"Во имя отца" - читать интересную книгу автора (Квиннел А. Дж.)

Глава 23

Светловолосая кудрявая девушка-гид, проходя между рядами сидений, отдавала обратно паспорта. Огромный серебристо-золотистый туристский автобус выехал с контрольного пункта Чарли в Берлин. У гида было строгое, немного усталое лицо, но она улыбнулась, когда протягивала паспорта пожилой голландской паре. Мужчина был внушительных размеров, с цветущим лицом и круглыми лучистыми глазами. Его супруга была маленькой щупленькой женщиной с застывшей на лице приятной улыбкой. Гиду показалось, что они счастливы друг с другом. Она сказала приветливым голосом:

— Герр и фрау Мелькманн, я надеюсь, вы прекрасно проведете день.

Они посмотрели на нее, и герр Мелькманн ответил:

— Я в этом уверен, ведь у нас такой симпатичный и интеллигентный гид.

Девушка в ответ кивнула головой и пошла по автобусу, обратив еще раз внимание на тот факт, что голландцам на удивление легко даются иностранные языки.

Автобус проехал коротким, но очень насыщенным маршрутом по военным мемориалам Берлина и наконец остановился у музея Пергамон. Пассажиры вышли из автобуса и собрались группой вокруг гида. Был холодный, но ясный день. Девушка объявила, что на пешую программу отведено два часа и к часу дня они уже снова должны быть у автобуса. Если кто-то потеряется, то должен добраться к этому месту сам. Когда группа медленно двинулась в путь, гид заметила, как массивный старик-голландец уходит куда-то в другую сторону. Она остановилась и окликнула его:

— Герр Мелькманн! Вы что, не пойдете с нами?

Голландец обернулся и, глупо улыбнувшись и пожав плечами, сказал:

— Вы знаете, на самом деле я — не большой ценитель искусства. Вообще-то, мы приехали сюда только ради жены. А я, пожалуй, немного развеюсь.

Он направился к бару. Девушка улыбнулась и строго сказала:

— Не позже часа! И будьте осторожны с ребятами, которые предлагают обменять валюту. Это незаконно и строго преследуется.

Голландец послушно кивнул и послал своей жене воздушный поцелуй.

Бар был весь из железа и пластика. За столиками сидело несколько человек. Они вяло взглянули на вошедшего. Из двух динамиков, висевших на стене, раздавалась старая мелодия «Аббы». На бармене была черная кепка. Он с усталым выражением лица протирал стаканы натренированными движениями. Голландец подошел к нему вплотную и сказал:

— Я — герр Мелькманн из Роттердама.

Бармен апатично кивнул и указал на дверь в конце зала. Голландец подошел к ней и нажал на ручку. Кроме карточного стола и двух стульев в комнате ничего не было. Сидевший за столом мужчина раскладывал пасьянс. Он мельком взглянул на голландца и сказал по-русски:

— Закрой дверь и поверни замок.

Вошедший выполнил приказ. Сзади послышался голос:

— И задвинь задвижки.

Мелькманн закрыл верхнюю и нижнюю задвижки и обернулся, чтобы рассмотреть наконец сидевшего за столом мужчину. У него были седые волосы, зачесанные назад без пробора. Широкое лицо заканчивалось тяжелой челюстью и толстыми губами. Он выглядел на пятьдесят с небольшим. На нем был темно-синий костюм и серая рубашка, застегнутая на все пуговицы, но без галстука. Голландец подумал, что никогда не узнал бы этого человека на улице. На мгновение ему даже показалось, что это вовсе не тот человек, с которым он должен был встретиться. Он шагнул вперед и, взглянув на стол, сказал:

— Красная четверка кроет черную пятерку.

Русский вздохнул:

— Я ненавижу людей, поступающих подобным образом.

— А я всегда так поступаю.

— Не сомневаюсь в этом.

Русский смел карты в кучку, затем сложил в колоду и отодвинул ее в сторону. На его руках были заметны пигментные пятна, свидетельствующие о болезни печени.

