Лафонтен ЖанБасни

ЛАФОНТЕН ЖАН

Басни

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Издание полного собрания басен Лафонтена давно составляет потребность русской переводной литературы. Басни Лафонтена принадлежат не одной только французской литературе, - они представляют собою одно из великих явлений литературы всемирной. 3начение их не в одних только гениальных литературных достоинствах, но и в том также, что они представляют читателю в аллегорических образах практическую мудрость всех народов: Лафонтен широкою рукой черпал содержание для своих басен, как это ясно из примечаний к ним, не из воображения своего, но главным образом из произведений классического мира (Эзоп, Федр), из произведений индийской и арабской мудрости (Бидпай, Локман) и незначительной частью из старинной французской литературы, носящей на себе печать привлекательного древнегалльского юмора

Издатель приложил все старания, чтобы достойно представить русскому просвещенному обществу "французского Гомера", как Тэн называет Лафонтена. Многочисленные великолепные рисунки, известного прекрасными изображениями животных, французского художника Эженя Ламбера, сделанные, когда уже Лафонтен, был иллюстрирован Гранвилем и позже Доре, не только соперничают с эффектными рисунками последнего художника, но и превосходят их большею реальностью изображений.

1. Стрекоза и Муравей

(La Cigale et la Fourmi)

Попрыгунья Стрекоза

Лето красное пропела;

Оглянуться не успела,

Как зима катит в глаза.

Помертвело чисто поле;

Нет уж дней тех светлых боле,

Как под каждым ей листком

Был готов и стол, и дом.

Все прошло: с зимой холодной

Нужда, голод настает;

Стрекоза уж не поет:

И кому же в ум пойдет

На желудок петь голодный!

Злой тоской удручена,

К Муравью ползет она:

"Не оставь меня, кум милый!

Дай ты мне собраться с силой,

И до вешних только дней

Прокорми и обогрей!"

"Кумушка, мне странно это:

Да работала ль ты в лето?"

Говорит ей Муравей.

"До того ль, голубчик, было?

В мягких муравах у нас

Песни, резвость всякий час,

Так что голову вскружило".

"А, так ты..." - "Я без души

Лето целое все пела".

"Ты все пела? это дело:

Так поди же, попляши!"

И. Крылов

Содержание басни заимствовано у Эзопа. Она имеется также в сборнике Бабрия (III в. по Р. X.), собравшего и рассказавшего простым народным языком в стихах многие Эзоповы басни и, вероятно, писавшего басни самостоятельно. Позже басня эта вызвала множество подражаний как у латинских, так и у многих французских предшественников Лафонтена. На русский язык, кроме Крылова, ее переводили Хемницер и Сумароков. - Руссо в своем "Эмиле" осуждал эту басню, как "учащую детей жестокости"; но, конечно, Лафонтен хотел только осудить беспечность и леность и показать их последствия.

2. Ворона и Лисица

(Le Corbeau et le Renard)

Уж сколько раз твердили миру,

Что лесть гнусна, вредна; но только всё не впрок,

И в сердце льстец всегда отыщет уголок.

Ворона и Лисица

Вороне где-то Бог послал кусочек сыру;

На ель Ворона взгромоздясь,

Позавтракать-было совсем уж собралась,

Да позадумалась, а сыр во рту держала.

На ту беду Лиса близехонько бежала;

Вдруг сырный дух Лису остановил:

Лисица видит сыр, Лисицу сыр пленил.

Плутовка к дереву на цыпочках подходит;

Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит,

И говорит так сладко, чуть дыша:

"Голубушка, как хороша!

Ну что за шейка, что за глазки!

Рассказывать, так, право, сказки!

Какие перышки! какой носок!

И, верно, ангельский быть должен голосок!

Спой, светик, не стыдись! Что, ежели, сестрица,

При красоте такой и петь ты мастерица,

Ведь ты б у нас была царь-птица!"

Вещуньина с похвал вскружилась голова,

От радости в зобу дыханье сперло,

И на приветливы Лисицыны слова

Ворона каркнула во все воронье горло:

Сыр выпал - с ним была плутовка такова.

И. Крылов

То же содержание в баснях Эзопа и Федра, а также в многочисленных им подражаниях, из которых замечательнейшее-в известном средневековом (XII в.) романе о Лисице. Руссо находит басню, как и предыдущую, не нравственной, учащей самой низкой лести. Крылов придал басне, как и предыдущей, русский народный характер.

3. Лягушка и Вол

(La Grenouille qui veut se faire aussi grosse que le Boeuf)

Лягушка, на лугу увидевши Вола,

Затеяла сама в дородстве с ним сравняться:

Она завистлива была

И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться.

"Смотри-ка, квакушка, что, буду ль я с него?"

Подруге говорит. "Нет, кумушка, далёко!"

"Гляди же, как теперь раздуюсь я широко.

Ну, каково?

Пополнилась ли я?" - "Почти что ничего".

"Ну, как теперь?" - "Все то ж". Пыхтела да

пыхтела

И кончила моя затейница на том,

Что, не сравнявшися с Волом,

С натуги лопнула и - околела.

Пример такой на свете не один:

И диво ли, когда жить хочет мещанин,

Как именитый гражданин,

А сошка мелкая, как знатный дворянин.

И. Крылов

Содержание басни заимствовано у Федра. В измененном виде эту басню рассказывает Гораций в конце одной из своих сатир.

Лягушка и Вол

4. Два Мула

(Les deux Mulets)

Два Мула шли дорогою одной:

Один-с овсом, другой-с казной.

Последний, ношею тщеславясь драгоценной,

Расстаться ни за что б не захотел с мешком;

Звеня привешенным звонком,

Он плавно выступал походкою надменной,

Когда разбойники вдруг, на его беду,

Откуда ни возьмись, прельщенные деньгами,

Его схватили за узду.

Вот Мул уж окружен врагами

И, защищаяся, ударами сражен,

Вздыхает, жалуется он:

"Увы! Такую ли я ждал себе награду?

Опасности избег товарищ мой,

Меж тем как гибну я - попавшийся в засаду!"

"Приятель, - Мул сказал другой,

Грозят опасности тому, кто высоко поставлен.

Ты был бы от беды избавлен,

Будь ты, как я, лишь мельника слугой".

О. Чюмина.

Сюжет заимствован у Эзопа и Федра.

5. Воля и Неволя

(Le Loup et le Chien)

Волк, долго не имев поживы никакой,

Был тощ, худой

Такой,

Что кости лишь одни да кожа.

И Волку этому случись

С Собакою сойтись,

Которая была собой росла, пригожа,

Жирна,

Дородна и сильна.

Волк рад бы всей душой с Собакою схватиться,

И ею поживиться;

Да полно для того не смел,

Что не по нем была Собака,

И не по нем была бы драка.

И так, со стороны учтивой подошел;

Лисой к ней начал подбиваться:

Ее дородству удивляться

И всячески ее хвалить.

"Не стоит ничего тебе таким же быть",

Собака говорит, - "как скоро согласишься

Идти со мною в город жить.

Ты будешь весь иной, и так переродишься,

Что сам себе не надивишься.

Что ваша жизнь и впрямь? Скитайся все, рыщи,

И с горем пополам поесть чего ищи:

А даром и куском не думай поживиться:

Все с бою должно взять!

А это на какую стать?

Куда такая жизнь годится?

Воля и неволя

Ведь посмотреть, так в чем душа-то право в вас!

Не евши целы дни, вы все как испитые,

Поджарые, худые!

Нет! то-то жизнь-то, как у нас!

Ешь не хочу!-всего, чего душа желает!

После гостей

Костей, костей;

Остатков от стола, так столько их бывает,

Что некуда давать!

А ласки от господ, уж подлинно сказать!"

Растаял Волк, услыша весть такую,

И даже слезы на глазах

От размышления о будущих пирах.

"А должность исправлять за это мне какую?"

Спросил Собаку Волк. "Что? должность? ничего!

Вот только лишь всего:

Чтоб не пускать на двор чужого никого,

К хозяину ласкаться,

И около людей домашних увиваться!"

Волк, слыша это все, не шел бы, а летел;

И лес ему так омерзел,

Что про него уж он и думать не хотел;

И всех волков себя счастливее считает.

Вдруг на Собаке он дорогой примечает,

Что с шеи шерсть у ней сошла.

"А это что такое,

Что шея у тебя гола?"

"Так, это ничего, пустое".

"Однако нет, скажи".-"Так, право ничего.

Я чаю

Это оттого,

Когда я иногда на привязи бываю".

"На привязи? - тут Волк вскричал,

Так ты не все живешь на воле?"

"Не все. Да полно, что в том нужды?" - Пес

сказал.

"А нужды столько в том, что не хочу я боле

Ни за что всех пиров твоих:

Нет, воля мне дороже их;

А к ней на привязи, я знаю, нет дороги!"

Сказал, и к лесу дай Бог ноги.

Хемницер.

Содержание заимствовано у Эзопа и Федра. Хемницер ту же мысль и почти в той же форме выразил в другой басне: "Западня и птичка".

6. Лев на ловле

(La Genisse, la Chevre et la Brebis en societe avec Le Lion)

Собака, Лев да Волк с Лисой

В соседстве как-то жили,

И вот какой

Между собой

Они завет все положили:

Чтоб им зверей сообща ловить,

И что наловится, все поровну делить.

Не знаю, как и чем, а знаю, что сначала

Лиса оленя поимала

И шлет к товарищам послов,

Чтоб шли делить счастливый лов:

Добыча, право, недурная!

Пришли, пришел и Лев; он, когти разминая

И озираючи товарищей кругом,

Дележ располагает

И говорит: "Мы, братцы, вчетвером".

И начетверо он оленя раздирает.

"Теперь давай делить! Смотрите же, друзья:

Лев на ловле

Вот эта часть моя

По договору;

Вот эта мне, как Льву, принадлежит без спору;

Вот эта мне за то, что всех сильнее я;

А к этой чуть из вас лишь лапу кто протянет,

Тот с места жив не встанет".

И. Крылов.

Крылов несколько изменил басню Лафонтена, заменив персонажей у последнего: телку, козу и овцу - хищными собакой, волком и лисицей. Лафонтен следовал в своем рассказе Эзопу и Федру, но критика справедливо находила странным сообщество льва с нехищными животными и дележ между ними пищи, в которой ни телка, ни коза, ни овца не нуждались. В старинном романе о Лисице, как и у Крылова, сообщниками в охоте и дележе взяты лев, волк и лисица. Кроме Крылова, басню переводили Хемницер ("Львиный дележ") и Тредьяковский ("Лев, телица, коза и овца"), сохранив неизмененным и содержание, и персонажей Лафонтеновой басни, а также Державин, заменив персонажей Лафонтена Медведем, Лисой и Волком.

7. Карман

(La Besace)

Однажды объявил Юпитер всемогущий:

- Пускай все то, что дышит и живет,

К подножью моему предстанет в свой черед.

E если чем-либо в природе, им присущей,

Хотя один доволен не вполне

Пусть безбоязненно о том заявит мне:

Помочь беде согласен я заране.

По праву слово Обезьяне

Предоставляю я. Взгляни

На остальных зверей, наружность их сравни

Карман

С твоею собственной. Довольна ль ты собою?

- "А почему же нет?

Я не обижена судьбою!

Она промолвила в ответ.

И, кажется, ничем других не хуже.

А вот в Медведе все настолько неуклюже,

Что братцу моему дала бы я совет,

Чтоб он не дозволял писать с себя портрет!

Тут выступил Медведь,-но от него напрасно

ждали жалоб;

Найдя, что сам сложен прекрасно он,

Глумился он над тем, как безобразен Слон:

-Вот уши уменьшить кому не помешало б,

Прибавив кое что к хвосту!

Не лучше в свой черед отнесся Слон к Киту:

На вкус его тот слишком был громаден.

А Муравей, в сужденьях беспощаден,

Нашел, что Клещ чрезмерно мал,

(Себя же самого гигантом он считал).

Так, выслушав всех нелицеприятно,

Довольный, отослал Юпитер их обратно.

Но люди более всего

Явились тут в суждениях нелепы,

Себе прощая все, другим же-ничего...

Мы к собственным порокам слепы,

А для грехов чужих имеем рысий взгляд.

Всех на один и тот же лад

Нас мастер вылепил: свои изъяны

Подалее от глаз

Мы прячем, в задние карманы,

Грехи же ближнего мы носим напоказ.

О. Чюмина.

Сюжет-у Эзопа и Федра, а также в басне латинского поэта IV в. по Р. X. Руфия Феста Авиана (Simia et Jupiter).

8. Ласточка и Птички

(L'Hirondelle et les petits Oiseaux)

Летунья Ласточка и там, и сям бывала,

Про многое слыхала,

И многое видала,

А потому она

И боле многих знала.

Пришла весна,

И стали сеять лен. "Не по сердцу мне это!

Пичужечкам она твердит.

-Сама я не боюсь, но вас жаль; придет лето,

И это семя вам напасти породит,

Произведет силки и сетки,

И будет вам виной

Иль смерти, иль неволи злой;

Страшитесь вертела и клетки!

Но ум поправит все, и вот его совет:

Слетитесь на загон и выклюйте все семя".

"Пустое!-рассмеясь, вскричало мелко племя.

Как будто нам в полях другого корма нет!"

Чрез сколько дней потом, не знаю,

Лен вышел, начал зеленеть,

А Птичка ту же песню петь:

"Эй, худу быть! еще вам, Птички, предвещаю:

Не дайте льну созреть;

Вон с корнем! или вам придет дождаться лиха!"

"Молчи, зловещая вралиха!

Вскричали Птички ей.

Ты думаешь легко выщипывать все поле!"

Еще прошло десяток дней,

А может и гораздо боле;

Лен вырос и созрел.

"Ну, Птички, вот уж лен поспел;

Ласточка и птички

Как хочете меня зовите,

Сказала Ласточка, - а я в последний раз

Еще пришла наставить вас:

Теперь того и ждите,

Что пахари начнут хлеб с поля убирать,

А после с вами воевать:

Силками вас ловить, из ружей убивать

И сетью накрывать;

Избавиться такого бедства

Другого нет вам средства,

Как дале, дале прочь. Но вы не журавли,

Для вас ведь море край земли;

Так лучше ближе приютиться,

Забиться в гнёздышко, да в нем не шевелиться".

"Пошла, пошла! других стращай

Своим ты вздором!

Вскричали Пташечки ей хором.

А нам гулять ты не мешай!"

И так они в полях летали, да летали,

Да в клетку и попали.

Всяк только своему рассудку вслед идет:

А верует беде не прежде, как придет.

Дмитриев.

Сюжет заимствован у Эзопа.

9. Городская и полевая Крысы

(Le Rat de ville et le Rat de champs)

Однажды Крыса городская

На пир к себе землячку позвала.

Землячка ж та была

Провинциалка - Крыса полевая.

Вот гостья в барский дом является на зов.

Там в зале, на ковре французском,

Хозяйка ждет ее. Обед уже готов,

И счету нет всем яствам и закускам.

Какая роскошь! подлинно что рай!

С господского стола за месяц все объедки,

Приберегла хозяйка для соседки

Что хочешь, то и выбирай!

Тут, насказав любезностей несчетно,

И весело болтая всякий вздор,

Уселись Крысы на ковер

И принялись за яства беззаботно.

Вдруг слабый шум раздался у дверей...

Хозяйка взвизгнула, кричит: "Беги скорей!"

И в угол шмыг; за нею гостья следом.

Но вскоре шум замолк, и потчевать обедом

Хозяйка гостью снова начала.

"Пойдем, - промолвила она,

Теперь все тихо, слава Богу!"

А гостья ей в ответ:

"Нет, милая, прощай! Хоть вкусен твой обед,

А мне пора в дорогу.

Прошу теперь ко мне: я ем не на коврах,

И редких блюд таких в деревне не бывает,

Зато в обеде мне никто уж не мешает,

И радостей моих не прерывает страх".

Г-т.

Содержание этой Эзоповой басни искусно рассказано также в одной из сатир Горация. На русский язык она, как и предшествующие 2, 3, 4 и 5, отдаленно переведена Сумароковым, вообще охотно перелагавшим басни Лафонтена.

Городская и полевая Крысы

10. Волк и Ягненок

(Le Loup et l'Agneau)

У сильного всегда бессильный виноват:

Тому в Истории мы тьму примеров слышим,

Но мы Истории не пишем;

А вот о том как в Баснях говорят.

Ягненок в жаркий день зашел к ручью напиться;

И надобно ж беде случиться,

Что около тех мест голодный рыскал Волк.

Ягненка видит он, на добычу стремится;

Но, делу дать хотя законный вид и толк,

Кричит: "Как смеешь ты, наглец, нечистым

рылом

Здесь чистое мутить питье

Мое

С песком и с илом?

За дерзость такову

Я голову с тебя сорву".

"Когда светлейший Волк позволит,

Осмелюсь я донесть, что ниже по ручью

От Светлости его шагов я на сто пью;

И гневаться напрасно он изволит:

Питья мутить ему никак я не могу".

"Поэтому я лгу!

Негодный! слыхана ль такая дерзость в свете!

Да помнится, что ты еще в запрошлом лете

Мне здесь же как-то нагрубил:

Я этого, приятель, не забыл!"

"Помилуй, мне еще и отроду нет году",

Ягненок говорит. "Так это был твой брат".

"Нет братьев у меня".- "Так это кум иль сват

И, словом, кто-нибудь из вашего же роду.

Волк и ягненок

Вы сами, ваши псы и ваши пастухи,

Вы все мне зла хотите

И, если можете, то мне всегда вредите,

Но я с тобой за их разведаюсь грехи".

"Ах, я чем виноват?"-"Молчи! устал я слушать,

Досуг мне разбирать вины твои, щенок!

Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать".

Сказал и в темный лес Ягненка поволок.

И. Крылов.

Сюжет заимствован у Эзопа и Федра. Кроме Крылова, басню эту переводили на русский язык также Тредьяковский, Сумароков и Державин.

11. Человек и его Изображение

(L'Homme et son Image)

Герцогу де Ларошфуко.

Жил некто; сам себя любя,

И без соперников, на диво

Считал красавцем он себя,

Найдя, что зеркала показывают криво.

И счастлив был, гордясь собой,

Он в заблуждении упрямом.

Представлены услужливой судьбой,

Советники, столь дорогие дамам,

Напрасно перед ним являлися гурьбой

Повсюду зеркала: в окне у фабрикантов,

На поясе у модниц и у франтов,

Во всех домах! И вот, страшась зеркал,

Что делает Нарцисс?- бежит в уединенье.

Но там ручей прозрачный протекал.

Разгневанный, в недоуменьи,

В струях свое он видит отраженье

И прочь бежит от светлого ручья,

Но сожаленье затая:

Настолько тот ручей заманчив и прекрасен.

Смысл этой басни очень ясен:

Тот, кто в себя без памяти влюблен

Души подобье нашей он,

А зеркала-чужие заблужденья;

Нам образ наш являют зеркала

В правдивом воспроизведенье.

Ручей же, чья вода светла

Составленное в назиданье

Полезных "правил" мудрое собранье.

О. Чюмина.

Сюжет басни принадлежит самому Лафонтену. Герцог Франсуа де Ларошфуко (1613-1680) был другом и покровителем Баснописца. В конце басни Лафонтен намекает на его книгу "Reflexions et Maximes morales", вышедшую первым изданием в 1666 году. Предполагают, что сама идея басни внушена Лафонтену рисунком на заглавном листе этой книги. На этом рисунке изображен нагой Амур, срывающий с лица бюста Сенеки маску вместе с прикрепленным к ней лавровым венком и с сардоническою улыбкою указывающий пальцем на обезображенную угрызениями совести фигуру философа. На пьедестале бюста надпись: Quid vetat.

12. Стоглавый и стохвостый Драконы

(Le Dragon a plusiers tetes et le Dragon a plusiers queues)

У императора посланник падишаха

(Гласит предание) держал себя без страха,

И силы сравнивал обеих их держав.

Тут немец вымолвил, слова его прервав:

- У князя нашего есть многие вассалы,

Владенья чьи воистину не малы,

И каждый, в силу данных прав,

Своею властию, на помощь господину

Способен выставить наемную дружину.

Но рассудительно сказал ему чауш1 :

- Я знаю, кто и сколько душ

Здесь может выставить, и это очень живо

Напоминает мне рассказ,

В котором все хоть странно, но правдиво.

Из-за ограды как-то раз

Дракон предстал мне стоголовый,

На жертву броситься готовый.

Смертельным ужасом томим,

Я чувствовал, что кровь моя застыла в жилах;

Но страхом я отделался одним:

Достать меня он был не в силах.

Об этом думал я, когда Дракон другой

Стохвостый, но зато с одною головой,

Явился мне. Затрепетал я снова,

Увидев, как прошла сперва

В отверстие Дракона голова,

Путь проложив затем для остального.

Ваш господин - даю в том слово

Подобье первого, а мой-второго.

О. Чюмина.

13. Осел и Воры

(Les Voleurs et l'Ane)

Украв вдвоем Осла, сцепилися два Вора.

"Он мой!" - кричит один. "Нет, мой!"

В ответ ему вопит другой.

До драки вмиг дошла их ссора:

Гремит по лесу шумный бой,

Друг друга бьют они без счету и без толку;

А третий Вор меж тем, подкравшись втихомолку,

Схватил Осла за холку

И в лес увел с собой.

Не так же ль точно часто поступают

Державы сильные со слабою страной?!

Из-за нее заводят спор между собой,

Одна другую в битвах поражают,

И обе ничего не достигают;

А третий кто-нибудь без шума и хлопот

Добычу их себе берет.

Г-т.

Сюжет заимствован у Эзопа. В басне Лафонтен делает намек на владевшую тогда вниманием всей Европы борьбу Священной Римской Империи с Турцией из-за Семиградской области. На русский язык басня переведена Сумароковым ("Воры и Осел").

14. Предостережение богов

Симониду

(Simonide, preserve par les Dieux)

Перехвалить нельзя, хваля

Богов, любовницу и короля,

Сказал Малерб. Согласен с этим я,

И это правило всегда блюсти нам надо:

Лесть и спасет, и охранит.

Но вот как в древности платили боги

За похвалы. Однажды Симонид

Атлета восхвалить хотел в высоком слоге;

Но, рассмотрев поближе свой сюжет,

Увидел, что почти в нем содержанья нет.

О чем писать? Родители Атлета

Совсем неведомы для света:

Отец его - лишь скромный мещанин,

Для песнопения предмет ничтожный;

Известен лишь Атлет один.

И вот Поэт, сказав о нем, что лишь возможно,

Отвлекся в сторону: поставил

В пример всем доблестным борцам

Кастора и Поллукса, их прославил,

Да так, что похвала сим славным близнецам

Две трети заняла в создании Поэта

И только треть осталась для Атлета.

Когда Атлет прочел стихотворенье,

Он не обещанный талант Поэту дал,

А только треть одну; причем сказал,

Что за другие две вознагражденье

Дать Симониду те должны,

Кому они посвящены.

"Но все ж тебя я угостить желаю,

Прибавил тут Атлет; - приди на пир в мой дом,

Куда я избранных сегодня приглашаю:

В кругу друзей, родных мы время проведем".

Согласен Симонид. Быть может, он страшился,

Чтоб также и похвал, как денег, не лишился.

На славу праздник был:

Всяк веселился, ел и пил.

Вдруг подошел слуга к Поэту торопливо

И заявил, что у ворот

Два незнакомца ждут его. И вот

Пошел Поэт, а за столом шумливо,

Меж тем, все гости пьют, едят,

И тратить время не хотят.

Те незнакомцы - были близнецами,

Воспетыми его стихами.

Из благодарности за похвалы его

Они ему велели удалиться

Скорее с пиршества того:

Атлета дом был должен обвалиться.

Пророчеству свершиться суждено;

Подгнивший потолок внезапно обвалился

На пиршественный стол, на яства, на вино,

На головы гостей; пир грустно прекратился.

Чтоб совершилась месть полней

За оскорбление Поэта

Сломало балкой ноги у Атлета,

И искалеченных гостей

Спешили унести скорей.

Об этом случае прошла молва повсюду,

Дивился всяк такому чуду,

И вдвое начали ценить

Стихи певца, любимого богами.

И каждый добрый сын был рад ему платить,

Как можно более, чтоб предков восхвалить

Его стихами

Я возвращаюсь к теме. Я сказал,

Что лучше не жалеть похвал

Нам для богов; к тому ж для Мельпомены

Нет униженья торговать стихом,

И следует при том

Искусству нашему знать цену.

От высших милость - честь для нас;

Олимпу некогда был друг и брат - Парнас.

Ф. Зарин.

Басня заимствована у Федра, а также у Цицерона. Симонид - греческий поэт (558-468 до Р. X.), от которого сохранились незначительные отрывки; известны его элегии, лирических же стихотворений, восхваляющих атлетов, от него не осталось.

15. Смерть и Несчастный

(La Mort et le Malheureux)

Один Несчастный каждый день

Звал Смерть к себе, в надежде облегченья.

Он говорил: "Прерви мои мученья!

Приди за мной, возлюбленная тень!"

Не отказала Смерть ему в услуге;

И вот открылась дверь, идет к нему она.

Но, увидав ее, он закричал в испуге:

"Что вижу я! Уйди! Ты мне страшна!

При взгляде на тебя кровь в жилах леденеет,

Могильным холодом твое дыханье веет!

Не подходи!

О Смерть! о Смерть! Уйди!"

Вельможный Меценат, проживший столь беспечно,

Сказал: хотел бы жить я вечно

Как нищий, жалкий и больной,

Но только б жить! до сени гробовой

Я жизни буду более чем рад!

"О Смерть, не приходи!" Так все тебе твердят.

Ф. Зарин,

Эзоп разработал эту тему иначе, как ясно из следующей басни. Я написал свою, желая дать содержанию более общий характер. Но некто показал мне, что я поступил бы несравненно лучше, придержавшись оригинала, что я пропустил одну из прекраснейших черт, подмеченных Эзопом. Это заставило меня исправить мою ошибку. Нам не превзойти древних; на нашу долю они оставили лишь славу хороших последователей. Но я присоединяю мою басню к басне Эзопа не потому, что она заслуживает этого, но из-за прекрасного, находящегося в ней, имени Мецената, которое так идет к содержанию басни; я не счел себя вправе выбросить его. Приводимые в басне слова приписываются Меценату Сенекою.

Лафонтен.

16. Крестьянин и Смерть

(La Mort et le Bucheron)

Набрав валежнику порой холодной, зимней,

Старик, иссохший весь от нужды и трудов,

Тащился медленно к своей лачужке дымной,

Кряхтя и охая под тяжкой ношей дров.

Нес, нес он их и утомился,

Остановился,

На землю с плеч спустил дрова долой,

Присел на них, вздохнул и думал сам с собой:

"Куда я беден, Боже мой!

Нуждаюся во всем; к тому ж жена и дети,

А там подушное, боярщина, оброк...

И выдался ль когда на свете

Хотя один мне радостный денек?"

В таком унынии, на свой пеняя рок,

Зовет он Смерть: она у нас не за горами,

А за плечами.

Явилась вмиг

И говорит: "Зачем ты звал меня, старик?"

Увидевши ее свирепую осанку,

Едва промолвить мог бедняк, оторопев:

"Я звал тебя, коль не во гнев,

Чтоб помогла ты мне поднять мою вязанку".

Из басни сей

Нам видеть можно,

Что как бывает жить ни тошно,

А умирать еще тошней.

И. Крылов.

Заимствовано у Эзопа (см. предыдущее примечание), - на русский язык эту басню, кроме Крылова, переводили Тредьяковский, Сумароков, Державин, Хвостов.

17. Мужчина средних лет и его две Возлюбленные

(L'Homme entre deux ages et ses deux Maitresses)

Мужчина средних лет, заметив седину,

Которая в кудрях его блистала,

Решил, что для него избрать себе жену

Теперь как раз пора настала.

Он был владельцем капитала,

А потому

Мог выбирать: понравиться ему

Желали все. Он не спешит однако:

Ведь дело здесь касалось брака.

Две вдовушки приобрели права

Над сердцем зрелого поклонника и чувством.

Была моложе первая вдова,

Но старшая была одарена искусством

Восстановлять успешно то,

Что было у нее природой отнято.

И обе вдовушки исправно,

Среди веселья, смеха и услад,

Его на свой причесывали лад,

И голову притом намыливали славно.

Меж тем как старшая из них по волоску,

Своих корыстных целей ради,

Все темные выдергивала пряди,

Другая седину щипала бедняку.

Жених, оставшись лыс, заметил эту штуку.

- Спасибо, - молвил он, - красотки, за науку.

Пусть вами я ощипан наголо,

Зато в другом мне повезло:

О свадьбе мы отложим попеченье.

Которую б из вас ни выбрал я женой

Она по-своему вертеть захочет мной.

Ценой волос купил я избавленье,

И голове плешивой в прок

Пойдет, красотки, ваш урок!

О. Чюмина.

Сюжет заимствован у Эзопа и Федра. На русском языке отдаленный перевод Сумарокова.

18. Лисица и Аист

(Le Renard et la Cigogne)

Лиса, скупая от природы,

Вдруг хлебосолкою затеяла прослыть.

Да только как тут быть,

Чтоб не вовлечь себя в излишние расходы?

Вопрос мудрен - решит его не всяк,

Но для Лисы такой вопрос пустяк:

Плутовка каши жидкой наварила,

Ее на блюдо тонко наложила,

И Аиста зовет преважно на обед.

На зов является сосед,

И оба принялись за поданное блюдо.

Ну, кашка, хоть куда! Одно лишь худо,

Что Аист есть так не привык:

Он в блюдо носом тык да тык,

Но в клюв ему ни крошки не попало;

А Лисанька меж тем в единый миг

Всю кашу языком слизала.

Вот Аист в свой черед,

Чтоб наказать Лису, а частью для забавы,

Ее на завтра ужинать зовет.

Нажарил мяса он, сварил к нему приправы,

На мелкие кусочки накрошил

И в узенький кувшин сложил.

Меж тем Лиса, почуяв запах мяса,

Пришла голодная, едва дождавшись часа,

И ну, что было сил,

Давай вокруг стола юлить и увиваться

И щедрости сосуда удивляться.

Но лесть ей тут не помогла:

По клюву Аисту кувшин пришелся впору,

У гостьи ж мордочка чресчур была кругла...

Лисица и Аист

И жадная Кума ни с чем, как и пришла,

Поджавши хвост, к себе убралась в нору.

Г-т.

Заимствовано у Федра. Была переведена Сумароковым ("Лисица и Журавль").

19. Учитель и Ученик

(L'Enfant et le Maitre d'ecole)

Шалун великий, Ученик,

На берегу пруда резвяся, оступился,

И в воду опустясь, ужасный поднял крик.

По счастию за сук он ивы ухватился,

Которая шатром

Нагнула ветви над прудом.

На крик Ученика пришел его Учитель,

Престрогий человек и славный сочинитель.

"Ах, долго ли тебе во зло употреблять

Мое примерное терпенье?

Воскликнул педагог. - Не должно ль наказать

Тебя за шалости, дурное поведенье?

Несчастные отец и мать! жалею вас!

Ну как пойдешь ты мокрый в класс?

Не станут ли тебе товарищи смеяться?

Чем здесь в пруду купаться,

Учил бы лучше ты урок.

Забыл ты, негодяй, мои все приказанья;

Забыл, что резвость есть порок!

Достоин ты, весьма достоин наказанья;

И, ergo, надобно теперь тебя посечь".

Однако же педант не кончил этим речь,

Учитель и Ученик

Он в ней употребил все тропы и фигуры

И декламировал, забывшись до того,

Что бедный ученик его,

Который боязлив и слаб был от натуры,

Лишился вовсе чувств, как ключ пошел на дно.

Без разума ничто учение одно.

Не лучше ль мне поторопиться

Помочь тому, кто впал от шалости в беду?

За это ж с ним браниться

И после время я найду.

Измайлов.

Заимствована из сборника басен на арабском языке, относящегося к XII или XIII веку и известного под названием "Locman". По арабскому мифическому сказанию Локман был мудрец, живший до Магомета. Басня рассказана также у Рабле (в "Гаргантюа и Пантагрюель"). На русский язык басня переведена также Сумароковым ("Учитель и Ученик").

20. Петух и Жемчужное Зерно

(Le Coq et la Perle)

Навозну кучу разрывая,

Петух нашел Жемчужное зерно

И говорит: "Куда оно?

Какая вещь пустая!

Не глупо ль, что его высоко так ценят?

А я бы, право, был гораздо боле рад

Зерну ячменному: оно не столь хоть видно,

Да сытно".

Петух и жемчужное зерно

Невежи судят точно так:

В чем толку не поймут, то всё у них пустяк.

И. Крылов.

Заимствовано у Федра. На русской язык, кроме Крылова, басню переводили Тредьяковский, Сумароков, Хвостов.

21. Шершни и Пчелы

(Les Frelons et les Muches a miel)

По мастерству и мастер нам знаком.

Нашлись оставленные кем-то соты,

E рой Шершней, корыстные расчеты

Лелявший тайком,

Их объявил своими смело.

Противиться им Пчелы стали тут,

И вот, своим порядком в суд

К большой Осе перенесли все дело.

Но как постановить в той тяжбе приговор?

Свидетели согласно утверждали:

Близ сотов все они видали

С давнишних пор

Жужжащих, длинных насекомых,

Крылатых и весьма напоминавших Пчел;

К несчастию, любой из признаков знакомых

К Шершням бы также подошел.

Стремясь пролить возможно больше света,

Оса и Муравьев к допросу привлекла.

Увы! Не помогло и это!

Взмолилась тут одна Пчела:

"Помилосердствуйте! Прошло уже полгода,

И портятся запасы меда;

Успела тяжба разрастись,

Из медвежонка став медведем.

Ведь эдак далеко мы, право, не уедем!

Судье нельзя ли обойтись

Без пререканий и отсрочек,

Запутанностей всех и разных проволочек?

Пусть просто разрешат с Шершнями нам сейчас

Приняться для добычи меда за работы:

Тогда увидели бы, кто из нас

Из меда сладкого умеет делать соты?"

Но от Шершней на это был отказ,

И Пчелам отданы поэтому Осой запасы меда.

О, если бы дела такого рода

Имели все подобный же конец!

Хоть Турцию бы взять себе за образец

И здравый смысл-взамен законов свода!

Избавлены от лишнего расхода,

И не дразня судейских аппетит,

От нестерпимых волокит

Мы не страдали б бесконечно.

Ведь устрица, в конце концов,

Судье останется, конечно,

И лишь скорлупки для истцов.

О. Чюмина.

Заимствована у Федра.

22. Дуб и Трость

(Le Chene et le Roseau)

С Тростинкой Дуб однажды в речь вошел.

"Поистине, роптать ты вправе на природу,

Сказал он,- воробей, и тот тебе тяжел.

Чуть легкий ветерок подернет рябью воду,

Ты зашатаешься, начнешь слабеть

И так нагнешься сиротливо,

Что жалко на тебя смотреть.

Меж тем как, наравне с Кавказом, горделиво,

Не только солнца я препятствую лучам,

Но, посмеваяся и вихрям и грозам,

Стою и тверд и прям,

Как будто б огражден ненарушимым миром:

Тебе всё бурей - мне всё кажется зефиром.

Хотя б уж ты в окружности росла,

Густою тению ветвей моих покрытой,

От непогод бы я быть мог тебе защитой;

Но вам в удел природа отвела

Брега бурливого Эолова владенья:

Конечно, нет совсем у ней о вас раденья".

"Ты очень жалостлив,-сказала Трость в ответ,

Однако не крушись: мне столько худа нет.

Не за себя я вихрей опасаюсь;

Хоть я и гнусь, но не ломаюсь:

Так бури мало мне вредят;

Едва ль не более тебе они грозят!

То правда, что еще доселе их свирепость

Твою не одолела крепость

И от ударов их ты не склонял лица;

Но-подождем конца!"

Дуб и Трость

Едва лишь это Трость сказала,

Вдруг мчится с северных сторон

И с градом и с дождем шумящий аквилон.

Дуб держится,- к земле Тростиночка припала,

Бушует ветр, удвоил силы он,

Взревел-и вырвал с корнем вон

Того, кто небесам главой своей касался

И в области теней пятою упирался.

И. Крылов.

Сюжет заимствован у Эзопа и у Авиана (см. примеч. к басне 7).

1 Чиновник, передающий волю падишаха и вводящий к нему посланников.

23. К тем, кому трудно угодить

(Contre ceux qui ont le gout difficile)

Когда бы при моем рожденье Каллиопа

Мне принесла дары избранников ее

Я посвятил бы их на выдумки Эзопа;

Во все века обман с поэзией-друзья.

Но не настолько я в почете у Парнаса;

В подобных басенках всегда нужна прикраса,

Которая им блеск особый придает.

Я делаю почин в той области: черед

За тем, кто более с iiyceae знаком.

А все ж мне удалось-особым языком

Заставить говорить и Волка, и Ягненка,

И мной растениям ниспослан слова дар.

Ужели в этом всем не видите вы чар?

"Не велика заслуга-побасёнка,

Лишь годная для малого ребёнка,

Чтоб говорить о ней с подобной похвальбой!"

Мне голос критика насмешливого слышен.

Извольте! Род себе я изберу другой,

Он ближе к истине и более возвышен:

"Троянцы, десять лет в стенах окружены,

Геройски вынося все ужасы осады,

Успели утомить пришельцев из Эллады.

Напрасно эллины, отвагою полны,

Ценою тысячи внезапных нападений

И сотни приступов, и яростных сражений,

Пытались покорить надменный Илион,

Пока, Минервою самой изобретен

На верную погибель Илиона,

Там деревянный конь в свое не принял лоно

Улисса мудрого, Аяксов храбрецов

С неустрашимым Диомедом,

Которым он с дружиной их бойцов

Открыл врата Троянские к победам,

Предав им, в городе врагов,

На жертву все, включая и богов.

Так, утомленные трудами,

Искусной хитрости плодами

Воспользовались мастера".

- Довольно! Дух перевести пора!

Воскликнут критики. - Троянская столица

И конь из дерева, герои прежних дней

Все это кажется странней

И дальше нам, чем хитрая лисица,

Плененная вороньим голоском

И напевавшая любезности вороне...

Вам не годится петь в таком

Возвышенно-геройском тоне,

Не всякому по силам он.

Согласен я понизить тон:

"Амариллиссою ревнивой и влюбленной

Под кущею зеленой

Алкинн в мечтаньях призываем был,

И мнилось ей: тоски ревнивой пыл

Свидетелем имел собак ее и стадо,

Меж тем как не сводя с пастушки юной взгляда

Услышал Тирс, укрывшись между ив,

К Зефиру нежному из уст ее призыв..."

Но тут упрек предчувствую заране:

- Позвольте, рифма так плоха

И так неправильна, что эти два стиха

Весьма нуждаются в чекане.

Злодей, да замолчишь ли ты?

Понравиться тебе - напрасные мечты!

Разборчивый всегда несчастен,

Затем, что угодить никто ему не властен.

О. Чюмина

Сюжет заимствован у Федра. Рассказ о троянцах-вольный перевод из "Энеиды" Виргилия.

24. Совет Мышей

(Conseil tenu par les Rats)

В мучном амбаре Кот такой удалой был,

Что менее недели

Мышей до сотни задавил;

Десяток или два кой-как уж уцелели

E спрятались в норах.

Что делать? выйти- страх;

Не выходить-так смерти ждать голодной.

На лаврах отдыхал Кот сытый и дородный.

Однажды вечером на кровлю он ушел,

Где милая ему назначила свиданье.

Слух до Мышей о том дошел:

Повыбрались из нор, открыли заседанье

И стали рассуждать,

Какие меры им против Кота принять.

Одна Мышь умная, которая живала

С учеными на чердаках

И много книг переглодала,

Совет дала в таких словах:

"Сестрицы! отвратить грозящее нам бедство

Я нахожу одно лишь средство,

Простое самое. Оно в том состоит,

Совет Мышей

Чтоб нашему злодею,

Когда он спит,

Гремушку привязать на шею:

Далеко ль, близко ль Кот, всегда мы будем знать,

И не удастся нас врасплох ему поймать!"

- Прекрасно! ах, прекрасно!

Вскричали все единогласно.

Зачем откладывать? как можно поскорей

Коту гремушку мы привяжем;

Уж то-то мы себя докажем!

Ай, славно! не видать ему теперь Мышей

Так точно, как своих ушей!

-Все очень хорошо; привязывать кто ж станет?

- Ну, ты. - Благодарю!

- Так ты. - "Я посмотрю,

Как духа у тебя достанет!

- Однако ж надобно. - Что долго толковать?

