"Вызов смерти [= Шоу смерти]" - читать интересную книгу автора (Кунц Дин)

Глава 3

Анаксемандр Кокли был отнюдь не из тех людей, над которыми можно посмеяться. Он контролировал – в прямом и переносном смысле – семьсот миллионов человек. Он владел Шоу. Шоу принадлежало ему с самого начала – его изобретение, его борьба, его успех. Первые замыслы появились у него, когда ему было чуть больше двадцати. Но никто не поддержал его тогда: финансовые тузы так зацикли-лись на идее традиционного телевидения, что не видели ничего дальше своих красных носов. Везде, куда бы он ни приходил, его ждали одни лишь нотации. Никто не желал вкладывать деньги в "безумные проекты".

Это было двести лет назад. Но он не только добился успеха своего Шоу и жил, чтобы наслаждаться торжеством, – нет, кроме всего прочего, грандиозные доходы позволили ему смонтировать у себя самую совершенную, самую лучшую в мире установку компьютерной хирургии. Он мог покупать в банке органов ООН новые части тела взамен изношенных. Затем он создал собственный банк органов и покинул банк ООН; он жил на полном самообеспечении. Он жил, чтобы торжествовать, – и торжествовал две сотни лет.

Ранние годы определили его дальнейший успех. В молодости он посвятил свою жизнь тому, чтобы делать деньги. У него были некоторые черты характера, помогавшие ему в течение всей жизни: воображение, безжалостность, жадность и стальная воля. Когда его отец умер, повесив ему на шею маленькую фирму, выпускавшую устаревшее оборудование для устаревших производств, Анаксемандр превратил свой завод в лабораторию. Он рискнул всем: доходами и имуществом, – и наконец "Кокли электронике" выпустила первого робота – робота-уборщика, который мог прибрать в помещении с любым видом покрытий, протискивая свое компактное тельце под самую низкую мебель, где домохозяйка могла бы убрать только ползком, натирая нежные руки и колени. Претворение в жизнь этой великой идеи открыло перед ним огромный простор – неразработанную жилу: выпуск машин для домашнего хозяйства и ремонта. Потом Кокли выпустил робокосилку, которая быстро передвигалась по траве (предварительное программирование по индивидуальным заказам в расширенном варианте или просто управление по радио в дешевом исполнении) и скашивала ее без посторонней помощи. За три года компания прошла путь от захудалой шестиразрядной фирмы до фирмы, входящей в первую сотню преуспевающих. Через пять лет ее доход составлял тридцать девять миллионов долларов в квартал – благодаря робомаляру и робогладильщику.

Робомаляр был, возможно, самой совершенной машиной, произведенной "Кокли электронике". Это был паукообразный механизм, снабженный четырьмя валиками для внутренних работ, валиком и тремя кистями для внешних. Каждая нога была снабжена присоской, которая помогала робомаляру легко удерживаться на любой плоскости. Фактически изначальному успеху новинки способствовало ее умение двигаться по гладкой поверхности пика Ракатаха – его отвесный и лишенный малейших уступов обрыв был признан самым высоким на Луне.

Успех принес деньги. В конечном итоге он был поставщиком всей робопродукции для "Форд", "Дженерал моторе" и "Дженерал электрик". Затем наступил подъем серийного производства. Ежемесячно он получал сотни тысяч дохода. С этими деньгами он занялся строительством "Лабораторий Кокли по изучению мышления". Именно эта организация и сотни ее работников воплотили Шоу в реальность.

От рождения идеи до ее осуществления прошло одиннадцать лет.

Он никогда не забудет ту ночь в 1991 году, когда пятьдесят специально приглашенных репортеров осторожно сели в кресла со-ощущения и погрузились – опять-таки осторожно – в ауры со-ощущения и испытали то же самое, что испытывал Элджернон Фоулер, кладя голову в пасть льва. Они познали его страх, его самонадеянность, его сексуальное напряжение. Они также разделили чувства и мысли акробатов, которые отталкиваются от своих шестов и трапеций и летят в воздухе в надежде встретить руки товарищей; и наиболее эффектно ("И наиболее удачно", – думал Кокли) они сопережили смерть той очаровательной девушки (как же ее звали? Елена Петровоч? Петрович?), которая промахнулась и упала на арену с высоты в сто два фута. В эту ночь – в возрасте сорока лет – он изменил мир во второй раз. Роботы открыли новый виток в эволюции общества. Но Шоу было РЕВОЛЮЦИЕЙ.

