"До белого каления" - читать интересную книгу автора (Квиннел А. Дж.)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Сквозь высокое французское окно женщина смотрела на озеро. В спокойной воде отражались огни гостиницы «Вилла д'Эсте», расположенной вдали, на другом берегу.

Незнакомка вполне соответствовала классическому неаполитанскому идеалу женской красоты, хотя линия рта выдавала немного вздорный и капризный характер. На лице прежде всего бросались в глаза полные губы. Высокие скулы, большие, чуть косившие глаза и подбородок с ямочкой точно уравновешивались круглым лбом. Густые черные прямые волосы ниспадали на плечи. Фигура вторила изящным чертам лица – точеная линия шеи, высокая и полная грудь, тонкая талия, крутые бедра, длинные ноги.

На женщине было прямое платье простого покроя перехваченное поясом в талии, с квадратным вырезом. Оно было дорогим, о чем свидетельствовала тонкая выделка шелка и темно-синий набивной рисунок. Ее холеная кожа матово светилась, словно бархат под стеклом.

Разум женщины подчинялся ее красоте. С самого раннего возраста красота позволяла ей добиваться своих целей путями, отличными от тех, которые выбирали многие другие представительницы ее попа. Для нее это было и оружие, и средство продвижения по жизни – своего рода бронированный автомобиль, который защищал ее и от неудобств, и от унижений. Она была не глупа, и если бы не столь совершенная внешность, ей хватило бы ума не давать собственной красоте затмевать разум, чтобы иногда замечать отбрасываемую ею тень.

Такие женщины по природе своей не могут не быть эгоцентричными. Они всегда находятся в центре всеобщего внимания. Если у них сильный характер, чтобы достойно вступить в пору увядания, дальше они могут развиваться независимо и самостоятельно; однако такие переходы, как правило, происходят достаточно редко. В большинстве случаев пора увядания сопровождается у красавиц постоянными переживаниями по поводу того, что природа со временем отнимает то, чем раньше так щедро их наградила.

За спиной женщины открылась дверь, она обернулась и увидела входившую в комнату девочку. В том, что это были мать и дочь, не могло быть ни малейшего сомнения – ребенок являл собой несомненную копию матери. Личико девочки было бледным и оживленным, невинные глаза смотрели прямо и открыто. Капризулей назвать ее было нельзя, хотя выражение лица – плотно сжатые губы, насупленные брови – было сердитым.

– Я ненавижу ее, мама! Я ее просто ненавижу!

– Почему?

– Я занималась алгеброй. Старалась изо всех сил, но она все равно всегда недовольна. Теперь еще говорит, что завтра я целый час должна снова зубрить эту проклятую алгебру.

Женщина обняла ребенка.

– Значит, Пинта, тебе нужно еще больше стараться, иначе, когда ты вернешься в школу, будешь отставать от всех в классе.

Девочка с надеждой подняла глаза.

– Когда, мамочка? Когда я вернусь в школу? Мне так надоели эти гувернантки!

Женщина отстранилась от девочки и снова стала смотреть на противоположный берег озера.

– Скоро, Пинта. Сегодня вечером, когда папа приедет, я поговорю с ним об этом. Потерпи, дорогая, еще немножко, долго это не продлится. – Она с улыбкой повернулась к девочке. – Но в школе тебе все равно придется учить алгебру.

– Я совсем не против, – улыбнулась девочка. – В школе учительница задает вопросы всем девочкам в классе, а здесь гувернантка спрашивает только меня. Это совсем не смешно, мамочка. Пожалуйста, постарайся, чтобы я вернулась в школу как можно скорее!

Девочка подошла к матери и крепко ее обняла.

– Подожди еще чуть-чуть, – ответила женщина. – Обещаю тебе, что скоро ты снова будешь ходить в свой класс.

Этторе Балетто вел машину из Милана в Комо. Его обуревали смешанные чувства: за неделю отсутствия он очень соскучился по Рике и Пинте, однако возвращение домой сулило серьезные неприятные разговоры. Надо было принимать решения, которые Рике наверняка не понравятся. Поступить иначе он не мог, а идти с женой на конфликт ему совсем не хотелось. Этторе быстро и уверенно вел большую «ланчию» в оживленном потоке вечернего движения, машинально поглядывая на дорогу.

За тринадцать лет супружеской жизни он хорошо усвоил, что ее трудности нельзя недооценивать. Вспоминая эти годы, он задавал себе вопрос, жалеет он о них или нет; но однозначного ответа не находил. Все это время он постоянно чувствовал себя как наркоман. Поскольку целых тринадцать лет он находился под непрестанным воздействием наркотика, объективно оценить его воздействие на себя он не мог.

