Купрюхин ЮрийЛидер

Юрий Купрюхин

Лидер

Утром было тошно. И физически, и морально. Пришлось чуть не за волосы стаскивать себя с кровати, собираться, неверными движениями натягивать что похуже - какая разница. В первый раз запирать комнату на все три замка, хоть брать там нечего. Ключи - на трубу. Ребята знают, где, пусть пользуются. Слава Богу - ни цветов, ни кошки, ни жены. Беспокоиться не о чем и не о ком.

Вернусь через год.

Толпа новобранцев перед автобусами. Лица без видимых признаков интеллекта. Тоска, как голод, чувствуется где-то посредине живота. Это тебе не университетский городок. Что ж, сам выбрал.

Разделили, повезли. В автобусе всего семеро. Военные могут позволить себе быть нерентабельными. Черт с ними, не мои проблемы, а голова трещит, да еще насморк. Надо отвлечься. Недостатки надо использовать, а не критиковать. Особенно свои. Дам им тест с тонущей собакой. С кем мне предстоит стоять на страже свободы и демократии?

Этот тест он придумал и использовал во время каникул, когда зарабатывал на билет и целый месяц мотался водителем такси. Тогда он простудился, и почему-то всех пассажиров интересовало - где? Видимо, это был просто удобный предлог для начала разговора. Он говорил, что простыл, вытаскивая из проруби собаку. А спасенная собака укусила и убежала. Реакция на рассказ была самая разнообразная. По ней можно было кое-что узнать о собеседнике.

Первым в автобусе отреагировал на трогательную историю парень с вдавленным носом, явно зарабатывавший на жизнь боксом.

- Ну и кретин! Из-за какой-то шавки жизнью рисковать.

Не стоит начинать с конфликтов: пока прощу "кретина". Боксер есть Боксер.

Он привык для себя придумывать людям в момент знакомства прозвища вместо безликих имен. И своего имени не любил. Называл себя ОН.

- Подумаешь, собака! Я один раз тюленя спасал. Вы не поверите, а правда. Я его за человека принял, и ну тащить. Схватил за...

Это Клоун. Таким он будет до конца службы. До конца жизни. Типаж. Иногда с такими забавно, но обычно утомляют плоским навязчивым юмором, с большим количеством подробностей, особенно сексуальных. Анекдот он может рассказывать полчаса. И все будут смеяться. Первый раз, во всяком случае. Экстраверт.

Отметил это автоматически. Учась психологии, выработал в себе привычку определять в собеседнике тип психики и нервной системы.

Незаметно он разглядывал попутчиков, пытался дать им характеристики. Сосредотачиваясь, отвлекался от ощущения какой-то внутренней тревоги состояние, которое спортсмены называют "мандраж".

Вот этот наверняка интраверт. Молчит и смотрит в пол. Медитирует, что ли? Нынче это модно. Что же так на душе тревожно? На войну не пошлют - нет войны. Кормить будут. Платить будут. Может, психика, помимо сознания, готовит организм к возможным перегрузкам? Э, так этот парень рисует.

Заглянул в листок. Какие-то жуткие рожи в фуражках, упыри в военной форме. Солдат, с угодливым видом всаживающий шприц в зад офицеру... другую половину этого зада другой солдат почему-то брил.

Взял у Художника пять листков, нарисовал на каждом нечто неопределенное огурцеобразной формы и предложил:

- Погадать вам от нечего делать? Дорисуйте, что вы здесь себе представляете, и я о каждом по рисунку что-нибудь скажу.

Этот был сильно упрощенный психологический тест Роршаха.

Слово "погадать" действует безотказно. Все разобрали листочки. Он пока рассматривал не названного пухлого блондина с растерянным выражением лица. Надо было дать ему достойную кличку. В школе таких звали "пончиками". Пусть будет Пончик.

Пончик первым отдал листок. Там туманное нечто конденсировалось в ядерный гриб.

Все было до неинтересности предсказуемо: Боксер, конечно, увидел боксерскую перчатку. Фермер дорисовал ушки, хвостик и пятачок. Клоун тщательно вырисовал огромный фаллос, возвышающийся над казармой как восходящее солнце. Последним отдал свой рисунок Художник. На его листке все пассажиры автобуса бежали к катафалку, радостно размахивая тем, что каждый изобразил на своем рисунке. Сам Художник стоял у борта катафалка и белой краской дописывал на его черном борту надпись: "Домой!". Автор теста стоял в стороне.

