"В западне" - читать интересную книгу автора (Кунтс Стивен)

Глава 7

Войдя в кабинет Уильяма С. Дорфмана, расположенный в Белом доме, Генеральный прокурор обратил внимание на утренний выпуск "Пост", который лежал на краю стола, раскрытый на странице со статьей Мергенталера. Гидеон Коэн вздохнул и сел на стул, в ожидании, пока глава администрации закончит разговор по телефону.

– Нет, мы не собираемся публиковать текст обвинения. Это не для печати. И мы не собираемся просить Мехико о выдаче нам их граждан. У нас с Мексикой нет договора о выдаче.

Он послушал несколько секунд, а затем выпалил:

– Нет, вашу мать! – и швырнул трубку на аппарат.

– Эта бестолочь спрашивает, на самом ли деле мы обещаем награду за тех парней – Дорфман ткнул пальцем в газету – и щедро платим добровольцам, которые доставят их в Штаты на суд.

Коэн скривил губы и закинул ногу на ногу. Оттмар Мергенталер в своей статье, опубликованной в утреннем выпуске "Пост", впервые сообщил, что несколько недель назад Большое федеральное жюри Лос-Анджелеса вынесло секретный вердикт, обвинив девятнадцать бывших и нынешних членов мексиканского правительства в торговле наркотиками и похищении и убийстве секретного сотрудника американского Агентства по борьбе с наркотиками Энрике Камерана, чье тело было найдено вблизи Гвадалахары в марте 1985 года, около пяти лет назад. Один из тех, кому предъявлено обвинение, – бывший директор Мексиканской федеральной уголовной полиции, эквивалента ФБР, а другой – его брат, бывший начальник правительственного подразделения по борьбе с наркотиками. Еще один – врач, арестованный только вчера в Эль-Пасо. Создалось впечатление, что в полете из Мехико доктора сопровождали несколько неизвестных, которые передали его ожидавшим федеральным агентам, а затем тут же улетели обратно в Мексику.

– Вы собираетесь платить?

– Почему бы и нет? Вполне законно выплачивать вознаграждение тем, кто сдает властям беглых преступников. Этот принцип столетиями соблюдался в общем праве.

– Ну-ну, прочтите мне лекцию. Что, черт побери, вы все-таки собираетесь делать?

Пару лет назад в такой ситуации Коэн рассвирепел бы. Но теперь нет.

– Ужесточить закон, – сказал он негромко. – Это одна из основных целей нынешней администрации, разве не так?

Дорфман откинулся на спинку кресла и посмотрел на Коэна. С глазами, увеличенными стеклами очков в роговой оправе, он походил на сову.

– Для вас навряд ли будет новостью то, что вы мне не нравитесь.

– Как человек или как должностное лицо? – спросил Коэн, пытаясь выразить заинтересованность.

Дорфман продолжал, будто и не слышал.

– Я посоветовал Президенту предложить вам уйти в отставку. Я считаю вас нелояльным этой администрации. Судя по всему, вам не нравятся политические реалии, с которыми Президенту приходится сталкиваться ежедневно, и принимаемые им решения. Вы все видите только в белом или в черном свете.

– Если честно, Дорфман, мне наплевать на ваше мнение. Вы официально ставите меня в известность, что Президент желает моей отставки?

Дорфман помолчал. Он повертел ручку, лежавшую на столе, передвинул кофейную чашку, посмотрел на фотографию своей семьи, стоявшую на краю стола.

– Нет, – ответил он, использовав все возможности для паузы. – Нет. Я просто пытаюсь дать вам понять, где ваше место.

– Спасибо. – Коэн не смог скрыть разочарования. Типичный для Дорфмана блеф.

Дорфман и Коэн направились в Овальный кабинет, в это время оттуда вышли бойскауты. Официальный фотограф еще снимал Президента, который сидел за столом. В это утро, подумал Коэн, Джордж Буш выглядел более обеспокоенным, чем обычно. Он практически не обращал внимания на просьбы фотографа.

– Входите, Гид. Есть разговор для вас обоих.

Фотограф вышел, закрыв за собой дверь. Дорфман бросил утренний выпуск газеты на стол Президента.

– Откуда у Мергенталера эта информация? – сухо спросил Президент.

– Я не знаю.

– У этой администрации больше дыр, чем в решете. Всякого, кто будет распространяться на эту тему, не имея на то разрешения кабинета, увольнять немедленно.

– Если нам удастся схватить его за руку.

Буш кивнул, думая уже о чем-то другом. Утечка информации по телефону давно уже стала частью правительственной жизни, но от этого не становилось легче. Тем не менее, Дорфман крепко держал аппарат Белого дома в своих железных руках.

– Когда приезжает мексиканский посол? – спросил Президент главу администрации.

– В два тридцать.

– Что я должен говорить ему об этом вердикте? – спросил он Коэна. – И обо всем этом дельце?

– Что у нас есть серьезные свидетельства против этих девятнадцати человек. Скажите ему, что мы хотим подписать с Мехико договор о выдаче преступников.

– Они никогда... – взорвался Дорфман.

Буш остановил его.

– Мергенталер пишет, что ДЕА[14] собирается выкрасть пару человек и доставить их сюда на суд.

– Все верно. Как мне сообщили из Агентства, они хотят сопровождать одного или двух парней в США, а уже здесь арестовать.

Президент Буш взял газету и снова бросил ее на стол. Он отодвинулся назад вместе со стулом и посмотрел на Гидеона Коэна.

– Нет.

– Да.