На стоявшем на столе подносе было два ведерка со льдом. В одном из них — бутылка водки, в другом — бутылка шнапса. Русский встал и протянул руку ван Бурху. Тот пожал ее, сказав:

— Я бы не узнал тебя на улице.

— Я тоже. Ты не похож на священника.

— А ты — на генерал-майора.

Они уселись на свои места. Русский указал на поднос:

— Шнапс голландский.

— Очень мудро, но я, пожалуй, выпью с тобой водки.

Тут русский впервые улыбнулся. Его улыбка как будто осветила комнату. Отвинтив пробку, он спросил:

— Ну что? Отец Питер ван Бурх пришел за своим куском плоти или, может быть, бекона?

Беконный Священник улыбнулся и принял протянутый ему стакан. Он поднял его и торжественно произнес:

— За твои успехи, генерал Салтыков! Ты прошел через многие испытания на своем жизненном пути.

Русский кивнул:

— Ты все еще простой священник? Я-то надеялся выпить как минимум с архиепископом.

Ван Бурх проглотил свою водку одним залпом.

— Архиепископам слишком трудно живется. А у меня веселая работа.

Генерал кивнул:

— Я об этом наслышан.

Он осушил свой стакан и наполнил оба заново. Затем изучающим взглядом посмотрел на ван Бурха, и мысли его вернулись на тридцать девять лет назад.

Шла зима тысяча девятьсот сорок четвертого года. Он был молодым лейтенантом танковых войск. Бои шли в сложной местности, к северо-востоку от Варшавы у деревни Газево, в низинах. Салтыков командовал первым танком, ведя за собой еще шесть по болотистой местности по отмеченным саперами знакам. Командир танковой роты, майор, очень умный человек, находился в последнем танке. Неожиданно машина Салтыкова по гусеницы погрузилась в трясину. Вытащить ее было невозможно. Майор должен был приказать бросить танк, но он искал медалей, а получить их за храбрость ему никогда бы не удалось. Он приказал Салтыкову с экипажем остаться у танка и ждать помощи, которую обещал подослать до ночи. Помощь, конечно же, не прибыла, зато польские партизаны атаковали сразу как стемнело. Все члены экипажа были ранены, и им перерезали глотки. Салтыков был контужен. Его, как офицера, взяли в штаб на допрос. Он знал, что после допроса его ожидала судьба остальных. Но Салтыкову ужасно хотелось жить, и он, как мог, оттягивал момент смерти. На второй день он понял по лицам поляков, что жить ему осталось до рассвета. Ночью к нему пришел священник. Молодой священник, почти того же возраста, что и он сам. Тот сел рядом с Салтыковым, начал говорить с ним, пытаясь хоть немного утешить. Салтыков сказал священнику, что папа римский — извращенец, а Иисус Христос был педерастом. И вообще все это его не волнует: ему все равно умирать и тут уж ничем не поможешь. Они проспорили всю ночь, и в конце концов случилось невероятное — они начали понемногу понимать друг друга. А когда начало светать, молодой священник спросил Салтыкова:

— Ну так что, ты хочешь жить?

Русский ответил, что не стал бы отказываться. Священник аккуратно заметил, что Салтыков будет ему кое-что должен. Максим заявил, что он, как коммунист и атеист, всегда возвращает долги. Священник взял адреса его родителей и других родственников. Два часа спустя Салтыков был освобожден. В своей части его приняли как бежавшего из плена героя. К концу войны он стал одним из самых молодых майоров-орденоносцев в Красной Армии. С тех пор его карьера пошла в гору. Он часто задумывался о том, единственный ли он офицер Красной Армии, спасшийся от смерти с помощью того же священника. Впервые с ним установили контакт в 1953 году, сразу после того, как он стал полковником. Ему прислали короткую записку с поздравлением и напоминанием о Газево. И так после каждого повышения в звании.

И вот сейчас Максим Салтыков, заместитель командующего силами ОВД в Польше, взглянул в глаза Беконному Священнику и спросил:

— Ну так что же?

Беконный Священник откинулся на своем стуле, перевел дыхание и сказал:

— Мне нужно, чтобы ты переправил двух людей из Варшавы в Москву.

— Разумеется, скрытно?

— Ты прав.

