"Сценарий схватки" - читать интересную книгу автора (Лайл Гэвин)

8

Она надела солнцезащитные очки, белый полотняный жакет, черные сандалии, и повела меня к кроваво-красному пожирателю пространства, который при ближайшем рассмотрении оказался "студебеккером аванти".

Видимо, она почувствовала, что в какой-то мере подавила мое мужское достоинство, потому что предложила мне ключи. Я бросил взгляд на приборный щиток и покачал головой.

– Это не для меня. У меня нет разрешения на полеты в космос.

Она села за руль. Мы вернулись по шоссе на восток примерно на милю, но даже на таком расстоянии успели вылететь на ту и другую обочины и чуть было не миновали звуковой барьер. Только там, где дорога поворачивала направо, чтобы миновать Уайт Ривер, поскольку мы не собирались этого делать, она остановилась. Непосредственно под мостом, по которому проходила дорога, река расширялась, мельчала и медленно текла по сырому лесу из кокосовых пальм, росшему на плоском берегу. На краю леса стояло множество грузовиков, джипов и многоместных легковых автомобилей с откидными бортами, а их водители потягивали в тени пиво или просто дремали. Мы поставили машину рядом с ними и вышли, хотя после такой поездки мои колени еще пять минут слегка подрагивали.

На самом краю леса мягко пыхтел грузовик с генератором; мы пошли вдоль связки кабелей, тянущихся под кронами.

Прежде всего мы миновали целое скопище тележек, барабанов с кабелями в резиновой изоляции и груды матросских курток и шапочек; на одной из груд расположились с полдюжины картежников, разговаривавших на специфическом жаргоне людей, большую часть жизни проведших за картами. Затем мы увидели небольшую группу людей, сидевших на парусиновых стульях, читавших, спавших или разговаривавших вполголоса. Некоторые из них кивнули Джи Би, когда мы проходили мимо. Потом мы увидели одинокого человека в яркой пляжной рубашке с наушниками на голове, сидевшего за небольшим столом с электрообрудованием, нажимавшего всякие кнопки и тихо ругавшегося про себя. Он даже не заметил, когда мы прошли мимо. И наконец мы добрались до самого священного места.

Это был полукруг из большого числа людей в таких же парусиновых креслах, выглядевших немного старше, и их стулья были раздвинуты несколько шире. Внутри этого полукруга был другой полукруг из укрепленных на высоких стойках дуговых ламп, освещавших реку. Мне как-то не приходило в голову, что в разгар лета на Ямайку кто-то может приехать с собственным светом, но думаю, в этом был свой резон. И внутри этого полукруга находилась сама камера.

Понадобилось некоторое время, чтобы это понять. Она была установлена на тележке, двигавшейся на дощатом настиле по рельсам, проложенным параллельно реке на высоте пятнадцати футов. Несколько человек стояло вокруг выступающих рычагов, остальная часть тележки была занята людьми, играющими в карты. Для многосерийного приключенческого фильма все выглядело очень спокойно и мирно.

– Вы уверены, что я тот человек, что вам нужен? – спросил я. – Я скверно играю в карты.

Джи Би покосилась на меня, а потом повернулась к ближайшему стулу.

– А где Босс?

На стуле сидел молодой человек с мягкими светлыми волосами и бледной улыбкой. Он махнул рукой в сторону реки.

– На той стороне. Как раз собираются снимать сцену переправы через реку под огнем. – После этого он вновь вернулся к разглядыванию машинописной клинописи на желтых листах. – Что должны кричать испанцы, переправляясь под огнем через реку?

– Карамба? – предположил я.

Он сердито фыркнул.

– Это вам не телевидение.

Сидевший рядом человек вытянул ноги и сказал:

– А как насчет такого текста: "Тридцати пяти баксов в день маловато, если я должен их зарабатывать, плюхаясь задом в эту чертову речку"?

Молодой человек мрачно спросил:

– А как это будет звучать по-испански?

– Более впечатляюще, но существенно длиннее.

