"Наследие Скарлатти" - читать интересную книгу автора (Ладлэм Роберт)Глава 4Наступление под Мез-Аргонном вступило в свою заключительную стадию, стадию преследования противника. Операция была частью успешного сражения по прорыву линии Гинденбурга на участке между Седаном и Мезьером. Первая американская армия развернулась по широкому, примерно на двадцать миль, фронту от Регенвиля до Ла-Харазе в Аргоннском лесу. Если бы удалось прорвать основные линии поставок германской армии в этом секторе, генералу Людендорфу пришлось бы просить перемирия. 2 ноября Третий армейский корпус под командованием генерала Роберта Ли Булларда прорвал ряды германцев на правом фланге и не только овладел плацдармом, но взял восемь тысяч пленных. И хотя другие дивизионные командиры ставили эту операцию под сомнение, прорыв Третьего армейского корпуса ускорил подготовку перемирия. А для солдат второй роты четырнадцатого батальона тридцать седьмой дивизии Третьего корпуса поведение второго лейтенанта Алстера Скарлетта стало примером истинного героизма, который в те дни кровавого кошмара был не совсем обычным явлением. Все началось ранним утром. Рота Скарлетта вышла к полю, за которым была небольшая сосновая роща, напичканная немцами, которые отчаянно пытались перегруппироваться, дабы в боевом порядке организованно отойти к следующему рубежу своих боевых укреплений. Чтобы спастись от огня, американцы отрыли три линии неглубоких окопов. Второй лейтенант Скарлетт сделал свой окоп чуть глубже, чем остальные. Капитан второй роты не любил своего второго лейтенанта, поскольку тот умел прекрасно отдавать приказы, но сам выполнял их очень плохо. Более того, капитан подозревал, что лейтенант без энтузиазма отнесся к своему переводу из резервной дивизии в район боевых Действий. Он был настроен против своего второго лейтенанта еще и потому, что во время их совместного пребывания в резерве им непрестанно интересовались старшие офицеры, которые не скрывали своего удовольствия, когда Скарлетт с ними фотографировался. Капитану казалось, что его второй лейтенант слишком уж хорошо проводит время. В то ноябрьское утро он послал его в дозор с особой радостью: – Скарлетт! Возьмите четверых солдат и разведайте позиции немцев. – Вы спятили, – ответил Скарлетт лаконично, – какие позиции? Они улепетывают по всему фронту. – Вы слышали, что я сказал? – Да мне плевать на то, что вы сказали. В дозоре нет никакого смысла. Сидевшие в окопах солдаты слушали разговор двух офицеров. – В чем дело, лейтенант? Поблизости нет ни одного фотографа. Ни одного занюханного полковника, который потрепал бы вас по плечу. Берите четверых и проваливайте. – Заткнитесь, капитан! – Вы отказываетесь выполнять приказ старшего по званию во время боевых действий? Алстер Скарлетт облил презрением своего низкорослого собеседника. – Не отказываюсь. Просто нарушаю субординацию. Веду себя вызывающе, оскорбляю вас, если это слово более понятно... Я оскорбляю вас, потому что считаю вас дураком. Капитан потянулся к кобуре, но Скарлетт мгновенно сжал своей огромной лапищей запястье начальника. – За нарушение субординации в людей не стреляют, капитан. Этого нет в уставе... Я придумал кое-что получше. К чему лишаться еще четверых? – Он повернулся к наблюдавшим за этой сценой солдатам. – Если четверо из вас не жаждут стать мишенями для пуль, я пойду один. Капитан был ошеломлен. Он утратил дар речи. Солдаты были удивлены не меньше, но вместе с восхищением они испытывали и чувство благодарности к лейтенанту. Скарлетт отпустил руку капитана. – Через полчаса я вернусь. Если же нет, полагаю, вам следует дождаться подкрепления. Мы прилично вырвались вперед, тем самым оголив свои фланги. Скарлетт проверил патроны в барабане своего револьвера, обошел