"Источник" - читать интересную книгу автора (Ламли Брайан)

Глава 6 Гарри Киф: некроскоп

Гарри сидел на берегу реки и беседовал со своей матерью. Он предполагал, что находится здесь в одиночестве и никто за ним не наблюдает. Однако в любом случае это не играло никакой роли — никому нет дела до слегка вывихнутого парня, который сидит на берегу реки и разговаривает сам с собой. Он полагал, что местные люди считают его одиноким эксцентриком — человеком, за которым следует присматривать, но в принципе безвредным субъектом. Он считал, что дела обстоят именно так, и не пытался каким-либо образом изменить существующее положение вещей. В данной ситуации это было, видимо, наилучшим вариантом.

В общем-то, иногда ему хотелось поменяться с ними местами: стать обычным заурядным человеком, любящим копаться в своем садике. Homo sapiens в типичной для него обстановке. Но поменяться местами было невозможно — он находился на своем месте, которое вряд ли можно было назвать нормальным. Он был некроскопом, и, насколько ему было известно, — единственным некроскопом в этом мире. Должны бы существовать и другие — по крайней мере, его сын. Однако Гарри-младшего было невозможно найти. Если он и существовал в этом мире, то Гарри не знал его местонахождения.

Гарри взглянул вниз между коленей на свое лицо, отражавшееся в зеркале воды. Он наблюдал, как безразличное выражение постепенно превращается в циничную ухмылку. Ага, конечно, это “его собственное лицо”! Чтобы дополнительно усложнить ситуацию, следовало помнить о том, что на самом деле это не было его лицом! То есть сейчас... В общем, если смотреть фактам в глаза, то лицо это принадлежало Алеку Кайлу, который в свое время был главой отдела экстрасенсорики. Одновременно Гарри пытался рассмотреть себя — того, прежнего Гарри Кифа, которым он когда-то был и на лицо которого легла чуждая ему маска — чуждая, но не чужая. Во всяком случае, в данное время. Правда, для того, чтобы привыкнуть к ней, ему понадобилось восемь лет. Восемь лет, в течение которых он, просыпаясь, смотрел в зеркало и спрашивал себя: “Господи, кто это?”. В конце концов этот вопрос стал чисто риторическим. И он получил на него ответ. Это он, это его личность, хотя и пребывающая в чужом теле.

— Гарри? — встревоженный голос матери прервал его размышления над этим парадоксом. — Знаешь, тебе пора прекратить беспокоиться о таких вещах. Тот этап твоей жизни завершился, и с ним следует покончить. Тебя призвали для того, чтобы ты сделал некое свершение, и ты с этим справился. И сделал больше, чем мог бы сделать любой другой человек. В результате этого произошли... ну, изменения. И все же ты знаешь, что остался самим собой.

— Но в оболочке другого человека, — сухо ответил он.

— Алек был мертв, Гарри, — она излагала все это, раскладывая факты по полочкам, поскольку трудно было изложить их как-нибудь иначе. — Он был более чем мертв, потому что от его сознания не осталось вообще ничего — как и от души. Да и в любом случае у тебя не было выбора.

Мысли Гарри, подстегнутые словами матери, понесли его в прошлое. К событию, которое случилось восемь лет назад. Алек Кайл был тогда на задании в Румынии, и ему нужно было уничтожить останки покоящегося в тех местах человека-вампира. Тибор Ференци был давно мертв, но часть его оставалась в этом мире, загрязняя его, загрязняя всякого, кто прикасался к этой его части. Кайл преуспел в выполнении своей задачи, сжег существо и уже собирался возвратиться в Англию, но в этот момент его захватили советские экстрасенсы. Тайно доставленный в Россию в особняк в Бронницах, где находилась в то время штаб-квартира советского отдела, он подвергся чудовищной процедуре промывания мозгов с использованием современных методов электроники. Они выкачали его сознание, в буквальном смысле слова опустошив его мозг вместе со всеми находившимися там сведениями. Дело не ограничивалось ослепительно ярким светом, резиновыми дубинками, таблетками, от которых развязывается язык, и тому подобными видами: все содержание его сознания было насильственным путем, без какой-либо необходимости, изъято — как выдергивают здоровый зуб — изучено и выброшено. В ходе этой операции советские телепаты получили необходимые им сведения — секреты своих противников — английских экстрасенсов. Когда операция была наконец завершена, Кайл был еще жив — точнее, в его теле поддерживали жизнь — однако мозг его был полностью опустошен и мертв. В момент отключения систем поддержания жизнедеятельности умерло бы и его тело. Его палачи, собственно, именно это и собирались сделать: дать ему умереть и выбросить труп где-нибудь в Западном Берлине. Вряд ли нашелся хоть один патологоанатом в мире, который смог бы выявить причину его смерти.