Говоривший взглянул на меня снизу вверх и наградил очень приятной, но довольно деловой улыбкой. Я узнал это лицо: это был один из латиноамериканских героев-любовников, с поддельным испанским именем вроде Луиса Монтекристо или Монтего или... да: Монтеррей. Луис Монтеррей. Сразу после войны он несколько лет снимался в фильмах типа "Карнавал в Рио", но сейчас его худое продолговатое лицо с острыми чертами немного осунулось, в аккуратно подстриженных черных усах искрилась седина. Несколько последних лет в фильмах Уитмора он играл главарей бандитов или надменных аристократов.

В этот раз он был в грязной и рваной шелковой рубашке с рюшами, брюках для верховой езды из джинсовой ткани, ленты с патронами перекрещивались у него на груди.

Чей-то голос от камеры прокричал:

– Где же текст?

Молодой человек прокричал:

– Viva el liberador![5]

Эта реплика не вызвала особого восторга. Тот же голос заявил:

– Ладно, что-нибудь придумаем позже и запишем, как надо. Давайте снимать. Луис!

– Я здесь, – откликнулся Луис, но не пошевелился. Остальные тоже не шелохнулись.

Другой голос прокричал:

– Билл говорит, что подаст шум ветра на микрофон.

– Там же нет никакого ветра. Давайте снимать.

– Мы должны установить рассеиватель для этого зверя[6], иначе это дерево будет отбрасывать слишком много тени.

– Тогда поднимите его, ладно? Давайте снимать.

– С этим рассеивателем вам придется изменить панорамирование.

– Хорошо. Давайте снимать.

– Билл говорит, что листья должны шуршать.

– Листья не должны шуршать, если нет никакого ветра. Давайте снимать.

– Панорама заканчивается кадром, снятым с движения, и вам придется при наклонном панорамировании изменить фокусное расстояние и диафрагму. Вы собираетесь снимать эти кадры трансфокатором?

– Продайте это Хичкоку. Давайте снимать.

– Билл говорит, он думает, что должен быть слышен шум бегущей воды.

– Если он выйдет из-за своего паршивого дерева, то увидит, что мы снимаем эту чертову реку! Давайте СНИМАТЬ!

Луис неожиданно нахлобучил широкополую шляпу и зашагал к берегу. Картежники спрыгнули с тележки. Это произошло очень тихо.

Два голоса прокричали:

– Тишина!

После этого тележка с камерой, подталкиваемая картежниками, начала движение. Дюжина людей вбежала в реку от дальнего берега, размахивая ружьями. Вместе с грохотом ружейных выстрелов вокруг них поднялись фонтанчики брызг и некоторые из них упали. Остальные перешли реку вброд и бросились под укрытие первых пальм в тот момент, когда тележка доехала до конца рельсов.

Хотя ружейные выстрелы и производились какой-то водонепроницаемой электрической трещоткой, тем не менее они заставили меня подпрыгнуть.

Снова несколько человек что-то закричали, прожектора погасли, мертвецы выбрались на берег и начали отряхиваться, как мокрые собаки, картежники взобрались на тележку. Река мирно и спокойно текла мимо.

– Все выглядело довольно неплохо, – заметила Джи Би. – Скорее всего повторять съемку не станут. Давайте доберемся до босса, пока готовят следующую сцену.

Я последовал за ней в сторону кинокамеры.

Не узнать Уитмора было невозможно. Однако вы были бы просто удивлены, увидев, насколько он похож на самого себя. Возможно, вам приходилось слишком много читать о героях Голливуда ростом в пять футов, скачущих в высоком седлах. Об этом парне такого не скажешь: в нем даже в сапогах на низких каблуках было чистого роста шесть футов четыре дюйма, грудь как банкетный стол, а загорелая кожа напоминала лошадиную шкуру. Глаза действительно были постоянно прищурены от солнца, губы сложены в мрачную усмешку, а голос казался громоподобным. В какой-то мере казалось, что с выключением прожекторов все это должно исчезнуть.