Кто сделал предложенье,

Тому и исполнять.

Ну, умница, свое нам покажи уменье.

И умница равно за это не взялась...

А для чего ж бы так?.. Да лапка затряслась!

Куда как, право, чудно!

Мы мастера учить других!

А если дело вдруг дойдет до нас самих,

То исполнять нам очень трудно.

Измайлов.

Содержание басни заимствовано из сборников басен Абстемия (псевдоним писателя XV в. профессора изящной словесности Бевиляква) и Габриэля Фаерна (1500-1561), друга папы Пия IV, издавшего на латинском языке "Nтi басен, выбранных из древних авторов". На русский язык, кроме Измайлова, басню перевел Тредьяковский ("Мыший Совет").

25. Волк и Лисица на суде перед

Обезьяной

(Le Loup plaidant contre le Renard par-devant le Singe)

Волк подал просьбу Обезьяне,

В ней обвинял Лису в обмане

И в воровстве; Лисицы нрав известен,

Лукав, коварен и нечестен.

И вот на суд Лису зовут.

Без адвокатов дело разбиралось,

Волк обвинял, Лисица защищалась;

Конечно, всяк стоял за выгоды свои.

Фемиде никогда, по мнению судьи,

Не выпадало столь запутанного дела...

И Обезьяна думала, кряхтела,

А после споров, криков и речей,

И Волка, и Лисы отлично зная нравы,

Она промолвила: "Ну, оба вы неправы;

Давно я знаю вас...

Свой приговор прочту сейчас:

Волк виноват за лживость обвиненья,

Лисица же виновна в ограбленьи".

Судья решил, что будет прав,

Наказывая тех, в ком воровской есть нрав.

Ф. Зарин.

Некоторые здравомыслящие люди считали невозможным подобный самопротиворечивый приговор. Но я в своей басне следовал Федру, И по-моему, именно в противоречиях приговора и заключается вся соль.

Лафонтен.

Волк и Лисица на суде перед Обезьяной

26. Два Быка и Лягушка

(Les deux Taureaux et la Grenouille)

Из-за телушки молодой

Друзья Быки вдруг сделались врагами,

Сцепились грозными рогами

И начали ужасный бой.

То видя, в страхи спряталась одна Лягушка.

- Что сделалось с тобой, квакушка?

Спросила у нее подруга, и в ответ

Трусиха молвила: - Предвижу много бед!

Для нас опасна битва эта.

Конец ее таков:

Тот из Быков,

Которому достанется победа,

Возьмет добычу в достоянье;

Другой же к нам уйдет в изгнанье,

Чтоб в тростниках сокрытым быть,

И будет нас давить!

Так поплатиться нам придется

За жаркий бой, что здесь дается.

И предсказание Лягушки было верно:

Укрыться в тростниках сраженный Бык спешил

И ежечасно их давил

Он под копытами по двадцати примерно.

Не так же ли в делах людских

Страдают малые за глупости больших.

Ф. Зарин.

Из басен Федра. Есть описание подобной битвы в "Георгиках" Виргилия, которому Лафонтен охотно подражал. - На русский язык басня переведена Сумароковым ("Пужливая Лягушка").

Два Быка и Лягушка

27. Летучая Мышь и две Ласточки

(La Chauve-Souris et les deux Belettes)

Жестокую войну

С Мышами Ласточки имели:

Кого ни брали в плен, всех ели.

Случилось как-то, Мышь Летучую одну

В ночную пору

Занес лукавый в нору

К голодной Ласточке.-Прошу покорно сесть,

С насмешкой Ласточка сказала

Ты Мышь? Тебя мне можно съесть?

- Помилуй, - та ей отвечала,

Не ешь, а лучше рассуди,

Да хорошенько погляди:

В своем ли ты уме, сестрица?

Вот крылья у меня, - я птица!"

Окончилась война

У Ласточек с мышиным родом,

Но с птичьим уже брань они вели народом,

И Мышь Летучая опять

В плен к Ласточке другой попала.

- Ты птица? Ты теперь летала?

- За что меня так обижать?

Я Мышь и из мышей природных,

Был смелой пленницы ответ,

Похожа ль я на птиц негодных?

На мне и перьев вовсе нет!

В другой раз хитростью такой она спаслася,

И ложь и истина равно ей удалася.

Измайлов.

Содержание басни заимствовано у Эаопа.

Птица, раненая стрелой

28. Птица, раненая стрелой

(L'Oiseau blesse d'une fleche)

Крылатой ранена стрелой

И смертною охваченная мглой,

Судьбу свою оплакивала Птица:

"Где нашим бедствиям граница?

Мы все - орудия несчастья своего:

Из наших крыл, о люди! без пощады

Губительные нам вы сделали снаряды.

Но не спешите ваше торжество

Вы праздновать над нами злобно;

И сами вы страдали нам подобно:

Сыны Япетовы! не половина ль вас

Оружием другой является подчас?

О. Чюмина.

Заимствована у Эзопа. Лафонтен называет детьми Япета род человеческий вообще, беря название это у Горация, который, однако, под "родом (genus) Япета" разумеет Прометея, сына Япета, брата Титана и Сатурна.

29. Две собаки

(La Lice et sa Compagne)

Собаке время подоспело

Произвести щенят на свет;

А между тем разумно это дело

Она заранее обставить не сумела:

Две собаки

Час близок, а у ней и крова даже нет,

Где б отдохнуть могло ее больное тело.

Вот приползла она к соседке в конуру.

"Родная, - говорит, - ей-ей сейчас помру!

Ох! одолжи хоть только на недельку

Свою постельку".

Соседка сжалилась и из дому ушла,

А гостья временно у ней расположилась.

Меж тем неделя протекла,

И к дому своему хозяйка возвратилась.

"Голубушка моя, сама хоть посмотри,

Вновь замолила гостья со слезами,

Щенки мои малы, чуть шевелят ногами,

Уж потерпи еще недельки две иль три!"

Соседка снова просьбе уступила,

И чрез условный срок

Вернулася опять в родной свой уголок.

Но тут уж гостья ей с рычаньем отворила

И молвила, с зубами напоказ:

"Уж ты не гнать ли хочешь нас?!

Что ж! я тотчас уйду со всей моей оравой

Мои щенки теперь умеют уж кусать.

Но раньше ты изволь-ка доказать

Зубами нам на эту будку право!"

Что плуту одолжил, своим уж не считай

С ним наживешь лишь хлопоты да муку.

Неблагодарному лишь кончик пальца дай

Он заберет себе всю руку.

Г-т

Сюжет заимствован у Федра.

30. Орлица и Жук

(L'Aigle et l'Escarbot)

За кроликом следя в полете зорко,

Охотилась Орлица. На пути

Ему Жука попалась норка.

Плохой приют,- но где другой найти?

И что же? Вопреки священнейшему праву,

Свершить над кроликом расправу

Готовилась Орлица. Вдруг

Заговорил, вступаясь, Жук:

"Царица птиц! Презрев мои моленья,

Ты взять вольна его, безжалостно сгубя;

Но пощади меня от оскорбленья,

Даруй бедняге избавленье,

О жизни молит он тебя,

Иль пусть и я за ним погибну следом:

Он другом был мне и соседом".

Юпитера Орлица, ни одним

Не отвечая словом,

В жестокосердии суровом,

Жука крылом своим

Стряхнула прочь, глуха к его воззванью,

И, оглушив, принудила к молчанью,

А кролика похитила. Тогда,

В отсутствие ее, орлиного гнезда

Успел достигнуть Жук, задумав месть такую:

Он самую ее надежду дорогую

Все яйца нежные разбил.

Гнев и отчаянье Орлицы

Не выдали себе границы;

А в довершенье зла враг неизвестен был,

И жалобы ее лишь ветер разносил.

Так целый год жила она бездетной,

Весною же гнездо свила на высоте.

Увы! Была предосторожность тщетной,

И Жук, в места пробравшись те,

Ей мстя за кролика, все яйца уничтожил.

Вторичный траур потревожил

Надолго эхо гор. Во избежанье бед,

Та, кем несом был прежде Ганимед,

К царю богов с мольбой явилась неуклонно,

И яйца принесла Юпитеру на лоно:

Воистину тот будет смел,

Кто б унести оттуда их посмел!

Но враг прибег к иным расчетам,

Запачкав плащ Юпитера пометом;

И тот, стряхнув его, смахнул и яйца прочь.

Но тут пришлось Юпитеру невмочь

От ярости разгневанной Орлицы.

Она грозила: с этих пор

Бежать навеки из столицы,

Покинув службу царскую и двор.

Юпитер промолчал, но учинил разбор.

Перед судом явился Жук, и смело

Он изложил, как было дело

Вина Орлицы ей доказана была.

Но примирить врагов явилось невозможным,

И царь богов, решеньем осторожным,

Постановил, во избежанье зла:

Чтоб яица свои всегда несли Орлицы

Весною раннею, пока лучем денницы

Не согреваемы, как сонные сурки,

Спят зимним сном своим Жуки.

О. Чюмина.

Содержание заимствовано у Федра. Басня образно, но отдаленно переведена Жуковским ("Орел и Жук"). Похищение Ганимеда орлицею Юпитера описано Виргилием в "Энеиде".

31. Лев и Комар

(Le Lion et le Moucheron)

Бессильному не смейся

И слабого обидеть не моги!

Мстят сильно иногда бессильные враги:

Так слишком на свою ты силу не надейся!

Послушай басню здесь о том,

Как больно Лев за спесь наказан Комаром.

Вот что о том я слышал стороною:

Сухое к Комару явил презренье Лев;

Зло взяло Комара: обиды не стерпев,

Собрался, поднялся Комар на Льва войною.

Сам ратник, сам трубач пищит во всю гортань

И вызывает Льва на смертоносну брань.

Льву смех, но наш Комар не шутит:

То с тылу, то в глаза, то в уши Льву он трубит!

И, место высмотрев и время улуча,

Орлом на Льва спустился

И Льву в крестец всем жалом впился.

Лев дрогнул и взмахнул хвостом на трубача.

Увертлив наш Комар, да он же и не трусит!

Льву сел на самый лоб и Львину кровь сосет.

Лев голову крутит. Лев гривою трясет;

Но наш герой свое несет:

То в нос забьется Льву, то в ухо Льва укусит.

Вздурился Лев,

Престрашный поднял рев,

Скрежещет в ярости зубами,

И землю он дерет когтями.

От рыка грозного окружный лес дрожит.

Страх обнял всех зверей; все кроется, бежит:

Отколь у всех взялися ноги,

Как будто бы пришел потоп или пожар!

Лев и Комар

И кто ж? Комар

Наделал столько всем тревоги!

Рвался, метался Лев и, выбившись из сил,

О землю грянулся и миру запросил.

Насытил злость Комар; Льва жалует он миром:

Из Ахиллеса вдруг становится Омиром

И сам

Летит трубить свою победу по лесам.

И. Крылов.

Заимствована у Эзопа. На русский язык басню переводили, кроме Крылова, Дмитриев ("Лев и Комар") и, изменив персонажей, Сумароков ("Медведь и пчела").

32. Два Осла

(L'Ane charge d'eponges et l'Ane charge de sel)

Погонщик двух Ослов с поклажей в город вел.

Один Осел,

Хвостом махая, шел походкою веселой:

Он нес сухие губки на спине,

А всякий знает, как легки оне.

Другой едва ступал под ношею тяжелой:

Навьючили бедняге соли целый воз,

И он плелся, повеся хвост и нос.

Шли долго путники, и вот- дошли до броду.

Сев на Осла, что губки нес,

Погонщик пред собой погнал другого в воду

И начал путь ему указывать кнутом;

Но наш Осел упрямого был нраву

И пожелал устроить переправу

Своим умом.

Два Осла

Забрал он влево, в яму оступился

И вместе с солью в воду погрузился.

Беда! Ослу пришлося плыть.

Гребет он сильными ногами,

Пыхтит, и фыркает, и борется с волнами;

А плыть далеко... как тут быть?!

Но, видно, сжалилось над бедным Провиденье:

Он в ноше чувствует большое облегченье

Растаяла вся соль, и радостно Осел

С пустым мешком доплыл и на берег взошел.

Погонщик, между тем, со страху за скотину

И своему Ослу ослабил повода,

А этот, видя, что вода

Освободила друга от труда,

Не долго думая, бух вслед за ним в стремнину.

Но тут свершилася нежданная беда:

Водою губки мигом напитались

И стали как свинец тянуть Осла ко дну.

Погонщик мой взревел, Осел ни тпру ни ну,

И оба с жизнью бы наверное расстались,

Когда б не подошли на помощь рыбаки.

Не так же ль действуют иные дураки,

Которые в делах своих не рассуждают,

А только в точности счастливцам подражают.

Г-т.

Содержание басни заимствовано у Эзопа и Фаерна (прим. к басне 24).

33. Лев и Мышь

(Le Lion et le Rat)

У Льва просила Мышь смиренно позволенья

Поблизости его в дупле завесть селенье

И так примолвила: "Хотя-де здесь, в лесах,

Ты и могуч и славен;

Хоть в силе Льву никто не равен,

И рев один его на всех наводит страх,

Но будущее кто угадывать возьмется

Как знать? кому в ком нужда доведется?

И как я ни мала кажусь,

А, может быть, подчас тебе и пригожусь".

"Ты! - вскрикнул Лев. - Ты, жалкое созданье!

За эти дерзкие слова

Ты стоишь смерти в наказанье.

Прочь, прочь отсель, пока жива

Иль твоего не будет праху".

Тут Мышка бедная, не вспомняся от страху,

Со всех пустилась ног - простыл ее и след.

Льву даром не прошла, однако ж, гордость эта:

Отправяся искать добычи на обед,

Попался он в тенета.

Без пользы сила в нем, напрасен рев и стон,

Как он ни рвался, ни метался,

Но все добычею охотника остался,

И в клетке на показ народу увезен.

Про Мышку бедную тут поздно вспомнил он,

Что бы помочь она ему сумела,

Что сеть бы от ее зубов не уцелела

И что его своя кичливость съела.

Лев и Мышь

Читатель, истину любя,

Примолвлю к басне я, и то не от себя

Не попусту в народе говорится:

Не плюй в колодец, пригодится

Воды напиться.

И. Крылов.

Содержание заимствовано у Эзопа и у предшественника Лафонтена веселого французского поэта Клемана Маро (1497-1544). Кроме Крылова, басню перевел на русский язык Сумароков ("Лев и Мышь").

34. Голубь и Муравей

(La Colombe et la Fourmi)

Однажды Голубь молодой

В полуденный палящий зной

Слетел к ручью воды напиться;

Но только что успел он наклониться,

Как видит, Муравей,

Сорвавшись с стебелька, что над водой качался,

Упал в ручей.

Бедняжка на воде из сил уж выбивался;

Он тут бы и погиб, но добрый Голубок

Ему в лихой беде помог:

Сорвав побег травы, он плотик безопасный

Устроил Муравью, и спасся так несчастный.

Минуты не прошло, как вдруг на бережке

С ружьем босой бродяга появился,

Увидел Голубя, добычею прельстился

И уж возмнил ее в своем мешке.

Но Муравей тут вмиг на выручку явился:

Голубь и муравей

Бродягу он всей пастью в пятку укусил;

Тот вскрикнул и ружье от боли опустил;

А Голубь, увидав опасного соседа,

Взлетел-и наш стрелок остался без обеда.

Г-т.

Басня заимствована у Эзопа. Лафонтен соединил ее с предыдущей, поставив над ними оба заглавия и связав стихом: "А вот другой пример, взятый из жизни животных поменьше" (L'autre exemple est tire d'animaux plus petits).

35. Астролог, упавший в колодец

(L'Astrologue qui se laisse tomber dans un puits)

Упал на дно колодца Астролог.

И многие над ним глумились, со словами:

- Глупец, ты у себя не видел под ногами,

Так что ж над головой ты в небе видеть мог?

В подобном приключенье

Для множества людей таится поученье.

Меж ними мало есть таких,

Которые бы зачастую

В сердцах не тешились своих

И не лелеяли о том мечту пустую,

Что смертному, чей взор духовный слеп,

Открыта книга вечная судеб.

Но что ж иное книга эта,

Гомером и его ближайшими воспета,

Когда не то, что Случай или Рок

Звалося в древности, у нас же - Провиденье?

А Случая возможно ль изученье?

И если б кто-нибудь его предвидеть мог,

Судьбою, Роком, Случаем едва ли

Его бы в мире называли;

А что касается святых путей Того,

Кто без намеренья не создал ничего,

Кто может видеть их и в них читать, помимо

Владыки Самого,

Чья воля высшая для нас непостижима?

Ужели на челе сияющих светил

Рукой Божественной все то Он начертил,

Что тьма времен окутала покровом?

И что за польза нам была бы в знанье новом?

Дать пищу для умов служителей наук?

Искать спасения от неизбежных мук?

Но даже счастие предвиденное - сладость

Утратило б свою, и превратилась радость

В унынье прежде, чем вкусили б мы ее.

К такому знанию стремленье

Ошибка, нет, скорее - преступленье.

Свершает рой светил движение свое,

И солнце каждый день восходит над землею,

Сменяя тьму с ночною мглою;

Но заключение из этого одно

Выводим мы - такого рода:

Светить и согревать светило дня должно,

И править сменою времен различных года,

Оказывать влиянье на тела,

И жизнь давать посевам без числа.

В порядке стройном во вселенной

Все чередой проходит неизменной.

Что в этом общего с изменчивой судьбой?

Вы, составлявшие обманно гороскопы!

Покиньте двор правителей Европы,

Да и алхимиков возьмите всех с собой...

Не больше веры вам, чем этим шарлатанам!

Но негодуя пред обманом,

Отвлекся в сторону, отчасти без нужды,

От астролога я, хлебнувшего воды.

Является живым примером

Он тех, которые, гонясь вослед химерам,

Не видят пред собой действительной беды.

О. Чюмина.

Заимствована у Эзопа. Вольтер осуждал смысл этой басни, видя в ней осмеяние науки. "Лучший из астрономов мог бы упасть в колодец, не будучи глупцом", - замечает он. Защитники Лафонтена возражают, что Лафонтен осмеивает астрологов, а не астрономов. Некоторое отдаленное сходство с этой басней имеет басня Хемницера "Метафизик".

36. Заяц и Лягушки

(Le Lievre et les Grenouille)

Раз Заяц размышлял в укромном уголке

(В укромных уголках нет лучше развлеченья);

Томился Зайчик наш в тоске

Печальны и робки все зайцы от рожденья.

"Ах, - думал он, - кто так пуглив, как я,

Тому на свете нет житья!

Спокойно не проглотишь и кусочка,

Ничто не радует, беды отвсюду ждешь,

Трясешься день, без сна проходит ночка,

И так весь век живешь...

- Зачем же, - скажут, - ты так мечешься

тревожно?

Да разве страх осилить можно?

Кто что ни говори, а я уверен в том,

Что даже людям он знаком".

Так Заяц размышлял, но размышлял с оглядкой.

Заяц и Лягушки

Опасность чуял он со всех сторон;

Чуть листик шелохнет, чуть тень мелькнет, - и он

Уж трясся лихорадкой...

Вдруг наш зверек,

Среди своих печальных размышлений,

Услышал легкий шум... Без долгих рассуждений,

Что было мочи, он пустился наутек.

Не чуя ног, бежит - и добежал до пруда.

Что ж видит он? О чудо!...

Лягушки от него к воде скорей бегут,

Лягушек дрожь берет, Лягушки скачут в пруд.

"О-го! - промолвил он, - как пригляжуся,

Так в этой стороне

Таким же, как другие мне,

И сам я кой-кому кажуся.

Должно быть, я не так уж плох,

Коль мог произвести такой переполох.

Как! я один сумел повергнуть их в смятенье!

Им чудится во мне

Призыв к войне!"

Да, для меня теперь уж нет сомненья:

Как ты ни будь труслив, найдется, наконец,

Тот, перед кем и ты окажешься храбрец".

Н. Юрьин.

Содержание заимствовано у Эзопа. На русский язык басня переведена Сумароковым.

37. Петух и Лиса

(Le Coq et le Renard)

На ветке дерева сидел, как часовой,

Петух лукавый лет почтенных.

И молвила Лиса, смягчая голос свой:

"Брат! Из источников я знаю несомненных:

Мир заключен меж нами навсегда.

Тебе об этом объявляю

И от души

Тебя обнять на радостях желаю.

Не медли и ко мне спуститься поспеши.

Сегодня каждый миг мне дорог:

Ведь сделать я должна миль сорок.

Итак, боязнь отныне отложи,

Свершай свои обычные занятья;

Тебе и всем твоим поможем мы, как братья.

В честь мира мы зажжем сегодня же огни.

Приди скорей в мои объятья!"

"Сестра, - сказал Петух, - ты не могла принесть

Мне лучшую, желаннейшую весть,

И от тебя сугубо

Ее мне слышать любо.

Но вот борзых я вижу двух,

Они во весь несутся дух,

Их верно шлют о мире к нам гонцами;

Я с дерева сойду сейчас же к ним,

И вчетвером союз объятьем закрепим".

"Нет, озабочена я дальними концами,

Лиса промолвила,- мне нынче недосуг:

В другой раз мы порадуемся, друг".

Так, в хитрости своей дав маху,

Во весь опор Лиса пустилась в путь.

Петух и Лиса

Петух же про себя ее смеялся страху:

Обманщика вдвойне приятно обмануть.

О. Чюмина.

Содержание заимствовано у Эзопа.

38. Вороненок

(Le Corbeau voulant imiter l'Aigle)

Орел

Из-под небес на стадо налетел

И выхватил ягненка,

А Ворон молодой вблизи на то смотрел.

Взманило это Вороненка,

Да только думает он так: "Уж брать, так брать,

А то и когти что марать!

Бывают и орлы, как видно, плоховаты.

Ну, только ль в стаде что ягняты?

Вот я как захочу

Да налечу,

Так царский подлинно кусочек подхвачу!"

Тут Ворон поднялся над стадом,

Окинул стадо жадным взглядом:

Из множества ягнят, баранов и овец

Высматривал, сличал и выбрал, наконец,

Барана, да какого?

Прежирного, прематерого,

Который доброму б и волку был в подъем.

Изладясь, на него спустился

И в шерсть ему, что силы есть, вцепился.

Тогда-то он узнал, что добычь не по нем.

Вороненок

Что хуже и всего, так на баране том

Тулуп такой был прекосматый,

Густой, всклокоченный, хохлатый,

Что из него когтей не вытеребил вон

Затейник наш крылатый

И кончил подвиг тем, что сам попал в полон.

С барана пастухи его чинненько сняли;

А чтобы он не мог летать,

Ему все крылья окарнали

И детям отдали играть.

Нередко у людей то ж самое бывает,

Коль мелкий плут

Большому плуту подражает:

Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют.

И. Крылов.

Басни Эзопа, давшие содержание этой басне Лафонтена, были напечатаны в издании "Эзоповых басен" итальянского живописца Вердизотти (1525-1600), со 110 гравюрами с его рисунков. Кроме Крылова, на русский язык басню переводили Сумароков и Хвостов.

39. Павлин, жалующийся Юноне

(Le Paon se plaignant a Junon)

Павлин Юноне говорил:

"Меня Юпитер одарил

Противным голосом... В природе

Он самый худший в птичьем роде...

Уж я не то, что соловей!

Простая птица,-а ведь пенье

Павлин, жалующийся Юноне

Его приводит в восхищенье

Весной всех тварей и людей!"

Юнона в гневе отвечала:

"О злой завистник! перестань!

Тебе ль завидовать пристало

И возносить на небо брань?

Не ты ли носишь ожерелье

С роскошной радугой цветов,

Что так похоже на изделье

Из ловко собранных шелков?

Ты только плачешь, забывая

О том, что твой уж хвост один

Похож, каменьями играя,

На ювелирный магазин!

Скажи-ка мне, какая птица

С тобой сумела бы сравниться

Такою массою чудес?

Нет совершенства в группе птичьей,

Но каждой птице дан удел,

Особый признак и отличье:

Орел отважен, горд и смел,

А сокол легкостью гордится,

Ворона - вестник всяких бед,

А ворон нам открыть стремится

Глубокий мрак грядущих лет;

И все довольны... Не мешало б,

Друг, и тебе, забыв мечты,

Не приносить мне больше жалоб,

Чтоб не лишиться красоты,

Которой мной отмечен ты!

В. Жуков.

Заимствована у Федра.

40. Кошка, превращенная в женщину

(La Chatte metamorphosee en femme)

Был в старину такой дурак,

Что в Кошку по уши влюбился;

Не мог он жить без ней никак:

С ней вместе ночью спать ложился,

С одной тарелки с нею ел,

И, наконец, на ней жениться захотел.

Он стал Юпитеру молиться с теплой верой,

Чтоб Кошку для него в девицу превратил.

Юпитер внял мольбе и чудо сотворил:

Девицу красную из Машки-Кошки серой!

Чудак от радости чуть не сошел с ума:

Ласкает милую, целует, обнимает,

Как куклу наряжает.

Без памяти невеста и сама,

Охотно руку дать и сердце обещает.

Жених не стар, пригож, богат еще притом,

Какая разница с котом!

Скорей к венцу. И вот они уж обвенчались;

Все гости разошлись, они одни остались.

Супруг супругу раздевал,

То пальчики у ней, то шейку целовал;

Она сама его, краснея, целовала...

Вдруг вырвалась и побежала...

Куда же?-Под кровать: увидела там мышь.

Природной склонности ничем не истребишь.

Измайлов.

Содержание заимствовано у Эзопа, у которого превращает кошку в женщину не Юпитер, как у Измайлова, и не Судьба (Destin), как у Лафонтена, а Венера, что более подходит к смыслу басни.

41. Лев и Осел на охоте.

(Le Lion et l'Ane en chassant).

В день именин своих затеял царь зверей

Охотой позабавиться на славу.

Понятно, дичь его крупней,

Чем воробей:

Оленей, кабанов он загонял в облаву.

Чтобы удачнее охота та была,

Лев в помощь взял себе Осла,

Который, голосом Стентора обладая,

Загонщиком мог быть, лес ревом оглашая.

Установив его в засаде меж ветвей,

Прикрыв кустами от зверей,

Лев дал ему приказ

Реветь тотчас.

Лев был уверен: ни единый

Из всех зверей, услыша рев ослиный,

Не устоит,

И в страхе побежит.

Действительно: едва лишь по лесу раздался

Ослиный рев, - весь лес заволновался.

Не зная, что грозит, беды откуда ждать,

От страха звери заметались,

В смятеньи бросились бежать

И в сети Льву попались.

Осел по глупости успехом возгордился

И молвил: "Как я отличился!"

С презрением ему на то ответил Лев:

"Ты прав, - твой был ужасен рев.

Я сам бы от него пришел в смущенье,

Когда бы твоего не знал происхожденья!"

Лев и Осел на охоте

Осел обидеться бы мог,

Хотя осмеян был по праву...

Но для Осла в обиде нет тревог:

Осел - животное покладистого нрава.

Ф. Зарин.

Содержание заимствовано у Эзопа и у Федра. Стентор-греческий воин при осаде Трои, По Гомеру, его голос был равен пятидесяти обыкновенных человеческих голосов. На русской язык басню перевел Сумароков ("Лев и Осел"). Басня Хемницера "Осел, приглашенный на охоту" совершенно отлична по содержанию от Лафонтеновой.

42. Эзопово объяснение одного

завещания

(Testament explique par Esope)

Если верить тому, что Эзоп говорил

(Он умнейшим средь граждан считался,

И за мудрость у греков оракулом слыл:

Всяк с советом к нему обращался),

Вот одна из историй. Ее кто прочтет,

Занимательной, верно, найдет.

Один богач имел трех взрослых дочерей,

Различных по характерам. Кокеткой

Одна взросла в семье своей,

Другая - пьяницей, а третья - домоседкой,

Скупой, расчетливой. Отец,

О смертном часе помышляя,

Законам следуя, как истинный делец,

Духовную составил, оставляя

Имущество свое трем дочерям

По равным трем частям;

Жене ж своей лишь то, что каждая даст дочь,

Когда своим добром владеть не будет мочь.

Вот умер он. Все тотчас поспешили

Узнать, кого и чем он наделил.

Когда же завещанье вскрыли,

Неясный смысл его невольно всех смутил.

Что матери возможно дать,

Когда своим добром не будешь обладать?

Что в завещании хотел сказать отец?

Напрасно думали и мудрый, и глупец.

Вот судьи собрались, устроили совет

И головы свои ломали;

Но как слова ни толковали,

Все в завещанье смысла нет.

И, выбившись из сил,

Совет решил:

Пусть дочери добро все поровну поделят,

Кому что нравится; а матери своей

Пусть каждая из дочерей

Назначит пенсию иль часть добра отделит.

Согласно этому решенью,

Устроили раздел при помощи судей,

И каждая сестра по своему влеченью

Взяла одну из трех частей:

Кокетка дом взяла со всею обстановкой,

С конюшнею роскошных рысаков;

Чтоб ежедневно тешиться обновкой,

Взяла портних, уборщиц, евнухов,

Все драгоценные убранства.

А пьяница, для кутежей и пьянства,

Все принадлежности пиров:

Буфеты, погреба с вином сортов различных,

Для кухни и стола прислужников-рабов,

Служить пирующим привычных.

А третьей, что была жадна и бережлива,

Досталися рабы, домашний разный скот,

Сады и лес, луга и нивы,

Весь, словом, сельский обиход.

По нраву каждая свою достала долю,

Исполнивши отцом завещанную волю.

В Афинах граждане все жарко восхваляли

Оценку и дележ; и мудрый, и дурак

О завещанье толковали,

Хваля ареопаг.

Один Эзоп, с насмешкою лукавой,

Раздел премудрый находил

Лишенным даже мысли здравой

И говорил:

"Когда б покойник ухитрился

Ожить внезапно, как бы он

Решенью судей изумился

И попрекнул бы ваш закон!

Вы справедливостью гордитесь,

А завещанья не смогли

Понять, и даже не стыдитесь,

Что бедную вдову на голод обрекли!"

И после этого внушенья,

Он снова произвел раздел именья.

И, как покойник завещал,

Его согласно воли,

Добро он разделил на равные три доли;

Но дочерям те доли дал

Их склонностям вразрез. Кокетке

Он дал посуду, вина, мед;

Безделки - домоседке,

А пьянице - весь сельский обиход.

Так доли их не стали уж "своими",

И поделиться ими

Они охотно с матерью могли.

Когда ж в замужество пошли,

То ни одна из них не пожалела

Все матери отдать...

Сумел один Эзоп лишь разгадать

В чем было дело.

Дивились граждане, что ум его светлей,

Чем несколько умов разумников судей.

А. Зарин.

Басня заимствована у Федра. На русский язык ее переделал Василий Майков ("Эзоп толкует духовную").

43. Мельник, Сын его и Осел

(Le Meunier, son Fils et l'Ane)

А. М. Д. М.

В создании искусств есть право старшинства:

На басню Греция имеет все права.

Но пусть на поле том колосьев сжато вволю

Осталось кое-что и сборщикам на долю.

Ведь область выдумки - пустынный край, и в нем

Открытья делает писатель с каждым днем,

Притом же для других - без всякого ущерба.

Вот случай, узнанный Раканом от Малерба.

Друзья, творенья чьи их ставят наравне

С самим Горацием, питомцы Аполлона,

И нас приведшие к поэзии на лоно,

Однажды как-то речь вели наедине,

Делясь заботами и думами. И другу

Ракан промолвил так: "Подайте мне совет,

Вы тем окажете большую мне услугу.

Вы изучили жизнь, для вас, на склоне лет,

В явлениях ее наверно тайны нет.

Что сделать мне с собой? Пора принять решенье.

Имущество мое, талант, происхожденье

Давно известны вам. Так что же изберу?

Уеду ль в замок свой? Явлюсь ли ко двору

Иль в армию вступлю - служить моей отчизне?

Свои приятности есть в жизни боевой,

Свои опасности - в семейной нашей жизни.

Один - я сделал бы немедля выбор свой,

Но выбираю я не для себя в угоду:

Хочу я угодить родне, двору, народу".

"Как?-вымолвил Малерб.- Всем угодить зараз?

Прошу вас выслушать сначала мой рассказ.

Я где-то прочитал, но где - не помню даже,

Что Мельник пожилой, а с ним его Сынок,

Так лет пятнадцати не больше паренек,

На ярмарку вели Осла их для продажи.

Заботясь, чтоб Осел, ведомый издали,

Не показался бы измученным с дороги,

Они веревкою ему связали ноги

И на себе его, как люстру, понесли.

Прохожий первый же в лицо чистосердечно

Расхохотался им: "Всех более, конечно,

Не тот из вас осел, который им слывет...

Вас прямо в балаган-подобную картину!"

Смутился Мельник тут, распутал он скотину,

Поставил на ноги. И что ж? Осел ревет,

И жалуется он на языке ослином.

Конечно, Мельник наш и ухом не ведет,

И к месту ярмарки путь продолжая с Сыном

Сажает мальчика на серого верхом.

Но вскоре три купца им встретились грехом,

И старший закричал: "Долой скорее, малый!

Не стыдно ли тебе? Старик в его года

Плетется, как слуга, разбитый и усталый".

"Что ж! Будь по-вашему, пожалуй, господа!"

Ответил Мельник им. Остановясь тогда,

Он влез на серого, а Сын пошел с ним рядом.

Но тут три девушки окинули их взглядом,

Промолвив: "Юноша чуть тащится пешком,

А старый на Осле уселся - бык быком,

Важней епископа он держится, бездельник!"

"Ступай своим путем, - сердито крикнул

Мельник,

И нечего чесать напрасно языки!

Я стар и не гожусь поэтому в быки".

Последовал обмен подобных же приветствий.

Вину свою признав, и Сына на Осла

С собой сажает он; но этим новых бедствий

Не избежал бедняк. Толпа навстречу шла,

И люди молвили: "Да что они, в уме ли?

Возможно ли Ослу подобный груз нести?

Должно быть, старого слугу не пожалели!

Он под ударами издохнет на пути;

Продать на ярмарке они желают шкуру!"

"Ну,-Мельник вымолвил,-возможно только сдуру

Пытаться угодить, как я, на целый свет!

Но все же неужель такого средства нет?

Попробуем еще". На землю сходят оба,

Осел же налегке, как важная особа,

Пред ними шествует. Но зубоскал один

При встрече крикнул им: "Слуга иль господин

Кто должен уставать? Ужели нынче в моде

Чтоб вислоухие гуляли на свободе?

Вы вставьте-ка его скорей в оклад!

Что обувь-то жалеть? Эй, Николай, назад!

Поется в песенке, что видеться с Жанетой

Ты ездил на осле, простись же с модой этой.

Нигде не видел я подобных трех ослов!"

И Мельник отвечал: "Себя без лишних слов

Ослом я признаю; но люди как угодно

Пусть хвалят и бранят меня поочередно,

Молчат иль говорят, лишь собственный мой нрав

Намерен тешить я и действовать свободно".

Так он и поступил, и был, конечно, прав.

А вы, мой друг, - останьтесь, уходите,

Венере, королю иль Марсу вы служите

Иль заберитесь в глушь провинции родной,

Обзаведитесь вы аббатством иль женой;

Но толков никаким вам не избегнуть чудом,

И пищу вы всегда дадите пересудам.

О. Чюмина.

Басня эта находится в сборниках Фаерна (примеч. к басне 24) и Вердизотти (прим. к басне 38), а также у Поджио Браччиолини (Bracciolini, 1380-1459), писавшего на латинском языке; сочинения его в середине XVI века были переведены на французский язык. Инициалы посвящения значат: "Господину де Мокруа"; Франсуа де Мокруа, Реймсский каноник (1619-1708), был близким другом Лафонтена. Рассказ о Мельнике с Сыном и об Осле переведен на русский язык Сумароковым ("Старик с Сыном и Осел").

44. Члены тела и Желудок

(Les Membres et l'Estomac)

Я должен мой рассказ начать изображеньем

Величья королей, их счастия и бед.

Желудок для того послужит мне сравненьем;

Все Члены чувствуют, доволен он иль нет.

Раз Члены, утомясь трудиться для Желудка,

Решили отдохнуть от суетных забот,

Пожить без всякого труда, как он живет,

И говорили: "Ну-тка,

Пускай он воздухом попробует прожить!

Довольно для него рабами нам служить.

Ничем не пользуясь, не зная развлеченья,

Потеем, трудимся мы только для него.

Попробуем же счастья своего

И поживем без горя и волненья!"

Решили так, и вот

Объявлено Желудку: пусть зовет

Он слуг других; ему не слуги

Ни Ноги, ни Спина, ни Руки.

Работа кончилась, но очень скоро Члены

Узнали зло от их измены.

Пустой Желудок, кровь не обновляя,

Все тело поразил, болезнью ослабляя.

Исчезла сила Рук и Ног,

Никто владеть собой не мог.

Тут все мятежники на деле увидали,

Что тот, кого они считали

Лентяем праздным, - тот для них

Трудился больше их самих.

С желудком сходны короли:

Они дают и получают;

На них работают все граждане земли,

Из них и пользу извлекают.

Король дает всем жить, труд честный поощряет.

Законом огражден, ремесленник живет,

Чиновник свой оклад исправно получает,

И барыши купец берет.

Король достойное достойным воздает

И всей страною управляет.

Прекрасно это все Менений рассказал,

Когда народ, сенатом недовольный,

На тягость жизни подневольной

Вдруг возроптал.

Завидуя могуществу и власти

Сенаторов, он с яростью вопил:

"Им весь почет, - нам все напасти,

Налоги, подати! Мы выбились из сил!"

И, возмущенный, за стенами

Сбирался грозными толпами.

Менений, приравняв бунтующих людей

К тем Членам, что подняли возмущенье,

Прекрасной баснею своей

Смирил народное волненье.

А. Зарин.

Из басен Эзопа. Этот рассказ, которым, как известно, воспользовался Менений Агриппа для успокоенья возмутившихся римских граждан, пользовался большой славой и в древности, и в новейшие времена. Его можно найти у Дионисия Галикарнасского, у Тита Ливия, у Рабле, у Шекспира (в "Кориолане") и проч. - Сумароков переделал басню на русский язык под заглавием: "Голова и Члены".

45. Волчья хитрость

(Le Loup devenu Berger)

По нужде Волк постился:

Собаки стерегли и день, и ночь овец.

Однако же и Волк был не глупец.

Вот думал, думал он и ухитрился,

Да как же?-пастухом, проклятый, нарядился:

Надел пастуший балахон,

Накрыл себя пастушьей шляпой,

И, опершись о посох лапой,

Подкрался в полдень к стаду он.

Пастух под тенью спал, собаки тоже спали,

И овцы все почти закрыв глаза лежали,

Любую выбрать мог. "А что?-Волк думает.-Когда теперь примуся

Душить овец, то вряд отсюда уберуся:

Начнут блеять, а я не унесу и ног;

Дай лучше отгоню подалее все стадо.

Постой, да ведь сказать хоть слово дурам надо:

Я слышал, как пастух с овцами говорил".

И вот он пастуха как раз передразнил:

Завыл.

Поднялся вдруг Барбос; за ним Мурза вскочил:

Залаяли, бегут. Мой Волк уж прочь от стада,

Но в амуниции плохая ретирада:

Запутался он в платье и упал.

Барбоска вмиг его нагнал,

Волчья хитрость

Зубами острыми за шею ухватился,

Мурза тут подоспел, за горло уцепился;

Пастух же балахон и шкуру с Волка снял.

О святках был я в маскараде:

Гляжу, стоит в кружку какой-то генерал,

В крестах весь, вытянут, как будто на параде

И как о Тактике он врал!

Что ж вышло? это был... капрал.

Измайлов.

Басня эта находится в сборнике Вердизотти (см. прим. к басне 38). На русский язык басню переводил также Сумароков ("Волк, ставший Пастухом").

46. Лягушки, просящие Царя

(Les Grenouilles qui demendent un Roi)

Лягушкам стало не угодно

Правление народно,

И показалось им совсем не благородно

Без службы и на воле жить.

Чтоб горю пособить,

То стали у богов Царя они просить.

Хоть слушать всякий вздор богам бы и не сродно,

На сей однако ж раз послушал их Зевес:

Дал им Царя. Летит к ним с шумом Царь с небес,

И плотно так он треснулся на царство,

Что ходенем пошло трясинно государство:

Со всех Лягушки ног

В испуге пометались,

Кто как успел, куда кто мог,

И шепотом Царю по кельям дивовались.

И подлинно, что Царь на диво был им дан:

Не суетлив, не вертопрашен,

Степенен, молчалив и важен;

Дородством, ростом великан,

Ну, посмотреть, так это чудо!

