком.

— Сочувствую, — пробасила Подвойская и потянула носом. — Ты рассольчиком лечилась, драгоценная моя?

— У меня его нету.

— Пойди к Бабушкину, он тебе что-нибудь посоветует.

— Нет-нет, — замахала руками Глаша. — Сначала я ему подготовлю обещанные распечатки, а уж потом буду просить совета.

С распечатками ничего не выходило: руки не слушались, и принтер зажевывал бумагу, несмотря на то что Глаша постаралась сосредоточиться.

— Глаш! — сердито крикнул Лева Бабушкин, засовывая голову в ее кабинет. — Ты мне клятвенно обещала…

Глаша обернулась на голос, и Лева тут же пробормотал:

— О господи!

— У меня грипп, — сообщила та. — Не чувствую ни вкуса, ни запаха.

— Еще бы, — пробормотал Лева.

— Лев, у меня такая головная боль! Я утром с кровати упала. Это может быть трещина в черепе?

— Смотря что ты пила. А сейчас тебе нужен кофе.

— Кофе мне не помогает.

— Ты небось чашечку выпила? А тебе надо ведро.

К обеду Глаша посерела. И когда появился рассерженный чем-то Кайгородцев и начал голосить в приемной, она заткнула уши. Через минуту Петя возник в ее кабинете и принялся беззвучно шевелить губами. Потом перестал шевелить и, подойдя к Глаше, потряс ее за плечо. Она застонала и открыла уши.

— Дукельский где-то спрятался, можешь себе представить? — заявил он. — Мои орлы не могут его найти. Кстати, ты собираешься что-нибудь предпринимать? Ну… По нашему делу?

— Да, — выдавила из себя Глаша. — Только не ори так.

— Я и не ору. У тебя есть какой-нибудь план поисков?

— Надо покопаться в вещах твоей жены, в ее бумагах… Или ты уже копался?

— Нет, — испугался Петя. — Я вообще ничего не делал.

— Молодец, — пробормотала Глаша. — Тогда после работы сразу поедем к тебе.

— У меня через час важная встреча. Сейчас соберу бумаги и отчаливаю. Подгребай ко мне домой часов в девять вечера, так будет лучше всего.

— Ладно, — сказала Глаша. — В девять так в девять. Только адрес оставь. А то я на кладбище была, а дома у тебя нет.

Петя нацарапал на листочке свой адрес и даже схему нарисовал, как до его дома добраться. Открыл дверь в приемную и снова заорал:

— А где Подвойская, леший ее забери?

— Не ори же ты так! — простонала Глаша, втянув голову в плечи. Потом махнула рукой:

— Ее нет, она обедает.

— Опять с супом?!

Раиса Тимуровна ходила в столовую, расположенную аж за три квартала. Она придерживалась убеждения, что горячий суп продлевает жизнь, и ежедневно совершала долгие пешие прогулки в поисках борща или рассольника.

— Она меня без ножа режет! — расстроился Петя. — Тогда, Глаш, ты иди и ищи у нее в столе все, что касается методики похудания. Давай, живенько, живенько!

Покряхтывая и постанывая, Глаша выползла в приемную и, усевшись на место Раисы Тимуровны, принялась обследовать ящики ее стола. Стол оказался настоящим складом полезных вещей. Там было все — начиная от ниток с иголками и заканчивая паяльником. Единственный ящик, в котором лежали бумаги, находился в самом низу. Поверх папок катался белый пластмассовый пузырек без опознавательных знаков. Глаша вытряхнула его вместе с бумагами, и он покатился по полу, стуча, словно погремушка.

Она подняла пузырек и ради любопытства отвинтила крышку. Внутри лежали белые круглые таблетки и свернутый в несколько раз вкладыш. «Может, Раиса Тимуровна тайком худеет с помощью какой-нибудь суперсистемы?» — подумала Глаша. Она развернула вкладыш, но по-русски там не было ни слова — бумажка была испещрена разноцветными иероглифами. «Свистнуть, что ли, для Дениса?» — подумала Глаша, но тут же решила, что без спроса неудобно. Кроме того, почти такой же вкладыш она вчера взяла у Лиды.

— Глаш, да что ж такое! — вскричал Лева Бабушкин, застав ее кверху попой на полу возле стола. — Ты будешь работать или нет? Я понимаю, что ты сейчас не в форме, но мне от этого не легче!

— Я несу-несу, — проквохтала Глаша. — Только не ори!

