"Путь к сердцу" - читать интересную книгу автора (Лафой Лесли)

Глава 6

Мадди не помнила, чтобы ей когда-нибудь в жизни приходилось так мерзнуть. Трудно было определить, какое теперь время дня: все то же мутно-серое небо тянулось куда-то за пределы бесконечности. Минуты проходили одна за другой, болезненное покалывание в руках и ногах казалось почти невыносимым, и в конце концов Мадди утратила всякую чувствительность. Она даже не попыталась сохранять видимость стоической выносливости и беспрерывно хлюпала носом. Зато ее конвоир держался так, словно над головой у него сияло ясное небо, дул легкий приятный ветерок и вокруг пели птички. Мадди сдвинула брови и уже хотела пожелать бравому служаке отправиться прямиком в ад, однако решила, что такая судьба была бы на грани благодеяния, поскольку в аду скорее всего сухо и тепло.

— Я проезжал здесь года два назад, — заговорил Ривлин, прерывая долгое молчание, — и помню, что где-то поблизости расположена заброшенная ферма. Тогда от нее немного оставалось, а теперь, может, и вообще ничего нет, но думаю, нам стоит поискать это место — если повезет, у нас появится шанс хоть немного обсохнуть.

Часть крыши фермы действительно обрушилась, а дверь повисла на единственной проржавевшей петле. Соломенные циновки, которыми некогда закрывали окна, частично унесли ветры прерии, частично уничтожили грызуны, однако в качестве сравнительно сухого убежища среди окружающей пустоты это помещение вполне годилось.

Ривлин повесил промокшие одеяла на. нижнюю балку, убив таким образом одним выстрелом двух зайцев: одеяла отгораживали часть хижины, над которой уцелела крыша, и одновременно сохли у хорошо разгоревшегося огня.

Поверх огня он наблюдал за своей спутницей. Мадди уселась, скрестив ноги, прямо на грязный пол и глядела на огонь, на котором кипели два котелка, изо всех сил стараясь сдерживать дрожь. Ривлин не представлял себе, насколько промерзла Мадди, пока не стал снимать с нее наручники. Кожа ее была ничуть не теплее металла, и он почувствовал укол совести: ему стоило заранее подумать, что эти чертовы железки отнимают у женщины последние силы. Однако когда он посоветовал Мадди снять отсыревшую одежду, она его не послушалась.

Упрямая баба, подумал Ривлин, наклонившись, чтобы помешать их вечернее жаркое. Когда с этим было покончено, он бросил листочки чая и кусочки высушенной лимонной корки в кипящую воду, а потом, прихватив обшлагами рубашки котелок с мясом, сдвинул его с огня. И тут Мадди произнесла наконец несколько слов — первых с той минуты, как они спешились:

— Вкусно пахнет.

— А вот это согреет вас изнутри. — Ривлин достал из седельной сумки бутылку и вылил добрую долю виски в чай. — Прекрасное средство от простуды, — заметил он, добавляя туда сахар.

Он перемешал содержимое котелка, дал ему настояться и разлил по кружкам. Мадди взяла свою с глубоким вздохом.

— Ну разве что для чисто медицинских целей.

— Исключительно, — заверил Ривлин, размышляя о том, сколько виски стоило добавить в чай, чтобы Мадди его почувствовала, но не опьянела, а хотя бы решилась все-таки снять промокшее платье. Его ни в малой мере не устраивала мысль о том, что заключенная пострадает от переохлаждения — это запятнало бы его послужной список. — Там еще что-нибудь осталось?

Ривлин растерянно поднял голову. Мадди держала в руке пустую кружку, с надеждой глядя на него. Налив ей еще порцию, он предупредил:

— Пейте помедленнее, иначе как бы вас не развезло.

Мадди, кивнув, сделала глоток, и Ривлину сразу стало ясно, что она не поняла предупреждения.

— Виски действует как бы исподтишка, через некоторое время после того, как вы пропустили стаканчик…

Мадди снова кивнула и сделала еще один глоток. Ривлин молча вздохнул. Оставалось только надеяться, что она будет достаточно трезва к тому времени, как мясо будет готово.