капитана и, выйдя на западный фланг, скрылся в заросшем поле. Солдаты перешептывались между собой. Оказывается, они ошибались, думая, что лейтенант такой же, как и его заносчивые друзья. Капитан ругался про себя и искренне надеялся, что его второй лейтенант не вернется. И это полностью совпадало с намерениями Алстера Скарлетта. Его план был прост. Примерно в двухстах ярдах вправо от позиции второй роты он заметил несколько огромных валунов, окруженных деревьями в осеннем уборе. Земля среди валунов была непригодна для посевов, поэтому поля как бы обтекали этот скалистый островок со всех сторон. Кстати, места среди валунов было слишком мало, чтобы там могла укрыться группа, но вполне достаточно для одного или двоих. Туда-то и направился Скарлетт. Ползя через поле, он то и дело натыкался на мертвых пехотинцев. Трупы пробудили в нем какое-то странное чувство: он стал вдруг срывать с них часы, кольца и амулеты. И тут же выбрасывать. Он и сам не понимал, зачем это делает. Он ощущал себя властелином какого-то мифического царства, и трупы были его подданными. Через десять минут он уже не был уверен, что движется в нужном направлении. Он немного приподнял голову, чтобы сориентироваться, увидел кроны деревьев и понял, что убежище уже близко. Быстро перебирая локтями и коленями, он торопливо полз вперед. Неожиданно Алстер очутился у подножия нескольких высоких сосен. Но вовсе не у островка камней, а на краю лесочка, который готовилась штурмовать его рота: он слишком увлекся мертвецами и потому видел только то, что хотел видеть. А небольшие деревья в действительности оказались высокими соснами, ветки которых сейчас раскачивались у него над головой. Он уже собрался ползти обратно в поле, когда заметил примерно в пятнадцати футах от него, чуть левее, пулемет, возле которого, прислонившись спиной к стволу дерева, сидел немецкий солдат. Алстер достал револьвер и замер. Либо немец не видел его, либо был мертв. Дуло пулемета смотрело прямо на Скарлетта. И немец слегка шевельнулся. Еле заметно двинулась его правая рука. Он пытался дотянуться до оружия, но не смог – видимо, он испытывал невыносимую боль. Скарлетт рванулся вперед и навалился на раненого солдата, стараясь производить как можно меньше шума при этом. Он не давал немцу возможности выстрелить или поднять тревогу. Он не воспользовался своим револьвером, а начал душить врага. Тот пытался что-то сказать, но пальцы Алстера уже смыкались на его шее. – Американец! Американец! Я сдаюсь! Он отчаянно жестикулировал растопыренными пальцами. Скарлетт чуть ослабил хватку и тихо спросил: – Что? Что ты хочешь? Он дал немцу возможность приподняться – ровно настолько, насколько позволяла его рана. Солдата оставили умирать за пулеметом: пока его рота отступала, тот должен был отражать атаки противника. Скарлетт отбросил пулемет в сторону, чтобы раненый не мог до него дотянуться, и, настороженно оглядываясь по сторонам, отполз на несколько ярдов в глубь леса. Повсюду были видны следы поспешного бегства. Противогазы, пустые ранцы, даже пулеметные ленты с патронами. Бросали все, что мешало отступлению. Немцы ушли. Алстер Скарлетт поднялся на ноги и зашагал к раненому немецкому солдату, он ясно понимал, что надо делать. – Американец! Отпусти меня. Разреши уйти домой. Лейтенант Скарлетт принял решение. Ситуация была исключительной! Более чем исключительной – идеальной! Пройдет час, а может быть, и больше, пока четырнадцатый батальон подойдет к позициям второй роты. Капитан второй роты Дженкинс проявит чудеса героизма, не даст никому передышки. Вперед! Вперед! Вперед! Но это же его, Скарлетта, шанс! Может быть, они присвоят ему внеочередное звание и произведут в капитаны. Почему бы и нет? Он станет героем. Нет, он к