"Прекрасная пленница" - читать интересную книгу автора (Этель Стивенс)ГЛАВА VIIКолючих смокв здесь было так же много, как в Сицилии; местами выделялись, освещенные луной, пиленые колонны агав. Они были накануне цветения и смерти: агава умирает, как только ее белые цисты развернут свои лепестки. Поля ячменя остались позади. Кое-где выступал на фоне светлого неба четкий силуэт гурби, а вдали виднелись напоминавшие пчелиные ульи палатки лагеря бедуинов, откуда перед тем доносилась песня пустыни; верблюды и мулы стояли и лежали подле них. В расстоянии мили, на возвышении, расположился плоский городок Сидибу-Саид, - при лунном освещении его белые крыши и купола принимали оттенок слоновой кости. Множество запахов носилось кругом. Аромат жасмина, отделявшийся от спутницы Риккардо, смешивался с другими - с изначальным соленым дыханием моря и с запахом сырой земли. И сама она, думал Риккардо, часть души этого мертвого города и этой полной луны. Они пересекли поле, оставленное под паром, спустились по откосу, и Риккардо увидел впереди, в ложбине, развалины большого здания или группы зданий: колонны, камни, глыбы, побелевшие, мертвые и безмолвные. Один-два монолита и не сколько глыб размещены были с некоторой планомерностью. Ученый сумел бы расшифровать их, но Риккардо видел лишь нагромождение белых камней, словно шаловливый ребенок или Бог уронил вниз свои кирпичики, да и забыл о них. Женщина легко и ловко, как кошка, пробиралась между обломками камней и упавшими колоннами; она чуть отодвигала вуаль, чтобы видно было под ноги; браслеты у нее на ногах звенели. Идти было нелегко; Риккардо спотыкался на каждом шагу. Светло было почти как днем, но тени ложились такие густые, что за каждой мерещилась пропасть. Множество цветов росло в расщелинах и в пожелтевшей траве. Златоцветы, которых выдавал пряный запах, пурпурная, синяя и белая вика, чеснок, высокие высохшие асфодели и много других, все - обкраденные колдуньей-луной, отнявшей у них краски. Спутница Риккардо остановилась, наконец, перед полукруглым входом, не то в пещеру, не то в подвал. Это была сводчатая комната, над которой сохранилась еще крыша; небольшой холм защищал ее от сирокко. Отсюда открывался вид на все развалины, на поля по ту сторону их и на белоснежный собор и здания монастыря Святых отцов на самом высоком из холмов. Риккардо глубоко передохнул. Где-то вблизи тихо заблеяла коза, должно быть заблудилась; не слышно было ответного блеяния стада. Это напомнило Риккардо Сицилию; топот ног, пригоняемых на закате в Джирдженти коз, которых тотчас принимаются доить бережливые хозяйки; отдаленный перезвон их колокольчиков, когда они, уже выдоенные, спешат в свои загоны, на склонах гор, на полпути к развалинам храмов, тех самых храмов, которые были разорены армиями карфагенян. - О чем вы думаете? - спросила она. - О родных краях, - ответил он. - Для меня все места родные, - без всякого оттенка грусти сказала она. Вкусный запах защекотал им ноздри и вернул их к настоящей минуте. Она захлопала в ладоши. - Надеюсь, у вас хороший аппетит, mon ami! Сама я безумно хочу есть. - Я бываю голоден часа через три после обеда, - признался Риккардо. - Хорошо! Вы молоды. - Она рассмеялась. - Прекрасно! - воскликнула она вдруг. - Я и забыла! У нас сегодня гость, в честь него надо убрать стол цветами. Она выбежала на открытое место и стала срывать цветы. - Рвите, рвите! - весело кричала она. - Ах, эти закрылись, глупенькие! - Она протянула ему ветку вьюнка. - Они прячут свое лицо, как вы, мадам. И златоцветы тоже. - Златоцветы? Мы зовем их по-другому. Они приносят счастье. Вот и маки! Эти не спят. Нарвем маков. Они нарвали по большому пучку, выбирая лишь свежие, атласные цветы, только что распустившиеся, и пренебрегая цветами слишком развернувшимися и серо-зелеными бутонами. - Осторожно! Они пачкают, - сказала она, опускаясь на обломок колонны. - Пятна, оставленные ими, не отмываются. Так же, как кровь безвинно убитых. В Тунисе есть дом, где триста лет тому назад был убит один араб; на месте, где он упал, до сих пор видно пятно. В этом доме никто не хочет жить. Говорят, там бывают джинны. - А вы верите в джиннов? - Тсс!