Огонь весело потрескивал, и Ривлин подложил в него еще несколько обломков свалившихся с крыши досок.

— Я не раз слышала, как люди превозносят действие горячего пунша, — заговорила Мадди чуть погодя. — Теперь я понимаю, почему у них сложилось столь высокое мнение об этом напитке. Он весьма сильно влияет на самочувствие.

Ривлин поднял голову и увидел, что Мадди улыбается, глядя в кружку.

— Согрелись? — спросил он, заранее зная ответ.

— О да, еще как! — Сняв шляпу, Мадди положила ее рядом с собой. — Я бы даже сказала, что мне чересчур тепло. — Она сунула палец под воротник плаща, расстегнула верхнюю пуговицу, потом посмотрела на Ривлина. — Прошу прощения, но у меня не остается иного выхода, как говорить с вами напрямик.

— О чем? — Он высоко поднял брови. Мадди глубоко вздохнула:

— Вода промочила мои мокасины и чулки, попала мне за воротник пальто и намочила рубашку. Я могу высушить одежду, только сняв пальто и разувшись.

Ривлин постарался спрятать улыбку. Медленно наклонив голову, он заметил:

— Хочу напомнить — я уже предлагал вам так поступить.

— Да, но тут есть некая проблема, — возразила Мадди. — Мне бы не хотелось, чтобы вы приняли мои действия… словом, если я сниму часть одежды, мне бы не хотелось, чтобы вы истолковали это как молчаливое приглашение…

— Я останусь по свою сторону от очага.

Мадди склонила голову набок и, испытующе сощурив глаза, посмотрела на Ривлина:

— Даете слово?

— Полагаю, я уже доказал, что могу быть джентльменом, когда хочу.

Она продолжала размышлять, но чуть погодя уголки ее губ приподнялись, а глаза озорно сверкнули — видимо, сказалось выпитое виски.

— А если вам не захочется быть джентльменом? Что тогда?

— Тогда все летит к чертям.

Мадди негромко засмеялась:

— Об этом нетрудно догадаться. У вашей матери, должно быть, хватало хлопот с воспитанием.

— Да, она кое-что говорила об этом… Так вы намерены поверить в мое самообладание или так и будете сидеть в мокрой одежде всю ночь?

— Ну… до известной степени. — Мадди снова засмеялась и показала свою пустую кружку. — Если вы нальете мне еще чашечку вашего дивного чая, я стану более покладистой.

Принимая от нее кружку, Ривлин подумал, что, будь у него душа пожестче, он без труда мог бы воспользоваться неопытностью и доверчивостью девушки.

— Почему бы нам не оставить чуть-чуть на потом? — предложил он, отставляя кружку в сторону.

Теперь улыбка не сходила с лица Мадди. Она сняла пальто, и от этого движения рубашка туже обтянула ее груди.

— Кстати о еде, — произнес Ривлин, потянувшись за жестяными тарелками. — Вы, наверное, здорово проголодались?

— Теперь, когда мне не угрожает смерть от холода, я чувствую, что умираю с голоду.

— Не одно, так другое, — усмехнулся он, раскладывая жаркое по тарелкам и исподтишка наблюдая за тем, как Мадди разувается. Когда она протянула босые ноги к огню, пошевелила пальцами и вздохнула, Ривлин был вынужден набрать побольше воздуха в грудь и напомнить себе о присяге.

— Расскажите мне о ваших мокасинах, — попросил он. — Вы сшили их сами?

— Это подарок одного из моих старших учеников. — Мадди приняла у Ривлина тарелку и откинулась спиной к стене хижины. — Было холодно, и он решил, что мне стоит обзавестись обувью потеплее, чем те опорки, в которых я ходила.

— Достопочтенный Уинтерс не позаботился снабдить вас приличными башмаками?

Мадди снова вздохнула:

— Достопочтенный пытался приобрести их для меня, но в очередных партиях товара подходящей обуви не доставили. У меня была пара ботинок, в которых я приехала из Айовы, но на одном ботинке сломался каблук и их нельзя было носить.

— Понимаю. Как же вас угораздило сломать каблук? Торопились в суд с жалобой?