Жутковатый получился рисуночек.

Еще два часа их везли, и он вдохновенно и весело врал о склонностях и привязанностях каждого - по рисункам. На эту тему ему было что вспомнить, и ребята хохотали. Наконец, автобус подкатил к сплошной бетонной стене, ворота раскрылись и...

...захлопнулись, отрезав радости мирной жизни. Скупая мужская... а... а... пчхи! Нет, не слеза, скатилась на еще не форменную одежду, и он вытер ее гражданским носовым платком. Вот он, страшно секретный объект, который мне предстоит самоотверженно охранять от врагов свободы.

Во дворе, где было много травы и цветов, уже ждал их молодой лейтенант. С интеллигентным лицом и пытливым, а может, любопытным взглядом. Кого-то напоминал.

Ну, конечно. Любимый герой. Вновь вернувшийся к оружию. Во всяком случае, вновь надевший форму. Оружие теперь может принимать Бог знает какие формы.

Лейтенант негромко приказал построиться в шеренгу. Почти что попросил. И пока они довольно бестолково разбирались по росту, не подгонял, не делал замечаний, а внимательно всех рассматривал. Этак доброжелательно.

Как смотрит! Хорошее лицо. Доброе. Точно так же смотрел на подопытную один наш преподаватель перед тем, как вживлять бедной собачке электроды.

Их повели в душевую. Кафель, безликая стерильность. Шесть кабинок. Он вошел первым и только отрегулировал воду, как она стала ледяной. Это в соседней кабине Художник включил горячую. Температура воды во всех кабинках была взаимосвязана. Она менялась у всех, как только кто-нибудь начинал вертеть кран. Стали договариваться, переругиваться.

Что за бестолковый народ! Ведь так просто все отрегулировать, если кто-то один начнет руководить. Стоп! Да ведь это же тест! На первом курсе проходили. Тест на распознавание неформального лидера в малой группе. Лидера что, сделают сержантом? Не хочу. Пусть командует Боксер. Ему хочется, и он уж скоро сообразит, что надо делать.

Действительно, скоро Боксер вышел на середину душевой и стал командовать.

Когда все помылись и болтали в раздевалке, сделал себе контрастный душ: включил в одной кабине только холодную воду, в другой горячую настолько, насколько мог терпеть и метался из одной кабинки в другую. Это ощущение трудно передать словами. Кряхтя от удовольствия, думал лениво и отрывочно. А вдруг это и правда тест? Да ну... Зачем? Да и наблюдателя нет. Или есть? Например, в каждой вентиляционной решетке стоит телекамера. Их как раз три, все было бы видно.

Надо проверить. Чушь, конечно, но лучше отсеять сомнения.

Он погасил свет и вернулся за забытой губкой. В темноте засунул палец в вентиляционную решетку и нащупал там что-то круглое и гладкое.

Это становится забавным. Зачем следить за простыми солдатами в душевой. Есть масса других способов попроще. И дешевле.

В окошко раздачи повар стал передавать тарелки с чем-то жидким и вкусно пахнущим. Боксер стал у окошка. Он брал тарелки и передавал их "личному составу", вручая каждую как личный подарок. Разрешение и поощрение к дальнейшему существованию. Он брал каждую тарелку ладонью снизу и прижимал ее сверху большим пальцем. От гуталина палец был черным, а от горячего супа стал внизу нежно-розовым.

Первого блюда есть не стал. Художник тоже. Остальные не заметили или пренебрегли.

А ведь Пончик заметил. И ел явно через силу. Он боялся не есть, боялся, что Боксер догадается. Ну дела! Первые психологические аспекты поведения.

После еды их отвели в спальное помещение. Устраиваться.

Вполне комфортабельная комната, даже как-то странно называть ее казармой. Сейчас Боксер будет решать, какая койка лучше и займет ее. А займу-ка я вот эту. Не дожидаясь его решения. Ну-ка, как отреагирует лидер? Сделал вид, что лучшая - другая. Правильно. Я бы сделал так же.

Лейтенант показал, как заправлять койки.