Слабым человеком Этторе себя не считал, не думали о нем так и его друзья. Ситуация выглядела до смешного простой. У него была потрясающе красивая, волевая и самовлюбленная жена. Он прекрасно понимал, что измениться она не способна, поэтому ее надо либо принимать такой, какая она есть, либо расстаться с ней. Он уже давно смирился с мыслью, что на самом деле выход давно найден: смириться с существующим положением вещей он мог, оставить жену – нет. От этого наркотика не существовало лекарства.

В начале их брака плотская страсть затмевала рассудок. Однако пресыщение плотью неизбежно должно было привести к сознательному расставанию. Теперь Этторе скорее владело чувство собственника, гордость от обладания женщиной, которая, как правило, вызывала дружную мужскую зависть, а иногда и уважение тех, кто ею обладать не мог. Он, несомненно, был наркоманом по собственной воле, причем наркоманом, вполне довольным своей участью.

На развилке «ланчия» повернула направо и поехала по дороге, которая вела к озеру. Теперь мысли Этторе перенеслись к Пинте. Дочку он любил, но скорее умозрительно. Все самые сильные его чувства были давно и безвозвратно отданы Рике. Он никогда не воспринимал девочку как нечто самостоятельное, в отрыве от матери. Дочка, естественно, вызывала в Этторе отцовские чувства, он болел за нее душой, но любовь к Пинте всегда оставалась для него на втором плане.

Они ужинали. За широким столом из красного дерева Этторе сидел напротив Рики, место Пинты было сбоку. Подавала прислуга. Трапеза была церемонной и достаточно формальной – семейного тепла за столом не чувствовалось. Рика всегда воспринимала еду как своего рода ритуал, а на этот раз напряжение, царившее за столом, таило угрозу открытого конфликта.

Рика встретила мужа тепло, приготовила ему большую порцию мартини и с должным интересом выслушала его рассказ о поездке в Рим. Но, когда Пинта ненадолго вышла из комнаты, она сказала, что девочка в последнее время сама не своя и что-то надо с этим делать.

Этторе с пониманием кивнул:

– Мы все обсудим после ужина, когда она уйдет спать. Я уже думал об этом.

Теперь Рика знала, что конфликта не избежать, и на протяжении ужина готовила веские аргументы, чтобы убедить мужа в собственной правоте. Чувствуя, что атмосфера сгустилась, и догадываясь о причинах неловкости, Пинта молчала. Сразу после ужина девочка поцеловала родителей и придумала предлог, чтобы поскорее уйти к себе.

– От этой алгебры у меня голова разболелась. Пойду в постель.

Когда она вышла, в комнате воцарилось молчание. Нарушила его Рика.

– Гувернантка ей не нравится.

Этторе пожал плечами.

– Ничего удивительного. Кроме того, без школьных друзей она чувствует себя одиноко.

Он встал, подошел к бару, налил себе коньяка и медленно его потягивал, пока служанка убирала со стола. Когда она закрыла за собой дверь, Этторе сказал:

– Рика, нам надо поговорить и все обсудить. Во-первых, Пинта должна вернуться в школу, а во-вторых, в некоторых вопросах тебе следовало бы себя вести более сдержанно.

Она улыбнулась ему, но радостью ее улыбка не светилась.

– В каких вопросах?

– Ты знаешь, что я имею в виду. Когда тебе что-то хочется, ты никогда не думаешь о цене. – Он показал на картину. – Когда меня в прошлом месяце не было, ты решила купить этот шедевр за девять миллионов лир.

– Но ведь это Клее, – ответила она, – я считаю, что совершила прекрасную сделку. Неужели картина тебе не нравится?

– Дело совсем не в этом. Мы просто не можем сейчас себе этого позволить. Ты ведь знаешь, что дела в последнее время идут неважно. А если говорить точнее, из рук вон плохо. Из-за этого никчемного правительства, которое не в состоянии принять ни одного серьезного решения, и конкуренции с Дальним Востоком в этом году у нас будут огромные потери, и я еще больше задолжаю банкам.

– Сколько?

– Порядка четырехсот миллионов лир.

Ее слегка передернуло.

– Отец мой любил говорить: «Цена мужчины определяется не столько его наличностью, сколько собственностью».

Этторе не смог сдержать гнев.