Саша Ашмаров, который вышел в приемную покурить, сочувственно спросил:

— И что же ты вчерась отмечала?

— Не помню, — призналась Глаша. — Кажется, я прощалась с молодостью.

— Вы с ней были только вдвоем?

— М-м… Не могу сказать с уверенностью. По крайней мере, посуда наутро оказалась побита.

— Кстати, Левка проспорил мне бутылку вина, так что сегодня вечером мы с ним идем в ресторан. Не хочешь присоединиться? Лев, ты не против?

— Я совсем не против, только с условием, что она до вечера справится с распечатками.

— Так как? — настаивал Ашмаров, топчась своими узкими ботиночками прямо возле Глашиных пальцев. — Идешь с нами?

Глаша закинула завинченный пузырек обратно в ящик и подняла голову.

Вид у Саши Ашмарова был заговорщический. «Интересно, что это на него нашло? — подумала она. — Раньше он никогда не предлагал мне идти куда-то после работы. И тут вдруг — в ресторан. Хоть и с Бабушкиным, но все равно».

Глаша стала соображать: у Ашмарова жена и ребенок, у Бабушкина вообще трое детей. Значит, ничего серьезного тут быть не может. Вероятно, с ней желают завести незатейливую интрижку. Она тотчас же представила, как будет развиваться такая интрижка и чем она может закончиться. Плачевная перспектива! Крутить роман на работе можно только в том случае, если ты уже подыскиваешь себе новое место. А если нет, не стоит испытывать судьбу.

— Я сегодня не могу, — сказала она. — У меня весь вечер занят.

— Но подлечиться-то? — не отставал Ашмаров.

— Я уже хорошо себя чувствую, — соврала Глаша.

— Значит, ты в состоянии сделать распечатки? — тут же оживился Лева.

— Да, — прокряхтела она, пытаясь подняться при помощи массивного стула Подвойской.

Потом упала на него и принялась обмахиваться обнаруженной папкой.

— Ой, что-то мне нехорошо.

— Слушай, Глаш, — смилостивился Бабушкин, — давай я сейчас ксерокопну старый текст и поработаю с ним, а ты уже потом все сделаешь, как надо. Когда очухаешься, о'кей?

— Лев, ты такой милый! — пробормотала Глаша, жмуря глаза, потому что ей больно было смотреть на свет.

— Только скажи, где у тебя оригинал?

— В моем кабинете, в сумочке, — простонала та, не в силах тронуться с места. — Там у меня куча газет, ты покопайся в них как следует.

Глаша уже второй день носила с собой рекламные газеты. День рождения племянника стремительно приближался, и ей очень хотелось потрясти его воображение. Поэтому она отыскивала объявления о курсах японского, китайского и арабского, которые попадались ей на глаза, и обводила номера телефонов красным фломастером. В выходной следовало сесть и обзвонить педагогов, чтобы выбрать тех, которые берут не слишком дорого и живут не очень далеко. Иначе Коля с женой ей, пожалуй, спасибо не скажут. А то еще возложат нее почетную обязанность транспортировать Дениса на курсы. Сама, мол, кашу заварила — сама и саночки вози.

Как только Лева скрылся в ее кабинете, Ашмаров затушил сигарету, загнув окурок кочергой. Он всегда выкуривал только половину сигареты, утешая себя тем, что так в него попадает меньше никотина. Бросил его в корзинку для мусора и оперся обеими руками о стол.

— Знаешь, Глаш, я своего предложения не снимаю, — сказал он, приблизив к ее лицу свое собственное — с глубокими карими глазами. — Как только у тебя будет настроение, сходим куда-нибудь.

Он даже не спрашивал, а констатировал факт.

— Хорошо, — просипела та, только чтобы от него отвязаться.

У нее возникло желание завернуться во что-нибудь большое и темное и полежать в углу. Однако она слышала, как Кайгородцев топочет в своем кабинете и на повышенных тонах разговаривает по телефону. Еще минута — и он вылетит в приемную за своей папкой. Чтобы предотвратить очередной вопль, надо было упредить его появление. Глаша, постанывая, поднялась на ноги.

— Глаш, я там твои шмотки слегка перекопал, — сообщил Бабушкин, пробегая по приемной. — Мне жутко некогда. Кстати, зайди ко мне, как освободишься, я дам тебе кое-что для приема внутрь.

Глаша отдала папки Кайгородцеву и поплелась к Леве. Тот сноровисто налил ей в

Мензурку неопознанную жидкость.

— Выпей, не нюхая и не ахая, — потребовал он.