— Колотила ногой в дверь.

— Что?

Мадди улыбнулась, и он понял, что его изумление доставило ей радость.

— Я же вам говорила, что могу быть настойчивой, если захочу.

Ривлин постарался сохранить серьезность.

— Расскажите поподробнее.

— Сначала фургон с товарами прибыл в агентство, — начала она. — Запах протухшего мяса любой почувствует за час до того, как его привезут, можете быть уверены. Я пришла в агентство заявить протест и обнаружила, что старший Фоли спрятался, запер дверь и отказывался ее открыть. Мне надоело стучать и взывать к его совести, поэтому я и пнула дверь ногой. Каблук сломался, но никто не обратил внимания на мою странную походку, когда я промаршировала через всю контору. Я, со своей стороны, не заметила посетителя Фоли и высказала что хотела, даже постучала кулаком по крышке письменного стола и расшвыряла бумаги для большей убедительности.

Ривлин расхохотался:

— Держу пари, вы произвели неизгладимое впечатление на присутствующих.

— Они просто окаменели. Я была вполне довольна собой, но, увы, не могла похвалиться, что чего-то добилась, — только высказала свое возмущение, вот и все.

— Вы подобрали каблук и взяли с собой, когда уходили?

Улыбка на лице Мадди сменилась выражением досады.

— Билл поднял его и вручил мне, а я запустила им в Тома Фоли. Каблук угодил его дружку прямо в лоб…

— Я бы дорого заплатил, чтобы увидеть это представление.

— Последний акт прошел не слишком успешно — трудно удалиться с достоинством, если вы потеряли один каблук. Потом я попробовала приладить на его место деревяшку, но у меня ничего не вышло. Достопочтенный Уинтерс заказал для меня несколько пар новых ботинок, но когда они наконец прибыли, у меня уже были мокасины и я не пожелала снова засовывать ноги в эти маленькие кожаные камеры пыток. Вам когда-нибудь доводилось видеть пальцы женщины, которая годами носила модную обувь?

Понимает ли она, что перешла границы дозволенного? Леди никогда не упоминают в разговоре некоторые части тела и тем более не обсуждают подобных вопросов с джентльменами, даже в самой общей форме.

— Могу себе вообразить, — дипломатично ответил Ривлин.

— У большинства женщин просто уродливые пальцы, — продолжала Мадди. — Перекрещенные один с другим и скрюченные. Стопы совершенно деформированы.

Ривлин взглянул вниз.

— Вы, кажется, избежали такой судьбы.

Мадди снова пошевелила пальцами.

— Отнюдь не благодаря леди-филантропкам, уверяю вас, — заявила она с вызовом. — Эти дамы делали все от них зависящее, чтобы изувечить меня.

— А вы сопротивлялись любой их попытке, не так ли?

— Именно так. — Мадди быстро проглотила кусочек мяса. — Потому они и отправили меня в Оклахому. — Что-то не совсем понятно.

— Меня считали неблагодарной и дерзкой, — пояснила она. — Все были уверены, что я плохо кончу из-за моего недостойного поведения и нежелания быть услужливой и покладистой, вот и отослали в резервацию.

Некоторое время они ели молча, потом Ривлин медленно проговорил:

— Похоже, мне не слишком по душе эти ваши добрые леди.

— О, их репутация всегда была выше подозрений. Во имя Господа они спускались со своих пьедесталов, чтобы наставлять нас, жалких уродов, а мы должны были стремиться стать похожими на них.

— Но не стали. — Ривлин внимательно поглядел на нее. — Почему?

Мадди независимо передернула плечами.

— Я была недостаточно высокой, чтобы смотреть на кого-то сверху вниз, разве что на малых ребятишек.

Ривлин кивнул, что, видимо, означало согласие.

— При вашем неотъемлемом стремлении к борьбе вы скорее всего без обиняков дали понять добрым дамам, что вы о них думаете? — уверенно спросил он.

В ответ Мадди лишь усмехнулась, — А они отплатили вам за вашу честность тем, что отправили вас в забытое Богом захолустье.

