"Искупление" - читать интересную книгу автора (Парр Делла)

Глава 2

Подойдя наконец к своей хижине, Сара ощутила прилив бодрости. У нее было очень мало времени, и она не могла тратить его даром. Она поставила фонарь посередине комнаты, не снимая плаща и сумок, встала на колени перед печью и из немногих догоравших углей раздула огонь, потом добавила дров, которые хранились тут же, в хижине, перед очагом. Должно было пройти не менее часа, прежде чем единственная комната хижины нагреется.

Сара не могла унять дрожь. Правда, вызвано это было скорее страхом, чем холодом, пронизывавшим ее до костей, и все же она отстранилась от огня, сняла перчатки и положила их рядом с фонарем, чтобы высушить, потом сняла плащ.

Тепло, струившееся от огня, слегка согрело ее, но не могло успокоить. Она знала, что через несколько минут заявится Уэбстер и, возможно, попытается даже применить силу.

Сара могла бы совладать со своим страхом, если бы не воспоминание о последнем визите Уэбстера, когда ей чудом удалось избежать посягательств на ее добродетель. Неожиданное возвращение тетки отрезвило его, но сегодня ночью она была вооружена только собственной решимостью и трезвым умом, чтобы защитить себя.

Она протянула дрожащие руки к огню и закрыла глаза. На этот раз, поклялась она себе, все будет иначе. Она не желала провести остаток жизни в роли жертвы и придумала, как отвратить Уэбстера, заставив его больше не докучать ей. Изгнать его раз и навсегда.


После того как он упал еще несколько раз и на лбу его снова начала кровоточить рана, Томас наконец остановился и прислонился к стволу дерева. Огонек, за которым он следовал, как ему показалось, несколько часов, исчез совсем. Он снова оглядел лес и нигде не заметил никаких отблесков света.

Он сел, прислонившись к дереву. Тело его до того закоченело, что он перестал его чувствовать. Томас не без внутреннего сопротивления признал свое поражение и покорился судьбе.

Не было больше никакого ангела. Не оставалось надежды на спасение. Но он не хотел, он отказывался умирать здесь! Было бы просто позором замерзнуть и умереть в лесу после того, как он выжил на войне и вернулся с нее без единой царапины. Мысль о возможности одержать победу согрела его душу.

И свет вновь появился.

Теперь он был ярче, чем прежде. И горел ровнее. Он струился из окошка маленькой хижины, примостившейся посреди прогалины всего в нескольких сотнях ярдов от него.

Собрав остаток сил, Томас тяжело зашагал по глубокому снегу к хижине. Когда он упал на колени и не смог снова подняться, он пополз. Силы убывали с каждым ударом сердца, но он все-таки продвигался вперед. Дюйм за дюймом по холодному снегу он продолжал ползти даже тогда, когда свет в окошке начал меркнуть.

Предпринятая им попытка позвать на помощь не увенчалась успехом, потому что из его горла вырвался только шепот, заглушенный ветром.


Стул, на который Сара взобралась, шатался, но она все-таки ухитрилась закрыть единственное окно тяжелой драпировкой.

Теперь Уэбстеру будет трудно найти ее хижину. А главное, у нее есть время на то, чтобы подготовиться к моменту, когда он забарабанит в ее дверь и попытается силой ворваться в ее хижину. На этот раз сна сделает все возможное, чтобы он не пожелал остаться. Да и вернуться сюда ему больше не захочется.

Сара села за свой стол, за которым занималась шитьем, взяла ножницы и принялась приводить в действие свой план. Стараясь подавить слезы, она трудилась, но несколько раз ей пришлось прервать работу, потому что руки ее дрожали, и все же в конце концов она закончила свой знаменательный труд. После этого Сара смахнула со стола небольшой щеткой, которой обычно пользовалась, чтобы убирать обрезки тканей и нитки, и бросила в очаг все, что осталось от ее работы.

Она с грустью смотрела, как пламя уничтожает и превращает в пепел остатки ее свадебного наряда. Если она права, Уэбстер теперь сочтет ее слишком обыкновенной, чтобы интересоваться ею и дальше.

Если же она ошибается, то у нее будет достаточно времени, чтобы раскаяться в содеянном.

Теперь в хижине стало тепло и уютно, и Сара быстро переоделась в сухое платье и сменила свои башмаки на пару поношенных кожаных домашних туфель. Промерзшая до костей, она набросила на плечи шаль и спрятала свои кудри под чепчик, а затем уселась перед огнем в качалку. Измученная тяжелой дорогой, опасаясь вторжения, Сара пыталась воспользоваться несколькими минутами отдыха и собраться с мыслями, когда внезапный стук в дверь возвестил о его прибытии.

С бешено бьющимся сердцем Сара пыталась не обращать на стук внимания, но стук повторился с большей силой.

— Убирайся вон!

Она вцепилась в подлокотники своей качалки и стала молить Бога, чтобы он ушел.


Однако стук продолжался. Снова. И снова. Хотя удары и становились слабее, стук повторялся, пока она совершенно не изнемогла от волнения и бессилия. Она понимала, что он не ушел. Он останется и будет пытаться сломить ее волю, раз уж ему не удавалось взломать ее дверь. За последние четыре года это повторялось уже много раз и было ей отлично знакомо. Но обычно он еще выкрикивал ее имя. Испытывая любопытство, Сара встала с места, отдернула драпировку с окна и выглянула.

Снег клубился и мешал ей смотреть, но, как она и полагала, он был здесь. Он скорчился у порога ее хижины, прижавшись всем телом к двери, будто у него не оставалось сил, чтобы встать на ноги.