Но почему? Он стоял, разговаривал и выглядел точно так же, как и тридцать лет назад, и это делало его стоящим несколько миллионов долларов. Даже если бы он не начинал подобным образом, то сейчас выглядел не более фальшиво, чем банковский клерк, который проработал тридцать лет и выглядел, как банковский клерк.

Джи Би искоса глянула на меня, всем видом показывая, что понимает мое изумление.

– Впечатляет, верно? – тихо спросила она. – В первый раз я почувствовала то же самое.

– Он как Эйфелева башня.

Уитмор разговаривал с человеком, который кричал "Давайте снимать", скорее всего это был режиссер. Ему было около пятидесяти; коренастый, с седым бобриком и усами, он походил на английского полковника с обширными связями на черном рынке.

Когда Джи Би выдвинулась вперед, они прервали беседу. Уитмор сказал:

– Привет. Что нового в суде?

– Я нашла вам летчика. Все подписано.

Он взглянул на меня и протянул крупную руку с короткими пальцами.

– Привет, приятель.

Мы пожали друг другу руки. Джи Би протянула ему контракт и он принялся его изучать.

На нем был тонкий пиджак из грубой ткани для езды по кустам, тренировочные брюки цвета хаки, заправленные в ботинки парашютиста с высокой шнуровкой, брезентовый пояс с армейской кобурой и широкая мятая шляпа с лентой из змеиной шкуры.

Он наклонил голову, глядя на меня, тем же манером, как делал это в фильмах.

– Вы были в Корее, верно?

Снова все начиналось сначала.

– Верно, мистер Уитмор.

– Сколько машин вы там сбили?

– Три.

– А сколько машин обстреляли?

– Три.

Он громко расхохотался.

– Это меня устраивает. Есть у кого-нибудь авторучка? – Он протянул руку и ущипнул Джи Би за верхнюю кромку ее купального костюма. – Туда что-нибудь попало? Нет, не очень много.

Несколько человек рассмеялись. Она весело улыбнулась, совсем не смущаясь. У него такой жест выглядел простой мальчишеской, немного вольной шуткой.

Уитмор снова возвысил свой голос до громоподобного уровня.

– Я плачу трем писателям и не могу найти паршивой авторучки!

Режиссер протянул ему свою.

Он уже почти подписал, но в этот момент позади появился Луис, хлюпая мокрыми башмаками и стаскивая влажные брюки. Он посмотрел, увидел контракт, потом взглянул на меня и печально сказал:

– Друг мой, не подписывайте контракта с боссом. Все это кончится мокрыми ногами. – Затем, повернувшись к Уитмору, добавил: – Надеюсь, что он из Британского содружества наций?

Уитмор поднял глаза.

– Вы гражданин Содружества?

– Да. – Видимо, я снова выглядел немного растерянным и оказавшимся в некотором замешательстве.

Он подписал контракт быстрым росчерком и вернул ручку режиссеру, тот печально посмотрел на кончик пера и спрятал ее. Уитмор протянул контракт Джи Би.

– Объясните ему относительно Иди, золотце. – Повернувшись ко мне, он сказал: – Побродите здесь в поисках какой-нибудь еды. Потом мы с вами поговорим. – И зашагал прочь знакомой перекатывающейся походкой, перекликаясь со стоявшей в отдалении группой актеров в лохмотьях голосом, заставлявшим вздрагивать листья пальм.

Джи Би задумчиво и изучающе посмотрела на меня.

– Я думаю, что вас приняли в наш клуб, Карр. Босс любит тех, кто участвовал в корейской войне.

У меня не возникло впечатления, что эта мысль особо улучшила ее настроение.

– Бога ради, ведь это было двенадцать лет назад, – сказал я.

– Босс был там довольно долго. Пошли, я попытаюсь найти для вас что-нибудь выпить. Скорее всего, после следующей сцены устроят перерыв на обед.

Мы вернулись через лесок к стоянке грузовиков.

К тому времени водители и их помощники расположились за длинными дощатыми деревянными столами, развернув множество брезентовых складных стульев, но никто не двигался, словно они ждали, что сначала наступит конец света. Джи Би прошла к одному из легковых автомобилей с открывающимися бортами, достала оттуда большой термос и вытащила из него пару банок американского пива. Я открыл их с помощью карманной открывалки и мы уселись в тени автомашины.