Глаша выпила и уже через полчаса почувствовала себя человеком.

— Лева, иди сюда! — попросила она, когда окончательно пришла в себя.

— Ну? — Бабушкин возник на пороге, засунув руки в карманы халата.

— Лева, я тебя люблю.

— Глашенька, у тебя была слишком бурная ночь! — пробасила из-за своего стола Раиса Тимуровна. — Оставь Льва Евгеньевича в покое.

— Лева, ты лучший человек из всех, кого я знаю! — продолжала настаивать Глаша, преисполненная чувства благодарности. — Мне даже головой трясти не больно.

Бабушкин широко улыбнулся и, потрепав ее по щеке, нырнул к себе. Обернувшись, Глаша увидела, что прямо позади нее, словно башенный кран, возвышается Подвойская.

— Девочка моя, — ласково сказала та, беря Глашу под локоть. — Лев Евгеньевич, конечно, хороший человек, но это вовсе не то, что тебе нужно.

— Почему? — усмехнулась Глаша, решив немного попугать Раису Тимуровну.

— У него очень злая жена.

— Что вы говорите?

— Да, Глашечка. Даже если тебе удастся, — Раиса Тимуровна приглушила голос и немного помычала, подбирая слово, — м-м-м.., окрутить, — нашла она это слово, — Льва Евгеньевича, его жена тебя тотчас же вычислит и устроит Армагеддон. Поскольку ты будешь выступать на стороне зла, она победит.

— Вы так говорите, Раиса Тимуровна, как будто бы уже прошли через все это, — подколола ее Глаша.

— Ой, что ты, Глашечка! — зарделась та. — Я старше Льва Евгеньевича на.., не знаю, сколько лет!

— Что и говорить, — со знанием дела заявила Глаша. — Разница в возрасте — это непреодолимое препятствие!

— Нет, если мужчина старше — это даже хорошо, — возразила Подвойская.

Они не успели развить тему, когда из своего кабинета выскочил Кайгородцев и промчался к выходу, словно поезд метрополитена, — вжик — и нет его.

— Директор такого заведения! — покачала головой Раиса Тимуровна. — А носится, как мальчик. С ним вообще в последнее время что-то не то.

— Правда? — спросила Глаша с любопытством.

«Может быть, Раиса Тимуровна что-нибудь знает или о чем-то догадывается? — подумала она. — Секретари — это такие особенные люди, у которых нюх, как у поисковых собак».

— Я думаю, Глашечка, может, это из-за Ани?

Такого поворота дела Глаша вовсе не ожидала.

— Из-за какой Ани? — изумилась она.

— Из-за Ани Волович, секретарши Нежного. Мне кажется, наш Петр Сергеевич к ней очень тепло относился. Хотя они, конечно, не часто встречались, но…

— Подождите, Раиса Тимуровна, — покачала головой Глаша. — Вы хотите сказать, что директор расстроен потому, что Аня Волович уволилась?

— Так ты ничего не знаешь! — Подвойская произнесла это таким громким шепотом, что придыханием своим вполне могла бы задуть пару свечей. — Она не уволилась, Глашечка, она исчезла!

Глаша невольно вздрогнула.

— Исчезла? — потрясенно переспросила она. — Она исчезла?

— Я так поняла, — сказала Подвойская, улегшись на стол пудовой грудью, — что начальство не желает на эту тему распространяться. Делают вид, будто ничего не произошло. Но мне рассказывала Лиза Марочкина, это уборщица в головном офисе, что Аня оставила на работе все свои вещи. Поскольку она собиралась увольняться, никто не удивился, когда она на работу не вышла. Но Лиза Марочкина должна была ее рабочее место в порядок привести, чтобы следующая секретарша уже на чистое пришла, понимаешь?

— Понимаю, — пробормотала Глаша, пытаясь унять разыгравшееся воображение.

— Лиза сложила барахлишко в коробку и понесла Ане домой, потому что к телефону та специально не подходила.

— Специально?

— Ну, Лиза так подумала. Да и кто бы не подумал? Они ведь накануне с Андреем Васильевичем сильно поругались. — Подвойская скроила удрученную физиономию. — И вот хозяева Лизе сказали, что Ана домой с той поры не возвращалась.

— Какие хозяева? — не поняла Глаша.

— Хозяева квартиры. Аня-то комнату снимала. Родом она из Липецка, сюда приехала в поисках красивой жизни. Вот и пожила…

— А когда это случилось? — тоже шепотом спросила Глаша, ощущая внутри щекочущий холодок.