- Ребята, - вовсе не по-уставному обратился он вдруг к солдатам, - надо сегодня ночью кому-нибудь одному поработать. Я разрешу днем выспаться. Кто из вас спокойно относится к крысам? У нас лаборант заболел. Надо сегодня вместо него за крысами последить.

Все как-то замялись в нерешительности.

Сделал сразу шаг вперед. Чего же не последить за крысами? Дело знакомое, не пыльное. Может, чего интересного узнаю.

Крысы помещались в специальном загончике на столе. Сверху стол был накрыт стеклом, которое легко убиралось. Все происходящее внутри непрерывно снимали два видеомагнитофона.

Лейтенант объяснил, что в его задачу входит только спасение погибающих, если в крысах вдруг проснется агрессивность.

- Услышите, что дерутся, - бегите к клетке сразу. Здесь микрофоны стоят, так что услышите. Кончится кассета, запищит сигнал. Кассеты менять умеете?

- Конечно.

- Тогда всего хорошего.

И лейтенант ушел.

На спинке каждой крысы, во всю длину, нарисован белой краской номер. Это были не белые лабораторные крысы, которых он привык видеть на опытах, а обыкновенные, серые.

Вдруг возникла драка, свалка. Шум, усиленный микрофонами, напоминал оформление фильмов ужасов. Как будто дралась стая вампиров.

Он уже хотел вмешаться, как вдруг все сразу успокоилось. Одна крыса по очереди обходила всех, смотрела на каждую, и каждая принимала позу подчинения. У этих крыс она точно такая же, как у институтских.

Итак, у них появился лидер. Интересно, что не самый крупный. Значит, самый агрессивный.

Он сидел на своем наблюдательном посту всю ночь. У крыс выяснений больше не было. В полудреме, сидя на стуле, он снился сам себе одной из крыс; и рядом - крысы-сослуживцы. В форме. И лидер - крыса со сплющенным носом.

Да, лидеру-то не лучше всех. Все время в напряжении. Надо поддерживать власть. Суета. Не пойду в лидеры. Пора их кормить. Забавно, как они будут распределять жратву.

Лидер сразу же подбежал к появившемуся рычагу и, наученный, нажал на него. Из дырки выпал кусочек сыра. Тот мгновенно сожрал его и нажал еще раз. Другие крысы даже не пытались подойти. Вожак жрал и жрал, пока живот его не раздулся, и сам он не стал двигаться с трудом. Тогда, надавив на рычаг, он стал раздавать сыр. Как считал нужным. И все явно знали свое место. Лидер милостиво разрешал есть. Жить.

Под утро его сменил лаборант, и он пошел спать в казарму, не похожую на казарму.

Когда проснулся, был день, и в казарме - никого. Потянулся, сел на постели, начал делать зарядку. "А ведь я невольно позирую. Как будто меня и здесь снимают. Интересно, а здесь есть камеры?"

Полез в вентиляционную решетку и опять нащупал объектив.

- Ух ты! И здесь. Надо бы узнать, кто охранял эту лабораторию до нас. И где они теперь.

Шли одинаковые дни. Лейтенант ненавязчиво учил их обращаться с оружием, быстро надевать защитный костюм, а основным занятием была караульная служба по охране лаборатории. Днем - на вышке, ночью - во дворе. С работниками лаборатории общаться не разрешалось. Да солдаты с ними и не сталкивались. Те жили в другом здании, и вход у них был отдельный. На вышке стояли по четыре часа, делать в это время было совершенно нечего. Читать, естественно, строго запрещалось.

Он лез на вышку сменить Клоуна. Тот тщательно спрятал под куртку журнальчик с голой красоткой на обложке и шутливо доложил:

- За мое дежурство без происшествий. Никто не проходил; не пролетал, не проползал. Привет! - и полез вниз.

Вышка метров двадцать высотой, с будочкой и балкончиком вокруг нее. Стандартная. Можно торчать внутри, и можно ходить снаружи. На гвоздике большой морской бинокль.

От нечего делать навел бинокль на окна лаборатории.

Человек в белом халате склонился над столом, на котором в ту памятную первую ночь он кормил крыс. Другой перезаряжал кассету. Над другим столом, в глубине комнаты - несколько человек, но непонятно, чем заняты. Видны даже номера на крысиных спинах. На столах - две одинаковые крысиные стайки. Видимо, одна - контрольная группа.