Одно в Царе лишь было худо:

Царь этот был осиновый чурбан.

Сначала, чтя его особу превысоку,

Не смеет подступить из подданных никто:

Со страхом на него глядят они, и то

Украдкой, издали, сквозь аир и осоку;

Но так как в свете чуда нет,

К которому б не пригляделся свет,

То и они сперва от страху отдохнули,

Потом к Царю подползть с преданностью дерзнули:

Сперва перед Царем ничком;

А там, кто посмелей, дай сесть к нему бочком:

Дай попытаться сесть с ним рядом;

А там, которые еще поудалей,

К Царю садятся уж и задом.

Царь терпит все по милости своей.

Немного погодя, посмотришь, кто захочет,

Тот на него и вскочит.

В три дня наскучило с таким Царем житье.

Лягушки новое челобитье,

Чтоб им Юпитер в их болотную державу

Дал подлинно Царя на славу!

Молитвам теплым их внемля,

Послал Юпитер к ним на царство Журавля.

Царь этот не чурбан, совсем иного нрава:

Не любит баловать народа своего;

Он виноватых ест: а на суде его

Нет правых никого;

Зато уж у него,

Что завтрак, что обед, что ужин, то расправа.

На жителей болот

Приходит черный год.

Лягушки, просящие царя

В Лягушках каждый день великий недочет.

С утра до вечера их Царь по царству ходит

И всякого, кого ни встретит он,

Тотчас засудит и - проглотит.

Вот пуще прежнего и кваканье, и стон,

Чтоб им Юпитер снова

Пожаловал Царя иного;

Что нынешний их Царь глотает их, как мух;

Что даже им нельзя (как это ни ужасно!)

Ни носа выставить, ни квакнуть безопасно;

Что, наконец, их Царь тошнее им засух.

"Почто ж вы прежде жить счастливо не умели?

Не мне ль, безумные,- вещал им с неба глас,

Покоя не было от вас?

Не вы ли о Царе мне уши прошумели?

Вам дан был Царь? - так тот был слишком тих:

Вы взбунтовались в вашей луже,

Другой вам дан - так этот очень лих;

Живите ж с ним, чтоб не было вам хуже!"

И. Крылов.

Содержание заимствовано у Эзопа и Федра. Кроме Крылова, басню переводили В. Майков и Хвостов.

47. Козел и Лисица

(Le Renard et le Boue)

Козел большой, рогатый,

Преважный с виду, бородатый,

Но по уму едва ль не брат ослу родной,

С плутовкою Лисой дорогой шел одной.

День самый жаркий был; листок не колыхался;

Козел и Лисица

Их жажда мучила, а солнце их пекло.

Шли, шли они, и вдруг колодезь им попался.

"Смотри-ка, куманёк, вода здесь как стекло!

Не хочешь ли испить? - Лиса Козла спросила.

Безмозглый бородач в колодезь мигом скок:

Колодезь этот был, по счастью, не глубок.

Лисица, видя то, туда же соскочила,

И взапуски ну двое пить.

Лиса, напившися, сказала: "Как нам быть,

Голубчик куманёк? Идти еще далёко;

А вылезть вон нельзя - высоко!"

"Не приложу ума:

Подумай, кумушка, сама".

"А вот я вздумала: пожалуй, потрудися,

На задни ноги встань, передними уприся

Покрепче ты в обруб, да чур не шевелися;

Отсюда вылезу я по твоим рогам,

А там

И кума вытащить наверх я постараюсь".

"И впрямь так! удивляюсь!

Уж что за кумушка! какая голова!

Да мне бы этого не выдумать дня в два.

Изволь..." - И с словом сим Лисе подставил роги.

Лисица вылезла. "Сиди же здесь, глупец!"

Сказала, и давай Бог ноги!

Предвидеть надобно во всех делах конец.

Измайлов.

Содержание заимствовано у Эзопа и Федра. Кроме Измайлова, на русский язык басню переводил также Сумароков ("Лисица и Козел").

48. Орел, Дикая Свинья и Кошка

(L'Aigle, la Laie et la Chatte)

Орел свил гнездо на вершине

Высокого дуба. Внизу, у корней,

Кабан поселился с семьею своей,

А Кошка - в ветвях, в середине.

Все были довольны. Никто никому

Соседством не делал помехи,

И, с делом мешая утехи,

Жил каждый, как было по вкусу ему.

Но Кошке лукавой согласье такое

Ни ночью, ни днем не давало покоя.

Решила поссорить соседей она;

Взобралась к Орлу на вершину

И молвила: - Вместе кручину

Должны мы делить. Я лишилася сна.

Грозит нам погибель с детями:

Мы скоро раздавлены будем ветвями!

Смотрите: внизу, подле самых корней,

Проклятый Кабан с Кабанихой своей

Без отдыха землю копают,

Готовя погибель для наших детей.

Они, добираясь до самых корней,

Те корни тотчас обрывают.

Дуб рухнет. Малютки из гнезд упадут

И смерть у Свиней в логовище найдут!

И, страхом наполнивши сердце Орла,

С ним Кошка лукаво простилась,

И только на землю спустилась,

Как к Свиньям в жилище смиренно вошла.

- Друзья и соседи! - сказала она.

Пришла я к вам с вестью печальной.

Подслушала речи Орла я случайно

И вам передать их по дружбе должна.

Лишь только из вас кто из дому уйдет,

Тотчас же Орел поросят унесет.

Пожалуйста, только молчите про это,

Не то он сживет меня в злости со света!

И, ужас посеяв в семье Кабана,

Счастливой домой возвратилась она.

Орел, опасаясь за участь птенцов,

Боится лететь за добычей.

Кабан, позабыв свой обычай,

Боится оставить свой кров.

Идут дни за днями. Их голод терзает;

Но бросить детей ни Орел, ни Кабан,

Поддавшись на кошкин коварный обман,

Ни тот ни другой не дерзает:

Орел опасается дуба паденья,

Кабан же Орла посещенья.

Сидят они оба, а голод не ждет:

Подохли Кабан, поросята,

От голода сдохли орлята,

Подох и Орел в свой черед.

А Кошка за подлое дело

Всем дубом одна завладела.

Что выдумать может коварный злодей

На гибель иль ради раздора

Того не придумать. Всех прочих гнусней

Несчастий из дара Пандоры,

То, коим весь мир возмущался всегда;

Названье ему - клевета!

А. Зарин.

Из басен Федра. На русский язык басня переведена Сумароковым ("Орлиха, Веприха и Котка").

49. Пьяница и Жена его

(L'Ivrogne et sa Femme)

У каждого есть свой порок,

В который он впадает неотступно;

И стыд, и страх нейдут при этом впрок,

Чему пример я приведу невступно.

Жил Пьяница один, тянувший Вакхов сок,

Губя свой ум, здоровье, кошелек.

Подобные ему не проживут полсрока,

Назначенного им, как, совесть заглуша,

Все спустят до гроша.

Испробовав не в меру сока

Лоз виноградных, разум свой

Оставил он на дне бутыли,

И был Женою в склеп опущен гробовой

Затем, чтоб винные пары перебродили

Там на свободе. От паров

Очнувшись, наконец, и саван, и покров,

И свечи видит он, дивясь тому немало.

- Ого! - воскликнул он. - Ужель вдовою стала

Жена моя? - Тогда наряжена

Алекто, фурией геенскою, предстала

Под маскою его Жена,

Держа сосуд с дымящейся похлебкой,

Достойной князя тьмы. И вот, на миг один

Не сомневается душою он неробкой,

Что он - геены гражданин.

- Кто ты? - спросил он у виденья.

- Я ключницей служу у сатаны

И пищу приношу тем, кто обречены

В гробу на заключенье.

Тут бессознательно супруг спросил ее:

- А ты не носишь им питье?

О. Чюмина

Содержание заимствовано у Эзопа.

50. Подагра и Паук.

(La Goutte et l'Araignee).

Подагру с Пауком сам ад на свет родил:

Слух этот Лафонтен по свету распустил.

Не стану я за ним вывешивать и мерить,

Насколько правды тут, и как, и почему;

Притом же, кажется, ему,

Зажмурясь, в баснях можно верить.

И, стало, нет сомненья в том,

Что адом рождены Подагра с Пауком.

Как выросли они и подоспело время

Пристроить деток к должностям

(Для доброго отца большие дети-бремя,

Пока они не по местам!),

То, отпуская в мир их к нам,

Сказал родитель им: "Подите

Вы, детушки, на свет и землю разделите!

Надежда в вас большая есть,

Что оба вы мою поддержите там честь,

И оба людям вы равно надоедите.

Смотрите же: отселе наперед,

Кто что из вас в удел себе возьмет

Вон, видите ль вы пышные чертоги?

А там вон хижины убоги?

В одних простор, довольство, красота;

В других и теснота,

И труд, и нищета".

"Мне хижин ни за что не надо",

Сказал Паук. "А мне не надобно палат,

Подагра говорит.- Пусть в них живет мой брат.

В деревне, от аптек подале, жить я рада;

А то меня там станут доктора

Гонять из каждого богатого двора".

Так смолвясь, брат с сестрой пошли, явились

в мире.

В великолепнейшей квартире

Подагра и Паук

Паук владение себе отмежевал:

По штофам пышным, расцвеченным

И по карнизам золоченым

Он паутину разостлал

И мух бы вдоволь нахватал;

Но к рассвету едва с работою убрался,

Пришел и щеткою все смел слуга долой.

Паук мой терпелив: он к печке перебрался,

Оттоле Паука метлой.

Туда, сюда Паук, бедняжка мой!

Но где основу ни натянет,

Иль щетка, иль крыло везде его достанет

И всю работу изорвет,

А с нею и его частехонько сметет.

Паук в отчаянье, и за город идет

Увидеться с сестрицей.

"Чай, в селах,- говорит,- живет она царицей".

Пришел - а бедная сестра у мужика

Несчастней всякого на свете Паука:

Хозяин с ней и сено косит,

И рубит с ней дрова, и воду с нею носит.

Примета у простых людей,

Что чем подагру мучишь боле,

Тем ты скорей

Избавишься от ней.

"Нет, братец, - говорит она, - не жизнь мне

в поле!"

А брат

Тому и рад;

Он тут же с ней уделом обменялся:

Вполз в избу к мужику, с товаром разобрался

И, не боясь ни щетки, ни метлы,

Заткал и потолок, и стены, и углы.

Подагра же - тотчас в дорогу,

Простилася с селом;

В столицу прибыла и в самый пышный дом

К Превосходительству седому села в ногу.

Подагре рай! Пошло житье у старика:

Не сходит с ним она долой с пуховика.

С тех пор с сестрою брат уж боле не видался;

Всяк при своем у них остался,

Доволен участью равно:

Паук по хижинам пустился неопрятным,

Подагра же пошла по богачам и знатным;

И - оба делают умно.

И. Крылов.

Содержание басни встречается в "Camerarii fabulae" (1570), профессора Страсбургского университета Николая Гербеля (ум. 1560), ученика-Рейхлина и друга Эразма; затем в "Passe-Temps de messire Francoi le Poulchre" (1597). Басню переводил на русский язык, кроме Крылова, Тредьяковский.

51. Волк и Журавль

(Le Loup et Cigogne)

Что волки жадны, всякий знает:

Волк, евши, никогда

Костей не разбирает.

Зато на одного из них пришла беда:

Он костью чуть не подавился.

Не может Волк ни охнуть, ни вздохнуть;

Пришло хоть ноги протянуть!

По счастью, близко тут Журавль случился.

Вот кой-как знаками стал Волк его манить

И просит горю пособить.

Журавль свой нос по шею

Засунул к Волку в пасть и с трудностью большею

Кость вытащил и стал за труд просить.

Волк и Журавль

"Ты шутишь! - зверь вскричал коварный.

Тебе за труд? Ах ты, неблагодарный!

А это ничего, что свой ты долгий нос

И с глупой головой из горла цел унес!

Поди ж, приятель, убирайся,

Да берегись: вперед ты мне не попадайся".

И. Крылов.

Заимствовано у Эзопа и Федра. На русский язык, кроме Крылова, басню переводили Тредьяковский, Измайлов, Сумароков, Хвостов.

52. Лев, сраженный Человеком

(Le Lion abattu par l'Homme)

Художником был на картине

Громадный Лев изображен

Одним охотником в пустыне

Отважно насмерть поражен.

И зрители, толпясь гурьбою,

Хвалились тем, толкуя меж собою.

Но проходивши Лев с них сбил немного спесь.

"Да, - молвил он, - победу здесь

Вы торжествуете, хотя и без причины;

Но в силу больших прав, чем вы,

Торжествовали бы свои победы львы

Когда б писать умели львы картины.

О. Чюмина.

Сюжет заимствован из басен Эзопа. На русский язык басня переведена Сумароковым ("Побежденный на картине Лев").

Лисица и Виноград

53. Лисица и Виноград

(Le Renard et les Raisins)

Голодная кума Лиса залезла в сад;

В нем винограду кисти рделись.

У кумушки глаза и зубы разгорелись,

А кисти сочные как яхонты горят;

Лишь то беда, висят они высоко:

Отколь и как она к ним ни зайдет,

Хоть видит око,

Да зуб неймет.

Пробившись попусту час целой,

Пошла и говорит с досадою: "Ну, что ж!

На взгляд-то он хорош,

Да зелен - ягодки нет зрелой:

Тотчас оскомину набьешь".

И. Крылов.

Заимствована у Эзопа и Федра. На русской язык басню переводили, кроме Крылова, Тредьяковский и Сумароков.

54. Лебедь и Повар

(Le Cigne et le Cuisinier)

На птичнике, среди пернатых разных,

Пород весьма разнообразных

Случилось Лебедю и Гусю вместе жить.

Второй, наружностью невзрачен,

Для вкуса барскою усладой предназначен;

А первый должен был утехой глаз служить.

Лебедь и Повар

Один - себя зачислил в штат домашних,

Другой - при парке состоял.

Местами же прогулок их всегдашних

Был ров, к которому спускался замка вал.

Бок о бок, рассекая волны,

Там плавали они желаний тщетных полны,

Ныряли в глубину. Но раз, напившись пьян,

Господский Повар впал в обман

И, Лебедя принявши за Гусенка,

Хотел покончить с ним. Увидев сталь ножа,

Наш Лебедь, в ужасе, дрожа,

Излил тоску свою так сладостно и звонко,

Что Повар молвил тут: "Я не настолько глуп:

Подобного певца я не отправлю в суп;

Не перережу собственной рукою

Я горло у того, кто с силою такою

И с мастерством таким

Умеет пользоваться им".

Когда случается бедам

Следить за нами по пятам,

Всегда не лишнее уметь

Послаще петь.

О. Чюмина.

Заимствовано из Эзопа и Фаерна (прим. к басне 24).

55. Волки и Овцы

(Les Loups et les Brebis)

Лет тысячу велись открыто войны

Меж племенем Волков и племенем Овец;

Но мир был заключен меж ними наконец.

По-видимому, быть могли спокойны

Тут обе стороны. В прошедшем же грехи

Не раз бывали: Волк, явив свою натуру,

Овцу зарежет; пастухи

С него на плащ себе за это снимут шкуру:

Всю жизнь живи, как на ножах!

Одни - на пастбищах, другие - в грабежах

Все стеснены, немыслима свобода

И наслажденье благами. Итак,

При перемирии обмен такого рода

Был совершен: во избежанье драк,

Овечки отдали в заложники собак,

А Волчий род Волчат своих оставил.

Так, с соблюдением необходимых правил,

Подписан был властями договор.

Но время шло, и с некоторых пор

Волками ставшие все господа Волчата

В отсутствие господ их, пастухов,

В овчарне лакомясь, наделали грехов:

Оттуда лучшие, отборные Ягнята,

Безжалостно умерщвлены,

Волками были в лес затем унесены.

Грабители своих предупредили вскоре,

И те, в ночи войдя к собачьей своре,

Которая спала, доверья к ним полна,

Забыв о мирном договоре,

Зарезали собак во время сна:

Не избежала смерти ни одна.

Из этого наш вывод ясен:

Пусть мир есть лучшее из благ,

Но он бесплоден и опасен,

Когда без совести и чести враг.

О. Чюмина.

Из басен Эзопа. На русский язык басня переведена Сумароковым.

56. Лев состарившийся

(Le Lion devenu vieux)

Могучий Лев, гроза лесов,

Постигнут старостью, лишился силы:

Нет крепости в когтях, нет острых тех зубов,

Чем наводил он ужас на врагов,

И самого едва таскают ноги хилы.

А что всего больней,

Не только он теперь не страшен для зверей,

Но всяк, за старые обиды Льва, в отмщенье,

Наперерыв ему наносит оскорбленье:

То гордый конь его копытом крепким бьет,

То зубом волк рванет,

То острым рогом вол боднет.

Лев бедный в горе толь великом,

Сжав сердце, терпит все и ждет кончины злой,

Лишь изъявляя ропот свой

Глухим и томным рыком.

Как видит, что осел туда ж, натужа грудь,

Сбирается его лягнуть

И смотрит место лишь, где б было побольнее.

"О боги! - возопил, стеная, Лев тогда.

Чтоб не дожить до этого стыда,

Пошлите лучше мне один конец скорее!

Как смерть моя ни зла:

Все легче, чем терпеть обиды от осла".

И. Крылов.

Из Федра. На русской язык, кроме Крылова, басню переводили Тредьяковский ("Лев Престарелый"), Сумароков и Измайлов ("Дряхлый Лев"), В нисколько измененном виде то же содержание вложено Крыловым в его басню "Лисица и Осел".

Лев состарившийся

57. Филомела и Прокна

(Philomele et Progne)

Однажды Прокна-ласточка летала

От города далеко, в лес, в поля,

И услыхала

Песнь Филомелы-соловья.

Тут Прокна вскликнула: "Сестра! Что с вами сталось?

Как поживаете? Сто лет не видно вас.

С тех пор, как в Фракии расстались,

Не помню, жили ль вы средь нас!

Что вы имеете в примете?

Не здесь же жить среди полей!"

"Ах! - отвечала Филомела ей.

Приятней для меня нет места в целом свете".

"Как? Здесь? Прекраснейшее пенье

Дарить животным и зверям,

Да неотесам мужикам?!

Пред ними изливать восторги вдохновенья!

Нет! Прилетайте к нам, и в пышных городах

Пусть ваше пенье слух ласкает,

Тем более, что здесь, в лесах,

Вам все кругом напоминает,

Как никогда Терей, в порыве исступленья,

На ваши прелести свое направил мщенье".

"Вот это-то воспоминанье,

Ответил Соловей,

Мне легче здесь переносить, в изгнанье;

А там, среди людей,

Я тосковала бы сильней!.."

А. Зарин.

Басня эта принадлежит Эзопу и имеется также у Бабрия. Во времена Лафонтена известна была только одна эта басня Бабрия;

Филомела и Прокна

многие другие найдены впоследствии. Упоминаемый в басне Терей, фракийский царь, лишил чести и языка Филомелу, сестру своей жены Прокны; сестры отомстили ему, убив его сына Итиса и накормив его телом сына; они были обращены богами - Филомела в соловья, а Прокна в ласточку ("Метаморфозы" Овидия).

58. Утопленница

(La Femme noyee)

Не дай Бог никому капризную жену!

Одна из жен таких на мужа рассердилась.

За что? Да он молчал, так за это взбесилась,

Кричала, плакала, бранилась.

И кинулась в реку - пошла как ключ ко дну.

Муж бедный с радости иль с горя прослезился,

Как скоро до него достигла эта весть;

Но он философ был и все мог перенесть:

Подумал и пустился,

Чтоб долг последний ей отдать.

И так в тоске, в печали,

По берегу реки тихохонько идет,

Глядит на все, что ни плывет;

Но волны только щепки мчали,

А нет как нет жены!

Знать надобно, что шел он против быстрины.

Встречается с ним Кум, дивится заблужденью

И говорит ему: "Пойдем вниз по теченью:

Кума должна вон там, гораздо ниже всплыть".

"Не может, братец, это быть;

Покойница во всем напротив поступала

И никому не уступала;

Против воды она, поверь мне, поплывет;

Поставит на своем, хоть три раза умрет".

Измайлов.

Этот злой рассказ взят Лафонтеном у Фаерна, находится также у Поджио и Вердизотти и затем часто повторялся у разных писателей.

59. Ласочка в амбаре

(La Belette entree dans un grenier)

Однажды Ласочка забралась

В амбар чрез узенькую щель.

Раздолье полное! Досель

Бедняжка еле чем питалась.

В довольстве стала жить она.

Лишь только встанет ото сна,

Грызет и ест, пирует вволю,

Благословляя долю.

Бог весть, что гибелью ей стало:

Такая жизнь иль много сала;

Вот что потом случилось с ней.

День ото дня она жирней

Все становилась. Раздобрело,

Толсто, как бочка, стало тело.

В конце недели, раз, она,

Поевши плотно, услыхала

Вдруг шум. Тревогою полна,

Она скорее подбежала

К дыре, чтоб вылезть. Ан, узка

Дыра внезапно оказалась.

Бедняжка в страхе заметалась,

Вернулась снова. "Вот доска!

Она воскликнула. И в ней

Та самая дыра, в которую недавно,

Всего назад тому шесть дней,

Ласочка в амбаре

Я так пролезла славно!

Что за диковина?.."

А Крыса ей в ответ:

"Диковины тут нет!

Тогда была ты-кости, кожа,

Теперь на бочку ты похожа.

Ты сбрось-ка жир - исчезнет сразу чудо!.."

Слова ее сказать другим не худо.

Но лучше басни мы не будем разбирать,

Чтоб с вашими дела их не мешать...

А. Зарин.

Сюжет заимствован у Эзопа и Горация. В словах крысы видят (Ренье) намек на современные события, именно на присуждение судом (chambre de justice) в 1661-1666 годах значительных сумм с тогдашних финансистов.

60. Кот и старая Крыса

(Le Chat et le vieux Rat)

Какой-то Кот, гроза мышей,

Примерной ревностью своей

И кровожадностью и силой

Прослывший в округе Аттилой,

Задумал истребить в один поход

Не только у себя в холодной клети,

Но весь на свете

Крысиный род.

Умолкли крысы... их головки

Не помышляют о былом...

Кот и старая Крыса

Что им пустые мышеловки

В сравнении с Котом!

А Кот в восторге, в восхищеньи!

И, чтоб поболее явить свое уменье,

Он, наконец,

Вниз головой повесился, хитрец!

Не дышит грудь, не слышно храпа,

Совсем мертвец

(А между тем за шнур вцепилась лапа).

Крысиный род решил,

Что Кот, должно быть, нашалил:

Украл жаркое,

Иль что другое

Ну, словом, пойман был

И, без сомненья,

Повешен был за преступленье!

И вот,

Крысиный род

Пошел к Коту на погребенье.

Шныряют, бегают, скребут

И торжества, в восторге, ждут...

Но вдруг... о ужас!.. Кот сорвался,

Двух-трех ближайших крыс поймал

И так сказал:

"Вас наказать не так я собирался!

Ведь это что?!! Я знаю план другой!

Ступайте-ка покудова домой!"

Кот не соврал. Осыпавшись мукою,

В квашню забрался он,

И крысы все, со всех сторон,

К нему посыпались толпою.

Но Крыса старая (конечно, неспроста:

Была та крыса без хвоста)

Коту на это проворчала:

"Не соблазняюсь я нимало,

Будь ты хоть не котом,

А впрямь мучным мешком!"

Старуха верно рассуждала,

И можно ль лучше рассуждать?

Ведь недоверчивость есть счастья мать

И безопасности начало!

В. В. Жуков.

Содержание басни есть у Эзопа, Федра и Фаерна. Лафонтен называет кота именем Родиларда (истребителя сала), взяв это имя у Рабле. - Содержание басни вошло в известную сказку Жуковского "Война Мышей и Лягушек".

61. Влюбленный Лев

(Le Lion amoureux)

Посвящается девице Севинье

О Севинье, все прелести которой

Служили грациям прекрасным образцом!

Прочтите басню без укора

И не пугайтесь перед Львом!

Он, вопреки бессильному злословью,

Был усмирен всесильною любовью.

Любовь-есть нечто странное во всем,

И счастлив тот, кто с нею незнаком...

Какой-то Лев, из важного сословья,

Пастушку встретил на лугу

И воспылал к ней страстною любовью,

Какой любить я, право, не могу!

Он стал ухаживать за нею,

Отца ее повергнувши в печаль.

А тот искал зятька себе смирнее,

Да ведь ему и дочки было жаль.

Но как откажешь? Ведь опасно!

И знал то он прекрасно

(Кто с этим делом незнаком?),

Что обвенчаться можно и тайком,

Тем паче, дочь его нимало

Любовь слепая не пугала!

Отец промолвил тут:

"Послушай-ка, зятек,

Ведь дочь моя нежна, как фея сказки,

А твой-то ноготок

Совсем устроен не для ласки!

Так вот, коль хочешь зятем быть,

То, не боясь за целость шубы,

Изволь-ка когти обрубить

Да подпилить получше зубы!

Твой поцелуй тогда не будет грубый,

Да и жена

С тобою будет более нежна!.."

Лев согласился... Ослепила

Его коварная любовь,

Но без когтей и без зубов

Исчезла в нем былая сила,

И стая псов

От сватовства безумца отучила...

Любовь, любовь!.. И я скажу в раздумье,

Когда мы страстью возгорим,

Мы говорим:

Прощай, прощай, благоразумье!

В. В. Жуков.

Содержание заимствовано из басен Эзопа, которые вошли и в Сборник Вердизотти (прим. к басне 38). Франсуаза-Маргарита де Севинье, которой посвящена басня, была дочь знаменитой г-жи Севинье, прославившейся письмами именно к этой своей дочери, которая в 1669 г., год спустя после посвящения ей этой басни, вышла замуж за г. де Гриньяна.

62. Пастух и Море

(Le Berger et la Mer)

Пастух в Нептуновом соседстве близко жил:

На взморье, хижины уютной обитатель,

Он стада малого был мирный обладатель

И век спокойно проводил.

Не знал он пышности, зато не знал и горя,

И долго участью своей

Довольней, может быть, он многих был царей.

Но, видя всякий раз, как с Моря

Сокровища несут горами корабли,

Как выгружаются богатые товары

И ломятся от них анбары,

И как хозяева их в пышности цвели,

Пастух на то прельстился;

Распродал стадо, дом, товаров накупил,

Сел на корабль - и за Море пустился.

Однако же поход его не долог был;

Обманчивость, морям природну,

Он скоро испытал: лишь берег вон из глаз,

Как буря поднялась;

Корабль разбит, пошли товары ко дну,

И он насилу спасся сам.

Теперь опять благодаря морям

Пошел он в пастухи, лишь с разницею тою,

Что прежде пас овец своих,

Теперь пасет овец чужих

Из платы. С нуждою, однако ж, хоть большою,

Чего не сделаешь терпеньем и трудом?

Не спив того, не съев другого,

Скопил деньжонок он, завелся стадом снова

И стал опять своих овечек пастухом.

Вот некогда, на берегу морском,

При стаде он своем

В день ясный сидя

И видя,

Что на Море едва колышется вода

(Так Море присмирело)

И плавно с пристани бегут по ней суда:

"Мой друг! - сказал.- Опять ты денег захотело,

Но ежели моих - пустое дело!

Ищи кого иного ты провесть,

От нас тебе была уж честь.

Посмотрим, как других заманишь,

А от меня вперед копейки не достанешь".

Баснь эту лишним я почел бы толковать;

Но как здесь к слову не сказать,

Что лучше верного держаться,

Чем за обманчивой надеждою гоняться?

Найдется тысячу несчастных от нее

На одного, кто не был ей обманут,

А мне, что говорить ни станут,

Я буду все твердить свое:

Что впереди - Бог весть; а что мое - мое!

И. Крылов.

Заимствована у Эзопа. Кроме Крылова, на русский язык басня переведена Сумароковым ("Пастух-мореплаватель").

63. Муха и Пчела

(La Mouche et la Fourmi)

В саду, весной, при легком ветерке,

На тонком стебельке

Качалась Муха, сидя.

И, на цветке Пчелу увидя,

Спесиво говорит: "Уж как тебе не лень

С утра до вечера трудиться целый день!

На месте бы твоем я в сутки захирела.

Вот, например, мое

Так, право, райское житье!

За мною только лишь и дела:

Летать по балам, по гостям:

И молвить, не хвалясь, мне в городе знакомы

Муха и пчела

Вельмож и богачей все домы.

Когда б ты видела, как я пирую там!

Где только свадьба, именины,

Из первых я уж верно тут.

И ем с фарфоровых богатых блюд,

И пью из хрусталей блестящих сладки вины,

И прежде всех гостей

Беру, что вздумаю, из лакомых сластей,

Притом же, жалуя пол нежной,

Вкруг молодых красавиц вьюсь

И отдыхать у них сажусь

На щечке розовой иль шейке белоснежной".

"Все это знаю я, - ответствует Пчела.

Но и о том дошли мне слухи,

Что никому ты не мила,

Что на пирах лишь морщатся от Мухи,

Что даже часто, где покажешься ты в дом,

Тебя гоняют со стыдом".

"Вот, - Муха говорит, - гоняют! Что ж такое?

Коль выгонят в окно, так я влечу в другое".

И. Крылов.

Крылов в значительной степени отступил в этой басне от подлинника, заимствованного у Федра, заменив даже муравья пчелой, но смысл басни остался тот же. Тредьяковский перевел ее почти буквально ("Муха и Муравей").

64. Садовод и Помещик

(Le Jardinier et son Seigneur)

Какой-то Садовод-любитель,

Не городской, но сельской житель,

Имел прекрасный огород,

А рядом с ним возделанное поле.

Садовод и Помещик

Немало он убил и денег, и хлопот,

Чтоб разрастался сад в спокойствии и холе.

Для этого всю землю он обнес

Живым плетнем из виноградных лоз

И посадил в саду испанские жасмины

(Букет из них Марго дарил он в именины),

Капусту, тмин, щавель... И эту благодать

Вдруг дерзкой заяц начал истреблять.

Решил к Помещику Садовник обратиться.

"Вот, - говорит, - проклятый зверь!

Повадился ходить ко мне теперь;

Ни палок, ни камней, ни сети не боится,

Ну, просто чародей!"

"Какой там чародей?

Помещик возразил. - Да будь он сатаною,

Не поздоровится шутить ему со мною.

Его я отучу от этих штук, ей-ей!"

"Когда ж?"

"Хоть завтра; медлить нет причины".

И вот является с толпою слуг своих.

"Хозяин!.. Закусить!.. Подай-ка нам дичины...

А это дочь твоя? Есть у нее жених?

Поближе подойди, красавица... Ну, что же

Ты дочь не выдаешь?.. Негоже, брат, негоже!

Тряхни своей мошной".

Пошучивая так, красотку он ласкает,

Сажает рядышком с собой,

Ей нежно ручку жмет, платочек подымает.

Слегка противится садовникова дочь,

Но, видимо, от барских ласк не прочь.

Отца ж досада разбирает.

Меж тем кутеж идет... На кухне шум и гам.

"Вот окорок!.. Не стар?.. На вид весьма приличен".

"Позвольте поднести его, мой барин, вам".

"Возьму с охотою: к подаркам я привычен..."

Едят все взапуски... Толпа нахальных слуг,

Собаки, лошади-запасы истребляют.

Хозяин сам не свой - берет его испуг.

Тут пьют его вино, там дочь его ласкают.

Но вот окончен пир... А шум еще сильней,

Все суетятся и хлопочут,

Труба гремит, рога грохочут,

Не жалко им ничьих ушей...

Но что за грустная картина?

В плачевном виде огород.

Прощай, щавель! Прощайте, грядки тмина!

Все, что хозяйка в суп кладет!..

Вот заяц найден,- с гиканьем и ревом

Заставили его покинуть дом;

Он под капустным спрятался кочнём,

Но спасся в щель, иль попросту в пролом,

Устроенный в плетне садовом

Толпою слуг, чтоб впопыхах

Из сада выехать удобней на конях.

Твердит Садовник: "Что ж, господская забава!"

Но кони, гончие и дерзких слуг орава

Наделали таких непоправимых бед,

Каких не причинить всем зайцам во сто лет.

Вы, мелкие князья, решайте ваши споры,

Не обращаясь к сильным королям.

Зачем их в ваши вмешивать раздоры

И допускать их к вашим городам?

В. Мазуркевич.

Заимствована у Эзопа.

65. Осел и Собака

(L'Ane et le petit Chien)

Зачем насиловать природу:

Себя нельзя переменить,

И неуклюжему уроду

Едва ль возможно ловким быть.

Однако редко тот, кого судьба ласкает,

Врожденный свой талант умело применяет.

Пускай не служит вам образчиком Осел,

Который, ради полученья

Хозяйского расположенья,

К хозяину ласкаться подошел.

Он про себя раздумывал: "Ужели

Собачку ждет и ласка, и хвала

За то лишь, что она с хозяйкою мила?

Меня же, бедного Осла,

Побои только ждут; обидно, в самом деле.

А в сущности, что делает она?

Лишь лапку подает - вот весь талант Собачки.

За что ей сыплются хозяйская подачки.

Работа эта, право, не трудна,

И если только в этом дело,

Его я выполню умело".

Проникнутый намереньем таким,

Осел к хозяину подходит неуклюже,

Копытом стоптанным своим

Его ласкает, и к тому же

Еще ревет, да как! Мелодией такой

Он скрасить, знать, хотел поступок дерзкий свой.

- Ого! вот нежности! Эй, палку мне скорее!

Хозяин закричал. - Запел ты невпопад!

Пришлось запеть Ослу совсем на новый лад

И положить конец своей плохой затее.

В. Мазуркевич.

Заимствована у Эзопа.

66. Война Крыс и Ласок

(Le Combat des Rats et des Belettes)

Не менее Котов самих

И Ласок храбрая порода

Врагом крысиного народа

Всегда была, и между них

Наверно бы опустошений

Она наделала больших,

Когда бы двери их владений

Так узки не были везде,

Что помогало им в беде.

В одну несчастную годину

Обилен был крысиный род,

И на врага в тот самый год

Свою громадную дружину

Повел крысиный царь Крысяк.

Но не дались враги впросак:

Взвились знамена боевые,

И Ласки двинулись в поход;

Кипели схватки роковые,

Но был неведом их исход;

Тускнели всюду луговины

От крови доблестной дружины.

Крысиный род, в конце концов,

Лишившись множества бойцов,

Понес повсюду пораженье.

Напрасно грозный Крохобор,

И Хлебный Тать, и Кусобор

Врагов своих в пылу сраженья

Пытались выдержать напор;

Смятение царило в стане,

Бежали в страхе с поля брани

И командиры, и бойцы,

Князья же все легли на месте.

Спасались в норы беглецы,

Забыв о долге и о чести.

Вся эта мелкая орда

Простых людишек без труда

Пролезла в узенькие норы,

Но в них застряли господа:

Из перьев пышные уборы,

Носимые на страх врагам,

Размеры шлемов их и касок

Их сделали добычей Ласок:

Не встретилось отверстья там,

Достаточно широкой щели,

Куда б они пройти успели,

И Крыс значительных тела,

Подобно листьям, без числа,

Усеяли собою поле.

Помехой служит поневоле

Чрезмерно пышный наш убор

И причиняет замедленье.

Вся мелкота с давнишних пор

Привыкла ждать себе спасенья,

В нору юркнув без затрудненья;

А те, которые крупней,

Застрянут в ней.

О. Чюмина.

Из Федра. Басня эта создавалась под несомненным влиянием героическо-комической поэмы "Война Крыс и Лягушек", которая приписывалась Гомеру и которая послужила образцом Жуковскому в его "Войне Мышей и Лягушек"; имена Крохобор и Кусобор суть переводы греческих из этой поэмы.

67. Обезьяна и Дельфин

(Le Singe et le Dauphin)

У греков было в старину обыкновенье

Брать в плаванье с собой собак и обезьян.

Однажды на пути из отдаленных стран

Корабль их потерпел, в виду Афин, крушенье.

Никто б не спасся из морской,

Разверзшейся для них пучины,

Когда б не помогли чудесно им Дельфины,

Которыми любим наш род людской,

Коль верить Плинию. Благодаря Дельфину,

Который сходством был введен в обман,

Чуть даже не спаслась одна из обезьян,

Взобравшись с важностью к нему на спину,

Как будто бы была она

Певцом прославленным в былые времена.

Готовясь высадить спасенную, случайно

Ей задает вопрос Дельфин.

"Вы из прославленных Афин?"

"О, да! Я там известна чрезвычайно,

Ответила она. - Двоюродный мой брат,

Назначенный в том городе судьею,

Вам услужить во всем, конечно, будет рад.

Все лучшие места семьею

Там нашей заняты". - Ответил сын морей:

"Благодарю! Прошу я дозволенья

Спросить вас: часто, без сомненья,

Вы посещеньями счастливите Пирей?"

"О, каждый день! Мы другом дома

Его считаем с давних пор;

С ним близко вся семья знакома".

Так заключило разговор

Болтливое и вздорное созданье,

Обезьяна и Дельфин

Приняв за имя - гавани названье.

Есть люди - счет теряю им:

Невежды круглые во всем, но без умолку

Повсюду обо всем трещащие без толку;

Они и Вожирар готовы счесть за Рим.

Дельфин взглянул, смеясь, на Обезьяну

И, убедясь тотчас,

Что он, поддавшися обману,

Животное, не человека спас,

Швырнул ее обратно в море,

А сам поплыл немедля прочь,

Чтоб людям в бедствии и горе

Помочь.

О. Чюмина.

Басня принадлежит Эзопу и встречается в сборнике Фаерна (см. прим. к басне 24). Плиний рассказывает, что Арион, которому во время морского переезда матросы угрожали смертью, бросился в море, и дельфин, привлеченный его пением, взял его на свою спину и приплыл с ним к берегу. Упоминаемый в басне Лафонтеном Вожирар - деревня близ Парижа. Отдаленно перевел эту басню Сумароков под заглавием "Дельфин и Невежа-хвастун".

68. Язычник и деревянный Идол

(L'Homme et l'Idole de bois)

Для дома своего завел язычник бога,

Простого Идола, и - как бывало встарь

Воздвиг ему алтарь,

Обеты произнес и соблюдал их строго.

В покорном ожидании чудес

Бедняк из кожи лез,

Стараясь угодить бесчувственному богу.

Своим молитвам на подмогу

Он не жалел даров, обильно жертвы жег,

Но глух и нем к мольбам был деревянный бог.

Язычник не видал ни в чем его участья;

Везде убытки нес, везде терпел обман,

Ни в жизни, ни в игре не испытал он счастья,

И с каждым днем тощал его карман.

Но богу своему моляся, как и прежде,

Он жертвы не жалел, на чудеса в надежде.

Шли месяцы, года. Язычник изнемог.

Напрасно богу он в отчаяньи молился,

Все так же глух и нем был деревянный бог.

В конце концов, язычник обозлился

И бога своего, как старый черепок,

Разбил в куски... Вот, развалился бог!

Пустой на вид,

Он оказался золотом набит.

Язычник стал корить поверженного бога:

"Когда я угодить из всех старался сил,

Ты только мне вредил.

Иди же прочь от моего порога!..

Ни жертвы, ни мольбы, а крепкое дубье

Растрогать лишь могло бесчувствие твое!..

Похож ты на пустых, чванливых дураков,

Что платят грубостью за всякое вниманье.

Как и тебе, без дальних слов,

Нужна им палка в назиданье".

А. Зарин.

Заимствована у Эзопа.

69. Ворона (в павлиньих перьях)

(Le Geai pare des plumes du Paon)

Когда не хочешь быть смешон,

Держися звания, в котором ты рожден.

Простолюдин со знатью не роднися;

И если карлой сотворен,

То в великаны не тянися,

А помни свой ты чаще рост.

Утыкавши себе павлиным перьем хвост,

Ворона с Павами пошла гулять спесиво

И думает, что на нее

Родня и прежние приятели ее

Все заглядятся, как на диво;

Что Павам всем она сестра

И что пришла ее пора

Быть украшением Юнонина двора.

Какой же вышел плод ее высокомерья?

Что Павами она ощипана кругом,

И что, бежав от них, едва не кувырком,

Не говоря уж о чужом,

На ней и своего осталось мало перья.

Она было назад к своим; но те совсем

Заклеванной Вороны не узнали,

Ворону вдосталь ощипали,

И кончились ее затеи тем,

Что от Ворон она отстала,

А к Павам не пристала.

Я эту басенку вам былью поясню.

Матрене, дочери купецкой, мысль припала,

Чтоб в знатную войти родню.