Жалость к нему пересилила ее страх и смущение. Хотя он и не заслуживал хорошего отношения после того, как сломал ее жизнь, она не могла обречь его на смерть у своего порога. Она не могла позволить ему замерзнуть, и он знал об этом.

Сара опустила занавеску на окне и собрала все силы для последней встречи с ним. Полная решимости раз и навсегда покончить с его попытками добиться своего, она плотнее запахнула шаль и направилась к двери.

В ту минуту, когда она подняла щеколду и открыла дверь, он упал на нее. Руки ее были спрятаны под шалью, поэтому она опрокинулась на спину, и оба они оказались на полу.

Ошалев от внезапного падения и удара, Сара с трудом хватала ртом воздух и не могла подняться, пригвожденная к полу его телом.

— Пусти м-меня, — заикаясь, пробормотала она, пытаясь высвободиться. Когда он чуть сдвинулся в сторону, ей удалось сесть. Задыхаясь, она потянулась к двери, чтобы закрыть ее до того, как хижина наполнится снегом и холодным воздухом, а все тепло, которого она добилась столь отчаянными усилиями, уйдет из нее.

Как ни странно, он оставался неподвижным и лежал на полу лицом вниз. Считая, что это только обычная его игра, Сара попыталась перевернуть его на спину и вскрикнула. Оказалось, что человек, столь отчаянно барабанивший в ее дверь и ломившийся в хижину, был серьезно ранен, и это был не Уэбстер Чендлер!

Человек был очень бледен. Страшная ссадина на лбу, по-видимому, и была источником кровотечения, запачкавшего его одежду.

Сара тщательно осмотрела его рану, отведя волосы со лба. Рана вновь открылась, вероятно, когда он упал, и кровь потекла по лицу. Должно быть, рана была недавней.

Испытывая угрызения совести, оттого что продержала невинного человека так долго на холоде и ветру, она склонилась над его бесчувственным телом и поняла, что его никак нельзя было принять за Уэбстера Чендлера и она ни за что не ошиблась бы, если бы только взглянула в его лицо.

Его одежда, даже испачканная и промокшая, изобличала в нем человека состоятельного. Должно быть, это был случайный путешественник, попавший в бурю и случайно набредший на ее хижину. Он был по крайней мере на фут выше Уэбстера, но цвет волос был таким же темно-каштановым, как у того.

Однако в отличие от Уэбстера, привлекательного в обычном смысле слова и не отличавшегося какой-то особенной красотой, этот мужчина был поразительно красив. У него были тонкие черты лица, высокие скулы и четко очерченный подбородок, выдававший в нем человека сильного и волевого. Тонкие морщинки в уголках рта и глаз свидетельствовали о том, что он был на несколько лет старше Уэбстера.

Ему была нужна ее помощь, а не любопытство, и Сара, очнувшись, тотчас же принялась за дело. Незнакомец застонал, но не пришел в сознание, когда она подтащила его ближе к огню. Сара отодвинула с дороги качалку, подложила ему под голову подушку с кровати и сняла с него промокшие куртку и плащ. Она заметалась по хижине, стаскивая одеяла с обеих кроватей, поставила греться воду и собрала все свои швейные принадлежности, сложив их на сиденье качалки.

Налив в миску теплой воды, она стерла кровь с его лица и шеи чистой мокрой тряпочкой. Потом принялась обрабатывать рану.

Когда ей удалось это сделать, Сара подождала, чтобы его кожа согрелась окончательно и стала податливой и мягкой, и начала осторожно зашивать рану. Ее пальцы дрожали, когда она вдевала нитку в иголку, но, положив руку незнакомцу на лоб, она сумела зашить рану мелкими изящными стежками.

Окончив работу, Сара забинтовала его голову и смыла кровь с рук.

Пока что она больше ничем не могла помочь раненому, хотя ей хотелось бы быть посильнее и покрепче, чтобы перенести его на кровать, где ему было бы удобнее. Она только попыталась устроить его поудобнее на полу перед очагом. Сняв с него сапоги, Сара подумала, что не мешало бы стянуть с него и насквозь промокшие штаны, но постеснялась это сделать.

Подбросив еще одно полено в очаг, она так повернула раненого, чтобы тепло от печки побыстрее высушило его мокрые штаны.

Сара, истощенная морально и физически, устроилась на качалке. Ее мучило раскаяние, и она поправила свой чепчик, размышляя о том, уж не повторяет ли своей прежней ошибки.

То, что в ее хижине лежал без сознания совершенно незнакомый ей мужчина и она была вынуждена оставить его здесь до тех пор, пока он не оправится, было, пожалуй, еще хуже присутствия Уэбстера.

Особенно ее тревожило то, что он был так хорош. Она старалась не смотреть на своего гостя. Но бесполезно! Ее память и фантазия рисовали его черты — глаза, которые, как ей казалось, должны были быть темно-карими, красивый рот, преображенный улыбкой. Закрыв глаза, она представляла себе, как его звучный и глубокий голос произносит ее имя, и от этого кровь быстрее бежала у нее по жилам.

Сара подавила вздох, открыла глаза и уставилась на пучки целебных трав, подвешенные для просушки под самым потолком.

Она очень хотела бы, чтобы незнакомец покинул ее хижину прежде, чем кто-нибудь из города обнаружит его здесь.

Иначе стыд, который она постоянно испытывала, вспыхнет с новой силой, и ни на чем не основанные слухи о ее сомнительной нравственности, получив новую пищу, снова поползут по городу.

И на этот раз ее позор будет заслуженным.