Вот такой был написан сценарий. Однако... пока Алекс Кайл оставался лишь живой оболочкой, лишенной сознания, Гарри Киф был, напротив, чистым сознанием, не обладавшим телом! В качестве бестелесного обитателя бесконечности Мёбиуса Гарри искал Кайла, нашел его, а остальное уже мало зависело от него. Природа не терпит пустоты ни в физическом, ни в метафизическом мирах. Пустой мозг Кайла взывал к какому-то содержимому. В результате сознание Гарри воплотилось в тело Кайла.

С тех пор... с тех пор случилось многое.

Гарри усилием воли изменил выражение своего лица и попристальней вгляделся в свое отражение в воде. Его (или Алека?) волосы были светло-русыми, густыми, вьющимися, однако за последние восемь лет они несколько поредели и мазки седины стали довольно заметными. Пройдет еще немного времени, и седина полностью перекроет естественный цвет волос — а ведь Гарри еще не исполнилось и тридцати. Его глаза не просто светло-карие, а прямо-таки медовые — очень большие, умные и (что было действительно странно) невинные. Даже теперь, после всего, что он увидел, узнал и пережил, взгляд оставался невинным. Можно было бы сказать, что у некоторых патологических убийц отмечается точно такой же взгляд, но в случае Гарри он был действительно таковым. Он не напрашивался на те задания, которые ему пришлось выполнить. Он не собирался делать то, что ему приходилось делать.

Зубы у него были крепкими, хотя и не идеально белыми, не слишком ровными; линия рта, обычно чувственная, могла становиться жесткой или даже жестокой. У него был высокий лоб, на котором он время от времени высматривал морщинки. У того, старого Гарри, было довольно много морщин на лбу, но сейчас их не было видно.

Что касается остальных частей тела Гарри, то они были в хорошем состоянии. Ну, может быть, самую чуточку с излишним весом. Правда, при его росте это было практически незаметно. И уж во всяком случае, незаметно для Алека Кайла, который занимался в секции в основном сидячей работой. Для Гарри, правда, это имело значение. Ему хотелось довести обретенное тело до совершенства, до пика формы. В принципе, это было неплохое тело сорокалетнего мужчины, но было бы лучше, если бы оно было телом тридцатилетнего мужчины — самого Гарри.

— Что с тобой опять творится, Гарри? — спросила его мать. — Что тебя беспокоит, сынок? Опять Бренда и маленький Гарри?

— Глупо было бы оспаривать это, — печально ответил он, несколько раздраженно пожав плечами. — Ты ведь ни разу не встречала их, да? Ты же знаешь, что он мог бы поговорить с тобой, но... я так и не могу понять, что с ним случилось. Одно дело — потерять кого-то, пусть даже не одного, а двух человек, — но совсем другое дело — оставаться в неведении относительно того, что случилось. Он ведь мог сказать мне, куда забирает ее. Мог изложить свои аргументы. В конце концов, я ведь не виноват в том, что она была такой, какой была, верно? А может быть... — и вновь он пожал плечами, — просто не понимаю...

Его мать слышала все это не раз. Она понимала, что он имеет в виду, умела дополнить недоговоренное, умела извлекать содержание даже из тона его голоса. Пока все было нормально, он, как правило, разговаривал с ней вслух, ясно и отчетливо, хотя в этом не было нужды, поскольку он являлся некроскопом (да, некроскопом, то есть человеком, который умел общаться с умершими). И потому, что она была мертва, мертва с того времени, когда Гарри был еще младенцем.

Она находилась там, где находилась, уже более двадцати семи лет — в иле и водорослях на дне реки, — убитая когда-то отчимом Гарри. Но Гарри отомстил убийце, утопил рядом с его жертвой, правда, после смерти отчим старался ни с кем не разговаривать.

— Почему бы не взглянуть на это с их точки зрения? — спокойно предложила мать. — На Бренду обрушились события, которых было слишком много для простой деревенской девушки. Может быть, она просто... хотела убежать от всего этого. По крайней мере, хоть на некоторое время.

— На восемь лет? — в голосе Гарри появились едкие интонации.

— Но убежав куда-то в более спокойное место, — мать торопливо выстраивала дипломатические конструкции, — она осознала, что ей лучше жить так. А он мог заметить, что ей так лучше, и потому они не возвращаются. После всего, что было сказано и сделано, ты должен был бы в первую очередь заботиться об их счастье. Разве не так, Гарри? И ты должен быть первым, кто признал бы, что ты — не тот человек, за которого она могла бы выйти замуж. Действительно не тот. Ах...

Сейчас он ясно представлял, как она прикрывает ладонью рот, сознавая в то же время, что у нее давным-давно нет ни рта, ни ладони, увы, в спорах у нее всегда было преимущество, поскольку она знала не только свои мысли, но и мысли Гарри.

— Я хочу сказать, что...

— Ладно, все в порядке, — он оборвал ее. — Я знаю, что ты хочешь сказать. И ты права — со своей точки зрения.