своим не вернется. Скарлетт достал револьвер и, когда немец закричал, выстрелил ему в голову. Потом припал к пулемету и начал строчить. Вначале назад, в тыл немцам, потом направо, потом налево. Треск очередей разносился эхом по лесу, пули впивались в стволы деревьев. А затем Скарлетт направил дуло пулемета в сторону своих. Он нажал гашетку и держал ее, переводя ствол с одного фланга на другой. Напугать их до смерти! Может, прикончить нескольких человек. Кого это волнует? Он обладал смертельной силой. Он наслаждался ею. Он имел на это полное право. Он смеялся. Он снял палец с гашетки и выпрямился. В нескольких сотнях ярдов западнее он видел холмики земли. Скоро он выберется из всего этого дерьма! Внезапно у него возникло ощущение, что за ним следят. Кто-то следит за ним! Он снова достал револьвер и вжался в землю. Послышался какой-то треск. Что это – сломанная ветка, упавший камень?! Он осторожно пополз в лес. Никого. Ну конечно, он позволил воображению взять верх над здравым смыслом. Это ветка упала с дерева, по которому прошлась пулеметная очередь. Никого. Скарлетт настороженно отошел к опушке леса. Он быстро подобрал расплющенную каску мертвого немца и побежал в сторону позиций второй роты. Алстер Стюарт не знал, что за ним действительно наблюдают. Наблюдают внимательно. И с удивлением. Немецкий офицер – на лбу у него запеклась кровь – стоял за широким стволом сосны, скрытый от глаз американца. Он уже собрался было прикончить янки, но вдруг увидел, что тот перенес огонь на своих собственных солдат. На свои войска. Свои собственные войска! Он держал американца под прицелом «люгера», но не хотел убивать. Пока не хотел. Потому что немецкий офицер из всей роты, единственный уцелевший, точно знал, что делает этот американец. Это был тот самый редкий, невероятный случай! То, что требовалось! Пехотный офицер, умело использовавший ситуацию в своих целях и против своих войск! Для него эта битва закончилась, и вдобавок он получит медаль за отвагу. Немецкий офицер не упустит этого американца. Лейтенант Скарлетт был на полпути к позициям второй роты, когда услышал за спиной шум. Он бросился на землю и, осторожно повернувшись в противоположную сторону, стал вглядываться сквозь колышущуюся высокую траву. Никого. Действительно ли никого? В двадцати футах от него ничком лежал труп. Но трупы были повсюду. Этот труп Скарлетт не помнил. Ему запомнились только лица. Он видел только лица. Этого он не помнил. А почему он должен был его запомнить? Трупы повсюду. Как он мог запомнить этот, не видя лица. Здесь, должно быть, несколько дюжин таких. Он их просто не замечал. Он снова позволил разыграться своему воображению! Рассветает. Из леса выйдут звери. Возможно... Он встал в полный рост и пошел к холмикам земли в расположение второй роты. – Скарлетт! Бог мой, это вы? – воскликнул капитан, лежавший в окопе передовой линии. – Вам повезло, что мы не стреляли. В перестрелке погибли Фернальд и Отис! Мы не открывали огонь, потому что вы находились там! Алстер помнил Фернальда и Отиса. Невелика потеря! Он бросил немецкую каску на землю: – А теперь слушайте меня. Одну группу я ликвидировал, но остались еще две. Я знаю, где они располагаются, и могу подавить их. Но вы останетесь здесь! В окопах! Через десять минут после моего ухода открывайте огонь по левому флангу! – Куда вы собираетесь? – испуганно спросил капитан. – Туда, где я могу принести хоть какую-то пользу! Дайте мне десять минут, а потом открывайте огонь. Не прекращайте стрельбу по крайней мере три или четыре минуты, но, ради Бога, стреляйте по левому флангу! Смотрите не прикончите меня. Мне необходим отвлекающий маневр. Он внезапно замолчал и, прежде чем капитан успел вымолвить слово, вновь направился в поле. Оказавшись