Немного погодя я спросил:

– А о чем шла речь, когда упомянули Иди?

– Это так называемые правила Иди. Основные правила, которые необходимо выполнять, чтобы зарегистрировать картину, как английскую. Во-первых, – она подняла палец, – картину должна снимать английская компания. Во-вторых, восемьдесят процентов фонда заработной платы должны поступать английским гражданам. В-третьих, любые съемки в студии должны проводиться в Англии или Ирландии. Тогда можно классифицировать картину, как соответствующую правилам Иди.

– И что это означает?

– Это своеобразные комиссионные. Они облагают сбором все билеты в кино, проданные в Великобритании, и выплачивают его обратно продюсеру в виде процентов от кассового сбора. В настоящее время это составляет около сорока процентов.

Я закрыл глаза и некоторое время размышлял.

– Вы хотите сказать, что если он заработает, скажем, сотню тысяч, то ему выплатят дополнительно еще сорок. А если две сотни, то доплата составит восемьдесят тысяч?

– Совершенно верно.

Я изумленно посмотрел на нее.

– А они здесь неплохо устроились, верно?

Она холодно взглянула на меня.

– Карр, киносъемки теперь уже не дают столько денег, как до появления телевидения.

– Понимаю, не все эти блестки золотые, некоторые из них алмазные. Кстати, а кто этот Иди?

– Думаю, какой-нибудь чиновник в британском Министерстве финансов.

– Он знает свое дело, не так ли?

– Сейчас это выглядит таким образом. Думаю, первоначально это было задумано для помощи небольшим кинокомпаниям.

Я еще немного подумал.

– Объясните, пожалуйста, как вы сделаете, чтобы эта картина удовлетворяла требованиям Иди? Если не считать этих ребят, – я кивнул в сторону людей за столами, – это место что-то не слишком кишит гражданами Британского Содружества.

– Они все там. Команда набрана в основном из англичан: режиссер, операторы, звуковики, осветители, рабочие-постановщики. Сценарий написан в Лондоне. И позволяется выплачивать им по две зарплаты, когда вы подсчитываете цифры, чтобы получить восемьдесят процентов. Естественно, что мы платим им самые высокие ставки: это относится к актрисе, играющей главную женскую роль, и к Луису.

– А как сам Уитмор?

– Он получает не зарплату, а процент от прибылей.

Я кивнул.

– Начинаю понимать стратегию. И для того, чтобы стать британской компанией, вы основали ее в Лондоне?

– В Нассау. Багамские острова считаются Великобританией.

– Так вот почему вы не наняли американского летчика! Полагаю, я могу оказаться вам в известном роде полезным: если вы обнаружите, что цифры немного не дотягивают до восьмидесяти процентов, то поднимете мою ставку, и все снова придет в норму.

– Не очень на это рассчитывайте. Если соответствующие цифры окажутся ниже восьмидесяти процентов, то на следующий день меня уволят.

– И вы действительно собираетесь везти всех через Атлантику, чтобы провести съемки в студии?

Она покачала головой.

– В таких картинах стараются избегать павильонных съемок. Сценарий пишется так, чтобы большинство сцен происходило на открытом воздухе, и когда приходится снимать что-то внутри, это тоже делается на месте: с высокочувствительной цветной пленкой хватает тех осветительных приборов, которые мы привезли с собой. Просто строите пару местных хижин и гасиенду; мы построили их в ангаре в аэропорту.

Ящерица куда больших размеров, чем обычно, со светло-зеленым телом, голубоватыми лапками и бронзовым хвостом торопливо выбежала из под машины, несколько раз покивала головой, рыгнула и раздула свое горло в виде ярко-оранжевого мешка.

Джи Би нахмурилась.

– Что она делает, мне это не нравится.

– Это брачный зов. Местные жители называют их ворчунами. Рыгните в ответ, и вы приобретете нового поклонника.

