"В западне" - читать интересную книгу автора (Кунтс Стивен)

Глава 10

В среду вечером, как только Джейк Графтон вошел, раздался телефонный звонок. Колли подошла к телефону. Обменявшись любезностями со звонившим, она протянула трубку Джейку.

– Это тебя.

– Алло.

– Капитан Графтон, это Джек Йоук, "Вашингтон пост".

– Здравствуйте.

– Извините, что побеспокоил вас дома, но мы только что получили сообщение от нашего человека из Южной Америки, может, вы поможете мне с ним разобраться. Похоже, что Штаты послали своих людей в Колумбию, они перестреляли там всю охрану Чано Альданы и захватили его самого. Возможно, там были несколько колумбийских полицейских, но, судя по сообщению, вся операция – дело рук Армии США.

– Почему вы решили, что я смогу вам помочь разобраться в этой истории? – Колли стояла и смотрела на него, тщетно пытаясь убрать волосы со лба. Похоже, ей нравился этот выскочка, но Джейк не мог понять, почему.

– Я кое-что проверил, – сказал Йоук, – после того как встретил вас на суде Альданы. Вы числитесь старшим офицером в отделе по борьбе с наркотиками КНШ. Так что это дельце не могло миновать вашего стола.

– Вы не ответили на мой вопрос, мистер Йоук. Почему вы думаете, что я смогу помочь вам разобраться в этой истории?

– Вы хотите сказать, что не собираетесь этого делать?

– Мистер Йоук, по утрам перед работой я пью кофе, а в обед хожу на ланч каждый день. Все остальное, чем я занимаюсь у себя в кабинете, не подлежит разглашению. Я не смогу вам помочь. – Колли нахмурилась. Джейк повернулся к ней спиной. – Я советую вам обратиться в отдел Пентагона по связям с прессой.

– У вас нет телефонного номера под рукой?

– Найдете в телефонной книге. – Джейк положил трубку, не попрощавшись.

– Джейк, это грубо.

– О, Колли!

– Да, да.

– Этот избалованный мальчишка звонит мне домой и просит, чтобы я сообщил ему секретную информацию? Дерьмо! Передай ему, когда он в следующий раз будет спрягать у тебя глаголы, чтобы он не пытался выкинуть этот трюк со мной снова, иначе при встрече я ему сверну нос.

– Я уверена, он не знал о том, что эта информация секретная, – ответила Колли, но муж ее уже не слышал, он направлялся в спальню.

Конечно, сказала она себе, Джейк прав. Репортеру следовало бы знать. Йоук еще молод. Он научится. И достаточно быстро, если постоянно будет крутиться вокруг Джейка.

В тот вечер, когда Харрисон Рональд пришел на работу в дом Фримэна Мак-Нэлли, у двери его встретил Айк Рэндольф.

– Фримэн хочет тебя видеть.

Айк осклабился. Это было больше, чем усмешка, подумал Харрисон, он уже видел такую раньше, когда кому-либо предстояло потерять пару фунтов собственного мяса. Айк обожал запах страха.

Харрисон Рональд почувствовал, как его сердце забилось. Под мышками почему-то вспотело.

Айк похлопал его по спине. Это был обычный жест, но сегодня вечером в нем таился какой-то особенный смысл, несомненно.

Айк Рэндольф – осужден за вооруженный грабеж, осужден за изнасилование малолетней – любовь к людям должна сочиться из всех пор вашего тела, чтобы вы смогли полюбить такого, как Айк. Харрисон знал, Айк и Фримэн выросли в одной клоаке. Мать Мак-Нэлли кормила обоих и внесла залог, когда их арестовали за кражу в магазине, и позже, когда они раздевали машины. У нее не хватило денег, когда их сцапали за ограбление туристов. У Айка оказался пистолет и его судили по статье за тяжкое преступление, а Фримэна – за мелкое. Уже после признания Фримэн провел в тюрьме еще десять дней, тогда как Айка передали на поруки. Они до сих пор посмеивались над этим, когда выпивали вместе.

Через несколько лет судья решил, что Айку следует дать определенный срок, после того, как шестилетней девочке, на которую Айк обратил внимание, пришлось делать операцию на половых органах. После он пару раз привлекался по незначительным обвинениям, ничего серьезного.

В этот вечер, обыскав Харрисона, Айк подтолкнул его вперед.

– Эй!