Поскольку мать старалась вести себя дипломатично, она зашла в своих высказываниях не слишком далеко, и Гарри понимал это.

А тогда, восемь лет назад, произошло следующее.

В бесконечности Мёбиуса Гарри случайно выявил элементы зловещего заговора, угрожавшего всему миру. Некий вампир Тибор Ференци подверг ряду метаморфоз еще не родившегося ребенка. Он физически (и в то же время психологически, духовно) направленно повлиял на ничего не подозревающую будущую мать, имея виды на будущее пока еще не родившегося ребенка. И когда этот ребенок вырос в молодого человека по имени Юлиан Бодеску, Тибор решил использовать его для реализации собственного потенциала зла, превосходящего все человеческие и нечеловеческие представления.

Перед британским отделом экстрасенсорики стояла двойная задача: выявить и уничтожить все, что оставалось следствием могучего влияния вампиров (и главным образом Тибора) в СССР и на территории его сателлитов, то есть сделать так, чтобы никогда больше не могла возникнуть “ситуация Бодеску”; кроме того, им нужно было уничтожить самого Юлиана Бодеску, через которого Тибор решил терроризировать весь мир.

Однако Бодеску раскрыл планы отдела, и в частности конкретный план своего уничтожения, обратив растущую мощь и холодную жестокую ярость вампира именно на них. Его главным противником в отделе был Гарри Киф, пребывавший в бестелесном состоянии и в то время неразрывно связанный с личностью своего недавно родившегося сына. А потом... остальных членов отдела можно было выследить и уничтожать одного за другим по выбору.

План был чудовищным уже сам по себе, но ужас всей ситуации заключался в последствиях этой кровавой бойни. Дело в том, что после этого уже никто не смог бы остановить Бодеску, который был способен усилием воли создать целую армию существ, слепо повинующихся ему и распространяющихся, словно черная чума, по всей Земле! Причем возможности воплощения такого плана были вполне реальны, потому что Бодеску, став одним из высокопоставленных Вамфири, был лишен их самодисциплины. В принципе, Вамфири главным образом заботились о собственной территории, обладая своего рода клановой честью. Они были осторожными одиночками и, как правило, рационально планировали свою собственную судьбу. А самое главное — они гордились своей силой, эволюцией и историей своего племени, реально оценивали способности и достоинства человека. Если бы человечество осознало, что вампиры являются реальными существами, а не персонажами мифов и легенд, за ними началась бы охота и в конце концов их истребили бы всех до одного! Однако Юлиан Бодеску был “самоучкой”: у него не было моральных устоев и принципов племени Вамфири. Он был лишен тех черт, которые и делали Вамфири такими, какие они есть. Он был попросту кровососом, причем кровососом безумным!

Бренда и ее сын Гарри-младший, которому тогда исполнился всего-навсего месяц, жили в просторной квартире в Хартлпуле на северо-восточном побережье Англии, когда наконец наступила развязка. Оставляя за собой кровавый след, Бодеску уклонился от попыток отдела захватить его, оставил свой дом и отправился на север страны. Унаследовав опыт своего учителя в области чудовищной некромантии, он умел “исследовать” обезображенные трупы своих жертв и “вычитывать” из их мозга, крови и внутренностей наиболее глубоко хранимые тайны. То же самое он намеревался проделать с обоими Гарри — отцом и сыном: убить их и похитить тайны некроскопа, проникнув тем самым в природу и особенности бесконечности Мёбиуса.

Отдел экстрасенсорики, наблюдавший за домом в Девоне, упустил свою главную цель. Они застали там невероятную, ужасную картину: тетя, дядя и кузина Бодеску после пыток были превращены в вампиров; их гигантский пес стал чем-то иным, чем просто собакой; чудовищное существо было обнаружено в обширных подвалах усадьбы, а мать Бодеску сошла с ума от невыносимого сознания того, что произошло с Юлианом. И дом, и его обитатели сгорели в очищающем огне.

В Хартлпуле проживали люди, связанные с отделом и присматривающие за домом, где располагалась квартира Бренды, и за ее окружением. Местная полиция и Специальный отдел Скотланд-Ярда тоже были поставлены в известность (хотя ограниченно, чтобы не посеять панику среди населения) о том, что женщина и ребенок, проживающие в комнатах в мансарде, возможно, являются потенциальными жертвами некоего “сбежавшего пациента сумасшедшего дома”. Присутствие представителей правопорядка не слишком помешало Вамфиру: он ворвался в дом, безжалостно уничтожил всех, кто стоял на его пути, и наконец добрался до своей цели. Но там, где был бессилен Гарри Киф, пребывавший в бестелесном состоянии, его крошечный сын продемонстрировал свои способности. Он унаследовал от отца способность разговаривать с мертвыми и мог даже вызывать их из могил на кладбище, расположенном напротив дома.

