"Старик Хоттабыч" - читать интересную книгу автора (Лагин (Гинсбург) Лазарь Иосифович)
LI. ОМАР ЮСУФ ПОКАЗЫВАЕТ СВОИ КОГОТКИ
– Одно мне непонятно, задумчиво произнес Омар Юсуф, поеживаясь от холода, я ведь собственными ушами слышал, как Сулеймановы джинны сказали: «Давайте сбросим его, то есть меня, в волны Западно-Эфиопского моря». Вот я и думал, что если мне когда-нибудь посчастливится снова увидеть землю и солнечный свет, то это будет у знойных берегов Африки. Но это, он показал на видневшийся в иллюминаторе быстро удалявшийся остров, это ведь совсем не похоже на Африку. Не правда ли, о братик мой Гассан?
– Ты прав, любезный моему сердцу Омар Юсуф: мы находимся совсем у иных и весьма отдаленных от Африки берегов, отвечал ему Хоттабыч. Мы сейчас...
– Понял! Честное пионерское, понял! прервал Волька беседу братьев и от полноты чувств даже заплясал по каюте. Вот это здорово! Понял!.. Понял!..
– Что ты понял? брюзгливо осведомился Омар Юсуф.
– Я понял, как это вы очутились в Арктике.
– О дерзкий и хвастливый отрок, сколь неприятна мне твоя непомерная гордыня! произнес с отвращением Омар Юсуф. Как ты можешь понять то, что остается тайной даже для меня мудрейшего и могущественного из джиннов!.. Ну что ж, говори свое мнение, дабы мы с моим дорогим братом вдоволь могли над тобою посмеяться.
– Это как вам угодно. Хотите смейтесь, хотите нет. Но только все дело здесь в Гольфстриме.
– В чем, ты говоришь, дело? уязвительно переспросил Омар Юсуф.
– В Гольфстриме, в теплом течении, котопое и принесло вас из южных морей сюда, в Арктику.
– Какая чепуха! презрительно хмыкнул Омар Юсуф, обращаясь за поддержкой к своему брату.
Однако тот осторожно промолчал.
– И совсем не ерунда... начал Волька.
Но Омар Юсуф поправил его:
– Я сказал не «ерунда», а «чепуха».
– И совсем это не ерунда и не чепуха! раздраженно продолжал Волька. Я как раз за Гольфстрим получил пятерку по географии.
– Я что-то не помню такого вопроса, озабоченно сказал Хоттабыч.
И Волька во избежание обид со стороны Хоттабыча соврал, будто бы про Гольфстрим он сдавал еще в прошлом году.
Так как Женя поддержал Волькину научную догадку, то к ней присоединился и Хоттабыч. Омар Юсуф, оставшись в единственном числе, сделал вид, что согласился насчет Гольфстрима, но затаил против Вольки и его приятеля злобу.
– Я устал от спора с гобой, о самонадеянный отрок, произнес он, деланно зевая. Я устал и хочу спать. Достань же поскорее опахало и обмахивай меня от мух, покуда я буду предаваться сну.
– Во-первых, тут нет мух, а во-вторых, какое право вы имеете отдавать мне приказания? возмутился Волька.
– Сейчас будут мухи, процедил сквозь зубы Омар Юсуф.
И действительно, в ту же минуту в каюте загудело великое множество мух.
– Здесь можно прекрасно обойтись без опахала, примирительно заявил Волька, делая вид, что не понимает издевательского характера требований Омара Юсуфа.
Он раскрыл сначала двери, а потом иллюминатор. Сильный сквозняк вынес жужжащие рои мух из каюты в коридор.
– Все равно ты будешь обмахивать меня опахалом! капризно проговорил Омар Юсуф, не обращая внимания на все попытки Хоттабыча успокоить его.
– Нет, не буду! запальчиво ответил Волька. Еще не было человека, который заставил бы меня выполнять издевательские требования.
– Значит, я буду первым.
– Нет, не будете!
– Омарчик! попытался вмешаться в разгоравшийся скандал Хоттабыч.
Но Омар Юсуф, позеленевший от злобы, только сердито отмахнулся.