— В прошлый понедельник, — тотчас же ответила Подвойская. — В понедельник они с Андреем Васильевичем повздорили, Аня ушла с работы после обеда, и все — пропала. Я вот думаю: не наложила ли она на себя руки? Может, в реку бросилась или под поезд…

У Глаши голова пошла кругом. Что же получается? В понедельник вечером Аня Волович поссорилась со своим боссом Нежным и, уйдя из офиса, исчезла без следа. А в ту же ночь, после того как ей позвонили, вышла из дому и не вернулась жена Пети Кайгородцева. Какая между этими женщинами связь? Может быть, Аня Волович вовсе не была любовницей Нежного, как считали некоторые? Что, если она была любовницей Пети?

Тогда картина получается совсем иная. У Кайгородцева исчезли и жена, и любовница. С чего-то же Раиса Тимуровна взяла, что Петя неровно дышал к секретарше Нежного? Надо будет Кайгородцева сегодня вечером допросить с пристрастием.

— А эта ваша Лиза обратилась в милицию? — спросила она.

— Конечно, нет! — повела плечами Подвойская. — Разве уборщицы смеют лезть в дела начальства? Она коробку с вещами спрятала, и все.

— А хозяева квартиры?

— Хозяева? Сдадут комнату новым жильцам. А чего ты так всполохнулась-то, Глашечка?

— Переживаю, — развела руками та. — Пропадают девушки в незнакомом городе, и никому до них дела нет.

— Да уж, — поддакнула Раиса Тимуровна. — Девушка в столице похожа на жевательную резинку.

— В каком смысле? — опешила Глаша.

— Ну как же? Сначала она хочет подороже продаться. А купят ту, у которой обертка наряднее. Потом прожуют да выплюнут. Если она ловкая, то успеет кому-нибудь на башмак приклеиться, а если нет — затопчут ее, резинушку белую, и попадет она в водосток, а оттуда — в канализацию.

Глаша моргнула, пытаясь постичь глубокий философский смысл этого «плача Ярославны».

— Кстати, — спохватилась вдруг Раиса Тимуровна, перейдя с плаксивого на свой обычный тон, — у Льва Евгеньевича сейчас пациентка, которая с Аней Волович в понедельник длинную беседу имела.

— А вы откуда знаете?

— А вот знаю. Меня директор в тот день к Андрею Васильевичу с поручением посылал. Это как раз перед обедом было. Я вышла пораньше, чтобы успеть горячее по дороге съесть. Суп, Глашечка, это всему голова. Не хлеб или там мясо, а именно суп. Если бы ты ела суп каждый день, то твое тело стало бы крепеньким, как цветная капустка в бульоне…

— Так вы отправились к Андрею Васильевичу, — вывела ее из кулинарной горячки Глаша.

— Да, отправилась. Так вот, как я вошла, эта мадам против Ани за столом сидела, а та ей разобъясняла, как к нам проехать, чтобы у Льва Евгеньевича на аппарате провериться. Потом они друг к дружке наклонились и все шушукались.

— Интересно, — пробормотала Глаша. — А вы не знаете, как ее зовут, эту мадам?

— Лариса. Аня ее так называла. Хоть та и старше ее. Но она все — Лариса да Лариса. Как она вошла, я ее сразу вспомнила!

— Так надо спросить у Ларисы, не знает ли она, куда Аня собиралась тем вечером! — воскликнула Глаша.

— А зачем? — искренне удивилась Подвойская.

— Может быть, Ане помощь какая нужна?

— Она же тебе не родня и даже не подружка. Кому попало не напомогаешься! Ты помогай лучше тем, кто рядом, — сказала умная Раиса Тимуровна.

— Да и любопытно мне, — схитрила Глаша. Подвойскую вообще лучше было брать хитростью и лестью.

Когда Бабушкин вывел свою пациентку из кабинета, поддерживая ее под локоток, Глаша закатила глаза. До двери Лева провожал только тех дамочек, которые поразили его воображение. А поражали его всегда одни и те же тетки — пухленькие и сильно накрашенные. У этой синие тени были наложены до самых ушей, а губы щедро сдобрены перламутровой помадой. Крошечную сумочку она держала перед собой двумя крохотными лапками, словно хомяк морковку.

— Вы чудный! — на прощанье пропела Лариса и потеребила Бабушкина за рукав.