в высокой траве, Скарлетт пополз от одного трупа к другому, снимая с безжизненных голов каски. Собрав пять касок, он залег и стал ждать стрельбы. Капитан сделал свое дело. Как тогда, перед началом сражения при Шато-Тьерри. Через четыре минуты огонь прекратился. Скарлетт встал и побежал в расположение роты. Когда он появился, размахивая над головой касками, солдаты разразились приветственными возгласами. Даже капитан, чья обида и злость растворились в восхищении, присоединился к солдатам. – Черт бы вас побрал, Скарлетт! Это самый смелый поступок, какой я видел на войне! – Ну, это уж слишком, – возразил Скарлетт с невиданной до того скромностью. – Мы расчистили центр и левый фланг, но справа еще осталась парочка фрицев. Пойду выкурю их. – Вам незачем идти туда. Пусть удирают. Вы сделали более чем достаточно. Капитан Дженкинс изменил свое мнение об Алстере Скарлетте. – Если вы не возражаете, сэр, мне кажется, я должен пойти. – Что вы имеете в виду? – Мой брат... его звали Ролли. Фрицы убили его восемь месяцев назад. Позвольте мне прикончить их, и вы овладеете плацдармом. Алстер Скарлетт скрылся в поле. Он точно: знал, что делает. Несколько минут спустя американский лейтенант подполз к скале, окруженной валунами и кустарником. Он ждал, когда вторая рота предпримет штурм соснового лесочка. Он прислонился к шершавому камню и посмотрел в небо. И в этот момент началось. Солдаты подбадривали себя громкими криками: вдруг попадутся отступающие враги? Раздались беспорядочные выстрелы: кое у кого дрогнули на спусковом крючке пальцы. Когда рота достигла леса, началась стрельба залпами. Они палят в покойников, думал Алстер Скарлетт. А он был сейчас в полной безопасности. Для него война закончилась. – Стой на месте! – произнес голос с сильнейшим немецким акцентом. – Не шевелись! Скарлетт потянулся к пистолету, но голос, раздавшийся сверху, был весьма выразительным. Дотронься он до пистолета – и тут же будет убит. – Вы говорите по-английски? – Это было единственное, что пришло на ум лейтенанту Скарлетту. – Сравнительно неплохо. Не двигайся! Мой пистолет нацелен тебе в голову... В то же самое место, в которое ты послал пулю капралу Крюгеру. Алстер Скарлетт замер. Значит, там действительно кто-то был! И он его слышал!.. Труп в поле! Но почему немец не убил его? – Я делал то, что должен был делать. – И вновь это было единственное, что в данную минуту мог придумать Скарлетт. – Не сомневаюсь. Как не сомневаюсь и в том, что у тебя не было выбора, кроме как открыть огонь по своим войскам... У тебя очень странное представление о своем предназначении в этой войне, не находишь? Скарлетт начинал понимать. – Эта война закончилась. – Я окончил высшее военное заведение в Берлине и имею ученую степень по специальности «военная стратегия» так что прекрасно отдаю себе отчет в том, что наше поражение неизбежно... После прорыва линии близ Мезьера у Людендорфа не останется выбора. – Тогда зачем убивать меня? Немецкий офицер вышел из-за большого валуна и остановился перед Алстером Скарлеттом. Его пистолет по-прежнему был нацелен американцу в голову. Скарлетт увидел молодого широкоплечего человека и сразу же сообразил, что они похожи. Немец был высокого роста, как Скарлетт, такой же самоуверенный и с такими же, как у него, ярко-голубыми глазами. – Ради Бога, мы же можем выбраться из этого ада! Зачем губить жизнь нас обоих или даже одного из нас... Я могу помочь, вы понимаете? – Действительно можешь? Скарлетт взглянул на человека, в чьей власти теперь оказался. Он знал, что не должен молить о пощаде, не должен выказывать слабость. Он должен оставаться спокойным и не терять присутствия духа. – Слушайте меня... Если вас возьмут в плен, вы окажетесь в лагере вместе с тысячами