– Твой отец жил в ином мире. Если бы он не умер в собственной постели, забавляясь с двумя сопливыми потаскушками, то стал бы самым подлым банкротом из всех, которых знала эта страна.

На губах Рики заиграла саркастическая усмешка.

– Манеры отца вполне соответствовали духу времени! Несмотря на безукоризненное воспитание, тебе порой очень этого недостает.

Он взял себя в руки.

– Рика, посмотри правде в глаза. Ты не можешь сейчас бросать деньги на ветер. Если в следующем месяце мне не удастся договориться с банками, меня ждут крупные неприятности.

Какое-то время она напряженно соображала, потом спросила:

– И что же ты собираешься предпринять?

Отвечая жене, Этторе взвешивал каждое слово – ему очень хотелось, чтобы Рика наконец осознала всю сложность положения семьи.

– У этой проблемы есть две стороны. Во-первых, мы теряем монополию на производство крученого шелка. Китайцы в Гонконге уже усовершенствовали свою технологию. Кроме того, они закупают сырье у себя под боком, и оно им обходится на двадцать процентов дешевле, чем нам. Поэтому к концу года мы запросто можем потерять рынок шелковых тканей. Мы в состоянии конкурировать с ними, только расширяя ассортимент тканей и готовых изделий. Мы должны ориентироваться на продажу модных, дорогих моделей, оставляя им самый дешевый сегмент рынка.

Рика, внимательно слушавшая мужа, перебила его:

– Что же тебе мешает это сделать?

– Оборудование, – ответил он. – Наши машины работают уже по двадцать лет. Их производительность по сравнению с современными очень невелика, они годятся лишь для изготовления самых примитивных тканей. Нам необходимо закупить два новых современных производственных комплекса, а каждый из них стоит как минимум тридцать миллионов лир.

– А разве банк не может тебе дать ссуду? – спросила она.

Прежде чем ответить, Этторе снова подошел к бару и налил себе коньяка.

– Тут мы переходим ко второй проблеме. Фабрика уже заложена и перезаложена, как и этот дом, и квартира в Риме. Поэтому мне нужен сейчас новый заем. Но чтобы его получить, кто-то со стороны должен выступить гарантом этих денег. Именно в этом направлении я сейчас и работаю.

– С Вико ты уже говорил?

Этторе приглушил нарастающее раздражение.

– Конечно. И на следующей неделе я снова пригласил его на обед, чтобы еще раз обсудить этот вопрос. Дорогая, единственное, о чем я тебя прошу, – не забывай, пожалуйста, об этих проблемах. Не сори деньгами направо и налево.

– Значит, по-твоему, я должна изменить весь уклад жизни из-за того, что ты не можешь как следует разобраться с какими-то китайцами? – Улыбка вновь заиграла на ее губах. – Будь добр, Этторе, налей и мне тоже коньяка.

Он выполнил просьбу, подошел к Рике сзади и поставил перед ней рюмку. Рика сидела совершенно неподвижно. Он коснулся ее шеи под шелковистыми волосами. Рика перехватила его руку, слегка сжав пальцы. После этого запрокинула голову назад и стала медленно поводить ею, разметав волосы по его рубашке. Потом встала, нежно поцеловала мужа в глаза, в губы и мягко произнесла:

– Не волнуйся, дорогой. Я уверена, что Вико что-нибудь придумает.

В постели она снова поцеловала сомкнутые веки Этторе, приняла его в себя, успокоив его тело и – на некоторое время – разум.

Чуть позже он откинулся на подушку на массивной, богато украшенной кровати. Рика, обнаженная, встала и спустилась вниз за коньяком и сигаретами. Этторе подумал, что жена так балует его только после утоления страсти. Во время любовных утех активной стороной неизменно выступала она, ведя его и направляя, но всегда при этом оставаясь женщиной. Так прекрасный танцор ведет чуткого партнера. Потом он всегда чувствовал себя не истощенным, но усталым. Если переиграть на скрипке, у нее растянутся струны.

Она вернулась в спальню, держа в одной руке пузатую рюмку с коньяком, а в другой – сигареты. Передав ему коньяк, Рика прикурила сразу две длинные сигареты. Она казалась Этторе розой на длинном черенке с нетронутыми шипами и острым, пряным запахом любви. Ему стоило немалого труда мысленно вернуться к действительности.

– Пинта, – без особого энтузиазма сказал Этторе, – должна снова ходить в школу. Гувернантки эти ее до добра не доведут. Ей уже одиннадцать, а по многим предметам она отстает.