Опыт продолжался более часа. В загончик опускали кошку. Крысы куда-то прятались. Им делали по уколу и опять пускали кошку, и они опять прятались. Если не было лидера. А если он бросался на кошку, остальные тут же бросались за ним. И даже когда его вынимали, продолжали свои безнадежные попытки.

Он растерянно глядел по сторонам.

А ведь крыс учили ходить в атаку.

Его сменили к ужину. Боксер, как всегда, стоял у окошка раздачи.

Знал бы он, на кого похож в этой роли. Впрочем, вряд ли это его бы смутило. Главное - первый. Ко мне он относится настороженно. Я вроде не претендую на лидерство, но и не подчиняюсь. Что-то у крыс не видно такого типа. Может, он появляется на более высокой ступени развития? У котов, например. Которые уже умеют гулять сами по себе.

Подсел лейтенант.

- Вы никогда не имели опыта в работе над крысами?

Чуть не вздрогнул. Ведь тщательно скрывал свое образование.

- Нет. А почему вы спрашиваете?

- Вы с таким интересом за ними наблюдали. Хотите еще понаблюдать? Лаборант заболел надолго, а нового человека пока найдут, пока проверят... Будем вам приплачивать. Идет?

- Что ж, с удовольствием.

- Ну и отлично. Завтра, после стрельбища, зайдите ко мне в кабинет за инструкциями.

- Простите, а что здесь делают? Хотя бы в общих чертах. Или это военная тайна?

- Химические и биологические опыты над животными. Год назад здесь все кипело, работа шла полным ходом, не хватало места и людей. А после международного моратория все заглохло. Течет понемногу, что разрешено. Ищут иммунитет против стратегических болезней... и прочее. Никакой особенной тайны нет. Но ведь военные так любят таинственность, - лейтенант сказал это, как бы отделяя их двоих от военных. Так, чтобы возникла иллюзия некоего сообщества. И на этом разговор закончился.

Почему-то все кажется, что этот лейтенант знает обо мне больше, чем делает вид, но те мелочи, из которых это ощущение складывается, ускользают от сознания.

Всю ночь снились идущие в атаку крысы. Они падали под пулеметными очередями и забрасывали гранатами пулеметные гнезда.

У меня явные признаки невроза. Только-только в армии - и уже пожалуйста. Чтобы устранить разлад в психике, надо сформулировать, что именно тебя мучит. Пожалуй, больше всего тревожит сходность крысиной и человеческой ситуаций. Но ведь в том-то и дело, что это неверная аналогия. Человек всегда может поступить нетривиально - и выйти из эксперимента.

После обеда лейтенант дал инструкцию и опять попросил следить за крысами. На этот раз днем.

Был выходной, и в лаборатории никого не было. Крысы мирно спали. Он стал проверять видеомагнитофоны и у западного увидел оставленную кем-то кассету.

Может, забавное чего увижу. Раз валяется, чего не посмотреть?

Увиденное трудно было назвать забавным. Это был снятый скрытой камерой пожар на подводной лодке.

Загорелось сразу очень сильно, и было видно - трудно погасить.

"Задраить отсек", - приказал капитан. - "Там еще три человека", доложил, видимо, вахтенный. - "Задраить отсек!" - повторил капитан и сам побежал к люку. Пятеро матросов задраили отсек. Оттуда, с той стороны, где огонь, били в люк чем-то тяжелым и слышны были крики. Сначала возмущенные, потом - крики отчаяния и боли.

Люк задраен, пожар дальше не распространяется, и, видимо, без доступа воздуха прекратился. Молодой матросик у обгоревшего люка бьется в истерике, размазывая по лицу смесь копоти и слез.

"Принимайтесь за уборку!" - резко приказывает капитан прибежавшему офицеру. Офицер показывает пример. Матросы, как сомнамбулы, натыкаясь на стены, тоже принимаются за уборку. Офицер подходит к капитану: "У меня все же есть ощущение, что команды они выполняют медленнее, чем обычно. И, какая-то, знаете, общая тупость". - "Ну и что?" - капитан деловит и сосредоточен.

Средство просто чудодейственное! Специально смоделирована ситуация. Да и уборка. После такого потрясения - и уборка. Стоило только подать пример. Сам бы не видел - не поверил бы. У этого средства грандиозные возможности.