Генерал вздохнул, сунул руку в нагрудный карман своего пиджака и извлек оттуда тонкую черную сигару. Он протянул ее ван Бурху, но тот покачал головой. Тогда генерал прикурил от золотой данхилловской зажигалки, глубоко затянулся, поднял подбородок и выпустил дым в потолок. Затем он сухо спросил:

— Кто эти двое? Хотя я, скорее всего, знаю ответ на этот вопрос.

— Мирек Скибор и Аня Крол.

Генерал кивнул и, встав со стула, нервно зашагал. Сердце священника забилось сильнее, когда он увидел, что за спиной Салтыкова есть еще одна дверь. А вдруг за ней стоят люди, готовые вбежать сюда и арестовать его? Но генерал не подошел к той двери. Продолжая ходить по комнате, он заговорил:

— В течение последних дней сотни тысяч моих людей сбились с ног в поисках этой пары. Сегодня утром разбился вертолет, который должен был доставить в приграничную зону взвод спецназа, четырнадцать человек. Это были хорошие солдаты. Мне пришлось отложить важные маневры с четвертью миллиона людей... А сейчас ты сидишь передо мной и спокойно требуешь, чтобы я переправил их в Москву!

Он прекратил ходить и обернулся к ван Бурху. Лицо у него потемнело от ярости, челюсть воинственно выдвинулась, нацелившись на священника.

Прошло некоторое время, и ван Бурх, уперев свой взгляд в стол, спокойно заговорил с разъяренным генералом:

— Салтыков, ты прожил прекрасную жизнь. У тебя отличная жена, два умных и любящих сына, три внука.

Он медленно поднял взгляд и посмотрел в глаза генералу. Его голос ужесточился.

— Салтыков, это я дал тебе эту жизнь. Я подарил счастье твоей жене, жизнь твоим детям, твоим внукам. А ты мне кое-что обещал. Или, может, не помнишь?

В течение нескольких минут они пристально смотрели друг на друга. Первым пришел в себя Салтыков. Он подошел к своему месту, тяжело сел, поставив локти на стол, и, нагнувшись к лицу ван Бурха, спросил:

— Что они должны будут сделать в Москве?

Священник колебался недолго. Он ответил спокойным голосом:

— Этот человек убьет Андропова.

Он ожидал бурной реакции от шокированного услышанным человека, но вместо этого Салтыков просто кивнул и пробормотал:

— Да, это подтверждает то, что я в связи с этим слышал... Но зачем его убивать?

Священник вкратце объяснил сложившуюся ситуацию. Генерал опять кивнул и сказал:

— Идет. То, что Андропова очень волнует нынешний папа римский, известно всем. Но почему вы воспринимаете это так серьезно? Ведь Андропов — ходячий труп. Практически всем в Политбюро известно, что он не протянет больше трех-четырех месяцев.

Священник ответил:

— Нам это прекрасно известно, но мы ожидаем, что покушение на папу произойдет очень скоро. Вероятнее всего, оно будет совершено во время предстоящей поездки папы в Азию. Проанализировав некоторые данные, мы решили, что человек, который придет к власти после Андропова, отменит эту операцию.

Генерал с силой воткнул остатки своей сигары в пепельницу и сказал ван Бурху:

— У вас абсолютно верный прогноз. Андропова сменит Черненко. Он — уже немощный старик. За ним будет Горбачев. После смерти Андропова именно он и его окружение будут дергать за ниточки управления. Это не так уж плохо. Наступит время для нового поколения. Горбачев — не авантюрист, он обязательно отменит операцию, но...

Он замолчал, вздохнул и налил себе еще водки. Священник спросил:

— Что такое?

Генерал направил на него указательный палец.

— Да. Я смогу доставить твоего боевика в Москву... с минимальным риском для самого себя. Но я не могу помочь ему добраться до Андропова. Как, собственно говоря, и ты сам... Лидера Советского Союза оберегают от покушений тысячи людей. А уж теперь, когда он знает все о твоем киллере... Даже я сам не смог бы приблизиться к Андропову без нескольких серьезных проверок и полного обыска. Беконный Священник, я знаю многое о твоей организации и ее возможностях, но эту операцию ты завалишь.