Жена легла в постель и протянула ему зажженную сигарету.

– Я с тобой согласна, – к немалому его удивлению сказала она. – Только вчера я говорила на эту тему с Джиной. Ты ведь знаешь, что они собираются послать Альдо и Мариэллу в Швейцарию. Недалеко от Женевы есть очень хорошая школа, где преподают на итальянском. Там учится много детей из Италии.

Он сел в кровати.

– Но, Рика, это же совершенно бессмысленно. Ей будет только хуже вдали от дома, а сколько такая школа стоит, ты сама прекрасно знаешь. Вико – преуспевающий адвокат, он зарабатывает бешеные деньги, причем немалую их часть – за границей. Кроме того, они с Джиной много времени сами проводят в Женеве. Она для них уже стала чуть ли не вторым домом.

Рика поправила под головой подушки и настроилась на серьезный разговор с мужем.

– Этторе, я уже подумала о том, что нам надо сделать. Мы продадим квартиру в Риме – цены сейчас хорошие, а Рим в последнее время становится все более скучным. На эти деньги мы сможем купить какую-нибудь квартиру в Женеве. Лететь туда из Милана всего полчаса, да и на машине ехать не долго.

Он вздохнул, но она продолжала гнуть свою линию.

– Кроме того, зимой здесь очень скучно. Ты все время в разъездах или в Милане. А если бы мы сделали, как я предлагаю, мне можно было бы много времени проводить в Женеве с Пинтой. Ты бы тогда приезжал к нам на субботу и воскресенье так же, как сюда.

Последнюю фразу она произнесла чуть громче, чтобы подчеркнуть логичность и убедительность своих доводов.

Этторе нетерпеливо сказал:

– Дорогая, я же тебе говорил, что квартира в Риме заложена. Если я ее продам, все деньги получит банк, причем новую ссуду они мне не выдадут, особенно если узнают, что я собираюсь на эти средства приобрести собственность за границей. Кроме того, Женева – один из самых дорогих городов мира. Цены на недвижимость там в два раза выше, чем в Риме. Если я сделаю по-твоему, мы сможем там купить совсем маленькую квартирку, которая тебя все равно не устроит. Даже чтобы приезжать туда на субботу и воскресенье.

Повисла длинная холодная пауза. Рика обдумывала слова мужа. В конце концов она устроилась на кровати поудобнее, до самого подбородка натянула на себя простыню и проговорила:

– Ну что ж, тогда тебе придется придумать что-нибудь другое. Речь сейчас идет о безопасности моего ребенка. Я не допущу в отношении Пинты никакого риска. Ты же сам прекрасно знаешь, что случилось с мальчиком Мачетти. Его похитили прямо из школы. – Голос ее зазвучал громче. – Сразу же после занятий, средь бела дня. В Милане! Или тебя вообще не волнует судьба твоей дочери? Ты просто обязан найти какой-нибудь выход.

Теперь он заговорил спокойно и терпеливо.

– Рика, такое уже случалось и раньше. Мачетти – одно из самых богатых миланских семейств. Пинту никто не собирается похищать. Господь свидетель – мы небогаты. Люди, занимающиеся похищениями, прекрасно об этом осведомлены.

В голосе Этторе звучала горечь, потому что он знал, что в финансовых кругах города его проблемы уже не составляли большого секрета.

Однако довод его не возымел ожидаемого действия.

– Откуда им об этом знать? Мы живем так же, как Мачетти, если не лучше. Они – люди жадные, только копят деньги и складывают их в чулок. Сам видишь, до чего это их довело.

Муж продолжал стоять на своем.

– Да нет, Рика, ты не понимаешь. Люди, организующие эти похищения, не любители, а профессионалы. Для них такие операции – крупный и прибыльный бизнес. Они располагают собственными источниками информации и не тратят времени на то, чтобы красть детей, отцы которых балансируют на грани банкротства.

– Хорошо. Что же, в таком случае, ты скажешь о ребенке Венуччи?

Вопрос ее попал в цель. Восьмилетнего Валерио Венуччи похитили полгода назад. Семья Венуччи занималась строительным бизнесом и переживала не лучшие времена. Мальчика держали в заточении два месяца, и за это время похитители снизили свои требования с миллиарда лир до двухсот миллионов, которые с трудом наскребли члены семьи.

– Это – совсем другое дело, – сказал Этторе. – Его похитили чужаки – французы из Марселя. Им негде было получить информацию о том, как идут дела у Венуччи, и действовали они просто глупо. Через пару недель после того, как им передали деньги, их поймали.

