"Тварь внутри тебя" - читать интересную книгу автора (Ламли Брайан)

Глава 5Восставшие из праха

В полночь Гарри все еще кипел от злости. Он окружил свое сознание экраном Уэллесли и вышел в сад, направляясь к старой калитке, косо висевшей на ржавых петлях. Ночь была его союзником. Гарри стоял, слившись с тенью дерева, совершенно неразличимый в темноте. Он смотрел за реку, где его кошачьи глаза разглядели неподвижную фигуру среди деревьев: блоху, кусавшую его мозг, — Пакстона.

— Пакстон...

Слово сорвалось ядовитым шипением с его губ, оно, словно ядовитые испарения, клубилось в его сознании — или в сознании существа внутри него. Потому что вампир, как и некроскоп, ощущал угрозу и готов был действовать совсем иначе. Если бы ему дали волю.

— Пакстон, — выдохнул он имя в холодный и прозрачный ночной воздух, и дыхание сгустилось дымкой, поплыло вдоль тропинки, обвилось вокруг лодыжек. Темная сущность Вамфири разрасталась и почти овладела им. — Ты слышишь меня, ты, сволочь? — его дыхание поплыло через калитку, вдоль заросшей тропки, сквозь прибрежные заросли куманики, над стеклянной гладью. — Ты не можешь прочесть меня, ты не знаешь, что я здесь...

И тут неожиданно, из ниоткуда пришел голос, скорее ужасное бульканье (это был голос Фаэтора Ференци):

— Не прячься! Он тут, рядом. Вымани его! Он хочет пролезть в твой мозг? Сделай это с ним сам! Он думает, ты испугаешься, а ты будь смелее. И, когда он откроет свою мерзкую пасть, проникни в него: внутри он мягче!

Голос из ночных кошмаров. Но Гарри сам извлек его из глубин памяти: снаружи никто не мог проникнуть сквозь экран Уэллесли. Да и Фаэтора не было здесь, он ушел в те края, куда нет доступа никому, покинул этот мир безвозвратно.

Слова Фаэтора, отца вампиров, которые всплыли в сознании Гарри, относились к его врагу и кровному родственнику, Яношу. “Но почему бы, подумал Гарри, — не применить их к данной ситуации?” А может, это рассуждал не Гарри, а тварь внутри него?

Пакстон шпионит за ним, чтобы доказать, что Гарри вампир. И коль скоро это правда, похоже, тут ничего не поделаешь. Так что же, просто сидеть и ждать, что произойдет, когда эта блоха отправит свой донос? Ему хотелось как-то сравнять счет, чтобы шпиону было над чем поразмыслить.

Не то чтобы Гарри не терпелось расчесать место, которое зудит, нет, это разоблачило бы Гарри, тогда в него вцепится куда больше блох и их укусы могут оказаться смертельными. И потом, это было бы убийством.

Мысль об убийстве ассоциировалась с кровью; а этого нельзя было себе позволять. Он сделал шаг назад, от калитки в ветхой каменной ограде, в глубь сада, создал дверь Мёбиуса... и оказался на сельской дороге, что шла за рекой вдоль берега. Вокруг не было ни души; по небу бежали тучи; река блестела сквозь деревья, росшие на обочине, как свинцовая лента, которую кто-то обронил в темноте.

Машина Пакстона стояла на обочине, под нависшими ветвями. Новая дорогая модель сверкала лаком в темноте; двери заперты, стекла подняты. Она была слегка развернута вниз по склону холма, в сторону поворота с ограждением, где дорога вливалась в главную магистраль, ведущую в Боннириг.

Гарри обошел машину и скрылся среди деревьев. Туман вился следом; нет, вернее, он сам источал и сгущал вокруг себя туманную дымку. Она вскипала под его подошвами, клубилась над его плащом как своего рода испарение, морозным дыханием вырывалась изо рта. Гарри продвигался плавно и бесшумно, ноги безошибочно находили мягкую землю, избегая предательских хрупких сучков. Он ощущал, как его жилец управляет послушными мышцами, набирая силу и завоевывая новые позиции.

Для твари это прекрасный повод испытать свою власть, взять его под контроль, заставить сделать то, после чего возврата уже не будет.

До сих пор Гарри более или менее сдерживал в себе лихорадку. Да, вспышки гнева были яростней, чем раньше, приступы депрессии — глубже, а кратковременные вспышки радости — острее, но он не чувствовал над собой по-настоящему неотвязной власти страстей, ничего такого, с чем он не мог бы справиться. Теперь же дело обстояло совсем иначе. Пакстон стал для него средоточием всех напастей, точкой, в которой сфокусировалось всё, вызывавшее неприязнь — отвратительный нарост, обезобразивший лик мироздания.