Священник глотнул водки и пожал плечами.

— Если такова воля Божья, то нам придется смириться перед ней... Но ты доставишь их в Москву?

Наступила долгая пауза, затем генерал мрачно ответил:

— Да, я заплачу тебе по счету. Но с определенными условиями.

— С условиями?

— Да. Во-первых, ты должен заверить меня в том, что эти двое ничего не знают о моем участии в этом деле. Ничего!..

— Конечно же, не знают. Кроме меня об этом знает еще один священник, которому я полностью доверяю. Как ты будешь переправлять их в Москву?

После некоторой паузы генерал ответил:

— Это уже мои заботы. Некоторые люди тоже кое-что задолжали мне в свое время. И они пойдут на любой риск, чтобы расплатиться со мной.

Он заново наполнил стаканы и сказал:

— Во-вторых, ты своим настоящим почерком напишешь записку с подписью, в которой укажешь, что я, генерал-майор Максим Салтыков, помог тебе в выполнении этой миссии.

Священник уже держал стакан у рта, но, когда услышал это, рука его чуть дрогнула, выплеснув немного водки на пол.

— Но зачем тебе это?

Генерал широко улыбался.

— Ты — один из немногих, кто может такое понять. Записка будет находиться в очень секретном месте. Если вашему киллеру все же удастся убить Андропова, то однажды она может очень мне пригодиться.

Беконный Священник в сомнении покачал головой и сказал:

— Хитрости русской политики?

Салтыков улыбнулся:

— Да. И мне это чем-то напоминает ватиканские хитрости. Ладно. Твои друзья уже в Варшаве?

— Нет, они прибудут туда только завтра.

— Каким образом?

— Они прибудут поездом из Кракова.

— Даже так?!

— Да, вот так.

Теперь уже русский в сомнении закачал головой. Он собирался спросить, что это означает, но священник подался вперед и рассказал все о специальном поезде. Генерал удовлетворенно кивнул и спросил, куда они должны быть доставлены в Москве. Ван Бурх полез в карман и достал оттуда листок бумаги. Русский прочел запись и вновь кивнул.

— Нет проблем!

Священник усмехнулся:

— Даже так?

— Да, именно так.

— Но все-таки каким образом ты собираешься доставить их в Москву?

Генерал налил еще водки. Бутылка была уже наполовину пуста. Салтыков положил ее обратно в ведерко со льдом и сказал:

— Послезавтра я посылаю тела своих погибших солдат в Москву. Вместо четырнадцати гробов их будет шестнадцать. Твой боевик и монашка увидят только одного загримированного человека и больше ничего, пока не окажутся в своем убежище в Москве. Это — лучший вариант. Для меня, конечно.

Он сунул руку во внутренний карман пиджака и достал золотую паркеровскую ручку и портмоне, из портмоне он вынул листок бумаги и протянул все это ван Бурху.

— Ладно, а теперь пиши записку.

Беконный Священник снял колпачок с ручки и со скрипом написал несколько строчек. Затем он поставил внизу подпись и вернул ручку и бумагу генералу. Русский прочитал записку, и его толстые губы расплылись в самодовольной улыбке. Он помахал бумагой, чтобы чернила просохли, затем аккуратно вложил ее в портмоне, сказав:

— Я заключу с тобой пари, Беконный Священник. Я бьюсь об заклад, что твоему киллеру ничего не удастся.

— А каковы ставки?

Генерал усмехнулся:

— Ящик хорошей русской водки против куска бекона.

Священник улыбнулся и протянул руку генералу. Они обменялись крепким рукопожатием.

Голландец опоздал к автобусу, встретив строгий взгляд гида. Он слегка покачивался, проходя между сиденьями к своему месту. Спустя пару минут гид простила все добродушному массивному голландцу — она услышала, как жена отчитывала его за опоздание. Хотя она говорила по-голландски, но по одному только тону все было ясно. Он в ответ кивал весьма уважительно и покорно. Мелькманн увидел, что гид наблюдает за ними, и заговорщицки ей подмигнул.