– Может быть, – признала она. – Но тем не менее мальчик лишился пальца и с тех пор слегка повредился в рассудке. Или тебе хочется, чтоб и с Пинтой такое случилось? Ты представляешь себе, что могут сделать похитители с нашей девочкой?

Такого рода доводам было нелегко что-то противопоставить, и он почувствовал, как снова стал нарастать гнев.

Этторе повернулся и взглянул на жену. Заметив его взгляд, Рика повернулась на бок, спиной к мужу.

– Как бы то ни было, – выразительно сказала она, – я не допущу, чтобы моя дочь вернулась в школу в Милан, не имея защиты.

– О чем ты говоришь? – спросил он. – Какую защиту ты имеешь в виду?

– Телохранителя.

– Что-что? – он повернул ее лицом к себе.

– Телохранителя, – повторила она, и по выражению ее лица он понял, что жена приняла решение окончательно и бесповоротно. – Кто-то должен с ней быть все время и защищать ее. Хотя бы от тех же французов.

Этторе поднял руку. Разговор пошел совсем не в том направлении, в каком хотелось бы ему.

– Рика, это же лишено всякой логики! Телохранитель обойдется нам в целое состояние и только привлечет к девочке лишнее внимание. В Италии в школу ходят тысячи детей, родители которых богаче нас, но телохранителей они не нанимают.

– Меня это не касается, – сказала она без всяких эмоций. – Это не мои дети. Или, может быть, тебя теперь только деньги интересуют? Ты считаешь, что безопасность Пинты можно оценить в лирах?

Он пытался собраться с мыслями, найти доводы, которые могли бы убедить жену. В этом странном разговоре было что-то, чего он не понимал.

Этторе заговорил спокойно и рассудительно.

– Рика, финансовую сторону вопроса мы уже с тобой обсудили. Дела идут – хуже некуда. Как ты думаешь, смогу я осилить еще одну твою нелепую и расточительную затею?

Она уставилась на него с таким выражением, будто смотрела на ненормального.

– Благополучие Пинты – не нелепая расточительность, не картина на стене, не званый ужин и не новое платье. Кроме того, должна тебе заметить, что и Арредо, и Каролине, и даже Турелла уже наняли телохранителей своим детям.

Вот, оказывается, в чем дело! Теперь ситуация прояснилась. Речь шла не только о безопасности Пинты, но и о важном показателе социального статуса. Жена не могла смириться с мыслью, что кто-то подумает, будто они не могут или не хотят быть на уровне со своими конкурентами в обществе. Когда сознательные или подсознательные мотивы желания супруги стали ему понятны, Этторе на миг задумался о том, сколько итальянских промышленников оказались на грани банкротства из-за нелепых предрассудков, которыми было насквозь пропитано итальянское высшее общество.

Рика смотрела на него в упор, и он понял, что наступил критический момент разговора.

– Мы поговорим об этом позже.

Она тут же расслабилась.

– Дорогой, я знаю, как тебе тяжело из-за этих финансовых проблем. Не волнуйся, все так или иначе утрясется, просто я сейчас очень переживаю из-за Пинты.

Он закрыл глаза.

– Так ты поговоришь с Вико? – продолжала Рика. – Он в этих вопросах неплохо разбирается, многим дает полезные советы.

Этторе открыл глаза и резко спросил:

– Ты с ним на эту тему уже говорила?

– Нет, милый, но вчера за обедом Джина сказала мне, что Вико помогал в этом вопросе Арредо. Ведь у него такие обширные связи. Кроме того, Этторе, не забывай, что Мансутти – самые близкие наши друзья. Ты сам мне всегда говорил, что Вико – прекрасный адвокат.

Этторе задумался над словами жены. Может быть, действительно можно найти какой-нибудь выход. Если бы, скажем, Вико дал ей понять, что она носится с совершенно сумасбродной идеей, к его словам она, наверное, отнеслась бы внимательнее, чем к мнению мужа.

Он повернулся и выключил свет. Рика уютно прижалась к нему спиной.

– Так ты поговоришь с Вико, дорогой?

– Поговорю.

Она прижалась к нему еще теснее, довольная одержанной победой и тем, что нашла убедительные доводы. Ей все-таки удалось обдурить его с этой Женевой и сломать его оборону. Надо быть законченным кретином, чтобы согласиться жить среди этих холодных швейцарцев.

Она повернулась к мужу лицом и провела рукой по его телу. Но он уже спал.