Без хирургического вмешательства тут не обойтись.

Туман стлался перед Гарри. Он наплывал от реки, выползал из-под поваленных деревьев, там, где они касались сырой земли, льнул язычками к ногам Пакстона. Телепат сидел на каком-то пеньке у самой воды, не отводя пристального взгляда от темной махины дома на том берегу, со светящимся окном на втором этаже. Гарри специально не погасил свет.

Некроскоп не видел лица Пакстона; тот озадаченно хмурился, вдруг перестав ощущать ауру своей добычи:

Гарри, по его представлению, должен быть все еще в доме, но контакта почему-то не было, и никакая ментальная концентрация не помогала. Не было даже обычного ощущения присутствия Гарри.

Конечно, это еще ни о чем не говорило. Пакстон прекрасно знал о разнообразных талантах Гарри: некроскоп мог быть сейчас где угодно. С другой стороны, это могло говорить о многом; далеко не всякому глухой полночью понадобилось бы внезапно исчезнуть туда, где его никто не достанет, даже телепат. Киф способен на любую затею.

Пакстон вздрогнул, как будто гусь прошел по его могиле. Это, конечно, всего-навсего поговорка, но разве что-то не коснулось сейчас его сознания? Словно нечто перемахнуло через недвижную гладь воды и притаилось за его спиной, в туманных испарениях, поднимавшихся от сырой земли. Туман? Откуда он взялся, черт побери, этот туман?

Телепат встал с пенька, поглядел по сторонам и начал поворачиваться назад. Гарри, стоявший в пяти шагах от него, неслышно отступил в темноту. Пакстон медленно сделал полный оборот — вот снова перед ним река и дом на дальнем берегу; он опять вздрогнул и нерешительно пожал плечами, сунул руку в карман плаща, достал фляжку, обтянутую кожей, и опрокинул себе в рот.

Гарри смотрел, как телепат пьет, и чувствовал, что в нем поднимается что-то темное. Что-то гораздо большее, чем он сам. Он скользнул вперед и встал прямо за спиной ни о чем не подозревающего телепата. Забавно будет, если он сейчас внезапно уберет щит Уэллесли и обрушит поток своих мыслей на затылок Пакстона! Может, тот с перепугу свалится в реку!

Хотя нет, Пакстон скорее всего опять повернется, медленно-медленно, и увидит Гарри, который стоит и глядит прямо на него, в него, в его трясущуюся от страха душу, И вот тут, если он закричит...

Темная, чужая, раздувшаяся от ненависти тварь завладела руками Гарри, и они протянулись к Пакстону. Не только руки: и сердце, и глаза — все сейчас принадлежало твари. Он чувствовал, как вампир раздвигает его губы в усмешке. Это так легко — втащить Пакстона в пространство Мёбиуса и там с ним разобраться. И никаких следов.

Всего лишь сомкнуть руки, и он свернет телепату шею как цыпленку. А-а-а-х!

Тварь завыла в экстазе, предвкушая то, что должно произойти, что должно быть сделано его руками. Гарри содрогнулся от этой волны, затопившей его, звенящего вопля, сотрясавшего эхом все его существо: Вамфири! Вамфи...

Пакстон задрал рукав и глянул на часы.

Вот и все. Этот жест был таким земным, таким естественным, что чары чуждого сознания разрушились. Такое же чувство должен испытывать подросток, когда он, запершись в ванной, вот-вот готов достигнуть блаженства, и тут в дверь стучит его дядюшка.

Он отступил назад, вызвал дверь Мёбиуса и буквально кувырком влетел в нее. И тут шпион (к счастью, слишком поздно) опять повернулся, что-то ощутив.

Но ничего не увидел, кроме клубящегося тумана.

Мокрый от пота, некроскоп сидел на заднем сиденье машины Пакстона. Гарри бил озноб, волнами накатывала дурнота, пока наконец его не вырвало прямо на пол. Глядя на собственную блевотину, он почувствовал нарастающий гнев. На самого себя.

Гарри собирался только проучить экстрасенса, но едва не убил его. Это говорило о многом. Он думал, что контролирует тварь внутри себя, ведь она пока еще... кто? Младенец? Ребенок? А когда она вырастет, на что он может надеяться?