Приданого за ней полмиллиона.

Вот выдали Матрену за барона.

Что ж вышло? Новая родня ей колет глаз

Попреком, что она мещанкой родилась,

А старая за то, что к знатным приплелась:

И сделалась моя Матрена

Ни Пава, ни Ворона.

И. Крылов.

Содержание басни у Эзопа, Федра и Горация. Кроме Крылова, на русский язык басню переделали Сумароков ("Коршун в павлиньих перьях") и Тредьяковский ("Ворона, чванящаяся чужими перьями").

70. Верблюд и плывущие Поленья

(Le Chameau et les Batons flottants).

Кто первый увидал Верблюда,

Тот прочь бежал при виде чуда;

Второй осмелился приблизиться к нему,

А третий-и узду надел на дромадера.

Так, силою привычки и примера,

Становимся мы близки ко всему,

Что нам казалося пугающим и странным

С ним находясь в общенье постоянном.

В пример тому я приведу раcсказ.

Стоявшие на страже как-то раз

Увидели предмет, плывущий в отдаленье,

Немедленно решили все вокруг:

- Большой фрегат иль брандер! - Чрез мгновенье

Все в нем увидели простой с товаром тюк,

Челнок и, наконец - плывущие Поленья.

Знаком я в свете кое с кем,

Кого касается мое повествованье:

Верблюд и плывущие поленья

За нечто их сочтешь на расстоянье,

Вблизи ж они окажутся ничем.

О. Чюмина.

Заимствована у Эзопа.

71. Лягушка и Крыса

(La Grenouille et le Rat)

"Кто хочет обмануть другого, тот нередко

Сам попадается", - сказал Мерлен давно.

Сужденье это очень метко,

Да жаль, в наш век состарилось оно;

Однако же вернусь к повествованью:

У берега пруда откормлена, жирна,

Предавшись сладкому мечтанью,

Сидела Крыса; видимо, она

Совсем была несклонна к воздержанью.

С ней разговор Лягушка завела

И молвила: "Я угощу на славу,

Пойдем ко мне". Пришелся зов по нраву

И Крыса радостно согласие дала.

Какие ж тут еще, казалось бы, приманки!

Однако же Лягушка ей поет

О редкостях трясины и болот,

О прелестях диковинной гулянки

Под гладью тинистою вод,

О том, как, побродив по всем болотам этим,

Она вернется с гордостью домой

И в добрый час расскажет детям

Про жителей страны чужой,

Лягушка и Крыса

Про управленье, общество и нравы

Лягушечьей державы.

Все хорошо, да горе только в том,

Что Крыса плавает с трудом.

Но Квакушка и здесь нашлася; Крысы ногу

К своей ноге привязывает вмиг,

С подругой вместе в воду-прыг!

И вот пускаются в дорогу...

Но, очутясь среди болот,

Хозяйка гостью тянет в лоно вод,

Чтоб, все обычаи коварно нарушая,

Скорей в болоте Крысу утопить.

"Пожива, дескать, не простая,

Такой кусок не шутка раздобыть!.."

Лягушка про себя мечтает; Крыса ж бьется,

Взывает к небесам. Лягушка знай смеется,

Да тянет Крысу вниз... Среди борьбы такой

Вдруг Коршун закружил в выси под облаками.

Увидел Крысу он, упал с небес стрелой,

Схватил ее, взвился и - вытащил когтями

Лягушку с Крысой заодно:

Погибнуть им обеим суждено.

А Коршун рад: событие такое

Не принесло ему вреда:

На ужин рыбу и жаркое

Заполучил он без труда.

Таков судьбы закон суровый,

Предупрежденье шлет он нам;

Кто для других сплетает ковы,

В них попадает часто сам!

В. Мазуркевич.

Заимствована у Эзопа. Упоминаемый в басне Мерлин - волшебник известных рыцарских повествований "Круглого Стола".

72. Дань Зверей Александру

(Tribut envoye par Animaux a Alexandre)

Ходила басня в оны времена.

Я не постиг ее иносказанья;

Быть может, будет вам понятнее она,

Так вот в чем басни содержанье:

Прошла молва на много миль кругом,

Что некий Александр, Юпитера потомок,

Решив завоевать весь мир своим мечом

(А сделать это он легко мог),

Дал приказанье, чтоб со всех сторон

Без замедленья

К нему явились на поклон

И человек, и зверь, и прочие творенья,

Не исключая вольных птиц,

Не знавших власти и границ.

Такой приказ поверг зверей в смятенье;

Все поняли, что с этих пор

Пойдет другой уж разговор,

И всем, не ведавшим в деяниях препоны,

Придется признавать законы.

Из логовищ, берлог сошлись все на совет,

Судили, спорили, рядили

И наконец решили

Послать царю смиренный свой привет,

А вместе с тем, в знак уваженья,

И подношенья.

Послом к царю решили нарядить

Лукавую Мартышку,

И толком записать ей в книжку

Все, что царю ей надо говорить.

Но что поднесть? - все в затрудненьи.

Решили - золото. И вот

Его животным в долг дает

Какой-то князь, который во владенье

Своем имел большие рудники.

Осел и Мул взялись везти мешки,

Верблюд и Конь даны им для охраны;

И так пустились вчетвером

С Мартышкою, вновь избранным послом,

В чужие страны.

Вдруг Лев послов встречает на пути

(Послы не ждали этой встречи).

"Вот кстати! - Лев кричит. - так веселей идти!

Я дар царю хотел отдельно поднести,

Да груз мне оттянул все плечи.

Не будете ль добры вы взять его с собой,

Труд небольшой!

Придется каждому лишь по четвертой части,

А мне удобней будет без мешков

Вас охранять от злой напасти

И от воров".

Льву отказать, конечно, невозможно.

Лев принят ласково, от ноши облегчен,

Хотя послам едва ль приятен он:

Сообщество его куда как ненадежно!

Но делать нечего. Все движутся вперед,

Питаясь на казенный счет.

Идут. Пришли на луг. Лаская нежно взгляды,

Ковер пестреет из цветов,

Лежат стада овец, ища в тени прохлады;

Журчит ручей средь низких берегов.

Тут Лев стал сам не свой от жалоб:

"Я нездоров; в огне горю я весь,

Целебную траву найти мне не мешало б

Да полечиться здесь!

Не тратьте времени, ступайте,

Своей дорогою одни,

Лишь деньги мне мои отдайте,

Понадобиться могут мне они".

Все разгрузились. Лев кричит, ликуя:

"Смотрите-ка, как много дочерей

Мне родили монеты! Ей-же-ей,

Иные доросли уже до матерей!

Приплод, конечно, мой! Себе его беру я!"

Послы поражены... Передает молва,

Что к Александру появились

Они с горячей жалобой на Льва;

Но толку никакого не добились.

Недаром же слова пословицы гласят:

"Свой своему невольно брат"...

В. Мазуркевич.

Лафонтен ссылается как на источник своей басни на какую-то басню, распространённую в древности; но ни в одном из древних авторов ее не находят. Комментаторы полагают, что он встретил ее в каком-нибудь утраченном сборнике.

73. Мстительный Конь и Олень

(Le cheval s'etant voulu venger du Cerf)

Конь не всегда служил рабом для человека.

За много сотен лет до нынешнего века,

Когда кореньями питался род людской,

Ослы и лошади паслись в глуши лесной.

В то время не было ни седел, ни строений,

Ни сбруй, удобных для сражений,

Ни шор, ни дрожек, ни возков,

Как не было ни свадеб, ни пиров.

Вот в те-то времена поспорил Конь с Оленем

О быстроте своих могучих ног;

Но перегнать Оленя он не мог,

И давши волю зависти и пеням

Он к человеку с жалобой пошел.

Тот скакуна взнуздал, вскочил в седло, дал шпоры

И полетел чрез лес и горы,

Поля и долы,

Оленя догонять. Без состраданья,

Покоя он бедняге не давал. И так его загнал,

Что испустил Олень, в конце концов, дыханье.

Конь благодетеля тепло благодарит:

"Спасибо, - говорит,

Я возвращусь к себе, чтоб снова жить на воле".

Но человек в ответ: "Оставь свои мечты!

Я понял лишь теперь, на что годишься ты.

Останься здесь со мною... В холе,

Накормлен и согрет,

Ты проживешь, не зная огорченья!"

Увы, на что нам жизни наслажденья,

Когда свободы нет!

Тут понял Конь свою неосторожность...

Но поздно - цепи на ногах,

Конюшня ждет. Утрачена возможность

Бежать неволи злой - и умер он в цепях,

Порабощенный тесною конюшней.

А отнесися он к обиде равнодушней,

Его судьба была б не та.

Для многих в мщенье тайная отрада;

Но ради мщенья жертвовать не надо

Тем, без чего вся жизнь ничтожна и пуста.

В. Мазуркевич.

Содержание басни встречается у Федра, у Аристотеля, как произведение греческого поэта Стезихора (636-566 до Р. X.), и у Горация. Отдаленно перевел ее на русский язык Сумароков ("Олень и Лошадь").

74. Лисица и Бюст

(Le Renard et le Buste)

Величие у нас нередко лишь личина.

И вот причина,

По коей мир подчас и недостойных чтит.

Но, к счастью, лишь ослов пленяет внешний вид;

Лиса же, например, хвалить не станет,

Покамест идолу и в душу не заглянет,

И не решит по ней, чего достоин он.

Так, увидав в саду Бюст славного героя,

Лиса обнюхала его со всех сторон

И молвила, пред ним в раздумье стоя:

"Как благороден лик! какая красота!

Одно лишь жаль, что голова пуста!"

Тут к слову бы сказать, что многие вельможи

Во всем на этот Бюст похожи.

Г-т.

Из Эзопа и Федра. На русский язык басню переводили Дмитриев ("Истукан и Лиса"), Тредьяковский ("Лисица в болванщиковом сарае") и отдаленно Сумароков ("Лисица и Статуя").

75. Волк, Коза и Козленок

(Le Loup, la Chevre et le Chevreau)

Наполнить вымя молоком

Коза пошла за травкою в долину,

Замкнула наглухо свой дом

И строго приказала сыну:

Лисица и Бюст

Волк, Коза и Козленок

"Чтоб избежать нам горестных потерь,

Пока не возвращусь я с поля,

Храни тебя Господь открыть на миг хоть дверь

Тем, кто не скажет нашего пароля,

Хотя б тебя и начали просить!

Пароль же будет: волчья сыть!"

Как раз во время разговора

Там проходил случайно Волк,

И речь Козы услышав, взял все в толк.

Коза, конечно, не видала вора.

Она ушла, а Волк уж тут как тут.

Переменивши голос, объявляет

Он: "волчья сыть", и ожидает,

Что дверь ему сейчас же отопрут.

Однако же Козленок осторожен

(Он знал, что здесь обман возможен),

И крикнул, посмотревши в щель:

"А лапка у тебя какая?

Просунь сюда... Коль белая, тогда я

Открою дверь,-иначе-прочь отсель!"

Волк поражен донельзя. Повсеместно

Давным-давно известно,

Что белых лап у Волка не сыскать.

С чем Волк пришел, с тем обратился вспять.

Какую б горестную долю

Козленок бедный испытал,

Когда б поверил он паролю,

Который Волк случайно услыхал.

Предусмотрительность двойная

Нужна везде... Не вижу в ней вреда я!

В. Мазуркевич.

Басня вошла в сборник Эзоповых басен французского лирика Коррозе (1560-1568); а также в книгу басен Невеле (XVI в.) "Эзопическая мифология".

76. Волк, Мать и Ребенок

(Le Loup, la Mere et l'Enfant)

Другого этот Волк напомнил мне,

Погибшего в злой западне.

Послушайте как было дело.

Одна семья крестьянская владела

Большою мызою, стоявшей в стороне.

И в чаяньи себе наживы,

Надеясь, что ему кой-что перепадет,

Волк караулил у ворот,

Смиряя хищные порывы.

Тут выходящими из мызы видит Волк:

Овец, ягняток непорочных,

И поросят молочных,

И, наконец, индюшек целый полк.

Пожива хоть куда; но что желать без толку?

Вдруг за стеной он слышит детский крик

И Мать грозит отдать Ребенка Волку,

Когда не замолчит он в тот же самый миг.

Голодный хищник без зазренья

Спешит богам вознесть благодаренья;

Но в попечениях о детище своем,

Мать снова говорит, спеша утешить чадо:

"Не плачь, дитя мое, не надо;

Пусть Волк покажется-сейчас его убьем!"

- Как? - молвил тут баранов истребитель,

Мне говорят то так, то сяк.

Мне доказать вы не хотите ль,

Что я, по-вашему, дурак?

Но дайте срок, и я дождусь потехи,

Пусть только мальчуган пойдет сбирать орехи.

Едва слова он эти произнес,

Как вышли люди. Сколько было силы,

Остановить его цепной старался пес;

Потом откуда-то явились колья, вилы...

- Ты что здесь делаешь? - был учинен допрос.

Волк, не таясь, ответил на вопрос.

- Спасибо! - мать воскликнула. - Ужели

Я сына для того качала в колыбели,

Чтоб утолил собой он голод твой?

Бедняга был убит без сожаленья,

И волчью лапу с головой

Владелец этого селенья

Повесил с надписью такою у дверей:

"Достойным господам Волкам на поученье:

Не придавать угрозе матерей,

Пугающих детей своих, значенья".

О. Чюмина.

Заимствована у Эзопа. Басня находится в изданном в Париже в 1583 г. сборнике басен Philibert'a Hegemon'a.

77. Ответ Сократа

(Parole de Socrate)

Сократ себе построил дом.

А как мудрец ко всем делам способен,

То вышел домик тот хоть тесен, да удобен;

Лишь роскоши не виделось ни в чем.

Вот критики постройку обступили,

И всякий открывать в ней недостатки стал:

О мелочах различно все судили,

Но общий голос был, что домик слишком мал,

Что негде в нем ни встать, ни повернуться,

И что великому такому мудрецу

Такая конура совсем уж не к лицу.

"Где примешь ты друзей, коль все они сберутся?"

Кричали старику. И молвил тот в ответ:

"Друзьям всегда сердечный мой привет,

Но я боюсь уже не наслаждаться днями,

Когда и этот дом, как он ни мал,

Наполнится действительно друзьями!"

О мудрый грек! Ты истину сказал

И дружбы верный смысл обрисовал ты метко:

О ней частенько всяк из нас слыхал,

Но видел друга-очень редко.

Г-т.

Заимствована из Эзопа ("Socrat ad Amicos").

78. Старик и его Сыновья

(Le Vieillard et ses Enfants)

Послушайте рассказ фригийского раба!

Он говорил, что сила в единенье,

Что сила всякая в отдельности слаба,

И если сделал я в рассказе измененье,

То вовсе не затем, чтоб, завистью томясь,

Я добивался той же громкой славы,

Нет, просто описать хотел я ваши нравы.

Ведь Федр, лишь к почестям стремясь,

Нередко увлекался славой;

Но я ее считаю лишь забавой.

Итак, вернусь к рассказу поскорей,

Как поучал отец своих детей.

Старик прощался с жизнию земною

И обратился с речью к Сыновьям:

"Вот тонких прутьев пук, скрепленных бечевою;

Сломайте-ка его, а я попозже дам

Вам объясненье, в чем тут дело".

Пучок взял Старший брат, - усилия напряг

И возвратил, сказав: "Нет, не сломать никак!"

Пучок взял Средний брат уверенно и смело,

Но - тот же неуспех! И Младший брат не мог,

Как оба старшие, переломить пучок.

Потратили они и труд, и время тщетно,

Из прутьев ни один им не пришлось сломать.

"Бессильные! - сказал с улыбкой чуть заметной

Отец. - Ужели ж мне пример вам показать?!"

- Он шутит! - порешили дети.

Но нет, Старик бечевку развязал,

Рассыпал прутья эти

И каждый без труда в отдельности сломал.

"Вы видите! Вот сила единенья!

Так будьте же дружны! Пусть сблизит вас любовь".

У ложа Старика стояли все в смущенье,

Но, чуя смерть свою, заговорил он вновь:

"Пред Вышним Судией сейчас готов предстать я

В стране, где ни вражды, ни лжи, ни злобы нет.

Прощайте, милые, и дайте мне обет,

Что будете всегда вы дружно жить, как братья".

Рыдают Сыновья; в печали каждый брат

Хранить завет отца навеки обещает;

Прощается Старик с детьми и умирает.

В наследство Сыновьям (отец их был богат)

Досталося имущество большое,

Да только жаль, расстроено оно;

И бедным Сыновьям с тех пор не суждено

Пяти минут побыть в покое:

Здесь теребит сосед, там лезет кредитор,

Тут просто жалоба, а там судебный спор.

Сначала всем троим удача улыбалась,

В союзе дружеском был твердый их оплот,

Но дружба тесная недолго продолжалась;

Их сблизило родство, разъединил - расчет.

Тщеславье, злоба с завистью и сплетней

В их отношеньях стали все заметней.

Сначала спор, затем раздел,

А враг как раз лишь этого хотел;

Вновь кредиторы налетели,

Ущерб наносят в каждом деле,

И каждый промах, ложный шаг

Подстерегает хитрый враг.

В суде ждет братьев пораженье,

Но братья продолжают спор

И делают в каком-то ослепленье

Друг другу все наперекор!

Один решает так, другой решает эдак,

И напоследок

Они узнать принуждены,

Что этою враждой вконец разорены,

И тут, хоть поздно, вспомнили с тоскою

О прутьях, связанных одною бечевою.

Р. Мазуркевич.

Содержание заимствовано у Эзопа и Плутарха.

79. Оракул и Безбожник

(L'Oracle et l'Impie)

Безумье полагать, чтоб жители земли

Ввести в обман богов могли!

Что в лабиринте душ среди изгибов скрыто,

Их взору вещему заранее открыто;

Все ведают и видят все они,

Что смертный утаить надеется в тени.

Язычник некий (он в иные дни

Наверно бы припахивал горелым)

Условно веровал в богов,

Как тот, кто, движимый одним разлетом смелым,

В том случае, принять наследие готов,

Когда от этого убытка не находит.

Он к Аполлону в храм приходит

И говорит: "Живое ль то, что я

Держу в руке, иль лишено дыханья?"

Меж тем в руке держал он воробья,

Готовясь задушить несчастное созданье

Иль выпустить его, и бога ввесть в обман.

Но Аполлон постиг его коварный план

И молвил он: "Живым иль без дыханья,

Но воробья давай, и впредь,

На зло себе, не прибегай к обману,

Пытаясь мне расставить сеть:

Я вижу издали и издали достану".

О. Чюмина.

Из Эзопа.

80. Скупой, потерявший свое богатство

(L'Avare qui a perdu son tresor)

Хотел бы я спросить Скупца,

Который страстно и сердечно

Одни лишь деньги копит вечно

С начала жизни до конца,

Ничем буквально не согретый:

Какая польза в жизни этой?

Да никакой!.. Я знал Скупого...

Он жизни ждал себе второй,

Чтоб насладиться снова

Своей несметною казной.

Но в том-то, видите ль, и дело,

Что (слух прошел со всех сторон)

Не он,

А им казна его владела!

Гулял ли он, иль приходил домой,

Сидел ли скромно за едой,

Иль шел ко сну, людьми забытый,

Он мыслью занят был одной

О месте том, где деньги были скрыты.

Туда так часто он ходил,

Что кто-то как-то проследил

И обокрал казну Скупого!..

Скупец, конечно, зарыдал,

Захныкал, застонал,

Произнести не в силах слова...

"Чего ты плачешь, милый друг?"

Его спросил один прохожий.

"Ах, у меня... Великий Боже!..

Украли с деньгами сундук!.."

"Да где ж лежал сундук с деньгами?"

"Вот тут! Вот в этой яме!"

"И поделом! Теперь ведь не война

На свете!

Твоя казна

Могла б лежать и в кабинете!"

"Но кто ж украсть ее посмел,

Когда я сам к деньгам не прикасался?"

"Ну, при таком порядке дел

Один конец тебе остался:

На яму камень навали

И от нее вдали

Воображай, что там лежит твое богатство!"

И я замечу без злорадства,

Что тот лишь деньгами владел,

Кто их расходовать умел.

В. Жуков.

Из Эзопа.

81. Хозяйский глаз

(L'Oeil du Maitre)

Олень попал к быкам в загон,

Но ими был предупрежден,

Чтоб к лучшей он прибег защите.

"Друзья мои, меня вы не гоните!

Взмолился тут Олень. - Укройте от врагов;

За это я готов

Вам указать и пастбища, и нивы,

Покрытые обильною травой,

Где б на свободе день-деньской

Пастись с отрадою могли вы".

Быки свое согласие дают.

Олень вздохнул вольней, приободрился

И в уголке укромном притаился.

Вот под вечер быкам обычный корм несут,

Снуют работники, приходит управитель,

Осматривает все, обходит все вокруг,

Однако ж ни он сам и ни один из слуг

Не видят беглеца. Лесов дремучих житель

Хозяйский глаз

Благодарит быков и с нетерпеньем ждёт

Начала полевых работ,

Чтоб незаметно выйти в поле.

"Не радуйся пока своей счастливой доле,

Ему заметил Бык; - стоглазый человек

Еще не совершал вечернего обхода.

Нельзя пока решить, удастся ль твой побег".

А как близка свобода!

Но вот идет Хозяин сам в загон,

Бранит прислугу: "Что за нераденье,

Корм не засыпан, пол не подметен!

Грязна подстилка... Всюду запустенье

И паутина по стенам!"

Хозяин ходит, смотрит здесь и там,

И видит вдруг средь вороха соломы

Какой-то облик незнакомый:

Глядит - Олень! Пришел ему конец!

Его мольбы не тронули сердец,

Постиг Оленя жребий жалкий:

Откуда ни возьмись дреколья, жерди, палки!

Всяк бедного ударить норовит.

Несчастный был толпою вмиг убит.

Его уносят, солят, и соседи

На званом кушают обеде.

Недаром Федр сказал нам в добрый час:

"Свое добро хозяйской глаз голубит,

Все высмотрит хозяйский глаз".

А я скажу: и глаз того, кто любит.

В. Мазуркевич.

Из Федра.

82. Жаворонок с Птенцами и

Землевладелец

(L'Alouette et ses Petits avec le Maitre d'un champ).

"Надейся на себя", - пословица гласит.

Эзоп ей басни придал вид.

Вьют гнёзда жавронки весною,

Когда на нивах зреет рожь,

Вернее: той прекрасною порою,

Когда веселый день бывает так хорош,

Когда цветут зеленые побеги,

Все в мире любит и поет,

И отдаются сладкой неге

Морские чуда в лоне вод,

В полях хор птичек голосистых

И тигры в зарослях лесистых.

Но из породы жавронков одна

Пичужка время даром потеряла,

Любовных ласк весною не познала,

И летом вывесть деток вздумала она.

Свила гнездо, на яйца села.

Заколоситься рожь успела,

Глядь - Птичка вывела ребят.

Еще слабы и хилы детки,

Летать не могут, в гнёздышке сидят;

Мать тащит им букашек, мошек, ветки,

Ну, словом, много ей хлопот,

И вот совет Птенцам дает:

"Пока она заботится о пище,

Сидеть спокойно у себя в жилище

И все кругом как надо примечать.

Когда ж придет Владелец этой нивы

И станет с сыном рассуждать,

Пересказать подробно мне должны вы,

О чем он речь с ним поведет,

От этого зависит наш отлет".

Едва Пичужка улетела,

Пришел Помещик с сыном: "Рожь созрела,

Он говорит, - убрать ее пора,

Проси соседей, чтоб с утра

Они явились завтра к нам с серпами

Жать рожь". - И с этими словами

Отец и сын пошли домой.

А Жавронок, по возвращеньи,

Застал гнездо свое в смятеньи.

"Мамаша! С утренней зарей

Помещик приказал позвать друзей для жатвы!"

Кричит один Птенец.

"И только? Ну, тогда

Навряд вы

Вспорхнете скоро из гнезда.

Спокойны будьте!.. Вот еда!

А завтра, коль придет Помещик снова,

Не упустить старайтеся ни слова!

Ну, а пока ложитесь спать".

Все улеглись, и птенчики, и мать...

Вот день настал, но не пришли соседи.

Заботясь об обеде,

Пичужка вновь оставила детей.

Пришел Помещик снова. "Эх, обидно!

Не сжата рожь еще. Как видно,

Я полагался даром на друзей.

Он говорит. - Сходи, сынок, скорее

К родным, пускай они придут!"

Переполох в гнезде еще сильнее:

"Они родных, мамаша, позовут!"

"Родных? Ну, вы боитесь вздора,

Нам улетать еще не скоро..."

Был Жаворонок прав. Проходит день, и что ж?

Родные не пришли. Осматривает рожь

Помещик в третий раз: "Да, сделали мы промах,

Зовя родных, соседей и знакомых.

Надейся на себя! Ты сам - свой лучший друг.

Пойдем за нашими... Пускай придут с серпами,

Да за работу примемся-ка сами!

Мы живо рожь сожнем!" В гнезде опять испуг.

Узнав Помещика решенье,

Мать молвила: "Теперь пора!.. Идем!"

И из гнезда, кто влет, кто кувырком,

Все выбрались без затрудненья!

В. Мазуркевич.

Содержание басни у Авиана (см. прим. к басне 7) и Фаерна (прим. к басне 24). Сумароков отдаленно перевел ее под заглавием "Птаха и дочь ее".

83. Дровосек и Меркурий

(Le Bucheron et Mercure)

А. М. L. С. D. В.

Ваш вкус всегда служил мне образцом:

Вновь пробую снискать его я одобренье.

Не по душе для вас искусства извращенье,

Прикрасы хитрые, к туманностям стремленье.

Согласен с вами я: искусства мало в том.

Плох тот поэт, который слишком рьяно

Свой отчищает стих, бояся в нем изъяна;

Скорее истинным поэтом будет тот,

Кому мила игра двусмысленных острот.

Они вам нравятся. Не прочь от них я тоже,

А ваше мненье мне всего дороже.

Признаться, не грешу моралью строгой я,

Которую Эзоп всему считал основой;

И многие бранят меня

За то, что я в стихах их не браню сурово.

Но это - кое-что. Во мне нет столько сил,

Чтоб бичевать, высмеивать пороки,

И я их осторожно обходил,

Боясь в стихах давать уроки.

И в этом мой талант. Велик он или мал,

Я все-таки доволен им. Недавно

В одной я басне показал

Тщеславье с завистью, которыми издавна

Страдает целый свет.

С лягушкой в глупости тягаться,

Которая дородностью сравняться

С быком хотела, - чести нет.

Я делал все, что мог: сопоставлял я разом

Людские глупости и разум,

С волками хищными - овец,

Добро и зло людских сердец,

С трудолюбивыми - ленивых,

С достойной скромностью - спесивых.

В театре у меня то грустный, то смешной

За актом акт идет на смену

Разнообразной чередой.

Вселенная мне заменяет сцену;

И люди, и скоты, и боги, и король

Все в пьесах у меня свою играют роль.

Случается порой и действие, в котором

Юпитер сам является актером...

Меркурия ему на смену

Сегодня вывел я на сцену.

Один несчастный Дровосек

Свой потерял топор - источник пропитанья.

Напрасно прилагал он все свои старанья

Найти его. Он с ним пресек

Все средства к жизни. Стоном, криком

Он оглашал безмолвный бор.

В своем отчаянье великом,

Он восклицал: "О, мой топор!

Юпитер, я молю о жизни и о хлебе,

Будь милостив ко мне, коль милость есть на небе:

Верни топор!" И стоны услыхал

Юпитер и к нему Меркурия послал.

-Твой не пропал топор,-бог молвил человеку,

Найти его легко, коль ты узнаешь свой...

И золотой топор он подал Дровосеку,

Но тот не взял его: - Мой не такой!

Меркурий показал серебряный. Но честный

И на него последовал отказ,

И, наконец, увидев свой, железный,

Бедняк вскричал: - Вот мой на этот раз!

Отдайте мне его.

- Иметь ты должен три.

Ты честностью своей являешь исключенье,

Ia?курий отвечал. - Так на тебе, бери

Все топоры в вознагражденье!...

Бедняк три топора забрал,

Два продал - и богатым стал.

Его исторья повсеместно

Тотчас же сделалась известна.

Примером всем он послужил:

Все дровосеки растеряли

Немедля топоры и стали

Просить Юпитера, чтоб он их возвратил.

Юпитер крики услыхал

И к крикунам Ia?кo?иy послал.

Ia?кo?иe каждому из золота топор

Показывал, и каждый соблазнялся,

Не мог от золота отвлечь горящий взор

И за топор тотчас хватался.

Но вместо золота, внезапный страшный гром

Над ними загремел, и в страхе услыхали:

- Довольным надо было быть своим добром,

Чтоб получить топор: когда бы вы не лгали,

Верней бы им вы обладали!

Неверный вы избрали путь;

Юпитера вам трудно обмануть...

А. Зарин.

Содержание рассказа о дровосеке заимствовано у Эзопа и у Рабле; последний, яркими красками изобразивший отчаяние и мольбы дровосека, служил Лафонтену образцом. Инициалы посвящения значат: "a Monsier le chevalier de Bouillon". Лафонтен в последние годы жизни сблизился с этим лицом, встречаясь с ним в обществе.

84. Горшок и Котел

(Le Pot de terre et le Pot de fer)

Горшок с Котлом большую дружбу свел;

Хотя и познатней породою Котел,

Но в дружбе что за счет? Котел горой за свата;

Горшок с Котлом запанибрата;

Друг без друга они не могут быть никак;

С утра до вечера друг с другом неразлучно;

И у огня им порознь скучно;

И, словом, вместе всякий шаг,

И с очага и на очаг.

Вот вздумалось Котлу по свету прокатиться,

И друга он с собой зовет;

Горшок наш от Котла никак не отстает

И вместе на одну телегу с ним садится.

Пустилися друзья по тряской мостовой,

Толкаются в телеге меж собой.

Где горки, рытвины, ухабы

Котлу безделица; горшки натурой слабы:

От каждого толчка Горшку большой наклад;

Однако ж он не думает назад,

И глиняный Горшок тому лишь рад,

Что он с Котлом чугунным так сдружился.

Как странствия их были далеки,

Не знаю; но о том я точно известился,

Что цел домой Котел с дороги воротился,

А от Горшка одни остались черепки.

Горшок и Котел

Читатель, басни сей мысль самая простая:

Что равенство в любви и дружбе вещь святая.

И. Крылов.

У Эзопа есть басня "Горшки", подобная Лафонтеновой. Идея рассказа содержится также в главе XIII "Экклезиаста". На русский язык басня переведена, кроме Крылова, Сумароковым ("Горшки"), близко передающим подлинник, в то время как Крылов значительно отступает от него как в изложении, так и в нравоучении.

85. Рыбак и Рыбка

(Le Petit Poisson et le Pecheur)

Маленькая рыбка вырастет большою,

Если Бог поможет ей еще пожить.

Но, однако, надо сумасшедшим быть,

Чтоб, руководяся мыслию такою,

Бросить Рыбку в воду. Ведь потом, как знать?

Ухитришься ль снова ты ее поймать?

Раз попался Карпик в сети Рыболова.

- Ну, - Рыбак промолвил, - это не беда;

Для начала карпик - рыба хоть куда!

Все зависеть будет от успеха лова.

Карпик встрепенулся и, спастись желая,

Вкрадчиво промолвил, хвостиком виляя:

- Что, скажите, можно сделать вам со мною?

Я еще не рыба. Так - полукусок.

Бросьте меня в воду. Вырасту большою,

Попадусь я снова вам на ваш крючок

Карп уже изрядный, и богач охотно

За меня заплатит сколько вам угодно.

Рыбак и Рыбка

А теперь что толку?... Чтобы вышло блюдо,

Надо сотню рыбок!.. - Отвечал Рыбак:

- Милый проповедник, ты сказал не худо,

Только, мой голубчик, я ведь не дурак.

Нынче же пойдешь ты в соус на приправу,

Там и проповедуй ты себе на славу!

Журавля мне в небе не сули, мой милый,

Дай синицу в руки,-чтоб вернее было.

А. Зарин.

Заимствована у Эзопа. На русский язык басня переведена Сумароковым ("Рыбак и рыбка").

86. Львиный указ

(Les Oreilles du Lievre)

"Такое-то число и год,

По силе данного веленья,

Рогатый крупный, мелкий скот

Имеет изгнан быть из львиного владенья,

И должен выходить тотчас".

Такой от Льва зверям объявлен был указ;

И все повиновались:

Отправился Козел, Бараны в путь сбирались,

Олень и Вол, и все рогатые скоты,

И Заяц по следам вдогонку их. - А ты,

Косой, куды?

Кричит ему Лиса. - Ах, кумушка, беды!

(Трусливый Зайчик так Лисице отзывался,

А сам совался

И метался.)

Львиный указ

Я видел тень ушей моих;

Боюсь, сочтут рогами их.

Ахти! Зачем я здесь остался?

Опаснейшими их рогами обнесут.

- Ума в тебе, Косой, не стало: это уши!

Лисица говорит. - Рогами назовут,

Пойдут и уши тпруши!"

Хемницер.

Сюжет заимствован у Фаерна (прим. к б. 24). В басне этого автора Лев изгоняет из своих владений всех бесхвостых животных; Лисица бежит вместе с другими и на слова Обезьяны, что указ Льва ее не касается, отвечает: "Кто знает?! Если Льву придет в голову признать меня бесхвостой, кто осмелится противоречить ему?.." На русский язык, кроме Хемницера, басню перевел Сумароков ("Заяц").

87. Бесхвостая Лисица

(Le Renard ayant la queue coupee)

Преосторожная, прехитрая Лисица,

Цыплят и кур ловить большая мастерица,

На старости своей так сделалась проста,

Что в западню попалась;

Вертелась всячески, туда-сюда металась,

И вырвалась кой-как, но только без хвоста.

Как в лес бесхвостой показаться?

Плутовка вздумала на хитрости подняться.

Взяв важный и степенный вид,

Идет в пещеру, где сбиралися лисицы.

"Подруги и сестрицы!"

Так говорит она. - Какой нам, право, стыд,

Что по сие мы время

Бесхвостая Лисица

Все носим гнусное и тягостное бремя,

Сей хвост, который по земли

За нами тащится в грязи или в пыли.

Какая польза в нем, скажите?

А вред весь от него я доказать могу.

Вы, верно, сами подтвердите,

Что без хвоста быть легче на бегу,

Что часто за хвосты собаки нас ловили;

Но если бы теперь хвосты мы обрубили..."

"Остановись, остановись!"

Одна ей из сестер сказала.

"А что?" - "Пожалуйста, к нам задом обернись".

Кургузая тут замолчала,

Попятилась назад и тотчас убежала.

"Как страшно замуж выходить!"

Невестам всем твердит увядшая девица.

Конечно, что ж ей говорить?

Такая ж и она бесхвостая Лисица.

Измайлов.

Содержание заимствовано у Эзопа и Фаерна. На русский язык басня переведена, кроме Измайлова, Сумароковым ("Кургузая Лисица"). Грубый вывод из басни в русском переводе принадлежит Измайлову; у Лафонтена нет никакого нравоучения.

88. Госпожа и две Служанки

(La Vieille et les deux Servants)

У Барыни, старушки кропотливой,

Неугомонной и брюзгливой,

Две были девушки. Служанки, коих часть

Была с утра и до глубокой ночи,

Рук не покладывая, прясть.

Не стало бедным девкам мочи:

Им будни, праздник-все равно;

Нет угомона на старуху:

Днем перевесть она не даст за пряжей духу;

Зарей, где спят еще, а уж у них давно

Пошло плясать веретено.

Быть может, иногда б старуха опоздала,

Да в доме том проклятый был петух:

Лишь он вспоет - старуха встала,

Накинет на себя шубейку и треух,

У печки огонек вздувает,

Бредет, ворча, к прядильщицам в покой,

Расталкивает их костлявою рукой,

А заупрямятся - клюкой,

И сладкий на заре их сон перерывает.

Что будешь делать с ней?

Бедняжки морщатся, зевают, жмутся

И с теплою постелею своей,

Хотя не хочется, а расстаются;

На завтрое опять, лишь прокричит петух,

У девушек с хозяйкой сказка та же:

Их будят и морят на пряже.

"Добро же ты, нечистый дух!

Сквозь зубы пряхи те на петуха ворчали.

Без песен бы твоих мы, верно, боле спали;

Уж над тобою быть греху!"

И, выбравши случай, без сожаленья,

Свернули девушки головку петуху.

Но что ж? Они себе тем ждали облегченья;

Ан в деле вышел оборот

Совсем не тот:

То правда, что петух уж боле не поет

Злодея их не стало;

Да Барыня, боясь, чтоб время не пропало,

Чуть лягут, не дает почти свести им глаз

И рано так будить их стала всякий раз,

Как рано петухи и сроду не певали.

Тут поздно девушки узнали,

Что из огня они да в полымя попали.

Так выбраться желая из хлопот,

Нередко человек имеет участь ту же:

Одни лишь только с рук сживет,

Глядишь - другие нажил хуже!

И. Крылов.

Басня заимствована у Эзопа. На русский язык, кроме Крылова, ее переделали Тредьяковский ("Вдова и Служанки") и Сумароков ("Пряхи").

89. Сатир и Прохожий

(Le Satyre et le Passant)

Сатир с женой своей и кучею детей

Жил на траве, в лесу, охотой занимаясь,

Беспечно, весело, от солнечных лучей,

От ветра и дождя в пещере укрываясь.

Раз собрались они покушать всей семьей.

Похлебки миску наварили.

И в той пещере, дикой и глухой,

Свои припасы разложили.

И сели есть. Как вдруг вошел,

Спасаясь от дождя, Прохожий.

Сатир к нему радушно подошел

И предложил покушать тоже.

Проoiжee, согласясь, тотчас же к ним подсел,

Дыханьем руки согревая.

Все стали есть, а он не ел

И дул, похлебку остужая.

Сатир дивясь смотрел на действия его

И наконец проговорил в смущеньи:

"Любезный гость, что значит это все?"

Тот отвечал без замедленья:

"Я на похлебку дул, чтоб охладить ее,

А на руки, чтоб их согреть немного".

Сатир испуганно воскликнул: "Вот оно!

Ступайте вы скорей своей дорогой!

Нам боги не простят, коль мы приют дадим

И утолим хотя бы тяжкий голод

Тому, кто мог дыханием своим

Давать равно тепло и холод".

А. Зарин.

Из Эзопа. Весь смысл басни построен на игре слов, на переносном значении французского выражения "soufler le chaud et le froid", "дуть тепло и холод", т. е. быть двуличным, то хвалить, то порицать одно и то же. Вольтер сурово осуждал эту басню, не находя в ней соответствия между невинными действиями согревания и охлаждения посредством дыхания и злой иронией двусмысленных выражений.

90. Волк и Конь

(Le cheval et le Loup)

Весною раннею, когда

Сбежала вешняя вода

И поле травкой опушилось,

У Волка старого явилось

Желанье завтрак приобресть

(Ведь в мире каждый хочет есть),

И, выйдя в поле,

Он там, на воле,

Увидел чудного коня.

- О! Завтрак царский для меня!

Во мне забилось уж сердечко,

Одно лишь жаль, что это не овечка;

Ну, все ж попробую!

И вот

Он на себя роль доктора берет!

- Послушай, Конь! Ты, брат, наверно болен?

Я это вижу по всему!

Но я, как Иппократ, спасти больного волен:

Болезни все доступны моему уму!

В мои способности овечка даже верит!

- Ах, да! - промолвил Волку Конь,

В моем копыте веред

Меня измучил, как огонь!"

Волк, не жалея ценной шубы,

К копыту подошел... копыто осмотрел,

А Конь тем временем так дал копытом в зубы,

Что "Иппократ" на сажень отлетел.

-Ну,-с грустию подумал Волк,-за дело Волку

мука!

У всякого своя наука!

Того, что знает дровяник

Не сделает мясник.

В. Жуков.

Заимствована у Эзопа. На русский язык басня переведена Сумароковым ("Хромая Лошадь и Волк").

91. Земледелец и его Сыновья

(Le paisant et ses Fils)

Работайте, насколько хватит силы,

Не покладая рук! В работе-тот же клад.

Один крестьянин, будучи богат

И стоя на краю могилы,

Позвал детей своих, и так им говорит

Он без свидетелей, на смертном ложе:

"В наследственной земле богатый клад зарыт,

Продать ее - оборони вас Боже!

Не знаю сам я, где он скрыт;

Но вы, при помощи работы и терпенья,

Его найдете без сомненья.