Старые формы искусства умерли. Шоу было искусством, доведенным до логического завершения: можно было по-настоящему разделить с другим человеком его ощущения. Больше не было книг и кинолент: они не запрещались, просто стали блеклыми и скучными в свете новейших успехов индустрии развлечений. Телевидение вскоре вышло из употребления, хотя и продержалось еще несколько лет. Теперь, когда существовали со-переживаемая любовь и со-переживаемый секс, настоящие становились нужны все меньше и меньше. Численность населения падала, унося с собой все эти страхи о перенаселенности мира, – кроме некоторых отсталых стран, куда Шоу еще не дотянуло свои щупальца. Это была не такая уж бескровная революция – революция средств массовой информации и развлечений.

Теперь, сто девяносто лет спустя, больше полубиллиона абонентов Шоу сидели у себя дома по всему миру, подключив мозг к Исполнителю. Этот бизнес (три сотни в год с абонента) давал около двухсот двадцати пяти биллионов ежегодно, считая доходы от продажи их собственных продуктов, которые непрерывно рекламировались на подсознательном уровне, так что зритель даже не успевал понять, что что-то увидел. Это больше не было бизнесом; это было мировое могущество. И Кокли никогда не выпускал контроля из своих рук. И теперь он делал это не ради денег.

Ради власти. А кое-кто пытался подорвать основу его мошной пирамиды.

Передавать можно было любые основные эмоции, но аудитория могла рассчитывать на высокую степень удовольствия только в том случае, если Исполнитель был не случайным актером, а актером экстра-класса. Исполнители отбирались почти с рождения – если обладали чувствительной натурой и высокой эмоциональностью. Их родителям хорошо платили, и дальнейшая жизнь будущих Исполнителей целиком превращалась в учебу. Оттачивались их способности к передаче ощущений, эмоции развивались до такой степени, что случайные всплески становились чистым, качественным материалом чувства. По природе своей очень немногие люди могли стать Исполнителями, и только единицы прошли подготовку, сделавшую их таковыми. Когда Революционеры похищали Исполнителей, они подрывали самый фундамент Шоу.

Без Джорговы он не мог использовать Лизу. Самый старший из оставшихся Исполнителей был пятнадцатилетним мальчиком и, несомненно, ей не пара.

Придется выпускать юнца вместе с той тринадцатилетней девочкой, а Лизу использовать только в крайних случаях. А ведь Лиза была чертовски хороша!

Анаксемандр Кокли побарабанил пальцами по крышке стола из натурального дерева и мысленно перелистал список подозреваемых. Он знал, что у него много врагов. И главным из них был Президент Соединенных Штатов. Многие годы правительство скрыто и открыто боролось с Шоу, пока не сообразило, что не сумеет победить. В течение десятилетий вице-президенты Шоу входили в правительство, проникая в Конгресс при поддержке Анаксемандра.

Множество людей в этой стране (и во всем мире) воспринимали огромный пласт жизни через Майка, Лизу и Шоу. Конечно, звезды в Шоу были во все времена, но эти двое оказались самой лучшей командой. Кривая рождаемости шла вниз, потому что было очень немного мужей, чьи жены были так же привлекательны, как женщины-Исполнители, с таким же пышным бюстом и нежным телом, и еще меньше тех, чьи жены были столь же желанны и так же шли навстречу всем своим желаниям. Рождалось все меньше и меньше детей. Правительство лишилось той части населения, которую всегда можно было легко подвергнуть пропаганде, убедить с помощью телевидения. Люди старшего поколения приобрели благодушие, получили что-то похожее на счастье. Но Президент оставался убежденным, лелея мечты о возвращении славных деньков своего могущества.

Вторым в списке был Генеральный Секретарь ООН, который боролся против международной экспансии Шоу, призывая остановить Кокли, рвущегося к власти. Но поскольку Шоу было частным предприятием, Секретарь не мог сделать ничего, кроме, возможно, похищения Исполнителей.

Кокли решил, что вскоре пост Секретаря окажется в его руках. И Президента тоже. Было бы глупостью оставлять даже такие, почти лишенные власти места в руках штатских. История прошлого показывает, что заговор может созреть незамеченным среди бюрократического моря вокруг Шоу. "Свидетель убийства Кеннеди, – подумал он. – Человек, который может быть избран на следующих выборах. Нет". Нет, он должен быть избран раньше…

На его столе вспыхнула лампочка – сигнал о получении послания. Из приемной щели выскочила желтая карточка, похожая на слегка поджаренный кусочек тоста. Он сунул ее в проигрыватель и откинулся, слушая сообщение.