– Заткнись, ублюдок! Топай. Фримэн ждет.

Мак-Нэлли сидел на диване в гостиной, расположенной в дальнем конце дома. Там же находились оба его брата. Айк закрыл за вошедшим дверь.

– Звонил тебе сегодня утром, – сказал Фримэн.

Харрисон Рональд собрался придать лицу невинное выражение.

– Где ты был?

– Уезжал. Я всегда так делал и делаю.

– Не води меня за нос, Зэт. Я никому не позволю водить меня за нос.

– Э, Фримэн. Я просто проехался, чтобы подцепить девчонку.

– Как ее зовут? – это задал вопрос старший из братьев, Рубен. Он был бухгалтером.

– Ты ее не знаешь.

Фримэн поднялся и подошел к Форду. Пока Форд размышлял, сломать ли Фримэну руку и прикрыться им как щитом, Фримэн ударил его.

– Тебя также не было в твоей берлоге и в прошлую среду. Или ты мне говоришь правду, или я отверну твою голову и насру в нее. Как ее зовут?

Теперь как раз настал момент, когда нужно прикинуться испуганным. Что Форд и сделал. Это оказалось до смешного просто. Он был полон страха.

– Ее зовут Рутола и она замужем. Мы давно с ней встречаемся. Я навещаю ее по средам, когда ребенок в детском саду. Честно, Фримэн. Это всего лишь телка.

Фримэн хмыкнул и посмотрел Форду в глаза. Форд заставил себя выдержать его взгляд. Карие глаза Мак-Нэлли сделались вовсе черными. Желание ударить было почти непреодолимым: Харрисон расслабил руки и отвел их за спину.

– Звони ей.

– Господи, ее старик, возможно, сейчас дома.

– Что ж, настанет конец хорошим временам. Эта телка ведь не стоит твоей жизни, а?

– Не стоит.

Фримэн Мак-Нэлли поднял трубку телефона, стоявшего на столике у дивана и кивнул на другой в противоположном конце комнаты. Форд взял трубку указанного телефона и стал набирать номер.

На другом конце провода послышался гудок. Один. Два. Три. Харрисон затаил дыхание.

– Алло, – раздался женский голос.

– Рутола, это Сэмми.

Молчание. В эту секунду Форд почувствовал, что он больше не жилец. По телу прошла дрожь. Тут женщина заговорила свистящим шепотом.

– Зачем ты звонишь? Ты ведь обещал не звонить!

– Крошка, я не смогу на следующей неделе. Меня не будет в городе. Просто хотел предупредить тебя.

– О, сладкий мой, не звони, когда он дома! – Слова так и сыпались из нее. – Ты ведь обещал! Позвони мне завтра в десять, любовь моя. – И она повесила трубку.

Харрисон Рональд положил трубку на рычаг. У него появилось жгучее желание помочиться.

Фримэн тихо заржал. Он провел пальцами по волосам. Остальные молча смотрели на него.

– Хороша крошка? – спросил он наконец. Уголки его губ поднялись.

Харрисон постарался как можно безразличнее пожать плечами. Вышло что-то больше похожее на нервную судорогу.

– Где работает ее старик?

В животе у Форда все поднялось к горлу. Теперь настало время сказать всю правду. И он выдохнул:

– В ФБР.

Все застыли, раскрыв рты, и, не отрываясь, глядели на него. Харрисон попробовал улыбнуться, но, как ему показалось, это скорее походило на мину, которые обычно корчат клоуны.

– Ты дурак... – прорычал Айк позади него. – Из всех...

Фримэн хихикнул. Затем рассмеялся. Остальные тоже захохотали. Хохот превратился в рев. Фримэн Мак-Нэлли держался за бока, то и дело хлопая себя по бедрам.

Харрисон медленно повернулся. Даже Айк смеялся. Харрисон Рональд последовал их примеру. Он почувствовал такое огромное облегчение, что был почти на грани истерики. Слезы текли по его щекам, он непроизвольно всхлипывал.

Восемь месяцев назад, когда Хупер сказал Форду, что однажды ему потребуется алиби, и познакомил с Рутолой, он и представить себе не мог, что все произойдет вот так, что нервы его будут напряжены до такой степени, что, казалось, вот-вот зазвенят.

Рутола Барнс, жена специального агента Зигги Барнса, все знала.