Пакстон все еще сидит там, на берегу, со своими мыслями, сигаретами и виски. Скорее всего, он будет там и завтра, и послезавтра тоже. Пока Гарри не допустит ошибку. Если уже не допустил.

— Хрен тебе в зад! — в сердцах выругался Гарри.

Он усмехнулся. Да уж, проклятый ублюдок, это бы тебя устроило больше, чем смерть.

Гарри перебрался на переднее сиденье и снял машину с тормозов. Он почувствовал, как медленно повернулись колеса и она тихо заскользила вперед. Потом вывернул руль, направляя машину на дорогу, и позволил ей катиться под уклон, набирая потихоньку скорость. Гарри покачал педаль газа, выдвинул заслонку, снова покачал газ. Через четверть мили он снова врубил газ и разогнался до двадцати пяти — тридцати миль в час. Быстро надвигался поворот с покрытой травой обочиной и защитным ограждением в виде каменной стенки. Гарри повернул руль, вызвал дверь Мёбиуса и скользнул в нее.

Через две секунды машина Пакстона съехала на обочину, врезалась в стенку и взорвалась, словно бомба!

Как раз в этот момент телепат повернул голову и уставился на то место, где должна была стоять его машина — тут раздался взрыв, и он увидел на дороге огненный шар, поднимающийся в ночи.

— Что... — вскрикнул он. — Что это?

Гарри в этот момент был уже дома и набирал по телефону номер 999. Ночной диспетчер в Боннириге соединил его с полицейским участком.

— Полиция. Чем можем помочь? — услышал он ленивый голос с сильным акцентом.

— Тут только что загорелась машина на подъездной дороге к старой усадьбе на окраине Боннирига, — сказал Гарри задыхающимся голосом и начал подробно описывать, где случилась авария. — Да, там еще какой-то человек, он пил из фляжки.

— Назовите себя, пожалуйста. — Голос звучал теперь официально, чувствовалось, что дежурный встревожен сообщением.

— Я тороплюсь, надо посмотреть, нет ли пострадавших. — Он положил трубку.

Из окна спальни наверху некроскоп смотрел, как разгорается пламя. Через десять минут подъехала пожарная машина из Боннирига в сопровождении полиции. Послышался вой сирен, синие и оранжевые мигалки роились вокруг горевшего автомобиля. Но вот огонь угас, сирены умолкли. Немного погодя полицейская машина уехала. Она увезла с собой пассажира. Гарри порадовался бы, видя, как задержанный — это был Пакстон — яростно доказывает свою невиновность, дыша парами чистейшего виски на полицейских офицеров, застывших в напряженном молчании. Но он не мог этому радоваться, он уже спал. Пошел ли ему на пользу этот сон, не имело значения. Совет Тревора Джордана — отправляться спать — был не так уж плох.

Утром солнце, вставшее над рекой, начало поджаривать Гарри, лежавшего в постели. Его лучи перемахнули через реку, ворвались в окно и прожгли дорожку на левой дергающейся руке Гарри: ему снилось, что она сгорает в одной из печей Хэмиша. Проснувшись, он увидел, что комната залита желтым светом солнца, проникшим сквозь щель в плохо задернутых шторах.

На завтрак он выпил только чашку кофе и тут же спустился в прохладу подвала.

Он обещал Тревору Джордану, что это будет сегодня. Урны с прахом Джордана и Пенни уже стояли наготове, тут же были необходимые химикалии из замка Ференци.

— Тревор, — сказал он, отмеривая и смешивая порошки. — Я отправился за Пакстоном прошлой ночью. Не то чтобы всерьез, но почти. Я как следует припугнул его, так что он пока не должен нам докучать. Пока я его не ощущаю, но ведь сейчас утро и солнце, может, поэтому. Не может ли он быть где-нибудь поблизости?

— Газетный киоск в Боннириге только что открылся, и молочник начал развозить молоко, — ответил Джордан. — Большинство нормальных людей занято завтраком. Пакстона нигде не видно. Обычное утро...

— Ну, не такое уж обычное, — возразил Гарри. — Тем более для тебя.

— Я стараюсь особо не надеяться, — проговорил Джордан, голос его слегка дрожал. — Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы молиться, убеждаю себя, что это сон. Мы ведь иногда замыкаем сознание и спим. Ты знал об этом?

Некроскоп кивнул. Он закончил с порошками и взял в руки урну с прахом Джордана.

— Я тоже побывал в бестелесном состоянии. Я помню дьявольскую усталость. Умственное истощение куда тяжелее физического.