– Нет, и на этом закончим. Мексиканцы должны нам 50 миллиардов долларов. – Он с мрачным видом повторил цифру. – Девять лет самой продолжительной за всю историю Америки экономической экспансии, и мы по уши в долгах. Триллионы долларов федерального долга, мошенничество в сберегательных банках, сельское хозяйство в упадке, кредитный долг достиг самого высокого уровня, рынок долговых обязательств вот-вот взорвется, страны третьего мира балансируют на грани банкротства, или нет, они давно уже перешли все грани, еще несколько лет назад, и теперь исчезают в никуда. Они платят проценты по старым займам из доходов от новых. Точно так же, как федеральное правительство финансирует федеральный дефицит. Такие манипуляции уже погубили нашу кредитную систему. Это мошенничество. Узаконенное правительством мошенничество. А теперь еще, ко всему прочему, развалившиеся Советы просят оказать им экономическую помощь. Я чувствую себя как бедняк, у которого дюжина больных детей и всего одна таблетка аспирина.

– Откуда мы можем знать, что Мехико нам не вернет долг?

– Это именно то, что они сделают. Представьте себе, какой поднимется вой, если агенты мексиканского правительства похитят нескольких добропорядочных граждан здесь, в Соединенных Штатах, и вывезут их в Мексику на суд. Пол-Техаса похватает свои старые дробовики и устремится в Нуэво-Ларедо учить этих перечников хорошим манерам.

Дорфман кивнул.

– Я могу назвать дюжину сенаторов, которые потребуют объявить войну.

– Денег нам все равно не видать, независимо от этого, – настойчиво повторил Генеральный прокурор.

– Я не собираюсь спорить, Гид. – Сделав паузу, Президент продолжил: – В данный момент за счет иностранных инвесторов, которые покупают государственные облигации, мы финансируем тридцать процентов федерального дефицита. Если Мехико откажется выплатить свои долги, вероятно, откажутся платить и остальные страны Латинской Америки. Банковская система США рухнет, если не получит поддержки федерального правительства, которое просто будет вынуждено ее оказать, поскольку все депозиты до ста тысяч долларов имеют гарантию правительства. Единственный выход в данной ситуации – выпускать новые облигации и активно их продавать под высокий процент. Но этого хватит ненадолго, потом правительство должно повысить налоги, которые вытянут деньги из карманов потребителя. Результат всего этого – глубокий экономический спад в США и в мире, уменьшение федеральных возможностей по обслуживанию существующих долгов. Улавливаете суть?

– А если правительство существенно снизит процентные ставки во имя спасения экономики, Япония и Европа прекратят покупать облигации.

– Вот именно.

Коэн взъерошил все, что у него осталось от волос. Он вспомнил фразу, произнесенную одним из советских политических деятелей: "Советский Союз на краю пропасти". Здесь, в Овальном кабинете, он слышал иной вариант того же самого. На этот раз дело касалось Соединенных Штатов. Гидеон Коэн невольно вздрогнул.

– Мы должны девальвировать доллар, – медленно произнес он.

Джордж Буш хлопнул рукой по столу в подтверждение его слов.

– В таком случае, почему не девальвировать прямо сейчас, а потом заняться этими торговцами наркотиками, которые медленно отравляют наш народ.

На лице Дорфмана появилось насмешливое выражение, Президент тыльной стороной кисти потер глаза.

– Будьте серьезнее, – пробормотал Дорфман.

– Конгресс никогда не утвердит этого, – сказал Президент. – Стоит мне только публично предложить девальвировать доллар, вы до конца своей жизни не увидите в этом кабинете республиканца. Я не для того пришел сюда, Гид, чтобы стать самым ненавидимым человеком в Америке. Я надеюсь, что делаю то, чего хочет народ. По крайней мере, я этого хочу. Вы понимаете?

– Мистер Президент, ваша благонамеренность не подвергается сомнению. Я хочу сказать, что американский народ хочет получить эффективное решение проблемы наркотиков. Большинство прежних и нынешних чиновников мексиканского правительства, включая полицейских, – особенно полицейских – увязли в ней по уши. Мы не говорим о том, чтобы найти какой-то другой подход, в то время как марихуана продолжает поступать. Мы говорим о конкретных фактах, таких, как истязания и убийство служащего из американского Агентства по борьбе с наркотиками, которое совершили мексиканские полицейские. Американские избиратели хотят, чтобы такое больше не повторилось!

– У избирателей полно своих проблем, и они избирают конгрессменов для того, чтобы те помогали их решать. Они и меня выбрали, чтобы я заботился об их благосостоянии. Американский народ не глуп, он прекрасно понимает, что правительство не может сделать все для всех на свете. Я должен действовать исключительно в интересах Соединенных Штатов как нации, как образа жизни. И я буду!

– Мистер Президент, я хочу сказать, что сейчас наркотики – наша внутренняя проблема номер один. А Мексика – большая часть этой проблемы. Мы не можем игнорировать такой простой, но фундаментальный факт.

– Мексика – страна поборов, – сказал Буш устало. – Всякому, кто побывал там, приходилось подкупать какого-нибудь мелкого чиновника или еще кого. Пять баксов здесь, десять там. И конечно же, большая услуга требует большой взятки. Я вспоминаю, как мы однажды с Барбарой...

– Вы предполагаете, что здесь нет коррупции, связанной с наркотиками? – искренне удивился Коэн. – В Америке?

Президент и глава администрации посмотрели друг на друга.

– О чем вы говорите? – спросил Дорфман.

– Мексиканцы ничем не хуже и не лучше других. От таких сумм, которые предлагают, редко кто откажется. Агентство уже не первый год кружит по Мехико, поэтому мы точно знаем, кто, когда и сколько. На это ушли годы.