– Я делала это и раньше, – сказала она ему тогда. – Доверься мне. Просто скажи, что ты Сэмми и разговаривай так, будто мы только что выбрались из постели, будто мы оба голышом стоим на кухне и варим себе кофе. А я сделаю все остальное.

Это было восемь месяцев назад. С тех пор они не виделись. Но в нужный момент она оказалась на месте.

Ух, Зигги Барнс, ты счастливый, счастливый человек.

Секрет успеха судебного адвоката заключается в правильной подготовке дела. А лучше Таноса Лиаракоса этого никто не мог делать. В четверг с самого утра он начал свое погружение в горы свидетельских показаний, низвергавшиеся на него из канцелярии прокурора с такой быстротой, какую позволяла развивать копировальная машина промышленного образца.

Как сообщил судье прокурор, показаний должно быть много, десятки тысяч страниц. На вопросы отвечали уличные торговцы наркотиками, сутенеры, контрабандисты, летчики, охранники, моряки, водители, наблюдатели и т. д. – люди из разных сфер наркобизнеса. На допросе в полиции, в ФБР или Агентстве по борьбе с наркотиками в определенный момент им задавались вопросы, откуда они взяли наркотики, когда, сколько и, конечно, у кого.

Лиаракос со своими помощниками последние два дня провел, просматривая эти груды бумаги и помечая каждую представлявшую интерес страницу желтыми квадратиками липкой бумаги.

Вся сложность состояла в том, что на этой стадии подготовки процесса прокурор еще не определил список свидетелей со своей стороны. Поэтому материала, просмотренного адвокатами защиты, пока более чем достаточно, но Лиаракос хотел бы попытаться вызвать свидетеля сам и получить доказательства, которые, он надеялся, окажутся оправдательными.

Оправдательный – такое изящное слово, которое всегда вызывает смятение среди членов жюри.

Смятение и хитрость всегда находятся в центре всякого судебного процесса. Теория, которую так любят цитировать довольные жизнью профессора юриспруденции и члены апелляционного суда, гласит, что истина становится очевидной в ходе ожесточенного поединка, в котором выпады и парирующие удары одной стороны чередуются с аналогичными действиями другой. По каким-то причинам, представляющим интерес, видимо, только для психиатров, эти законники до сих пор верили в средневековый суд в форме поединка. Но очевидной для кого – вот вопрос, который никогда не имел адресата. Вероятно, лучше будет для всех, если оставить философские вопросы мистикам, а тактические и этические – судебным адвокатам. "В ближайшее время американская система законодательства не будет реформирована, поэтому мы не в состоянии от нее отделаться", – постоянно твердил Танос Лиаракос своим молодым помощникам, напуганным первым путешествием по этой трясине.

Адвокаты защиты добывали свой нелегкий хлеб, убеждая клиента в том, что истина, рожденная в результате драмы, разыгрывающейся в зале суда, всегда в его интересах. Танос Лиаракос считался непревзойденным мастером в этом деле.

Он уже принял решение избрать в качестве объекта для атаки то представление о Чано Альдане, которое сложилось у членов жюри присяжных. Как он предполагал, обвинение имело достаточно свидетельств, чтобы убедить двенадцать любых мужчин и женщин в том, что Альдана по уши погряз в торговле наркотиками. Их было больше, чем достаточно. Государственное обвинение делало упор на том, что Альдана – это стержень всего Медельинского картеля, какой-то великан-людоед, который покупает человеческие души, а тех, кого не может купить, – убивает и терроризирует. Лиаракоса устраивало, что прокурор Уильям С. Бейдер пытается доказать, что Альдана – воплощение дьявола, поскольку в противном случае жюри не сможет признать его виновным.

Все, что Лиаракос скажет или сделает в суде, будет иметь целью заставить жюри задаться вопросом, является ли Альдана персонификацией дьявола? Действительно ли этот человек, сидящий здесь с нами сегодня, – безумный последыш Адольфа Гитлера? Действительно ли этот слегка располневший джентльмен в спортивном пиджаке от Сиэрз – духовный наследник Ивана Грозного? Если Лиаракос убедит жюри поднять планку как можно выше, все свидетельства со стороны обвинения окажутся несостоятельными.