Какое-то время, пока он бережно ссыпал пепел Джордана, оба молчали. Потом послышался голос мертвеца:

— Гарри, мне так страшно, что я даже говорить не могу!

— Страшно? — автоматически повторил Гарри. Он разбил молотком урну и разложил осколки внутренней стороной вверх вокруг кучки останков, смешанных с химикалиями, так что налипшие на них остатки праха тоже будут участвовать в реакции, когда он произнесет заклинание.

— Еще как страшно! Если бы у меня были зубы, я стучал бы ими от страха, это точно!

Все было готово.

— Тревор, ты понимаешь, что если у нас не получится... В общем...

— Понимаю, что ты имеешь в виду. Да, я все знаю.

— Ладно. — Гарри кивнул и облизнул пересохшие губы. — Тогда начнем.

Слова заклинания слетели с его уст легко, словно он говорил на родном языке, но с каким-то странным гулким отзвуком, выдававшим их нелюдскую суть. Он гордился тем, что делал. Да, странное искусство, но он и сам был странным созданием.

— Уааах!

Заключительное восклицание заклинания не было в полном смысле магическим; секундой позже в ответ раздался ужасный, агонизирующий вопль!

Некроскоп невольно отпрянул, пурпурный дым заполнил подвал; в глазах защипало. Клубы дыма сталкивались, образуя грибовидную форму, вращались, бурлили, выплескивались из лежавшей на полу массы. Это и впрямь походило на освобождение джина: огромная масса из такого маленького объема. И вот выделилась обнаженная фигура Тревора Джордана, который шатался и кричал от боли нового рождения. Некроскоп был наготове, если в случае неудачи придется это существо уничтожить.

Сперва Гарри не мог ничего толком разглядеть сквозь едкую пелену, потом различил на мгновение дикий взгляд, корчащиеся губы, часть головы в просвете клубящегося дыма. Или только часть головы и возникла?

Руки Джордана тянулись к Гарри, пальцы дрожали. Ноги не держали его, и он упал на одно колено. Гарри охватил невыразимый ужас, пересохшими губами он готов был произнести заклинание разрушения. Но... дым рассеялся. Перед ним стоял на коленях Тревор Джордан, без всяких изъянов!

Гарри рухнул рядом с ним и обнял его. Оба разревелись как дети.

А потом настал черед Пенни. Ей тоже казалось, что все это сон, она не могла поверить в то, что сказал ей некроскоп. И вот этот сон стал явью. Пенни с плачем упала на руки Гарри. Он отнес ее из подвала в свою спальню, укрыл одеялом и сказал, что она должна попытаться заснуть. Но из этого ничего не вышло: по дому носился одержимый Тревор, бегал взад и вперед, смеялся, рыдал, хлопал дверьми, останавливался, ощупывал себя, трогал Пенни, Гарри — хохотал. Хохотал как одержимый, как ненормальный — ведь он был живой.

Пенни не отставала от него — она наконец осознала, что с ней произошло. Час — другой в доме царил полный бедлам. Лечь в постель? Но нет! Она надела пижаму Гарри, его рубашку и... принялась танцевать! Она делала пируэты, вальсировала, скакала; Гарри лишь порадовался, что у него нет соседей.

Наконец они утомились, причем некроскоп устал не меньше их.

Гарри сварил кофе. Большой кофейник. Они умирали от жажды и голода — оккупировали кухню и ели, ели... И снова Джордан вскакивал, стискивал в объятиях Гарри, так что тот боялся за свои ребра, мчался в сад — почувствовать кожей солнечное тепло, — потом обратно. А Пенни вдруг разражалась потоком слез и принималась его целовать. Это было ему приятно, но несколько беспокоило.

Ближе к вечеру Гарри сказал:

— Пенни, я думаю, что ты можешь отправляться домой.

Он научил ее, как отвечать на вопросы, которые ей будут задавать: тело, которое нашла полиция, принадлежало другой девушке, очень похожей на нее; сама же она какое-то время страдала от амнезии или чего-то в этом роде и не помнит, где была до того, как очутилась на родной улице в родном городе в Северном Йоркшире. Вот и все.

Ничего сложного. И никакого намека на существование Гарри Кифа, некроскопа.

Гарри узнал ее размеры, перенесся с помощью двери Мёбиуса в Эдинбург и купил ей одежду. Пенни оделась. Но он забыл купить туфли. Неважно! Она пойдет босиком! Она бы и голая пошла!

Гарри доставил ее почти до самого дома — прервав прыжок для последнего напутствия на торфяниках, покрытых холмами.