– ФБР занимается делами против высокопоставленных американских чиновников? Не одни только шерифы округов и таможенники?

Коэн кивнул.

Дорфман вздохнул.

– Все не так уж плохо, – сказал он Президенту. Иногда полезно бывает выставить напоказ паршивую овцу.

– Каждому правилу есть исключение. Это как раз такой случай. – Коэн наклонился вперед в своем кресле и обратился к Президенту. – Масса обвинений против некоторых высокопоставленных чиновников. Очень высокопоставленных. Подумайте об этом. Дорфман, конечно, все может уладить, но борьба с наркотиками скоро будет похожа на игру в фантики – кругом одна показуха и никаких попыток справиться с проблемой, с реальной проблемой. Нам все это аукнется, если мы не предпримем эффективных шагов, чтобы решить проблему наркотиков.

Президент поднялся из кресла и подошел к окну. Он стоял, глядя на Розовый сад.

– Но мы не сидим, сложа руки. Я одобрил выдачу вознаграждения за мексиканского доктора. Я одобрил привлечение американских военных для ареста Альданы. Этого еще никто не знает, но скоро узнают. Вот будет крику. Мне плевать, что скажут демагоги, мы многое сделали, и избиратели это поймут.

– Мистер Президент, – заговорил Коэн, – не нужно новых обязательств. Но публика многого не видит. Все, что они видят, – это лозунги и представления для шестиклассников. "Скажи только нет" – есть такая непристойная шутка. Черт, но мэр Вашингтона не может сказать нет. Начальник мексиканской федеральной полиции не может сказать нет. Президент Мексики не может сказать нет. Профессиональные спортсмены и кинозвезды не могут сказать нет. Полицейские не могут сказать нет. Конгрессмены не могут сказать нет. И этот список будет расти, как помидор в парнике на радиоактивной почве, удобренной стероидами.

– Кто? – спросил Джордж Буш.

– Я не спрашивал, – ответил Коэн. – И не хочу знать.

– Не хотите? – Президент обернулся и посмотрел на Коэна, подняв брови.

– Именно так, – твердо произнес Генеральный прокурор. – Если я не знаю, никто не сможет меня обвинить в том, что я пытаюсь кого-то устранить, ненароком или умышленно навлечь на кого-то подозрения. И вам этого не следует знать. Поверьте мне, кто-то из них так или иначе почувствует, что его подозревают, и будет стеснен в действиях. Такова человеческая натура.

За исключением студентов-журналистов в каком-нибудь университете, никто не вчитывается в каждое слово "Вашингтон пост". Даже если не обращать внимания на объявления и использовать технику быстрого чтения, потребуется не один час, чтобы прочесть все статьи. Взамен двадцати пяти центов вы получаете два с четвертью фунта бумаги, десять и более разделов с новостями, статьями, рассказами и объявлениями, рассчитанными на разные вкусы и интересы. Государственная деятельность, политика, убийства, изнасилования, катастрофы, бизнес, спорт, наука, садоводство, сплетни и поздравления, обзоры книг, кино и музыки, все оттенки политических мнений, телевизионные программы – целый мир содержится в этих тридцати шести унциях печатной продукции ежедневно. Или такое количество информации, которое может заинтересовать цивилизованного жителя центра Вселенной – Вашингтона.

У Джека Йоука было тайное стремление – стать первым, кому удастся прочесть все. Однажды утром, лежа в постели с простудой, он поставил себе такую задачу. Но не сегодня. Сидя за своим столом, он просматривал заголовки и статьи, которые казались ему интересными.

Самой важной новостью оказалась просьба Советов о предоставлении экономической помощи. Сенаторов и членов Палаты представителей ожидали тяжелые дни, как и журналистов. Никто не отрицал, что русским действительно нужны деньги, столько, сколько они смогут собрать. Но вся безнадежность положения заключалась в том, что этих денег у американского правительства просто не было. Волшебный горшок был пуст. Не осталось ни крошки.

Ученые мужи и политики составляли перечень уступок, на которые Советам придется пойти в ответ на американскую щедрость, искренне полагая при этом, что если очень захотеть, то все щедроты возникнут откуда ни возьмись. Помимо прочего, нужны ли нам теперь военные в этом новом мире, не желающем воевать? Отныне все страны, получающие иностранную помощь, без всяких сомнений, наравне с получателями пособий и пенсий будут готовы делить свои гроши с русскими во имя всеобщего светлого будущего.

При любом раскладе, чтобы получить от щедрот Америки, Советам придется освободить страны Балтии, выпустить всех своих оставшихся политических заключенных и открыть границы для американских товаров и инвестиций. Конечно, русским придется постоянно уменьшать долю своей финансовой и военной помощи Кубе, Ливии, Вьетнаму и Афганистану и всем остальным из навозной кучи третьего мира, где безбожники-коммунисты противостоят крестоносцам капитализма и демократии. Им также придется распустить КГБ и ГРУ, прекратить шпионаж против США и других стран. И – об этом, пожалуй, не стоит упоминать – русским придется распустить свою армию, а корабли, танки и пушки продать на металлолом. И если они все это сделают, вот тогда они, конечно же, будут удостоены чести получить несколько баксов, при условии, что мы их для них найдем.

Сегодня Джек Йоук просмотрел список требований и двинулся дальше. Он обнаружил пару интересных статей, написанных двумя учеными мужами, которые во вчерашнем номере обсуждали проблемы иностранной помощи. Цены на листья коки в Боливии и Перу упали со ста до десяти долларов за центнер. Один из обозревателей делал на основе этого вывод, что Джордж Буш выигрывает войну с наркотиками. Другой, который, видимо, будучи первокурсником, не спал на лекциях по экономике, предполагал, что падение цен свидетельствует о небывалом урожае в Перу и Боливии, в результате чего все затраты на искоренение коки пошли впустую.