Главным козырем Лиаракоса был сам Альдана. Он выглядел таким средним, таким нормальным. Приодеть его соответствующим образом. Когда надо – заставить улыбаться, в нужный момент – печалиться. И независимо от свидетельских показаний со стороны обвинения надо, чтобы Чано Альдана держался с видом побитой собаки. Даже количество свидетелей обвинения обернется против правительства – Лиаракос спросит, после стольких лет, после всех затраченных средств и сотен, нет, тысяч опрошенных людей, – это все, что есть у правительства? Это все?

Проблема заключается в том, что Альдана неуправляем. Он патологически противится любым указаниям со стороны кого бы то ни было и обладает привлекательностью бешеного пса. И все же выход должен быть...

Так он размышлял в одиночестве, когда появилась Джудит Льюис – его старший помощник – с очередной стопкой письменных показаний, украшенных желтыми наклейками.

Она положила стопку ему на стол, а сама села рядом. Когда Лиаракос поднял глаза, она сказала:

– Я не уверена, что это доказательства.

– Объяснись.

– Если эти образцы показаний представляют собой свидетельства со стороны правительства, этого будет недостаточно, чтобы предъявить обвинение. Большинство из них – свидетельские показания с чужих слов. Они могли бы пройти, если бы мы были настолько глупы, чтобы сделать предметом разбирательства личность Альданы, но не иначе. Среди всей этой груды нет ни одного свидетеля, кто бы имел прямой контакт с Альданой.

– У них наверняка есть в запасе кое-что получше. Просто они нам еще не дали.

– Нет, сэр. Я готова держать пари на любую сумму, что ничего другого у них нет. – Ее голос зазвенел. – Чано Альдана уйдет.

Лиаракос пристально посмотрел ей в лицо.

– Это наша работа, Джудит. Мы пытаемся добиться его оправдания.

– Но ведь он же виновен!

– Кто сказал?

– О, не говорите ерунды. Он виновен как Каин. – Она закинула ногу на ногу и отвернулась к окну.

– Он невиновен, пока жюри не признало его таковым.

– Можете верить в это, если вам от этого легче, но я не верю. Он сделал все, чтобы организовать убийство по крайней мере троих кандидатов в президенты Колумбии. Вчера я провела с этим человеком минут тридцать. – Она помолчала немного, вспоминая эту встречу, затем передернула плечами. – Это он сделал, – сказала она. – Он убил их как тараканов.

– Колумбия не решилась судить его за убийство. Колумбия выдала его Соединенным Штатам. Мы защищаем его не от обвинения в убийстве.

– Колумбия не смогла осудить его! Вы шутите! В 1985 году сорок пять левых экстремистов ворвались на бронетранспортере во Дворец Правосудия Колумбии. Они целый день удерживали здание и расстреляли всех судей. Это Альдана нанял их! Около сотни людей погибли – были убиты – в тот день. Судить Альдану в Колумбии? Боже, очнитесь! Послушайте, что вы несете!

– Джудит, ты не можешь знать, действительно ли он сделал это! Мы адвокаты. Даже если он совершил тысячу преступлений, он не виновен, пока виновным не признает его жюри.

– Семантика, – с презрением ответила Джудит Льюис. – В детстве меня все время учили, что такое хорошо и что такое плохо, а теперь, когда я выросла, получила дорогостоящее образование и ношу двухсотдолларовые платья, я сижу здесь и слушаю ваши рассуждения о том, что плохо – это то, что названо плохим. Ерунда! Я знаю, что Чано Альдана виновен по всем пунктам предъявленного обвинения и, возможно, еще по тысяче пунктов, которые ему не предъявили. Он контрабандист, террорист, вымогатель, убийца, он убивал женщин и их еще не рожденных детей. Он заслуживает того, чтобы жариться в самом страшном пекле преисподней.

– Только если государство сможет доказать это.

– У государства нет таких доказательств.

– Тогда они не должны предъявлять обвинение.

– Я ухожу, – сказала она.

Она встала, подошла к двери, открыла ее и вышла, оставив дверь открытой.

Лиаракос какое-то мгновение сидел неподвижно, обдумывая ее слова. Затем вышел вслед за ней. Она надевала пальто в своем кабинете.

– Миссис Льюис, пожалуйста, пройдите в мой кабинет, мы продолжим обсуждение этого вопроса.

Не раздеваясь, она проследовала за ним мимо стола секретарши и, когда он отступил в сторону, чтобы пропустить ее, прошла в его кабинет. Он запер дверь и повернулся к ней.

– Что значит, вы уходите?