Вы в августе, окончив умолот,

Немедленно перепашите поле:

Пускай соха везде пройдет,

Копайте, ройтесь там на воле,

Малейший в поле уголок

Пройдите вдоль и поперек".

Он умер. Сыновья все поле перерыли,

Искали там и сям. На следующий год

Оно дало двойной доход,

Но клада так в земле и не открыли.

Отец на свой особый лад

Им показал, что труд-есть тот же клад.

О. Чюмина.

Басня заимствована у Эзопа.

92. Гора в родах

(La Montagne qui accouche)

Родами мучилась Гора;

Земля вокруг дрожала.

Бедняжка простонала

С полудни до утра;

Рассеялася, наконец, и родила... мышонка.

Но это старая, все знают, побасёнка;

А вот я быль скажу: один поэт писал

Не день, не два, а целый месяц сряду,

Чернил себя, крестил, марал;

Потом, друзей созвав, пред ними прочитал...

Шараду.

Измайлов.

Заимствовано у Федра. На русский язык, кроме Измайлова, басню перевел Сумароков ("Гора в родах"). На тему басни В. Петров (1799) написал длинное стихотворение.

93. Фортуна и Дитя

(La Fortune et jeune Enfant)

Однажды на краю глубокого бассейна,

В кустах, склонившихся пред ним благоговейно,

Дремал ребенок после школьного труда...

Ведь детям ложе всякое кушеткой иль кроваткой,

Когда им сон смежит ресницы дремой сладкой,

Покажется всегда!

Гора в родах

Прохожий, увидав в опасности ребенка,

Шагов бы за двадцать, пожалуй, крикнул звонко,

Чтоб разбудить (и погубить!) дитя...

На счастье тут Фортуна проходила,

На колесе своем, как по ветру, летя,

Вплотную подошла, Малютку разбудила,

И молвила: "Прошу, мой крошка, об одном:

Будь осторожнее потом!..

Ведь если б ты упал, - смерть мне бы приписали;

А между тем была б виновна я едва ли

В оплошности твоей!..

Что ж было бы тогда, коль по вине моей

В бассейне ты лежал?!"

И с этими словами

Пропала за кустами...

Мы все случайности приписываем той,

Что сыплет нам с небес дождь счастья золотой...

И правильно, по мне, Фортуна говорила:

Толпа-ее одну во всем бы обвинила!

Кто век живет глупцом, тот видит корень зла

Лишь в том, что от него Фортуна прочь ушла;

Для мудрого ж она - наивна, простовата...

Короче: бедная пред всеми виновата!..

Аполлон Коринфский.

Содержание заимствовано из басен Эзопа и из сатиры французского поэта эпохи Возрождения Ренье (1573-1613).

94. Врачи

(Les Medecins)

У смертного одра

Какого-то больного

Весь день и ночь до самого утра

Все плакали, сказать не смея слова.

А Доктора между собой

Наперебой

Вели дебаты в час досуга,

Как приступить к лечению недуга?

"Припарки и компресс!" - настаивал один.

Другой кричал: "Тут нужно сделать ванны!"

И знает только Бог один,

К чему бы мог прийти их разговор пространный,

Когда бы не больной:

Смирясь пред грозною судьбой,

Он бросил мир болезни и печали,

Пока два Доктора о "способах" кричали.

Один из них, дорогою домой,

С упреком говорил: "Когда бы способ мой

Был принят, он бы жив остался".

"А я давно уж знал",

Другой сказал,

Что он одной лишь смерти дожидался!"

В. Жуков.

Содержание заимствовано из басен Эзопа.

95. Скупой и Курица

(La Poule aux oeufs d'or)

Скупой теряет все, желая все достать.

Чтоб долго мне примеров не искать,

Хоть есть и много их, я в том уверен;

Да рыться лень: так я намерен

Вам басню старую сказать.

Вот что в ребячестве читал я про Скупого.

Был человек, который никакого

Не знал ни промысла, ни ремесла,

Но сундуки его полнели очевидно.

Он Курицу имел (как это не завидно!),

Котора яица несла,

Но не простые,

А золотые.

Иной бы и тому был рад,

Что понемногу он становится богат;

Но этого Скупому мало,

Ему на мысли вспало,

Что, взрезав Курицу, он в ней достанет клад.

И так, забыв ее к себе благодеянье,

Неблагодарности не побоясь греха,

Ее зарезал он. И что же? В воздаянье

Он вынул из нее простые потроха.

И. Крылов.

Заимствована у Эзопа, у которого некая вдова начинает кормить больше курицу, чтобы получить от нее больше яиц, но курица зажирела и перестала нестись. На русский язык, кроме Крылова, басню переводили Тредьяковский ("Курица, несущая золотые яйца") и Сумароков ("Золотые яйца"). Комментаторы видят в этой басне Лафонтена намек на современных ему финансистов, отличавшихся стремлением к слишком быстрому обогащению.

Скупой и Курица

96. Осел со священной ношей

(L'Ane portant des reliques)

Нередко люди чтят лишь сан или одежду

И сыпят почести на крупного невежду.

Так, раз попал в неслыханную честь

Осел какой-то заурядный:

Случилося ему в процессии парадной

На собственной спине предмет священный несть.

Вот мой Осел заважничал, зазнался,

И видя, как кругом весь набожный народ

В священном трепете во прах пред ним склонялся,

И дым курильниц к небу поднимался,

Отнес к себе великий сей почет

И стал уже мечтать, как, наравне с богами,

Отныне будет жить он в золоченом храме,

И возвеличит сим весь свой ослиный род.

Но некий человек, Осла увидев заблужденье,

Сказал ему смеясь: "Тщеславное творенье!

Лишь только ношу ты до места донесешь,

Как тотчас же, поверь, в свой прежний хлев

пойдешь".

Г-т.

Заимствована из басен Эзопа. На русский язык басню перевел Сумароков ("Надутый гордостью Осел"). К ней близки по содержанию также басни Измайлова "Осел и Конь" и Хемницера "Осел в уборе".

Осел со священной ношей

97. Виноградник и Олень

(Le Cerf et la Vigne)

В один несчастный день

Олень,

Благодаря густому винограду,

Нашел себе спасенье и ограду

Он за листвой

Его густой

Невидим был охотничьему взгляду!

Опасность минула... И вот,

Мой скот

Давай, без всякого смущенья,

Глодать кору и листву огражденья...

Поднял он шум такой,

Что все охотники толпой

Назад вернулись и Оленя

Убили из ружья без сожаленья...

"И поделом!

Сказал безумец, умирая.

Я оскорбил меня же спасши дом,

Его услугу забывая!"

Не забывай,

И отдавай

Тому почтенье,

В ком ты нашел защиту и спасенье!

В. Жуков.

Содержание заимствовано из басен Эзопа и Федра.

Виноградник и Олень

98. Змея и Пила

(Le Serpent et la Lime)

Рассказывали мне: Часовщика соседка

(Подобное соседство, к счастью, редко),

Змея, из маленьких, не видя в мастерской

Себе поживы никакой,

Грызть начала Пилу стальную.

Невозмутимость ледяную

Храня свою, сказала ей Пила:

"Не по себе добычу ты нашла.

Возможно ли так ошибаться грубо?

Скорей, чем на единый грош

Ты сталь мою перегрызешь,

Последнего лишишься зуба,

О сумасбродная Змея!

Лишь времени зубов одних страшуся я".

Умы последнего разбора!

За исключеньем вздора,

Вы не годитесь ни к чему,

А потому

Зубами рвете все, что истинно прекрасно;

Но их позорный след пытаетесь подчас

На нем оставить вы напрасно:

Творенье гения для вас

Железо, сталь, алмаз.

О. Чюмина.

Из басен Эзопа и Федра. На русский язык басню перевел Сумароков ("3мея и Пила").

Змея и Пила

99. Заяц и Куропатка

(Le Lievre et la Perdrix)

Смеяться над несчастными не след:

Никто из нас не огражден от бед.

Мудрец Эзоп на тему эту

Два-три примера в баснях дал.

Стихи, что предлагаю свету,

Я с той же целью написал.

На поле Заяц с Куропаткой

В соседстве жили. Тихо, гладко

Их жизнь текла; как вдруг стряслась

Беда над Зайцем: след открыли

Его, и с гамом погналась

За ним собачья свора. Затрубили

В рога охотники. Бедняк

К своей норе стрелой помчался,

Свой след петляя от собак,

Так что и лучший пес сбивался;

Но все-таки спастись от смерти не успел:

Вспотевшей шкуры запах чуя,

Один ему на хвост насел,

Второй, с другими соревнуя,

Наперерез ему летел.

Почти что у норы бедняжку псы нагнали

И в клочья разорвали.

Тут Куропатка над бедой

Бедняжки стала насмехаться

И говорила: "И с твоею быстротой

Сумел ты все-таки попасться!

Что ж ты болтал про силу длинных ног,

Когда от псов спастись не смог?"

Но лишь промолвила, как, смертью угрожая,

К ней бросилась собачья стая.

Заяц и куропатка

На крылья положась, порывисто она

Взвилась над мирными полями;

Но, гибели обречена,

У коршуна погибла под когтями.

А. Зарин.

Заимствовано у Федра. По идее и содержанию с этой басней имеет сходство басня Крылова "Чиж и Голубь".

100. Орел и Сова

(L'Aigle et le Hibou)

Орел с Совою помирились

И, закрепить союз покрепче силясь,

По-братски обнялись

И поклялись

(Чтобы верней была услуга)

Птенцов не трогать друг у друга.

"Ты знаешь ли моих птенцов?"

Сова Орла спросила.

"Не знаю!" - молвил тот. "Ах, в том-то

вот и сила!

Не зная их, ты их пожрешь в конце концов".

"Так опиши мне их фигуры!"

Сказал Орел.

И взгляд пронзительный и хмурый

На собеседницу навел.

"Ах, - молвила Сова, - мои птенцы так малы,

Изящны, полны красоты,

Что их из жалости, пожалуй,

Не тронешь ты".

Случилось так, что Бог послал Сове семейство.

Однажды вечером, едва

Сова

Помчалась на злодейства,

Орел по воздуху парил,

И вдруг в расщелине развалин

Птенцов каких-то он накрыл.

Их вид был жалок и печален,

А голос так ужасен и уныл,

Что наш Орел решил сердито,

Что у Совы таких не может быть детей...

И тут же ими сытно

Позавтракал злодей.

Сова вернулась... но... о боги!

Детей уж нет... остались только ноги...

Сова рыдает, мечет, рвет,

Сова разбойников клянет...

Но вот

Ей кто-то молвит таровато:

"Сова! Сама ты виновата!

Ты вздумала, бедняга, без пути

В своей семье прекрасное найти...

Расхвасталась и разболталась,

Ну и попалась!"

В. Жуков.

Басня находится в сборнике Эзоповых басен Вердизотти (примеч. к б. 38).

101. Лев в походе

(Le Lion s'en allant en guerre)

Поход задумал Лев. К военному совету

Через старшин сзывает он зверей.

И мысль одобрив эту

Согласье заявить спешат они скорей

Принять в войне участье, сообразно

Способностям и силам их.

Все действовать готовы разно:

Для перевозки тяжестей больших

Годится Слон; способствуя победе,

На приступы пойдут Медведи;

Лазутчиком назначена Лиса,

Которая творит лукавством чудеса,

Меж тем как Обезьян забавная порода

Должна служить потехою врагам.

Но кто-то высказал совет такого рода:

- Ослов я удалить советовал бы вам

И Зайцев, трусящих без видимой причины.

- Без них неполными явились бы дружины,

Сказал на это мудрый Лев,

Пускай врагов страшит ослиный рев,

А Зайца мы пошлем курьером.

Руководясь таким примером,

Монарх и от ничтожных слуг,

Лишь ознакомившись с их свойствами и даром,

Посильных может ждать услуг:

Для мудрого ничто не пропадает даром.

О. Чюмина

Заимствована из сборника Абстемия (примеч. к басне 24). На русский язык басня отдаленно переведена Хемницером ("Осел, приглашенный на охоту").

102. Медведь и два Охотника

(L'Ours et les deux Compagnons)

Лихие два у нас Охотника здесь были.

Случилось запродать медвежью кожу им:

Медведя хоть они еще и не убили,

Но думали убить, - и долго ли двоим?

Принесть покупщику мех славный обещали,

В задаток денег взяли,

Поели, выпили, пустились смело в лес.

И вдруг навстречу, пырь, Медведь к ним из

берлоги.

У них тут подкосились ноги:

Один на сосну взлез,

И, сидя на суку, крестился;

Другой же мертвым притворился,

Ничком на землю пал,

Не шевелился, не дышал.

Зверь страшный и мохнатый

Приблизился к нему и так его, проклятый,

Перевернул, обнюхав раза два,

Что тот едва-едва

Не закричал, и кой уж как скрепился.

Но, к счастию, Медведь великий был глупец,

А может быть и трус, что тотчас удалился;

Смельчак тут с дерева спустился;

Открыл глаза мертвец,

Ощупал сам себя, вздохнул и приподнялся.

"С тобою, брат, Медведь шептался?

Товарищ у него спросил.

Скажи, что на ухо тебе он говорил?"

"Что по порядку должно

Медведя наперед убить,

А после этого уж можно

И мех продать, и пить".

Измайлов.

Из басен Эзопа и Абстемия (прим. к б. 24). Знаменитый автор "Мемуаров о Царствовании и жизни королей Людовика XI и Карла VIII", Филипп де Коммин (1509 г.), влагает эту басню в уста императора Фридриха как ответ посольству французского короля, предлагавшего ему завладеть землями герцога Бургундского. Кроме Измайлова, басню перевел на русской язык Сумароков ("Два Друга и медведь").

103. Осел в львиной шкуре

(L'Ane vetu de la peau du Lion)

Осел, прикрывшись львиной шкурой,

Страх наводил на всех людей:

Тупой Осел своей фигурой

Изображал царя зверей!

Но кончик уха, что торчал,

Его обман изобличал.

Тогда погонщик без стесненья

Погнал его, как всех ослов.

Глупцы шептали в изумленье:

"Он не боится даже львов!"

Хоть все знакомы с этой сказкой,

Но сколько видим мы людей,

Которые Осла под маской

Считают львом, царем зверей...

И в жизни красота роскошного доспеха

Три четверти успеха.

А. Зарин.

Из басен Эзопа. На русский язык басню переводил Сумароков ("Осел во львиной коже").

61. Влюбленный Лев

(Le Lion amoureux)

Посвящается девице Севинье

О Севинье, все прелести которой

Служили грациям прекрасным образцом!

Прочтите басню без укора

И не пугайтесь перед Львом!

Он, вопреки бессильному злословью,

Был усмирен всесильною любовью.

Любовь-есть нечто странное во всем,

И счастлив тот, кто с нею незнаком...

Какой-то Лев, из важного сословья,

Пастушку встретил на лугу

И воспылал к ней страстною любовью,

Какой любить я, право, не могу!

Он стал ухаживать за нею,

Отца ее повергнувши в печаль.

А тот искал зятька себе смирнее,

Да ведь ему и дочки было жаль.

Но как откажешь? Ведь опасно!

И знал то он прекрасно

(Кто с этим делом незнаком?),

Что обвенчаться можно и тайком,

Тем паче, дочь его нимало

Любовь слепая не пугала!

Отец промолвил тут:

"Послушай-ка, зятек,

Ведь дочь моя нежна, как фея сказки,

А твой-то ноготок

Совсем устроен не для ласки!

Так вот, коль хочешь зятем быть,

То, не боясь за целость шубы,

Изволь-ка когти обрубить

Да подпилить получше зубы!

Твой поцелуй тогда не будет грубый,

Да и жена

С тобою будет более нежна!.."

Лев согласился... Ослепила

Его коварная любовь,

Но без когтей и без зубов

Исчезла в нем былая сила,

И стая псов

От сватовства безумца отучила...

Любовь, любовь!.. И я скажу в раздумье,

Когда мы страстью возгорим,

Мы говорим:

Прощай, прощай, благоразумье!

В. В. Жуков.

Содержание заимствовано из басен Эзопа, которые вошли и в Сборник Вердизотти (прим. к басне 38). Франсуаза-Маргарита де Севинье, которой посвящена басня, была дочь знаменитой г-жи Севинье, прославившейся письмами именно к этой своей дочери, которая в 1669 г., год спустя после посвящения ей этой басни, вышла замуж за г. де Гриньяна.

62. Пастух и Море

(Le Berger et la Mer)

Пастух в Нептуновом соседстве близко жил:

На взморье, хижины уютной обитатель,

Он стада малого был мирный обладатель

И век спокойно проводил.

Не знал он пышности, зато не знал и горя,

И долго участью своей

Довольней, может быть, он многих был царей.

Но, видя всякий раз, как с Моря

Сокровища несут горами корабли,

Как выгружаются богатые товары

И ломятся от них анбары,

И как хозяева их в пышности цвели,

Пастух на то прельстился;

Распродал стадо, дом, товаров накупил,

Сел на корабль - и за Море пустился.

Однако же поход его не долог был;

Обманчивость, морям природну,

Он скоро испытал: лишь берег вон из глаз,

Как буря поднялась;

Корабль разбит, пошли товары ко дну,

И он насилу спасся сам.

Теперь опять благодаря морям

Пошел он в пастухи, лишь с разницею тою,

Что прежде пас овец своих,

Теперь пасет овец чужих

Из платы. С нуждою, однако ж, хоть большою,

Чего не сделаешь терпеньем и трудом?

Не спив того, не съев другого,

Скопил деньжонок он, завелся стадом снова

И стал опять своих овечек пастухом.

Вот некогда, на берегу морском,

При стаде он своем

В день ясный сидя

И видя,

Что на Море едва колышется вода

(Так Море присмирело)

И плавно с пристани бегут по ней суда:

"Мой друг! - сказал.- Опять ты денег захотело,

Но ежели моих - пустое дело!

Ищи кого иного ты провесть,

От нас тебе была уж честь.

Посмотрим, как других заманишь,

А от меня вперед копейки не достанешь".

Баснь эту лишним я почел бы толковать;

Но как здесь к слову не сказать,

Что лучше верного держаться,

Чем за обманчивой надеждою гоняться?

Найдется тысячу несчастных от нее

На одного, кто не был ей обманут,

А мне, что говорить ни станут,

Я буду все твердить свое:

Что впереди - Бог весть; а что мое - мое!

И. Крылов.

Заимствована у Эзопа. Кроме Крылова, на русский язык басня переведена Сумароковым ("Пастух-мореплаватель").

63. Муха и Пчела

(La Mouche et la Fourmi)

В саду, весной, при легком ветерке,

На тонком стебельке

Качалась Муха, сидя.

И, на цветке Пчелу увидя,

Спесиво говорит: "Уж как тебе не лень

С утра до вечера трудиться целый день!

На месте бы твоем я в сутки захирела.

Вот, например, мое

Так, право, райское житье!

За мною только лишь и дела:

Летать по балам, по гостям:

И молвить, не хвалясь, мне в городе знакомы

Муха и пчела

Вельмож и богачей все домы.

Когда б ты видела, как я пирую там!

Где только свадьба, именины,

Из первых я уж верно тут.

И ем с фарфоровых богатых блюд,

И пью из хрусталей блестящих сладки вины,

И прежде всех гостей

Беру, что вздумаю, из лакомых сластей,

Притом же, жалуя пол нежной,

Вкруг молодых красавиц вьюсь

И отдыхать у них сажусь

На щечке розовой иль шейке белоснежной".

"Все это знаю я, - ответствует Пчела.

Но и о том дошли мне слухи,

Что никому ты не мила,

Что на пирах лишь морщатся от Мухи,

Что даже часто, где покажешься ты в дом,

Тебя гоняют со стыдом".

"Вот, - Муха говорит, - гоняют! Что ж такое?

Коль выгонят в окно, так я влечу в другое".

И. Крылов.

Крылов в значительной степени отступил в этой басне от подлинника, заимствованного у Федра, заменив даже муравья пчелой, но смысл басни остался тот же. Тредьяковский перевел ее почти буквально ("Муха и Муравей").

64. Садовод и Помещик

(Le Jardinier et son Seigneur)

Какой-то Садовод-любитель,

Не городской, но сельской житель,

Имел прекрасный огород,

А рядом с ним возделанное поле.

Садовод и Помещик

Немало он убил и денег, и хлопот,

Чтоб разрастался сад в спокойствии и холе.

Для этого всю землю он обнес

Живым плетнем из виноградных лоз

И посадил в саду испанские жасмины

(Букет из них Марго дарил он в именины),

Капусту, тмин, щавель... И эту благодать

Вдруг дерзкой заяц начал истреблять.

Решил к Помещику Садовник обратиться.

"Вот, - говорит, - проклятый зверь!

Повадился ходить ко мне теперь;

Ни палок, ни камней, ни сети не боится,

Ну, просто чародей!"

"Какой там чародей?

Помещик возразил. - Да будь он сатаною,

Не поздоровится шутить ему со мною.

Его я отучу от этих штук, ей-ей!"

"Когда ж?"

"Хоть завтра; медлить нет причины".

И вот является с толпою слуг своих.

"Хозяин!.. Закусить!.. Подай-ка нам дичины...

А это дочь твоя? Есть у нее жених?

Поближе подойди, красавица... Ну, что же

Ты дочь не выдаешь?.. Негоже, брат, негоже!

Тряхни своей мошной".

Пошучивая так, красотку он ласкает,

Сажает рядышком с собой,

Ей нежно ручку жмет, платочек подымает.

Слегка противится садовникова дочь,

Но, видимо, от барских ласк не прочь.

Отца ж досада разбирает.

Меж тем кутеж идет... На кухне шум и гам.

"Вот окорок!.. Не стар?.. На вид весьма приличен".

"Позвольте поднести его, мой барин, вам".

"Возьму с охотою: к подаркам я привычен..."

Едят все взапуски... Толпа нахальных слуг,

Собаки, лошади-запасы истребляют.

Хозяин сам не свой - берет его испуг.

Тут пьют его вино, там дочь его ласкают.

Но вот окончен пир... А шум еще сильней,

Все суетятся и хлопочут,

Труба гремит, рога грохочут,

Не жалко им ничьих ушей...

Но что за грустная картина?

В плачевном виде огород.

Прощай, щавель! Прощайте, грядки тмина!

Все, что хозяйка в суп кладет!..

Вот заяц найден,- с гиканьем и ревом

Заставили его покинуть дом;

Он под капустным спрятался кочнём,

Но спасся в щель, иль попросту в пролом,

Устроенный в плетне садовом

Толпою слуг, чтоб впопыхах

Из сада выехать удобней на конях.

Твердит Садовник: "Что ж, господская забава!"

Но кони, гончие и дерзких слуг орава

Наделали таких непоправимых бед,

Каких не причинить всем зайцам во сто лет.

Вы, мелкие князья, решайте ваши споры,

Не обращаясь к сильным королям.

Зачем их в ваши вмешивать раздоры

И допускать их к вашим городам?

В. Мазуркевич.

Заимствована у Эзопа.

65. Осел и Собака

(L'Ane et le petit Chien)

Зачем насиловать природу:

Себя нельзя переменить,

И неуклюжему уроду

Едва ль возможно ловким быть.

Однако редко тот, кого судьба ласкает,

Врожденный свой талант умело применяет.

Пускай не служит вам образчиком Осел,

Который, ради полученья

Хозяйского расположенья,

К хозяину ласкаться подошел.

Он про себя раздумывал: "Ужели

Собачку ждет и ласка, и хвала

За то лишь, что она с хозяйкою мила?

Меня же, бедного Осла,

Побои только ждут; обидно, в самом деле.

А в сущности, что делает она?

Лишь лапку подает - вот весь талант Собачки.

За что ей сыплются хозяйская подачки.

Работа эта, право, не трудна,

И если только в этом дело,

Его я выполню умело".

Проникнутый намереньем таким,

Осел к хозяину подходит неуклюже,

Копытом стоптанным своим

Его ласкает, и к тому же

Еще ревет, да как! Мелодией такой

Он скрасить, знать, хотел поступок дерзкий свой.

- Ого! вот нежности! Эй, палку мне скорее!

Хозяин закричал. - Запел ты невпопад!

Пришлось запеть Ослу совсем на новый лад

И положить конец своей плохой затее.

В. Мазуркевич.

Заимствована у Эзопа.

66. Война Крыс и Ласок

(Le Combat des Rats et des Belettes)

Не менее Котов самих

И Ласок храбрая порода

Врагом крысиного народа

Всегда была, и между них

Наверно бы опустошений

Она наделала больших,

Когда бы двери их владений

Так узки не были везде,

Что помогало им в беде.

В одну несчастную годину

Обилен был крысиный род,

И на врага в тот самый год

Свою громадную дружину

Повел крысиный царь Крысяк.

Но не дались враги впросак:

Взвились знамена боевые,

И Ласки двинулись в поход;

Кипели схватки роковые,

Но был неведом их исход;

Тускнели всюду луговины

От крови доблестной дружины.

Крысиный род, в конце концов,

Лишившись множества бойцов,

Понес повсюду пораженье.

Напрасно грозный Крохобор,

И Хлебный Тать, и Кусобор

Врагов своих в пылу сраженья

Пытались выдержать напор;

Смятение царило в стане,

Бежали в страхе с поля брани

И командиры, и бойцы,

Князья же все легли на месте.

Спасались в норы беглецы,

Забыв о долге и о чести.

Вся эта мелкая орда

Простых людишек без труда

Пролезла в узенькие норы,

Но в них застряли господа:

Из перьев пышные уборы,

Носимые на страх врагам,

Размеры шлемов их и касок

Их сделали добычей Ласок:

Не встретилось отверстья там,

Достаточно широкой щели,

Куда б они пройти успели,

И Крыс значительных тела,

Подобно листьям, без числа,

Усеяли собою поле.

Помехой служит поневоле

Чрезмерно пышный наш убор

И причиняет замедленье.

Вся мелкота с давнишних пор

Привыкла ждать себе спасенья,

В нору юркнув без затрудненья;

А те, которые крупней,

Застрянут в ней.

О. Чюмина.

Из Федра. Басня эта создавалась под несомненным влиянием героическо-комической поэмы "Война Крыс и Лягушек", которая приписывалась Гомеру и которая послужила образцом Жуковскому в его "Войне Мышей и Лягушек"; имена Крохобор и Кусобор суть переводы греческих из этой поэмы.

67. Обезьяна и Дельфин

(Le Singe et le Dauphin)

У греков было в старину обыкновенье

Брать в плаванье с собой собак и обезьян.

Однажды на пути из отдаленных стран

Корабль их потерпел, в виду Афин, крушенье.

Никто б не спасся из морской,

Разверзшейся для них пучины,

Когда б не помогли чудесно им Дельфины,

Которыми любим наш род людской,

Коль верить Плинию. Благодаря Дельфину,

Который сходством был введен в обман,

Чуть даже не спаслась одна из обезьян,

Взобравшись с важностью к нему на спину,

Как будто бы была она

Певцом прославленным в былые времена.

Готовясь высадить спасенную, случайно

Ей задает вопрос Дельфин.

"Вы из прославленных Афин?"

"О, да! Я там известна чрезвычайно,

Ответила она. - Двоюродный мой брат,

Назначенный в том городе судьею,

Вам услужить во всем, конечно, будет рад.

Все лучшие места семьею

Там нашей заняты". - Ответил сын морей:

"Благодарю! Прошу я дозволенья

Спросить вас: часто, без сомненья,

Вы посещеньями счастливите Пирей?"

"О, каждый день! Мы другом дома

Его считаем с давних пор;

С ним близко вся семья знакома".

Так заключило разговор

Болтливое и вздорное созданье,

Обезьяна и Дельфин

Приняв за имя - гавани названье.

Есть люди - счет теряю им:

Невежды круглые во всем, но без умолку

Повсюду обо всем трещащие без толку;

Они и Вожирар готовы счесть за Рим.

Дельфин взглянул, смеясь, на Обезьяну

И, убедясь тотчас,

Что он, поддавшися обману,

Животное, не человека спас,

Швырнул ее обратно в море,

А сам поплыл немедля прочь,

Чтоб людям в бедствии и горе

Помочь.

О. Чюмина.

Басня принадлежит Эзопу и встречается в сборнике Фаерна (см. прим. к басне 24). Плиний рассказывает, что Арион, которому во время морского переезда матросы угрожали смертью, бросился в море, и дельфин, привлеченный его пением, взял его на свою спину и приплыл с ним к берегу. Упоминаемый в басне Лафонтеном Вожирар - деревня близ Парижа. Отдаленно перевел эту басню Сумароков под заглавием "Дельфин и Невежа-хвастун".

68. Язычник и деревянный Идол

(L'Homme et l'Idole de bois)

Для дома своего завел язычник бога,

Простого Идола, и - как бывало встарь

Воздвиг ему алтарь,

Обеты произнес и соблюдал их строго.

В покорном ожидании чудес

Бедняк из кожи лез,

Стараясь угодить бесчувственному богу.

Своим молитвам на подмогу

Он не жалел даров, обильно жертвы жег,

Но глух и нем к мольбам был деревянный бог.

Язычник не видал ни в чем его участья;

Везде убытки нес, везде терпел обман,

Ни в жизни, ни в игре не испытал он счастья,

И с каждым днем тощал его карман.

Но богу своему моляся, как и прежде,

Он жертвы не жалел, на чудеса в надежде.

Шли месяцы, года. Язычник изнемог.

Напрасно богу он в отчаяньи молился,

Все так же глух и нем был деревянный бог.

В конце концов, язычник обозлился

И бога своего, как старый черепок,

Разбил в куски... Вот, развалился бог!

Пустой на вид,

Он оказался золотом набит.

Язычник стал корить поверженного бога:

"Когда я угодить из всех старался сил,

Ты только мне вредил.

Иди же прочь от моего порога!..

Ни жертвы, ни мольбы, а крепкое дубье

Растрогать лишь могло бесчувствие твое!..

Похож ты на пустых, чванливых дураков,

Что платят грубостью за всякое вниманье.

Как и тебе, без дальних слов,

Нужна им палка в назиданье".

А. Зарин.

Заимствована у Эзопа.

69. Ворона (в павлиньих перьях)

(Le Geai pare des plumes du Paon)

Когда не хочешь быть смешон,

Держися звания, в котором ты рожден.

Простолюдин со знатью не роднися;

И если карлой сотворен,

То в великаны не тянися,

А помни свой ты чаще рост.

Утыкавши себе павлиным перьем хвост,

Ворона с Павами пошла гулять спесиво

И думает, что на нее

Родня и прежние приятели ее

Все заглядятся, как на диво;

Что Павам всем она сестра

И что пришла ее пора

Быть украшением Юнонина двора.

Какой же вышел плод ее высокомерья?

Что Павами она ощипана кругом,

И что, бежав от них, едва не кувырком,

Не говоря уж о чужом,

На ней и своего осталось мало перья.

Она было назад к своим; но те совсем

Заклеванной Вороны не узнали,

Ворону вдосталь ощипали,

И кончились ее затеи тем,

Что от Ворон она отстала,

А к Павам не пристала.

Я эту басенку вам былью поясню.

Матрене, дочери купецкой, мысль припала,

Чтоб в знатную войти родню.

Приданого за ней полмиллиона.

Вот выдали Матрену за барона.

Что ж вышло? Новая родня ей колет глаз

Попреком, что она мещанкой родилась,

А старая за то, что к знатным приплелась:

И сделалась моя Матрена

Ни Пава, ни Ворона.

И. Крылов.

Содержание басни у Эзопа, Федра и Горация. Кроме Крылова, на русский язык басню переделали Сумароков ("Коршун в павлиньих перьях") и Тредьяковский ("Ворона, чванящаяся чужими перьями").

70. Верблюд и плывущие Поленья

(Le Chameau et les Batons flottants).

Кто первый увидал Верблюда,

Тот прочь бежал при виде чуда;

Второй осмелился приблизиться к нему,

А третий-и узду надел на дромадера.

Так, силою привычки и примера,

Становимся мы близки ко всему,

Что нам казалося пугающим и странным

С ним находясь в общенье постоянном.

В пример тому я приведу раcсказ.

Стоявшие на страже как-то раз

Увидели предмет, плывущий в отдаленье,

Немедленно решили все вокруг:

- Большой фрегат иль брандер! - Чрез мгновенье

Все в нем увидели простой с товаром тюк,

Челнок и, наконец - плывущие Поленья.

Знаком я в свете кое с кем,

Кого касается мое повествованье:

Верблюд и плывущие поленья

За нечто их сочтешь на расстоянье,

Вблизи ж они окажутся ничем.

О. Чюмина.

Заимствована у Эзопа.

71. Лягушка и Крыса

(La Grenouille et le Rat)

"Кто хочет обмануть другого, тот нередко

Сам попадается", - сказал Мерлен давно.

Сужденье это очень метко,

Да жаль, в наш век состарилось оно;

Однако же вернусь к повествованью:

У берега пруда откормлена, жирна,

Предавшись сладкому мечтанью,

Сидела Крыса; видимо, она

Совсем была несклонна к воздержанью.

С ней разговор Лягушка завела

И молвила: "Я угощу на славу,

Пойдем ко мне". Пришелся зов по нраву

И Крыса радостно согласие дала.

Какие ж тут еще, казалось бы, приманки!

Однако же Лягушка ей поет

О редкостях трясины и болот,

О прелестях диковинной гулянки

Под гладью тинистою вод,

О том, как, побродив по всем болотам этим,

Она вернется с гордостью домой

И в добрый час расскажет детям

Про жителей страны чужой,

Лягушка и Крыса

Про управленье, общество и нравы

Лягушечьей державы.

Все хорошо, да горе только в том,

Что Крыса плавает с трудом.

Но Квакушка и здесь нашлася; Крысы ногу

К своей ноге привязывает вмиг,

С подругой вместе в воду-прыг!

И вот пускаются в дорогу...

Но, очутясь среди болот,

Хозяйка гостью тянет в лоно вод,

Чтоб, все обычаи коварно нарушая,

Скорей в болоте Крысу утопить.

"Пожива, дескать, не простая,

Такой кусок не шутка раздобыть!.."

Лягушка про себя мечтает; Крыса ж бьется,

Взывает к небесам. Лягушка знай смеется,

Да тянет Крысу вниз... Среди борьбы такой

Вдруг Коршун закружил в выси под облаками.

Увидел Крысу он, упал с небес стрелой,

Схватил ее, взвился и - вытащил когтями

Лягушку с Крысой заодно:

Погибнуть им обеим суждено.

А Коршун рад: событие такое

Не принесло ему вреда:

На ужин рыбу и жаркое

Заполучил он без труда.

Таков судьбы закон суровый,

Предупрежденье шлет он нам;

Кто для других сплетает ковы,

В них попадает часто сам!

В. Мазуркевич.

Заимствована у Эзопа. Упоминаемый в басне Мерлин - волшебник известных рыцарских повествований "Круглого Стола".

72. Дань Зверей Александру

(Tribut envoye par Animaux a Alexandre)

Ходила басня в оны времена.

Я не постиг ее иносказанья;

Быть может, будет вам понятнее она,

Так вот в чем басни содержанье:

Прошла молва на много миль кругом,

Что некий Александр, Юпитера потомок,

Решив завоевать весь мир своим мечом

(А сделать это он легко мог),

Дал приказанье, чтоб со всех сторон

Без замедленья

К нему явились на поклон

И человек, и зверь, и прочие творенья,

Не исключая вольных птиц,

Не знавших власти и границ.

Такой приказ поверг зверей в смятенье;

Все поняли, что с этих пор

Пойдет другой уж разговор,

И всем, не ведавшим в деяниях препоны,

Придется признавать законы.

Из логовищ, берлог сошлись все на совет,

Судили, спорили, рядили

И наконец решили

Послать царю смиренный свой привет,

А вместе с тем, в знак уваженья,

И подношенья.

Послом к царю решили нарядить

Лукавую Мартышку,

И толком записать ей в книжку

Все, что царю ей надо говорить.

Но что поднесть? - все в затрудненьи.

Решили - золото. И вот

Его животным в долг дает

Какой-то князь, который во владенье

Своем имел большие рудники.

Осел и Мул взялись везти мешки,

Верблюд и Конь даны им для охраны;

И так пустились вчетвером

С Мартышкою, вновь избранным послом,

В чужие страны.

Вдруг Лев послов встречает на пути

(Послы не ждали этой встречи).

"Вот кстати! - Лев кричит. - так веселей идти!

Я дар царю хотел отдельно поднести,

Да груз мне оттянул все плечи.

Не будете ль добры вы взять его с собой,

Труд небольшой!

Придется каждому лишь по четвертой части,

А мне удобней будет без мешков

Вас охранять от злой напасти

И от воров".

Льву отказать, конечно, невозможно.

Лев принят ласково, от ноши облегчен,

Хотя послам едва ль приятен он:

Сообщество его куда как ненадежно!

Но делать нечего. Все движутся вперед,

Питаясь на казенный счет.

Идут. Пришли на луг. Лаская нежно взгляды,

Ковер пестреет из цветов,

Лежат стада овец, ища в тени прохлады;

Журчит ручей средь низких берегов.

Тут Лев стал сам не свой от жалоб:

"Я нездоров; в огне горю я весь,

Целебную траву найти мне не мешало б

Да полечиться здесь!

Не тратьте времени, ступайте,

Своей дорогою одни,

Лишь деньги мне мои отдайте,

Понадобиться могут мне они".

Все разгрузились. Лев кричит, ликуя:

"Смотрите-ка, как много дочерей

Мне родили монеты! Ей-же-ей,

Иные доросли уже до матерей!

Приплод, конечно, мой! Себе его беру я!"

Послы поражены... Передает молва,

Что к Александру появились

Они с горячей жалобой на Льва;

Но толку никакого не добились.

Недаром же слова пословицы гласят:

"Свой своему невольно брат"...

В. Мазуркевич.

Лафонтен ссылается как на источник своей басни на какую-то басню, распространённую в древности; но ни в одном из древних авторов ее не находят. Комментаторы полагают, что он встретил ее в каком-нибудь утраченном сборнике.

73. Мстительный Конь и Олень

(Le cheval s'etant voulu venger du Cerf)

Конь не всегда служил рабом для человека.

За много сотен лет до нынешнего века,

Когда кореньями питался род людской,

Ослы и лошади паслись в глуши лесной.

В то время не было ни седел, ни строений,

Ни сбруй, удобных для сражений,

Ни шор, ни дрожек, ни возков,

Как не было ни свадеб, ни пиров.

Вот в те-то времена поспорил Конь с Оленем

О быстроте своих могучих ног;

Но перегнать Оленя он не мог,

И давши волю зависти и пеням

Он к человеку с жалобой пошел.

Тот скакуна взнуздал, вскочил в седло, дал шпоры

И полетел чрез лес и горы,

Поля и долы,

Оленя догонять. Без состраданья,

Покоя он бедняге не давал. И так его загнал,

Что испустил Олень, в конце концов, дыханье.

Конь благодетеля тепло благодарит:

"Спасибо, - говорит,

Я возвращусь к себе, чтоб снова жить на воле".

Но человек в ответ: "Оставь свои мечты!

Я понял лишь теперь, на что годишься ты.

Останься здесь со мною... В холе,

Накормлен и согрет,

Ты проживешь, не зная огорченья!"

Увы, на что нам жизни наслажденья,

Когда свободы нет!

Тут понял Конь свою неосторожность...

Но поздно - цепи на ногах,

Конюшня ждет. Утрачена возможность

Бежать неволи злой - и умер он в цепях,

Порабощенный тесною конюшней.

А отнесися он к обиде равнодушней,

Его судьба была б не та.

Для многих в мщенье тайная отрада;

Но ради мщенья жертвовать не надо

Тем, без чего вся жизнь ничтожна и пуста.

В. Мазуркевич.

Содержание басни встречается у Федра, у Аристотеля, как произведение греческого поэта Стезихора (636-566 до Р. X.), и у Горация. Отдаленно перевел ее на русский язык Сумароков ("Олень и Лошадь").

74. Лисица и Бюст

(Le Renard et le Buste)

Величие у нас нередко лишь личина.

И вот причина,

По коей мир подчас и недостойных чтит.

Но, к счастью, лишь ослов пленяет внешний вид;

Лиса же, например, хвалить не станет,

Покамест идолу и в душу не заглянет,

И не решит по ней, чего достоин он.

Так, увидав в саду Бюст славного героя,

Лиса обнюхала его со всех сторон

И молвила, пред ним в раздумье стоя:

"Как благороден лик! какая красота!

Одно лишь жаль, что голова пуста!"

Тут к слову бы сказать, что многие вельможи

Во всем на этот Бюст похожи.

Г-т.

Из Эзопа и Федра. На русский язык басню переводили Дмитриев ("Истукан и Лиса"), Тредьяковский ("Лисица в болванщиковом сарае") и отдаленно Сумароков ("Лисица и Статуя").