Джек Йоук заглянул в свою записную книжку. Он нашел нужный номер и позвонил.

– Да.

– Привет, это Джек Йоук, как дела?

– Слишком гладко, пижон. Что у тебя на уме?

– Видел утреннюю газету?

– Ты же знаешь, я не читаю это барахло.

– Вопрос. Какие сейчас уличные цены?

– Ты это о чем?

– Поднимаются или падают?

– Стабильные, парень. Пять баксов за упаковку. Кое-кто поговаривает о снижении до четырех, но дальше разговоров дело не идет. Навару такого не будет, понимаешь?

– Какие-нибудь проблемы с доставкой?

– Нет, насколько я знаю.

– Спасибо.

– Бывай.

Человек, с которым разговаривал Йоук, Харрисон Рональд Форд – он называл себя полным именем с тех пор, как тот актер с его именем стал популярным, – положил трубку на другом конце и вернулся к своему кофе.

Газета, про которую он только что сказал Йоуку, что никогда не читает, лежала раскрытой перед ним на кухонном столе. Под статьей, которую он читал, когда зазвонил телефон, стояло имя Йоука. Заголовок гласил, что ФБР закрыло банк "Секонд Потомак". Недавно убитый кассир Уолтер П. Харрингтон, вероятно, занимался отмыванием денег. Служащие "Секонд Потомак" в ужасе. Многочисленные нарушения требований бухгалтерского учета. Некоторые подозревали, что происходит что-то неладное, но никто не хотел рисковать работой и пенсией. Теперь у них нет ни того, ни другого.

Харрисон Рональд налил себе еще чашку кофе и прикурил очередную сигарету. Он посмотрел в окно на здание напротив, затем возвратился на свое место за кухонным столом и занялся комиксами. Просмотрев их и посмеявшись над приключениями Кэти, он достал карандаш и принялся разгадывать кроссворд.

Харрисон Рональд любил кроссворды. Давным-давно он заметил, что, заполняя их клетки, может думать о чем угодно. Сегодня ему предстояло многое обдумать.

В первую очередь это Фримэн Мак-Нэлли. Он знал, что Мак-Нэлли отмывал деньги через банк Харрингтона. Что будет делать Мак-Нэлли теперь? Его оборот составлял почти три миллиона наличными в неделю. Примерно четверть этой суммы шла на западное побережье в оплату за сырье, приличный кусок – на зарплату, отмазки и другие расходы. До сих пор операции приносили миллион долларов в неделю чистого дохода – чуть больше четырех миллионов в месяц – деньги, которые Мак-Нэлли должен был каким-то образом превращать в законные средства, чтобы он и его приятели могли их тратить и пускать в оборот.

Хоть это и приятные хлопоты, но хлопоты. Интересно было бы узнать, что придумал Фримэн.

За год, который Харрисон Рональд проработал в организации, Фримэн Мак-Нэлли снискал у него огромное уважение. Имея шесть классов образования, Фримэн Мак-Нэлли обладал особым чутьем и кошачьей способностью вывернуться и устоять на ногах в любой неожиданной ситуации, которые так часто бывают у любого энергичного бизнесмена.

Большинство неприятностей происходили с Мак-Нэлли из-за людей, работавших на него: из-за их жадности, пристрастия к наркотикам, тщеславия, самодовольства. Мак-Нэлли был прирожденным лидером. С ним невозможно было спорить. Все, кто в его глазах представлял опасность для его лидерства и дела, исчезали, быстро и навсегда. Но заблудшие души, которые, как он считал, можно исправить, он направлял на путь истинный и доверял им.

Как всякий наркоделец, Мак-Нэлли постоянно вел борьбу за свою территорию, перекрестки и дома, где его люди продавали товар. Мак-Нэлли обладал природным талантом для этой войны. Он представлял собой воплощение неотвратимости.

И как всякий наркоделец, он все время имел дело с наличными, что требовало постоянной бдительности в отношении мошенников и воров. Здесь Мак-Нэлли тоже преуспел, Бог его щедро наградил паранойей и природным нюхом на кражи. Насколько Харрисон Рональд знал, какие-то самонадеянные ребята пытались его надуть пару раз. Несколько этих глупцов получили по пуле в лоб на память о своей авантюре, а одного живьем распилили на части электропилой.

Но несмотря на то, что Фримэн Мак-Нэлли имел много общего с другими удачливыми дельцами, он был все-таки уникальным человеком. Он интуитивно чувствовал, что самую серьезную угрозу для его предприятия представляют власти – полиция, ФБР, ДЕА. Поэтому он периодически принимал меры для уменьшения этой угрозы до приемлемого уровня. Он находил политиков, полицейских и сотрудников ДЕА, которых можно купить, и покупал их.

В результате Харрисон Рональд Форд находился в Вашингтоне на нелегальном положении вместо того, чтобы сидеть за рулем патрульной машины в Эвансвилле, штат Индиана. Его здесь знали не как Харрисона Рональда Форда, а как Сэмми Зэт.

Конь Дон Кихота, 23 по горизонтали. Восемь букв, последняя Т.

Форд появился в Вашингтоне год назад и снял для себя эту дыру. Проболтавшись пару недель по барам, нашел работу у одного из распространителей, который работал на Мак-Нэлли. Он уже месяц занимался этим, когда одним дождливым вечером в четверг повстречал на улице своего давнего приятеля по студенческой бейсбольной команде из Эвансвилла, Джека Йоука.