– Я ухожу. Вы что, не понимаете по-английски? Именно это и значит.

– Значит ли это, что вы хотите работать над каким-либо другим делом или, может быть, с другим партнером?

– Нет. Я имею в виду, я ухожу из фирмы. Я бросаю профессию. Я ухожу! Все, с попыткой стать адвокатом покончено. Я для этого не гожусь.

Она обошла его и остановилась у двери. Мой последний чек можете послать в Армию Спасения. В моем кабинете не осталось ничего, что заставило бы меня возвратиться.

– Возьмите несколько дней отпуска и обдумайте все как следует. Вы потратили три года на обучение в юридическом колледже и три года на практику. Это шесть лет вашей жизни.

– Нет. Я знаю, вы делаете то, что считаете нужным. Но я не уверена, что это правильно. Я не хочу думать, что это правильно.

– Джудит...

– Нет, мистер Лиаракос. Я не собираюсь тратить еще несколько минут своей жизни на спор о конституционных правах торговца наркотиками. Я не хочу даже прикасаться к доллару, заработанному на том, чтобы помочь наркодельцу избежать правосудия.

На этот раз он не остановил ее, когда она уходила. Он сидел в кресле, уставившись на стопку бумаг. На столе лежала бейсбольная перчатка с зажатым в ней пыльным мячом. Он натянул перчатку и бросил в нее мяч. Соприкосновение мяча с кожей приятно отдалось в руке. На большом пальце перчатки виднелись следы пота. Он обычно во время игры смахивал им пот со лба. Он повторил этот жест, ощутив приятную прохладу кожи, а затем положил перчатку обратно на полированную поверхность.

В нижнем ящике стола у него всегда имелась бутылка виски. Он достал ее и плеснул себе немного в пустую кофейную чашку.

Когда он наливал себе вторую порцию, зазвонил телефон.

– Да.

– Какая-то женщина звонит вам из Калифорнии. Она не назвалась, говорит, это личное дело.

– Моя жена?

– Нет, сэр, я знаю ее голос.

– Хорошо, соедините.

В трубке раздался щелчок.

– Алло, – сказал он. – Это Танос Лиаракос.

– Мистер Лиаракос. Это Карен Эллисон из Калифорнийской клиники.

– Да.

– Ваша жена, мистер Лиаракос, по всей видимости, этой ночью покинула клинику. Мы не можем найти ее на территории. Она забрала с собой свой чемодан.

– Да, – сказал он.

– Мне очень жаль, мистер Лиаракос. Мы сделали все, что могли.

– Да, – сказал он и медленно положил трубку.

В пятницу утром Генри Чарон отправился в Балтимор на разговор по таксофону. Поставив машину на обочине аллеи, он нашел три будки с телефонами. Поскольку еще было рано, он съел ланч в закусочной, запил его кофе, а затем стал прогуливаться взад-вперед. Затем, минут за пять до назначенного времени, он подошел к телефону и стал ждать. Какая-то женщина увлеченно объясняла своему мужу, почему новые простыни выгоднее покупать на распродаже. Повесив трубку за минуту до назначенного Чарону времени, она быстро ушла, удовлетворенная победой, одержанной в бюджетной битве. Она лишь мельком взглянула на Чарона и больше не оборачивалась.

Чарон набрал номер. Тассоун сказал, что это номер таксофона в Питтсбурге. Во всяком случае код соответствовал – 412. Чарон проверял. Когда оператор ответил, он опустил четвертак из разменянных десяти долларов. Тассоун ответил после второго гудка.

– Да.

– Вы обработали мою заявку?

– Да. Где и когда?

– Грузовик должен остановиться в Бризвуде, штат Пенсильвания. Завтра в три.

– Принято. – Связь прервалась.

Чарон вернулся в машину. Прежде чем включить зажигание, он внимательно изучил карту, затем аккуратно свернул ее и сунул ее за противосолнечный козырек.

Четырьмя часами позже в Филадельфии он купил себе билет на автобус до Питтсбурга на завтра, на семь четырнадцать утра. Затем, пообедав в ресторане, поехал на север от Филадельфии, пока не обнаружил недорогой мотель, где остановился и заплатил наличными.

Поднялся он в пять утра. Машину оставил на круглосуточной стоянке в полуквартале от автостанции и за полчаса до отправления был уже в зале ожидания.