Она никак не могла поверить в реальность этого мгновенного переноса из одного места в другое.

— Пенни, все будет хорошо, — успокаивал Гарри. — В конце концов ты сама поверишь в историю, что мы сочинили. Так будет лучше всем, если ты поверишь в нее. А главное, лучше для меня.

— Но... я тебя еще увижу?

Она только теперь осознала, что обрела — и должна потерять. Она впервые задала себе вопрос: стоит ли того сделка?

Гарри покачал головой.

— В твоей жизни будут постоянно появляться и исчезать разные люди. Пенни. Так уж оно повелось.

— И после смерти?

— Ты обещала мне забыть об этом. Мы же договорились, что этого не было!

А затем — последний прыжок, на перекресток улицы, которую она знала всю жизнь.

— Прощай, Пенни.

Она обернулась...

Когда-то, совсем маленькой, она смотрела фильм о приключениях Одинокого Рейнджера. Кто он, этот человек-невидимка, что появился в ее жизни?

А дома, неподалеку от Боннирига, Гарри ждал Джордан. Тревор немного успокоился, но трепет и изумление, написанные у него на лице, делали его похожим на свеженького красавчика, только что вернувшегося с каникул, во время которых он купался исключительно в лучах солнца и в горных ручьях.

— Гарри, я готов сделать все, что пожелаешь. Только скажи.

— Нет, пока ничего не надо. Только не блокируй, пожалуйста, сознание. Я хочу забраться в него и кое-чему поучиться.

— Как Янош?

Гарри покачал головой.

— Что ты, Тревор! Я не для того вернул тебя, чтобы причинять тебе вред, не для того, чтобы использовать в своих целях, а ради тебя самого. Если тебе неприятна идея впустить меня в свой разум, так и скажи. Это должно быть добровольно.

Джордан поглядел на него.

— Ты не просто спас меня, ты вернул мне жизнь. Все, что пожелаешь, Гарри!

Некроскоп направил в сознание Джордана мысли растущего Вамфира, и тот впустил его. Гарри нашел, что искал. Это было так похоже на мертворечь, что он сразу узнал. Принцип был несложен. И хотя в результате образовывалась ментальная энергия, управление ею было чисто физическим. Феномен был заложен в человеческую психику самой природой, просто люди — большая их часть — не научились этим управлять. Однояйцевые близнецы часто могут читать мысли друг друга. Но обнаружить механизм еще не значит овладеть им, заставить работать.

Гарри покинул сознание Джордана и сказал:

— Теперь ты.

Для Джордана это не составляло труда. Он ведь уже был телепатом. Он заглянул в сознание Гарри и увидел там выключатель, нарисованный для него Гарри. Оставалось только повернуть его. Потом Гарри мог по желанию повернуть его обратно.

— Попробуй, — закончив, предложил Джордан.

Гарри нарисовал в своем сознании Зек Фёнер, могущественную телепатку, и потянулся к ее разуму, используя свой новый талант.

Он плыл — нет, это она плыла — по теплым голубым волнам Средиземного моря вблизи Закинтоса, где она и ее муж, Джаз Симмонс жили и занимались ловлей рыбы с подводным ружьем. Она нырнула на глубину двадцать футов и прицелилась в великолепную розовую барбульку, которая глядела на нее, шевеля плавниками у самого дна.

— Проверка... проверка... проверка, — сказал Гарри со свойственным ему чувством юмора.

От неожиданности Зек выронила загубник дыхательной трубки — соленая вода попала в горло; зацепила спусковой крючок — гарпун пролетел мимо; уронила ружье и, отчаянно колотя руками и ногами, поднялась на поверхность. Кашляя и отплевываясь, она дико озиралась вокруг, пока не сообразила, что слова могли звучать только в ее мозгу. И этот голос нельзя было спутать ни с каким другим.

Наконец, она отдышалась и пришла в себя.

— Г-Гарри?

Сидя у себя дома, в Боннириге, за полторы тысячи миль от нее, он ответил:

— Единственный и неповторимый.

— Гарри, ты... ты... телепат? — Она была в полном замешательстве.

— Я не хотел пугать тебя, Зек. Я просто хотел проверить, хорошо ли у меня получается.

— Да уж куда лучше! Я чуть не утонула!

Утонуть? Такая пловчиха, как Зек? Кто угодно, только не она. Но вдруг мысли Зек отдалились от него. Некроскоп понял, что она ощутила то, другое существо в нем. Она попыталась вытолкнуть его из своих мыслей, но Гарри пробился сквозь ее заслон и замешательство:

— Зек, успокойся. Я знаю о твоих подозрениях. Я тут подумал, что тебе следует знать о моем решении. Я не допущу никакого вреда, потому что скоро удалюсь. Мне только нужно кое-что доделать здесь. Это недолго, а потом я отправлюсь в путь.