Гарри-старший считал себя узником младенческой психики, но дело было не в этом. Младенец держал его при себе лишь по одной причине: ему нужно было исследовать сознание Гарри и научиться всему, что он знал. С физической точки зрения он был беспомощным младенцем, однако с психической...

Уже к этому времени способности Гарри-младшего превышали те, которыми обладал его отец и которыми он мечтал обладать. Потенциал его был безграничен. Детское сознание впитало всю теорию, и ему не хватало лишь практики, опыта. Но этот период продлился недолго.

Бренда, пытаясь защитить своего сына от кошмарного Юлиана Бодеску, была безжалостно отброшена Вамфиром в сторону. Пребывая в бессознательном состоянии, она не видела их столкновения. А вот Гарри, вспоминая о том, что видел в этой квартире, помнил все живо, так, будто это происходило только вчера.

Оба Гарри смотрели глазами младенца в воплощение ужаса — лицо Юлиана Бодеску. Нависнув над колыбелью ребенка, он одним своим видом недвусмысленно заявлял о намерениях.

«Все кончено! — подумал Гарри. — Все кончено и столь бесславно!»

В его сознании раздался другой голос: “Нет! Ничто не кончено! Научившись у тебя, я знаю, что можно сделать. В этом отношении я больше не нуждаюсь в тебе. Но ты нужен мне как отец. Так что беги, спасайся!”.

Так говорить с ним мог только один человек. Он обращался к нему впервые. Времени для вопросов и возгласов изумления не было. И тогда... Гарри сбросил оковы младенческого тела, вновь обретя свободу — свободу отправиться в своем бестелесном облике в убежище бесконечности Мёбиуса. Он мог уйти, уйти мгновенно, оставив сына перед лицом опасности. Он мог... но не смог!

Челюсти Бодеску разверзлись, как огромная яма, и из-за рядов сверкающих, острых, как кинжалы, зубов появился раздвоенный змеиный язык.

— уходи ! — вновь сказал Гарри, на этот раз более настойчиво.

— Ты мой сын! — воскликнул Гарри-старший. — Черт возьми, я не могу вот так уйти! Я не могу оставить тебя этому существу!

— Оставить меня ему? — похоже, младенец не очень понял, о чем идет речь, но потом, поразмыслив, он сказал:

— Неужели ты думаешь, что я собираюсь оставаться здесь?

Мерзкие лапы чудовища уже тянулись к колыбели. Маленький Гарри видел в глазах монстра жажду крови. Он повертел туда-сюда своей головкой в поисках двери Мёбиуса. Дверь находилась совсем рядом с его подушкой. Найти ее было несложно — это было заложено в его генах. Она Все время находилась рядом. Он полностью контролировал свое сознание, хотя в меньшей степени мог контролировать тело. Но и того, что он мог, было вполне достаточно. Напрягав непривычные к усилиям мышцы, он поднялся в колыбельке, свернулся в клубок и вкатился в дверь Мёбиуса. Лапы и челюсти Вамфира встретили лишь воздух!

После этого судьба Юлиана Бодеску была предрешена. Это не Гарри-старший вызвал мертвецов из могил местного кладбища, это сделал его сын. Мертвецы любили этого ребенка. Он беседовал с ними — беседовал, еще находясь во чреве матери! Они любили его и доверяли ему так же, как и его отцу. И если Гарри-младший оказался в беде, им нужно было всего лишь напрячь конечности, окостеневшие в объятиях смерти, усилием воли надеть на себя псевдоплоть, заменяющую ту, что давным-давно была изъедена червями.

Именно они схватили Вамфира, утащили его в глубины своих могил, оторвали его пронзительно верещащую голову от тела и сожгли останки в пепел. А Гарри-старший, который перестал быть узником тела младенца и превратился в хозяина бесконечности Мёбиуса, наблюдал за происходящим и давал указания, когда это было необходимо.

Позже Гарри узнал, что его сын не только спас жизнь отца, но и отвел опасность от матери, которая лежала в бессознательном состоянии. Ребенок использовал метафизику Мёбиуса для того, чтобы перенестись вместе с Брендой в безопасное место, а точнее, в наиболее безопасное из всех мест, которые можно себе представить — в штаб-квартиру отдела экстрасенсорики в Лондоне. Гарри же должен был сам решать свою судьбу, и он поселился в бренной оболочке Алека Кайла. Он сделал это, заодно уничтожив новую любимую игрушку КГБ — советский отдел экстрасенсорики в Бронницах.

После этого следовало бы отдохнуть, сделать паузу, прийти в себя, восстановить нормальную жизнь. Однако работники отдела, празднуя тройной успех — уничтожение Юлиана Бодеску, устранение источника, постоянно поставлявшего вампиров и находившегося в одной из европейских стран, и разрушение центра, где КГБ заставило работать на себя экстрасенсов — не совсем понимали, что именно пришлось пережить Гарри и его семье. Теперь, когда дело было сделано, они хотели все занести на карточки и схемы, записать, изучить и осознать. А единственным человеком, способным сделать это, был Гарри. В течение месяца он делал все, о чем его просили, и даже всерьез рассматривал предложение стать директором отдела. Однако именно в это время он вдруг заметил, что с Брендой творится что-то неладное. Как сказала его мать, глупо было удивляться случившемуся — действительно, следовало ожидать и предвидеть, что у Бренды случится срыв.