Теперь все стало на свои места. Ясна цель эксперимента. Групповые камикадзе. Стоит подать пример. На миру и смерть красна. И не надо годами воспитывать фанатичность, наподобие мусульманской. Фидианов-ассасинов воспитывали с детства, тратили массу сил, времени и средств, и они представляли собой грандиозную силу. А тут... Например, один укол.

Не так уж нынешние военные и нерентабельны.

Ничего, все эти штучки хороши для крыс и для Боксеров с Пончиками. Со мной это не пройдет. Для начала придется выбиться в лидеры. Шансов больше. А там как-нибудь выкручусь. На пути к лидерству стоит Боксер. Придется его сломать.

На следующий день все свободное время он провел в фотокомнате. Фотографировать разрешалось. Надо было только предъявлять все снимки и сдавать негативы, но этого легко можно было избежать. Когда-то он собирался стать корреспондентом и научился вполне прилично фотографировать и печатать снимки. И заодно, на всякий случай, овладел искусством фотомонтажа. Теперь это пригодилось. Монтаж получился отменный.

Он стоял на вышке, и фотографии грели ему карман. Он предвкушал, какое лицо будет у Боксера. Только теперь понял, как тот ему надоел со своим лидерством. Или только теперь так стало ему казаться.

В углу он заметил рисунок, прикрепленный к стене. Его то ли забыл, то ли оставил Художник, дежуривший утром. С неба сыпались крысы. Над некоторыми раскрывались облачка парашютов, некоторые летели кувырком. Внизу - смешанный пейзаж. Навстречу крысам летели огненные черточки трассирующих пуль. Были видны лежащие среди рваных парашютов крысиные тельца с кровавыми ободками. Ближайшие крысиные морды горели тупо-восторженным энтузиазмом.

Художник тоже наблюдал за опытами?

Его должен был сменить Боксер. Он, как всегда, опаздывал. Чтобы лишний раз подчеркнуть, что ему - можно.

Опоздание - это повод. Набросаю еще бумажек. Пусть заставит убрать. Пора обматывать приклад полотенцем.

Боксер подтянулся и легко, одним движением, впрыгнул в люк. Сразу увидел мусор.

- Ну-ка! Быстренько убрать!

- Мне не нравится твой тон. И опоздал ты на десять минут.

Обмотанный полотенцем приклад он держал так, чтобы его не было видно.

- Что?! Что ты сказал?! - Боксер отставил ногу поудобнее.

- Смотри, там ты есть, - и показал рисунок.

Боксер нагнулся к рисунку, и в тот же момент удар прикладом по голове сбил его с ног.

Главное - не перестараться. Нужно только слабое сотрясение. Не прибить. Сотрясение и - потрясение.

Когда Боксер очнулся, протянул ему несколько фотографий. На них Боксер в будочке на вышке занимался детским грехом.

Боксер рванулся:

- Монтаж! Сволочь! - хотел встать, но удар прикладом в живот согнул его пополам.

- Конечно, монтаж. Но если я раздам это мужикам, никто экспертизу делать не будет. Над тобой будут смеяться. И - не только в армии. Всю жизнь. Такие вещи очень прилипают.

Невооруженным глазом было видно, как разумное начало борется в Боксере с желанием броситься в драку, но сидел он неудобно, на полу, прислонясь к стене, а претендент в лидеры опять нацелился прикладом.

- Чего тебе надо?

- А ничего. Просто вежливости тебя учу. И не надо никогда называть меня кретином. Помнишь, в первый день в автобусе? - И пнул тяжелым армейским ботинком в голень. Подождал немного. - Ты все понял? Исправишься?

...Внутри все дрожало. Было противно, спускаясь, держаться липкими ладонями за металлические перила. Пока шел по двору. страшно хотелось ускорить шаг. Ну, хоть обернуться - не направлен ли с вышки ствол автоматической винтовки. Уф!

Отношения в группе изменились. Сменился лидер, сменился раздающий у окошка. Ребята отнеслись к метаморфозе спокойно. Они решили, что это результат легкого сотрясения мозга, которое Боксер получил, уронив на голову крышку люка на вышке.

С удивлением начал замечать, что новое положение начинает доставлять удовольствие.

Однажды их повели на прививки.

- А вам не надо. У вас к этим прививкам противопоказания.