— Снова туда? — Она прочла это в его мыслях.

— Сначала да. А потом, возможно, в другие места. Ты-то лучше всех понимаешь, что мне здесь невозможно оставаться.

— Гарри, — торопливо сказала она, — ты ведь знаешь, что я против тебя не пойду.

— Конечно, Зек.

Она замолчала, и у Гарри вдруг родилась идея.

— Зек, ты не можешь ненадолго выбраться на берег? Тут кое-кто хочет с тобой перемолвиться словечком, но тебе лучше иметь под ногами твердую почву: ты не поверишь, когда узнаешь, кто это и что он тебе хочет сказать. Боюсь, как бы ты и впрямь не утонула.

Гарри был прав, она не поверила. Понадобилось какое-то время, чтобы принять эту новость.

На следующий день, когда Джордан немного свыкся со своим состоянием, и сияние его глаз поубавилось, он спросил:

— Как быть дальше, Гарри? Может, мне просто отправиться домой?

— Боюсь, что я сделал ошибку, — ответил ему некроскоп. — Дарси Кларк знает, что я взял урну с прахом этой девушки. Он может меня вычислить. И поймет, что я обзавелся парой новых талантов. А если еще и ты объявишься, это будет еще одно подтверждение, и какое! Вообще, у меня такое ощущение, что все вот-вот взорвется. Так что видишь, Тревор, ты можешь уйти когда захочешь, но было бы лучше, если бы ты немного потерпел.

— Сколько?

Гарри пожал плечами.

— Пока я кое-что не закончу. Думаю, не больше четырех-пяти дней.

— Хорошо, Гарри, — кивнул Джордан. — Это недолго. Если нужно, я могу подождать хоть четыре-пять недель!

— И чем ты потом займешься? Вернешься в отдел?

— Там было неплохо. Платили прилично. И мы делали кое-что полезное.

— Лучше подождать с этим, пока я не уйду. Ты ведь понимаешь, что они сразу явятся за мной.

— После всего что ты сделал для нас? И для всех?

Гарри опять пожал плечами.

— Когда старый верный пес бросается на твоего ребенка, его приходится пристрелить. И то, что он долго и верно служил, ничего не меняет. Даже если бы ты точно знал, что он только собирается броситься на ребенка, ты тоже убил бы его, верно? А уж потом пожалел бы старину и погрустил о нем. Черт побери, если бы ты узнал, что у твоего пса бешенство, ты бы прикончил его не задумываясь. И ради него самого, и ради остальных!

Джордан не стал уходить от ответа.

— Тебя это в самом деле беспокоит? Давай честно, Гарри: ты же знаешь, не так просто будет тебя достать. Сколько хлопот доставил Янош Ференци, а ведь ему далеко до тебя, особенно теперешнего!

— Поэтому я и должен уйти. Если я этого не сделаю, мне придется защищаться, а значит, мой вампир будет развиваться быстрее. И тогда я уже не вырвусь. Стоило ли бороться с ними со всеми — Драгошани, Тибором, Яношем, Фаэтором, Юлианом Бодеску, — чтобы в конце концов стать таким же?

— Тогда... может быть, мне попытаться? Я могу хоть сейчас.

— Ты о чем?

— Я могу помогать следить за ними. Они приставили к тебе Пакстона, но о моей слежке и знать не будут. Им ведь неизвестно, что я жив, наоборот, они уверены, что я мертв.

Гарри заинтересовался.

— Продолжай.

— Наблюдать нужно за Дарси, но не на службе, а когда он дома. Я знаю, где он живет, знаю, о чем он думает. Он довольно много будет размышлять о тебе: и потому, что ты — это проблема, и потому, что он неплохой парень и беспокоится о тебе. Так что, как только все начнется, я немедленно предупрежу тебя.

— Ты готов на это?

Гарри был уверен в ответе.

— После того, что ты сделал для меня?

Гарри задумчиво кивнул.

— Неплохая идея, — сказал он наконец. — Ладно, отправляйся после полуночи. Я отвезу тебя в Эдинбург, а дальше действуй в одиночку.

Так они и сделали. И некроскоп тоже остался в одиночестве. Но ненадолго.