других. Это в том случае, если вас не расстреляют. Очутись я на вашем месте, я бы не стал полагаться на какие бы то ни было офицерские привилегии. Пройдут недели, месяцы, может быть, год или даже больше, прежде чем займутся вашим делом! Прежде чем вас освободят! – И вы в состоянии что-то сделать? – Да, черт возьми, могу! – А чего ради вы станете стараться? – Я хочу выбраться из этого!.. И вы хотите того же!.. Если бы вы этого не хотели, я бы уже был покойником... Мы нужны друг другу. – Что вы предлагаете? – Вы – мой пленник. – Вы что думаете, я спятил? – Оставьте себе свой пистолет! Возьмите из моего все патроны... Если кто-то нам встретится – я веду вас на допрос в тыл. Потом мы достанем вам одежду... Если доберемся до Парижа, я дам вам денег. – Каким образом? Алстер Скарлетт самоуверенно усмехнулся. То была усмешка богача. – Это мое дело... У вас есть иной выбор? Убейте меня – и вы уже пленник. А может, и покойник. И у вас не так много времени... – Встать! Руки на скалу! Скарлетт подчинился. Немецкий офицер вынул из кобуры его револьвер и вытряхнул из него патроны. – Повернись! – Меньше чем через час сюда придут остальные. Мы были в авангарде, но не очень-то оторвались. Немецкий офицер взмахнул рукой, в которой держал пистолет. – В полутора километрах отсюда есть несколько крестьянских домов. Пошевеливайся! Левой рукой он бросил Скарлетту его револьвер без патронов. Они быстро пошли через поле. На севере артиллерия начала свой утренний обстрел. Сквозь облака прорвалось солнце и разогнало туман. Примерно в миле на юго-запад виднелось несколько домов. Амбар и два небольших каменных строения. Чтобы добраться до поросшего густой травой луга, надо было пересечь широкую пыльную дорогу. Пастбище было обнесено забором, правда, сейчас скота не было и в помине. Из трубы самого большого дома струился дымок. Кто-то развел огонь, а это означало, что кто-то готовит пищу и наслаждается теплом. У кого-то еще оставались припасы. – Может, зайдем в эту лачугу? – предложил Алстер. – Нет! Здесь скоро пройдут ваши войска. – Да ради Бога, нам надо найти вам одежду! Неужели это не понятно? Немец щелкнул предохранителем своего «люгера», поставив его на боевой взвод: – Вы непоследовательны. Мне казалось, вы предлагаете провести меня в тыл – в глубокий тыл – через ваши линии. Якобы для допроса... Проще было бы убить вас прямо сейчас. – Нам обязательно надо раздобыть одежду! Вы только представьте: я один конвоирую немецкого офицера! Да первый же встречный капитан сразу сообразит, как можно этим воспользоваться! Или же какой-нибудь майор, или полковник, мечтающий выбраться с фронта... Такое уже бывало. Мне просто прикажут передать вас им с рук на руки, и все на этом закончится... А будь вы в штатском, мне будет намного проще. Сейчас всюду царит неразбериха! Немецкий офицер медленно взвел курок и в упор посмотрел на лейтенанта. – Вы что, действительно хотите, чтобы для вас война закончилась? В каменном доме был лишь старик – глухой, бестолковый, напуганный визитом странной пары. Американский лейтенант держал в руке незаряженный пистолет и делал вид, будто конвоирует немца. Он приказал старику принести еды и найти одежду – любую одежду для его «пленника». Поскольку Скарлетт едва говорил по-французски, он повернулся к немцу: – Почему бы вам не сказать ему, что мы оба немцы? Что мы в ловушке, пытаемся прорваться сквозь линии заграждения! Любому французу известно, что немцы бегут по всему фронту. Немецкий офицер улыбнулся. – Я уже сказал. Но он перепугался еще больше... Между прочим, он сказал, что так сразу и подумал. А знаете почему? – Почему? – Он сказал, что от нас за версту воняет бошами. Старик, возившийся у открытой двери, вдруг выбежал наружу и на подгибающихся ногах