– Я лучше погибну, но ни за что не буду выполнять ваши прихоти! мрачно выкрикнул Волька.
– Значит ты очень скоро погибнешь. Не позже заката солнца, заявил, отвратительно улыбаясь, Омар Юсуф.
В ту же самую секунду Вольке пришла в голову прекрасная мысль.
– В таком случае, трепещи, презренный джинн! вскричал он самым страшным голосом, каким только мог. Ты меня вывел из себя, и я вынужден остановить солнце. Оно не закатится ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра! Теперь пеняй на себя!
Это был очень рискованный шаг со стороны Вольки. Если Хоттабыч успел рассказать брату, что в Арктике солнце в это время светит круглые сутки, то все пропало.
Но Омар Юсуф в ответ на Волькины слова только глумливо возразил:
– Бахвал из бахвалов, хвастун из хвастунов! Я сам люблю иногда похвастать, но даже в минуты самой большой запальчивости я не обещал остановить ход великого светила. Этого не мог сделать даже Сулейман-ибн-Дауд мир с ними обоими!
Волька понял, что он спасен. И не только спасен, но и может прибрать к рукам неприятного братца старика Хоттабыча. Кстати, Хоттабыч одобрительно подмигнул Вольке, а о Жене и говорить не приходилось. Он догадался о Волькином замысле и сейчас таял от восторга, предвкушая неминуемое посрамление Омара Юсуфа.
– Не беспокоится Омар Юсуф. Раз я сказал, что остановлю солнце, то можете быть уверены: оно сегодня не закатится.
– Мальчишка! презрительно бросил Омар Юсуф.
– Сами вы мальчишка! столь же презрительно возразил ему Волька. За солнце я отвечаю.
– А если оно все же закатится? спросил Омар Юсуф, давясь от смеха.
– Если закатится, то я буду всегда выполнять самые идиотские ваши приказания.
– Не-ет, торжествующе протянул Омар Юсуф, нет, если солнце, вопреки твоему самоуверенному обещанию, все же закатится а это, конечно, будет так, то я тебя попросту съем! Съем вместе с костями.
– Хоть вместе с тапочками, мужественно отвечал Волька. Зато если солнце сегодня не уйдет за горизонт, будете ли вы тогда во всем меня слушаться?
– Если солнце не закатится? Пожалуйста, с превеликим удовольствием, о самый хвастливый и самый ничтожный из магов! Только этому хи-хи-хи! увы, не суждено осуществиться.
– Это еще очень большой вопрос, кому через несколько часов будет «увы», сурово ответил Волька.
– Смотри же! предостерегающе помахал пальцем Омар Юсуф. Судя по положению солнца, оно должно закатиться часов через восемь-девять. Мне даже чуть-чуть жаль тебя, о бесстыжий молокосос, ибо тебе осталось жить меньше полусуток.
– Пожалуйста, оставьте вашу жалость при себе! Вы лучше себя пожалейте.
Омар Юсуф пренебрежительно хихикнул, открыв при этом два ряда мелких желтых зубов.
Какие у тебя некрасивые зубы, пожалел его Хоттабыч. Почему бы тебе, Омар, не завести золотые, как у меня?
Омар Юсуф только сейчас заметил необычные зубы Хоттабыча, и его душу наполнила самая черная зависть.
– По совести говоря, братец, я не вижу особенного богатства в золотых зубах, сказал он как можно пренебрежительнее. Уж лучше я заведу себе бриллиантовые.
И точно, в ту же секунду тридцать два прозрачных алмаза чистейшей воды засверкали в его ехидно улыбающемся рту. Посмотревшись в маленькое бронзовое зеркальце, которое этот франтоватый старик, оказывается, хранил у себя за поясом, Омар Юсуф, остался очень доволен.
Только три обстоятельства несколько омрачили его торжество. Во-первых, Хоттабыч не высказал никаких признаков зависти. Во-вторых, его бриллиантовые зубы сверкали, только если на них падал свет. Если же свет на них не падал, то рот производил впечатление беззубого. В-третьих, бриллиантовые зубы в первую же минуту до крови расцарапали ему язык и губы. В глубине души он даже пожалел о том, что так пожадничал, но не подал виду, чтобы не уронить своего достоинства.