Ему пришлось все рассказать Йоуку, выбора не было. Йоук знал, что он полицейский, и сохранил его тайну. Прошло уже больше десяти месяцев. Харрисон Рональд все еще жив, руки-ноги на месте. Теперь он выполнял ответственные поручения Фримэна и доставлял для него товар.

Он был близко, совсем рядом. Он знал имена двух местных полицейских в списке Фримэна и одного политика, но ему нужны доказательства, приемлемые для суда.

Они появятся. Рано или поздно он их получит. Если доживет.

Росинант. Росинант – конь Дон Кихота.

Только бы эта лиса Фримэн Мак-Нэлли не напал на след.

Черт побери этого Йоука. Зачем этому белому понадобилось звонить сегодня? Ну и ладно, чем хуже, тем лучше, Джек Йоук, по крайней мере, напишет ему некролог.

Покойный Джадсон Линкольн жил в современном трехэтажном городском доме в фешенебельном районе примерно в миле на северо-восток от Белого дома. Т. Джефферсон Броуди припарковал свой "мерседес" в квартале от дома Линкольна и вернулся назад пешком.

Его ждали. Утром он позвонил вдове и предупредил ее, что хочет поговорить с ней о приобретении дела ее покойного мужа. Она, по-видимому, связалась со своим адвокатом, затем перезвонила Броуди и предложила встретиться в два часа пополудни.

Судя по утреннему телефонному разговору, она была довольно спокойна, но это еще ничего не значило. Похоже, Броуди предстояло провести трудный день в обществе причитающей вдовы, бестолковых детей с плохими манерами и, конечно же, какого-нибудь толстого адвоката с волосами, расчесанными на пробор, готового до тошноты возиться с каждой фразой контракта и получающего за свое усердие чрезмерное вознаграждение. Вопрос о том, кто убил Джадсона Линкольна, видного чернокожего бизнесмена и опору общества, будет все время висеть в воздухе. И полиция. Они постоянно будут звонить вдове, задавая вопросы, без которых, по их мнению, не обойтись.

О, да. Т. Джефферсон Броуди с этим справится.

Нажав на кнопку дверного звонка, Броуди поправил двадцатидолларовый голубой шелковый платок в нагрудном кармане пиджака. Он надеялся, что ему не придется предлагать его для содержимого носа вдовы, но ... Он расправил галстук и проверил, на все ли пуговицы застегнут пиджак и нет ли на нем складок под шерстяным пальто длиной до колен.

Дверь открыла чернокожая горничная, вся униформа которой заключалась в маленьком белом фартуке. Он протянул ей свою карточку и сказал: – К миссис Линкольн, пожалуйста.

– Я возьму ваше пальто, сэр. – Взяв его пальто, она добавила:

– Сюда, пожалуйста, сэр, – и проводила его по коридору в кабинет.

Миссис Линкольн оказалась высокой женщиной с тонкими чертами лица и потрясающей фигурой. Ее талия, с удовлетворением отметил про себя Броуди, не превышала двадцати двух дюймов. А объем груди, прикинул он, был в два раза больше. Джадсон Линкольн, должно быть, совсем выжил из ума, если волочился за потаскушками, в то время когда дома его ожидал такой лакомый кусочек!

Она улыбнулась.

Т. Джефферсон Броуди почувствовал, как у него вспотели колени.

– Я Дебора Линкольн, мистер Броуди. А это мой адвокат Джеремия Джоунс.

Теперь Броуди в первый раз взглянул на адвоката. Лет двадцати пяти, с волосами, гладко зачесанными назад, плохими зубами и скользкой улыбкой.

– Да, да, мистер Броуди, Дебора рассказала мне о заинтересованности вашего клиента в приобретении дела ее мужа. Такое горе, она потеряла его так рано.

Пока Броуди любовался вдовой, ему вдруг пришло в голову, что она слишком хорошо переносит смерть своего несчастного мужа. Их взгляды встретились, и оба улыбнулись друг другу. Она отвернулась от Броуди и, как ему показалось, сделала над собой усилие, чтобы придать лицу должное выражение.

– Такое горе, – произнес Броуди, еще раз взглянув на жиголо Джоунса. – Гм, да, жизнь должна продолжаться. Простите, что беспокою вас сразу после... э-э, но мои клиенты настаивали, чтобы я поговорил с вами об их интересах в делах вашего мужа до того как вы... э-э, до того как вы...

Прекрасная Дебора Линкольн взяла своего адвоката за руку и сжала ее, восторженно глядя на Броуди.

– ...Они хотят купить его бизнес, – закончил он, запинаясь и пытаясь собраться с мыслями.

Да, действительно. Дебора Линкольн. Да, верно, вам нужен мужчина, который бы успокоил вас в нужный час. Но почему этот прыщ в адвокатском сюртуке? Почему не Т. Джефферсон Броуди?

– У меня для вас отличное предложение. – И Броуди подарил вдове свою самую откровенную, самую искреннюю улыбку.

Переговоры с Деборой Линкольн и ее адвокатом Джоунсом заняли остаток часа. Броуди предложил 350 000 долларов, адвокат требовал 450 000. После некоторых взаимных уступок миссис Линкольн милостиво согласилась на компромисс в 400 000. Ее адвокат, взяв ее за руку и глядя прямо в глаза, пытался убедить запросить больше, но она уже приняла решение.

– Четыреста тысяч – это по-честному, – сказала она. – Это как раз столько, во сколько Джадсон оценивал свое дело.