75. Волк, Коза и Козленок

(Le Loup, la Chevre et le Chevreau)

Наполнить вымя молоком

Коза пошла за травкою в долину,

Замкнула наглухо свой дом

И строго приказала сыну:

Лисица и Бюст

Волк, Коза и Козленок

"Чтоб избежать нам горестных потерь,

Пока не возвращусь я с поля,

Храни тебя Господь открыть на миг хоть дверь

Тем, кто не скажет нашего пароля,

Хотя б тебя и начали просить!

Пароль же будет: волчья сыть!"

Как раз во время разговора

Там проходил случайно Волк,

И речь Козы услышав, взял все в толк.

Коза, конечно, не видала вора.

Она ушла, а Волк уж тут как тут.

Переменивши голос, объявляет

Он: "волчья сыть", и ожидает,

Что дверь ему сейчас же отопрут.

Однако же Козленок осторожен

(Он знал, что здесь обман возможен),

И крикнул, посмотревши в щель:

"А лапка у тебя какая?

Просунь сюда... Коль белая, тогда я

Открою дверь,-иначе-прочь отсель!"

Волк поражен донельзя. Повсеместно

Давным-давно известно,

Что белых лап у Волка не сыскать.

С чем Волк пришел, с тем обратился вспять.

Какую б горестную долю

Козленок бедный испытал,

Когда б поверил он паролю,

Который Волк случайно услыхал.

Предусмотрительность двойная

Нужна везде... Не вижу в ней вреда я!

В. Мазуркевич.

Басня вошла в сборник Эзоповых басен французского лирика Коррозе (1560-1568); а также в книгу басен Невеле (XVI в.) "Эзопическая мифология".

76. Волк, Мать и Ребенок

(Le Loup, la Mere et l'Enfant)

Другого этот Волк напомнил мне,

Погибшего в злой западне.

Послушайте как было дело.

Одна семья крестьянская владела

Большою мызою, стоявшей в стороне.

И в чаяньи себе наживы,

Надеясь, что ему кой-что перепадет,

Волк караулил у ворот,

Смиряя хищные порывы.

Тут выходящими из мызы видит Волк:

Овец, ягняток непорочных,

И поросят молочных,

И, наконец, индюшек целый полк.

Пожива хоть куда; но что желать без толку?

Вдруг за стеной он слышит детский крик

И Мать грозит отдать Ребенка Волку,

Когда не замолчит он в тот же самый миг.

Голодный хищник без зазренья

Спешит богам вознесть благодаренья;

Но в попечениях о детище своем,

Мать снова говорит, спеша утешить чадо:

"Не плачь, дитя мое, не надо;

Пусть Волк покажется-сейчас его убьем!"

- Как? - молвил тут баранов истребитель,

Мне говорят то так, то сяк.

Мне доказать вы не хотите ль,

Что я, по-вашему, дурак?

Но дайте срок, и я дождусь потехи,

Пусть только мальчуган пойдет сбирать орехи.

Едва слова он эти произнес,

Как вышли люди. Сколько было силы,

Остановить его цепной старался пес;

Потом откуда-то явились колья, вилы...

- Ты что здесь делаешь? - был учинен допрос.

Волк, не таясь, ответил на вопрос.

- Спасибо! - мать воскликнула. - Ужели

Я сына для того качала в колыбели,

Чтоб утолил собой он голод твой?

Бедняга был убит без сожаленья,

И волчью лапу с головой

Владелец этого селенья

Повесил с надписью такою у дверей:

"Достойным господам Волкам на поученье:

Не придавать угрозе матерей,

Пугающих детей своих, значенья".

О. Чюмина.

Заимствована у Эзопа. Басня находится в изданном в Париже в 1583 г. сборнике басен Philibert'a Hegemon'a.

77. Ответ Сократа

(Parole de Socrate)

Сократ себе построил дом.

А как мудрец ко всем делам способен,

То вышел домик тот хоть тесен, да удобен;

Лишь роскоши не виделось ни в чем.

Вот критики постройку обступили,

И всякий открывать в ней недостатки стал:

О мелочах различно все судили,

Но общий голос был, что домик слишком мал,

Что негде в нем ни встать, ни повернуться,

И что великому такому мудрецу

Такая конура совсем уж не к лицу.

"Где примешь ты друзей, коль все они сберутся?"

Кричали старику. И молвил тот в ответ:

"Друзьям всегда сердечный мой привет,

Но я боюсь уже не наслаждаться днями,

Когда и этот дом, как он ни мал,

Наполнится действительно друзьями!"

О мудрый грек! Ты истину сказал

И дружбы верный смысл обрисовал ты метко:

О ней частенько всяк из нас слыхал,

Но видел друга-очень редко.

Г-т.

Заимствована из Эзопа ("Socrat ad Amicos").

78. Старик и его Сыновья

(Le Vieillard et ses Enfants)

Послушайте рассказ фригийского раба!

Он говорил, что сила в единенье,

Что сила всякая в отдельности слаба,

И если сделал я в рассказе измененье,

То вовсе не затем, чтоб, завистью томясь,

Я добивался той же громкой славы,

Нет, просто описать хотел я ваши нравы.

Ведь Федр, лишь к почестям стремясь,

Нередко увлекался славой;

Но я ее считаю лишь забавой.

Итак, вернусь к рассказу поскорей,

Как поучал отец своих детей.

Старик прощался с жизнию земною

И обратился с речью к Сыновьям:

"Вот тонких прутьев пук, скрепленных бечевою;

Сломайте-ка его, а я попозже дам

Вам объясненье, в чем тут дело".

Пучок взял Старший брат, - усилия напряг

И возвратил, сказав: "Нет, не сломать никак!"

Пучок взял Средний брат уверенно и смело,

Но - тот же неуспех! И Младший брат не мог,

Как оба старшие, переломить пучок.

Потратили они и труд, и время тщетно,

Из прутьев ни один им не пришлось сломать.

"Бессильные! - сказал с улыбкой чуть заметной

Отец. - Ужели ж мне пример вам показать?!"

- Он шутит! - порешили дети.

Но нет, Старик бечевку развязал,

Рассыпал прутья эти

И каждый без труда в отдельности сломал.

"Вы видите! Вот сила единенья!

Так будьте же дружны! Пусть сблизит вас любовь".

У ложа Старика стояли все в смущенье,

Но, чуя смерть свою, заговорил он вновь:

"Пред Вышним Судией сейчас готов предстать я

В стране, где ни вражды, ни лжи, ни злобы нет.

Прощайте, милые, и дайте мне обет,

Что будете всегда вы дружно жить, как братья".

Рыдают Сыновья; в печали каждый брат

Хранить завет отца навеки обещает;

Прощается Старик с детьми и умирает.

В наследство Сыновьям (отец их был богат)

Досталося имущество большое,

Да только жаль, расстроено оно;

И бедным Сыновьям с тех пор не суждено

Пяти минут побыть в покое:

Здесь теребит сосед, там лезет кредитор,

Тут просто жалоба, а там судебный спор.

Сначала всем троим удача улыбалась,

В союзе дружеском был твердый их оплот,

Но дружба тесная недолго продолжалась;

Их сблизило родство, разъединил - расчет.

Тщеславье, злоба с завистью и сплетней

В их отношеньях стали все заметней.

Сначала спор, затем раздел,

А враг как раз лишь этого хотел;

Вновь кредиторы налетели,

Ущерб наносят в каждом деле,

И каждый промах, ложный шаг

Подстерегает хитрый враг.

В суде ждет братьев пораженье,

Но братья продолжают спор

И делают в каком-то ослепленье

Друг другу все наперекор!

Один решает так, другой решает эдак,

И напоследок

Они узнать принуждены,

Что этою враждой вконец разорены,

И тут, хоть поздно, вспомнили с тоскою

О прутьях, связанных одною бечевою.

Р. Мазуркевич.

Содержание заимствовано у Эзопа и Плутарха.

79. Оракул и Безбожник

(L'Oracle et l'Impie)

Безумье полагать, чтоб жители земли

Ввести в обман богов могли!

Что в лабиринте душ среди изгибов скрыто,

Их взору вещему заранее открыто;

Все ведают и видят все они,

Что смертный утаить надеется в тени.

Язычник некий (он в иные дни

Наверно бы припахивал горелым)

Условно веровал в богов,

Как тот, кто, движимый одним разлетом смелым,

В том случае, принять наследие готов,

Когда от этого убытка не находит.

Он к Аполлону в храм приходит

И говорит: "Живое ль то, что я

Держу в руке, иль лишено дыханья?"

Меж тем в руке держал он воробья,

Готовясь задушить несчастное созданье

Иль выпустить его, и бога ввесть в обман.

Но Аполлон постиг его коварный план

И молвил он: "Живым иль без дыханья,

Но воробья давай, и впредь,

На зло себе, не прибегай к обману,

Пытаясь мне расставить сеть:

Я вижу издали и издали достану".

О. Чюмина.

Из Эзопа.

80. Скупой, потерявший свое богатство

(L'Avare qui a perdu son tresor)

Хотел бы я спросить Скупца,

Который страстно и сердечно

Одни лишь деньги копит вечно

С начала жизни до конца,

Ничем буквально не согретый:

Какая польза в жизни этой?

Да никакой!.. Я знал Скупого...

Он жизни ждал себе второй,

Чтоб насладиться снова

Своей несметною казной.

Но в том-то, видите ль, и дело,

Что (слух прошел со всех сторон)

Не он,

А им казна его владела!

Гулял ли он, иль приходил домой,

Сидел ли скромно за едой,

Иль шел ко сну, людьми забытый,

Он мыслью занят был одной

О месте том, где деньги были скрыты.

Туда так часто он ходил,

Что кто-то как-то проследил

И обокрал казну Скупого!..

Скупец, конечно, зарыдал,

Захныкал, застонал,

Произнести не в силах слова...

"Чего ты плачешь, милый друг?"

Его спросил один прохожий.

"Ах, у меня... Великий Боже!..

Украли с деньгами сундук!.."

"Да где ж лежал сундук с деньгами?"

"Вот тут! Вот в этой яме!"

"И поделом! Теперь ведь не война

На свете!

Твоя казна

Могла б лежать и в кабинете!"

"Но кто ж украсть ее посмел,

Когда я сам к деньгам не прикасался?"

"Ну, при таком порядке дел

Один конец тебе остался:

На яму камень навали

И от нее вдали

Воображай, что там лежит твое богатство!"

И я замечу без злорадства,

Что тот лишь деньгами владел,

Кто их расходовать умел.

В. Жуков.

Из Эзопа.

81. Хозяйский глаз

(L'Oeil du Maitre)

Олень попал к быкам в загон,

Но ими был предупрежден,

Чтоб к лучшей он прибег защите.

"Друзья мои, меня вы не гоните!

Взмолился тут Олень. - Укройте от врагов;

За это я готов

Вам указать и пастбища, и нивы,

Покрытые обильною травой,

Где б на свободе день-деньской

Пастись с отрадою могли вы".

Быки свое согласие дают.

Олень вздохнул вольней, приободрился

И в уголке укромном притаился.

Вот под вечер быкам обычный корм несут,

Снуют работники, приходит управитель,

Осматривает все, обходит все вокруг,

Однако ж ни он сам и ни один из слуг

Не видят беглеца. Лесов дремучих житель

Хозяйский глаз

Благодарит быков и с нетерпеньем ждёт

Начала полевых работ,

Чтоб незаметно выйти в поле.

"Не радуйся пока своей счастливой доле,

Ему заметил Бык; - стоглазый человек

Еще не совершал вечернего обхода.

Нельзя пока решить, удастся ль твой побег".

А как близка свобода!

Но вот идет Хозяин сам в загон,

Бранит прислугу: "Что за нераденье,

Корм не засыпан, пол не подметен!

Грязна подстилка... Всюду запустенье

И паутина по стенам!"

Хозяин ходит, смотрит здесь и там,

И видит вдруг средь вороха соломы

Какой-то облик незнакомый:

Глядит - Олень! Пришел ему конец!

Его мольбы не тронули сердец,

Постиг Оленя жребий жалкий:

Откуда ни возьмись дреколья, жерди, палки!

Всяк бедного ударить норовит.

Несчастный был толпою вмиг убит.

Его уносят, солят, и соседи

На званом кушают обеде.

Недаром Федр сказал нам в добрый час:

"Свое добро хозяйской глаз голубит,

Все высмотрит хозяйский глаз".

А я скажу: и глаз того, кто любит.

В. Мазуркевич.

Из Федра.

82. Жаворонок с Птенцами и

Землевладелец

(L'Alouette et ses Petits avec le Maitre d'un champ).

"Надейся на себя", - пословица гласит.

Эзоп ей басни придал вид.

Вьют гнёзда жавронки весною,

Когда на нивах зреет рожь,

Вернее: той прекрасною порою,

Когда веселый день бывает так хорош,

Когда цветут зеленые побеги,

Все в мире любит и поет,

И отдаются сладкой неге

Морские чуда в лоне вод,

В полях хор птичек голосистых

И тигры в зарослях лесистых.

Но из породы жавронков одна

Пичужка время даром потеряла,

Любовных ласк весною не познала,

И летом вывесть деток вздумала она.

Свила гнездо, на яйца села.

Заколоситься рожь успела,

Глядь - Птичка вывела ребят.

Еще слабы и хилы детки,

Летать не могут, в гнёздышке сидят;

Мать тащит им букашек, мошек, ветки,

Ну, словом, много ей хлопот,

И вот совет Птенцам дает:

"Пока она заботится о пище,

Сидеть спокойно у себя в жилище

И все кругом как надо примечать.

Когда ж придет Владелец этой нивы

И станет с сыном рассуждать,

Пересказать подробно мне должны вы,

О чем он речь с ним поведет,

От этого зависит наш отлет".

Едва Пичужка улетела,

Пришел Помещик с сыном: "Рожь созрела,

Он говорит, - убрать ее пора,

Проси соседей, чтоб с утра

Они явились завтра к нам с серпами

Жать рожь". - И с этими словами

Отец и сын пошли домой.

А Жавронок, по возвращеньи,

Застал гнездо свое в смятеньи.

"Мамаша! С утренней зарей

Помещик приказал позвать друзей для жатвы!"

Кричит один Птенец.

"И только? Ну, тогда

Навряд вы

Вспорхнете скоро из гнезда.

Спокойны будьте!.. Вот еда!

А завтра, коль придет Помещик снова,

Не упустить старайтеся ни слова!

Ну, а пока ложитесь спать".

Все улеглись, и птенчики, и мать...

Вот день настал, но не пришли соседи.

Заботясь об обеде,

Пичужка вновь оставила детей.

Пришел Помещик снова. "Эх, обидно!

Не сжата рожь еще. Как видно,

Я полагался даром на друзей.

Он говорит. - Сходи, сынок, скорее

К родным, пускай они придут!"

Переполох в гнезде еще сильнее:

"Они родных, мамаша, позовут!"

"Родных? Ну, вы боитесь вздора,

Нам улетать еще не скоро..."

Был Жаворонок прав. Проходит день, и что ж?

Родные не пришли. Осматривает рожь

Помещик в третий раз: "Да, сделали мы промах,

Зовя родных, соседей и знакомых.

Надейся на себя! Ты сам - свой лучший друг.

Пойдем за нашими... Пускай придут с серпами,

Да за работу примемся-ка сами!

Мы живо рожь сожнем!" В гнезде опять испуг.

Узнав Помещика решенье,

Мать молвила: "Теперь пора!.. Идем!"

И из гнезда, кто влет, кто кувырком,

Все выбрались без затрудненья!

В. Мазуркевич.

Содержание басни у Авиана (см. прим. к басне 7) и Фаерна (прим. к басне 24). Сумароков отдаленно перевел ее под заглавием "Птаха и дочь ее".

Госпоже де Монтеспан

Богам обязаны мы дивным даром басен;

А если смертного уму благодаря

Мы обладаем им, - настолько он прекрасен,

Что мудрый смертный тот достоин алтаря.

Волшебный этот дар исполнен обаянья,

К себе влекут чудесные сказанья

Сердец вниманье и умов,

И к ним нас дивные приковывают узы.

Коль скоро место для смиренной Музы

Моей нашлось на пиршестве богов,

Молю, Олимпия, чьим несравненным чарам

Подчинено все в мире, - с высоты

Брось на нее взор благосклонный ты,

И Музу не отринь с ее посильным даром.

Своим вниманием сама

Ты поощри игру ума,

И Время, все вокруг губящее сурово,

В трудах моих мне жизнь дарует снова:

Кто самого себя захочет пережить,

Тот похвалу твою обязан заслужить.

Лишь от тебя я жду стихам награды:

В твореньях наших красоты

Тебе известны все малейшие черты.

Пленительны слова твои и взгляды;

Кому ж прекрасного быть лучшим знатоком?

На этот путь я Музою влеком;

Но воспевать хвалу тебе не смею:

Тебя прославить лирою своею

В удел певцу великому дано.

А я, Олимпия, прошу о разрешенье:

Лишь именем твоим да будет суждено

Украсить мне последнее творенье,

И тем спасти его в грядущем от забвенья.

И в будущем, на зависть несмотря

Врагов моих, тебе благодаря,

Удастся заслужить ему вниманье мира.

Пусть милости такой моя не стоит лира,

Ее прошу во имя басни я:

Сильна над нами власть ея,

И если ей обязан счастьем буду

Я угодить тебе, обязан ей возвесть

В награду храм; но храмы только в честь

Тебя одной хочу я строить всюду.

О. Чюмина.

Француаза Атенаиса де Рошешуар де Мортемар, маркиза де Монтеспан (1641-1707) была, по своему влиянию на Людовика XIV, всемогуща в то время, когда Лафонтен писал это посвящение. Она всегда покровительствовала писателям, особенно Буало и Лафонтену. Мнения ее очень ценились: она считалась замечательно умной женщиной.

125. Мор зверей

(Les Animaux malades de la peste)

Лютейший бич небес, природы ужас - мор

Свирепствует в лесах. Уныли звери;

В ад распахнулись настежь двери:

Смерть рыщет по полям, по рвам, по высям гор;

Везде разметаны ее свирепства жертвы,

Неумолимая, как сено косит их,

Мор зверей

А те, которые в живых,

Смерть видя на носу, чуть бродят полумертвы:

Перевернул совсем их страх;

Те ж звери, да не те в великих столь бедах:

Не давит волк овец и смирен, как монах;

Мир курам дав, лиса постится в подземелье:

Им и еда на ум нейдет.

С голубкой голубь врознь живет,

Любви в помине больше нет:

А без любви какое уж веселье?

В сем горе на совет зверей сзывает Лев.

Тащатся шаг за шаг, чуть держатся в них души.

Сбрелись и в тишине, царя вокруг обсев,

Уставили глаза и приложили уши.

"О други! - начал Лев. - По множеству грехов

Подпали мы под сильный гнев богов,

Так тот из нас, кто всех виновен боле,

Пускай по доброй воле

Отдаст себя на жертву им!

Быть может, что богам мы этим угодим,

И теплое усердье нашей веры

Смягчит жестокость гнева их.

Кому не ведомо из вас, друзей моих,

Что добровольных жертв таких

Бывали многие в истории примеры?

Итак, смиря свой дух,

Пусть исповедует здесь всякий вслух,

В чем погрешил когда он вольно иль невольно.

Покаемся, мои друзья!

Ох, признаюсь - хоть это мне и больно

Не прав и я!

Овечек бедненьких-за что?-совсем безвинно

Дирал бесчинно;

А иногда-кто без греха?

Случалось, драл и пастуха:

И в жертву предаюсь охотно.

Но лучше б нам сперва всем вместе перечесть

Свои грехи: на ком их боле есть,

Того бы в жертву и принесть.

И было бы богам то более угодно".

"О царь наш, добрый царь! От лишней доброты,

Лисица говорит,- в грех это ставишь ты.

Коль робкой совести во всем мы станем слушать,

То прийдет с голоду пропасть нам наконец;

Притом же, наш отец!

Поверь, что это честь большая для овец,

Когда ты их изволишь кушать.

А что до пастухов, мы все здесь бьем челом:

Их чаще так учить - им это поделом.

Бесхвостый этот род лишь глупой спесью дышит,

И нашими себя везде царями пишет".

Окончила Лиса; за ней, на тот же лад,

Льстецы Льву то же говорят,

И всякий доказать спешит наперехват,

Что даже не в чем Льву просить и отпущенья.

За Львом Медведь, и Тигр, и Волки в свой черед

Во весь народ

Поведали свои смиренно погрешенья;

Но их безбожных самых дел

Никто и шевелить не смел.

И все, кто были тут богаты

Иль когтем, иль зубком, те вышли вон

Со всех сторон

Не только правы, чуть не святы.

В свой ряд смиренный Вол им так мычит: "И мы

Грешны. Тому лет пять, когда зимой кормы

Нам были худы,

На грех меня лукавый натолкнул:

Ни от кого себе найти не могши ссуды,

Из стога у попа я клок сенца стянул".

При сих словах поднялся шум и толки;

Кричат Медведи, Тигры, Волки:

"Смотри, злодей какой!

Чужое сено есть! Ну, диво ли, что боги

За беззаконие его к нам столько строги?

Его, бесчинника, с рогатой головой,

Его принесть богам за все его проказы,

Чтоб и тела нам спасть и нравы от заразы!

Так, по его грехам, у нас и мор такой!"

Приговорили

И на костер Вола взвалили.

И в людях так же говорят:

Кто посмирней, так тот и виноват.

И. Крылов.

Басня эта была очень распространена в средние века и встречается во многих проповедях. Она направлена против несправедливости тогдашнего духовенства, снисходительного к порокам богатых и строгого к беднякам. Кроме Крылова (заменившего в басне волом Лафонтеновского осла), на русский язык басню переводили Княжнин и Хвостов.

126. Несчастный Муж

(Le mal marie)

Когда бы дружною четою

Добро являлось с красотою

Я завтра же себе искать жену бы стал.

Но сочетанье этих двух начал

Довольно редко я встречал,

А потому и избегаю брака.

Я много видел их, но ни в одном однако

Не мог я прелести найти.

И, тем не менее, почти

Четыре четверти всего людского рода,

Кому наскучила свобода

Случайности опаснейшей из всех

Подвергнуться спешат без колебанья.

И за свершенный ими грех

Четыре четверти приносят покаянье.

Один супруг, раскаяться успев,

Расстался со своей супругою сварливой,

Скупой, придирчивой, ревнивой.

Все было не по ней, все возбуждало гнев:

"Ложатся с курами, встают не в меру поздно!"

Покоя от нее не знал никто из слуг,

И из терпения был выведен супруг.

"Муж ни о чем не думает серьезно!

Муж не дает пощады кошельку!

Муж дома не сидит! Муж - вечно на боку!"

И волю так она давала языку,

Что муж ее, утративши терпенье,

В деревню отослал ее на исправленье.

И вот она в теченье многих дней

Находится в компании пастушек,

Которые пасут индюшек,

И пастухов, пасущих там свиней.

Сочтя ее исправленной, обратно

Супруг берет ее. "Ну,- молвил он,- приятно

Жилось вам посреди невинности полей?"

"Да, - был ответ, - но там служителей

Нашла я более, чем даже здесь, ленивых.

И в этом - вся моя беда.

Они совсем не берегут стада.

Об этом я твердила им всегда,

Чем раздражала нерадивых

И ненависть ко мне питавших слуг".

"Ну, если в вас, - сказал ее супруг,

Настолько все несносно и злонравно,

Что даже те, кто видит лишь на час,

Переносить не могут вас,

Так здешняя вся челядь и подавно,

Которую в теченье дня

Преследуете вы, гоняя и браня.

Что с ними было бы, не говоря о муже,

Чье положение всех хуже:

Он с вами быть обязан день и ночь,

Ему пришлось бы тут поистине невмочь.

Я отсылаю вас опять в уединенье;

И если б у меня явилось искушенье

Послать за вами вновь, пусть по моим грехам

За гробом я найду двух жен, подобных вам!"

О. Чюмина

Заимствована у Эзопа.

127. Мышь, удалившаяся от света.

(Le Rat qui s'est retire du monde).

Вinoi?iu жители в преданиях своих

Рассказывают нам, что некогда у них

Благочестива Мышь, наскуча суетою,

Слепого счастия игрою,

Оставила сей шумный мир,

И скрылась от него в глубокую пещеру:

В Голландский сыр.

Там, святостью одной свою питая веру,

К спасению души трудиться начала:

Ногами

И зубами

Голландский сыр скребла, скребла,

И выскребла; досужным часом,

Изрядну келейку с достаточным запасом.

Чего же более? В таких-то Мышь трудах

Разъелась так, что страх!

Мышь, удалившаяся от света

Короче - на пороге рая!

Сам Бог блюдет того,

Работать миру кто отрекся для него.

Однажды пред нее явилось, воздыхая,

Посольство от ее любезных земляков;

Оно идет просить защиты от дворов

Против кошачьего народа,

Который вдруг на их республику напал

И Крысополис их в осаде уж держал.

"Всеобща бедность и невзгода,

Посольство говорит, - причиною, что мы

Несем пустые лишь сумы;

Что было с нами, все прошли,

А путь еще далек! и для того посмели

Зайти к тебе и бить челом

Снабдить нас в крайности посильным iiдаянuai".

Затворница на то, с душевным состраданьем

И лапки положа на грудь свою крестом:

"Возлюбленны мои, - смиренно отвечала,

Я от житейского давно уже отстала;

Чем, грешная, могу помочь?

Да ниспошлет вам Бог! а я и день, и ночь

Молить Его за вас готова".

Поклон им, заперлась, и более ни слова.

Кто, спрашиваю вас, похож на эту Мышь?

Монах? - Избави Бог и думать! Нет, дервиш.

Дмитриев.

По словам Лафонтена, он заимствовал сюжет этой басни из восточных сказаний, но подобной басни не находится ни в одном из известных сборников. Вернее предположить, что весь рассказ изобретен самим Лафонтеном, перед глазами которого было в лице средневековых монахов немало оригиналов, с которых он мог списать свою благочестивую мышь. Кроме Дмитриева, басню ia-?aaae на русский язык Сумароков ("Отрекшаяся от мира мышь").

128. Цапля.

(Le Heron)

Вдоль речки мерно выступая

И гордо клювом поводя,

Шла Цапля, важно вкруг себя

На все взирая.

У ног ее в воде, затейливо кружась

Большой откормленный карась

Старался, как умел, от щуки увернуться;

И Цапле стоило б нагнуться,

Чтоб лакомый кусок промыслить на обед.

Но, нет

Она была сыта и кушать не желала,

И посему свой путь покойно продолжала.

Меж тем проходит час, и вот уж у нее

Успел и аппетит от времени явиться,

И стала размышлять тут Цапелька моя,

Где б ей обедом поживиться.

На этот раз штук пять иль шесть линей

Под самым берегом плескалися играя.

Но Цапля молвила: "Вишь, невидаль какая!

Найду себе я блюдо повкусней".

Но вот чрез полчаса и голод разыгрался.

Теперь и линь по вкусу был бы ей,

Да не видать уж более линей,

И, словно на смех, ей попался

Тщедушный, маленький пескарь.

"Неужли суждено мне съесть такую тварь!"

Вскричала Цапля чуть не со слезами,

И от соблазна быстрыми шагами

Пустилась прочь, дорогой говоря:

"Что скажут обо мне, коль съем я пескаря?!"

А время все идет, и голод все тревожит;

Уж больше бедная и вытерпеть не может:

Цапля

Теперь бы и пескарь пришелся ей подстать.

И Цапля, что была в начале так спесива,

Улитку встречную схватила торопливо

И с жадностью ее пустилась уплетать.

Надеюсь, господа, вы поняли и сами,

Что я, как и всегда, не задавая лиц,

Хотел лишь намекнуть, что много между нами

Таких разборчивых и прихотливых птиц,

Которых не томит о будущем забота:

Чем что-нибудь на черный день сберечь,

Они, разумного не ведая расчета,

Готовы всем в довольстве пренебречь;

А после, коль грехом окончится избыток,

Глотают чуть ли не улиток.

Г-т.

Басня эта отдаленно была переведена на русский язык Жуковским ("Цапля").

129. Разборчивая Невеста.

(La Fille).

Невеста-девушка смышляла жениха;

Тут нет еще греха,

Да вот что грех: она была спесива.

Сыщи ей жениха, чтоб был хорош, умен,

И в лентах, и в чести, и молод был бы он

(Красавица была немножко прихотлива):

Ну, чтобы все имел-кто ж может все иметь?

Еще и то заметь,

Чтобы любить ее, а ревновать не сметь.

Хоть чудно, только так была она счастлива,

Что женихи, как на отбор,

Презнатные катили к ней на двор.

Но в выборе ее и вкус и мысли тонки:

Такие женихи другим невестам клад,

А ей они на взгляд

Не женихи, а женишонки!

Ну как ей выбирать из этих женихов?

Тот не в чинах, другой без орденов;

А тот бы и в чинах, да жаль, карманы пусты;

То нос широк, то брови густы;

Тут этак, там не так;

Ну, не прийдет никто по мысли ей никак.

Посмолкли женихи, годка два перепали;

Другие новых свах заслали:

Да только женихи середней уж руки.

"Какие простаки!

Твердит красавица. - По них ли я невеста?

Ну, право, их затеи не у места!

И не таких я женихов

С двора с поклоном проводила;

Пойду ль я за кого из этих чудаков?

Как будто б я себя замужством торопила,

Мне жизнь девическа ничуть не тяжела:

День весела, и ночь я, право, сплю спокойно:

Так замуж кинуться ничуть мне не пристойно".

Толпа и эта уплыла.

Потом, отказы слыша те же,

Уж стали женихи навертываться реже.

Проходит год,

Никто нейдет;

Еще минул годок, еще уплыл год целой:

К ней свах никто не шлет.

Вот наша девушка уж стала девой зрелой.

Зачнет считать своих подруг

(А ей считать большой досуг):

Та замужем давно, другую сговорили;

Ее как будто позабыли.

Закралась грусть в красавицыну грудь.

Посмотришь: зеркало докладывать ей стало,

Что каждый день, а что-нибудь

Из прелести ее лихое время крало.

Сперва румянца нет; там живости в глазах:

Умильны ямочки пропали на щеках;

Веселость, резвости как будто ускользнули;

Там волоска два-три седые проглянули:

Беда со всех сторон!

Бывало, без нее собранье не прелестно;

От пленников ее вкруг ней бывало тесно:

А ныне, ах! ее зовут уж на бостон!

Вот тут спесивица переменяет тон.

Рассудок ей велит замужством торопиться:

Перестает она гордиться.

Как косо на мужчин девица ни глядит,

А сердце ей за нас всегда свое твердит.

Чтоб в одиночестве не кончить веку,

Красавица, пока совсем не отцвела,

За первого, кто к ней присватался, пошла:

И рада, рада уж была,

Что вышла за калеку.

И. Крылов.

Как и предыдущая, эта басня принадлежит к самостоятельным басням Лафонтена и очень сходна с ней по сюжету и нравоучению.

130. Желания.

(Les Souhaits).

В Монголии бывают домовые,

Которые несут обязанности слуг:

Садовые работы, полевые

Все делают они, но в их труды не след

Мешаться смертному: оно приносит вред.

Близ Ганга, в доме гражданина

Весьма почтенного, жил много лет подряд

Один из них. Любил он господина

И госпожу, в особенности - сад,

И в нем преуспевал благодаря зефирам,

С которыми дружил. И так работал с миром

Усердно он и не жалел труда,

Стараясь угождать домашним неустанно.

Хотя у домовых приязнь непостоянна

Бывает вообще,-в их Доме навсегда

Остался б он,-нет правил без изъятья,

Но духи все, его собратья,

Поведали о том республики главе.

Из политических своих соображений

Иль просто вняв общественной молве,

Тот приказал, чтоб наш домашний гений

В норвежский дом был вдруг переведен,

Который круглый год снегами занесен;

Индус лапландцем станет ныне!

Хозяевам своим он молвил, огорчен:

- Не знаю, по какой причине,

В чем состоит вина моя,

Но в скором времени вас покидаю я.

Одно для вас еще я сделать в воле:

Исполнить три желанья, но не боле.

Желать - для смертного завидная судьба.

Те пожелали изобилья;

И вот, без всякого с их стороны усилья,

Вино течет рекою в погреба,

Пшеница - в житницы, а золото волною

В их сундуки. Запасами, казною

Все переполнено. Прибавилось хлопот;

Неведомых до той поры забот

Прибавилось немало тоже:

Воров остерегись, и взаймы дай вельможе,

Плати казне двойной налог.

Богатство беднякам наделало тревог.

- Избыток благосостоянья,

Воскликнули они, - возьми обратно ты!

Оно куда печальней нищеты.

Богатства отдаем свои без колебанья.

Несущая покоя благодать,

О середина золотая,

Скорее возвратись, благоразумья мать!

И вот она вернулась к ним опять,

А с нею - мир. Так, попусту мечтая,

Порою труд мы забываем свой,

Химерами бесплодно ум питая.

Смеялись люди те, а с ними - домовой.

Перед разлукой; на прощанье

Они просить решились у него

Дар мудрости: такое достоянье

Обременить не может никого.

О. Чюмина.

Сюжет этой басни встречается в старинных "фаблио", из которых или из позднейших переделок их Лафонтен и мог его заимствовать. На русский язык басня переведена была, но весьма отдаленно, Дмитриевым ("Желания". "Сердися, Лафонтен, иль нет, - А я с ним не могу расстаться"... и т. д.)

131. Лев и его Двор.

(La Cour du Lion).

Однажды Львиное Величество Его

Узнать задумал, повелитель:

Каких зверей монарх он и властитель?

Вассалам царства своего

Он циркуляры шлет немедля, с приложеньем

Печати собственной и кратким извещеньем,

Лев и его Двор

Что при дворе открыт большой прием

В теченье месяца; вначале пышный праздник

Назначен во дворце, участье примет в нем

Паяц из обезьян, известнейший проказник.

Так подданных своих, собравшихся толпой,

В великолепный Лувр себе зовет он в гости.

Но что за Лувр! Там запах был такой,

Как в месте том, где сваливают кости.

Медведь поморщился, зажав себе ноздрю.

Но этим он не угодил царю,

Пославшему его увидеться с Плутоном.

Одна из Обезьян не в меру льстивым тоном

Все принялась хвалить: берлогу, когти Льва,

И этот дух, который был пахучей,

Чем амбра и цветы... Но глупые слова

Ее беде подвергли неминучей

(Лев - Калигуле был сродни).

Лиса стояла тут. "Чем пахнет? Объясни!

Сказал ей Лев. - Ответь без колебанья!"

Но извинилась та: ей заложило нос,

И, вследствие утраты обонянья,

Немыслимо ответить на вопрос.

Держитесь правила такого неизменно:

Не льстите грубо при дворе,

Чтоб недоверие не возбудить в царе;

Не выражайтесь откровенно.

Но, как в Нормандии, старайтесь дать ответ:

Ни да ни нет!

О. Чюмина.

Из басен Федра. Лафонтен сравнивает своего Льва с Калигулою: Калигула возвел свою умершую сестру Друзиллу в богини и наказывал как тех, кто оплакивал ее смерть, так и тех, кто этого не делал; первых - потому, что они наносили ее памяти, по его мнению, оскорбление, а вторых - потому, что они не жалели о ней...

132. Коршуны и Голуби.

(Les Vautours et les Pigeons).

Вnaneeuiie волею Арея,

Давно когда-то, в старину,

В воздушных сферах грозно рея,

Вели пернатые войну.

То воевали не пичуги,

Что, понабравшись сил на юге

И к нам весной слетаясь вновь,

Поют про счастье и любовь;

То с клювом загнутым, упругим,

Боролись Коршуны друг с другом:

Летели перья, пух летел,

Валились груды мертвых тел,

И кровь струилася потоком!

Заря ль всходила над востоком,

Иль месяц в небе выплывал,

Как точно в море с валом вал,

Враги друг с дружкою сшибались...

Так дело шло немало дней,

И стены ада наполнялись

Толпами новыми теней...

И вот, в конце концов, уныло

Война такая возбудила

Прискорбье в сердце Голубей...

Они собрались и решили,

Что надо действовать; без слов

Послов послали и смирили

Порывы грозные врагов...

И что же вышло в заключенье?..

А то, что это примиренье

Исчезло тотчас же, как дым,

Несчастьем сделавшись вторым...

И наши Коршуны едва ли

В другое время убивали

Такую массу Голубей,

Коршуны и голуби

Как после мира в пять-шесть дней...

И поделом, - скажу я смело:

Теперь, по нашим временам,

Чтоб поразить врагов, умело

Их перессорить нужно нам!

В. Жуков.

Из сборника Абстемия (прим. к б. 24). На русский язык басню перевел Сумароков ("Коршуны и Голуби").

133. Муха и Дорожные.

(Le Coche et la Mouche).

В июле, в самый зной, в полуденную пору,

Сыпучими песками, в гору,

С поклажей и с семьей дворян,

Четверкою рыдван

Тащился.

Кони измучились, и кучер как ни бился,

Пришло хоть стать. Слезает с козел он

И лошадей, мучитель,

С лакеем в два кнута тиранит с двух сторон:

А легче нет. Ползут из колымаги вон

Боярин, барыня, их девка, сын, учитель.

Но, знать, рыдван был плотно нагружен,

Что лошади, хотя его тронули,

Но в гору по песку едва-едва тянули.

Случись тут Мухе быть. Как горю не помочь?

Вступилась: ну жужжать во всю мушину мочь;

Вокруг повозки суетится:

То над носом юлит у коренной,

То лоб укусит пристяжной,

То вместо кучера на козлы вдруг садится

Муха и Дорожные

Или, оставя лошадей,

И вдоль и поперек шныряет меж людей;

Ну, словно откупщик на ярмарке, хлопочет,

И только плачется на то,

Что ей ни в чем никто

Никак помочь не хочет.

Гуторя слуги вздор, плетутся вслед шажком;

Учитель с барыней шушукают тишком;

Сам барин, позабыв, как он к порядку нужен,

Ушел с служанкой в бор искать грибов на ужин;

И Муха всем жужжит, что только лишь она

О всем заботятся одна.

Меж тем лошадушки, шаг за шаг, понемногу

Втащилися на ровную дорогу.

"Ну,-Муха говорит,-теперя слава Богу!

Садитесь по местам, и добрый всем вам путь;

А мне уж дайте отдохнуть:

Меня насилу крылья носят".

Куда людей на свете много есть,

Которые везде хотят себя приплесть

И любят хлопотать, где их совсем не просят.

И. Крылов.

Из Эзопа и Федра. На русский язык басню эту переводили, кроме Крылова, Сумароков ("Муха и карета") и Хвостов ("Муха и берлин"); по содержанию к ней близко подходит также басня Дмитриева "Муха".

134. Молочница и горшок с молоком.

(La Latiere et le pot au lait).

Издалека

С кувшином молока

Шла в город девушка Пьеретта.

Она была одета

Молочница и горшок с молоком

В простое платьице коричневого цвета,

И торопилась поскорей

С бесценной ношею своей

Поспеть на рынок до рассвета.

Но путь aaeae...aie?oa кусты,

Как тени вещие толпились,

И вот - наивные мечты

В ее головке зароились;

Она мечтательна была

И грезой тайною могла

Пополнить жизни недостаток.

"Я молоко продам за двадцать су,

Куплю яиц один-другой десяток,

Домой их бережно снесу

И посажу на них куриных пару маток;

Они мне высидят цыплят;

За ними приглядят

И братец, и сестрица;

О, я уверена: лисица

На всех, конечно, не польстится,

Останется штук пять,

Чтоб можно было обменять

Их на большого поросенка!

Я ж знаю дело очень тонко:

Его я живо откормлю,

Продам повыгодней и тотчас же куплю

Корову - прочим всем к досаде...

А там помчатся дни... Фортуна мне не враг...

Теленок явится... и скоро в нашем стаде

Он вдруг запрыгает-вот так!.."

Пьеретта увлеклась... Пьеретта позабылась...

И крынка с молоком... увы!..

С ее упала головы

И вдребезги разбилась.

Наедине

Вполне

Возможно в грезах позабыться!

Ты царь! ты властелин!

Ты всеми властвуешь один.

Но лишь действительность в окошко постучится,

И все, развеявшись, умчится!

В. Жуков.

Заимствована из новелл Бонавентура де Перье (прим. к басне 122).

135. Священник и Покойник.

(Le Cure et le Mort).

Мертвец печально совершал

Свой путь в последнее жилище;

В душе ликуя, провожал

Его Священник на кладбище.