, В конце концов, она совсем недавно стала матерью и не успела оправиться от беременности, прошедшей с осложнениями, и тяжелых родов. Был момент, когда врачи считали, что ее не удастся спасти. Если добавить к этому тот факт, что она знала о способностях мужа (о том, что он был некроскопом) и непрерывно мысленно молилась за него, а также если добавить к этому тот факт, что ее новорожденный младенец, как оказалось, обладал теми же, если не более могущественными способностями — такими, что даже среди экстрасенсов отдела он был явным исключением; если же добавить еще тот факт, что Гарри ныне был в полном смысле слова другим человеком — человеком, который нес в своем сознании все прошлое, все воспоминания и привычки Гарри, но пребывал в теле иного человека; и, наконец, если вспомнить, какой чудовищный ужас она пережила в ту самую ночь, встретившись лицом к лицу с этим монстром Юлианом Бодеску, чья внешность превосходила самые ужасные кошмары...

В общем, трудно удивляться, что под таким чудовищным давлением мозг бедняжки сдал! В довершение всего, она не любила Лондон, но не могла вернуться и в Хартлпул — в ее старой квартире на нее непременно обрушились бы жуткие воспоминания. Итак, по мере того, как ее психологическая связь с реальным миром истончалась, а визиты ее к врачам и психиатрам учащались, в одно прекрасное утро она и младенец...

— Они пропали! — громко воскликнул Гарри. — Их здесь не было. Их не было нигде, где я смог организовать поиски. А больше всего мне обидно то, что не осталось никаких предупреждений или хотя бы намеков. Он просто собрался и забрал ее... куда-то. И вы знаете, он ни разу не поговорил со мной! После того первого случая, когда Юлиан Бодеску едва не прикончил нас, он ни разу не обратился ко мне! Он мог бы сделать это: он посматривал на меня так, как обычно посматривают младенцы, и я чувствовал, что он способен заговорить со мной. Но он так и не сделал этого, — Гарри вздохнул и пожал плечами. — Так что, возможно, во всем случившемся он винит меня. Может статься, они оба винят меня. И кто может сказать, что они не правы в этом? Если бы я не вел себя таким образом...

— Да? — Мать его вновь рассердилась. Ей не нравились нотки самообвинения, начинавшие звучать в голосе Гарри. Где же была вся эта тихая сила, которой он, оказывается, умел пользоваться? — Если бы тебя там не оказалось? А если бы Борис Драгошани продолжал жить в России? А если бы Юлиан Бодеску продолжал творить Бог знает какое зло по всей Земле? Все эти мириады мертвых, отверженных, забытых, потерянных, в вечном одиночестве переживающих свои мысли мертвецов. Но ты изменил все это, Гарри, и пути назад нет. Ха! Если бы ты не был тем, кто ты есть на самом деле.

Он покивал, считая, что она, разумеется, права, а потом поднял плоский камешек и бросил его в воду так, что тот запрыгал по поверхности.

— Тем не менее, — сказал он со слегка изменившимся выражением липа, — мне бы хотелось знать, куда они подевались. Я хочу быть уверен в том, что с ними все в порядке. Ты, мама, уверена в том, что ничего не слышала?

— От мертвых? Здесь нет таких, кто не хотел бы тебе помочь. Поверь мне, если бы Бренда и маленький Гарри были... с нами, ты бы первым узнал об этом. Где бы они ни находились, они живы, сынок. В этом ты можешь полагаться на мои уверения.

Он нахмурился и устало потер лоб.

— Ты знаешь, мама, я ничего не понимаю. Если кто-то и способен их найти, то это только я. А мне не удалось обнаружить даже и следа! Когда они исчезли, я поднял на ноги людей из отдела. И они не смогли найти их. Пара экстрасенсов даже осторожно пыталась предложить мне идею, как ты понимаешь, конечно, с соблюдением правил приличия, что Бренда и малыш мертвы. К тому времени, как я передал работу Дарси Кларку, то есть спустя шесть месяцев, все, казалось, были уверены в том, что они умерли.

— Теперь в отделе есть люди, которые способны найти кого угодно и где угодно — определители улавливают психические эманации на другом конце света, но и они не смогли найти моего сына. А способности маленького Гарри были гораздо, гораздо сильнее, чем мои. Ну, твой народ (он имел в виду Великое Большинство бесчисленных мертвых людей) заявляет, что те люди живы, что они должны быть живы, поскольку они не числятся среди мертвых. И я знаю, что никто из вас никогда не солгал мне. Так что я думаю: если они не умерли, если они не находятся здесь, где я могу найти их — так где, черт побери, они находятся ? Вот что разъедает меня изнутри.