Она мягко улыбнулась Джоунсу и пожала ему руку. Броуди закатил глаза к Всевышнему.

Они договорились, что завтра утром миссис Линкольн и мистер Джоунс придут в офис Броуди, чтобы просмотреть документы на продажу, счета и другие бумаги. Броуди все приготовит к их приходу.

Пожав всем руки, Броуди вышел из кабинета в сопровождении горничной, которая помогла ему надеть пальто и придержала дверь.

Уже на тротуаре, когда дверь за ним закрылась, он, направляясь к автомобилю, позволил себе от души рассмеяться.

Дверь открыла молодая женщина с платком на голове.

– Как я понял, вы сдаете квартиру? – С надеждой в голосе спросил Генри Чарон, приподняв брови.

– Да, входите, входите. На улице так холодно. Сколько там, градусов пять?

– Чуть больше, я думаю.

– Это наверху. Спальня, ванная, гостиная и кухня. Очень симпатичная.

Они стояли в коридоре. Дом на Нью-Гэмпшир-авеню оказался старым, но довольно чистым. Женщина носила большие очки в роговой оправе коричневого цвета, с толстыми стеклами, которые сильно увеличивали ее глаза, и это придавало ей комический вид. Чарон спохватился, поймав себя на том, что смотрит в эти карие глаза как зачарованный. Она переводила взгляд с одного на другое, и он отчетливо видел, как двигаются мышцы вокруг ее глаз.

– Я бы хотел взглянуть на квартиру.

– Арендная плата – девятьсот долларов в месяц, – как бы извиняясь сообщила она. Она обладала приятным голосом и хорошей дикцией, отчетливо произносила каждое слово. – Нескромно, я понимаю, но что поделаешь?

Чарон заставил себя улыбнуться ей и произнес:

– Я бы хотел осмотреть ее.

Ее взгляд выражал понимание. Она повернулась и стала подниматься по ступенькам.

– Переезжаете в город?

– Да.

– О, Вашингтон вам понравится. Он такой живой, волнующий! Все лучшие идеи рождаются здесь. Он стимулирует интеллектуальную деятельность.

Квартира располагалась на третьем этаже. Гостиная окнами выходила на улицу, а спальня – на противоположную сторону, на тихую аллею. Из окна спальни была видна пожарная лестница. Он открыл раму и высунул голову в окно. Пожарная лестница вела на крышу.

Генри закрыл окно, в то время как его провожатая продолжала рассказывать о системе отопления. Теплый воздух подается под давлением, индивидуальных обогревателей нет, температура всю зиму держится около 19.

– Пройдите, взгляните на кухню. – Она проводила его. – Кухня хоть и маленькая, но уютная и оборудована всеми удобствами. В самый раз для двоих. Да и четверым легко устроиться, а вот для шестерых или восьмерых будет тесновато.

– Очень хорошо, – сказал Генри Чарон, открыл холодильник и заглянул внутрь, чтобы доставить ей удовольствие. – Очень хорошо.

Она показала ему ванную. Горячая вода есть, пусть не волнуется.

– Соседи? – спросил он, когда они стояли в гостиной.

– Да, – произнесла она, понизив голос, будто собиралась сообщить ему секрет. – Все, кто здесь живет, замечательные люди. Двое аспирантов, я одна из них, – занимаюсь исследованиями в Библиотеке Конгресса, помощник юриста, литератор и общественный обвинитель. Ах, да, еще библиотекарь.

– Хм-м.

– Это единственная квартира, освободившаяся здесь в этом году. У нас было пять претендентов, но владелец повысил арендную плату на сто пятьдесят долларов в месяц, это, конечно, сделало ее недоступной для многих желающих.

– Я могу в это поверить.

– Предыдущий жилец умер от СПИДа. – Она с сожалением посмотрела вокруг, а затем устремила свои огромные глаза на Чарона. Он пристально посмотрел в них. – Это так трагично. Он так страдал. Его приятель не мог позволить себе содержать такую квартиру, когда тот умер.

– Понимаю.

– Чем вы занимаетесь?

– В основном консультирую. Всякие государственные дела.

Он начал задавать вопросы, только для того, чтобы слышать ее голос и видеть, как меняется выражение ее глаз. Она занималась политологией, надеясь преподавать в частном университете, за квартиру не платила, потому что взяла на себя управление зданием дом стоял в тихом месте, если не считать уличного движения живет она здесь уже два года, а выросла в Ньютоне, штат Массачусетс, на углу соседней улицы есть замечательная овощная лавка. Зовут ее Гризелла Клифтон.

– Хорошо, – вздохнул Генри Чарон, надеясь прекратить беседу. – Вы уговорили меня, я беру ее.

Полчаса спустя они вместе вышли из дома. Она остановилась около своей машины, подержанного "фольксвагена-жука".

– Я очень рада, что вы будете жить с нами, мистер Тэкет.

Чарон кивнул и проследил взглядом за тем, как она выезжала со стоянки. Обеими руками она вцепилась в руль и наклонилась вперед так низко, что, казалось, вот-вот уткнется носом в пластиковую обшивку. На багажнике он увидел множество различных наклеек: "Женщина для мира", "Забота о детях вместо войны", "Этот автомобиль – зона, свободная от радиоактивного заражения".

В среду после полудня Джефферсон Броуди пришел к выводу, что Джеремия Джоунс вовсе не адвокат. В то время как миссис Линкольн разглядывала подлинники картин на стене и бронзовую фигуру обнаженной, за которую Броуди заплатил одиннадцать тысяч долларов, Джоунс просмотрел документы, задал пару глупых вопросов, пролистал, не вчитываясь, целых две страницы с рекомендациями и гарантиями, которые миссис Линкольн просила подготовить как продавец имущества своего мужа. Джоунс обыкновенный альфонс, решил для себя Броуди. Паршивый альфонс, он усмехнулся, довольный своей проницательностью.