Тот застеснялся и пробормотал в ответ что-то неразборчивое. Глаша дождалась, пока Лариса обсудит с Подвойской время следующего визита, и вынырнула следом за ней на улицу.

— Простите, пожалуйста! — остановила она гарцующую по тротуару пациентку. — Вы не могли бы мне помочь? Я ищу Аню Волович…

— А кто это? — удивилась Лариса, уставившись на нее внимательными глазками из-под «болоночьей» челки.

— Секретарь в том отделении центра, куда вы ходили в прошлый понедельник.

— Господи, ну, конечно! Мы так хорошо поболтали! Но мы не дружим, если вы это имеете в виду. И я не знаю, где искать эту девушку.

— А она ничего вам не говорила по поводу своих планов на вечер?

— Да нет. Хотя… Погодите! — Лариса внезапно оживилась. — Она сказала, что перестала ладить с начальником и собирается устраиваться на новую работу. Говорит: у меня, мол, сегодня собеседование с новым боссом.

Глаша тут же напряглась.

— А где? Она случайно не обмолвилась?

— Нет, простите. Ничего больше не могу вам сказать.

— Но вы долго беседовали! — тоном обвинительницы заявила Глаша.

— Уверяю вас, что речь шла всего лишь о морщинах.

Глаше ничего не оставалось, как только ретироваться. Когда она открыла дверь, Подвойская протянула ей телефонную трубку.

— Твой! — шепотом пояснила она и подмигнула.

— Какой такой мой? — Глаша расширила глаза и приложила трубку к уху. — Алло! — сказала она, заведя глаза к потолку.

— Здравствуйте, Глаша! Это Витя Стрельников, — сообщил расстроенный молодой голос..

— Ой, Витя, добрый день! Вот уж кого не ожидала услышать.

— Собирался вам сегодня днем позвонить, но отец перехватил звонок. Он, знаете, как теперь меня отслеживает?

— Да? — неопределенно спросила Глаша.

— Вы произвели на него очень сильное впечатление, — заметил Витя.

— Понимаю… — пробормотала она.

— Я звоню сказать, что вы все равно можете на меня рассчитывать, если суд, — твердо сказал Витя.

— А как же отец?

— Он сам говорит, что, если люди перестанут помогать друг другу, наступит конец света. Его любимая присказка. Так что вы дайте знать, когда надо будет давать показания. Только если отец к телефону подойдет, представьтесь как-нибудь по-другому.

— А как?

— Ну… Может быть, Анфисой? Имя такое редкое, что я сразу пойму: это вы! Ведь у вас тоже редкое.

— Ладно, — скрепя сердце согласилась Глаша. — Представлюсь Анфисой, раз ваш папа так сильно переживает.

Она попрощалась с Витей и поплелась в свой кабинет, провожаемая заинтересованным взглядом Раисы Тимуровны. Нет, ну это ж надо же! Поддерживать конспиративную связь с молодым человеком, чтобы обмануть его папашу. Неприятная перспектива. Уж очень ей не хотелось связываться со Стрельниковым-старшим.

Взглянув на часы, Глаша принялась убирать на своем столе; Бабушкин, по всей вероятности, в знак протеста вытряхнул ее вещи из сумочки на стол и оставил лежать большой безобразной кучей. «Надо бы отредактировать как следует тот текст, что он у меня просит», — подумала Глаша, впрочем, без тени раскаяния. Пожалуй, впервые за все время работы в профилактическом центре она так откровенно манкировала своими обязанностями. «Это все Лидка виновата! — думала она, толкая тяжелую дверь. — Из-за нее я нарядилась, как клоун, потом раскаялась в содеянном и напилась».

Она вышла на улицу — и застыла как вкопанная. Ашмаров и Бабушкин, которые «паровозиком» шли за ней, недовольно заворчали. Прямо возле ступенек стоял Стрельников-старший и, заложив руки за спину, сверлил взглядом Глашин лоб. Лицо у него было до того хмурым, что всякому стало бы не по себе.

— Уж не знаешь, что лучше, — пробормотала она. — Иметь дело с Дукельским в суде или со Стрельниковым в миру.

Тем не менее она постаралась, чтобы слова ее звучали легко:

— Никак ты меня поджидаешь?

— Никак, — буркнул тот и схватил ее за руку повыше локтя. — Пойдем-ка прокатимся. Вон моя машина.

Он поволок ее по тротуару к светло-серому «Опелю». «Ого! — мельком подумала Глаша. — Папашку Витиного так просто с белой ручки не стряхнешь». А вслух закричала:

— Что ты меня суешь, как цыпленка в духовку?!