– Нет, нет! хихикнул он, заметив, что Волька собирается покинуть каюту. Тебе не удастся покинуть помещение до самого заката. Я тебя прекрасно понимаю: ты хочешь скрыться, чтобы избегнуть заслуженной гибели. Я не намерен рыскать потом по всему судну в поисках тебя.
– Пожалуйста, сказал Волька, я могу остаться в каюте сколько вам угодно. Это даже будет лучше. А то разыскивай вас по всему ледоколу, когда солнце не закатится! Сколько мне, по-вашему, придется ждать?
– Не больше девяти часов, о юный бахвал, ответил Омар Юсуф, отвесив издевательский поклон, щелкнул большим и указательным пальцами левой руки, и на столике, стоявшем под самым иллюминатором, возникли громоздкие водяные часы. Не успеет вода дойти до этого вот деления, добавил он, постучав кривым коричневым ногтем по стенке часов, как солнце зайдет, и это будет часом твоей смерти.
– Хорошо, сказал Волька, я подожду.
– И мы подождем, сказали Женя и Хоттабыч.
Восемь часов прошли почти незаметно, так как Женя не смог отказать себе в удовольствии и предложил самоуверенному Омару Юсуфу научиться играть в шашки, вернее в веселую и хитрую игру поддавки.
– Только я тебя все равно обыграю, предупредил его Омар Юсуф.
Женя обыграл сварливого старика несметное число раз. Омар Юсуф страшно злился, пробовал мошенничать, но его каждый раз хором изобличали, и он начинал новую партию, которая так же печально для него заканчивалась.
– Ну, вот и прошло уже назначенное время, Омар Хоттабович, сказал наконец Волька.
– Не может быть! отозвался, отрываясь от игры, Омар Юсуф.
Бросив взгляд на водяные часы. он изменился в лице, взволнованно вскочил с койки, на которой сражался с Женей в шашки, подбежал к иллюминатору, высунул из него голову наружу и застонал от ужаса и бессильной злобы: солнце, как и восемь часов назад, высоко стояло над горизонтом.
Тогда он повернулся к Вольке и скучным голосом произнес:
– Я наверно, ошибся немного в своих расчетах. Подождем еще часочка два.
– Хоть три! отвечал Волька. Только это тебе все равно не поможет. Как я сказал, так и будет. Солнце не закатится ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра.
Через четыре с половиной часа Омар Юсуф в двадцатый раз выглянул в иллюминатор, в двадцатый раз убедился, что солнце и не думает уходить за горизонт, побледнел, задрожал трусливой дрожью и тяжело бухнулся на колени.
– Пощади меня, о могучий отрок! воскликнул он жалобным голосом. Не гневайся на меня, недостойного твоего слугу, ибо, крича на тебя, я не знал, что ты сильнее меня!
– А если я слабее, тогда можно на меня кричать? спросил Волька.
– Конечно, можно, убежденно ответил Омар Юсуф, и всем стало противно.
– Ну и братец же у тебя! шепнул Женя на ухо Хоттабычу. Ты меня, пожалуйста, извини, но он пренеприятный, завистливый и злобный старикашка.
– Да, печально отозвался Хоттабыч, братец у меня не сахар.
– Да встаньте вы, наконец! брезгливо обратился Волька к Омару Юсуфу, продолжавшему стоять на коленях и все порывавшемуся поцеловать Волькину руку.
– Каковы будут твои приказания, о мой юный, но могучий господин? угодливо спросил Омар Юсуф, потирая свои мягкие ладони и поднимаясь на ноги.
– Пока что только одно: не смей без моего разрешения покидать ни на секунду эту каюту.
– С огромным наслаждением, о мудрейший и могущественнейший из отроков! льстиво ответил Омар Юсуф, со страхом и благоговением глядя на Вольку.
Как Волька сказал, так и было. Ни в тот день, ни на другой день, ни на третий солнце не скрывалось за горизонт. Придравшись к какому-то мелкому проступку Омара Юсуфа, Волька продлил круглосуточное пребывание дневного светила на небе вплоть до особого распоряжения. Только узнав от Степана Тимофеевича, что «Ладога» наконец вступила в широты, где день на короткое, правда, время, но все же уступит место ночи, Волька сообщил об этом Омару Юсуфу, как об особой его милости к недостойному и сварливому джинну.