– Еще один актер в голубых джинсах. Пожалуй, я могу обойтись без них.

Я достал свою трубку и начал набивать ее.

– Это мне напомнило, что как-то не заметно женского присутствия.

– Босс отснял все сцены и отправил ее обратно в Штаты, чтобы снимки появились в газетах. Они не стали большими друзьями.

– Только не говорите мне, что он предпочитает лошадей.

Она пожала плечами.

– Лошади, оружие, собаки, виски, мужчины. Он не имеет ничего против женщин; просто он думает, что секс и жажда – это вроде зуда, который следует удовлетворить, почесав там, где чешется. Он покупает виски в баре, а женщин – в дешевом публичном доме. В свободное время он отправляется охотится с парнями – я хочу сказать, что они уезжают в горы. – Она нахмурилась и посмотрела на свою банку пива. – Но я право не знаю, какое вам до всего этого дело.

Я поднес спичку к трубке и отогнал от нее клубы дыма.

– Но ведь он же был женат, не так ли?

– Три раза. Я развела его с последней женой несколько месяцев назад. Вообще-то он даже не особенно замечал их всех; это все было только для проформы. В те дни не имело значения, с кем человек ложился в постель, если он был женат. А вас действительно интересуют кинематографические сплетни?

– Он человек, на которого я работаю. Точно так же, как и вы.

Она кивнула, а потом медленно и задумчиво произнесла:

– Постарайтесь не ошибиться в нем, Карр. Он – профессионал в своем деле: выступает не так уж много, но и не нуждается в этом. Он никогда не получал "Оскара" и наверное не получит, но, честное слово, ему на это наплевать. Он знает, что продает, и не продает этого дешево: если он не занят в картине, то укрощает лошадей в родео, охотится, развратничает и... – Она глубоко вздохнула. – Боже мой, я не одобряю поведение этого сукина сына, но он мне нравится.

Я осторожно заметил:

– Может быть настолько, что у вас возникает желание уберечь его от длинных скучных вечеров в публичном доме?

Она резко повернула голову и лицо ее стало жестким, а взгляд – сверкающим и свирепым. На какой-то миг мне показалось, что лучше бы курить мне свою трубку где-нибудь подальше.

Затем по ее лицу проплыла усмешка.

– Может быть. Может быть я и не прочь так поступить. Женщины страшно любят спасать мужиков от их собственного мира. Правда, это никогда не получается. Я не слишком отличаюсь от остальных по части мечтаний об обручальных кольцах, но черт меня побери, если я стремлюсь, чтобы мне поставили клеймо на спину.

– Рад это слышать.

Ее голос стал немного холоднее.

– Не дышите так на меня, Карр.

Мы поели за столом, предназначенным для звезд, что означало: еду нам приносили и не приходилось стоять за ней в очереди. Еда была той же, что и у всех остальных: цыплята с рисом и горохом, причем очень близкой к ямайскому национальному блюду, если не считать количества соли и перца. За столом сидели Уитмор, Луис, режиссер, Джи Би, еще четверо и я.

Уитмор сказал:

– Нужно найти кого-то, нормально владеющего испанским языком. Вы слышали, что этот недотепа-литератор предложил кричать ребятам? Viva el liberador, черт бы его побрал. – Он взглянул на Луиса. – Вы слышали?

Луис элегантно пожал плечами.

– Что касается меня, то мне это показалось вполне подходящим. Люди с испанской кровью в жилах в тот момент, когда бредут вброд через речку, часто кричат такие наивные вещи.

Уитмор проворчал:

– Ладно, нужно все-таки кого-нибудь найти, – и повернулся ко мне. – Кстати, приятель, вы не знаете кого-нибудь, кто говорит по-испански?

– Знаю одного. Хотя не знаю, свободен ли он сейчас.

– Можем попробовать с ним договориться. Обсудите это с Джи Би.

И я дал ей координаты Диего Инглеса и номер телефона, по которому его иногда можно было застать в паузе между постелями.

Другой человек, кажется руководитель команды операторов, спросил меня:

– Вам приходилось раньше водить самолет с кинокамерой?