— Потерпишь, — буркнул тот, плюхаясь на место водителя.

— Глаша? — спросил Саша Ашмаров, подходя поближе. — Ты как?

Лева Бабушкин тоже подошел поближе. Одна его щека подергивалась, как всегда, когда он волновался.

Стрельников незаметно взял Глашу за руку и так сильно сжал, что у нее в глазах заплясали мушки.

— Только попробуй пикнуть! — прошипел он.

— Все нормально, мальчики! — Глаша подарила им широкую и ужасную улыбку Щелкунчика. — Это мой друг, Валера.

— Ну-ну, — пробормотал Саша и пристально поглядел на Стрельникова. — У него какой-то недружелюбный вид.

— Да? — рявкнул тот. — Тем не менее я очень хороший друг. Правда, милочка?

— Правда, — пискнула Глаша, отчаянно мечтая, чтобы Стрельников не раздавил ей косточки.

Когда он наконец отпустил руку, она едва не разрыдалась от облегчения и прошипела:

— Кретин! Что ты себе позволяешь?!

— А ты что себе позволяешь, а? Ты опять обсуждала с моим сыном свои грязные делишки! Я ведь тебе четко сказал: отвянь!

— Он сам позвонил!

Стрельников нажал на газ, и «Опель» сорвался с места.

— Хочешь сказать, ты, бедняжка, не знаешь, как прекратить отношения?

— У меня с твоим сыном нет никаких отношений!

— Конечно, нет. Пусть только попробует какая-нибудь старая вобла типа тебя повеситься ему на шею!

«Ну, Витя — это я понимаю, — растерянно подумала Глаша. — Для него я действительно старовата. Но этот! Сороковник ему точно есть, а то и больше. И для него я тоже — старая вобла?!»

— Куда ты меня везешь?

— Казнить.

Глаша схватилась двумя руками за ручку дверцы.

— Сиди! — прикрикнул Стрельников. — Очень ты мне нужна, руки о тебя марать. Мы едем ужинать.

— Не хочу я с тобой ужинать! С какой стати?!

— Будешь визжать, мне придется применить силу.

— А до сих пор ты что, пользовался обаянием? — буркнула Глаша.

— Нам надо поговорить, — отрезал тот.

Некоторое время они молчали, и Глаша сопела, словно нерадивый школьник на диктанте. Стрельников то и дело косил на нее насмешливым взглядом. Сегодня он был чисто выбрит и одет в светлый костюм с галстуком. На Глаше было простое деловое платье без рукавов и ни одного украшения.

Стрельников, будто прочитав ее мысли, неожиданно спросил:

— Что это ты сегодня так вырядилась? И бантиков на макушке нет! А колечко как съела, так и все?

Глаша вздернула подбородок.

— У меня в девять вечера деловая встреча.

— В девять освободишься.

— Да?! — разозлилась та. — Мне пилить на окраину! Последняя станция метро и там еще автобусом.

— Поговорим, и поедешь. Думаешь, я мечтаю о твоем обществе? Чем скорее ты исчезнешь, тем лучше.

— А вот хамить необязательно! — буркнула Глаша. — Где твой гребаный ресторан?

— Слушай, мисс Дулитл, избавь меня от своего ужасного жаргона.

Он загнал машину на стоянку и подождал, пока Глаша выберется на улицу, глядя сквозь нее. Ей очень хотелось причесаться и подкрасить губы, но в компании Стрельникова об этом нечего было и думать.

Когда они сели за столик в самом углу, кавалер толкнул к ней меню.

— Выбирай, что будешь есть.

— Собираешься заплатить за мой ужин?

— За твой ужин и не только за него.

— Что ты имеешь в виду? — с подозрением спросила Глаша.

— Позже объясню. Давай, мисс Дулитл, отрывайся на полную катушку.

Глаша заказала фирменное блюдо и сложила руки перед собой, наблюдая, как Стрельников в одиночку опустошает графинчик с водкой.

— Ты алкоголик? — спросила она.

— Наоборот. Я трезвенник.

— Да ну?

— Сегодня решил напиться в честь встречи с тобой.

Глаша фыркнула.

— Да-да, — кивнул Стрельников, глаза которого уже сильно блестели. — Понятия не имею, как с тобой разговаривать. Никогда не имел дела с примитивными особями женского пола.

Глаша сочла, что обижаться не стоит. Стрельников с самого начала был настроен против нее. Кроме того, стоило сделать скидку на тот вид, в котором она предстала перед ним накануне.