Он чувствовал, что она кивает, ощущал, что она горюет вместе с ним.

— Я знаю, сынок, знаю.

— А что касается их физических поисков, — он продолжал, словно не слыша ее, — есть ли еще уголок мира, где я не искал их. Но если их не может найти отдел, то какие шансы на это у меня ?

Мать Гарри слышала все это и раньше. Теперь это было его навязчивой идеей, единственной страстью в жизни. Он стал похож на азартного игрока, прилепившегося к рулетке, единственной мечтой которого является находка выигрышной системы, которой на самом деле не существует. Он провел почти пять лет в поисках и еще три года планируя различные стадии поисков. Без всяких результатов. Она старалась помогать ему во всех начинаниях, но пока перед ним простиралась долгая, горько разочаровывавшая его дорога...

Гарри встал и стряхнул с брюк пыль.

— Сейчас я возвращаюсь в этот дом, мама. Я устал. Я чувствую себя так, как чувствовал бы после трехчасового допроса. Мне, сдается, пошел бы на пользу хороший долгий отпуск. Время от времени мне кажется, что было бы хорошо, если бы я мог перестать думать. О них, во всяком случае.

Она понимала, что он имеет в виду: он дошел до конца пути и теперь некуда было направлять поиски.

— Совершенно верно, — согласился он, отвернувшись от берега реки, — искать больше негде, да и в любом случае особого толку от этого нет. Нет особого толку делать еще что-нибудь.

Идя опустив голову, он наткнулся на кого-то, кто немедленно подхватил его под руку, чтобы удержать от падения. Поначалу Гарри не узнал этого человека, но узнавание не замедлило себя ждать.

— Дарси? Дарси Кларк? — Гарри начал было улыбаться, но почувствовал, что улыбка получается кислой. — Ну да, Дарси Кларк, — уже медленнее произнес он. — И ты не появился бы здесь, если бы я не был зачем-то вам нужен. Мне кажется, я достаточно ясно дал понять вашим людям, что покончил со всем этим.

Кларк изучал его лицо — лицо, хорошо знакомое еще по тем временам, когда оно принадлежало другому человеку. Теперь на нем появилось больше морщин и больше характерных черт. Не то, чтобы у Алека Кайла в свое время не было характера, просто со временем на эту плоть наложился отпечаток самого Гарри. Кроме того, давали знать о себе усталость и тяжелые переживания.

— Гарри, — сказал Кларк, — мне показалось, что ты разговариваешь с самим собой и речь идет о бессмысленности каких-то действий. Ты действительно так себя чувствуешь?

— И давно ты шпионишь за мной? — резко спросил Гарри.

Кларк был обескуражен.

— Я просто стоял здесь возле стены, — сказал он. — И вовсе не собирался шпионить. Но мне... не хотелось мешать тебе, вот и все. Я хочу сказать, там ведь лежит твоя мать, не так ли?

Гарри вдруг почувствовал безосновательность своих обвинений. Он повернулся к собеседнику и кивнул. Ему не нужно было опасаться этого человека.

— Да, — сказал он, — она здесь. Я говорил сейчас со своей матерью.

Инстинктивно Кларк быстро огляделся.

— Ты говорил с... — он бросил взгляд на тихие воды реки, и выражение его лица изменилось. Затем тихо сказал:

— Конечно же, как я мог забыть.

— Забыть? — Гарри не замедлил расставить точки над i. — Вы хотите сказать, что явились сюда совсем с иными целями? — Тут он слегка расслабился. — Ладно, давай зайдем в дом. Поболтать нам не повредит.

Пока они шли через заросли ежевики и дикого утесни-ка, Кларк незаметно наблюдал за некроскопом. Гарри не только выглядел немного рассеянным, отвлеченным — сам внешний его облик как-то опростился. На нем была рубаха с расстегнутым воротом, мешковатый серый пуловер, тонкие серые брюки и обшарпанные туфли. Внешность человека, которому наплевать на себя.

— Ты в таком виде смертельно простудишься, — с искренней озабоченностью заметил Кларк.

Бывший глава отдела выдавил из себя улыбку.

— Тебе никто не говорил, что вскоре наступит ноябрь?

Они прошли вдоль берега реки к дому в викторианском стиле, скрывавшемуся за высокой каменной стеной сада. Когда-то этот дом принадлежал матери Гарри, затем — его отчиму, а теперь, естественно, ему.

— Я не придаю особого значения времени года, — небрежно заметил Гарри. — Когда я чувствую, что начинает холодать, я просто потеплее одеваюсь.

— Ты, похоже, ничему не придаешь особого значения? — поинтересовался Кларк. — Ничему внешнему. И это значит, что тебе пока не удалось найти их. Прости, Гарри.

Теперь настал черед Гарри изучать Кларка.