Автобус отправился минута в минуту. Багаж Чарона состоял из простенького рюкзака, который он положил на сиденье рядом с собой. Пассажиров оказалось одиннадцать человек. Чарон сел в конец автобуса, так, чтобы водитель не смог разглядеть его в зеркало.

Через два сиденья впереди него на другой стороне от прохода сидела парочка, которая спустя тридцать минут после начала поездки, когда автобус выехал на Пенсильванскую скоростную трассу и набрал скорость, закурила сигарету с марихуаной. По автобусу разнесся тяжелый сладковатый запах. Чарон открыл окно в ожидании, когда водитель увидит хорошо различимое облако дыма и остановит автобус. Но автобус не останавливался. После второй сигареты мужчина и женщина уснули.

Чарон рассматривал мелькавшие за окном окрестности и пытался представить себе, какой здесь могла быть охота. В Гаррисберге четверо пассажиров вышли и трое вошли. Парочка, что сидела через проход, снова начала курить марихуану. Один из новых пассажиров заворчал, чем вызвал смех у курильщиков. Водитель не обращал ни малейшего внимания на происходящее.

Автобус прибыл на стоянку для грузовиков в Бризвуде чуть позже полудня. Водитель объявил остановку на полчаса для ланча, затем спустился по ступенькам и двинулся к ресторану. Большинство пассажиров последовали за ним.

Взяв свой рюкзак, Чарон не спеша отправился в мужской туалет, расположенный в той части здания, которая предназначалась для водителей грузовиков. Он нашел свободную кабинку и устроился на толчке. Когда, спустя полчаса, он вышел, автобуса уже не было.

Чарон купил газету, а затем направился в ресторан, попросил меню и занял место у окна.

Сенатор Боб Черри имел репутацию старорежимного политика. Теперь ему было чуть больше семидесяти, а во время второй мировой войны он служил в морской авиации США и сбил семь японских самолетов. После войны он закончил юридический колледж и окунулся в политику. Четыре года Боб провел в законодательном собрании штата Флорида, четыре года – в Палате представителей Конгресса США, а после попал в Сенат. С тех пор он там и состоял.

Высокий, сухопарый, с пронзительным взглядом и скрипучим голосом, он разработал правила самого престижного в мире мужского клуба и добивался их признания. И он достиг своего. Он отказался от возможности стать лидером парламентского большинства: он предпочитал оказывать поддержку другим, более амбициозным, чем он сам, но, возможно, менее прозорливым, и, пользуясь своим влиянием, решал, кому заседать в различных комиссиях, которые ведут всю работу в Сенате. Как член Наблюдательной комиссии Сената и покровитель партийных лидеров он имел огромную власть. Правительственные чиновники приглашали его на завтрак, президент – на ланч, а люди с высоким общественным положением – на обед. Когда Боб Черри чего-то хотел, он этого добивался.

Его жена умерла десять лет назад, и с тех пор он пользовался услугами высоких, фигуристых секретарш, сменявших одна другую. Ни одна не задерживалась более двух лет. Нынешней его помощнице – бывшей мисс Джорджия – было двадцать шесть лет.

Сегодня за ланчем Т. Джефферсон Броуди с трудом сдерживался, чтобы не смотреть на нее. Впрочем, он ни на что и не рассчитывал. Он прекрасно знал Боба Черри – этот старый козел даст сто очков форы любому молодцу по части обращения с таким товаром. Поэтому Т. Джефферсон Броуди, будучи дипломатом, с пониманием поглядывал на мисс Тину Джордан. Когда она проходила через зал, направляясь в дамскую комнату, он оценил ее формы, следя за тем, как восхитительно покачиваются ее ягодицы.

– А она штучка, – с сожалением вздохнул Броуди.

– Да, она такая, – согласился Боб Черри, натянуто улыбнувшись. – Что у тебя на уме, Джефферсон?

Броуди вынул из внутреннего кармана куртки чек и передал его сенатору. Чек был на пять тысяч долларов.

– Это пожертвование для ваших деятелей из Комитета по внутренней политике.

Черри посмотрел на чек.

– "Эф Эм Дивелоупмент Корпорейшн". Никогда не слышал о них.

– Это известная фирма. Строят торговые центры и всякое такое. Они и раньше жертвовали для КВП.