— Давай прямо так, без подходцев, — предложила она, мельком посмотрев на часы.

— Ладно. Поедим, и я все скажу.

«Интересно, что он задумал? — размышляла она, поглощая салат. — Петя ждет меня в девять, но если этот тип будет тянуть кота за хвост, я точно опоздаю».

Когда ей принесли кофе, Стрельников принялся за второй графинчик водки.

— Ты ведь на машине! — укорила она его.

— Меня отвезут. Я тут постоянный клиент, — небрежно заметил тот.

— Хорошо живешь.

— А буду жить еще лучше, когда ты отвалишь от моего парня.

Он сунул руку за пазуху и добыл оттуда пухлый конверт. Подержал его в руках, потом наклонился и положил перед Глашей, рядом с ее чашкой.

— Что это? — удивилась та.

— Посмотри.

Глаша поглядела и захлопала глазами.

— Тут деньги.

— Верное наблюдение. Я даю тебе деньги.

Глаша медленно прозревала.

— Ты что, решил заплатить за то, чтобы я не встречалась с твоим сыном? — все еще не веря, спросила она.

— Я расстроен, — признался Стрельников, понизив голос и наклонившись к ней. — После встречи с тобой я понял, что понятия не имею, как защитить Витьку от алчных, наглых и агрессивных баб. Он симпатичный, умный и перспективный. Он ни в чем не нуждается. При этом еще совсем мальчишка, и попадись ему какая-нибудь барракуда…

— Барракуда — это, стало быть, я? — Глаша почувствовала, что ее щеки наливаются кровью. — А с чего ты взял, что я имею на него виды? Ведь речь шла всего лишь о помощи…

— Я видел, как ты вырядилась! — отрезал Стрельников. — И слышал, как ты с ним заговорила: «Тю-тю-тю». Женщины разговаривают так только в том случае, если им что-нибудь нужно.

— Ну да! Мне нужно было, чтобы Витя не сорвался с крючка…

— Ага!

— Я имею в виду, чтобы он не испугался свидетельствовать против Дукельского.

— Избавь меня от отвратительных подробностей своей беспутной жизни! Как я понял, ты кувыркалась на пляже с каким-то мужиком, а мальчишки все это видели.

— Думай, что хочешь! — отрезала Глаша. — И денег твоих я не возьму, даже не надейся.

Лицо у Стрельникова вытянулось от обиды.

— Я что, мало предложил? Ты хотя бы посмотри, какую сумму держишь в руках.

— Подавись своей суммой! — Глаша отшвырнула от себя конверт одним пальцем.

Стрельников смотрел на нее примерно с таким же выражением, с каким смотрят на муху, попавшую в тарелку.

— Тебе нужно все, ведь правда? Решила проглотить мальчишку с потрохами?

У него был такой странный задиристо-беспомощный вид, что Глаша расстроилась по-настоящему.

— Слушай, у тебя есть жена?

— Ты ведь знаешь, что нет, — отрезал тот. — Если бы Витина мать была жива, ты бы уже катилась колбаской по Малой Спасской.

— Сочувствую, — пробормотала Глаша, опустив глаза.

— Не стоит, это было давно. Она умерла, когда рожала. Хотя зачем я тебе все это рассказываю? Тебя это только подхлестнет, не так ли?

— И что же, по-твоему, я собираюсь сделать с твоим парнем? — нервно спросила Глаша.

— Выйти за него замуж, разумеется.

— О боже!

— Я все про тебя узнал. Ты старая дева. Последний тип, на которого ты имела виды, неожиданно потерял бизнес, и вы расстались. — У Стрельникова слегка заплетался язык. — Теперь же, когда ты постарела.., богатого мужика уже подцепить не можешь, ты решила отыграться на Витьке, у которого еще молоко на губах не обсохло…

Глаша откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди:

— Значит, не хочешь быть моим папочкой? И ты далеко не нищий, так надо понимать? И Витя для такой барракуды, как я, — лакомый кусочек? Сколько же стоит отмазать богатого наследничка? — Она кивнула на конверт.

Стрельников тотчас схватил его и засунул в карман.

— Я натравлю на тебя братков, — пообещал он. — Утюга боишься?

— Как мне тебя убедить, что я уже отступилась? — спросила Глаша. — Ты меня страшно напугал, и я сама готова тебе заплатить за то, чтобы ты от меня отстал.

— Если мой парень вдруг тебе позвонит, ты поговоришь с ним так, чтобы он больше этого не делал.