затрусил в поле. – Боже праведный! Остановите его! Остановите его, черт возьми! – завопил Скарлетт. Немецкий офицер уже держал свой пистолет в руке. – Не волнуйтесь! Нам так или иначе пришлось бы его убрать. Он помог нам принять решение. Прозвучали два выстрела. Старик упал, молодые противники посмотрели друг на друга. – Как мне называть вас? – спросил Скарлетт. – Моим настоящим именем... Штрассер. Грегор Штрассер. Оба офицера без труда прошли через оборонительные рубежи союзников. Бросок американской армии из Ренвилля был стремительным и неотвратимым. Но он окончательно нарушил связь между войсками и командованием. По крайней мере, так казалось Алстеру Скарлетту и Грегору Штрассеру. В Реймсе парочка натолкнулась на горстку грязных, измученных и голодных солдат – это было все, что осталось от Семнадцатого корпуса французов. В Реймсе не возникло никаких проблем: в ответ на все вопросы французы лишь пожимали плечами. Они двинулись на запад, в направлении Билль-Коттерье. Дороги на Эпернэ и Мо были забиты прибывающим подкреплением и обозами с продовольствием. Пусть другие болваны ложатся под пули, думал Скарлетт. Ночью они вошли в предместья Билль-Коттерье и, сокращая путь, направились через поле к небольшой роще. – Отдохнем здесь несколько часов, – сказал Штрассер, – и не пытайся сбежать. Я не собираюсь спать. – Ты спятил, приятель! Ты нужен мне не меньше, чем я тебе!.. Одинокий американец, болтающийся в сорока милях от своей роты, а рота, между прочим, на фронте! Думай головой! – Ты говоришь очень убедительно, но я не такой идиот, как наши одряхлевшие имперские генералы. Я не пропускаю мимо ушей пустые, пусть даже убедительные аргументы. Я слежу за своими флангами. – Устраивайся. От Коттерье до Парижа добрых шестьдесят миль, и еще неизвестно, во что мы можем влипнуть. Надо поспать... лучше, если мы будем делать это по очереди. – Так точно! – презрительно рассмеялся Штрассер. – Ты говоришь, как еврейский банкир из Берлина: «Ты делай то, а мы сделаем это. И не спорь, пожалуйста». Спасибо за совет, американец, нет. Я не буду спать. – Как скажешь, – пожал плечами Скарлетт, – теперь я начинаю понимать, почему вы, ребята, проиграли войну. Скарлетт повернулся на бок. – Вы упорствуете из упрямства. Несколько минут они молчали. Наконец Штрассер тихо проговорил: – Мы не проиграли войну. Нас предали. – Ну конечно! Патроны были холостые, а ваша артиллерия стреляла по своим. Я уже сплю. Немецкий офицер продолжал спокойно, словно размышляя вслух: – Во многих патронах не оказалось пороха. Многие винтовки и пулеметы оказались непригодными к использованию... По дороге из Билль-Коттерье проехали несколько грузовиков, за ними тянулись повозки, запряженные лошадьми. Фары машин исполняли причудливый танец – вверх-вниз, вверх-вниз. В лесу завыл какой-то зверь, издали доносились крики солдат-караульных. Опять эти глупые бараны, думал Алстер Стюарт. – Эй, Штрассер, что происходит? – Скарлетт повернулся к коллеге-дезертиру. – Что? – Штрассер клевал носом и за это злился на себя. – Ты что-то сказал? – Просто хотел, чтобы ты знал: я запросто мог бы сейчас тебя оглушить и уйти... Я спросил, что происходит. Я имею в виду, что будет с вами?.. Я знаю, что ждет нас. Надо полагать, парады. А вас? – Никаких парадов. Никаких празднеств... Слезы. Взаимные упреки. Пьянство... Многих казнят. Это можно сказать наверняка. – Кого? Кого казнят? – Среди нас есть предатели. Их найдут и уничтожат без всякой жалости. – Вы безумцы! Я и раньше говорил, что вы безумцы, а сейчас знаю точно! – А как, по-вашему, нам надо поступить? Вы еще незаражены. Но все впереди!.. Большевики у наших границ, уже идет инфильтрация. Они сожрут нас изнутри, мы начнем гнить. И евреи! Евреи в Берлине наживут на этой