Глава отдела получил назначение на эту работу оттого, что после Гарри его кандидатура была естественным выбором. Его дар гарантировал преемственность. Он был так называемым “дефлектором”, или отражателем. Он мог пройти через минное поле и остаться без единой царапины. А если бы он и наступил на какую-то из мин, у нее оказался бы испорченный взрыватель. Этот дар защищал его — и ничего более. Конечно, в один прекрасный день Дарси Кларк — подобно всем людям — умрет, но умрет он от старости.

Но если смотреть на Кларка, не зная обо всем этом, нельзя было и подумать о том, что он способен выполнять какую-то ответственную работу, и уж во всяком случае — не в самом засекреченном подразделении секретной службы. Так Гарри и подумал: “Вот самый непримечательный из всех людей, кого можно представить!”. Среднего роста — примерно пять футов пять дюймов, с волосами неопределенного серого оттенка, слегка сутулый, с небольшим животиком, но никак не склонный к ожирению, — он был во всех отношениях заурядным человечком. А через несколько лет он достигнет и среднего возраста!

Светло-карие глаза глядели на Гарри с лица, готового улыбнуться, хотя, похоже, улыбалось оно нечасто. Несмотря на то, что Кларк был хорошенько укутан в пальто с капюшоном и шарф, ему, казалось, было холодно. Но не столько физически, сколько психологически.

— Ладно, — ответил наконец некроскоп. — Я действительно не нашел их, и у меня опустились руки. Ты прибыл сюда по этому поводу? Придать мне чувство цели, направить на какой-то иной путь?

— Что-то вроде этого, — кивнул Кларк. — Я, конечно, на это надеюсь.

Они прошли через калитку в неухоженный сад Гарри, куда выходили обшарпанные слуховые окна и облупленный задний фронтон; верхние же окна выглядели недобро прищурившимися глазами. Все здесь годами приходило в упадок — ежевика и крапива разрослись так, что перегородили дорожку, и мужчинам пришлось не без труда пробираться к замощенному патио, куда выходила незапертая стеклянная дверь кабинета Гарри.

Само помещение было каким-то мрачным, неприбранным, запущенным. Кларк с сомнением остановился на пороге.

— Располагайся так, как тебе удобно, Дарси, — сказал Гарри. Кларк бросил на него резкий взгляд. Способности Кларка, однако, подсказывали ему, что все здесь в порядке: ничто не отталкивало его от этого места, никакого неожиданного желания покинуть его не ощущалось. Некроскоп слабо улыбнулся.

— Просто шутка, — сказал он. — Вкусы и отношения со временем меняются.

Кларк не ответил, но подумал: “Ну, твои вкусы я никогда не назвал бы кричащими. Наверняка это место очень соответствует твоим талантам!”.

Гарри указал в сторону плетеного кресла, а сам уселся за старинный дубовый стол. Кларк осмотрелся, попытавшись составить общее впечатление о комнате. Сумерки в ней были искусственного происхождения — комната должна была быть светлой, но Гарри задернул шторы и лишил ее освещения — за исключением того, что пробивалось сквозь стеклянные двери, ведущие в коридор. Наконец Кларк не выдержал:

— Немножко похоронная обстановочка, а? — сказал он. Гарри согласно кивнул.

— Это комната моего отчима, этого ублюдка-убийцы Шукшина! Знаешь, он ведь и меня пытался убить. Он был определителем, но особого рода. Он не просто вынюхивал экстрасенсов — он ненавидел их! В действительности, ему хотелось бы, чтобы и их духу не было в округе! От ощущения их присутствия у него шкура топорщилась на загривке, он просто с ума сходил от этого. В конце концов, это заставило его убить мою мать и попытаться убить меня.

— Я знаю об этом не меньше других, Гарри, — сказал Кларк. — Он ведь покоится в этой реке, не так ли? Шукшин? Так что, если это беспокоит тебя, не вижу смысла продолжать жить здесь, у реки.

Некоторое время Гарри смотрел в сторону.

— Да, он лежит здесь, в реке — там, куда пытался пристроить меня. А то, что он лежит здесь, меня не беспокоит. Здесь же лежит и моя мать, как тебе известно. Среди мертвых у меня всего лишь кучка врагов. Остальные — мои друзья, и это верные друзья. У них нет никаких запросов, у этих мертвых... — некоторое время он помолчал, а затем продолжил:

— Во всяком случае, Шукшин сделал свое дело. Если бы не он, я никогда не попал бы в отдел и, возможно, не сидел бы здесь, беседуя с тобой. Вероятно, посиживал бы где-нибудь и пописывал истории про мертвецов.

Кларку, как и матери Гарри, не нравилось его упадническое настроение.

— Так ты больше не пишешь?

— Это все были не мои истории. Как и все остальное, они служили средством для достижения цели. Я больше не пишу. Я вообще мало чем занимаюсь. — Неожиданно он сменил тему разговора.