Покойник наш на дрогах был везом,

Как следует в дорогу снаряженный

И в ту одежду облеченный,

Которую, увы! мы саваном зовем,

Покойникам зимой служащую и летом.

Священник рядом шел, произнося при этом

Стихи из Библии, псалмы,

Заупокойные моленья

И тропари, и поученья.

"Все дело лишь в вознагражденьи;

Не бойся, отпоем тебя на славу мы!"

И мертвеца, как будто тот был кладом,

Он провожает жадным взглядом

Своих завистливых очей,

И словно говорит он этими словами:

"Вот столько-то мертвец мне принесет деньгами,

Вот столько-то скоплю я от свечей

И столько-то от мелочей

И непредвиденных расходов".

И тут решает он купить, в виду доходов,

Бочонок лучшего окрестного вина,

Обновка миленькой племяннице опрятной

И горничной ее нужна...

Но вдруг, среди мечты приятной,

Он чувствует толчок! Летит свинцовый гроб,

И патеру удар наносит прямо в лоб:

С разбитой головой тот падает на месте...

Идут одной дорогой вместе

И капеллан, и господин.

Вся наша жизнь, надежды и заботы

Напоминают мне не без причин

Того, кто возлагал на мертвого расчеты,

А с ним- "Молочницу, разбившую кувшин".

О. Чюмина.

Сюжетом для этой басни послужило следующее современное ей происшествие, рассказанное в письмах мадам Севинье: "Г-н Буффлер убил человека после своей смерти. Он был в гробу, на повозке, его везли хоронить. При нем был священник. Гроб опрокинули, и он убил священника". Несколько дней спустя Лафонтен написал свою басню.

136. Искатели Фортуны.

(L'Homme qui court apres la Fortune, et l'Homme l'attend dans son lit).

Кто на своем веку Фортуны не искал?

Что, если б силою волшебною какою

Всевидящим я стал

И вдруг открылись предо мною

Все те, которые и едут и ползут,

И скачут и плывут,

Из царства в царство рыщут,

И дочери Судьбы отменной красоты

Иль убегающей мечты

Без отдыха столь жадно ищут?

Бедняжки! жаль мне их: уж, кажется, в руках...

Уж сердце в восхищеньи бьется...

Вот только что схватить... хоть как, так увернется

И в тысяче уже верстах!

"Возможно ль! - многие, я слышу, рассуждают.

Давно ль такой-то в нас искал?

А ныне как он пышен стал!

Он в счастии растет, а нас за грязь кидают!

Чем хуже мы его?" - Пусть лучше во сто раз;

Но что ваш ум и все? Фортуна ведь без глаз...

А к этому прибавим:

Чин стоит ли того, что для него оставим

Покой, покой души, дар лучший всех даров,

Который в древности уделом был богов?

Фортуна- женщина: умерьте вашу ласку;

Не бегайте за ней, сама смягчится к вам.

Так милый Лафонтен давал советы нам,

И сказывал в пример почти такую сказку.

В деревне ль, в городке,

Один с другим невдалеке,

Два друга жили;

Ни скудны, ни богаты были.

Один все счастье ставил в том,

Чтобы нажить огромный дом,

Деревни, знатный чин - то и во сне лишь видел;

Другой богатств не ненавидел,

Однако ж их и не искал,

А кажду ночь покойно спал.

"Послушай, - друг ему однажды предлагает,

На родине никто пророком не бывает;

Чего ж и нам здесь ждать? со временем - сумы?

Поедем лучше мы

Искать себе добра; войти, сказать умеем,

Авось и мы найдем, авось разбогатеем".

"Ступай, - сказал другой,

А я остануся, мне дорог мой покой,

И буду спать пока мой друг не возвратится".

Тщеславный этому дивится

И едет. На пути встречает цепи гор,

Встречает много рек и напоследок встретил

Ту самою страну, куда издавна метил:

Любимый уголок Фортуны, то есть - двор.

Не дожидаяся ни зову, ни наряду,

Пристал к нему, и по обряду

Всех жителей его он начал посещать;

Там стрелкою стоит, не смея и дышать,

Здесь такает из всей он мочи,

Тут шепчет на ушко, - короче: дни и ночи

Наш витязь сам не свой;

Но все то было втуне!

"Что за диковинка! - он думает. - Стой, стой,

Да слушай об одной Фортуне,

А сам все ничего!

Нет, нет! такая жизнь несноснее всего!

Слуга покорный вам, господчики, прощайте

И впредь меня не ожидайте;

В Сурат, в Сурат, лечу! я слышал в сказках, там

Фортуне с давних лет курится фимиам..."

Сказал, прыгнул в корабль, и волны забелели.

Но что же? не прошло недели,

Как странствователь наш отправился в Сурат,

А часто, часто он поглядывал назад,

На родину свою: корабль то загорался,

То на мель попадал, то в хляби погружался,

Всечасно в трепете, от смерти на вершок;

Бедняк бесился, клял, известно, лютый рок,

Себя, и всем, и всем изрядна песня пета!

"Безумцы!-он судил.-На край приходим света

Мы смерть ловить, а к ней и дома три шага!"

Синеют между тем индийски берега,

Попутный дунул ветр; по крайней мере, кстати

Пришло мне так сказать, и он уже в Сурате

"Фортуна здесь?"-его был первый всем вопрос;

"В Японии",-сказали.

"В Японии?- вскричал герой, повеся нос,

Быть так! плыву туда". И поплыл; но к печали

Разъехался и там с Фортуною слепой!

"Нет! полно, - говорит, - гоняться за мечтой".

И с первым кораблем в отчизну возвратился.

Завидя издали отеческих богов,

Родимый ручеек, домашний, милый кров,

Наш мореходец прослезился

И, от души вздохнув, сказал:

"Ах! счастлив, счастлив тот, кто лишь по слуху знал

И двор, и океан, и о слепой богине!

Умеренность! с тобой раздолье и в пустыне".

И так, с восторгом он и в сердце, и в глазах,

В отчизну, наконец, вступает;

Летит ко другу, что ж? как друга обретает?

Он спит, а у него Фортуна в головах!

Дмитриев.

Комментаторы предполагают, что басня эта внушена Лафонтену его склонностью к спокойствию и уединению и отвращением к погоне за богатством, и в этом видят единственный источник басни.

137. Два Петуха.

(Les deux Coqs).

Два Петуха согласно, дружно жили;

Явилась Курица - и в бой друзья вступили.

?aai не деeaеo Aio??

Ах! кто истории не знает бедной Трои?

Два Петуха

Уж там ia iaoooe ca eo?,

3а женщину дрались и боги, и герои.

У Петухов бой страшный был:

Летaли пе?uy aвa?o клочками,

Лилась из гребней кровь ручьями,

И, наконец, один другого победил.

Несчастный со стыдом в густой крапиве скрылся,

А тот победою своею возгордился,

Стрелою на забор взлетел,

Взмахнувши крыльями, запел,

И громкий крик его лишь в воздухе раздался,

То в когти он к Орлу голодному попался,

Лишился с жизнию и славы, и утех.

Без осторожности опасен и успех.

Измайлов.

Заимствован из басен Эзопа и Автония, знаменитого риторика IV в. по Р. Х. Кроме Измайлова, басню переводил на русский язык Сумароков ("Два петуха").

138. Людская неблагодарность

к Судьбе.

(L'ingratitude et l'injustice des hommes envers la Fortune).

Благодаря случайности и счастью

Купец разбогател: с товаром корабли,

Дань не платя ни ветрам, ни ненастью,

Ни отмелям, - все к гавани пришли.

Купцы другие алчности Нептуна

И Парке хищной выкуп принесли,

Его лишь одного Фортуна

От всяких бед оберегла.

Никто из тех, с кем он имел дела,

Его не обманул. Он продал превосходно

Табак, и сахар, и фарфор.

Безумие покупщиков - доходно,

И золото к нему ручьем лилось с тех пор.

Он признавал двойные лишь дукаты.

Завел коней, собак, роскошные палаты,

И в постный день пиры он задавал,

Как будто бы на свадьбе пировал.

"Откуда это все?"-дивясь его приему,

Спросил его друг, близкий к дому.

"Обязан всем себе я самому,

Моим способностям, уменью и уму".

Заманчивой ему представилась нажива:

Вновь необдуманно и живо

Он барыши пускает в оборот.

Но все на этот раз пошло наоборот:

На легкомыслии был весь расчет основан.

Неосторожно зафрахтован,

Один корабль погиб. Другой вооружен

Был недостаточно и плохо снаряжен:

Он стал добычею корсаров.

А третий распродать не мог своих товаров:

На убыль роскоши безумие пошло.

В сношеньях деловых ему не повезло.

А так как он с тех пор, как стал богатым,

И в жизни, и в делах привык к большим

затратам,

Лишился сразу он всего.

И старый друг, в нужде найдя его,

Спросил: "Что этому причиной?"

"Фортуна!" - отвечал торговец наш с кручиной.

"Утешься, - молвил тот, - когда не мог найти

Ты счастие, взамен ты мудрость обрети".

Не знаю, внял ли он совету.

Удачу приписать готовы мы всегда

Заслугам собственным, а приключись беда,

Судьбу клянем за неудачу эту.

Все доброе - от нас, но к людям Рок жесток,

Мы правы, и всегда не прав бывает Рок.

О. Чюмина.

Из сборника Абстемия (прим. к б. 24).

139. Гадальщицы.

(Les Devineresses).

Случайностью бывает рождено

Общественное мнение; оно

Рождает то, чему названье - мода.

На людях званий всех пример такого рода

Я подтвердить легко бы мог.

Предубеждение, несправедливость, ковы

Таков стремительно несущийся поток;

Явления подобные не новы,

И неизбежны все они

В грядущие, как и в былые дни.

Среди Парижа женщина простая

Слыла за Пифию. Случись беда какая:

Вещица в доме пропадет,

Любовника красотка заведет,

Иль старый муж живет упорно;

Жена, ревнующая вздорно,

И мать, несносная в семье

Бежали все к ворожее,

Чтоб слышать то, чего они желали.

Ее приемы состояли

В известном знании уловок ремесла

(Искусны в них подобные особы),

В громадной смелости, - и с этим без числа

Творились чудеса. Невежда высшей пробы,

Она оракулом слыла.

Имел на чердаке оракул помещенье,

И, незнакомая с иным трудом,

Она приобрела для мужа положенье,

А, денег накопив, себе купила дом.

Явилась новая жилица

На чердаке, и что ж? По-прежнему туда

Узнать судьбу свою съезжаются: девица,

И дама знатная, лакеи, господа;

Весь город к ней спешит с несокрушимой

верой

Чердак считается Сивиллиной пещерой.

Напрасно женщина твердила господам:

"Смеяться вам угодно, что ли?

Я кое-как обучена складам,

Где ж мне предсказывать?" Пришлось ей против воли

Гадать, предсказывать являвшимся гостям,

И зарабатывать количество дукатов,

Превосходящее доход двух адвокатов.

Ей обстановка помогла:

Указывали стул трехногий и метла

На шабаш ведьм и превращенья;

Предсказывая истину, никак

Нельзя доверья ждать в приличном помещенье:

В гадалке - мода на чердак,

Гадалку первую постигло огорченье.

Все дело в вывеске везде.

Однажды стряпчего увидел я в суде,

Одетого небрежно, и гурьбою

Доходные клиенты шли к нему,

За то, что он напоминал собою

Лицо известное. Спросите - почему?

О. Чюмина.

Поводом к сочинению этой басни послужили Лафонтену два современных громких процесса, в которых публику особенно интересовали фигурировавшие в нем гадалки и отравительницы.

140. Кот, Ласочка и Кролик.

(Le Chat, la Belette et le petit Lapin).

Случилось Кролику от дома отлучиться,

Иль лучше: он пошел Авроре поклониться

На тмине, вспрыснутом росой.

Здоров, спокоен и на воле,

Попрыгав, пощипав муравки свежей в поле,

Приходит Кроличек домой.

И что же? чуть его не подкосились ноги!

Он видит: Ласочка расставливает там

Своих пенатов по углам!

"Во сне ли я иль нет? странноприимны боги!"

Изгнанник возопил

Из отческого дома.

"Что надобно?" - вопрос хозяйки новой был.

"Чтоб ты, сударыня, без грома

Скорей отсюда вон! - ей Кролик отвечал.

Пока я всех мышей на помощь не призвал".

"Мне выйти вон?-она вскричала.-Вот прекрасно!

Да что за право самовластно?

Кто дал тебе его? и стоит ли войны

Нора, в которую и сам ползком ты входишь?

Но пусть и царство будь: не все ль мы здесь равны?

И где, скажи мне, ты находишь,

Что Бог, создавши свет, его размежевал?

Бог создал Ласочку, тебя и Дромадера;

А землемера

Отнюдь не создавал.

Кто ж боле права дал на эту десятину

Петрушке Кролику, племяннику иль сыну

Филата, Фефела, чем Карпу или мне?

Пустое, брат! земля всем служит наравне:

Ты первый захватил-тебе принадлежала;

Ты вышел, я пришла-моею норка стала".

Кот, Ласочка и Кролик

Петр Кролик приводил в довод

Обычай, давность - их законом;

Он утверждал: "Введен в владение наш род

Бесспорно этим домом,

Который Кроликом Софроном

Отказан, справлен был за сына своего

Ивана Кролика; по смерти же его

Достался, в силу права,

Тож сыну, именно мне, Кролику Петру;

Но если думаешь, что вру,

То отдадим себя на суд мы Крысодава".

А этот Крысодав, сказать без многих слов,

Был постный, жирный кот, муж свят из всех

котов,

Пустынник набожный средь света,

И в казусных делах оракул для совета.

"С охотой!" - Ласочка сказала. И потом

Пошли они к Коту. Приходят, бьют челом,

И оба говорят: "Помилуй! Рассудите!.."

"Поближе, детушки, - их перервал судья,

Не слышу я,

От старости стал глух; поближе подойдите!"

Они подвинулись, и вновь ему поклон;

А он

Вдруг обе лапы врознь, царап того, другова,

И вмиг их примирил,

Не вымолвя ни слова:

Задавил.

Не то же ль иногда бывает с корольками,

Когда они в своих делишках по землям

Не могут примириться сами,

А прибегают к королям?

Дмитриев.

Из сборника сказаний и басен Бидпая и Локмана. Бидпай (Бильпай, Пильпай)-апокрифическое имя индийского мудреца; ему приписывается собрание басен и рассказов, которые более 1500 лет распространены среди всех народов Востока и Запада в переводах и переделках. Известны два сборника: "Книга света, или поведение царей, индийского мудреца Бидпая" и "Индийские сказания и индийские басни, Бидпая и Локмана". О Локмане см. прим. к б. 19.

141. Голова и Хвост Змеи.

(La Tete et la Queue du Serpent).

Две половины у Змеи:

Они Хвостом и Головою

У нас зовутся, и молвою

За злодеяния свои

У лютых Парк прославилися обе.

Друг другу равные по злобе,

За первенство в былые дни

Упорно спорили они.

До той поры Хвост за собою

Вела повсюду Голова,

Но тут пред небом он с мольбою

Вступился за свои права,

При этом гнев являя непритворный:

"Я много миль в угоду сделал ей;

С меня довольно! Нет, слуга покорный!

Я, слава Богу, не лакей,

Но брат родной сестры моей.

Мы - одного происхожденья;

Я вправе ждать такого ж обхожденья:

В себе ношу я столь же сильный яд,

Вот в чем, о небо, состоят

Мои усердные моленья:

Сестре моей дай повеленье

За мною следовать в пути,

И в свой черед ее вести

Я обязуюсь так прекрасно,

Что сетовать ей было бы напрасно".

И вняли просьбе той

Немедля небеса с жестокой добротой.

Их снисходительность кончается плохими

Последствиями иногда;

Им подобает быть глухими

К слепым желаньям. Но тогда

Так не случилось, и вожатый,

Который, вечной тьмой объятый,

Но доверяющий себе,

Днем видел так же, как в трубе,

Вперед помчался, и упрямо

То стукаясь о корни головой,

То о людей, о мрамор вековой,

И наконец сестру привел он прямо

К пучине Стикса роковой.

Беда стране и населенью,

Подпавшими такому ж заблужденью.

О. Чюмина.

Заимствована у Эзопа и Плутарха.

142. Зверь на Луне.

(Un Animal dans la Lune).

Философ говорит, что чувствами своими

Всегда обманут человек;

Другой клянется, что вовек

Тот не бывал обманут ими.

И что ж? Правдивы каждого слова,

И философия права:

Коль скоро мы судить на основаньи

Лишь чувств намерены одних,

Становимся мы все игрушкой их;

Когда же, с помощью среды и расстоянья,

Орудий, органов своих,

Проверить образ данного предмета

Мы захотим, никто, ручаюсь вам за это,

В обман не будет чувствами введен:

Таков природы-матери закон;

Примеры приведу со временем подробно.

Светило дня - чему оно подобно?

Каким перед собой его я вижу тут?

Оно окружностью не более трех фут,

А если б я за ним подняться мог высоко

В его сияющий приют,

Каким нашел бы я тогда Природы око?

И о его величине

По расстоянию судить возможно мне,

А расстояние углом и сторонами

Определяю я. Невежды между нами

Считают плоскою светила круглоту,

Но исправляю я в уме ошибку ту;

Недвижным солнце полагая,

Земле даю движенья быстроту,

Свидетельство очей во всем опровергая.

В иллюзиях не вижу я вреда:

В обманчивом найду я истину всегда,

Мне недоверие мои внушают взоры,

Которые, быть может, слишком скоры,

И слух мой, медленно передающий звук.

Когда волна тростник сгибает вдруг,

Его в уме своем я выпрямляю разом.

Решает все верховный разум,

И с помощью его не буду никогда

Обманут я моим, порою лгущим, глазом.

Поверь ему, так иногда

Мы женского лица изображенье

Находим на Луне. Но там такой предмет

Не может быть. Причиною явленья

Неровности луны и возвышенья;

И могут, чередой сменяясь, тень и свет

На ней воспроизвесть животного портрет

Иль смертного подобие. Недавно

Ошиблись в Англии забавно.

Едва лишь навели подзорную трубу,

Как на Луне зверь появился новый;

И люд, в чудесное уверовать готовый,

В том увидал влиянье на судьбу

Народностей и стран: в опасности Европа,

Грозит войною зверь, ей бедствия суля...

Не исключая короля,

Все видели его! Меж стекол телескопа

Скрывалась мышь... предвестница войны.

Все смехом кончилось. Британии сыны,

Вы счастливы! Когда ж удастся и французам

Науке и служенью музам

Всецело посвятить себя, подобно вам?

Но в изобильи Марс нам посылает славу;

Не нам враги, а мы страшны врагам,

И за Людовиком, по праву,

Его возлюбленной идет Победа вслед.

Прославить в будущем французскую державу

Бессмертный лавр его побед.

Пусть мира всей душой желаем,

Но мы о мире не вздыхаем.

Им наслаждается достойно Карл Второй,

И все ж на грозную потеху боевую

Он рать свою вести сумеет, как герой,

И славу заслужить он может мировую,

Решая спор враждующих держав.

У Августа на славу столько ж прав

Как и у Цезаря. Когда ж с отрадным чувством

Мы встретим светлый мир, который, даровав

Победу, нас вернет к занятию искусством?

О. Чюмина.

Сюжет заимствован из одной современной шуточной поэмы, осмеивавшей Лондонское королевское ученое общество. В ней рассказывается, что клуб ученых открыл слона на Луне; но лакей показал сконфуженным астрономам, что все их открытие объясняется просто мышью, забравшеюся между стеклами телескопа. В конце басни Лафонтен намекает на современные политические обстоятельства. В то время (1677) все европейские государства были истощены войнами и желали мира. Англия, остававшаяся нейтральной, естественно являлась удобной посредницей между державами, которые к ней и обращались. Но Карл II находился в затруднении: секретные связи с Людовиком XIV побуждали его действовать в пользу французского короля, а между тем общественное мнение и интересы Англии склонялись больше в сторону враждебных Франции союзников.

143. Смерть и Умирающий

(La Mort et le Mourant)

Один охотник жить, не старее ста лет,

Пред Смертию дрожит и вопит,

Зачем она его торопит

Врасплох оставить свет,

Не дав ему свершить, как водится, духовной,

Не предваря его хоть за год наперед,

Что он умрет.

"Увы! - он говорит. - А я лишь в подмосковной

Палаты заложил; хотя бы их докласть;

Дай винокуренный завод мой мне поправить

И правнуков женить! а там... твоя уж власть!

Готов, перекрестясь, я белый свет оставить".

"Неблагодарный! - Смерть ответствует ему.

Пускай другие мрут в весеннем жизни цвете:

Тебе бы одному

Не умирать на свете!

Найдешь ли двух в Москве, десятка даже нет

Во всей Империи, доживших до ста лет.

Ты думаешь, что я должна бы приготовить

Заранее тебя к свиданию со мной:

Тогда бы ты успел красивый дом построить,

Духовную свершить, завод поправить свой

И правнуков женить; а разве мало было

Наветов от меня? Не ты ли поседел?

Не ты ли стал ходить, глядеть и слышать хило?

Потом пропал твой вкус, желудок ослабел,

Смерть и Умирающий

Увянул цвет ума и память притупилась;

Год от году хладела кровь,

В день ясный средь цветов душа твоя томилась,

И ты оплакивал и дружбу, и любовь.

С которых лет уже отвсюду поражает

Тебя печальна весть: тот сверстник умирает,

Тот умер, этот занемог

И на одре мученья?

Какого ж более хотел ты извещенья?

Короче: я уже ступила на порог:

Забудь и горе и веселье,

Исполни мой устав!"

Сказала, и Старик, не думав, не гадав,

И не достроя дом, попал на новоселье!!

Смерть права: во сто лет отсрочки поздно ждать;

Да как бы в старости страшиться умирать?

Дожив до поздних дней, мне кажется, из мира

Так должно выходить, как гость отходит с пира,

Отдав за хлеб и соль хозяину поклон.

Пути не миновать, к чему ж послужит стон?

Ты сетуешь, старик! Взгляни на ратно поле:

Взгляни на юношей, на этот милый цвет,

Которые летят на смерть по доброй воле,

На смерть прекрасную, сомнения в том нет,

На смерть похвальную, везде превозносиму,

Но часто тяжкую, притом неизбежиму!..

Да что! я для глухих обедню вздумал петь:

Полмертвый пуще всех боится умереть!

Дмитриев.

Заимствована из сборника Абстемия (прим. к б. 24).

144. Откупщик и Сапожник

(Le Savetier et le Financier)

Богатый Откупщик в хоромах пышных жил.

Ел сладко, вкусно пил;

По всякий день давал пиры, банкеты,

Сокровищ у него нет сметы.

В дому сластей и вин, чего ни пожелай:

Всего с избытком, через край.

И, словом, кажется, в его хоромах рай.

Одним лишь Откупщик страдает,

Что он недосыпает.

Уж Божьего ль боится он суда,

Иль просто трусит разориться:

Да только все ему не крепко как-то спится.

А сверх того, хоть иногда

Он вздремлет на заре, так новая беда:

Бог дал ему певца соседа.

С ним из окна в окно жил в хижине бедняк

Сапожник, но такой певун и весельчак,

Что с утренней зари и до обеда,

С обеда до ночи без умолку поет

И богачу заснуть никак он не дает.

Как быть и как с соседом сладить,

Чтоб от пенья его отвадить?

Велеть молчать: так власти нет;

Просил: так просьба не берет.

Придумал, наконец, и за соседом шлет.

Пришел сосед.

"Приятель дорогой, здорово!"

"Челом вам бьем за ласковое слово".

"Ну что, брат, каково делишки, Клим, идут?"

(В ком нужда, уж того мы знаем, как зовут.)

"Делишки, барин? Да, не худо!"

"Так от того-то ты так весел, так поешь?

Ты, стало, счастливо живешь?"

"На Бога грех роптать, и что ж за чудо?

Работою завален я всегда;

Хозяйка у меня добра и молода:

А с доброю женой,-кто этого не знает,

Живется как-то веселей".

"И деньги есть?"-"Ну нет, хоть лишних

не бывает,

Зато нет лишних и затей".

"Итак, мой друг, ты быть богаче не желаешь?"

"Я этого не говорю;

Хоть Бога и за то, что есть, благодарю;

Но сам ты, барин, знаешь,

Что человек, пока живет,

Все хочет более: таков уж здешний свет.

Я чай, ведь и тебе твоих сокровищ мало,

И мне бы быть богатей не мешало".

"Ты дело говоришь, дружок:

Хоть при богатстве нам есть также неприятства,

Хоть говорят, что бедность не порок,

Но все уж коль терпеть, так лучше от богатства.

Возьми же: вот тебе рублевиков мешок:

Ты мне за правду полюбился.

Поди: дай Бог, чтоб ты с моей руки разжился.

Смотри, лишь промотать сих денег не моги,

И к нужде их ты береги!

Пятьсот рублей тут верным счетом.

Прощай!" Сапожник мой,

Схватя мешок, скорей домой

Не бегом - лётом;

Примчал гостинец под полой;

И той же ночи в подземелье

Зарыл мешок-и с ним свое веселье!

Не только песен нет, куда девался сон

(Узнал бессонницу и он!);

Все подозрительно, и все его тревожит:

Чуть ночью кошка заскребет,

Ему уж кажется, что вор к нему идет:

Похолодеет весь, и ухо он приложит.

Ну, словом, жизнь пошла - хоть кинуться в реку.

Сапожник бился, бился

И, наконец, за ум хватился:

Бежит с мешком к Откупщику

И говорит: "Спасибо на приятстве,

Вот твой мешок, возьми его назад:

Я до него не знал, как худо спят.

Живи ты при своем богатстве:

А мне, за песни и за сон,

Не надобен ни миллион".

И. Крылов.

Сюжет заимствован из новелл Бонавентура де Перье (прим. к б. 122). На русский язык, кроме Крылова, басню переводили Сумароков ("Ремесленник и Купец") и Хвостов.

145. Лев, Волк и Лиса

(Le Lion, le Loup et le Renard)

Страдающий подагрой дряхлый Лев,

От старости найти лекарство повелев,

Ждал излечения, и слово "невозможно"

Могло навлечь монарший гнев,

Произнесенное в ответ неосторожно.

Себе врачей повсюду ищет он,

Среди зверей породы всевозможной,

И всех сортов врачи к нему со всех сторон

Толпой являются. Сидела смирно дома

Одна Лиса. В часы вечернего приема

Присутствовать на нем имея честь,

Спешит перед царем Лисицу Волк обнесть.

Лев шлет гонца, приказ давая строгий:

Лисицу выкурить немедля из берлоги.

Она является, и зная, кем она

Пред Львом была обнесена,

Так говорит монарху лицемерно:

"Великий государь! боюсь я, что неверно

Отсутствие мое объяснено:

Паломничеством вызвано оно

За ваше здравие, и в странах отдаленных

Я видела мужей, наукой умудренных,

И им о слабости я говорила той,

Которая страшна в годах преклонных;

Но ей помочь возможно теплотой,

Лишь заживо снимите с Волка шкуру

И обернитесь ею вы,

Еще дымящейся, от ног до головы:

Халатом пусть, он вам так нужен,

Послужит Волк". Понравился совет;

И Волк, ободранный, попал царю на ужин,

А шкурою его был старый Лев одет.

Довольно вам губить друг друга,

Льстецы придворные! Коварная услуга

Наушнику, на тот иль на другой манер,

Сторицею воздастся, без сомненья.

Избрали вы одну из тех карьер,

Где ждать нельзя пощады и прощенья.

О. Чюмина.

Из басен Эзопа и из старинного романа о Лисице.

146. Сила Басен

(Le Pouvoir des Fables)

Г-ну де Барильон

Посланника высокое призванье

Решится ль снизойти до басенок простых?

Могу ль я предложить для вашего вниманья

Мой легкокрылый стих?

Пусть он порою своевольно

Величественный вид дерзает принимать,

Вы дерзким ведь его не станете считать?

Я знаю: Кролика с Куницей разнимать

Не вам, и без меня вам трудных дел довольно.

Прочтете вы меня иль нет, но только вот

Прошу: устройте так политикой умелой,

Чтоб на плечи теперь нам не взвалили гнет

Европы целой.

Пускай на нас насядет враг

Из тысячи краев вселенной,

Все ничего; но вот что не понять никак:

К нам лезет Англия со злобой несомненной.

Еще ль Людовику не время отдыхать?

Какой же, наконец, Геракл не утомится

Бороться с гидрою такою? Ведь решиться

Под сильную его десницу подставлять

Ей новую главу-смешно...

Коль ум ваш властный

И красноречие и ловкость укротят

Сердца врагов и отвратят

Удар несчастный,

Баранов сотню я заклать согласен вам,

А это жителю обители Парнасской

Не шутка... О, примите с лаской

В дар этот слабый фимиам,

Привет мой непритворный

И посвященный вам рассказец стихотворный.

Сюжет его-для вас; теперь молчу: ведь вы

Не любите, когда хвалой вас беспокоют,

Хотя заслуг у вас не скроют

Уста завистливой молвы.

В Афинах некогда, к толпе пустой и вялой,

Узнав, что родины опасный час настал,

Оратор некий речь держал.

С трибуны мощью небывалой

Стремился он зажечь в сердцах народных пыл;

Он о спасении отчизны говорил.

Его не слушали. Всю силу выраженья,

Он все уменье напрягал,

Бездушных, кажется, могло б объять волненье;

Он страстно убеждал,

Он мертвых пробуждал

В могилах,

Гремел, все высказал, что только было в силах,

Все вихрь умчал.

Пустоголовый люд и не внимал нисколько,

По сторонам зевали только.

Оратор увидал, как все вдруг увлеклись...

Не речью, нет: в толпе ребята подрались!

Что ж ритор? Речь его сюжет переменила:

"Церера, - начал он, - откуда-то спешила,

С ней угрь и ласточка. Случись

Река им на пути. Не думая нимало,

Угрь в волны-прыг,

А ласточка-на крыльях. В миг

Перебрались..."

Толпа тут в голос закричала:

"Ну, а Церера-то? Что сделала она?"

"Что сделала она? О, гнев внезапный ею

Тут овладел, она разгневалась на вас:

Как! Сказками детей народ ее сейчас

Здесь забавляется? Опасностью своею

Вы не тревожитесь, хотя бы край погиб?

Что ж вы не спросите, что делает Филипп?"

И вся толпа таким упреком

Поражена,

И выслушала речь в молчании глубоком:

На пользу басня сложена!

Как те афиняне, мы все без исключенья:

Теперь, когда пишу свое нравоученье,

Пусть об Ослиной шкуре сказ

Начнут мне,-без сомненья,

Я увлекуся им сейчас.

Толкуют: мир наш стар! но все же побасёнка

Нужна и для него, как малого ребенка.

П. Порфиров.

Заимствована у Эзопа. Де Барильон, которому посвящена басня-посланник в Англии, друг Лафонтена и мадам де Севинье.

147. Человек и Блоха

(L'Homme et la Puce)

Желанием пустым и смертных недостойным

Богам надоедать стремимся мы подчас,

И убеждением исполнены спокойным,

Что нет у них иной заботы, кроме нас,

И что ничтожнейший из жалких человеков,

По поводу его поступков и шагов,

Не менее самих троянцев или греков

Достоин вящего внимания богов.

Глупец, в плечо укушенный Блохою,

Воскликнул: "С этой гидрою лихою

Человек и Блоха

Обязан был бы ты покончить, Геркулес!

И чем на небесах ты занят, о Зевес,

Что не разишь ее стрелою беспощадной?"

В защиту от Блохи так с палицей громадной

Перунов он просил на помощь у богов.

О. Чюмина.

Заимствована из басен Эзопа.

148. Женщины и Секрет

(Les Femmes et le Secret)

Нет сокровенного для женской болтовни,

Нет женщины, чтоб тайн не разболтала.

Но, впрочем, и мужчин не мало,

Что в этом женщине сродни.

Чтоб испытать жену, какой-то муж, в постели

С ней лежа, ночью вдруг воскликнул: "Что со мной?!

Я разорвусь сейчас на части... Ой, ой, ой...

Что это?! Я родил яйцо!"

"Яйцо?! Ужели?!"

"Ну да, вот, свежее; чур, людям ни гу-гу:

Пожалуй, курицей прослыть еще могу..."

Жена, не видевшая случая такого,

Как многого другого,

Поверила ему и поклялась молчать.

Но эти обещанья

Исчезли, как ночная тень.

Наивная жена, вся трепет ожиданья,

С постели поднялась, едва забрезжил день...

К соседке в дом она пустилась.

"Ах, - шепчет, - кумушка, послушай, что

случилось...

Чур, ни словечка никому:

Муж ночью снес яйцо, такое вот по виду.

Но, ради Бога, ты не дай меня в обиду,

А то ведь муж мне..."

"Ну, к чему!

Ей, та. - меня не знаешь, что ли?

Ступай себе домой, не выдам я, поверь".

Жена "наседки" лишь за дверь,

Той, как на угольях, неймется, и на воле

Про новость в десяти местах она трещит,

И вместо одного уж три яйца явилось.

А новая кума "четыре!" говорит,

И шепчет на ухо, как это все случилось.

Но осторожность там смешна,

Где тайна всем уже ясна.

И так как численность яиц все умножалась,

Благодаря молве, средь кумушек моих,

То ввечеру яиц таких

Побольше сотни оказалось.

П. Порфиров.

Из Абстемия (прим, к б. 24).

149. Собака с хозяйским обедом

(Le Chien qui porte a son cou le diner de son maitre)

Чужим добром мы тешим взоры,

Когда нельзя его стащить:

А если уж по правде говорить

Мы все в душе отъявленные воры.

Собака с хозяйским обедом

Собака своему хозяину обед

В урочный час из лавки приносила,

И никогда куска не утаила,

Хоть был велик соблазн. Таков уж белый свет!

Всем добродетелям собаку мы научим,

А ближнего начнем учить да вразумлять,

Лишь попусту несчастного измучим:

Чуть плохо что лежит, ему не устоять.

И вот однажды на Собаку,

Иль на обед, сказать верней,

Накинулась другая. Та скорей

Корзину на землю (так легче было ей)

И в драку.

Но тут голодных псов вдруг столько набралось

(Где есть возможность поживиться,

Испытанный в боях бродячий пес

Увечий не боится),

Что против всех обед хозяйский защищать

И глупо было бы, да кстати и опасно;

Как ни увертывайся, ясно:

Защитнице самой бы сдобровать,

А уж хозяину обеда не видать!

Однако,

Благоразумная Собака

Смекнула, что и ей здесь может перепасть,

И отстоять свое решилась твердо;

И вот, оскалив грозно пасть

И лапой придавив кусок отборный, гордо

Промолвила она голодным псам:

"Вот это мне, а остальное вам!"

Те не заставили просить себя вторично

И, ринувшись гурьбой,

Наперебой

Обед убрали преотлично.

Мне вспоминается общественный пирог:

Пока десятки глаз его оберегают,

Десятки рук проворно, под шумок,

Весь растаскают.

Кто поискусней, тот дает

Пример другим: гляди да потешайся,

Как люди рвут куски и набивают рот,

Но обличать их опасайся.

Когда ж какой-нибудь чудак

У пирога вдруг явится на страже,

С ним говорить не станут даже,

А прямо в сторону: не суйся, мол, дурак!

Поэтому, чем зря другим перечить,

Не лучше ль первого себя же обеспечить?

В. Лихачев.

Заимствована из "Апологии Федра" средневекового латинского поэта Ренье (Regnerus) (1589-1658). В конце басни Лафонтен намекает на лихоимственные обычаи среди муниципальных чиновников XVII века. Есть известие, что один ученый в Лионе сочинил басню на эту тему, которая и дала Лафонтену мысль осмеять этот всеобщий порок времени.

150. Шутник и Рыбы

(Le Rieur et les Poissons)

Вna ищут шутников, я ж избегаю их:

Искусство их полно всегда претензий важных.

Лишь для людей пустых

Бог сотворил шутов пустяшных.

Быть может, выведу я в басне одного

Шута такого.

Быть может, выйдет-ничего.

У богача, средь общества большого

Шутник обедал; близ него

Рыбешка мелкая стояла одиноко,

А Рыбы крупные случилися далеко.

Шутник берет блюда, потом

Им шепчет тихим шепотком,

Потом как будто бы внимает

Ответу рыбьему. Тут все удивлены.

Среди всеобщей тишины

Шутник преважно заявляет,

Что, за товарища боясь,

Который с год назад в путь к Индии пустился

(Уж не беда ль над ним стряслась),

Он рыбок маленьких спросить теперь решился,

Но что у всех-де их и речи все одни,

Что слишком молоды они,

И достоверного о друге не сказали.

Большие более и рассказать могли б.

"Позвольте, господа, побольше мне из Рыб".

Я думаю, едва ли

Такая шуточка понравилась кому,

Но, не смутясь нимало,

Достиг он своего. И подали ему

Большую рыбищу, что многое видала

И сосчитать могла все имена пловцов,

Искателей неведомых миров,

Которые не возвратились снова

На Божий свет,

Которых видел сотни лет

Люд древний царства водяного.

I. Порфиров.

Заимствована из Абстемия (прим. к б. 24). Эта басня есть анекдот о поэте Филоксене Кипрском, рассказанный в сочинении греческого грамматика III в. по Р. Х. Афинея.

151. Крыса и Устрица

(Le Rat et l'Huitre)

Какой-то Крысе полевой,

Из тех, которые рассудком не богаты,

Наскучили ее домашние пенаты.

Запасы и зерно, приют оставив свой,

Она отправилась гулять по белу свету.

Все поражало Крысу эту,

И выглянув из норки первый раз,

Где до сих пор ютилась скромно,

Она воскликнула: "Как в мире все огромно!

Вот Апеннины! вот Кавказ!"

Ее неопытным и удивленным взглядам

Казались бугорки подобными громадам.

Достигла путница приморской стороны

И, устрицы найдя, которые Фетида

Выносит на берег из синей глубины,

Сочла судами их, на основаньи вида

Их внешнего, и молвила она:

"Отец мой, будучи рассудком ограничен,

Был к путешествиям подобным непривычен.

Что до меня, отвагою полна,

Пройдя морской пустыней ныне,

Не захлебнулась я в пучине".

(Она познаньями обязана была,

Не будучи завзятым книгоедом,

Учителю ближайшего села

И слышанным при случае беседам).

Но в ту минуту Устрица одна

Раскрылась вдруг, на солнышке зевая;

Зефир ласкал ее, тихонько обвевая,

Дышала воздухом и нежилась она,

Бела, жирна и аппетитна.

Крыса и Устрица

И Крыса молвила тогда:

"Я пообедаю сегодня очень сытно,

Полакомлюсь теперь иль никогда!"

И шею вытянув, исполнена надежды,

Она приблизилась, но вмиг

Ее удар неслыханный постиг:

Закрылась Устрица; таков удел невежды!

Нам этой баснею дано

Нравоученье не одно:

Во-первых, те, кто незнаком со светом,

Дивятся иногда ничтожнейшим предметам;

А во-вторых:

Кто сети ставит для других,

Сам попадает в них.

О. Чюмина.

Лафонтен переработал в этой басне сюжет, заимствованный из сборника Абстемия (прим. к б. 24).

152. Пустынник и Медведь

(L'Ours et l'Amateur des jardins)

Хотя услуга нам при нужде дорога,

Но за нее не всяк умеет взяться:

Не дай Бог с дураком связаться!

Услужливый дурак опаснее врага.

Жил некто человек безродный, одинокий,

Вдали от города, в глуши.

Про жизнь пустынную как сладко ни пиши,

А в одиночестве способен жить не всякий:

Утешно нам и грусть и радость разделить.

Мне скажут: "А лужок, а темная дуброва,

Пригорки, ручейки и мурава шелкова?"

"Прекрасны, что и говорить!

А все прискучится, как не с кем молвить слова".

Так и Пустыннику тому

Соскучилось быть вечно одному.

Идет он в лес толкнуться у соседей,

Чтоб с кем-нибудь знакомство свесть.

В лесу кого набресть,

Кроме волков или медведей?

И точно, встретился с большим Медведем он,

Но делать нечего: снимает шляпу,

И милому соседушке поклон.

Сосед ему протягивает лапу,

И, слово за слово, знакомятся они.

Потом дружатся,

Потом не могут уж расстаться

И целые проводят вместе дни.

О чем у них и что бывало разговору,

Иль присказок, иль шуточек каких,

И как беседа шла у них,

Я по сию не знаю пору.

Пустынник был неговорлив;

Мишук с природы молчалив:

Так из избы не вынесено сору.

Но как бы ни было, Пустынник очень рад,

Что дал ему Бог в друге клад.