Миссис Линкольн подписала документы в присутствии секретаря Броуди.

Затем секретарь заверил документы, поставил необходимые печати и разложил в две папки, одну – для миссис Линкольн, вторую – для клиентов Броуди, которые по-прежнему оставались инкогнито. По документам дело переходило корпорации "ABC", которой от роду всего был один день.

– Надеюсь, вы понимаете, – обратился Броуди к Джоунсу, – почему мои клиенты не дали мне полномочий раскрыть их имена.

– Конечно, – ответил Джоунс, взмахнув рукой. – Так всегда делается.

Броуди передал чек, выписанный нью-йоркским банком, на сумму четыреста тысяч долларов. Внимательно его изучив, Джоунс отдал его миссис Линкольн, которая, взглянув лишь мельком, сложила и убрала его в сумочку.

Джоунс посмотрел на часы и поднялся.

– Мне пора. У меня назначена встреча в моем офисе, боюсь опоздать. Дебора, ты доберешься домой на такси?

– Конечно, Джеремия. А почему бы тебе не забрать этот чек, пусть твой секретарь депонирует его на мое имя? Ты сможешь для меня это сделать?

– Если ты все оформишь.

– Это не займет и минуты. – Миссис Линкольн вынула из сумочки свою чековую книжку, аккуратно оторвала депозитный купон и написала на нем номер чека. Затем она перевернула чек и расписалась на обороте. Это не заняло у нее и тридцати секунд. Она передала оба документа Джоунсу. – Большое спасибо.

– Пожалуйста. Я позвоню тебе.

Джоунс пожал руку Броуди и ушел.

– Что же, мистер Броуди, я и так отняла у вас много времени, – сказала Дебора Линкольн. – Я попрошу вашего секретаря вызвать для меня такси.

Т. Джефферсон Броуди встал. – Рад был встретиться с вами, миссис Линкольн.

– Пожалуйста, называйте меня Дебора.

– Дебора, как жаль, что с вашим мужем произошло такое несчастье... Надеюсь, полиция вам не докучала.

– О, – сказала она с легкой гримасой на лице, – от них, конечно, мало удовольствия. Даже подозревали меня, будто я наняла кого-то. Они сказали, что это сделал профессиональный убийца. – Она попыталась улыбнуться. – То, что Джадсона убили на ступеньках дома его подружки, малоутешительно, если вы понимаете, о чем я говорю.

– Я понимаю, – грустно произнес Броуди и взял ее за руку. Она не убрала своей руки.

– Послушайте, не знаю, как и сказать, но у меня такое чувство, что теперь у вас все наладится.

– Да, надеюсь. Бизнес мужа продан... Прямо как гора с плеч долой. Я ведь ничего не понимаю в его делах, мистер...

– Джефферсон, если будет угодно.

– ...Джефферсон, и ваши клиенты заплатили столько, сколько он стоил, я уверена. – Она убрала руку и снова посмотрела на картины. – Прекрасный кабинет.

– Что вы скажете, если я приглашу вас на обед? Могу я просить вас об этом?

Она с удивлением посмотрела на него.

– Почему же, мистер Джефферсон. Как мило, что вы спрашиваете. Почему же, конечно, да, с удовольствием.

Броуди взглянул на свой "Ролекс".

– Почти четыре. Надеюсь, на сегодня достаточно. Пожалуй, сначала отправимся в одно уютное местечко, выпьем по стаканчику, а после пообедаем, когда проголодаемся?

– Вы очень внимательны.

Вечер обещал быть одним из самых приятных, насколько Т. Джефферсон Броуди мог предполагать. Прекрасная чернокожая женщина с умопомрачительной фигурой оказалась одаренной собеседницей, пришел к выводу Броуди, женщина, которая знала, как сделать так, чтобы мужчина не чувствовал себя скованно рядом с ней. Она поддержала беседу на его любимую тему – Т. Джефферсон Броуди – и заставила его выдать последнюю версию истории его жизни. Профессиональный триумф, состоятельные клиенты, отдых в Европе и на Карибском море – после нескольких рюмок Броуди развезло. Как он выразился, его жизнь – это победный марш во дворец, полный достатка и привилегий. Он наслаждался каждым шагом, потому что заслужил этого.

После обеда – безусловно, шатобриан на двоих и бутылка французского вина двенадцатилетней выдержки за 250 долларов, – Джефферсон Броуди усадил миссис Линкольн вместе с ее изумительным экземпляром бюста в свой "мерседес" и отвез в свое скромное жилище в Кенвуде стоимостью 1,6 млн. долл.

Он провел ее по дому, произнося названия принадлежавших ему вещей так, будто это названия диких и опасных животных, которых ему удалось добыть в далекой Африке, пользуясь одним лишь копьем. Майолика Россели, расписанные маслом панели, итальянская кожаная мебель, джезурумские кружевные покрывала и скатерти, два подлинных чиппендейловских кресла, яйца Фаберже – все это его трофеи, и не будет преувеличением сказать, что он их любил.

После экскурсии он привел ее обратно в свой кабинет, где приготовил напитки, для нее – водку с тоником, для себя – виски с содовой. В полумраке под звуки мелодии Дворака, доносившиеся из динамиков "Клипш", Т. Джефферсон Броуди нежно поглаживал бедра вдовы и целовал ее чувственные губы.