… - Она испуганно понизила голос. - Нехорошо говорить о них в таком месте. Недели три тому назад джинна видел Си-Хамуд. Он возвращался из гостей. Только поравнялся экипаж с Джедидскими воротами, как лошади захрапели и стали. Сколько ни бил их кучер, ничто не помогало. Тогда Си-Хамуд вышел из экипажа и тут-то увидел джинна. Он вырос перед самыми лошадьми в виде большого-большого негра. Си-Хамуд - храбрый человек. Кучер чуть не умер от страха, а Си-Хамуд склонился до земли и спросил, что джинну угодно от него? Тот потребовал, чтобы Си-Хамуд оставил ночью некоторые бумаги на крыше дома. Когда Си-Хамуд поднял голову, оказалось, что джинн уже исчез. Си-Хамуд выполнил то, что требовалось. В полночь послышался шум, будто несколько человек ходило по крыше. Никто не решился выйти посмотреть, а утром выяснилось, что бумаги исчезли. Джинн унес их с собой. - Что это были за бумаги? - Они касались права собственности на одну мечеть, кажется. Наверное не знаю. Слыхала об этом в кофейне и на базаре. Голос ее был для него как музыка, он хоть целый год готов был слушать его. - Расскажите еще что-нибудь о джиннах. - Нет, нет! Нехорошо говорить о них. Будь здесь Лалла, она много могла бы рассказать. - Кто эта Лалла? - Богатая негритянка. Она родом из Кэруана, а сюда приехала искать счастья. Никто так не умеет рассказывать сказки. Можно состариться, слушая ее, а покажется, будто и часу не прошло. В Тунисе никто не умеет так рассказывать о приключениях Антара и Аблы или сказки «Тысячи и одной ночи». - А кто такие Антар и Абла? - Любовники. Но это - длинная история. Он бросился наземь у ее ног. - Расскажите мне о приключениях Антара. - Нет, нет. Надо три месяца, чтобы прочесть с начала и до конца, даже если читать каждый вечер в кофейне. - Ну, часть хотя бы… - Нет, нет, не сейчас. - Она протянула руку и, улыбаясь, погладила его по волосам. - Как вы красивы, - шепнула она, не то со вздохом, не то смеясь. Страсть разом вспыхнула в нем. Кровь забилась в висках. - Отошли Сайда, - быстро попросил он, ловя ее руку и поднося ее к губам. - Не сейчас. - Когда же? Когда же? Дорогая моя! Вы мучаете меня… - Вы делаете больно… руке… Он отпустил ее руку. Ее близость в таком месте и в такой час, аромат, исходивший от нее, покрывало, скрывавшее ее, - все это привело к тому, что он желал ее так, как не желал никогда ни одной женщины. - Сними свою вуаль! - шептал он, едва владея собой, так ему хотелось сорвать ненавистное покрывало. - Нет… Вспомните о вашем обещании, друг мой. Он колебался мгновение. В конце концов - она всего только туземная танцовщица… - Не сейчас еще… - снова заговорила она, обращаясь как будто больше к себе, чем к нему. - Сохраните нашу дружбу такой, какая она есть… пока… Нам хорошо. Мы счастливы сейчас как дети. Когда сердце устало - не возлюбленному исцелить его. Исцеляют часы, подобные этому… Когда я состарюсь и танцевать буду уже не в состоянии, я буду приходить сюда каждую ночь, ища исцеления. Здесь ничто не старится: каждую весну распускаются цветы и всходит наново ячмень. И море всегда тут и ночи, как эта… Я не буду одинока… Побудем так немного… хотя бы один час. |
|
|