У него был сугубо английский выговор, так что я столкнулся с еще одной частью восьмидесяти процентов.

Я покачал головой.

– Я на это еще не согласился.

Вмешалась Джи Би.

– Его беспокоит машина, которую мы собираемся приобрести.

Оператор несколько высокомерно взглянул на меня.

– Речь будет идти и о моей шее тоже, вы понимаете. Так что если я не возражаю...

– Прекрасно, – кивнул я, – только меня не устраивает перспектива сломать наши шеи вместе.

– А какого сорта самолет вы бы хотели получить, приятель? – спокойно спросил Уитмор.

– Думаю, что лучше всего подошел бы вертолет. Но я не вожу вертолеты.

– О вертолетах не может быть и речи, – сказала Джи Би. – Вы знаете сколько они стоят в час?

– Кроме того, на них очень сильная вибрация, – сказал оператор. Режиссер отодвинул свою тарелку и начал вставлять сигарету в короткий мундштук. – Мы могли бы обойтись и без авиации, Уолт.

– Конечно – ты можешь обрезать любую картину до костей. Но кто будет платить за то, чтобы смотреть на кости?

Я предложил:

– Тут есть "гарвард", то, что вы называете "техасцем", стоит на полосе в аэропорту Боскобель. В прошлом году одна кинокомпания использовала его в качестве японского бомбардировщика.

Оператор нетерпеливо бросил:

– Нас не интересуют японские бомбардировщики. И можно прекрасно снять все воздушные сцены с одномоторного самолета: просто нужно снимать ручной камерой и выбросить все кадры, снятые с движения при спуске и подъеме.

Уитмор кивнул, прочно утвердил свои локти на столе и начал уверенными движениями очищать апельсин.

– Ладно, приятель. Так что бы ты советовал нам приобрести?

Я осторожно сказал:

– Если вы хотите снимать на спуске и подъеме, вам нужна двухмоторная машина с застекленным носом. Значит моя не подойдет. Лучше попытаться достать старый бомбардировщик, что-нибудь вроде "В-25" или "В-26", с прицелом для бомбометания, расположенным в носовой части. Их здесь, в Центральной и Южной Америке, до сих пор еще полно.

Уитмор покосился сначала на режиссера, потом на оператора, и сказал:

– Звучит неплохо. Вы смогли бы найти такой самолет, Джи Би?

– Я могу устроить так, чтобы его начали искать.

– Прекрасно, прекрасно, – Он проглотил дольку апельсина, – Черт возьми, возможно, мы смогли бы вставить это в картину. Ну, скажем, там где правительство посылает патруль на лошадях, оно послало бы бомбардировщик. Это как раз в том месте, где мы переправляемся через реку. Так что у меня был бы "браунинг" или "томпсон", и я стоял бы на коленях на этом чертовом перекате и яростно палил бы в бомбардировщик над головой. Могла бы получиться отличная сцена.

За столом стало очень тихо. Режиссер медленно обхватил обеими руками голову и стал что-то бормотать.

Но это действительно могла бы получиться отличная сцена – для Уитмора. Он стоит на коленях в покрытой белой пеной воде и отчаянно палит в небо из автомата.

Что же касается технических деталей, то бомбардировщик, делающий 200 миль в час, был бы в какое-то мгновение на 100 метров впереди, а спустя две секунды уже на 100 метров позади. Видимо, именно по этой причине так мало бомбардировщиков было сбито с помощью автоматических винтовок Браунинга и ручных пулеметов Томпсона.

И тем не менее получилась бы отличная сцена – и все присутствовавшие за столом это понимали.

– Думаю, я представляю, где мы сможем еще раз промочить ноги, – сказал Луис.

Уитмор съел еще дольку апельсина.

– Прекрасно. Скажите парням, которые пишут диалоги, что нам нужно. – Он снова взглянул на меня. – Теперь мы столкнулись еще с одной проблемой. Нам нужно определенное место съемки. Мы здесь можем построить любые джунгли, реку, деревню с крытыми оловом крышами. Но есть парочка сцен, где нам нужна настоящая испанская архитектура. Что-то вроде тех церквей с двумя куполами, которые мы видели в Мехико, вы понимаете, о чем я говорю?