— Мое пребывание в Оклахоме не было столь ужасным, как им казалось, — возразила она, и с каждым словом голос ее звучал все оживленнее. — Достопочтенный Уинтерс настаивал, чтобы я непременно ела три раза в день. Я никогда раньше не ела так часто. И я провела там первое в моей жизни настоящее Рождество. Уинтерс подарил мне черную материю, а шить я научилась на уроках рукоделия. Это было первое в моей жизни новое платье! Такое красивое… День своего рождения я тоже впервые отпраздновала там. Дату мы выбрали произвольно, потому что я не знаю точно, когда родилась, но это ничего не значило. Я испекла пирог с изюмом, а Уинтерс подарил мне черный капор, чтобы я его нс-сила с моим новым платьем. Во многих отношениях выходит так, что, отправив меня на край света, леди-благотворительницы сделали единственное в своей жизни доброе дело. Я чувствовала себя в Оклахоме такой счастливой! — Спохватившись, Мадди добавила негромко: — К тому же, когда со мной стряслась беда, я никого не вываляла в грязи.

Ривлин подумал про себя, что пока знает историю жизни Мадди только с одной стороны — от нее самой. Возможно, дамы-благотворительницы порассказали бы о ней такое, от чего у него волосы встали бы дыбом. И все-таки, несмотря на такое одностороннее изложение, Ривлину хотелось, чтобы Мадди могла вспоминать прошлое в более радужном свете, поэтому он заговорил, осторожно выбирая слова:

— Мне кажется, вам не стоило бы рассматривать вашу беду как падение, если учесть, что в сложившихся обстоятельствах вы просто не могли обойтись без порции свинца.

Мадди посмотрела на разделяющий их занавес из одеял, и глаза ее потемнели.

— Они заявили, что я должна была прибегнуть к помощи закона, а не действовать как судья, присяжный и палач в одном лице.

— Кто это «они»?

— Духовенство.

Мадди продолжала есть, но уже без прежнего аппетита.

Проклятые благодетели человечества!

— Просто они не побывали в вашем положении, — серьезно заметил Ривлин. — Не их дело судить вас и ваше решение. Я на вашем месте поступил бы точно так же.

Мадди чуть не уронила тарелку; дыхание ее участилось, она смотрела на Ривлина с таким облегчением, что на него это подействовало почти как физическое прикосновение. Он вдруг понял, что оказался первым, кто хотя бы попытался понять, почему она застрелила Калеба Фоли.

— Вы убили бы его? Это правда?

— Возможно, не сделал бы этого так легко и безболезненно, как вы, — сначала он бы дорого заплатил за содеянное.

— Хотела бы я, чтобы вы были в числе присяжных во время суда надо мной, Килпатрик, — с невеселой улыбкой произнесла Мадди.

— Вы подавали апелляцию по поводу приговора? Просили назначить новый состав суда?

— Какой в этом прок — ведь у меня нет свидетелей…

Итак, она покорилась своей судьбе. Отчего-то Ривлину вспомнились глухие заунывные звуки погребального колокола, и это причинило ему душевную боль, которую он не мог объяснить.

— Скажите, Килпатрик, — неожиданно спросила Мадди, собирая ложкой с тарелки остатки картошки. — Вам доводилось кого-нибудь убить… до Мэрфи?

Ривлин догадывался, почему она задала этот вопрос. Какая-то часть его души хотела солгать, но он этого не сделал.

— Я давным-давно потерял счет тем, кто принял смерть от моей руки.

— Они являются вам в ночных кошмарах?

— Только один. — Сет Хоскинс. — Но он уже давно не посещал меня. — Ривлин уставился на грязный пол, пытаясь захлопнуть двери памяти, чтобы не видеть перед собой глаза Сета и не чувствовать ужасную тяжесть вины, от которой сжималась грудь и кровь отливала от сердца.

— Скажите, как вам удалось избавиться от его визитов?

Ривлин глубоко вздохнул и сосредоточил все свое внимание на женщине, которая сидела напротив него по ту сторону очага.

— Я заключил с ним сделку, — медленно ответил он и поднял глаза. — До тех пор, пока я придерживаюсь принятых на себя обязательств, он оставляет меня в покое.