— Клянусь, — сказала Глаша, понимая, что Стрельников здорово набрался и ей не остается ничего другого, как только поддакивать ему.

— Витя сегодня не ночует дома, — зачем-то сообщил тот. — Они с друзьями празднуют день рождения одной девушки. Я разрешил ему остаться до утра. Специально. Может быть, его заинтересует кто-нибудь из сверстниц до такой степени, что он перестанет болтать о тебе с утра до ночи.

«Вот где собака зарыта! — подумала Глаша. — Витя ему про меня что-то рассказывал, и папашу это напугало до смерти».

— Ладно, мне пора! — Она решительно поднялась на ноги. — Ты уверен, что тебя довезут до дому?

— А тебе-то что?

— Вообще-то я тоже умею водить машину.

— Да я не доверю тебе даже ботинки зашнуровать!

Он принялся с жадностью приканчивать водку, а Глаша огляделась по сторонам и подозвала официанта.

— Кто-нибудь поможет мне довести его до машины?

— Валерия Николаевича? Конечно!

— И часто он так надирается?

— Первый раз вижу. Он позволяет себе рюмочку, только когда у него серьезные неприятности.

«Ничего себе! — невольно загордилась Глаша. — Это каких же размеров неприятностью он считает меня! Пусть он в глаза и называет меня старой воблой, но в душе считает такой неотразимой, что готов даже заплатить, чтобы я исчезла с горизонта!» Настроение у нее исправилось. Она полезла к Стрельникову в карман пиджака, чтобы найти там ключи от машины.

— Прекрати меня обнимать! — проворчал тот, отпихивая ее двумя руками.

— Тихо, тихо!

Она подождала, пока буяна усадят на переднее сиденье и пристегнут ремнем, потом вставила ключ в замок зажигания. Никогда раньше она не водила иномарку, но ей всегда очень хотелось. Если бы не Кайгородцев со своим приказом явиться к нему в девять, она покаталась бы по городу просто ради удовольствия.

— Куда едем? — спросила она Стрельникова, который сидел так прямо, словно проглотил кочергу.

— Кутузовский проспект, — пробормотал тот и присовокупил к сообщению номер дома и квартиры.

— А ключи у нас есть?

Она хотела прибавить: «Или Витя дома?», но решила не произносить имя его сына без особой надобности. Вдруг надравшийся папаша впадет в ярость?

В доме на Кутузовском наличествовал привратник, толстый мужчина лет пятидесяти, и Глаша широко улыбнулась ему, протаскивая мимо полуживого Стрельникова. Одной рукой он обнимал ее за шею, другой держал себя за подбородок, будто бы глубоко задумался.

— На какой нам этаж? — спросила она привратника.

— На седьмой, — ответствовал тот, сохраняя бесстрастное лицо.

— Игорь, ты настоящий друг! — сообщил ему Стрельников и хотел похлопать привратника по плечу, но промахнулся и едва не упал.

В лифте он сполз на пол, и Глаша едва-едва доволокла его до квартиры. Прислонила его к стене и нажала на кнопку звонка. Никто не отозвался. Тогда она решила обыскать карманы своего спутника, но тот больше не разрешал до себя дотрагиваться и ожесточенно боролся за свою честь.

— Да мне нужен ключ, а не твое пьяное тело! — рассердилась она в конце концов.

— Ключ в тайнике! — важно сообщил тот.

— А где тайник?

— Вон, видишь, электрические счетчики? Открой дверцу, он висит на гвоздике под проводами.

— Ты, конечно, шутишь? — не поверила Глаша.

— Отнюдь, — он понизил голос, — никто об этом не знает.

Глаша полезла, куда было велено, и действительно обнаружила там ключ. Ключ был длинный, с шестью бороздками, явно от дорогого замка. Через пару минут они уже находились в квартире. Глаша решила завести своего подопечного в первую же комнату и свалить на диван или что там обнаружится из мебели.

Однако номер не прошел. Стрельников возжелал раздеться, почистить зубы и лечь в спальне как положено. Она стянула с него пиджак, и он отправился в ванну, где упал, гулко стукнувшись о раковину.

Когда он наконец угомонился, Глаша погасила повсюду свет и вышла, закрыв дверь и засунув ключ обратно в тайник. Привратник внизу был слишком занят, чтобы обратить внимание на ее уход: чей-то пес налил лужу возле почтовых ящиков, и шло бурное выяснение отношений, сопровождающееся задорным лаем.