Везде за Мишей он, без Мишеньки тошнится

И Мишенькой не может нахвалиться.

Однажды вздумалось друзьям

В день жаркий побродить по рощам, по лугам,

И по долам, и по горам;

А так как человек медведя послабее,

То и Пустынник наш скорее,

Чем Мишенька, устал

И отставать от друга стал.

То видя, говорит, как путный, Мишка другу:

"Приляг-ка, брат, и отдохни

Да коли хочешь, так сосни;

А я постерегу тебя здесь у досугу".

Пустынник был сговорчив: лег, зевнул

Да тотчас и заснул.

А Мишка на часах -да он и не без дела:

У друга на нос муха села.

Он друга обмахнул,

Взглянул,

А муха на щеке; согнал, а муха снова

У друга на носу,

И неотвязчивей час от часу.

Вот Мишенька, не говоря ни слова,

Увесистый булыжник в лапы сгреб,

Присел на корточки, не переводит духу,

Сам думает: "Молчи ж, уж я тебя, воструху!"

И, у друга на лбу подкарауля муху,

Что силы есть-хвать друга камнем в лоб!

Удар так ловок был, что череп врознь раздался,

И Мишин друг лежать надолго там остался!

И. Крылов.

Заимствовано из Бидпая (прим. к б. 140) и Локмана (прим, к б. 19). На русский язык, кроме Крылова, басня переведена Сумароковым ("Друг и Невежа") и Хвостовым ("Медведь и Огородник").

153. Два друга

(Les deux Amis)

Два друга некогда в Мономотапе жили,

Имущества, казны и в мыслях не делили.

Друзья, рассказывают, там

Не уступают в дружбе нам.

Однажды полночью, когда друзья объяты

Глубоким были сном и мрак скрывал палаты,

Один из них, дрожа, соскакивает вдруг

С постели, будит сонных слуг

(А все покоилось в объятиях Морфея).

Другой товарищ тут, от страха цепенея,

Хватает кошелек, и вмиг, вооружен,

К нему: "Чего ты прибегаешь,

Когда кругом покой?!. Ты, кажется, смышлен:

Ведь ночью спят, а ты плутаешь;

Иль проигрался в пух и прах?

Вот кошелек. Иль с кем повздорил? Тщетный

страх,

Кинжал при мне!" "О нет!-приятель отозвался,

Не это и не то, благодарю... Но мне

Ты нынче грустным показался

Во сне,

И я встревожился: а вдруг на самом деле

Так будет наяву. И я скорей с постели!

Проклятый сон вина тревог моих..."

Скажи, читатель, кто из них

Любил сильней? С задачею такою

Едва ль покончишь вдруг.

О, что за клад-сердечный друг!

Он в сердце вашем сам заботы открывает,

И вашу скромность он щадит.

Сон, мелочь всякая, пустяк его страшит,

Когда о друге он мечтает.

П. Порфиров.

Из Бидпая и Локмана, как и предыдущая басня.

154. Ягненок и Поросенок

(Le Cochon, la Chevre et le Mouton)

Мужик в телеге вез Ягненка

И Поросенка.

Куда же?.. в ряд мясной!

Вот Поросенок развизжался,

Как будто бы мясник с ножом за ним уж гнался,

Кричит: "Увы! увы!"-"Проклятый сын свиной!"

Сказал Мужик ему. -Когда ты перестанешь?

Ну, что Ягненок не кричит?

Смотри, как он умен-молчит".

"Нет, глуп! - прервал визгун. - Меня-то не

обманешь!

Он думает, что шерсть с него лишь состригут;

А я могу ли быть в покое?

Я знаю, с поросят щетины не берут,

Так верно уж меня убьют,

И на холодное пойду иль на жаркое.

Ах, не сносить мне головы!

Увы! увы!"

Полезно иногда для нас и заблуждаться,

Когда несчастия не можно отвратить.

К чему и дальновидным быть?

Что прежде времени нам сетовать и рваться?..

Измайлов.

Заимствована из басен Эзопа. Тот же сюжет у Афтония (прим. к б, 137) и Локмана (б. 19). Лафонтен говорит в басне, что действующих лиц ее везли, конечно, не Табарэна смотреть. Этот Табарэн был театральный шут некого Мондора, продавца бальзама и мазей, открывшего в начале XVII в. театр в Париже. Комические и неприличные фарсы, которые давались в этом театре, имели колоссальный успех, увеселяя двор и город. Табарэн сделался такой знаменитостью, что "шутки" его были напечатаны и выдержали шесть изданий ("Recueil general et fantaisies de Tabarin"). На русский язык басня переведена, кроме Измайлова, Сумароковым ("Свинья, Овца и Коза").

Ягненок и Поросенок

155. Тирсис и Амаранта

(Tirsis et Amarante)

Г-?е де Сильери

Эзопа бросив, я давно

Мечтал Боккачио отдаться;

Но снова божество одно

Желает наслаждаться

Стихами басенок моих.

Как отказать? - Судите сами,

Нет отговорок никаких:

Ведь вздорить с божествами,

С богинями нельзя ж,

Когда они красой пленяют

И волю, и рассудок наш.

Ну, словом, пусть теперь все знают:

То - Сильери! Ей стих мой мил;

И просит вновь она меня мольбой упорной,

Чтоб серый Волк и Ворон черный

Стихами вновь заговорил...

Кто скажет: "Сильери",-все скажет.

Едва ли кто из всех людей

Ей в предпочтении откажет,

И отказать возможно ль ей?

Но возвратимся к делу снова.

Порою темен ей смысл басенок моих:

Умы высокие иного

Подчас не понимают в них.

Попробуем создать два-три повествованья,

Понятных ей без толкованья.

В них пастухов введем и станем рифмовать,

Что Волки с Овцами поведают опять.

Раз с Амарантой речь юнец Тирсис заводит:

"Ах, если б некое, как я, ты знала зло,

Что в восхищенье нас приводит!

Ничто сравниться с ним доныне не могло.

Позволь же рассказать о нем; а ты, внимая,

Доверься мне душой своей:

Могу ль я обмануть тебя, к тебе пылая,

Из чувств нежнейших у людей?"

Тут Амаранта отвечала:

"Как называется то зло?"-"Любовь!.."

"О да, Словечко чудное... Так назови сначала

Все признаки его: что чувствуют тогда?"

"Мученья; но зато царей все наслажденья

При них скучны, смешны. Забыв себя, мечтой

Уносятся в леса, в уединенье;

Блуждая, сядут над рекой,

В ней видят не себя, а образ дорогой,

Все тот же, без конца мелькающий пред ними.

Для прочего тогда становятся слепыми...

Вот, на селе пастух живет,

Чье имя, голос, вид краснеть уж заставляет.

Иная, вспомнив, лишь вздохнет,

Не знает почему, а все-таки вздыхает;

Страшится видеть и... и видеть вновь желает".

Тут Амаранта в тишине:

"Ах, ты про это зло рассказываешь мне.

Оно не ново: я его как будто знаю..."

Тирсису думалось, что цели он достиг...

"Вот это,-молвила красавица в тот миг,

Я к Клидаманту ведь питаю".

Едва не умер тут от горя и стыда

Пастух, нежданно пораженный.

Так иногда

Бывает в жизни обыденной:

Иные, думая подчас себе помочь,

Пособят лишь другим, как мой пастух

точь-в-точь.

П. Порфиров.

В начале басни Лафонтен намекает на свои "рассказы", из которых многие были подражанием Боккаччо. Изданные в 1674 году, они были запрещены полицейским приказом. - Мадемуазель Габриель-Франсуаза-Брюляр де Сильери, которой посвящена басня, была племянница герцога Ла Рошфуко) автора "Правил" (прим. к б. 11); в 1765 году она вышла замуж за маркиза де ла Мотт-о-Мэн.

156. Похороны Львицы

(Les obseques de la Lionne)

У Льва жена скончалась.

Тут всякое зверьё

К царю отвсюду собиралось,

Чтоб выразить ему сочувствие свое,

С которым лишь больней утрата.

Во все леса, во все концы

Помчалися гонцы,

Что погребение последует тогда-то

И там-то; где жрецы

Места в процессии поделят меж зверями,

Составив церемониал.

Не шутка, если все стеклись, - судите сами.

Царь плакал и стенал

И стоном оглашал пещеру

(Иного храма нет у львов);

Ревел, по царскому примеру,

Придворный штат на тысячи ладов.

Я описал вам двор, где все царю послушны:

Мрачны иль веселы, то вовсе равнодушны,

То пылки ко всему, чего захочет он;

По крайности, в лице должна быть эта мина.

Народ - изменчивый всегда хамелеон,

Он - обезьяна властелина,

Все прихотью царя здесь дышат и живут;

Простые пешки здешний люд.

Но возвратимся к басне снова.

Не плакал лишь Олень: за слабого сурово

Смерть мстила; приняла царица должный суд,

Сгубив его жену и сына дорогого.

Олень не плакал. Льстец к царю явился тут

С доносом, что Олень над скорбью всех смеялся.

Ужасен в гневе царь, глаголет Соломон;

Ужасный, если Лев-владыка возмущен.

Но, впрочем, мой Олень читать не обучался.

Царь рек: "Тебе смешно, о жалкий сын лесов!

Ты не рыдаешь, вняв стенаньям голосов.

До тела грешного священными когтями

Не прикоснуся я... Эй, волки! отомстить

Скорее за меня! изменника убить

Пред отчими холмами!"

"Помилуй, Государь!-вскричал Олень.-Теперь

Дни плача минули, напрасна грусть поверь:

Почившая в цветах великая царица,

Кого безвременно похитила гробница,

Вся лучезарная, в пути явилась мне.

Ее узнал я. В тишине

"Друг! - молвила она. - Теперь к богам иду я;

Пусть не велят тебе рыдать, по мне горюя:

Вкусила тысячи я наслаждений здесь,

Познала радости блаженного чертога.

Пусть царь и погрустит немного,

Мне это нравится..."-Тут двор воскликнул весь:

"Вот откровение. Вот, чудо!" И дарами

Осыпан был Олень тогда.

Владык вы тешьте сказочными снами

И ложь приятную курите им всегда.

Пусть сердце их кипит негодованьем, - верьте:

Приманку скушают, и вы их друг до смерти.

П. Порфиров.

Заимствована из сборника Абстемия (прим. к б. 24). На русский язык басня образно, но отдаленно переведена Жуковским ("Похороны Львицы").

157. Крыса и Слон

(Le Rat et l'Elephant)

Французы многие страдают пошлым чванством,

И то, что важностью прослыть у нас должно,

Бывает в сущности мещанством.

Французам свойственно оно,

Здесь любят iiiaea считать себя "особой",

Тщеславием у нас заражена толпа.

Испанец горд, но гордостью особой:

Безумней будучи, она не так глупа.

Вот нашей гордости картинка, для примера.

Из самых мелких Крыс одна

Увидела Слона громадного размера,

И посмеялась тут она

Над поступью его медлительной и важной.

Он двигался под ношей трехэтажной:

На богомолье он султаншу нес

Со всем ее домашним штатом:

Старуха с ней была, мартышка, кот и пес.

Дивясь толпе собравшегося люда,

Тут Крыса молвила: "Глазеют, как на чудо,

На массу грузную его,

Как будто мы важней бываем оттого

Чем более нам места в мире надо!

Ребятам пугало - подобная громада!

Я в нем не вижу ничего,

Что поводом служило бы к почету.

И как наш род ни мал,

Но менее Слона на йоту

Никто из нас себя не почитал!"

Она и дальше речь вела бы в том же роде;

Но Кот, опасный враг мышиной их породе,

Крыса и Слон

Из клетки выскочил и доказал ей он,

Что Крыса все-таки не Слон.

О. Чюмина.

Из Федра. На русский язык басню перевел Сумароков ("Мышь и Слон"). Басня Дмитриева "Слон и Мышь" по содержанию совершенно отлична от Лафонтеновой.

158. Предсказанье

(L'Horosccope)

Подчас находит нас судьбина

На том пути,

Где от нее мы думали уйти.

Один Отец имел лишь Сына,

И больше никого.

Он так любил Сынка, что о судьбе его

У прорицателей расспрашивать принялся.

Один предрек, чтобы Отец старался

Хранить дитя особенно от львов

Лет так до двадцати, примерно.

Отец, чтоб выполнить веленье старика,

Задумал охранять любимого Сынка:

Был строгий дан приказ (и соблюдался верно),

Чтоб Сын не выходил и за порог дворца,

Но мог в покоях он с подростками друзьями

Резвиться и болтать. И целыми он днями

Гулял и бегал без конца.

Но вот и те года настали,

Когда юнцам охота так люба.

Ему в невыгодных рассказах описали

Охотников. Увы! слова, совет, мольба

Не могут изменить характера нисколько.

Отважный юноша лишь только

Почувствовал в груди горячку этих лет,

Охотой бредить стал, тоскуя в заключеньи.

Препятствие растет, и с ним растет стремленье.

Он знал, чем вызван был мучительный запрет.

И так как в комнате, богатой и чудесной,

Висело множество картин,

И холст, под кистию прелестной,

Охоты представлял, с пейзажами долин,

С зверями на долине,

С бегущими людьми,

То Сын, увидев льва нежданно на картине:

"А, вот чудовище!-вскричал в сердцах,-пойми,

Из-за тебя томлюсь в неволе заключенья!.."

В неукротимой жажде мщенья,

Бросается перед холстом,

По неповинному бьет зверю кулаком.

Но под картиною случился гвоздь: жестоко

Он ранит юношу, вонзившися глубоко.

И милый юноша, кого

И Эскулапова рука не исцелила,

Стал жертвою забот, хранящих жизнь его.

Предосторожность и Эсхила

Когда-то погубила:

Так, прорицатель некий, говорят,

Грозил, что здание его собой задавит.

Эсхил покинул град,

Вдали среди полей, под небом ложе ставит.

Орел по воздуху там черепаху нес,

И вот над лысою Эсхила головою,

Что маленькой ему казалася скалою

От вылезших волос,

Добычу уронил, разбить ее стремяся,

И жизнь несчастного Эсхила порвалася.

Отсюда вывод мой таков:

Искусство видеть даль невидимых годов,

Коли оно и справедливо,

Всегда заставит вас впадать

В беду, которой вы стремились избежать.

Но утверждаю я: искусство это лживо.

Природа не связала, нет!

Себя иль нас всех предопределеньем

Всей жизни, с помощью планет:

Все управляется стеченьем

Мест, времени и лиц,

Не от предвиденья каких-то небылиц!

Вот под одной звездой два человека:

И тот пастух, и этот царь живут.

Царь держит скипетр, палку - тот.

Звезда Юпитера судила так от века.

А что - Юпитер сам? Материя и в ней

Отсутствует сознанье.

С чего же вдруг его влиянье

Различно действует на этих двух людей?

И как проникнуть все воздушное пространство?

Марс, Солнце, пустоту безмерную пройти?

Единый атом вас собьет всегда с пути...

Как предусмотрит все провидцев шарлатанство?

Вот нынешняя роль Европы: ведь теперь

И не было б ее, явись лишь предсказанье.

Что ж прежде ничего никто не молвил? Верь,

Никто предвидеть был и сам не в состояньи.

Огромность времени, стремленье быстрых дней,

Изменчивость людских страстей

Позволят ли кому, при слабости убогой,

За шагом шаг, в поступках нас следить?

А это все судьбу способно изменить.

Течение ее нейдет одной дорогой;

Не может ведь, как мы, все тот же путь держать.

Но как по писанному тщатся прочитать

Провидцы-чудаки судьбы людской стремленье.

Не следует вниманья обращать

На два рассказанные мною приключенья.

Любимый слишком Сын или Эсхил для нас

Не доказательства: все лживы предреченья;

Предскажут, может быть, из тысячи лишь раз

И то случайно, без сомненья.

П. Порфиров.

Приключения Эсхила, рассказанные Геродотом и Плинием, могли дать Лафонтену сюжет для этой басни. Великий греческий трагик, побежденный молодым Софоклом, удалился в Сицилию и там умер, раздавленный упавшей на него черепахой.

159. Осел и Собака

(L'Ane et le Chien)

Природа учит нас друг другу помогать.

Но раз Осел над этим посмеялся;

Я просто не могу понять,

Как он позорно так попался:

Ведь он смиренный был Осел.

С Собакой он однажды шел

Преважно, ни о чем не думая на воле.

Хозяин общий был у них

И спал теперь. Осел с Собакой-мигом в поле:

Среди полянок заливных

Трава пришлась ему по вкусу, просто чудо!

Репейнику ничуть! Он занялся травой:

Ведь в редкость лакомое блюдо

И праздничек такой,

Смекнул Осленок мой.

Собака ж, с голоду совсем изнемогая,

Сказала: "Наклонись, товарищ, чтоб могла я

Взять из корзинки свой обед".

Ни слова тот в ответ:

Осел и Собака

Он, наш аркадский конь, средь заливного луга

Боялся время потерять

Траву жевать.

Он долго делал вид, что не расслышал друга,

И наконец сказал: "Друг! мой совет таков:

Дождись, когда хозяин встанет;

Проснется, и обед сейчас тебе готов.

Он не задержит, он достанет..."

Во время этих слов

Из леса вышел Волк голодный.

Осел - Собаку звать, увы, мольбой бесплодной:

Ни с места та, в ответ: "Друг! мой совет таков:

Беги, покуда наш хозяин не проснется;

Он не задержит ведь; ты лыжи навостри

И мчись. А если Волк догонит, подберется,

Бей в морду новыми подковами. Смотри,

Бей до смерти..."

Но в миг единый

Покончил серый Волк тут с глоткою ослиной.

Я смею полагать

Друг другу надо помогать.

П. Порфиров.

Из Абстемия (прим. к б. 24). Весьма близка к Лафонтеновой по содержанию басня Хемницера "Чужая беда".

160. Паша и Купец

(Le Bassa et le Marchand)

Грек торговал в стране одной.

Купца поддерживал Паша высоким саном,

И отдувался Грек за то своим карманом,

Пашу отдаривал богатою казной.

Да, покровительство - товарец не пустяшный.

Так стоил дорого Купцу пособник важный,

Что коммерсантская взмолилася душа.

Три турка, менее могучих, чем Паша,

Поддержку общую тут предложили Греку:

Просили меньше все втроем,

Чем одному платил он человеку.

Грек выслушал их речь и порешил на том.

Паша про все узнал сторонкой,

Услышал и совет, как надо поступить:

Злодеев провести уловкой тонкой,

Предупредить и отпустить

В Рай, к Магомету с порученьем;

Притом скорей, не то они

Предупредят: "Как много лиц, взгляни,

К тебе давно кипящих мщеньем:

Отрава иль кинжал, глядишь, тебя ушлет

Быть покровителем купцам иного света".

Но поступил Паша, прослушав речь совета,

Совсем как Александр Великий: он идет

В дом Грека; хладнокровный,

Садится там за стол; как прежде, голос ровный

И, как всегда, спокойный вид.

И все убеждены, что их сокрыта тайна.

"Друг, знаю!-тут Паша нежданно говорит.

Бросаешь ты меня, и слышал я случайно,

Про мщение; но все ж

Не верю я, о нет! Ты чересчур хорош,

На отравителя нисколько непохож.

Я больше не скажу ни слова.

А что касается людей,

Толкующих тебе о помощи своей,

То выслушай: болтать не стану я пустого,

Нравоученьями не буду донимать,

Одну лишь басенку хочу я рассказать:

Жил был Пастух, и пас он стадо

С большущим Псом. Спросили раз, к чему

Он держит Пса? Ведь ежедневно надо

Хлеб целый скармливать ему.

Отдать бы старшине безбожного обжору,

А для дозору

Достать бы мог Пастух

Дворняжек двух

Иль трех, которые и меньше б хлеба ели,

И лучше бы его стеречь стада умели.

Хоть ел он за троих, а невдомек того,

Что пасть у Пса была тройная,

Когда он грыз волков, в отважный бой вступая.

Пастух послушался: дворняжки для него

Все три дешевле стоить стали,

Но без оглядки вмиг от волка удирали.

Стада беду свою почуяли тогда ж...

И ты почувствуешь беду, коли отдашь

Себя бездельникам, что в помощь назвалися...

Желаешь доброго,-скорей ко мне вернися".

Ему поверил Грек.

Урок для простаков:

Как ни считай, а все вернее

Защита одного царя, да посильнее,

Чем слабых нескольких князьков.

П. Порфиров.

161. Польза знания.

(L'Avantage de la Science).

Два горожанина поспорили когда-то.

Один знавался с нищетой,

Хотя и был учен; другой

Был неуч, - жил богато.

И неуч думал одержать

Победу в распре шумной:

Он говорил, что уважать

Его обязан каждый умный.

Был просто глуп чудак: за что нам почитать

Того, за кем и не водилось прежде,

Да и теперь не числится заслуг?

Ученый волю дал кичливому невежде:

"Друг,

Болтал мой неуч, увлекаясь,

Себя считаешь ты влиятельным лицом.

Скажи - для всех открыт твой дом?

Что толку - целый век читать, не отрываясь?

Живут ученые в подвалах да углах,

Зимой как летом одеваясь;

За камердинера - их тени на стенах.

Сознаться, родина немного получает

От тех, что медный тратят грош.

По мне, тот гражданин и дорог, и хорош,

Чья роскошь пышная богатство расточает;

А в этой пышности живем лишь мы! Дойдут

Все те из прихотей, которых знатный просит,

К купцу и к мастеру, и к тем, что платья шьют,

И к той, которая их носит;

Затронут и ученых, вас,

Нам посвящающих подчас

Свои, оплаченные золотом, творенья".

Смолк неуч... Эту речь бесстыдного глумленья

Постиг заслуженный урок:

Ученый не сказал ни слова в заключенье,

И что он тут сказать бы мог?

Но за ученого отмстила

Война:

Разрушена была цветущая страна,

Где наших горожан жизнь мирно проходила.

Покинули они родимый городок...

Куда ни приходил невежда разоренный,

Нигде он выпросить пристанища не мог;

С любовью встречен был повсюду мой ученый.

Так распря их судьбой была разрешена.

Пусть мелют дурни - речь дурацкая смешна:

У знанья есть своя цена.

П. Порфиров.

Заимствована из сборника Абстемия (прим, к б. 24).

162. Юпитер и Перуны

(Jupiter et Tonnerres)

Людские видя заблужденья,

Сказал Юпитер с высоты:

"Создам другое населенье!

Преступный род, погибнешь ты!

В глубокий ад лети, Меркурий,

И злейшую из лютых Фурий

Сюда немедля приведи.

Пощады более не жди,

О род, не в меру мной любимый!"

Но гнев царя неумолимый

С теченьем времени остыл.

Цари! по воле высших сил,

Располагаете вы подданных судьбою!

Пускай же и у вас остынет первый пыл:

Пусть между гневом и грозою,

Последствием его, хоть ночь одна пройдет!

Меж тем Меркурий, чей полет

Чудесно скор, а речь - как мед,

Спустился в Ад к зловещим сестрам.

Руководимый взором острым,

Он предпочтенье отдает

Алекто грозной - пред Мегерой

И Тизифоной. В свой черед,

Довольная такою мерой,

Клянется та весь род людской

Послать к Плутону на покой,

В пределы мрачного аида.

Грозила тщетно Эвменида:

Царь передумал, - и назад

Он Фурию отправил в ад.

Но все же, более для вида,

На землю он Перуны шлет:

Отец, который сына бьет,

Старается ударить мимо...

И молния сожгла одну

Незаселенную страну.

С тех пор гордясь невыразимо,

Зазнались люди без стыда.

Олимп разгневался тогда;

Богов верховный повелитель,

Юпитер сам, Тучегонитель,

Поклялся Стиксом наконец,

Что он пошлет на землю грозы.

Не веруя в его угрозы,

Смеялись боги. Он - отец,

Душе которого знакомы

Любовь и жалость. Пусть же сам

Дозволит он другим богам

Вернейшие измыслить громы.

Немедля выковал Вулкан

Двойной с Перунами колчан:

И те, которые летели,

Не уклоняясь, прямо к цели

Их олимпийцев шлет синклит;

Другие, чей удар грозит

Высоким лишь вершинам горным,

В пути своем по временам

Совсем теряются бесследно.

Для нас угроза их - безвредна:

Лишь эти шлет Юпитер сам.

О. Чюмина.

Идею этой басни Лафонтен, по мнению комментаторов, взял у Сенеки, из его "Естественных вопросов". Сенека рассказывает, что, по воззрениям этрусков, есть три рода громов, "бросаемых Юпитером". Первый, который он бросает не советуясь ни с кем, безвреден; два других, напротив, которые он бросает поnле совета с богами Олимпа, ужасны и опустошительны.

163. Сокол и Каплун

(Le Faucon et Le Chapon)

Как сладок голосок предателя порою!

Не доверяйтесь вы ему:

Тот, право, не дурак, кто опытной душою

Не верит ничему.

Раз Маннский гражданин Каплун был приглашаем

Перед хозяйские пенаты в суд предстать:

Суд этот попросту мы печкой называем.

Все слуги, чтоб домой ответчика загнать,

Лукаво зазывая,

Кричали: "Цып, цып, цып..." Но, быстро удирая,

Наш малый не дурак не верил им ничуть.

"Эй, слуги!-молвил он, смеясь.-Груба чрезмерно

Приманка ваша; вам меня-то не надуть

Наверно".

Сокол и Каплун

Питают каплуны к нам веры очень мало,

Инстинкт ли, практика ль им это подсказала:

Беглец, кого с таким трудом

Ловили, был назавтра нужен

На ужин,

К жаркому за столом;

Без этой почести вся живность

Жила бы, думаю, гораздо веселей.

Вот Сокол, на жердях сидевши, увидал,

Как молодец наш удирал...

И крикнул Каплуну: "Поверь, твоя наивность

И глупость пресмешны... Невежи вы, ей-ей...

Вот я: с хозяином охотиться умею,

И вновь к нему спешу с добычею своею.

В окне он, видишь ты? Он ждет тебя... Скорей!

Да ты оглох никак?"

"Нет, все я слышу: говор

И зов... да что, скажи, что надобно ему?

А этот дядя повар

С ножом страшилищем гоняется к чему?

Ты сам на этот зов хотел бы возвратиться?

Нет, я уж побегу... Так перестань глумиться

Над непокорностью, внушившей мне бежать,

Хоть слышу за собой зов сладкий и певучий...

Ах, если б довелся тебе подобный случай,

Так много соколов на вертеле видать,

Как много каплунов я вижу ежедневно,

Ты б не бранил меня столь гневно".

П. Порфиров.

Из Бидпая и Локмана (прим. к б. 140 и к б. 19). На русский язык басня отдаленно переведена Жуковским ("Каплун и Сокол").

164. Кошка и Мышь

(Le Chat et le Rat)

Когда-то Кошка-баловница,

Печальница-Сова, грызунья-Мышь

Да кумушка-Куница,

Народ враждебный все, любя лесную тишь,

Привыкли навещать дупло склоненной

Сосны, затерянной в глуши.

Однажды, как они сошлись в завороженной

Тиши,

Там человек раскинул сети.

Выходит Кошка на рассвете

Охотиться. Сквозь дремь толпящихся теней

Тенет не видно ей,

И в западню она попала.

Тут Кошка ну кричать, - и Мышка прибежала.

Одна - в отчаяньи, другая - весела:

Ее смертельный враг отныне враг бессильный.

Рыдая, Кошка начала:

"Твой нрав умильный,

Твоя сердечность, милый друг,

Давно, давно гремят вокруг.

Взгляни: неопытность меня теперь сгубила...

Ах, выручи меня из смертной западни!

Тебя, одну тебя из всей твоей родни

Я беззаветно так любила!

Как, благодарная, я славила богов,

И нынче вышла я им вознести моленья,

За доброту твою всевышним приношенье;

Но сеть опутала. В тебе - мое спасенье,

Перегрызи узлы сетей..."

"А что ты дашь мне?"-Мышь спросила.

"Клянуся! - та проговорила.

Клянусь быть вечною союзницей твоей,

Кошка и Мышь

Располагай, как хочешь, мною!

От всех твоих врагов я помогу и всем:

Куницу съем

И схимницу-Сову: они всегда с тобою

Враждуют..." Мышь в ответ:

"Тебя освободить?! Не так глупа я, нет!.."

И к норке Мышь уходит.

Глядит, Куница у дупла,

Мышь - выше по сосне, и здесь Сову находит:

Со всех сторон беда пришла!

Грызунья к Кошке воротилась,

И над сетями так трудилась,

Что удалось, в конце концов,

Ей Кошку вырвать из оков.

Тут Ловчий в лес вошел. В единое мгновенье

Союзники-друзья скорей дерка! Потом

Однажды Кошка в отдаленьи

Заметила, что Мышь держалась, как с врагом,

С союзницей своей. "Сестрица!-в умиленьи

Ей Кошка говорит. - Приди на грудь мою,

И знай, мне это опасенье

Обидно; на меня, союзницу свою,

Ты как на злейшего врага теперь взираешь.

Иль думаешь, что я обет забыла свой,

Спасенная тобой?"

"А я, ты полагаешь,

Тут Мышка, ей в ответ, - забыла норов твой?"

Какой союз ни будет,

Он ведь к признательности Кошку не понудит.

Возможно ль ввериться союзу, если он

По принужденью заключен?

I. Порфиров.

Из Бидпая и Локмана, как и предыдущая басня. На русский язык отдаленно переведена Жуковским ("Кот и Мышь").

165. Водопад и Река

(Le Torrent et la Riviere)

С ужасным шумом низвергался

Ручей кристальною стеной

С горы высокой и крутой,

О камни с пеной раздроблялся,

Кипел, крутил песок, ревел

И в берегах стрелой летел;

Ни птица, ниже зверь, к нему не приближались,

И ноги смертного в него не опускались.

Нашелся наконец

Один отважный молодец,

Который на коне через него пустился:

Он от разбойников бежал,

И смелым от боязни стал.

До бедр конь только замочился,

И вынес на берег противный седока.

Разбойники за ним. Он лошадь погоняет;

Скакал, скакал и видит, что река

Ему дорогу пресекает.

Река была не широка,

Притом весьма тиха, как зеркало гладка:

Итак, он смело въехал в воду.

Но что ж? в мгновение одно

Пошел с конем на дно,

И на съедение немых достался роду.

Иной угрюм, суров, сердит,

Шумит, но только не вредит;

Другой так смирен, тих и на речах прекрасен,

Но он-то и опасен.

Измайлов.

Заимствована из сборника Абстемия (прим. к б. 24). Кроме Измайлова, басня переведена на русский язык Сумароковым ("Река и Лужа").

166. Воспитание

(L'Education)

Бa?ain и Цезарь, два родные брата,

Происходившие от знаменитых псов,

Двум разным господам досталися когда-то.

Один охотился среди густых лесов,

На кухне брат его нашел себе жилище.

Благодаря различной пище,

Те качества, которыми равно

Их наделила мать-природа,

В одном все крепли год от года,

В другом же было им заглохнуть суждено:

Здесь не было на свойства эти спроса.

Мальчишка дал ему прозвание Барбоса,

Меж тем как первому из братьев удалось

Стать Цезарем среди собачьего народа.

Был не один кабан и лось

Затравлен им. Высокая порода

Оберегалась в нем, и строго потому

Неравный брак был возбранен ему:

Лишь чистокровное он произвел потомство.

Зато, отсутствию забот благодаря,

Сводил Барбос случайные знакомства,

Своею нежностью, кого пришлось, даря,

И населил своим плебейским родом

Он всю страну. Вертельщиков-собак

Он предком был: они, как знает всяк,

Для цезарей прямым служили антиподом.

Не всякий сын в отца. Отсутствие забот,

Привычка к грубому простому обхожденью

Все неизбежно к вырожденью

С теченьем времени ведет.

Культура и уход не праздные вопросы,

И где заброшены природные дары,

Там с незапамятной поры

Из многих Цезарей выходят лишь Барбосы.

О. Чюмина.

Идея басни заимствована у Плутарха из его сочинения "Как нужно воспитывать детей".

167. Собаки и ослиная туша

(Les deux Chiens et l'Ane mort)

Собака каждому, конечно, уж знакома,

Как добрый друг людей, как верный сторож дома;

А я скажу вам, что она

Жадна до крайности и очень не умна.

Вот вам пример: два пса однажды увидали,

Что волны по морю ослину тушу гнали.

"Кум, - говорит один, изволь-ка посмотреть:

Добыча, право ведь, на диво!"

А кум ему в ответ: "Отменная нажива!

Но как нам ею завладеть?

Туда добраться - дело небольшое,

А вот назад..."-"Все брешешь ты пустое!

Авторитетно первый перебил.

К чему нам тратить столько сил,

Когда достать ее мы можем проще вдвое:

От моря стоит нам настолько лишь отпить,

Чтоб дно под тушей осушить,

И через час мы будем уж у цели;

А там пируй хоть две недели!"

Проект, как видите, во всем хорош и прост,

В успехе ж тени нет сомненья,

Собаки и ослиная туша

И остроумный пес, задравши кверху хвост,

Немедленно взялся за исполненье,

За ним и кум, - и ну вдвоем

Давай что мочи есть стараться:

Торопятся, сопят, дохнуть и то боятся;

И кончили разумники на том,

Что уровня воды понизить не сумели,

А с перепою оба тут же околели.

Так точно создан человек:

Чуть что-нибудь вдали его приманит,

О сбыточности он и рассуждать не станет,

И зачастую весь свой век,

Недостижимого достичь стараясь силой,

Кончает преждевременной могилой.

Да, чтоб во всем послушным быть мечтам,

Нам мало обладать двумя руками!

Займемся же такими лишь делами,

Которые посильны нам.

Г т

Из Эзопа и Локмана (прим, к б. 140 и б. 19).

168. Демокрит и Абдеритяне

(Democrite et les Abderitaines)

Бессмысленную чернь я презирал всегда.

Какою мелкою, пустой, несправедливой

Она мне кажется тогда,

Когда все меряет своею маркой лживой

И судит по себе достоинства в другом.

Все это Демокрит познал во дни былые:

Безумцем ведь его сочли умы пустые.

Презренная толпа! Да, впрочем, странно ль то?

В отечестве своем ведь не пророк никто.

Глупцы все эти люди были,

А Демокрит - мудрец из мудрецов.

И что же, наконец? Безумцы снарядили

Гонцов,

Чтоб Гиппократа те к больному пригласили

Его рассудок исцелить.

В слезах и голосом убитым

Гонцы так стали говорить:

"Безумье властвует отныне Демокритом!

Да, чтение с ума свело его, поверь,

И что ж? не более мы чтим его теперь.

Число миров, толкует, бесконечно,

И, может быть, они полны

Бесчисленных существ, подобных мне. Так вечно

Он бредит, и еще другие видит сны:

Каких-то атомов сюда же приплетает,

Невидимых фантомов, он

И с места не сходя мечтает

Измерить небосклон,

Вселенную познать, себя не сознавая...

Он прежде хоть с людьми беседовать умел,

Теперь толкует он с собой лишь. Возрастая,

Безумье перешло предел!

Приди, божественный из смертных!.."

Этой речи

Не верил Гиппократ, но все ж пустился в путь.

Подчас какие в жизни встречи

Устраивает рок! Он пожелал столкнуть

Друг с другом мудрецов нежданно.

В тот миг, как Демокрит трудился неустанно

Над самой важною из всех своих идей:

Где у животных и людей,

В сердцах или в мозгу, таится ум?

Философ

Сидел под деревом тенистым, над ручьем,

О мышленьи томясь тревогою вопросов;

Лежала груда книг кругом,

И, погружаяся, как и всегда, в их чтенье,

Он не заметил друга приближенья.

Конечно, краток был привет друзей моих:

Не тратят мудрецы часов в речах пустых.

Про разум и людей друзья потолковали

И перешли к морали...

Мне не к чему писать о речи той,

Что мудрецы вели между собой:

Довольно, кажется, рассказанного мной,

Чтоб видеть, что народ-судья, увы, негодный!

Тогда какая ж правда есть

В словах, что мне пришлось прочесть,

Где Божиим зовется глас народный?

I. Порфиров.

Сюжет басни есть анекдот, рассказанный в iaiii из писем Гиппократа, достоверность которого (письма) подвергается, впрочем, сомнению. Абдеры, родина Демокрита, небольшой фракийский городок, жители которого славились туповатостью. Как известно, Демокриту приписывается учение об атомистическом строении мира.

169. Волк и Охотник

(Le Loup et le Chasseur)

Страсть к накоплению сокровищ,

Ты - худшее из всех чудовищ!

Глядишь, как на ничто, на милости богов!

Ужели тщетно силой слов

Сражался я с тобой неутомимо?

Ужели, глух к словам моим неумолимо,

Как ранее к речам мудрейшего, во век

Себе не скажет человек:

"Довольно! Я хочу изведать наслажденье!",

Тебе осталось жить недолго. Поспеши,

Даю тебе совет подобный от души;

Он стоит целого, поверь, произведенья.

"Я жить начну".-Когда?-"Вот с завтрашнего

дня".

Нет, Друг, послушайся меня,

Смерть может захватить тебя на полдороге,

Начни сегодня же; иначе могут боги

Тебе конец послать в единый миг,

Какой Охотника и Волка здесь постиг.

Охотник, натянув у лука тетиву,

Оленя положил стрелою на траву

С убитою им раньше ланью.

Подобною довольствоваться данью

Конечно бы Охотник каждый мог;

Но вепря видит наш стрелок

И, жадный до подобной дичи,

Он не откажется от лакомой добычи:

Желает вепря он на месте положить.

Хоть парки ножницы перерезают нить

С большим усилием, стрелою пораженный,

Однако, падает кабан изнеможенный.

Волк и Охотник

Довольно жертв? Но что же утолит

Завоевателя громадный аппетит?

При виде жалкой куропатки,

Он вновь натягивает лук.

Тогда кабан, в себя пришедший вдруг,

Кидается к нему, собравши сил остатки,

И, растерзав того, кем был он поражен,

На трупе у врага, упившись местью сладкой,

Благословляем куропаткой,

Сам издыхает, отомщен.

Начало басни к людям жадным

Вполне относится; что до ее конца,

То он касается скупца.

Волк мимо проходил, и видом безотрадным

Был восхищен. Судьбу благодаря:

"Фортуна, ты вполне достойна алтаря!

Воскликнул он. - Четыре целых трупа!

Но их беречь должно; набрасываться - глупо;

Когда еще найдешь подобный же запас!

(Не все ль скупцы так молвят и у нас?)

Одно, два, три, четыре тела!

На столько же недель, на месяц хватит смело.

Примусь за них дня через два.

Но из кишки вот эта тетива,

И ею закусить могу я несомненно!.."

За лук берется Волк зубами, но мгновенно

Стрела взвилась, - она летит в него,

Пронзая внутренность его.

За вывод мой стою я неизменно,

Те два глупца-живой пример тому;

Их той же участи постигла беспощадность:

И скупость принесла погибель одному,

Другого же сгубила жадность.

О. Чюмина.

Заимствована из Бидпая и Локмана (прим. к б. 140).

170. Нечестный Сберегатель

(Le Depositaire infidele)

Животных мир и нравы

Я в баснях воспевал;

Иной сюжет бы дал,

Быть может, меньше славы.

Волк говорит, как бог,

В моих произведеньях;

Везде, где я лишь мог,

Во всяких положеньях,

Животные, в стихах,

Людей изображали,

И умных в дураках

Нередко оставляли.

Я выводил на сцену

Одних другим на смену:

Обманщиков, льстецов,

Мошенников, тиранов,

Разумников, болванов,

И мог бы тьму лжецов

Без всякого стесненья

Прибавить в дополненье:

Из нас ведь всякий лжец,

Как говорит мудрец.

Решил он осторожно

Про люд один простой;

Иначе б невозможно

Терпеть порок такой.

И я бы в возмущеньи

Всегда протестовал,

Нечестный Сберегатель

Когда б мне кто сказал,

Что лгут без исключенья

Все люди. Ложь и ложь

Не все одно и то ж.

Великими лгунами

Эзоп был и Гомер,

Но вряд ли между нами

Найдется лицемер,

Который смел назвать бы

Лжецами мудрецов!

Нам правды не познать бы

Без этаких лжецов.

Все в них: очарованье,

Восторги красоты,

И сладкое мечтанье,

И прелесть простоты.

Бессмертны их созданья;

И, как они, зато,

При всем своем желаньи,

Не лгал еще никто.

Но лгать без размышленья,

Молоть нелепый вздор,

Как Сберегатель вор,

Не надобно уменья.

Вот дело в чем. Торговлей занимаясь

И в путь по Делу отправляясь,