войне миллионы. Поганые еврейские спекулянты! Сегодня семиты продают нас, завтра наступит ваша очередь. Евреи, большевики, вонючие маленькие человечки! Мы все – их жертвы и не понимаем этого. Мы сражаемся друг против друга, вместо того чтобы объединиться и ударить по ним! Алстер Стюарт сплюнул... Сына Скарлатти не интересовали проблемы быдла. И быдло его не интересовало. И тем не менее он был обеспокоен. Штрассер не быдло. Высокомерный германский офицер ненавидел заурядных людишек так же, как и он сам. – Ну и что вы станете делать, когда расправитесь с этими людьми? Будете изображать из себя владык гор? – Многих гор... Очень многих гор. Скарлетт отодвинулся от немецкого офицера. Но не закрыл глаза. – Очень многих гор... Алстер Скарлетт никогда не помышлял о власти. Скарлатти сколачивали миллион за миллионом, но Скарлатти не обладали властью. Тем более сыновья Скарлатти. Они никогда не будут править... Элизабет ясно дала это понять. – Штрассер? – Да? – Кто эти люди? Твои люди... – Преданные, могущественные. Их имена нельзя произносить вслух... Они восстанут из пепла поражения и объединят элиту Европы. Скарлетт повернулся на спину и взглянул на небо. Сквозь низкие серые облака сверкали звезды. Яркие точки на черно-сером фоне. – Штрассер? – Что? – Куда ты пойдешь? Я имею в виду, когда все кончится. – В Гайденхайм. Там живет моя семья. – Где это? – Между Мюнхеном и Штутгартом. – Немецкий офицер смотрел на странного рослого американского дезертира. Дезертира, убийцу, помощника и сообщника своего врага. – Завтра ночью мы будем в Париже. Я дам тебе денег. Они хранятся в Аржане у одного надежного человека. – Спасибо. Алстер Скарлетт сменил положение. Прямо перед глазами у него была чудесно пахнущая земля. – Значит... Штрассер, Гайденхайм. И это все? – Это все. – Придумай мне имя, Штрассер. – Что ты имеешь в виду? Придумать тебе имя? – Именно это. Имя, которым я назовусь, когда у меня появится возможность вступить с тобой в контакт. Штрассер на мгновение задумался. – Что ж, очень хорошо, американец. Давай подберем тебе имя, которое тебе трудно будет забыть. Крюгер. – Кто? – Крюгер – капрал Генрих Крюгер, которому ты выстрелил в голову под Мез-Аргонном. 10 ноября в три часа пополудни вступил в силу приказ о прекращении огня. Алстер Стюарт Скарлетт купил мотоцикл и отправился в обратный путь, во вторую роту четырнадцатого батальона. Он прибыл в месторасположение батальона и стал разыскивать свою роту. Это оказалось непросто. Лагерь был набит пьяными солдатами всевозможных родов войск. На следующий день после объявления перемирия армию поразил массовый алкоголизм. За исключением второй роты. Во второй роте проходила церковная служба. Поминовение павшего в бою товарища. Лейтенанта американских экспедиционных сил Алстера Стюарта Скарлетта. Скарлетт с интересом наблюдал службу. Капитан Дженкинс сдавленным голосом прочитал прекрасный заупокойный псалом и повел своих подчиненных на молитву. – Отче наш на небесах... – Некоторые солдаты плакали в голос. Жалко портить такое зрелище, подумал Скарлетт. В его наградном листе, в частности, говорилось: «...уничтожив в одиночку три пулеметные точки противника, он установил месторасположение четвертой, которую также уничтожил, и тем самым спас жизнь многих солдат союзников. Он не вернулся с этой операции и был сочтен погибшим. Однако до самого приказа о прекращении огня девиз второго лейтенанта Скарлетта был боевым кличем второй роты. „За старину Ролли!“ – эти слова вселяли ужас в сердца врагов. Милостью Божьей второй лейтенант Скарлетт присоединился к своим боевым товарищам на следующий день после объявления перемирия. Изможденный и ослабевший, он вернулся к славе. Согласно приказу президента, он награждается...» |
||
|