Омар Юсуф вел себя тише воды, ниже травы, ни разу и ни на минуту не покинул каюту и покорно влез в медный сосуд, когда «Ладога» под звуки оркестра и крики «ура» пришвартовалась, наконец к той самой пристани Архангельского порта, от которой она отчалила ровно тридцать дней назад.
Конечно, Омару Юсуфу безумно не хотелось возвращаться даже на время в медный сосуд, где он провел в одиночестве столько безрадостных веков. Но Волька торжественно обещал выпустить его, как только они вернутся домой.
Не скроем: у Вольки, покидавшего с медным сосудом под мышкой гостеприимную «Ладогу», было очень большое искушение швырнуть его в воду. Но, не давши слова-крепись, а давши-держись. И Волька сошел на пристань, подавив в себе минутное искушение...
Если никто на «Ладоге» ни разу не заинтересовался, по какому праву Хоттабыч и его друзья участвуют в экспедиции, то ясно, что Хоттабычу не стоило никакого труда проделать примерно такую же комбинацию и с родителями и знакомыми наших героев.
Во всяком случае, и родители и знакомые восприняли как должное факт отъезда ребят в Арктику, совершенно не задаваясь вопросом, какими таинственными путями они устроились на «Ладогу».
Отлично пообедав, ребята долго рассказывали своим близким, почти не привирая, о различных своих приключениях в Арктике, но благоразумно не упоминали о Хоттабыче. Только Женя, увлекшись, чуть не проболтался. Описывая вечера самодеятельности, происходившие в кают-компании во время туманов, он сболтнул:
– А тут, понимаешь, вылезает вперед Хоттабыч и говорит...
– Что за странное такое имя «Хоттабыч?» удивилась Татьяна Ивановна.
– Это тебе, мама, показалось. Я не говорил «Хоттабыч», а сказал «Потапыч». Это нашего боцмана так звали, не растерялся Женя, хотя и очень покраснел.
Впрочем, на последнее обстоятельство никто не обратил никакого внимания. Все с завистью смотрели на Женю, который ежедневно и запросто встречался с настоящим, живым боцманом.
Зато у Вольки едва не произошло несчастье с медным сосудом. Он сидел в столовой на диване, с большим знанием дела объяснял родителям разницу между ледоколом и ледокольным пароходом и не заметил, как из комнаты исчезла бабушка. Она пропадала минут пять и вернулась, держа в руках... сосуд с Омаром Юсуфом.
– Это что такое? с любопытством осведомился Алексей Алексеевич. Откуда ты это мама, достала?
– Представь себе, Алеша, у Воленьки в чемодане. Я стала разбирать вещи, вижу-лежит вполне приличный кувшин. Пригодится для наливок. Его только почистить надо, уж больно он позеленел.
– Это совсем не для наливок! побледнел Волька и выхватил сосуд из бабушкиных рук. Это меня просил помощник капитана передать его знакомому. Я обещал сегодня же снести.
– Очень занятный сосуд! одобрительно отозвался Алексей Алексеевич, большой любитель старинных предметов. Дай-ка, Воля, посмотреть. Эге, да он, оказывается, со свинцовой крышкой! Интересно, очень интересно.
Он попытался открыть сосуд, но Волька ухватился за кувшин обеими руками и залепетал:
– Его нельзя открывать!.. Он даже вовсе не открывается... Он совсем, совсем пустой... Я обещал помощнику капитана не открывать... чтобы винтовая нарезка не испортилась...
– Скажите, пожалуйста, как он разволновался! Ладно, бери эту посудину на здоровье, сказал Алексей Алексеевич, возвращая сыну сосуд.
Волька в изнеможении уселся на диван, крепко прижимая к себе страшный сосуд. Но разговор уже больше не клеился, и вскоре Костыльков-младший встал со своего места и, сказав как можно непринужденней, что он пойдет отдавать кувшин, почти бегом покинул комнату.
– Только смотри, не задерживайся долго! крикнула ему вдогонку мать, но его уже и след простыл.