– О! Забыл. Говорят, в первую очередь пропадает память. – Черри сложил чек и сунул его в карман. – Ладно, спасибо тебе и "Эф Эм Дивелоупмент". Пожертвования на алтарь демократии возвращаются сторицей.

– Что правительство собирается делать с иностранной помощью России?

Черри отхлебнул вина.

– Возможно, обеспечат налоговые льготы компаниям, которые создают совместные предприятия с Советами. Что-нибудь вроде этого. Американский бизнес может многому научить русских: создание капитала, управленческая экспертиза, инвестиционный контроль и т. д. Нашим компаниям от этого мало пользы, разве что получат целевые кредиты для стимула. Это сработает. – И он перешел к другим вопросам.

Джефферсон Броуди почти, не обращал на него внимания. Он думал о КВП – Комитете по внутренней политике. Это была блестящая лазейка, сохранившаяся после недавней реформы избирательной системы, попортившей кое-кому немало крови. Члены Конгресса могли иметь свои фонды и распоряжаться ими как угодно, но не расходовать деньги напрямую на собственную избирательную кампанию. Поэтому такие фонды предназначались для регистрации избирателей, для политического образования выборщиков, зондажа общественного мнения и прочих подобных вещей.

Но все-таки самым замечательным в этом комитете, не зависящем от капризов избирателя, – и Броуди почувствовал, как его буквально распирает восхищение тем гениальным парнем, который все это придумал, – было то, что избранные в Конгресс могли определять своих жен, сыновей, дочерей и подружек в КВП на халяву, что существенно увеличивало доходы. Пожертвования можно было использовать и на личные расходы, если они имели отношение, пусть даже самое отдаленное и туманное, к целям комитета.

Попросту говоря, это были грязные деньги. В своей частной жизни политики из кожи вон лезли, пытаясь свести концы с концами на зарплату, которая в четыре раза превышала среднюю по Америке, а на публике бесконечно твердили о том, как много они сделали, чтобы улучшить положение большинства американцев. Суровым и тяжелым, говорили они своим избирателям, оказалось бремя общественной службы.

Не то чтобы Т. Джефферсон Броуди питал отвращение к лицемерию большинства политиков – он испытывал ужас от одной только мысли, что кому-то приходится жить на девяносто тысяч долларов в год. Наоборот, их жадность была только на руку. На Капитолийском холме всегда хватало нуждающихся. И Т. Джефферсон Броуди обеспечивал себе прекрасное существование, давая советы своим клиентам облагодетельствовать страждущих.

Когда мисс Тина Джордан возвратилась из дамской комнаты, Броуди посмотрел на часы. На вечер у него была назначена встреча с другим сенатором, Хирамом Дьюкеном, которому тоже требовались пожертвований. Хирам был одним из тех счастливчиков, кто попал в офис до 8 января 1980 года, поэтому по закону, когда он уйдет в отставку, он сможет прикарманить все те пожертвования, которые получил за эти годы и не истратил. Стоило ли говорить, что прошло всего шесть недель с последних выборов, где Дьюкен снова победил, а он опять попрошайничает. К счастью, подвернулась "Эф Эм Дивелоупмент" со своими взносами в фонд Комитета в помощь тем, кто пришел до 1980 года, всем этим хирамам дьюкенам Америки, которые хотели бы, чтобы их золотые годы власти стали действительно золотыми.

Боб Черри тоже оказался в этой благословенной плеяде, припомнил Броуди. Нет никаких сомнений, что мисс Джордан по его просьбе позвонит Броуди на следующей неделе и напомнит ему об этом. Броуди надо иметь это в виду. Он снова взглянул на часы. Ему необходимо было вернуться в офис и сделать кое-какие дела перед тем, как отправить чек Дьюкену.

Но ему все же не хотелось торопить Боба Черри и его пташку. Он предложил десерт, и Черри согласился. Мисс Джордан маленькими глотками пила капуччино, Боб Черри ел свой пирог с сыром, а Броуди умиротворенно созерцал эту картину.

Когда принесли счет, Броуди поспешно накрыл его ладонью. Черри сделал вид, что не заметил этого.

Через час Генри Чарон поднялся из-за стола, заплатил по счету – сумма оказалась намного меньше той, что пришлось уплатить Броуди, – и отправился в магазин, где продавались сувениры и прочие мелочи. Там он провел минут двадцать, затем еще двадцать минут в туалете. В четверть третьего он снова сидел в ресторане за столиком у окна. Без пяти три он увидел в окно подъехавший фургон, из которого вышел Тассоун. Тот остановился возле грузовика, стянул водительские перчатки и огляделся. Сунув перчатки в карман, он направился к зданию.