Я понимал. Я полдюжины раз видел, как он привязывает свою лошадь возле такой церкви. Это бы пометило фильм об испаноязычном мире быстрее, чем вы успели бы произнести это вслух.

Оператор сказал:

– Может быть, Пуэрто-Рико? Однажды я делал там документальный фильм. Там полно...

– Только не Пуэрто-Рико, – возразила Джи Би. – Там мы снова попадем под действие американских законов о труде. Весь бюджет полетит ко всем чертям и нам никогда не удастся заполучить поддержку Иди.

– Уолт, мы можем пригласить сюда Родди и он за одну неделю построит все, что нужно.

– Родди стоит денег, – сказала Джи Би. – А кроме того, это будет еще одна заработная плата, выплаченная американцу, босс.

– Почему вы позволяете этому человеку разговаривать, – зарычал Уитмор. Все замолчали. Он кивнул мне. – Приятель, вы же местный житель. Давайте послушаем вас.

– На Ямайке нет ничего подобного: мы слишком долго были английской колонией. – Я закрыл глаза, представил себе мысленно карту Карибского бассейна и начал перечислять. – Ближе всего расположена Куба, но... Мехико находится на расстоянии семисот миль, ближайшая точка в Южной Америке удалена на добрые пятьсот миль. По пути есть Гаити, но мне никогда не приходилось слышать, чтобы кто-то проводил съемки на Гаити.

– Давайте пригласим Родди, – сказал режиссер.

– Есть еще республика Либра.

Уитмор и Луис переглянулись. Луис снова медленно пожал плечами.

– Мы могли бы осмотреться там в ближайший уик-энд.

– Да. – Уитмор взглянул на оператора. – Вы хотели заняться профилактикой кинокамер, верно? Так что мы не будем снимать в субботу и воскресенье, а наш друг отвезет нас в республику Либра. Так, стало быть туда поедут, – он оценивающе осмотрел весь стол: – я сам, режиссер, Луис, – потом он показал на изящно одетого молодого человека, который не проронил за все это время ни слова, – и Джи Би. Стало быть нас будет шестеро. Джи Би, закажите отель, хорошо?

– Подождите, – сказал я. Все повернулись ко мне. – В республике сейчас происходят некоторые события. Я не знаю, как они отреагируют на появление иностранцев: у них может возникнуть желание выставить нас вон, или наоборот, пустить нас в Либру, чтобы доказать, что все идет прекрасно и нормально. Я просто не знаю.

Луис мягко заметил:

– Ну вот мы все и увидим.

– Да. Но возникнет еще одна дополнительная проблема, связанная со мной. Они, кажется, настроены против меня. На днях пара их реактивных истребителей меня атаковала. Так что, как бы они не отнеслись к вам, может случиться так, что мне в Бартоломео будут не особенно рады.

– Вы не хотите туда лететь? – грубовато и резко спросил Уитмор.

– Не совсем так.

Возможно, полететь туда было самым правильным шагом: появлялась возможность выяснить отношения с властями. Если бы предложить им солидные доказательства, что я могу оказать их стране помощь в заключении весьма выгодной сделки... Это позволило бы мне снова вернуть республику на мою карту – а мне явно нужны были на ней новые места.

– Не совсем так, – снова повторил я. – Просто они могут подумать, что я играю не только в вашем оркестре.

– Вряд ли они смогут посадить меня в тюрьму, – сказал Уитмор. Потом его лицо затвердело и на нем появилась тонкая, немного зловещая улыбка. Я знал это выражение: оно появлялось, когда небритый тип в дальнем конце бара заявлял, что не переносит запаха блюстителей закона. – Просто держитесь поближе ко мне, приятель. Мы справимся.

Режиссер поймал мой взгляд и издал глубокий усталый вздох. Он тоже знал это выражение – и сцену, которая должна была последовать за ним: побоище в баре.