Минуты через три, после трех глотков виски, он уснул, пролив остатки выпивки себе на брюки и на кашмирский ковер.

Миссис Броуди с трудом освободилась от его обмякшего тела и включила свет. Она застегнула бюстгальтер, поправила одежду и после этого позвонила по телефону.

Когда Джефферсон Броуди проснулся, солнце уже светило в окно. Он зажмурился от яркого света и попытался пошевелиться, отчего голова буквально раскололась надвое. В голове что-то ухало, как огромный барабан, хуже он еще никогда в жизни себя не чувствовал.

– Боже мой...

Он попытался собраться с мыслями. Дебора Линкольн со своей величественной грудью... она была... нет, она здесь. Здесь! В доме. Они целовались, а он рукой... и ничего! И больше ничего. В голове пусто. Это все, что он мог вспомнить.

Который час?

Он пошарил по руке. Часов не было.

Ролекс! Ролекса не было!

Т. Джефферсон Броуди открыл глаза и заскрипел зубами от боли в голове. Часов не было. Он осмотрелся вокруг. Телевизор и видеомагнитофон исчезли. Там, где стояли динамики "Клипш", остались одни провода. Его бумажник лежал посреди ковра, пустой. О, Боже...

Он проковылял в столовую. Дверцы китайского шкафчика распахнуты настежь, а сам шкафчик пуст! Китайский фарфор, серебро и хрусталь – все пропало!

– Меня ограбили, – прорычал он. – Мать вашу, проклятье, меня ограбили!

Он бросился в гостиную. Яйца Фаберже, гравюры, все достаточно мелкое, чтобы можно было унести, пропало!

Полиция! Он вызовет полицию. Он бросился на кухню к телефону.

Поверх телефона лежала раскрытая газета. Он отбросил ее в сторону и поднял трубку, пытаясь сосредоточиться на кнопках.

Какое-то красное пятно на газете привлекло его внимание. Красным цветом была обведена фотография толстой, безвкусно одетой чернокожей женщины. Красный круг – губная помада! Он наклонился поближе. Вчерашний номер "Пост". Под фотографией надпись: "Миссис Джадсон Линкольн, в Национальном аэропорту после похорон своего мужа, выразила сомнения по поводу происхождения многочисленных пожертвований, сделанных ее мужем, коренным жителем округа, населению Вашингтона".

– Давай по порядку, Ти. Ты заплатил этой женщине, про которую думал, что она миссис Линкольн, четыре сотни кусков. Ты сводил ее пообедать. Она подсунула тебе какую-то гадость и обчистила весь дом?

– Да, Берни. Бумаги, которые она подписала, не имеют силы. Это подлог. Я не знаю, кто она, черт побери, но я сижу тут и смотрю на фотографию миссис Линкольн во вчерашней газете, и вижу, что та проститутка, которая подписывала вчера бумаги и увела мои деньги – это не она.

– И что, у нее хорошие сиськи?

– Да, но...

Берни Шапиро пронзительно засмеялся. Его хихиканье вызывало тошноту, особенно если вы с похмелья после "Микки Финна"[15]. Броуди отодвинул трубку подальше от уха. Шапиро смеялся и фыркал, пока не закашлялся.

– Послушай, Берни, – возмутился Броуди, когда Шапиро прекратил кашлять, – это вовсе не смешно. Она свистнула ваши деньги.

– Ну нет, Ти. Она увела четыреста тысяч у тебя! Мы дали тебе наши четыреста тысяч, чтобы ты купил эту проклятую компанию, и тебе следовало получше обращаться с ними. У тебя сорок восемь часов, Ти. Я жду документы о передаче титульного права на эту компанию у себя на столе в течение сорока восьми часов. И лучше если их подпишет настоящая, bona fide, миссис Джадсон, вдова Линкольна. Ты еще меня слушаешь?

– Да, Берни. Но хорошо бы, если бы ты помог мне поймать эту черномазую суку и вернуть деньги.

– Ты не вызывал полицию, не так ли?

– Нет, я подумал, что сначала не мешало бы потолковать с тобой.

– Хорошо, наконец-то ты сделал хоть один верный шаг. Я подумаю, как помочь тебе поймать эту стерву, но тем временем ты займись делом Линкольна. Я не собираюсь повторять.

– Конечно, конечно, Берни.

– Расскажи-ка, как выглядела эта женщина.

И Броуди рассказал.

– А этот адвокат, что был с ней, как выглядел он?

Броуди описал Джеремию Джоунса вплоть до шнурков и скверных зубов.

– Я подумаю над этим, Ти. Поспрашиваю кое-кого. Но у тебя только сорок восемь часов.

– Да.

– Только не делай глупостей. – Связь прервалась.

Джефферсон Броуди положил трубку, поднял пузырь со льдом и аккуратно приложил его ко лбу. Это немного помогло. Пожалуй, надо еще выпить три таблетки аспирина.

Надо полежать несколько часиков. Вот так. Ноги кверху.

Но сначала он прошелся по дому, в который раз выясняя, что пропало. Если он когда-нибудь встретит эту дешевку, он убьет ее. Может, после того, как он закончит дело Линкольна, ему удастся уговорить Берни возбудить к ней иск.

Проходя мимо двери, ведущей в гараж, он почувствовал неладное. Он открыл дверь и заглянул внутрь. Пусто. Разве он не поставил свой "мерседес" сюда вчера вечером? Или оставил его на дорожке?

Броуди нажал на кнопку, чтобы открыть дверь гаража. Дверь медленно, как в сказке, поднялась. Его взору предстала пустая дорожка.

О! Она украла и этот проклятый автомобиль тоже!