После прививок ребята изменились. И больше всех - Боксер. Если после сотрясения он все время ходил подавленный, то после прививок ожил. Теперь на его лице постоянно играла глупо-молодецкая улыбка. И еще - он стал беззастенчиво заискивать перед лидером. А Художник, которого раньше передергивало, когда заискивал Пончик, теперь сам почистил ему ботинки. При всем при этом они оставались вполне нормальными людьми, справлялись со своими обязанностями. Только каждый занял точно известную ему иерархическую ступень и твердо знал свое место. Свой шесток. Мир, спокойствие и умилительная услужливость царили во взводе охраны.

Однажды вечером, когда все смотрели телевизор, в комнату вбежал взволнованный лейтенант.

- Всем взять оружие - и в машину. Часовому - тоже. Позвоните ему. В нескольких километрах отсюда группа экстремистов засела в заброшенной ферме. Надо непременно захватить их до темноты. Полиция уже не успеет.

Все подхватили винтовки и полезли в джип.

Лейтенант приказал сесть за руль. Говорил коротко:

- Вы в этой группе лидер. Ваша задача - поднять людей в атаку. Там вокруг дома - пустое пространство. А у них - пулемет. Добежите до середины - и падайте, как будто ранены. Вы уже поняли, что идет эксперимент. Вы нужны для его следующей фазы. Так что это приказ. Чтобы избавить вас от нравственных мучений.

Так. Я своего добился. И другого выхода все равно нет. А там что-нибудь придумаем. Я все-таки не крыса.

Как только подъехали к этой заброшенной ферме, вдруг успокоился. Осталась только решимость выжить.

Лейтенант приказал проверить оружие, объяснил задачу. Они подошли к кустам, за которыми до фермы - ни одного укрытия. Уже начало темнеть, и надо было торопиться.

Глубоко вздохнул и выдохнул.

- За мной!

Бежали молча, стараясь подбежать поближе. Когда со стороны фермы раздались выстрелы, тоже стали на бегу стрелять по окнам. Боксер бежал первым. И вдруг у него взорвалась голова. Была голова и вдруг разлетелась на куски. Во всяком случае, выглядело это так. Больше всего поразило не это, а то, что никто не обратил на смерть Боксера никакого внимания. Никто не сбавил темп, даже когда он - лидер - скрючился и упал.

Теперь он смотрел на атакующих сзади. Вот упал Фермер. Потом Клоун. Падал тот, кто бежал первым, но все равно солдаты бежали изо всех сил. Пончика очередью перерезало пополам, а Художник вбежал в дом, перепрыгнув через низкий подоконник. И сразу стало тихо.

Неожиданно для себя он вскочил и бросился вперед. Прыгнул в окно, стреляя наугад. В комнате валялось несколько залитых кровью и обезображенных трупов. Все почему-то вниз лицом. В окно смотрел пулемет. Снаружи послышался шум мотора, и комнату залило резким светом фар. Это джип приблизился и включил дальний свет.

Посередине комнаты увидел несколько стандартных упаковок динамита со шнуром. Видимо, эти ребята хотели взорвать дом. Вместе с собой? Его мысль сработала мгновенно. Он подошел к пулемету, осмотрел его как бы неторопливо, но быстро, потом резким движением развернул и... джип взорвался осколками стекла. А потом загорелся бензобак. Он отлично видел, что выпрыгнуть никто не успел. Даже лейтенант. Поджег шнур у взрывчатки и сиганул в окно с другой стороны. Теперь уже совсем стемнело.

Взрыв оказался даже сильнее, чем он предполагал. Здания просто не стало. Он выбрался на дорогу и зашагал в сторону, противоположную лаборатории. Его больше не было как гражданина. Он погиб при исполнении.

Он шел всю ночь. Он готов был завалиться спать под первый же куст, но кустов не было. Только грязные поля. Вдали показалось какое-то строение у него даже не было сил обрадоваться. У обочины стоял легковой пикапчик с включенными габаритными огнями.

Попрошу-ка я его подвезти меня до города. Должен же здесь быть поблизости город.

Он распахнул дверцу и плюхнулся на переднее сиденье. За рулем сидел лейтенант, сзади ухмылялся Художник.

Лейтенант подмигнул:

- Лидер должен быть сильным.