— Знаешь, я не люблю ее больше.

— Кого?

— Бренду, — и Гарри пожал плечами. — Наверное, я любил малыша, но не его мать. Видишь ли, я хорошо помню, что она собой представляла в те времена, когда я действительно любил ее — конечно же, ведь как личность я не изменился, но с физической точки зрения — другое дело. У меня совершенно изменилась биохимия организма. У нас с Брендой никогда не было особенно интимных отношений. Нет, дело не в этом. Не это донимает меня, а невозможность узнать, где они пребывают. Знать, что они существуют, но не знать — где. В этом-то и вся проблема. В свое время я подолгу не разлучался с ними, а уж в особенности — с ним. Был период времени, когда я был с ним единым целым. Пусть, вопреки своему желанию и убеждениям, я многому научил его. Он получил знания прямо из моего сознания, и мне было бы любопытно узнать, как он ими воспользовался. В то же время я понимаю, что если бы они не исчезли, мы с ней давно расстались бы. Даже если бы она полностью оправилась. И иногда мне кажется, что их уход был к лучшему — и не только для нее, но и для него.

Все это Гарри проговорил без пауз, практически на одном дыхании. Кларк был доволен; он решил, что заметил трещинку в стене. Возможно, Гарри показалось, что время от времени стоит поговорить и с кем-то из живых.

— Не зная, где они находятся, ты решил, что это лучшее место для них? Почему?

Гарри сел попрямее, и когда заговорил, голос его был вновь тверд.

— А какую жизнь он вел бы в отделе экстрасенсорики? Чем бы он занимался сейчас, став на девять лет старше? Гарри Киф-младший, некроскоп и исследователь бесконечности Мёбиуса?

— Ты так считаешь? — Кларк заговорил уверенней. — За кого ты нас принимаешь? — Возможно, Гарри был и прав, однако Кларку хотелось думать иначе. — Он вел бы жизнь по собственному выбору. Здесь не СССР, Гарри. Его никто ни к чему не принуждал бы. Разве мы пытались как-то нажимать на тебя? Тебя принуждали, на тебя давили, тебя заставляли работать на нас? Несомненно, ты был самым ценным нашим приобретением, однако когда восемь лет назад ты решил, что хватит... Разве мы в чем-то препятствовали? Мы просили остаться — вот и все. Никто не оказывал никакого давления.

Кларк помотал головой, как бы физически стараясь стряхнуть с себя настроение другого человека, начинающее липнуть к нему. Частично он выполнил задачу, с которой прибыл сюда: он заставил Гарри Кифа заговорить о своих проблемах. Теперь он должен заставить его задуматься и заговорить о более важных проблемах — ив особенности об одной из них.

— Гарри, — начал он очень осторожно, — мы прекратили поиски Бренды и ребенка шесть лет назад. Мы бросили бы это дело еще раньше, если бы не уважение к тебе — хотя ты ясно демонстрировал, что не имеешь больше с нами ничего общего. В то время мы действительно считали их мертвыми — иначе мы отыскали бы их. Но это было тогда, а сейчас кое-что изменилось...

Кое-что изменилось? Слова Кларка медленно доходили до сознания Гарри. Он почувствовал, как бледнеет. Тогда они считали их мертвыми, но с тех пор кое-что изменилось. Гарри склонился над столом и смотрел на Кларка в упор своими широко раскрывшимися глазами.

— Вы нашли какой-то ключ? Кларк предупредительно поднял руки ладонями вперед, прося о сдержанности. Он слегка пожал плечами.

— Возможно, мы напали на параллельный случай... а может быть, на что-то совсем иное. Видишь ли, у нас нет средств проверить это. Они есть лишь у тебя, Гарри.

Гарри нахмурился. Он чувствовал, что его заманили в ловушку, что он подобен ослу, послушно следующему за морковкой, но не ощущал гнева. Если у отдела есть что-то — пусть вроде морковки — это лучше, чем сено, которое он без толку пережевывал. Он встал, обошел вокруг стола и начал разгуливать по комнате. Наконец он остановился и пристально взглянул на сидевшего Кларка.

— Тогда тебе придется рассказать мне все, — сказал он. — Не обязательно я после этого на что-то соглашусь. Кларк кивнул.

— Я — тоже, — сказал он. С неодобрением он оглядел комнату. — Может быть, мы добавим немного света и воздуха? А то сидим здесь, как в тумане!

И вновь Гарри нахмурился. Неужели Кларк так легко и быстро добивался своего? Тем не менее, он открыв стеклянную дверь и раздернул шторы. Затем, аккуратно усевшись за своим столом, он бросил:

— Говори!

Теперь в комнате стало светлее, и Кларку свободнее дышалось. Он глубоко вздохнул, устроился поудобнее и положил руки на колени.

— Есть такое местечко в Уральских горах, под названием Печорск, — начал он. — Там-то все и началось...