Мадди облизнула губы, и Ривлин, догадываясь, о чем она хочет спросить, покачал головой.

— Нет. Вам нет нужды заключать сделку, Мадди Ратледж. Вы не совершали ошибок, которые надо исправлять. В следующий раз, когда этот сукин сын явится вам во сне, пошлите его к дьяволу, перевернитесь на другой бок и продолжайте спать.

Мадди грустно улыбнулась, закрыла глаза и прислонилась головой к дощатой стене.

— Хотела бы я, чтобы это получалось так просто.

— Предоставьте дело времени.

— Вас не клонит в сон от выпитого?

Выпитого… Ривлин вспомнил, медленно выдохнул воздух из легких, поднял уже остывший котелок с чаем и разлил оставшееся в две кружки.

— Напоследок, — произнес он и легонько потер донышком кружки красивые ровные пальцы ее ножки.

Мадди открыла глаза, лениво усмехнулась и взяла кружку.

— Я вовсе не хочу, чтобы это вошло в привычку, — сказал Ривлин, когда Мадди устроилась у все еще красных углей очага, держа кружку в ладонях. — Виски начинает управлять вашей жизнью, если вы ему это позволяете, а то, от чего вы хотите убежать, снова с вами, едва вы протрезвеете.

Мадди сделала глоток и с интересом поглядела на своего спутника.

— Это звучит как результат горького опыта.

— Не стану отрицать — что было, то было.

— Чувство необычайно приятное — словно тебя завернули в теплейшее, мягчайшее одеяло, — тихо сказала Мадди. — Теперь я понимаю, почему дамы-благотворительницы были такими ярыми противницами крепких напитков. К слову сказать, они были противницами всего, что может принести радость и развеселить. Им не нравилось, когда мы смеялись. Они твердили, что часы бодрствования мы должны проводить в молитвах, умоляя Господа о прощении, а заслужить прощение — весьма трудная задача… — Она негромко рассмеялась.

— Да, я это знаю.

Мадди заметила в его тоне нотки грусти, и ей стало слегка не по себе. Это она виновата, она и ее неуместные вопросы. Он постарался сделать ей приятное, а она отплатила тем, что вызвала у него тревожные воспоминания о прошлом…

— Пойду приведу лошадей и заодно наберу еще дров. — Ривлин встал. — А вы, пока я буду этим заниматься, приготовьте место для сна.

Мадди кивнула и молча смотрела, как он двигается за занавесом из одеял. Сухое пространство в их лачуге занимало примерно двадцать пять квадратных футов, посредине горел огонь. Мадди ни секунды не сомневалась, что Ривлин не позволит ей спать, не приковав к себе наручником за запястье. Этот непреложный факт наряду с ограниченностью пространства означал, что спать им придется совсем рядом.

Мадди взглянула на одеяла, оберегающие тепло в их убежище. Достаточно ли они высохли, чтобы спать под ними? И если так, снимет ли их Килпатрик с балки? Тепло тогда попросту улетучится в пространство. А если они так и останутся висеть, отгораживая сравнительно теплый уголок, им придется использовать вместо одеял плащи. Сомнительный барьер от физической близости.

Впрочем, ей ничего не оставалось, как только мириться с обстоятельствами. Теплое, мягкое одеяло алкоголя так уютно обволакивало. Мадди хотелось лишь одного: спать. Надо бы парочку минут отдохнуть, тогда она, может быть, что-то придумает с их обустройством.

Мадди опустила голову на грудь и закрыла глаза. Вскоре она почувствовала прикосновение металла к правому запястью. Второе кольцо сомкнется вокруг левого запястья Килпатрика, она это знала точно. Рука, в которой держат оружие, останется свободной. Мадди открыла глаза и увидела Ривлина рядом: он сидел спиной к стене. Стало заметно теплее; огонь весело плясал, охватывая подложенные в него дрова. Вот ее конвоир наклонился и накинул ей на ноги пальто.

Она снова закрыла глаза. Ей тепло, удобно и безопасно — чего еще желать от жизни?