"Данные медицинского обследования: А. Лайми, – произнес скрипучий машинный голос. – Хорошее общее состояние. Зафиксированы изменения в легких. Поджелудочная железа в превосходном состоянии, почки в хорошем состоянии, мочевой пузырь между средним и хорошим состоянием, гениталии между хорошим и превосходным состоянием".

Кокли бросил карточку в утилизатор как раз в тот момент, когда от двери раздался звонок.

– Входите.

Дверь открылась, и вошел Лайми. Его притворная улыбка выглядела весьма бледно – он боялся. Кокли заметил это и порадовался. Страх. Он хотел держать их всех в страхе – в страхе, способном убить. Страх указывал каждому сверчку свой шесток.

– Вы хотели меня видеть? – спросил Лайми.

– Закройте дверь. Лайми закрыл дверь.

– Сядьте.

Лайми покорно выполнил и этот приказ.

– Вам не стоит курить эти отвратительные сигары, – сказал Кокли, заметив тлеющий окурок, судорожно зажатый в пожелтевших пальцах Лайми. – В медицинском рапорте сказано, что в ваших легких полно рубцовой ткани.

Лайми положил окурок в пепельницу, поставленную для немногочисленных посетителей, приглашавшихся в этот кабинет для разноса.

– Я полагаю, это из-за Джорговы?

– Как это могло случиться, Лайми? Вы уверяли меня, что охрана безупречна. Вы уверяли меня, что побегов больше не будет.

– Ну…

– Я надеюсь, вы понимаете, что подготовка Исполнителей, способных дать зрителям ожидаемые ощущения, – задача не из легких. И обходится это недешево.

– Я думаю, что понимаю, какие неприятности и убытки повлекло за собой похищение, мистер Кокли, – сказал человечек, пытаясь отвести от себя грозу.

Кокли встал и начал мерять шагами синий ковер, лежащий на полу.

– Я сомневаюсь в том, что вы полностью осознаете это. Поначалу зрители довольствовались разными штучками: восхождением на гору, борьбой с крокодилом, автогонками. Но потом все это приелось. Затем Шоу поставило девяностопроцентные реле взамен восьмидесятипроцентных. Но требовалось что-то большее. Мы решили обучать своих актеров. Правительство приняло Указ о наборе в Шоу. Поскольку правительство большей частью состоит из людей Шоу, этот указ почти не встретил сопротивления во всех палатах. И народ не выступил против, поскольку большинство его живет главным образом посредством Шоу. Президент ВЫНУЖДЕН БЫЛ подписать его. Итак, мы отбираем (и платим родителям изрядные деньги) по пять тысяч детей в год и обучаем их. Мы отбирали и бы больше, если бы могли найти. Но только двое или трое из годового набора могут пройти финальную стадию отбора по обучению и дисциплине. И еще меньше могут выдержать соприкосновение с семьюстами миллионами разумов во время исполнения. Недавно поставленные стопроцентные реле еще усложнили это. Джоргова был редчайшей находкой, прирожденным Исполнителем. Я не думаю, чтобы вы хоть чуточку осознавали все это, мистер Лайми.

Глаза Лайми расширились до размеров блюдец, когда Кокли повернулся к нему. Пальцы Кокли не были уже просто пальцами. Они были оружием. Из-под аккуратно подрезанных ногтей высунулись на полтора дюйма острые лезвия. Они поблескивали на свету.

Они сияли.

– Вы не…

– Мы не должны держать на службе людей, которые не понимают. Мы не можем позволить себе держать на службе человека, который позволяет оппозиции проникнуть в нашу среду, который позволяет Революционеру стать телохранителем нашего ведущего актера.

Лайми вскочил и рванул на себя кресло, как бы отгородившись им. Дверь казалась бесконечно далекой. А Кокли был так близко, как следующий вздох… если он будет.

– Дверь заперта, – сказал Кокли. – А стены комнаты звуконепроницаемы.

Лайми схватился за кресло и поднял его.

Кокли увернулся неожиданно быстро для такого старика.

Его прыжок был еще быстрее. Серебряная вспышка, алые брызги. Затем – удар тела о ковер и короткий булькающий хрип.

Кокли вернулся к столу и вызвал слуг. Дверь открылась, вошли два человека с лицами, начисто лишенными выражения.

– Отнесите его к доктору Одегарду, – сказал Кокли. – Он знает, какие органы надо поместить в питательные баки.

Когда они удалились вместе со своей безмолвной ношей, Анаксемандр сел за стол и продолжил просмотр мысленного списка врагов. Его разум перебирал одну возможность за другой. Он мыслил слишком четко и быстро для двухсотлетнего старика. Но он вовсе не был стариком. И никогда им не будет. Никогда…