На следующее утро Пакстон вернулся. Сначала Гарри обозлился, но потом решил, что пора поменяться ролями: он сам проникнет в разум Пакстона. Эта мысль его порадовала. Но прежде ему надо повидаться с матерью, узнать, нет ли у нее чего-нибудь новенького.

Небо было облачным, Гарри стоял на берегу, подняв воротник плаща, тщетно пытаясь защититься от мелкой всепроникающей мороси.

— Мама? Ну, как твои успехи?

— Гарри? Это ты, сынок? — Ее голос был так слаб и далек, что сначала некроскоп решил, что это просто гул, шепот мертвецов, переговаривающихся в своих могилах.

— Да, это я, мама. Тебя почти не слышно.

— Знаю, сынок, — донесся тихий голос издалека. — Мне тоже осталось недолго. Все увядает, все... Ты что-то хотел, Гарри?

Ее силы были явно на исходе.

— Мама! — Он всегда был терпелив с ней. — Ты ведь помнишь, мне сейчас сложно общаться с мертвыми, ты хотела помочь мне — узнать насчет этих несчастных девушек, которых убили. Ты говорила, что тебе нужно несколько дней. Вот я и пришел. Мне по-прежнему нужно это знать, мама.

— Убитых девушек? — пяло повторила она. Но потом как бы сосредоточилась, мертворечь зазвучала четче. — Да, конечно, убитые бедняжки. Эти невинные. Но знаешь... не все они были невинными, Гарри.

— Я считал иначе. Что ты имеешь в виду, мама?

— Большинство из них не хочет разговаривать со мной. Похоже, их предупредили о тебе. Когда дело доходит до вампиров, мертвые теряют терпимость. Та, которая не отказывается говорить со мной, — похоже, первая из жертв этого убийцы. Но она уж никак не невинна. Она была проституткой, Гарри, у нее грязный рот и грязный ум. Но она разговаривала со мной и сказала, что готова поговорить с тобой. Даже более того.

— То есть?

— Представь, она сказала, что это будет для нее приятным разнообразием — просто поговорить с мужчиной! — Мама поцокала языком. — И такая молоденькая, такая молоденькая.

— Мама, — сказал Гарри, — я поговорю с ней, скоро. Но ты удаляешься, мама, тебя почти не слышно. Я боюсь, что так и не успею тебе сказать, что ты самая лучшая изо всех мам, какие только бывают, и...

— А ты был самым лучшим сыном, — оборвала она. — Но послушай, сынок, не плачь обо мне, я обещаю, что не буду плакать о тебе. Я прожила долгую жизнь, сынок, и, несмотря на жестокую смерть, я не была несчастна в могиле. Это ты подарил мне счастье здесь, Гарри. И многим другим мертвецам. Так что если они теперь не доверяют тебе... что ж, теряют от этого они.

Он послал матери поцелуй.

— Я очень скучал, когда тебя отняли у меня, но ты, конечно, скучала еще больше. Я надеюсь, мама, что и после смерти что-то есть и ты будешь там.

— Гарри, мне надо сказать тебе еще кое-что. — Она говорила все тише, так что он напрягал все силы, чтобы контакт не прервался. — Насчет Августа Фердинанда.

— Августа Фер... насчет Мёбиуса? — Гарри вспомнил свою последнюю беседу с великим математиком. — Ох! — Он прикусил губу. — Я, наверное, обидел его, мама, по неосторожности. Я тогда был не совсем в себе.

— Он так и сказал, сынок. И он не хочет больше с тобой разговаривать.

— Да... — кивнул Гарри, чувствуя себя идиотом. Мёбиус был одним из его ближайших друзей. — Понимаю.

— Нет, Гарри, ты не понимаешь, — возразила мать. — Он не будет с тобой разговаривать, потому что его там не будет. То есть здесь. Ему тоже надо отправиться куда-то дальше, так он думает. Знаешь, он наговорил уйму непонятных вещей... Погоди, сейчас вспомню: пространство и время, пространственно-временной континуум, конические световые вселенные. Да, все эти штуки. И еще он сказал, что твои доказательства оставили без ответа один большой вопрос.

— В самом деле?

— Да. Вопрос о самом простран... биуса. Он сказал, что... хоже, нашел ...вет. Он говорил... был... разум...

Ее речь пропадала... пропадала... Гарри знал, что она уходит навсегда.

— Мама? — Он разволновался. — Разум? Мама, ты говоришь, разум?

Она хотела ответить, но не могла. То, что донеслось в ответ, было слабее самого слабого, угасающего шепота.

— Г-а-а-а-р-ри... Г-а-а-а-р-р-и...