Тассоун вошел в ресторан в точно назначенный час. Он огляделся и двинулся по направлению к столику Чарона в углу зала.

– Привет.

– Хотите немного кофе? – тихо спросил Чарон.

– Да. – Когда официантка подошла к ним, он сделал заказ.

– Все там.

– Все?

– Все.

Генри Чарон кивнул и еще раз осмотрел стоянку.

– Сколько людей знают об этом? – спросил Чарон после того, как официантка принесла кофе и удалилась.

– Н-да, пришлось потрудиться, чтобы найти все, что вы заказали. Скажу вам откровенно, люди, которые этим занимались, знают, что я осуществляю доставку. Но они не собираются кричать об этом на каждом перекрестке. В большинстве своем товар имеет темное прошлое, к тому же им всем хорошо заплатили.

– Кто еще?

– Парень, который выложил деньги. Он знает.

– И все, кто на него работает?

– Не беспокойтесь. Только он и я, никто больше. И поверьте, я не собираюсь говорить, кто он. И еще одно – после того, как вы получите свой хлеб, меня вы больше не увидите. Если вам будет причитаться больше денег по этому делу, вам их доставит кто-нибудь другой.

– Я не хочу видеть вас снова.

– Вам также не мешает знать, что Тассоун – не настоящее мое имя.

Что-то наподобие усмешки скользнуло по губам Чарона. Он смотрел, как его собеседник пил кофе.

Чарон передал через стол полоску желтой бумаги.

– Пригодится, чтобы заполучить грузовик обратно. На следующей неделе в среду. В гараже в Филадельфии. – Он назвал Тассоуну адрес.

– Деньги? Когда и где.

– У меня дома в Нью-Мексико. Ровно через неделю. Вы один.

– Я понял, – вздохнул Тассоун. – Вы действительно думаете, что сможете это сделать?

– Да.

– Когда? Мой человек хочет знать.

– Когда я буду готов. Не раньше. – Тассоун было заговорил, но Чарон продолжил: – Ему не придется долго ждать.

На грузовике были пенсильванские номера. Чарон вырулил со стоянки и поехал на восток, следуя указателям дороги И-70. Грузовик оказался совсем новым – на спидометре значилось всего 326 миль – с полной заправкой. Чарон надел свои водительские перчатки. Проехав двадцать пять миль от Бризвуда, он пересек границу штата Мэриленд.

Где можно было, он держался скорости пятьдесят пять миль в час. На подъеме в гору восточнее Хейгерстауна максимум, на что он оказался способен, – это тридцать пять, даже в левом ряду. Миновав перевал, он переключился на третью передачу, чтобы не пожечь тормоза.

Во Фредерике он свернул на И-270 и поехал по направлению к Вашингтону. Машин было мало, на правой полосе он находился практически один.

Гараж, который ему был нужен, располагался в северо-восточной части Вашингтона. Неприятность произошла, когда Чарон, сдавая грузовик задом в узкий проход между домами, задел угол одного из них. Он осмотрел повреждение – слава Богу, ерунда, мелочь, – и попробовал снова. На этот раз ему удалось подогнать грузовик прямо к воротам гаража-хранилища, арендованного им на прошлой неделе.

Второй ключ, который болтался на кольце, подошел к задней двери фургона. Чарон аккуратно, но быстро разгрузил машину. Только после того, как ворота гаража опустились, он остановился и осмотрел груз.

Четыре пистолета, винтовки, боеприпасы, лекарства, еда, вода в бутылках, одежда и те самые зеленые ящики с надписью "Армия США". Чарон открыл каждый ящик и проверил содержимое. Затем он проверил остальное, ничего не упустив.

Спустя тридцать минут он сел за руль и, осторожно маневрируя, выехал из прохода между двумя складскими помещениями.

Пока все шло отлично, решил он. Все на месте, как и должно быть. Трудность состояла в том, чтобы сделать все вовремя и в необходимой последовательности. Пока проблем не было. Теперь нужно доставить этот грузовик в Филадельфию и забрать там свою машину.

Генри Чарон улыбнулся и, выехав на дорогу И-95, взял курс на север. Охота обещала быть удачной.