И наступила тишина.

Пакстон прочел все папки с документами о нскроскопе и знал о нем очень много. Большая часть этих сведений показалась бы невероятной неискушенным людям, но Пакстон, естественно, к их числу не относился. Он размышлял, наблюдая с дальнего берега реки за некроскопом при помощи бинокля: “Этот чокнутый разговаривает со своей матерью, которую похоронили четверть века назад и которую давно съели черви! Боже! А еще телепатов считают чудными!”

Гарри “слышал” его и знал, что Пакстон подслушивает его разговор с матерью — по крайней мере, то, что говорил некроскоп. Его вдруг охватила ярость, холодная ярость. И вновь слова Фаэтора всплыли у него в памяти: “Он хочет войти в твой мозг. Сделай то же самое ты!”

Пакстон увидел, как некроскоп скрылся за кустом, и ждал, когда он появится с другой стороны. Но не дождался. “Решил отлить?” — удивился телепат.

— Вообще-то нет, — промолвил Гарри, возникнув у него за спиной. — Но когда я этим занимаюсь, то не рассчитываю, что за мной подглядывают.

“К-как это?” Мыслешпион повернулся, споткнувшись, и пошатнулся, чуть не свалившись с обрыва. Гарри метнулся вперед и удержал его за отвороты пиджака. Потом поставил на ноги и невесело усмехнулся. Он осмотрел Пакстона сверху донизу: маленький, тощий, какой-то усохший человечек лет под тридцать, с лицом и глазами, как у хорька. Должно быть, матушка-природа пожалела его и в качестве компенсации наградила даром телепатии.

— Пакстон, — вкрадчиво сказал Гарри, обдавая его горячим дыханием, как из кузнечных мехов, — ты мерзкая блоха, что кусает чужие мозги. Уверен, что когда твой отец тебя делал, лучшая часть стекла по ноге твоей маменьки на пол борделя. Ты, мерзкий ублюдок, залез в мои владения, ты путаешься под ногами, мне хочется чесаться. Я имею полное право сделать сейчас с тобой, что захочу. Есть возражения?

Пакстон разевал рот, как рыба, которую вынули из воды, потом, отдышавшись, забормотал:

— Я... я делаю, что мне поручено, вот и все.

Он старался освободиться от хватки Гарри, но тот удерживал его на расстоянии вытянутой руки без особых усилий.

— Делаешь, что поручено... — повторил он. — Кем поручено, подонок?

— Это тебя не каса... — попытался ответить Пакстон.

Гарри встряхнул телепата и уставился на него, и тот вдруг увидел красные отсветы на исхудалых щеках из-под темных линз, закрывавших глаза некроскопа. Жуткий красный свет из его глаз!

— Отдел? — Гарри почти рычал.

— Да... нет! — выпалил Пакстон. Он трясся, как студень, и мечтал убраться подальше. Он готов был сказать что угодно, первое, что придет в голову. Гарри понимал это, видел по бледному лицу и трясущимся губам. Но если губы могут солгать, разум говорит правду. Гарри проник в его сознание, пролистал все и убрался с отвращением, как из выгребной ямы. От Пакстона пахло страхом, но еще сильнее несло дерьмом.

Он подумал, что, к счастью, таких, как Пакстон, немного. Иначе некроскоп объявил бы войну всей человеческой расе, и немедленно!

Пакстон понял, что некроскоп проник в его разум, он ощущал это, как будто кусочки льда застряли в его мозгу. Он снова стал похож на задыхающуюся рыбу.

— Ну что, теперь ты знаешь точно, — сказал Гарри. — Иди и расскажи все министру; скажи, что сбылись его худшие ночные кошмары, Пакстон. Доложи ему и убирайся. Исчезни и не появляйся. Я знаю, до тебя не доходят советы, но лучше послушайся и уноси ноги. Больше я не стану тебя предупреждать.

И пока телепат размышлял над этим, Гарри оттолкнул его так, что он полетел в воду. Только тогда некроскоп заметил на пеньке раскрытый чемоданчик. Несколько помятых почтовых конвертов и один большой, из плотной манильской бумаги, притягивали взгляд Гарри, подобно магниту. На них значилось: “Гарри Кифу, Ривер-сайд-драйв, 3” и т.д., и т.д.

Он еще раз глянул на барахтающегося в реке телепата — тот булькал в холодной воде на безопасном расстоянии от Гарри.

К счастью для Пакстона, он умел плавать, потому что некроскопу было наплевать, утонет шпион или нет.